CC BY
87Ю.В.ПАТЛАНЬ,
филолог, Киев
«ОГОНЬ - ТОНАЛЬНОСТЬ ВСЕГО МИРА...» КОСМИЧЕСКОЕ МИРООЩУЩЕНИЕ В ПОЭЗИИ ПАВЛА ТЫЧИНЫ
...Iколи я зроблюсь неземним (тату цю мет не обняти), Вони в iншi сети дадуть знати, Аж до сонця тдносячи дим... Так без дзвону, кадил та ридань (ах, облиште цю щиркть даремну) перейду я у вiчнiсть таемну до нових зорювань, до свтань...1
Павло Тичина
Один из самых тонких украинских лириков начала ХХ века, Александр Олесь, может быть, наиболее образно воспел высокую красоту духовного и национального возрождения Украины. Однако оно очень скоро стало «Расстрелянным возрождением» (определение Ю.Лавриненко), поскольку почти все его представители были массово уничтожены либо отказались от свободного творчества [15, с. 6]. По словам Александра Олеся, очи «выьних в рабств! власшм <...> раб1в» («вольных в рабстве собственном <...> рабов») не увидят «крыл святого духа, / що над ними вгяв I ридав без сл1в» («крыльев святого духа, / что над ними веял и рыдал без слов»») [8, с. 263].
Л.В.Шапошникова отмечала, что представители революции Духовной — «поэты, художники, философы, пророки, ученые — звали к восхождению и говорили о духовных крыльях нового мира; те же,
1 ...И когда я стану неземным / (таинство это мне не постичь), / Они в иные миры дадут знать, / К самому солнцу вознося дым... / Так без звона, кадил и рыданий / (ах, оставьте эту искренность напрасную) / перейду я в вечность таинственную / к новым зареваниям, к рассветам.— Павел Тычина (здесь и далее подстрочный перевод мой. — Ю.П.).
кто участвовал в социальной революции, искали новый мир на окровавленной земле среди обломков старого» [36, с. 25].
Предчувствие близости новой духовной реальности пронизывает всю тогдашнюю украинскую поэзию. Но мощный духовный порыв — предощущение небесной невесты — был утоплен в крови революции...
так ощутил сложнейший процесс противостояния сил революции Духовной и социальной украинский поэт П.Тычина (1891-1967) уже в 1918 году [28, с. 40].
Исследователи (например, В.П.Кузьменко) отмечают мощное влияние украинской духовной традиции и одухотворенной природы, в частности удивительных звездных ночей, отраженных в богатейшем фольклоре, в творчестве Н.В.Гоголя, А.С.Пушкина, А.И.Куинджи и других, на крупнейших представителей русского космизма - Владимира Соловьева и Николая Бердяева [10]. Эта традиция восходит к философии целостности Григория Сковороды, сохраняется в стенах Киево-Могилянской академии и находит свое продолжение в «философии сердца», или «кордоцентризме», Памфила Юркевича, которого Вл. Соловьев считал своим учителем. В свою очередь, Вл. Соловьев признан первым российским философом мирового уровня и главным генератором космогонических идей в философии ХХ века. А.Ф.Гуцал и В.П.Кузьменко делают вывод о том, что «космопла-нетарная мысль активно зарождалась и развивалась на оси Киев — Москва» [9].
Одчиняйте дверi — Наречена йде! Одчиняйте дверi — Голуба блакить! Очi, серце i хорали Стали,
Ждуть... <...> Одчинилсь дверi — ВЫ шляхи в кровИ Незриданними сльозами Тьмами Дощ...
Отворяйте двери — Невеста идет! Отворяйте двери — Голубая синь! Очи, сердце и хоралы Стали, Ждут... <...> Отворились двери — Все пути в крови... Неизрыданными слезами Тьмами Дождь... —
Продолжая духовную традицию Г.Сковороды, Ивана Франко и Леси Украинки, украинские поэты начала ХХ века А.Олесь, П.Тычина, Е.Плужник и многие другие стремились выйти за доступные нашему сознанию и восприятию пределы плотного мира, обогащали возможности слова и установившиеся нормы версификации звукоритмом и звукоцветом. По словам Л.В.Шапошниковой, здесь сквозь «мир видимой красоты <...> всегда просвечивал мир "иной". <...> Особая лиричность и тонкость личного мировосприятия украинских поэтов подготовили превосходную почву для восприятия тонкого мира в той его ипостаси, о которой пишется в Живой Этике» [37].
Среди определяющих критериев, по которым творчество того или иного философа относят к космическому направлению научно-философской мысли, то есть собственно к космизму, С.Г.Семенова прежде всего называет идею «активной эволюции» [16, с. 4], эволюционный подход к роли и значению человека во Вселенной. Наиболее глубоко именно этот эволюционный аспект сотворчества человека и Беспредельности раскрыт творцами Живой Этики, многие страницы которой посвящены законам космической эволюции и определяющей роли человека как ее субъекта. Потому и созвучия с идеями Живой Этики могут, на наш взгляд, служить основанием для рассмотрения поэтического творчества того или иного автора в русле космизма.
Из творчества многих украинских поэтов, созвучного идеям русского космизма и философии Серебряного века, остановимся на ранней поэзии Павла Тычины. Это сборники «Сонячш Клар-нети» («Солнечные Кларнеты») (1918), «Замють сонет!в i октав» («Вместо сонетов и октав»), «Плуг» (1920), «Вгтер з Украши» («Ветер с Украины») (1924).
Тычина — один из тех немногих, кто сердцем ощутил стихию Огня и воплотил живой, переливчатый, звучащий огонь пространства в своих стихотворениях. «Я — сонцеприхильник, / Я — вогнепо-клонник, /Ненавиджу темне життеве болото, / Я в душу таемне / Ловлю сонцезлото» («Я — солнцесторонник, / Я — огнепоклонник, / Ненавижу темное житейское болото, / Я в душу таинственное / Ловлю сонцезлато»), — писал он, следуя путями русских символистов [27, с. 58]. О том же стремлении уподобиться Солнцу — знаменитые строки Андрея Белого, обращенные к Бальмонту, в свою очередь призывавшему — «Будем как солнце!»:
Солнцем сердце зажжено, Солнце — к вечному стремительность. Солнце — вечное окно В золотую ослепительность. <...>
В сердце бедном много зла Сожжено и перемолото. Наши души — зеркала, Отражающие золото [2, с. 247].
В Живой Этике сказано, что как Солнце — сердце нашей Вселенной, так и сердце — духовное Солнце человеческого организма: «Сердце, это солнце организма, есть средоточие психической энергии. Так мы должны иметь в виду закон психической энергии, когда говорим о сердце. Прекрасно ощущение сердца, как солнца солнц вселенной» [34, 2]. И далее: «Солнце есть сердце системы, также сердце человека есть солнце организма. Много солнц-сердец, и вселенная представляет систему сердец, потому культ Света есть культ Сердца. Понять это отвлеченно — значит оставить сердце в холоде. Но как только свет солнца-сердца сделается жизнью, потребность тепла магнита засияет, как истинное солнце. Сказано: "Перейди Сантану по сердцу". Так можно отеплять понятие сердца. Можно считать ритм сердца, как ритм жизни. Учение о Сердце светло, как солнце, и тепло сердца спешит так же быстро, как и солнечный луч» [34, 62].
В цикле-поэме стихотворений Тычины «В космiчному оркесщ («В космическом оркестре») (1921) есть знаменательные строки о движущей силе мироздания:
Благословенш: Матерiя i просторшь,
число i мiра! Благословенш кольори,
i тембри, i огонь, Огонь, тональшсть
всього свту, Огонь i рух, огонь i рух! Дух, що прийняв еси все, Хто ти е?
Благословенны: Материя и пространство,
число и мера! Благословенны цвета,
и тембры, и огонь, Огонь, тональность
всего мира, Огонь и движение, огонь и движение! Дух, принявший все, Кто ты есть? [20, с. 46]
Поэт раскрывал огненную суть человеческого Духа, извечную и бессмертную, провозглашая:
Ему открылось на пороге крупнейших революционных изменений: «Дух народiв горить, дух народiв — "мое жрець"» («Дух народов горит, дух народов — "как жрец"»), и поэт призывает вновь зажечься-вспыхнуть «вогш Леонардо да ВшчЬ («огни Леонардо да Винчи») [22, с. 55]. К мировосприятию и образности Ренессанса восходит и собственно образ солнечных кларнетов как животворящего, одухотворяющего начала мироздания, ведь именно в эпоху Возрождения светоносный образ Бога, утрачивая личностные черты, распространялся порой на все миротворение. Мировоззрение поэта, отраженное в его первом сборнике «Солнечные Кларнеты» и названное кларнетизмом1, и поныне не исследовано как целостная лирико-философская концепция, где «символизм подчеркивал музыку и символ, классицизм — пластику, импрессионизм — цвет, экспрессионизм — движение. Кларнетизм как бы собирает их в своем витаистическом2 "Огне Прекрасном", который есть игра, пластика, цвет, символ и движение — вместе.
Таким образом, кларнетизм Тычины стал завязью собственного поэтического синтеза, собственного поэтического образа мира»
В литературе его наставником был тончайший лирик, импрессионист М.М.Коцюбинский, духовным учителем для поэта стал Г.С.Сковорода. Философия «ответственного сердца», «сердца-
Як не горю — я не живу. Як не люблю — я не стваю. Але цього я ще не знаю, Бо завжди я — Як полум'я.
Я мертвых вах палю, палю. Живих огнем свош я грт. Iяк я вмру — не розумгю: Життя мое — Одв1чнее.
Когда не горю — я не живу. Когда не люблю — я не пою. Но этого еще не знаю, Ведь я всегда — Как полымя.
Я мертвых всех палю, палю. Живых огнем своим я грею. И как умру — не разумею: Жизнь моя — Извечная [29, с. 56].
[12, с. 762].
1 Выражение В.Барки.
2 Витаизм (по Н.Хвылевому)
— творческое ренессансное одушевление жизнью.
вселенной» прослеживается от Сковороды через Шевченко и Гоголя до Тычины. Литературовед и богослов В.Барка считал, что линия Сковороды дала в XIX веке таких различных писателей и мыслителей, как Шевченко и Гоголь, а в необарокковых по духу произведениях Тычины она будто вновь синтезируется [12, с. 775].
Поэт писал об ощущении весны в душе, о созерцании пифагорейской «музыки Сфер», о мгновенном прозрении солнечно-ритмической сущности космического гармонического аккорда, об откровении как условии преображения человека и слияния его с Высшим:
Не Зевс, не Пан, не Голуб-Дух, — Лиш Сонячн Кларнети. Утанщ я, ритм1чний рух, В безсмертшм — eci планети.
Я був — не Я. Лиш мрiя, сон. Навколо — дзвонт згуки, Iптьми творчог хтон, I благовкш руки.
Прокинусь я — i я вже Ти: Над мною, тдо мною Горять сети, бiжать сети Музичною ртою.
I стежив я, i я весте: Акордились планети. Навт я взнав, що Ти не Гтв, — Лиш Сонячт Кларнети.
Сравните фрагмент из Живой Этики: «Истинно, вот опять сходят струи Космоса на готовую Землю, вот почему ценно знание духа. Это небесная радуга, отсвеченная в каплях земной росы. <...> Materia Lucida для дикого духа — курчавый хаос, но для знающего духа это арфа Света. Как чеканные струны, стремятся волны светоносной материи, и дух созидает из них тайнозвучные симфонии. Между мирами, как нити, протянута Materia Lucida. Только непомерная дальность сливает волны нитей в вибрацию небесной радуги» [33, 42].
Не Зевс, не Пан, не Голубь-Дух, — Лишь Солнечные Кларнеты. В танце я, ритмично движение, В бесмертном — все планеты.
Я был — не Я. Лишь греза, сон. Вокруг — звонные звуки, И тьмы творческой хитон, И благовестные руки.
Проснулся я — и я уж Ты: Надо мною, подо мною Горят миры, бегут миры Музыкальною рекою.
И я следил, и я веснел: Аккордились планеты, Навек я узнал, что Ты не Гнев, — Лишь Солнечные Кларнеты [26].
Исследователи отмечают следующую особенность украинского поэтического синтаксиса: повторяющееся отрицание несет в себе утверждение. Это дало Тычине возможность включить в свой символ три великих предыдущих концепции человечества (олимпийская, орфическая, гностически-христианская) о наивысшей силе и этим не уничтожить их, а возвысить. Оттого строку поэта: «Не Зевс, не Пан, не Голуб-Дух — лиш Сонячт Кларнети», по мнению Ю.Лавриненко и В.Барки, можно рассматривать как выражение идеи Бога-звука (Аум), когда имен много, а сущность едина.
«Открывалась <...> душа человека в своей действительности как универсум, более богатый и чудесный, чем вся видимая вселенная; открывалась в жизни своей, полностью отличной от всего, что известно о "стихиях" земли! — в жизни: феноменально текучей, как бы от самой тонкой незримой огненности неисчислимыми свечениями, порывами, взрывами, течениями в переходности их, все время связанных, при их росте и упадке, возникновении и угасании; с великими и постоянными силами. <...> С построениями в несозер-цаемых измерениях, от надзвездности мечты до низов проклятого подмирья в человеке. <...> С могуществами разных рядов — мысли, воображения, воли, чувствования: при удивительных закономерностях для каждой сферы, особенно в творческой способности познания и достижениях художественных. С недостижимой мощью окрыленной души <...> С особой и тайной сферой сердца. С необъяснимыми способностями для сверхприродных явлений, теперь общепризнанных даже в странах официального безверия», — писал В.Барка, размышляя о ранних стихотворениях П.Тычины [1, с. 547]. Литературовед подчеркивал, что никто после автора «Слова о полку Игореве», Тараса Шевченко и создателей старинных песен «не вычаровывал так чудно для поэзии видений вселенной <...> и одновременно — образа сердца: в чародейной, до сих пор незнаемой гармоничности и красоте» [1, с. 543]. Красота для поэта — отблеск Божественного мира.
Життя мое — молитва Всевладнищ краа, Горшня-розцвтання В огш квток-думок...
Жизнь моя — молитва Всевластнице красоте, Горение-расцветание В огне цветов-мыслей... —
утверждал Тычина [23, с. 56].
Автор стихотворений «формируется надсферной космической музыкой», «музыкальной рекой». Космический «золотий гомш» созидания, творения нового, гул мира, который улавливал чутким внутренним слухом поэт, не сродни ли он «шуму от крушения старого мира», который физически ощущал Александр Блок, работая над своей поэмой «Двенадцать»1? «Иногда вы слышите как бы вопли и гул голосов. Конечно, это отзвук слоев Тонкого Мира», — поясняет это явление Живая Этика [31, 627]. И еще: «Урусвати слышала гимны природы, — так называем созвучия, возникающие при одолении тьмы. Они почти то же, что и музыка сфер, но более принадлежат Земле, нежели высшим пространствам. Люди отбрасывают каждый намек на высшую гармонию. Если она все же зазвучит, люди скорее признают, что у них звенит в ушах» [32, 80].
В статье «Интеллигенция и революция» А.Блок писал, что «дело художника, обязанность художника — видеть то, что задумано, слышать ту музыку, которой гремит "разорванный ветром воздух". <...> До человека без музыки сейчас достучаться нельзя» [6, с. 11; с. 20]. Об этом же лаконично и емко сказал Тычина, который и сам писал музыку, играл на многих инструментах, пел и был регентом церковного хора, хоровой капеллы Н.Леоновича, в строфах и антистрофах сборника «Замють сонетов i октав»:
Молюся не самому Духу — та й не Матери.
До реч1: сощал1зми без музики тякими гарматами
не встановити.
Молюсь не одному Духу — но и не Материи.
Кстати: социализмы без музыки никакими пушками
не установить [24, с. 36].
Писатель С.Тельнюк вспоминал об «отключенности [Тычины. — Ю.П.] от мира — будто в нем текла какая-то река музыкальная (сквозь него текла!) — и он лишь на определенные периоды выныривал оттуда — да и то ненадолго» [18, с. 114]. Мотивы музыки Сфер появляются у Тычины еще в 1913 году. В творчестве поэта инте-
1 «...Во время и после окончания "Двенадцати", — писал Блок, — я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг — шум слитный (вероятно, шум от крушения старого мира).» [7, с. 583].
ресно соотнесение и раскрытие вибраций звука через образы огня и света, например «горить-тремтитьр1ка, як музика» («горит-дрожит река, как музыка»). Много написано об уникальной све-товолновой природе поэзии Тычины, об интуитивном отражении в ней основных характеристик света как физического явления, которыми оперирует современная нам физика, в частности, ритмической структуры света, способности к переносу информации с наибольшей скоростью на огромные расстояния и непрерывности движения света [11, с. 594]. Творческая интуиция поэта удивительно совпала во времени с исканиями великих физиков и астрофизиков ХХ века. Поэзия Тычины, замечает Ю.Лавриненко, открывает такую глубину материи, «где как бы исчезает в светорит-ме грань между материей и светом — энергией и духом» [11, с. 592]. В его космическом пространстве «аккордяться планети», «горять свти, б1жать свти /музичною р1кою»\ в поэзии Тычины видели «блаженное звучание песенности из рассветных миров» [1, с. 544], отмечали, что он «умеет максимально дематериализовать вещество слова, растворив его в горячем течении музыки» [14, с. 13]. Тычина «всматривался в небо, как в нотную книгу». Стихотворения сборника «Сонячш Кларнети» могут быть сопоставлены с живописным циклом «Сотворение мира» М.Чюрлёниса, с музыкальным творчеством этого композитора, для которого весь мир представлялся большой симфонией, а люди — нотами, с музыкой Скрябина. Вполне возможно, что Павло Григорьевич Тычина знал и разделял следующее мнение Н.Бердяева о творчестве А.Скрябина: «Я не знаю в новейшем искусстве никого, в ком был бы такой исступленный творческий порыв, разрушающий старый мир и созидающий мир новый» [5, с. 7]. Но, говоря об идеале и действительности, сам Тычина провидчески замечает: «Грати Скрябта тюремним наглядачам — це ще не е револющя» («Играть Скрябина тюремным надзирателям — это еще не революция») [24, с. 40].
Подобно Чюрлёнису в живописи, Тычина строил свои поэтические произведения по музыкальным канонам («Фуга», поэма-симфония «Сковорода»). Многие исследователи творчества Тычины подчеркивали главенствующую роль ритма в его стихотворениях. Тычина «едва ли не впервые положил ритм в основу не только музыкальности, но и конструкции произведения» [11, с. 590], искал в ритме возможность преодоления хаоса в творчестве-жизни-космосе. «...Не смысл, но ритм имеет значение, — утверж-
дали авторы Живой Этики. — Так музыка сфер состоит не из мелодий, но из ритма. Когда развитой дух знает звуки сфер, он поймет явление мощи ритма» [30, 421].
Но существовали силы и стихии, противостоящие творящим звукам Солнечных Кларнетов. Воплощением сил хаоса у Тычины, как и в творчестве Бердяева, Блока и многих философов и поэтов тех лет, выступает ветер, космический вихрь. У Павла Григорьевича это всесокрушающий «вороной ветер», «чертов ветер, проклятый ветер» братоубийственной резни, революционного террора, голода, пронесшийся над Украиной.
У Тычины был абсолютный слух, поэт хорошо рисовал и обладал синопсией — образно-цветовым слухом, что подтверждают его произведения и дневниковые записи:
Думами, думами — Наче море кораблями,
переповнилась блакить Шжнотонними: Буде бш Вогневий!
См1х буде, плач буде Перламутровий...
Думами, думами — Словно море кораблями,
переполнилась лазурь Нежнотонными: Будет бой Огневой!
Смех будет, плач будет Перламутровый... [19].
Может быть, самое яркое образное воплощение грандиозной картины мира, где слиты минувшее и современность, будущее и вечность, человек и Вселенная, мы видим в поэме Тычины «Золо-тий гомш» («Золотой гул») (1917):
Над Киевом — золотий гомш. I голуби, I сонце! Внизу —
Дтпро торкае струни... Предки.
Предки встали ¡з могил, Пшли по м1сту.
Предки жертви сонцю приносять — I того золотий гомш. Ах той гомт!..
Над Киевом — золотой гул. И голуби, и солнце! Внизу —
Днепр трогает струны... Предки.
Предки встали из могил, Пошли по городу.
Предки жертвы солнцу приносят — Оттого золотой гул. Ах этот гул!
За ним не чути,
що друг твш каже, Вiд нього грози, пролтаючи
над мктом, плачуть, — Бо хх не помiчають. Гомш золотий!
Уноч^
Як Чумацький Шлях
срiблисту куряву простеле, Розчини втно, послухай. Слухай:
Десь в небi плинуть рти, Потужтрти дзвону Лаври i СофП!.. Човни золотИ'
1з сиво'1-сиво'1 Давнини причалюють, Човни золотп. <...> Уночi
Як Чумацький Шлях
срiбну куряву ростеле, Вийди на Дтпро!
...Над Сивоусим небесними ланами
Бог проходить,
Бог заавае.
Падають
Зерна
Кришталево'1 музики. З глибин Вiчностi падають зерна В душу.
I там, у храмi душi,
Над яким у неосяжнш високостi
в'ються голуби-молитви,
Там,
У повнозгучшм храмi акордами
розцвтають, Натхненними, як очi предав! <...>
Вогнем схопився Кшв
За ним не слышно,
что друг твой говорит, От него грозы, пролетая
над городом, плачут, — Ведь их не замечают. Гул золотой!
Ночью,
Когда Млечный Путь
серебристую пыль простелет, Раствори окно, послушай. Слушай:
Где-то в небе текут реки, Мощные реки звона Лавры и Софии!.. Челны золотые
Из седой-седой Древности причаливают, Челны золотые. <...> Ночью,
Когда Млечный Путь
серебристую пыль расстелет, Выйди на Днепр!
.Над Сивоусым небесными полями Бог проходит,
Бог засевает.
Падают
Зерна
Хрустальной музыки.
Из глубин Вечности падают зерна
В душу.
И там, в храме души,
Над которым в необъятной вышине
вьются голуби-молитвы,
Там,
В полнозвучном храме аккордами
расцветают, Вдохновенными, как очи предков! <...>
Огнем занялся Киев
У творчий високостИ <...>
Я — дужий народ. Я молодий!
Вслухався я в твШ гомт золотий I от почув.
Дививсь я в твоЧ оч1 — I от побачив.
Гори камшня, що на груди моЧ
В творческий выси! <...>
Я — сильный народ. Я молодой!
Вслушивался я в твой гул золотой -И вот услыхал. Смотрел я в твои очи — И вот увидел.
Горы камня, которые на грудь мою
навалили,
навалили,
Я так легенько скинув — Мов пух...
Я— невгасимий Огонь Прекрасний, ОдвЧчний Дух.
Я так легенько сбросил — Точно пух...
Я — неугасимый Огонь Прекрасный, Извечный Дух [25, с. 552—556].
Тычина хорошо знал творчество русских поэтов-символистов, обращался в своих стихотворениях к А.Белому, А.Блоку, С.Есенину, Н.Клюеву. И именно Андрей Белый, творчество которого, несомненно, знал Тычина, дает удивительный ответ на вопрос, как же могут прорасти посеянные Богом «зерна хрустальной музыки»:
«В настоящую эпоху человеческий дух на перевале.
За перевалом начинается усиленное тяготение к вопросам религиозным. Музыка сильней и сильней влияет на все формы искусства.
Музыка — о будущем. <...>
В музыке постигается сущность движения; во всех бесконечных мирах эта сущность одна и та же. Музыкой выражается единство, связующее эти миры, бывшие, сущие и имеющие существовать в будущем. Бесконечное совершенствование постепенно приближает нас к пониманию этой сущности. <...> В музыке звучат нам намеки будущего совершенства» [3, с. 101].
Нужно отметить, что некоторые стихотворения Павла Тычины пророчески предвещают не только глубинную трагедию столкновения революции духовной и кровавой реальности революции социальной, но и последующую утрату поэтом творческой самобытности под влиянием социально-политических обстоятельств. В стихотворениях поэта появляются мотивы принесенной жертвы, утраченного пути. Исполненные гармонии предчувствия «голубой сини» сталкиваются в его поэзии с трагической реальностью революции, с ужасом «до края обедневшего» человеческого сердца.
Стртяють серце, стрыяють душу — ничого м не жаль! Над двадцятим втом кукыь та Парцифаль!
Стреляют сердце, стреляют душу — ничего им не жаль! Над двадцатым веком куколь и Парцифаль! [24, с. 39] —
вот два разъединенных полюса души украинского поэта.
Знаменательно, что Тычина самостоятельно овладел более чем десятью языками, среди которых языки Востока — поэт знал грузинский, армянский, тюркские языки Средней Азии, турецкий, арабский, еврейский. Он выполнил с этих языков ценные поэтические переводы. Знакомство поэта с выдающимся востоковедом Агатангелом Крымским стало импульсом для изучения восточных литератур — индийской, японской. Существуют свидетельства о том, что поэт был знаком с буддизмом. Тычина сделал такой вклад в украинское востоковедческое движение 1920-х годов, что здесь его имя ставят наравне с именем А.Крымского.
Отмечено, что природа у Тычины — опредмеченное «инобытие» его психологических состояний, переливание, перетекание субъекта в объект, что сближает его со стихотворениями Р.Тагора («Садовник», «Гитанджали») [17, с. 189]. Поэт знал и любил творчество Тагора и именно его мысленно призывал «из далекой Бенгалии» как некую очищающую силу, способную избавить жизнь от «достоевщины» и фальши, от которых задыхался его «нездешний» поэтический дар:
До кого говорить? Блок у могилi. Горький мовчить. Рабтдранате-голубе! З далеко! Бенгали прилинь до мене на Вкрату, Язадихаюся, я гину. <...>
Рабтдранате-голубе, та де ж той серп нам, молот iлани? Рабтдранате-голубе, од достоевщини звыьни! До кого говорить? Блок у могилi.
Горький мовчить.
Кому говорить?
Блок в могиле. Горький безмолвствует. Рабиндранат-голубчик! Из далекой Бенгалии прилети ко мне на Украину, Я задыхаюсь, я гибну. <...>
Рабиндранат-голубчик, где ж этот серп нам, молот и поля? Рабиндранат-голубчик, от достоевщины освободи! Кому говорить? Блок в могиле. Горький безмолвствует [21, с. 565—566].
Н.Бердяев в статье «Космическое и социологическое мироощущение» предупреждал: «Чтобы добыть свет в нахлынувшей на мир тьме, необходимо космическое углубление сознания. Если остаться на поверхности жизни, то тьма поглотит нас. <...>
Космическое мироощущение менее благополучное, менее рационалистически оптимистическое, более беспокойное, чем социологическое мироощущение, — оно предвидит великие неожиданности и готово вступить в царство неведомого и неизжитого. <...>
Действуют силы более глубокие, еще неведомые, приливают энергии из далеких миров. Нужно иметь мужество идти навстречу неведомому дню, идти во тьме к новой заре» [4].
Те, кто имел такое мужество, очень скоро стали «Расстрелянным возрождением». По данным Ю.Лавриненко, в 1930 году публиковались 259 украинских писателей. Через восемь лет из них осталось лишь 36 [13, с. 16]. Павло Тычина также принадлежит к «Расстрелянному возрождению», хотя и остался в живых, став позднее хрестоматийным поэтом сталинской эпохи, академиком и руководителем Украинской ССР. Моральная трагедия поэта национального и духовного возрождения, вынужденного изменить своим переливающимся и звонким, гармоничным мирам и ставшего едва ли не самым ярким примером конформизма, кристаллизовала в себе судьбу многих, ощутивших дуновение миров иных. Тех, кто погиб или выжил, но был духовно сломлен хаотическим «вороным ветром». Творчество поэта, неоднородное по своему составу, требует глубокого и вдумчивого рассмотрения и нового прочтения с позиций мировоззрения Живой Этики, включения его в ряд поэтов-космистов, вестников духовной революции, краткой «эпохи Солнечных Кларнетов». Такое сопоставление даст уникальную возможность по достоинству оценить роль и место П.Тычины в пространстве духовной революции.
Литература
1. Барка В. Вщхщ Тичини // Украшське слово: хрестоматш украшсько! лггератури та лггературно! критики ХХ ст. Кн. 1. К.: Рось, 1994.
2. Белый А. Солнце // Русская поэзия Серебряного века: 1890—1917: Антология. М.: Наука, 1993.
3. Белый А. Формы искусства // Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994.
4. Бердяев Н.А. Космическое и социологическое мироощущение // Цит. по эл. версии: http://wwwkrotov.org/berdyaev/1918/sudba_16.html.
5. Бердяев Н.А. Кризис искусства. М.: Интерпринт, 1990.
6. Блок А. Интеллигенция и революция / Собр. соч. В 8 т. Т. 6. М.—Л., 1962.
7. Блок А. Сочинения в одном томе. М.—Л., 1946.
8. Грушевський М. Поезiя Олеся // Укра!нське слово. К.: Рось, 1994. Кн. 1.
9. Гуцал А.Ф., Кузьменко В.П. Космопланетарш ще! у творчосп мислитетв Украши та Роси: Генетичний взаемозв'язок процешв формування космо-планетарно! думки в Укрш'ш та Росй' http://wwwniurr.gov.ua/ukr/zbirka/ gutskuzm.htm.
10. Кузьменко В.П. Украинские генетические корни космизма и эсхатоло-гизма историософии Владимира Соловьева и Николая Бердяева: Доклад на Международных Бердяевских чтениях. Киев, 1999 г. // Цит. по эл. версии: http://www.niurr.gov.ua/ru/conference/ culture/index_culture.htm.
11. Лавртенко Ю. Кларнетичний символiзм // Укра!нське слово: хресто-маля укра!нсько! лiтератури та литературно! критики ХХ ст. Кн. 1. К.: Рось, 1994.
12. Лаврiненко Юрш. Литература вишзму / Розстрiляне вiдродження: Анто-лопя 1917-1933. К.: Просвiта, 2001.
13. Лаврiненко Ю.А. Розстршяне вiдродження: Антолопя 1917-1933. К.: Просвiта, 2001.
14. Маланюк 6. Думки про мистецтво // Цит. за: Тихолаз Б. Еолова арфа Павла Тичини // Усе для школи. 2001. Вип. 7.
15. Наенко М.К. Вщвернули... культурну смерть Украши // Лаврiненко Ю.А. Розстршяне вщродження: Антолопя 1917-1933: Поезiя — проза — драма — есей / За ред. Наенка М.К. К.: Просвета, 2001.
16. Семенова С.Г. Русский космизм // Русский космизм: Антология философской мысли. М.: Педагогика-Пресс, 1993.
17. См.: 1сто^ украшсько! лггератури ХХ столнтя. Кн. 1. К.: Либщь, 1993.
18. Тельнюк С. Неодцвгтаюча весно моя... К., 1991.
19. Тичина П. Арфами, арфами... // Сторшка зi Сходу: http://www.ne.jp/asahi/zi/skhodu/
20. Тичина П. В космiчному оркес^ // Лаврiненко Ю.А. Розстршяне вщродження: Антологя 1917—1933. К.: Просвета, 2001.
21. Тичина П. До кого говорить? // Укра!нське слово. Кн. 1. К.: Рось, 1994.
22. Тичина П. Дух народiв горить, дух народiв — «мов жрець» / В серщ у мо!м. К.: Дншро, 1970.
23. Тичина П. Душа моя — послухай! / В серщ у мо!м. К.: Дншро, 1970.
24. Тичина П. Замють сонетав i октав // Лаврiненко Ю.А. Розстршяне вщродження: Антологя 1917—1933.
25. Тичина П. Золотий гомш // Украшське слово. Кн 1. К.: Рось, 1994.
26. Тичина П. Не Зевс, не Пан, не Голуб-Дух... // Сторшка зi Сходу: http://www.ne.jp/asahi/zi/skhodu/
27. Тичина П. О, я не невшьник... / В серщ у мо!м. К.: Дншро, 1970.
28. Тичина П. Поезй. Харыв: ДВУ, 1929.
29. Тичина П. Як не горю... / В серщ у мо!м. К.: Дншро, 1970.
30. Учение Живой Этики. Знаки Агни Йоги. М.: МЦР, 1994.
31. Учение Живой Этики. Мир Огненный. Ч. 1. М.: МЦР, 1995.
32. Учение Живой Этики. Надземное. М.: МЦР, 1996.
33. Учение Живой Этики. Община. М.: МЦР, 1994.
34. Учение Живой Этики. Сердце. М.: МЦР, 1995.
35. Учение Живой Этики. Сердце. М.: МЦР, 1995.
36. ШапошниковаЛ.В. XX век. У порога Нового Мира // Новая эпоха — новый человек: Материалы международной научно-практической конференции. 2000. М.: МЦР, 2001.
37. Шапошникова Л.В. Приветствие конференции «Предчувствия Новой Эпохи в творчестве Леси Украинки и Ивана Франко. Параллели и тождественность с философско-энергетическим учением "Живая Этика"», Киев, октябрь 1996 г.
