CC BY
77
УДК 101.1:130.2
И. С. Кузнецова
ИСТОКИ РУССКОГО КОСМИЗМА В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЕ
Рассматриваются основания концепции космизма в русской народной и литературной культуре.
The article deals with the foundations of cosmic philosophical theory in Russian folk and literary culture.
На рубеже веков — XIX и XX — в полной мере проявилось то направление научной и философской мысли, которое через десятилетия получило название «русский космизм». С самого начала в русском космизме выделились три течения: естественнонаучное, философское и художественное — и все они совершенно естественно, органично вошли в духовную жизнь страны, распространяясь мощными волнами во многих областях творчества. Эта органичность, на мой взгляд, определяется тем, что в истоках русской культуры были заложены основания особого восприятия мира, космический, если так можно сказать, взгляд на мироздание.
Среди прекрасных, неповторимых произведений древнерусской литературы особое место занимает «Слово о погибели земли Русской». Этот вдохновенный гимн родной земле не имеет аналогов в мировой литературе. Героями трубадуров, миннезингеров, вагантов были героические личности, рыцари без страха и упрека. Восхищение авторов, слушателей, читателей было обращено на них.
В «Слове о погибели земли Русской» главный герой, единственный объект, на котором сосредоточены все чувства автора, — это Родина как целое.
Для современников стал вполне обычным показ нашей планеты из космоса. В документальных и художественных фильмах мы видели все большее приближение объектов: вот Земля в иллюминаторе, вот огни города, вот дома, улицы, машины...
«Слово о погибели земли Русской» создано в XIII веке, но мы будто из космоса смотрим на «Светло светлую и украсно украшенную землю Русскую». Сначала видим озера многие, реки и источники местночтимые, горы, крутые холмы, высокие дубравы, чистые поля [1, с. 131]. Затем «камера приближается», и мы уже различаем в лесах дивных зверей, разнообразных птиц. Далее перед нами дело рук человеческих — бесчисленные города великие, селения славные, сады монастырские, храмы божьи. Наконец, взор приближается к людям — князьям грозным, боярам честным, вельможам многим [1, с. 131].
Вестник РГУ им. И. Канта. 2007. Вып. 8. Гуманитарные науки. С. 33 — 38.
34
Через несколько столетий подобное приближение взгляда с космической орбиты все ближе и ближе к Земле станет достоянием читателя лермонтовского «Демона»:
«И над вершинами Кавказа Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял,
И Терек, прыгая, как львица,
С косматой гривой на хребте,
Ревел — и горный зверь, и птица,
Кружась в лазурной высоте,
Глаголу вод его внимали» [2, с. 137]
Обратим внимание: огромная гора может видеться «как грань алмаза» именно из космоса, с орбиты космического корабля. Приближение
— и вот уже Дарьял виден, он кажется всего лишь трещиной, куда может ускользнуть змея. Затем изображение увеличивается, и Терек совсем близко, видны белые буруны, заметно его быстрое течение. И вот уже различимы звери среди скал и птицы, парящие в небесной лазури.
Неудивительно, что на первой пресс-конференции после полета в космос Г. С. Титов, встретивший семнадцать космических зорь на орбите, цитировал эти строки, а также с упоением читал «Выхожу один я на дорогу» М. Ю. Лермонтова: «Спит Земля в сиянье голубом». Второй землянин, поднявшийся в космос, вспоминал лермонтовские стихи, поражаясь точности видения великого нашего поэта, восхищаясь верностью описания Земли в иллюминаторе.
Можно говорить о мощи воображения великого русского поэта, но и воображение, и фантазии того или иного народа имеют свою специфику. Выявление их оснований может немало дать исследователю общественной психологии, национального менталитета.
Вернемся к «Слову о погибели земли Русской». Взгляд на родную землю не просто с птичьего полета, а из далекой дали, из космоса позволял охватить ее всю сразу, со всеми ее красотами, во всей полноте жизни. Расширяющаяся держава, соединяющая путем «из варяг в греки» север и юг Европы, а вторым торговым путем связывающая европейские страны с арабскими, представлялась русским людям бесконечным пространством, которое надо освоить, включить в свою жизнедеятельность. Для овладения этим бескрайним пространством нужны были настоящие богатыри, первопроходцы. Тогда и формировались богатырские характеры, возникала психология покорителей пространства. Об этом выразительно писал один из основоположников русского космизма Н. Ф. Федоров: «Ширь Русской земли способствует образованию подобных характеров; наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига» [3, с. 69 — 70].
Многовековая история нашего народа — это могучее движение в пространстве. Переселение славянских племен с Дуная и Одера на Восточно-Европейскую равнину, движение в глубь континента, сопровождавшееся перемещением этнических групп вследствие хозяйственных, торговых, военных, политических, религиозных причин и обстоятельств. Особенно стоит отметить, что наиболее консервативная в любом народе его часть — крестьянство — на русских просторах также вовлекалось в поступательное движение. Вслед за казачеством крестьяне шли в Сибирь, осваивая ее просторы, распространяя уклад русской жизни на огромной территории. Этно-географическое пространство России расширялось подобно разбегающейся Вселенной, и этот процесс отражался в сознании, в эмоциональном строе народа.
На протяжении многих столетий жизнь русского народа разворачивалась под бескрайней ширью неба, и, «глядя задумчиво в небо широкое» (И. С. Тургенев), русский человек обрел привычку созерцать небесные пространства, разумом и чувствами постигая грандиозность Вселенной, ее соразмерность, ее гармонию. И в этих бесконечных пространствах не было для него ничего пугающего, недаром потолок изб жителей Новгорода нередко был расписан изображением улыбающегося Солнца, вокруг которого вращаются планеты, столь же «по-свойски» изображенные. О космической символике русской избы упоминает С. А. Есенин в статье-исследовании «Ключи Марии»: «Красный угол, например, в избе есть уподобление заре, потолок — небесному своду, а матица — Млечному пути» [4, с. 35].
Понимание мира и своего места в нем отразилось на быте людей, в форме жилищ, в их убранстве. На это также обратил внимание С. А. Есенин: «Все наши коньки на крышах, петухи на ставнях, голуби на князьке крыльца, цветы на постельном и тельном белье вместе с полотенцами носят не простой характер узорочья, это великая значная эпопея исходу мира и назначению человека. Конь как в греческой, египетской, римской, так и в русской мифологии есть знак устремления, но только один русский мужик догадался посадить его к себе на крышу, уподобляя свою хату под ним колеснице... "Я еду к тебе, в твои лона и пастбища", — говорит наш мужик, запрокидывая голову конька в небо. Такое отношение к вечности, как к родительскому очагу, проглядывает и в символике нашего петуха на ставнях. Известно, что петух встает вместе с солнцем, он вечный вестник его восхода, и крестьянин не напрасно посадил его на ставню, здесь скрыт глубокий смысл его отношения и восприятия солнца. Он говорит всем проходящим мимо избы его через этот символ, что "здесь живет человек, исполняющий долг жизни по солнцу"» [4, с. 32].
Безусловно, С. А. Есенин обратил внимание на сохранявшееся в течение столетий, идущее от язычества восприятие солнца. Вспоминается и «Поучение» Владимира Мономаха с его молитвой, в которой соединялось языческое поклонение его предков Солнцу и христианские заповеди, и свойственная русским любовь к Отчизне: «На рассвете, увидев восходящее солнце, с радостью молвите: Господи, умножь годы мои,
чтобы впредь, в остальных грехах покаявшись, исправил жизнь мою и много доброго сделал для моей Родины» [5, с. 103].
В наблюдениях С. А. Есенина есть еще один важный аспект: отношение к вечности как к родительскому очагу, уподобление дома своего колеснице, направляющейся в иные пастбища, которые еще надо освоить. Это вселение в новые земли.
Задумаемся: помимо понятия «космос», пришедшего в русский язык из Древней Греции, понятия, используемого и другими народами Европы, в русском языке есть понятие «вселенная», которое по своему содержанию отличается от понятия «космос». Благодаря русскому слову абстрактный космос, пространство, где мерцает свет далеких звезд, пространство, представляющееся холодным, пустым, превращается в место, куда предстоит вселиться, наполнить своими трудами. Вселенная — это продолжение русских просторов.
В словаре В. И. Даля [6] указывается, что вселенной называлась «вся заселенная, предназначенная для заселения земля», «белый свет, мир наш, земля, шар земной; совокупность мироздания, все миры» [6, с. 264]. Заметим, что понятие вселенной имеет отнюдь не бытовой смысл, а скорее возвышенный, позволяющий мысленному взору углубляться в земные и космические просторы.
Недаром Афанасий Холмогорский в своих грамотах Соловецкому монастырю называет вселенной землю Московского государства. Можно сказать, что русский человек ощущал себя не только сыном своей земли, но и сыном вселенной.
Этот смысл соотношения русского человека и вселенной так глубоко вошел в наше сознание, вошел чуть ли не на генетическом уровне, что, слушая или исполняя песню Д. Тухманова «Мы — дети Галактики», наш современник как нечто само собой разумеющееся описывает не Землю вообще, а именно русскую землю. В самом деле, после слов «Мы — дети твои, дорогая Земля», идет уточнение, живописание этой Земли: «Там горы высокие, там степи широкие, там ветры летят, по проселкам пыля». Эти проселки, тропинки, вьющиеся среди полей, выходящие к селениям, не спутаешь ни с какими дорогами в мире.
Песня, музыка не случайно вспоминаются при размышлении о расширяющейся вселенной русского человека. Именно музыка соединяет в нашем восприятии пространство и время. Она заполняет пространство, хотя бы в акустическом плане, она движется и в пространстве, и во времени. Музыка невозможна без среды, без пространства, причем речь идет не только и не столько о физическом пространстве, сколько о пространстве социальном, принадлежащем определенной культуре. При этом и музыка звучит в определенную историческую эпоху, в историческом времени. Все это детерминирует звучание и восприятие музыки.
Именно в музыке ярко проявляется оригинальность художественного чувства и мышления народа. Характеризуя особенность русской музыки, обратимся к высказываниям маркиза де Кюстина: «Унылость русских песен поражает всех иностранцев; но эта музыка не только ме-
ланхолична, она — ученая и сложная: она слагается из мелодий, являющихся плодом вдохновения, и в то же время из очень изысканных гармонических комбинаций, какие в других странах получают лишь путем изучения и расчета. Часто, проезжая деревни, я останавливаюсь послушать песни, исполняемые тремя и четырьмя голосами с точностью и музыкальным инстинктом, которыми я постоянно восхищаюсь. Певцы этих сельских квинтетов угадывают законы контрапункта, правила композиции, гармонию, эффекты различных голосов и пренебрегают унисоном. Они исполняют ряды аккордов изысканных, неожиданных, прерываемых руладами и деликатными украшениями. Но, несмотря на тонкость своей организации, они не всегда поют вполне верно; этому нельзя удивляться, когда за трудную музыку берутся голоса хриплые и утомленные, но если певцы молоды, эффекты, которых они достигают исполнением этих искусно обработанных вещей, представляются мне значительно превосходящими эффекты национальных мелодий, слышимых в других странах» [7, с. 108 — 109].
Маркиз де Кюстин отметил отличие русской музыки от хорошо знакомой ему западноевропейской традиции. Но русская музыка отличалась и от музыкальной культуры народов Восточной Европы и Азии. Причем это отличие сформировалось в течение длительного времени. Двигаясь на восток от Дуная и Одера, славянские племена несли с собой и песенную культуру, сформировавшуюся к тому времени в европейских землях, которые они занимали. Иначе говоря, начальным этапом можно считать возникновение музыкальных форм, подобных тем, что сохранились у западных и южных славян. Затем движение на восток, распространение русской культуры на огромную территорию произвели изменение и в музыкальном строе русской души. Классическая русская протяжная песня в многоголосом распеве оформилась на основной великоросской территории. Она-то и не имеет аналогов в музыкальной культуре южных и западных славян.
Важнейшую роль в становлении музыкального строя русской души, несомненно, играло слово. Если, по словам Стендаля, в Италии музыка
— это нация, то для русских можно с той же определенностью сказать: слово — это нация.
Особенностью русской культуры является стремление и привычка передавать многообразный опыт взаимодействия с миром, в том числе и визуальные восприятия и представления, через слово. Владение даром слова означало высочайший духовный статус человека, вызывало уважение и почтение к этому человеку. Слово выступало связующим звеном между небесным и земным бытием. Недаром И. М. Сеченов указывал, что у русских особенно развита вторая сигнальная система. Именно звуковыражение стало ведущим в коммуникации, во внушении нравственных требований, в трансляции опыта и знания. Поэтому у русских сформировались сложные разветвленные системы речевой фонетики и просодии, музыкальных форм и жанров, культурного тем-бро-интонирования.
38
Чуткость к звучащему слову выразилась и в том, что вселенная, куда предстояло заселиться, соотносилась не с отдельной личностью, а со всем миром, то есть с народом. Здесь мы должны отметить еще одну своеобразную черту русской культуры. Различные уровни социума рассматривались как некая единая личность. Например, каждая из половин церковного хора именовалась ликом. Собор святых, ангелов, духов бесплотных также величали ликом. В. И. Даль указал на то, что слово «лик» используется в значении «хоровод», «круговая медленная пляска», «улица» [8, с. 252].
Именно хоровое пение составляет глубинную сущность русской музыки. В хоровом пении происходит расширение акустической среды, тем более, что в народе было распространено пение под открытом небом, когда звук разносится бесконечно далеко, достигая небес, как это представляется поющим хором людям.
В русском хоровом пении, пении многоголосном, достигается монументальность звучания, создается плотное монолитное акустическое «тело», воздействующее на природную акустическую среду, подчиняющее ее себе. Иначе говоря, в истоках русской музыкальной культуры обнаруживается все то же взаимоотношение человека и вселенной, какое зафиксировано литературными памятника, зодчеством, народным бытом. Вполне естественно, что развитие русской музыки привело к «космическому сознанию», «космическому строю» А. Скрябина [9, с. 53 — 54].
Итак, для русской культуры характерен не антропоцентризм, а антропокосмизм. Не отдельная личность, а личность крупномасштабная
— артель, община, народ — осваивает пространство, которое не ограничено земными пределами, но расширяется вместе со вселенной. Постижение этого чувствами и разумом неизбежно приводит к идеям русского космизма.
Список литературы
1. Памятники литературы Древней Руси. М., 1981.
2. Лермонтов М. Ю. Полное собрание сочинений. Т. 2. М., 1948.
3. Федоров Н. Ф. Философия общего дела / / Русский космизм: Антология философской мысли / Сост. С. Г. Семенова, А. Г. Гачева. М., 1995.
4. Есенин С. А. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 5. М., 1962.
5. Рассказы начальной русской летописи / Науч. ред. и сост. Д. С. Лихачев. М., 1987.
6. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1. М., 1978.
7. Записки о России маркиза де Кюстина. М., 1990.
8. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1978.
9. Асафьев Б. Скрябин. Опыт характеристики // А. Н. Скрябин. Сб. статей. М., 1973.
Об авторе
И. С. Кузнецова — д-р филос. наук, проф., РГУ им. И. Канта.
