CC BY
68
диционной самостоятельной власти, основанной на обычном праве кабардинцев. А как председатель Кабардинского временного суда, он был ограничен в своей деятельности и согласно статье 5 «Наставления» находился под контролем «местного в Кабарде начальника артиллерии, полковника Коцарева, или кто будет место его занимать».
Таким образом, «Наставление» стало конституционным законом, определившим систему правовых отношений кабардинцев в первой половине ХХ века.
Литература
1. Из документальной истории кабардино-русских отношений/Сост. Х.М. Думанов. Нальчик, 2000.
2. История КБАССР. М., 1967. Т. 1.
3. Материалы по обычному праву кабардинцев. XIX век. Нальчик, 1956.
4. Правовые нормы адыгов и балкаро-карачаевцев в ХУ-ХГХ вв. Майкоп, 1997.
5. История Кабардино-Балкарии в трудах Кокиева Г. А.: Сборник статей и документов. Выявление, археография, составление, вступительная статья Мамбето-ва Г.Х., Нальчик, 2005.
УДК 340.15
Айтберов Т.М.
Профессор Дагестанского государственного университета, Исмаилов М.А.
Профессор Дагестанского государственного университета, Магадаева З.М.
Аспирант Ростовского юридического института Минюста России
ИСТОКИ И СУЩНОСТЬ ГЕНЕЗИСА И ЭВОЛЮЦИИ НОРМАТИВНО-ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ НАРОДОВ ДАГЕСТАНА
Обычное право народов Дагестана играло важную роль в жизни дагестанского общества и представляет огромный интерес для современных исследователей. В данной статье сделана попытка исследовать проблемы нормативно-правовой культуры и ее генезиса, на примере обычного права народов Дагестана
The Customary law of the peoples of Dagestan played an important role in the life of Dagestan society and presents an enormous interest for modern researchers. In the given article an attempt is made to research problems of normative-legal culture and its genesis on the example of the customary law of Dagestan.
Ключевые слова: обычное право, обычай, маслиат, цега, договор, низам, мирза, мухтасиб, имам, шариат, адат, кади.
Key words: ^mmon law, custom, musliat, tzega, treaty, nizam, mirza, muchtasib, imam, shariat, adat, kadi.
Обширные благодатные территории, расположенные к северу от Главного Кавказского хребта и являющиеся частью Южного федерального округа РФ, делятся на несколько регионов. В основе этого деления лежат географический, этнический, культурно-религиозный и иные факторы. Восточную часть названных территорий составляет Дагестан, коренное население которого (2 млн. человек) принадлежит к особой языковой группе («дагестанской»), входящей, наряду с нахцами, в восточно-кавказскую семью.
Указанная часть дагестанцев, обозначавшаяся в трудах, основанных на российской дореволюционной терминологии, «лезгинами», выделяется по ряду параметров среди других северокавказцев — в том числе на фоне этнически родственных им чеченцев и ингушей, т. е. нахцев. Специфика это-
го этнического массива (дагестанцев) проявляется для нас в том прежде всего, что он имеет письменную традицию, распространенную вглубь и вширь.
Явным свидетельством существования такой традиции служит то, что на землях, где искони проживали и проживают «лезгины», встречаются, причем в не малом количестве, надписи на арабском языке, уверено датируемые Х—Х11 вв. [1]. Так, даже в самой глубине гор, в чрезвычайно труднодоступном Аваристане, где в течение столетий было распространено христианство, а в ХШ—начале ХГУ вв. сидели свои митрополиты, находят арабские надписи ХП—ХГУ вв. [2]. Мало того, укажем здесь, что сохранились арабоязычные рукописи, переписанные этническими дагестанцами в далекую эпоху монгольского владычества на Кавказе, в ХШ—ХГУ вв. [3] а также и в более позднее время: чем ближе к эпохе
Имамата (XIX в.), тем чаще и чаще видим мы перед собой «лезгинские» рукописи на основных восточных языках [4]. Нельзя отрицать, что для вопроса о конкретности функционирования обычного права на территории Дагестана — особенно на ранних этапах местной истории — наличие относительно развитой письменной традиции имеет свое значение.
Обратим внимание также на то, что коренные дагестанцы имели с давних пор социально-политические организации типа княжеств и «республик», значительная часть которых представляла собой разновидности «номовых» государств, занимавших столетиями один и тот же геоморфологически обособленный участок. Известно, правда, и о существовании в горах и предгорьях Дагестана, еще с доарабской эпохи нескольких достаточно крупных территориальных образований, описанных в сочинениях арабских и персидских авторов 1Х—Х1 вв., в политике и во внутренней структуре которых присутствовали главные черты феодальных единиц Европы (герцогство или крупное графство) и Ближнего Востока, за исключением чеканки своей монеты их правителями. Думается, что обитатели таких социально-политических единиц, горских государств, вряд ли могли бы обходиться в жизни своей без той или иной опоры на нормы обычного права и на какой-либо писаный «закон», к примеру, христианский или иудейский.
Здесь, видимо, целесообразно отметить, что в дагестанских языках существуют для обозначения понятия «обычное право» свои особые термины. Так, в аварском языке указанное понятие передается словом батль (балъ), причем небезынтересно, что такое же по звучанию слово (балъ) употребляется в названном языке в смысле еще и «борозда; вытянутый участок пахотной земли», а это вызывает, в свою очередь, ассоциации, возможно не беспочвенные, с русским ряд в значении «суд и расправа; старинный порядок; закон» при рядить — «устанавливать порядок; управлять; судить». В даргинском языке употреблялось в прошлом в интересующем нас значении «обычное право» слово зега//цега (зегъа//цегъа), притом что в лакском имеется слово цуга (ццугъа) со старинным значением «запрет» [5].
Что касается текстов юридического содержания, которые составлялись этническими дагестанцами на арабском языке, то в них традиционно применялись в смысле «обычное право следующие восточные слова: адл (авар. гЛадлу) — «справедливый порядок» [6, с. 17], а также адат, урф, расм. При этом в понимании дагестанцев «обычным правом» являлась, как мне представляется, та мешанина
из обычаев и юридических норм, — по происхождению своему как доисламских, так и исламских, — которые действовали на территории Восточного Кавказа, населенной приверженцами шафиитско-го мазхаба, в ту эпоху, что предшествовала появлению на исторической арене трех известных имамов XIX в.: Газимухаммада, Хамзата и Шамиля.
Уже в Х1 X в. благодаря обстоятельным трудам российских ученых, прежде всего А. В. Комарова, Ф.И. Леонтовича и М.М. Ковалевского, кавказоведение получило достаточно ясное представление об обычном праве дагестанцев. Однако объективные обстоятельства — источники, находившиеся тогда под рукой, не позволили разрешить с убедительностью одну весьма важную задачу — рассмотрение и анализ названного права в его развитии, начиная с самых ранних времен. Подразумевается же тут самый серьезный учет хронологического фактора и, соответственно, связанных с ним изменяющихся время от времени влияний: геополитических, культурно-религиозных, этнических и каких-либо других по характеру.
Письменные и иные по происхождению источники дают возможность получить представление о нормах права, имевших хождение на территории Дагестана в сасанидскую эпоху и ранее. В данной работе, однако, — на нынешнем уровне разработки проблемы, — целесообразно ограничить процесс исследования конкретно-юридическими особо древними текстами, составленными в регионе исконного проживания этнических дагестанцев; записаны они в пределах Х11—ХУ вв., по традиции — на арабском языке. Дело здесь в том, к примеру, что мудрые люди заметили еще в раннем средневековье, что «варвары», имевшие, понятно, свои обычаи и правовые нормы в устной форме, получив — при помощи «цивилизованных» людей [7, с. 34—35], — право уже в письменном виде, выходили теперь на новый, более высокий исторический уровень. Так, известно, что знатный галло-римлянин «упрекал» в V в. своего же знатного же земляка за то, что тот помог германоязычным бургундам записать на латыни свою «правду» — (на базе племенного обычного права, но с учетом тут положений высокоразвитого римского права и указов бургундских королей) — и через это еще больше возвыситься на занятой ими территории юго-восточной Галлии [7, с. 34, 57, 114], соответствующей частям современной Франции и Швейцарии.
Вторжение арабо-мусульманских войск на территорию этнических дагестанцев, где уже существовали государства и имелись сословия и административные структуры, произошло в VII в.
По прошествии же нескольких десятилетий (в VIII в.) имело место уже подчинение их — по религии своей язычников, маздеистов, христиан и, не исключено, иудеев, — власти омеядского Халифата, причем господство этого могучего мусульманского государства продолжалось затем над ними в течение еще нескольких десятилетий. Соответственно можно предполагать, что уже в УП-УШ вв. обращались в ислам какие-то небольшие части дагестанцев. Принятие же мусульманской религии целыми общинами их, а тем более — государствами, относится к Х—ХП вв. и более позднему времени [8].
С другой стороны следует отметить, что наиболее древние в рамках всего Восточного (мусульманского) и Северного Кавказа памятники местного права, сохранившиеся в письменной (это очень важно) форме, обнаруживаются современной наукой на землях аварцев, лакцев и отчасти даргинцев — в пределах относительно крупного и сильного государства Сарир, существовавшего в регионе со времен Сасанидов (Ш—УП вв. н. э.), и это как минимум. Ядром же сарирской территории был бассейн дагестанской реки Сулак, где находились его политические и экономические центры — авароя-зычный Хунзах и Кумух, население которого говорило на лакском языке.
Для этой части дагестанцев — исконных обитателей Сулакского речного бассейна раннеислам-ской эпохой является период Х!—ХП вв. и Х^-ХУ вв. Тогда местное население продолжало жить там еще во многом по старому, а не по мусульмански.
В ходе распада обширного Сарира, чьей религией было тогда христианство, выделилось (к первой половине Х в.) маленькое христианское государственное образование с центром в Кумухе — достаточно сильной и влиятельной горской общине, которая состояла из нескольких «племенных» пунктов, трансформировавшихся позднее в кварталы горного «города». На рубеже Х!—ХП вв. кумухцы, проживавшие на важном перекрестке путей, приняли, как известно, мусульманскую религию [9, с. 168—175], но при всем этом еще в ХУ в. они — как и их подвластные, говорившие на различных дагестанских языках, — являлись мусульманами только на словах. Касалось сказанное прежде всего морали и, по-видимому, стиля их жизни. Так, по словам турецкого автора конца ХУ в. Али Челеби, нравы казикумух-цев названного времени «не походили на нравы мусульман». У османцев были тогда якобы основания для обвинения их «в разных нечестивых поступках, в том числе даже в общности женщин» [10].
Формой Кумухской государственности после выхода ее из состава Сарира, причем как в доис-
ламские, так и частично в раннеисламские времена, была олигархия, т. е. господство верхушки местных аристократов [11, с. 203]. Однако некоторые из олигархов Кумуха (по-лакски симирдал) [12, с. 58], по крайней мере раннемусульманского периода, — например, те, которые проживали в пределах «общины», именуемой Гукал, — считались обладателями древних привилегий (в сферах уголовного и государственного права) и наделялись в арабских текстах титулом султан.
Вторым общественно-политическим образованием горцев Сулакского бассейна, сформировавшимся на базе христианского государства Сарир, было феодальное княжество с центром в Хунзахе, чье население приняло ислам в первой половине Х^ в. [13]. Под непосредственной властью правителей его, кстати считавших себя хранителями сарирской государственной традиции, находилась в раннеис-ламскую эпоху (во второй половине ХУ в.) небольшая территория площадью, примерно, в 1000 кв. км. Вместе с тем, все аварские земли, которые лежат к северу от реки Аварское Койсу — вплоть до границы с Чечней, находились уже тогда под верховным владычеством хунзахских князей (нуцал) [14, с. 135-138].
Здесь же, как мне кажется, необходимо затронуть и мусульманское княжество Тледок (Лъодок). Образовалось оно в дагестанском высокогорье, на территории Тляратинского района РД в Х^ в. [15] на развалинах «Гурджистанского вилаята» монгольской державы, точнее - западной периферии его. Произошло это в лесистой зоне, малопригодной для земледелия, население которой традиционно контролировало, однако, значительные пространства в прилегающей части Закавказья. Именно оттуда, из современного Белоканского района Азербайджана, везли тледокцы хлеб и фрукты в свои горы, богатые летними пастбищами и скотом.
Указанный здесь, подвижный поневоле (по причинам географического и климатического порядка) стиль жизни этих всегда сытых тогда обитателей Тледока, с одной стороны, и их пребывание (в течение, примерно, столетия) под сильной властью хорошо организованного государства ханов из монгольского рода - с другой, и привели к тому, что в той, приджурмутской, части Западного Дагестана (в первой половине ХХ в., кстати, бедной и малолюдной) установились в Х^-ХУ вв. относительно сложные формы общественного и административного устройства. Понятно, что данное обстоятельство, как и предыдущее пребывание Тле-дока в составе Сарира, а также, вероятно, - в составе Албанского княжества (УШ-Х1 вв.) и Грузин-
ского царства, должны были найти свое отражение в жизни тледокцев доисламской и раннеисламской эпох.
Государственность той части дагестанцев, которые — в доисламскую и раннеисламскую эпохи — проживали в пределах Сулакского бассейна (территория Сарирской державы начала X в., считавшейся, кстати, заметной частью Византийской империи — наряду с Русью, Аланией и Арменией) [16, с. 54], имела, как отмечено выше, достаточно глубокие и сильные корни. Следовательно, классово-сословное разделение общества было там тогда уже развитым, ну конечно лишь до определенной степени. С другой же стороны — необходимо отметить, что в названные здесь эпохи из истории горцев присутствовали среди последних в качестве компонента этнически чуждые элементы. Были они по происхождению иранские, арабские, тюркские, армянские, грузинские и т. д. [17] Соответственно более древний строй жизни, опиравшийся всецело на принцип кровной близости (реальной или воображаемой) [18] и через это регулировавший общественный порядок — не допускавший в среде сородичей более или менее серьезных преступлений [19], был у обитателей дагестанских гор во многих отношениях уже разрушен. Потому-то местное общество указанного времени не могло продолжать жить только по родовым установлениям, действенным там, где проживают потомки того или иного патриарха, а чужаки имеются лишь в статусе рабов или неполноправных пришельцев. Оно нуждалось теперь в обычном праве. Опубликованные в настоящее время ценные источники, причем нескольких видов, зафиксированные в XVIII—XIX вв., предоставляют широкому кругу современных исследователей возможность для обозрения и анализа правовых порядков, имевших место в Дагестане примерно триста-двести лет тому назад. В то де время старейшие писаные памятники обычного права, действовавшие в «Стране гор», позволяют правоведу пойти гораздо глубже, ибо они датируются временем более ранним, а именно примерно XII—XIII вв. Есть также интересный материал названного рода, относящийся к XIV и XV столетиям [20]. Что же касается указанного исторического периода (между XII—XV вв.), то он практически полностью соответствует раннеисламской эпохе в истории той части Дагестана, традиционно ведущей, где проживали и проживают аварцы, часть даргинцев и лакцы, составляя особый культурный круг, той территории где располагалась в прошлом Сарирская держава и находилось княжество Тле-док, где языком межплеменного общения был из-
давна аварский — вплоть до первой половины XX в.
В доступных современной науке юридических текстах, составленных на территории проживания этнических дагестанцев XII—XV вв., а также иных памятниках дагестанского права можно отметить несколько общих моментов.
Так, дагестанцы доисламской и раннеислам-ской эпох, особенно обитатели страны, соответствующей бассейну Сулака, находясь на стадии государственности, состояли из четырех основных групп: 1) потомственных аристократов (нуцияв, цуму, талхъан, и т. д.), 2) свободных простолюдинов (они именовались по названию своей «славной» общины-родины, в связи с чем нельзя не напомнить, что во II тыс. до н. э. практически также обстояло дело и в Двуречье — к примеру, термин «ассириец» имел тогда значение «свободный» житель г. Асур//Ашшур, без какого-либо «этнического оттенка») [21], 3) «изгоев» — пришельцев из других горских селений (апараг) и 4) рабов (лагъ; термин идущий, скорее всего, от сармато-аланской эпохи). Знало данное общество также и торговцев, к примеру — торговцев иноземными тканями (базарган —?). При всем этом, однако, оно содержало в себе и элементы общественного строя, опиравшегося на кровное родство, существование которого поддерживалось фактом действенной роли родственников при регулировании ряда правовых вопросов.
Особую роль, что любопытно, играли в вопросах родства — числа «шесть» и «семь». Носили они, возможно, первоначально сакральный, т. е. священный, характер. Так, в отдельных случаях в изгнание отправляли убийцу и шестерых его родственников, а каждое селение маленького по территории Тледока обязано было давать князю-правителю по 6 лисиц ежегодно. Небезынтересно в этой связи, что указанные числа играли похожую, видимо, роль (в вопросах правового характера) у шумерийцев III тыс. до н. э. (южный Ирак), у древних семитов (II тыс. до н. э.), у германоязычных франков, у средневековых кельтов Уэльса и у англо-саксов [22].
Как и в иных частях земного шара, — например, на Ближнем Востоке [23, с. 147], — официальной формой наказания за преступления (относящиеся, согласно современным представлениям, к сферам ведения государственного и уголовного права) в доисламскую и в раннеисламскую эпохи был в Сулак-ском бассейне Дагестана штраф натурой (скотом). Этот принцип, кстати, европейцы считают более «гуманным и справедливым», чем примитивный-де принцип талиона («око за око и зуб за зуб»), который действовал в Вавилоне (II тыс. лет до н. э.) и у древних евреев. Правда, еврейская историография
ХХ в., во-видимому, не соглашаясь с указанной позицией, акцентирует внимание читателей на том, что талион является показателем равенства всех граждан «перед законом», когда «богатство и бедность» не дают оснований оценивать «жизнь одного человека» выше или ниже, «чем жизнь другого» [24]. Обозначалось данное понятие, т. е. «штраф», скорее всего, горским словом ака (г1ак1а; в близкородственных языках и наречиях употребляются варианты его произношения), а в местных арабоя-зычных текстах обычно применялось в таких случаях слово фидъят.
Штраф с преступников взимался в Древнем Иране с парфянских времен (III в. до н. э. — III в. н. э.), «в двойном размере»: дело в том, что «сумма» штрафа с преступника, вручаемая «стороне, потерпевшей убыток», в равном же ей объеме передавалась и властям, а конкретно — «в царскую казну» [25, с. 257, 356]. Данный порядок в правовой сфере имел место и на территории Дагестана — не исключено, что в качестве древнеиранского заимствования. Известен он был и в христианском мире, в том числе в Западной Европе.
Такой штраф в «двойном размере» современные ученые именуют термином композиция — часть композиций передавалась носителям власти, а часть «обращалась... в пользу потерпевшего от преступления» [26]. Она являлась весьма действенным фактором в глазах жителей Дагестана давно прошедших времен. Имело же это место по таким, думается, причинам:
а) из-за сильной приверженности к старинным порядкам, ведь консерватизм присущ самым разным по происхождению горцам с давних времен [27, с. 6];
б) вследствие слабого развития карательного аппарата внутри горской государственности;
в) вследствие силы родственных связей внутри тухумов, «тесной солидарности» в их «среде», которая проявлялась в коллективной ответственности «за деяния, совершенные одним из» сородичей [28] и, соответственно — в наличии у дагестанцев вну-триродовой и «внутриплеменной» взаимопомощи.
Последнее обстоятельство позволяло собирать, причем быстро, значительные материальные средства для выплаты композиций. Так, убийца, совершивший свое преступление на территории, к примеру, современного Шамильского района РД (правда, позднее того времени, которое затрагивается здесь — во второй половине XVII в.) должен был отдать: в одних местах — 60 коров [29, с. 115], т. е. порядка 300 овец или 30000 долларов в ценах РФ, и это как минимум; в других местах — 270 овец.
Литература
1. Лавров Л.И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа на арабском, персидском и турецком языках. Ч. 1. М., 1966. С. 57, 58, 63-68, 76-78; его же. Указ. соч. Ч. 3. М., 1980. С. 27-29,119; Шихсаидов А.Р. Эпиграфические памятники Дагестана X-XVII вв. как исторический источник. М., 1984. С. 9, 22-24, 33-38, 96-114, 132-135, 138-145.
2. Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы. Махачкала, 1990. С. 46, 47,57,64,65,75, 82,84,85; Айтберов Т.М., Иванов А.А., Казанбиев А.Д. Новые эпиграфические памятники с территории Аварии//Материалы сессии, посвященной итогам экспедиционных исследований в Дагестане в 1976-1977 гг. (тезисы докладов). Махачкала, 1978. С. 45, 46.
3. Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы. С. 80, 81; Каталог арабских рукописей Института истории, языка и литературы им. Гамзата Цадасы Дагестанского филиала АН СССР. Вып. I. М., 1977. С. 48, 49; Нурмагомедов М.Г., Нурмагомедов А.М. Наиболее древние рукописные экземпляры из личной библиотеки М.Г. Нурмагомедо-ва//Письменные памятники Дагестана XVIII-XIX вв. Махачкала, 1989. С. 133 (первая книга - толковый словарь ал-Гарибайн - переписана в 687/1288-89 г. Мухам-мадом из лакского сел. Кумух, который учился в сел. Ца-хур, расположенном в Южном Дагестане; вторая - труд по мусульманскому праву Шарх Танбих ал-фикх, - написанный Али ибн Абд ал-Кафи ас-Субки, - переписана в 782/1380 г. Мухаммадом из сел. Дулдуг Агульского района.
4. Об этом см., напр.: Каталог рукописей ИИЯЛ. Вып. I; Шихсаидов А.Р., Тагирова Н.А., Гаджиева Д.Х. Арабская рукописная книга в Дагестане. Махачкала, 2001.
5. Об этом см.: Саидов М-С. Аварско-русский словарь. М., 1967. С. 54; Комаров А.В. Адаты и судопроизводство по ним//Сборник сведений о кавказских горцах (ниже: ССКГ)». Вып. I. Тифлис, 1868. С. 73; Генуса Х1 асанилав-дибир. Барка дуе алжан, - Гъазимух1 амад! Мах1 ачхъала, 1997. Гь. 15 (ч1 ух1 би г1 одор рехун, аг1 ванал тарав//Х1 ат1 ица балъ мерхьун шариг1 ат лъурав «[этот Газимухаммад, который] сбросил вниз адатных судей-чухби и поставил [на их место] помощников-авн//Обыч-ное право-батль ногами истоптал и [вместо него] шариат установил»); Генуса Аминатил Мух1 амад. К1 алъалишха дунги лъаларищали. Мах1 ачхъала, 1997. Гь. 10 (Диналъ-ул кьуч1 т1 амурав//Балъил даптар т1 ут1рав «[Этот Газимухаммад], установил фундамент религии//И разорвал в клочья тетрадь-даптар содержавшую [текст норм] обычного права-батль»); Магомедов Р. Памятник истории и письменности даргинцев XVII века. Махачкала, 1964. С. 37; его же. История Дагестана с древнейших времен до начала Х1 Х века. Махачкала, 1961. С. 238; Хайда-ков С.М. Лакско-русский словарь. М., 1962. С. 302.
6. Ал-Карахи М-Т. Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах/Пер. и коммент. Т. Айтберо-ва. Ч. I. Махачкала, 1990.
7. Лебек С. Происхождение франков (V-IX века). Ч. I. М., 1993.
8. Магомедов Р. М., Магомедов А.Р. История Дагестана. Махачкала, 1994. С. 48-59, 71, 72, 99, 100; Гаджи-ев М.Г., Давудов О.М., Шихсаидов А.Р. История Дагестана
34
Маремкулов А.Н.
с древнейших времен до конца ХУ в. Махачкала, 1996. С. 200-232, 334-348.
9. Шихсаидов А.Р. Ислам в средневековом Дагестане: УП-ХУ вв. Махачкала, 1969. С. 168-175.
10. Бартольд В.В. Дагестан//Бартольд В.В. Сочинения. Т. III. М., 1965. С. 414; его же. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира. Соч., т. II. Ч. 1. М., 1963. С. 753.
11. Масуди о Кавказе//Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда Х-Х1 веков. М., 1963.
12. Об этом термине см.: Булатова А.Г. Лакцы: историко-этнографическое исследование (ХК-начало ХХ вв.). Махачкала, 2000.
13. Шихсаидов А.Р. Ислам. С. 206, 207; Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы. С. 84, 85.
14. Хашаев Х-М. Общественный строй Дагестана в ХК в. М., 1961.
15. Айтберов Т.М. История Маза: краткая редак-ция//Шихсаидов А.Р., Айтберов Т.М., Оразаев Г.М-Р. Дагестанские исторические сочинения. М., 1993.
16. Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы. Махачкала, 1990.
17. См., напр.: Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы. С. 13, 79; Булатова. Лакцы. С. 43, 44, 59, 169, 171-182.
18. Историки проследили, что через усыновление, а также иными путями, в те или иные роды индоевропейских племен и народов, представлявшие собой первоначально «кровные союзы», проникали издревле чуждые им по происхождению этнические элементы. Имело место это явление у древних греков, римлян, германцев, кельтов, славян, афганцев, индийцев и т. д. (см.: Ковалевский. Родовой быт. С. 162-164).
19. Корифеи кавказоведения ХК-начала ХХ вв. считали, что в обществе, построенном на родовых началах, практически не бывало преступлений, особенно тяжких, ибо род это «замиренная» самой жизнью человеческая «среда». Дело в том, что род чувствовал почти ежедневно враждебность со стороны других родов и племен, а кроме того, он имел родовую собственность на пастбища и иные виды земель (см.: Ковалевский. Родовой быт. С. 179, 181).
20. Хрестоматия по истории права и государства Дагестана в XVIII—XIX вв./Сост., пер. и коммент. Т.М. Айтберова, Ч. I—II. Махачкала, 1999.
21. История Древнего Востока: Ч. II. М., С. 112.
22. Ковалевский. Родовой быт. С. 199, 220, 226; Струве В.В. История Древнего Востока. М., 1941. С. 179; История Древнего Востока: зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации/Под ред. И.М. Дьяконова. Ч. I. М., 1983. С. 262 («в течение семи дней», согласно древнему ритуалу, «рабыня» как бы сравнивалась по положению «со своей госпожой», а «раб», обретая на эти 7 дней важность, «шел рядом со своим хозяином»); Харун Яхья. Погубленнные народы. Стамбул, 2001. С. 30 (примеры из «священной» истории); Кельты//Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. Т. XIV-а. СПб., 1895. С. 916 (по древнему кельтскому закону в случае убийства свободного кельта, выкуп, т. е. «цену крови» его, составляли 7 рабынь или же 21 корова)
23. Хрестоматия по истории Древнего Востока/Под ред. И.А. Коростовцева и др. Т. 1. М., 1980.
24. Белицкий М. Забытый мир шумеров. М., 1980. С. 363: Крамер С.Н. История начинается в Шумере. М., 1965. С. 67; Гойтейн Ш.Д. Евреи и арабы: их связи на протяжении веков. М., 2001. С. 31, 32.
25. Периханян А.Г. Общество и право Ирана в парфянский и сасанидский периоды. М., 1983.
26. Ковалевский. Родовой быт. С. III (Пояснения редакции).
27. Боголепов Н. Учебник истории римского права. М., 1900.
28. Ковалевский. Родовой быт. С. 166, 167. В брегон-ских законах кельтов Ирландии, записанных в V в. н. э., говорится, что даже боковые родственники преступника, но имеющие общего с ним деда, обязаны были в отдельных случаях принимать участие в уплате «выкупа», падающего на него, то есть на этого преступника (Там же. С. 176).
29. Айтберов Т.М. Недавно найденные адаты аварцев XVII века//Советская этнография. 1978. № 6.
УДК 340.15
Маремкулов А.Н.
Профессор Кабардино-Балкарского госуниверситета, д. ю. н., к. и. н.
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБЫЧНОГО ПРАВА В ПРОЦЕССЕ РЕАЛИЗАЦИИ ПОЛИТИКИ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В XVIII-XIX ВВ.
В статье показана трансформация обычного права в процессе проведения политики Российского государства на Северном Кавказе.
In the article the transformation of the customary law in the process of leading the policy of the Russian state in the North Caucasus.
Ключевые слова: обычное право, трансформация, Северный Кавказ, Кабарда, Временный суд. Key words: customary law, transformation, the North Caucasus, Kabarda, Temporary court.
