CC BY
243
ББК Ш5(2)5-4 + Ш400.2
Л. И. Гаджиева
ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ И СУДЬБЫ КАЗАЧЕСТВА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРОСТРАНСТВЕ «ВЕЧЕРОВ НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ» Н. ГОГОЛЯ
Тема казачества была ведущей в творчестве Н.В. Гоголя. Он работал сразу в двух направлениях: создавал художественные произведения и книги научного характера. Современники писателя, в том числе его первый биограф Кулиш, видели в этом «ко-закоманию». Ранний исторический роман «Гетман», «История Малороссии», «Вечера», «Арабески», «Миргород», наконец, позднее произведение «Остриженный ус» — все эти творения посвящены казакам. Откуда такой интерес писателя к малороссийскому казачеству и особенно к Запорожью?
Уничтожение Запорожской Сечи произошло за тридцать четыре года до рождения Гоголя (1775). Не покорившиеся этому решению Екатерины II казаки основали новую сечь на Днестре, просуществовавшую до 1828 г., то есть до юности будущего писателя. Легенды, предания о подвигах запорожцев были живы, он впитал их с молоком матери. Семья Гоголя верила, что сподвижник Богдана Хмельницкого наказной атаман Евстафий (Остап) Гоголь — прямой предок своих однофамильцев. Отсюда чувство сопричастности к истории казачества.
Помимо этого, само время способствовало обострению интереса к истории: в памяти еще были ярки примеры героической доблести русского сол-дата-мужика, победившего Наполеона (тогда славная молва о бравых казаках прокатилась по всей Европе); недавнее декабристское восстание, последовавшая николаевская реакция, обострение социальных противоречий в обществе — все это побуждало разобраться в причинах и следствиях, в исторических предпосылках вершащихся событий, вставал вопрос о роли народа в истории. Еще одна причина напряженного интереса к истории связана с утверждением в России эстетики романтизма, ценившего седую старину, великие героические события и яркие личности. 1830-е годы ознаменовались всплеском интереса к истории — как Руси, так и Малороссии, что отразилось в творчестве Рылеева, Пушкина, Лермонтова, Гоголя.
В начале XIX в. складывается особый тип ху-дожника-историка: «под воздействием «Истории государства российского» Н.М. Карамзина, романов В. Скотта, трудов европейских историков и философов, формируется историзм «новой» литературы и тип художника-ученого, обязательно историка, а научные изыскания начинают сопутствовать художественному творчеству (ср. путь Карамзина: от писателя к историку). «Исторические занятия
Н.В. Гоголя, так же как A.C. Пушкина, М.Н. Загос-
кина, М.П. Погодина, H.A. Полевого, А.Ф. Вельт-мана и других писателей, были направлены на постижение закономерностей национального развития в его связи со всемирным и подразумевали дальнейшее практическое применение этих знаний» [1, с. 37].
Учитывая особый интерес читающей публики к малороссийской истории и культуре, Гоголь задумал написать «Историю малороссийского казачества». Возможно, импульсом к этому замыслу послужила работа Бантыш-Каменского «История Малой России», вызвавшая несогласие по ряду вопросов: у Гоголя было другое видение истории и акцентировал он основное внимание на роли казачества, кровно связанного с судьбами Украины. В «Объявлении об издании Истории Малороссии» Гоголь заявляет, что «еще не было полной, удовлетворительной истории Малороссии и народа, действовавшего на продолжении почти четырех веков независимо от России», не было показано, «как образовался этот воинственный народ, козаки, означенный совершенною оригинальностью характера и подвигов», и его «место в истории мира» [2, т. 9, с. 76]. Например, в «Тарасе Бульбе» писатель подчеркивает: «Их (казаков) вечная борьба и беспокойная жизнь спасли Европу от сих неукротимых стремлений (турок), грозивших ее опрокинуть» [2, т. 2, с. 46].
Зарождение казачества художник относил не к XVI в., как было принято, а к XIII — началу XIV в.; XVb. он считал периодом окончательного становления этого исторического явления. Не оспаривая гипотезу Бантыш-Каменского о приходе части казаков на Днепр с Кавказа, Гоголь все же искал корни казачества на местной почве.
«Вечера на хуторе близ Диканьки» — произведение, явившее России ее нового гения, открывателя сочного малороссийского казачьего колорита. Здесь причудливо переплетаются фольклорно-сказочный, исторический, современный пласты культуры. На первый план выходит стихия мифопоэтическая с яркой национальной окрашенностью. Чудеса, легенды, предания, утопленницы и бесы странным образом смешаны с обыденной повседневностью, и изредка мелькают среди этого буйства фантазии и бытовой стихии вполне достоверные исторические реалии. Об эпохе казацких войн XVII века речь идет в «Страшной мести», где обрисована суровая обстановка того времени. К периоду гетманщины отнесено действие повести «Пропавшая грамота», сюжетное развитие которой строится на том, что герой ее должен доставить грамоту гетмана в
Филология
Петербург царице. Гетманщина, как известно, существовала до 1764 года.
Важно отметить, что историческая тема не обособлена, не выделена в повествовании цикла, воспринимается в тесной сопряженности, в единстве с ирреальным планом. «Исторический элемент вступает в живое взаимодействие и с народными сказаниями, и с отражением быта, современности» [3, с. 122]. Исторические реалии сводятся к упоминаниям исторических лиц (Останица, гетман Кона-шевич — встречается в «Ночи перед Рождеством» и в «Страшной мести», Подкова, Кожух, Хмельницкий, Потемкин, Екатерины II, Фонвизин), а также исторических событий (национально-освободительная борьба казаков против шляхты, турков, путешествие императрицы в Крым, битва при Перекопе).
Будучи преподавателем истории, Гоголь в художественных произведениях не придерживался буквальной точности в изложении исторических фактов; ему важен был смысл, дух происходившего, а не его скрупулезное воспроизведение. Он по натуре не был ученым, даже его исторические изыскания ближе к художественным текстам, чем к научному повествованию. Историю он не столько изображает, сколько представляет, воображает. Так, 12 июля 1848 г. Гоголь писал С.Т. Аксакову: «Когда я разворачиваю историю нашу, мне в ней видится такая живая драма на каждой странице, так просторно открывается весь кругозор тогдашних действий и видятся все люди и на первом и на втором плане, и действующие и молчащие» [2, т. 14, с. 79]. «Историю надо писать ярче, рельефнее», — утверждал Гоголь.
Но в «Вечерах» предметом изображения была не история. К чему же тогда эти вполне достоверные, точные исторические штрихи, разбросанные посреди фантазийно-бытового повествования? Как они связаны с темой казачества?
Через все повести цикла проходит, хоть и без акцентирования, мотив царской власти. И главенствующее положение здесь принадлежит императрице Екатерине II, что можно объяснить ее решающей ролью в судьбе запорожцев. Так, Екатерина II упоминается в «Майской ночи»: «Давно еще, очень давно, когда блаженной памяти великая царица Екатерина ездила в Крым, был выбран он (голова) в провожатые» [2, т. 1, с. 62]. Такая поездка действительно имела место, и за этим событием уже встает «тень» Потемкина, ибо Крым был пожалован ему.
В «Пропавшей грамоте» вновь всплывает образ царицы, правда, без уточнения имени: «один раз задумалось вельможному гетьману послать зачем-то царице грамоту» [2, т. 1, с. 84]. На пути, как известно, встали бесовские силы, побежденные казаком: смекалка, находчивость, присутствие духа выручили и его, и царскую грамоту.
Рисует Гоголь образ Екатерины II и в повести «Ночь перед Рождеством». Здесь тоже исторические реалии причудливо вплетаются в сказочно-фан-
тастическое повествование, как бы растворяясь в нем, теряя собственную рельефность и значимость. Может даже возникнуть впечатление какой-то странной декоративности полуисторических, полулегендарных, и реальных, и как будто призрачных персонажей —Екатерины II и Потемкина: именно так они восприняты наивным сознанием Вакулы в ослепи-тельно-сверкающем дворцовом интерьере. Но за этой чудесной миражностью встает истинный драматизм исторических перипетий. Известно, что Сечь разорил именно Потемкин по приказу Екатерины. В то же время князь Таврический был гетманом (и у Гоголя он появляется в гетманском мундире), ценил запорожцев за удаль, отвагу, воинскую доблесть. В повести Потемкин явно заинтересован судьбой запорожцев, наставляет, дает советы, а когда они переходят к главному — к просьбе о милости, может показаться, что он отрешен или даже не внимателен: «Потемкин молчал и небрежно чистил небольшою щеточкою свои бриллианты, которыми были унизаны его руки» [2, т. 1, с. 133]. Но это ложное впечатление развеивается, если знать следующую историческую деталь: «Когда князь о чем-либо размышлял, то, чтобы не развлекаться и сосредоточить свои мысли на известном предмете, он брал в руки драгоценные камни и тер их один об другой, или обтачивал пилочкою серебро, или наконец раскладывал камни разными фигурами и любовался их игрою и блеском» [4, с. 185].
Итак, мы видим, что за внешним спокойствием кроется глубокая внутренняя работа и размышления. Казаки поднимают важнейшие вопросы о своей будущности и причине немилости: «Помилуй, мамо! Зачем губишь верный народ? Чем прогневили? Разве держали мы руку поганого татарина; разве соглашались в чем-либо с турчином; разве изменили тебе делом или помышлением? За что ж немилость? Прежде слышали мы, что приказываешь везде строить крепости от нас; после слышали, что хочешь поворотить в карабинеры; теперь слышим новые напасти. Чем виновато запорожское войско? Тем ли, что перевело твою армию через Перекоп и помогло твоим енералам порубать крымцев?» [2, т. 1,с. 133]. Упоминание Перекопа как недавнего исторического подвига, а также указание императрицей издания «Бригадира» Фонвизина дает основание предположить, что перед нами промежуток с 1769 (дата создания «Бригадира») по 1775 (год разорения Сечи).
Один небольшой эпизод, но как много он вмещает! О парадоксах гоголевской творческой манеры написано много. Вот еще несколько штрихов: мало того, что бесы соседствуют с историческими деятелями; вымысел, безудержная фантазия, как выясняется, уживается с точнейшими деталями и свидетельствами.
В повести «Ночь перед Рождеством» тема службы казачества на пользу Отчизне, неоцененности его
184
Вестник ЮУрГУ, № 17(72), 2006
Л.И. Гаджиева
Исторические реалии и судьбы казачества в художественном пространстве «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Н. Гоголя
свершений становится одной из важнейших при всей ее завуалированное™ сказочной стихией. Рождественский хронотоп поддерживает мотив ожидания чуда, вызывая в памяти традицию святочных рассказов. Чудо происходит, но обласкан Вакула, который нечаянно (с бесовской помощью) добывает царицыны черевички, перебивая запорожцев с их челобитной. Так и не удалось в рождественскую ночь отстоять легендарную Сечь, свободу и независимость лихого, героического казачества!
Для правдивого воссоздания исторического прошлого художник, по мнению Гоголя, должен узнать народный быт, стихии характера, все изгибы и оттенки чувств, волнений, страданий, веселий изображаемого народа, «выпытать дух минувшего века», суметь передать «общий характер всего целого и порознь каждого частного» [2, т. 8, с. 91].
Исторические реалии, включенные Гоголем в художественное пространство «Вечеров», образуют
подспудный, неявный, но чрезвычайно значимый исторический сюжет; они передают драматизм судеб малороссийского казачества с его славным героическим прошлым и обреченностью на измельчание в настоящем. Со всей очевидностью этот контраст явлен в следующем цикле Гоголя — «Миргороде».
Литература
1. Денисов, В. Изображение казачества в раннем творчестве Гоголя и его «Взгляд на составление «Малороссии»/В. Денисов //Гоголеведческиестудии. Вып. 5, М.: НЕЖИН, 2000. — С. 203—208.
2. Гоголь, Н.В. Собр. соч. в 14 т. / Н.В. Гоголь . — М.: Худож. лит., 1937—1958.
3. Храпченко, М.Б. Николай Гоголь: Литературный путь, величие писателя / М.Б. Храпченко. — М. : Современник, 1984. — 653 с.
4. Шахмагонов, Н.Ф. Храни Господь Потемкина / Н.Ф. Шахмагонов. М.: Радуга, 1991.
