CC BY
29ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ПРАВА
И ГОСУДАРСТВА
УДК 34 О. В. Заслонкина,
Д. Л. Цыбаков
Орловский юридический институт МВД России им. В. В. Лукьянова
Исторический опыт развития российского федерализма: политико-правовой анализ
АННОТАЦИЯ. Одним из ключевых направлений развития государственно-правовой науки в современной России остаются научные дискуссии о формировании оптимальной системы национально-федеративных отношений. Обращаясь к отечественному опыту построения федеративного государства, отметим, что российская модель федерализации на протяжении ХХ-ХХ1 столетий отличается весьма противоречивым и конфликтогенным состоянием. Вполне обоснованным представляется распространение среди исследовательского сообщества мнения о том, что системной проблемой ее становления и развития выступает ограничение федеративных отношений рамками нормативных правовых актов.
Целью исследования является политико-правовой анализ исторических аспектов формирования отечественного федерализма как государственно-правовой доктрины и как стратегии политического развития России в ХХ-ХХ1 столетиях.
Актуальность темы обусловлена сохранением противоречий между реальным состоянием национально-федеративных отношений в Российской Федерации и теоретико-правовым осмыслением генезиса федерализма в исторической ретроспекции и во взаимосвязи с общим контекстом политического развития российской государственности.
Постановка цели статьи подразумевает использование следующих методов: сравнительно-исторического, на основе которого сопоставляются различные доктрины федерализации; диалектического, позволяющего определить предпосылки и причины утверждения конкретного типа федерализма в постсоветской России.
При помощи аналитической обработки привлекаемых источников и научной литературы авторы приходят к выводам о наличии специфических особенностей российской вариации федерализма, которые являются следствием объективных исторических условий развития российского общества и результатом влияния идеологического и политического факторов на юридическую теорию.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: автономия, ассиметричность, бикамериализм, федерализм, федеративные отношения, федерализация.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Заслонкина О. В., Цыбаков Д. Л. Исторический опыт развития российского федерализма: политико-правовой анализ // Научный портал МВД России. 2021. № 4 (56). С. 7-14.
O. V. Zaslonkina, D. L. Tsybakov
Orel Law Institute of the Ministry of the Interior of the Russian Federation
named after V. V. Lukyanov
Historical experience of the development of Russian Federalism:
political and legal analysis
ABSTRACT. Scientific discussions on the formation of an optimal system of national-federal relations remain one of the key directions of the development of state-legal science in modern Russia. Turning to the domestic experience of building a federal state, we note that the Russian model of federalization during the XX-XXI centuries is distinguished by a very contradictory and conflictogenic state. It seems quite reasonable to spread the opinion among the research community that the systemic problem of its formation and development is the restriction of federal relations within the framework of regulatory legal acts.
The purpose of the study is a political and legal analysis of the historical aspects of the formation of domestic federalism as a state-legal doctrine and as a strategy for the political development of Russia in the XX-XXI centuries.
The relevance of the topic is due to the persistence of contradictions between the real state of national-federal relations in the Russian Federation and the theoretical and legal understanding of the genesis of federalism in historical retrospect and in connection with the general context of the political development of Russian statehood.
The purpose of the article implies the use of the following methods: comparative-historical, on the basis of which various doctrines of federalization are compared; dialectical, which allows determining the prerequisites and reasons for the approval of a specific model of federal relations.
Based on the analytical processing of the sources involved and scientific literature, the authors come to conclusions about the presence of specific features of the Russian variation of federalism, which are a consequence of objective historical conditions of the development of Russian society and the result of the influence of ideological and political factors on legal theory.
KEYWORDS: autonomy, asymmetry, bicamerialism, federalism, federal relations, federalization.
FOR CITATION: Zaslonkina O. V., Tsybakov D. L. Historical experience of the development of Russian Federalism: political and legal analysis // Scientific portal of the Russian Ministry of internal Affairs. 2021. № 4 (56). P. 7-14 (in Russ.).
В настоящей статье федерализм рассматривается не только в качестве универсальной политико-правовой конструкции, пребывающей в основе стратегии развития национально-федеративных отношений в демократическом государстве. Авторы полагают: для того чтобы правовые нормы и институты такого государства обрели дееспособность и эффективность, федерализм должен не просто быть институ-ализирован в юридической теории и практике правоприменения, но и проявить себя в качестве общественно-политического явления. Таким образом федерализм как комплексный феномен включает в себя нормативную базу, теоретические разработки, государственное планирование и стратегирование, а также идеологический компонент, мировоззрение, идейно-политическое течение, массовое общественное движение.
Состояние федеративных отношений во многом определяется тем или иным теоретико-правовым подходом к смысловому содержанию федерализма, трактуемого в нескольких значениях: как форма государственного устройства, как принцип и стратегия построения и функционирования федерации, как комплекс политико-правовых норм, регулирующих федеративные отношения в государстве1.
В итоге многообразие научных представлений о сущности федерализма сводится к трем основным проекциям. Во-первых, его объясняют как дифференцированную систему территориальной организации политической власти; во-вторых, федерализм проявляет себя в качестве фундаментального принципа организации политической системы в целом; в-третьих, сущностью федерализма признают способность регулирования взаимоотношений между социальными сообществами, группами и субъектами общественно-политических отношений. Наиболее широкую трактовку рассматриваемого явления предлагает Л. Ф. Болтенкова, которая объясняет его как стратегический механизм эволюционного пути
развития цивилизации, одновременно признавая за этим феноменом значение инструмента разрешения внутриполитических и этноконфессио-нальных противоречий [2, с. 90-104].
Необходимо обратить внимание и на позицию отечественных и зарубежных правоведов, отрицающих наличие унифицированных критериев государственно-территориального устройства современных государств, включая и скептическую оценку по поводу устоявшихся признаков и параметров для современных федералистских моделей распределения политической власти.
В научной теории предпринимаются попытки осмысления так называемого фиктивного, или квазифедерализма, когда федеративное государственное устройство не подкрепляется рациональным распределением полномочий между национальными и субнациональными властными институтами и не обеспечивает реальной автономии регионов и представительства их интересов на федеральном уровне [3, с. 194]. Кроме того, современной российской вариации федерализма присущи специфические признаки, принципиальным образом деформирующие его политическую природу и правовые характеристики.
В контексте решения задач настоящего исследования весьма важным представляется наличие действенных механизмов государственного управления и правового регулирования, которые в определенной мере уравновешивают и ограничивают федерализм, имея целью сохранение единого политико-экономического пространства страны и системы публичного и частного права в суверенном государстве [5].
Среди таких механизмов в разных странах обычно называют единые фискальные и бюджетные системы, примат национального права над региональным законотворчеством, институт федерального вмешательства в дела субъектов Федерации, институт полномочных представителей верховной исполнительной власти в регионах2.
По мнению авторов, не следует трактовать
1 См.: Федерализм. Энциклопедия / отв. ред. К. С. Гаджиев. М. : Московский университет, 2000. С. 308.
2 См.: Конституции зарубежных государств / сост. проф. В. В. Маклаков. М. : БЕК, 1999. 2-е изд., испр. и доп. С. 317.
рассматриваемый в статье феномен как статичное и неизменное образование. Для теории и практики федерализма характерны такие тенденции, как многовариантность, лабильность, эклектизм, наличие различных переходных и комбинированных вариаций. Особое значение должно придаваться тесной взаимосвязи между правом, идеологией и политикой, возникающей при реальном совмещении законотворчества и практики правоприменения в области федеративных отношений, ввиду чего постоянную актуальность имеет задача формирования современной модели федерализма, адекватной общественно-политическим изменениям и конституционным реформам в современных государствах.
Объяснением тому выступает общий контекст генезиса общественно-политической мысли и теории государства и права в Российской империи и Советском государстве [7, с. 5]. Оценивая развитие федералистских воззрений в дореволюционный период российской государственности, отметим, что основной интерес к федеративным отношениям прослеживается прежде всего в среде оппозиционной интеллигенции. К идеям федерализма порой весьма поверхностно обращались представители радикальных или либеральных течений общественной мысли. Причем в этих кругах далеко не все разделяли мысль о необходимости учреждения федеративной формы государственного устройства в обновленной России. Имперская государственность в ее территориально-политическом выражении так или иначе отрицалась и оппозиционными мыслителями всех идейно-политических течений - от декабристов и либералов-западников до сторонников марксизма.
Наряду с этим, среди оппозиционеров всех направлений весьма устойчивыми и популярными были представления о необходимости утверждения централизованного унитаризма как наиболее адекватной для российской государственности стратегии и практики административно-территориального управления. Имперская государственность, как известно, подразумевала нахождение в составе единой державы территориально-политических субъектов с особым статусом, фактических «квазигосударств» вроде Царства Польского или Княжества Финляндского, в первой половине XIX столетия связанных с Россией главным образом через унию с династией Романовых. Тогда как переход к унитарному устройству предполагал полную унификацию всех административно-территориальных единиц в их отношениях со столичной властью, которая
обладала бы верховной юрисдикцией в общенациональном масштабе.
Например, идейный вдохновитель и организатор декабристского движения П. Пестель в своей «Русской правде», полемизируя с упоминаниями о федералистских началах в «Конституции» Н. Муравьева, провозглашал необходимость полной централизации государственной власти, аргументируя свою позицию обширностью российских географических пространств и многообразием народов и вероисповеданий своего отечества [6, с. 136].
Отметим, что серьезной трудностью для дальнейшей разработки федералистской научной методологии явилось популистское отношение сторонников данной концепции к ее распространению в общественном мнении. Как справедливо отмечается А. О. Лебедевым, труды мыслителей XIX столетия, в которых затрагивалась проблема федеративных отношений, по большей части профанировали идею федерализации России [5, с. 137]. Весьма обоснована позиция указанного автора относительно абстрактного характера воззрений таких мыслителей, как анархист М. А. Бакунин, православный клерикал К. Н. Леонтьев, панславист Н. Я. Данилевский, малороссийский автономист Н. И. Костомаров, о перспективах утверждения федерализма в российском обществе. Никто из перечисленных сочинителей прочно не владел юридической терминологией и не использовал научную аргументацию для рассмотрения правовой природы и характера федерализма.
Отметим, что впервые высказанная декабристом Н. Муравьевым идея о необходимости выделения будущих субъектов Федерации по социально-экономическому критерию не получила в отечественной политико-правовой мысли дальнейшего логического развития. Большая часть философов и правоведов усматривали в федералистских концепциях в первую очередь инструмент решения национального вопроса, предопределяя тем самым заметный методологический крен в сторону обоснования закономерности этнотерриториального деления будущей федерации.
Заметим, что в современной Российской Федерации, как и столетие назад, не прослеживается тесной или хотя бы периодической связи между научными кругами, российскими правоведами, с одной стороны, и конкретными социальными группами в российском обществе - с другой, которые были бы твердо заинтересованы в упрочении и развитии федералистских прин-
ципов, притом полагая их практически полезными для своей повседневной жизнедеятельности. В этом и заключается отличие восприятия идей федерализма социально активными общественными кругами в России и в зарубежных странах «классического федерализма»: в Германии, Соединенных Штатах Америки, Канаде изначально в рамках единой политической нации были структурированы социально-территориальные общности, усматривающие в федералистской правовой доктрине инструмент реализации своих политических, экономических и культурных интересов.
То же самое касается и поддержки идеологии федерализма общественным мнением и массовыми народными движениями. В российской практике в переломные периоды истории государства и права неизвестны факты появления политических партий и объединений, вытупав-ших под лозунгами федерализации как главного принципа деятельности таких субъектов общественно-политических отношений. В свою очередь в Соединенных Штатах первыми возникшими политическими организациями в 1790-1820-х годах стали Федералистская и Демократическо-республиканская партии, рубеж размежевания между ними проходил именно по вопросу об образовании централизованного или децентрализованного государственного устройства.
Восприятие ценности идеологии федерализма российским обществом было и остается достаточно противоречивым. В период «первой федерализации» 1917-1930-х годов его социальная база была весьма специфична и узка по сравнению с аналогичными явлениями за рубежом. Среди активной и просвещенной части населения великорусских губерний идеи федерализма не имели какого-либо заметного признания, а широкие народные массы с такими идеями были попросту не знакомы. Свои особенности имелись в общественном мнении населения сибирских регионов и областей расселения казачества, но и здесь не просматривалось устойчивых федералистских предпочтений. Публичная активность местных лидеров либо сводилась к политико-правовому автономизму, либо трансформировалась в открытый антироссийский сепаратизм. Для чего и использовались в произвольных трактовках проекты федеративного устройства страны, разрабатываемые юристами, близкими к Временному правительству России в 1917 г.
Аналогичным образом в рассматриваемое время складывалась ситуация на национальных окраинах бывшей Российской империи. Притязания этнических элит регионов Кавказа, Укра-
ины, Поволжья, Средней Азии на политическую самобытность в период 1917-1922 гг. не имели под собой реальной социальной, экономической и военно-политической опоры. Недостаточный уровень общего образования, патриархальные нравы и идеологическая несостоятельность не позволяли многочисленным национал-сепаратистам разработать и распространить действенную правовую теорию, которая бы оправдывала лозунги суверенизации в глазах своих соотечественников. Поэтому единственным способом сформировать легитимность сепаратистских национальных правительств было избрано провозглашение выхода из состава Советской России и перехода под протекторат ее традиционных геополитических противников.
В сложившихся условиях основоположникам советского публичного права пришлось действовать на опережение, буквально в авральном порядке разрабатывая теоретико-правовое обоснование для реконструкции государственно-территориального устройства страны в условиях гражданской войны. Идеи федерализма в Советской России и в раннем СССР, таким образом, имели очевидную идеологическую ангажированность. Советские правоведы исполняли социальный заказ правящей партии, где идеи федерализма служили для большевистского руководства самым серьезным противовесом ими же провозглашенному и закрепленному юридически праву наций на самоопределение. Создав прецедент признания независимости Финляндии осенью 1917 г., советское правительство отнюдь не собиралось отказываться от идеи мировой пролетарской революции. Синхронно с появлением антибольшевистских институтов исполнительной власти во главе провозгласивших суверенитет бывших имперских провинций на этих же территориях устанавливались рабоче-крестьянские правительства, декларировавшие идеи союзных отношений с РСФСР. Чтобы вновь включить в орбиту своего влияния отпавшие после Февральской революции национальные окраины, новому центральному правительству требовалось предоставить этническим меньшинствам твердые правовые гарантии, закрепляющие широкую автономию в составе нового социалистического государства.
Доказательством прагматического отношения большевистского руководства к федералистской доктрине может служить реактивный характер учреждения национальных и территориальных автономий в период событий 1918-1920 гг. Практически во всех случаях различные совет-
ские республики или территориальные «коммуны» провозглашались только тогда, когда в той или иной провинции уже заявляли о себе сепаратистские или националистические буржуазные правительства.
Отмеченный алгоритм конституционно-правового строительства отличают как территории национальных окраин, позднее ставшие союзными республиками СССР или ввиду поражения левых сил получившие государственный суверенитет при поддержке внешних интервентов (Финляндия, Латвия, Литва, Эстония), так и советские автономии, нередко именуемые «губернскими республиками», непродолжительное время существовавшие на территории собственно РСФСР и будущей советской Украины в период гражданской войны [1, с. 27]. К последним можно отнести Донскую, Кубано-Черноморскую, Горскую, Терскую, Донецко-Криворожскую, Одесскую и другие советские республики, а также просуществовавшую до 1922 г. Дальневосточную республику. Юридической основой их конститу-ирования выступало законодательство органов представительства местных Советов рабочих, крестьянских, солдатских, бедняцких депутатов (позднее - Советы трудящихся) разных уровней, возникших в период с февраля по октябрь 1917 г.
По окончании гражданской войны все перечисленные советские автономии, образованные по территориальному критерию, были в директивном порядке упразднены центральным партийно-советским руководством. Несмотря на попытки лидеров ряда региональных организаций ВКП(б) отстоять право возглавляемых ими «губернских» советских республик на существование, они перестали быть субъектами права и политики, а их территории были разделены между административно-территориальными образованиями РСФСР и УССР. Края и области, в которые оказались преобразованы региональные республики образца 1918-1922 гг., уже не обладали правовым статусом субъектов советского федерализма, уступив его союзным и автономным социалистическим республикам.
Обобщим, что отражение принципов федерализма в советском публичном праве было в основном детерминировано не потребностями большей части общества, в том числе теми, кто так или иначе поддерживали идейную программу большевиков. Представители руководства коммунистической партии, в то время одновременно выступавшие и в качестве теоретиков марксистского учения, в предреволюционный период в своем большинстве не разделяли положений фе-
дерализма. Однако, столкнувшись с конкуренцией националистических доктрин после свержения российской монархии, они были вынуждены существенно скорректировать свои представления о юридической природе взаимоотношений «центр-регионы» во вновь формирующемся государстве.
В основе марксистко-ленинского дискурса федерализации пребывала задача решения в первую очередь межэтнических противоречий, доставшихся от имперского периода. Однако стратегической целью большевистского правительства вплоть до конца 1920-х годов выступала реализация «идеи мировой пролетарской революции». Для чего требовалось продемонстрировать угнетаемым европейскими колонизаторами этносам и нациям в зарубежных странах образец справедливого решения «национального вопроса» на примере федеративного устройства Советской России и СССР. В результате в социалистическом варианте федерализации была оформлена национально-территориальная модель, что принципиальным образом отличало советскую вариацию от сложившихся к XX столетию федералистских практик США и Германии, где возобладал сугубо территориальный формат формирования субъектов федерации.
Отмеченным обстоятельством и следует объяснять чрезмерное многообразие структурного состава территориально-политических автономий современной России в XXI столетии. Естественным образом оно дополняется спонтанным и конъюнктурным распределением полномочий между уровнями публичной власти - федеральным, региональным и муниципальным. Отмеченная характеристика признается следствием такого признака, как асимметричность.
Национальные республики в нашей стране существуют в количестве, примерно равном количеству всех субъектов федерации в некоторых зарубежных государствах - ФРГ (16 субъектов), Аргентине (23 субъекта), Швейцарии (26 субъектов), обладают более обширным набором полномочий и компетенций, нежели российские края, области и автономные округа. Только республики в Российской Федерации сохраняют собственные конституции, а в период 1990-2000 гг., до реформы Основного закона страны 2020 г., 13 республик, наряду с некоторыми краями и областями, сохраняли возможность собственного конституционного судопроизводства.
Кроме того, на протяжении всего периода суверенизации постсоветской России именно национальные республики обладали возможностью
учреждения института президентской власти. Отметим, что, несмотря на достаточно высокий конституционно-правовой статус, республиканским властям, равно как и политическим элитам большинства других регионов, самостоятельно не удалось решить задачу создания эффективных моделей государственного и муниципального управления. Оставляя за собой функции контроля и изъятия неэффективно исполняемых регионами полномочий, федеральная исполнительная власть до настоящего времени не сформировала действенных механизмов передачи и перераспределения компетенции и сфер ответственности в самих субъектах Федерации.
Другим специфическим признаком современного отечественного федерализма назовем нарастание диспропорции социально-экономического положения российских регионов. По состоянию на 2021 г. имеет место обвальное сокращение количества регионов-доноров, а шансы сохранить этот статус, по экспертным оценкам, имеют Москва, Санкт-Петербург и нефтеносный Ханты-Мансийский автономный округ.
Своеобразное и порой весьма расходящееся с фундаментальными принципами федерализации выражение в постсоветской России обрел такой параметр союзного государства, как бикаме-рализм - т. е. двухпалатный состав российского парламента. Общая практика всех федеративных государств позволяет регионам страны влиять на общенациональные политику и законотворчество через делегирование депутатов в верхнюю палату высшего представительного органа или в особый парламентский институт (бундесрат в ФРГ). Имеется в виду, что благодаря возможности направления своих представителей в высший представительный орган союзного государства его субъекты способны обеспечивать свою социальную, политическую и правовую автономию [4, с. 19]. Помимо этого, в условиях демократической государственности наличие бикамерализ-ма позволяет депутатам от регионов выступать и в качестве федерального законодателя. Тем самым бикамерализм приобретает значение гарантии обеспечения разделения властей на уровни «по вертикали», препятствуя концентрации властных полномочий исключительно на федеральном уровне.
Однако в условиях масштабного кризиса российской государственности 1990 - начала 2000 годов форма бикамериализма оказалась подвержена искажениям и дефектам системного характера. Выборный порядок наделения полномочиями российских сенаторов продержался
всего два года, до своей отмены в 1995 г. С января 1996 г. по январь 2001 г. верхняя палата российского парламента комплектовалась главами субъектов Федерации и председателями региональных законодательных собраний.
Тем самым губернаторы областей и краев и президенты национальных автономий, принадлежа к исполнительной власти, обретали возможность прямо влиять на правотворчество высшего представительного органа. Вместе с тем появление губернаторской и президентской «фронды» в Совете Федерации определенным образом способствовало формированию политической модели «сдержек и противовесов». Региональные руководители далеко не всегда соглашались вотировать законопроекты, исходящие из Государственной Думы или же внесенные в парламент непосредственно по инициативе главы государства или по инициативе российского Правительства.
Типичным примером несовпадения позиций сенаторов и президентской власти может быть названо принятие депутатами обеих палат Федерального Собрания в апреле 1998 г. Федерального закона № 64 вопреки позиции действующего на то время президента страны. Этот нормативный акт разрешал проблему так называемых перемещенных культурных ценностей, которые оказались в СССР по праву победителя во Второй мировой войне. Согласно данному Закону все военные трофеи Красной Армии были признаны национальным достоянием и не подлежали передаче зарубежным субъектам. Несмотря на отказ главы государства подписать утвержденный депутатами нормативный акт, решение Конституционного Суда страны оказалось не в пользу исполнительной власти, благодаря чему он и обрел законную силу.
Однако со временем деятельность отдельных представителей верхней палаты Федерального Собрания оказалась излишне политизирована и подчинена в большей степени не общенациональным, а корпоративным и групповым интересам, ввиду чего последовала реформа порядка его формирования. Удаление из Совета Федерации глав российских регионов и председателей региональных парламентов, последовавшее после изменения законодательства в 2001 г., решило проблему политической ангажированности высшего законодательного органа, однако не способствовало эффективной артикуляции и агрегации интересов региональных и местных сообществ на федеральном уровне. Новый порядок формирования Совета Федерации оказался непрозрачным для жителей республик, краев,
областей, автономных округов и способствовал появлению в числе сенаторов деятелей, весьма опосредованно связанных с теми регионами, потребности которых они должны были выражать и отстаивать. Определенные позитивные изменения были отмечены после принятия федеральных законов в 2012 г. и в 2020 г. - выдвижение в качестве сенаторов депутатов представительных органов различных уровней, их утверждение 10 % муниципальных советов.
По мнению авторов, это не решает проблемы повышения эффективности Совета Федерации Федерального Собрания ввиду незавершенности инициатив по установлению прочной обратной связи между гражданами, социальными группами и их представителями в институтах федеральной законодательной власти.
Развивая приведенный тезис, укажем, что в реалиях постсоветской России идеология федерализма фактически не оформлена в качестве оригинального направления общественно-политической мысли. Она не наделена идейно-политической субъектностью и не способна проявлять себя в формате сложного общественного феномена, не превратившись в аналог таких неотъемлемых компонентов демократии, как конституционализм или парламентаризм.
В качестве заключения отметим, что проблемы территориально-политического устройства
российского государства длительное время пребывали на периферии общественного мнения и юридической мысли. Разумеется, к теме федерализации обращались и видные мыслители, и известные юристы, однако на первый план научных дискуссий и публичной полемики выходили все же вопросы реорганизации формы государственного правления, политического режима и изменения системы социально-экономических отношений. Обращение к концепту федерализма, на наш взгляд, носило вторичный и одновременно отвлеченный и конъюнктурный характер.
В первом случае проблемами федеративных отношений занимались преимущественно мыслители, правоведы, которые не имели существенного влияния на собственно правотворческий процесс, и тем более на вопросы принятия стратегических политических решений. Во втором варианте к тематике федерализма были вынуждены обращаться государственные администраторы и политические лидеры, решавшие в первую очередь задачи утилитарного и прагматического порядка. Изменение ситуации в сторону превращения федерализма в реальный императив публично-правовых отношений будет связано с укреплением основ гражданского общества, его институтов и объединений, а также с развитием государственно-гражданского диалога в современной России.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОМ ЛИТЕРАТУРЫ
REFERENCES
1. Бабичева Н. А. Государственно-правовые аспекты возникновения губернских республик на Юге России в 1918 г. // Вестник Луганской академии внутренних дел имени Э. А. Дидоренко. 2017. № 1 (2). С. 27-38.
2. Болтенкова Л. Ф., Рябова Е. И. Федерализм как гарантия устойчивости российской государственности // Этносоциум и межнациональная культура. 2016. № 5. С. 90-104.
3. Ерохина Е. А. Постсоветская Россия между федерализмом и унитаризмом: нормативные модели и реалии трансформирующегося общества // Идеи и идеалы. 2019. Т. 11. № 3. Ч. 1. С. 194-210.
4. Кошель А. С. Бикамерализм и его влияние на парламентские процедуры // Государственная власть и местное самоуправление. 2020. № 8. С. 14-19.
5. Лебедев А. О. Образы федеративной России в отечественной науке конституционного права досоветского периода // Сравнительное конституционное обозрение. 2011. № 6 (85). С. 125-141.
6. Мощелков Е. Н. Конституционные идеи и проекты декабристов: современное прочтение // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2018. № 2 (55). С. 136-144.
7. Ященко А. В. Теория федерализма. Опыт синтетической теории права и государства. - Юрьев : Типография К. Маттисена, 1912. - 852 с.
1. Babicheva N. А. Vestnik Luganskoj akademii vnutren-nikh del imeni Eh. А. Didorenko (Bulletin of the Lugansk Academy of Internal Affairs named after E. A. Didorenko), 2017, No. 1 (2), pp. 27-38.
2. Boltenkova L. F., Ryabova E. I. Ehtnosotsium i mezhnatsional'naya kul'tura (Ethnic society and interethnic culture), 2016, No. 5, pp. 90-104.
3. Erokhina E. А. Idei i idealy (Ideas and ideals), 2019, Vol. 11, No. 3, Part 1, pp. 194-210.
4. Koshel' А. S. Gosudarstvennaya vlast' i mestnoe samoupravlenie (State power and local government), 2020, No. 8, pp. 14-19.
5. Lebedev А. O. Sravnitel'noe konstitutsionnoe oboz-renie (Comparative Constitutional Review), 2011, No. 6 (85), pp. 125-141.
6. Moshhelkov E. N. Kaspijskij region: politika, ehkono-mika, kul'tura (Caspian region: politics, economics, culture), 2018, No. 2 (55), pp. 136-144.
7. Yashhenko А. V. Teoriya federalizma. Opyt sintetich-eskoj teorii prava i gosudarstva (The theory of federalism. Experience of the synthetic theory of law and state), Yuriev: K. Matthissen's printing house, 1912, 852 p.
Рукопись поступила в редакцию 03.11.2021, принята к публикации 13.12.2021.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ
Ольга Васильевна Заслонкина, кандидат социологических наук, доцент, доцент кафедры иностранных и русского языков федерального государственного казенного образовательного учреждения высшего образования «Орловский юридический институт МВД России имени В. В. Лукьянова» (Российская Федерация, 302027, г. Орел, ул. Игнатова, д. 2)
E-mail: zaslonkina11@mail.ru Тел.: 8 (4862) 41-06-11
Дмитрий Леонидович Цыбаков, доктор политических наук, доцент, профессор кафедры государственно-правовых дисциплин федерального государственного казенного образовательного учреждения высшего образования «Орловский юридический институт МВД России имени В. В. Лукьянова» (Российская Федерация, 302027, г. Орел, ул. Игнатова, д. 2)
E-mail: d413839@yandex.ru Тел.: 8 (4862) 41-06-11
INFORMATION ABOUT THE AUTHORS
Olga V. Zaslonkina, Candidate of Sociological Sciences,
Associate Professor, Associate Professor of the Department of Foreign and Russian Languages of the Federal State Public Educational Establishment of Higher Training «Orel Law Institute of the Ministry of the Interior of the Russian Federation named after V. V. Lukyanov» (Ignatova str., 2, Orel, 302027, Russian Federation)
E-mail: zaslonkina11@mail.ru 302027, Tel: 8 (4862) 41-06-11
Dmitry L. Tsybakov, Doctor of Political Sciences, Associate Professor, Professor of the Federal State Public Educational Establishment of Higher Training «Orel Law Institute of the Ministry of the Interior of the Russian Federation named after V. V. Lukyanov» (Ignatova str., 2, Orel, 302027, Russian Federation) E-mail: d413839@yandex.ru Tel: 8 (4862) 41-06-11
ВКЛАД СОАВТОРОВ
Авторы внесли равный вклад в написание статьи.
AUTHORS' CONTRIBUTION
The authors have made an equal contribution to the writing of the article.
