CC BY
47
с древнейших времен до конца XV в. Махачкала, 1996. С. 200-232, 334-348.
9. Шихсаидов А.Р. Ислам в средневековом Дагестане: VII-XV вв. Махачкала, 1969. С. 168-175.
10. Бартольд В.В. Дагестан//Бартольд В.В. Сочинения. Т. III. М., 1965. С. 414; его же. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира. Соч., т. II. Ч. 1. М., 1963. С. 753.
11. Масуди о Кавказе//Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда Х-Х1 веков. М., 1963.
12. Об этом термине см.: Булатова А.Г. Лакцы: историко-этнографическое исследование (XIX-начало ХХ вв.). Махачкала, 2000.
13. Шихсаидов А.Р. Ислам. С. 206, 207; Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы. С. 84, 85.
14. Хашаев Х-М. Общественный строй Дагестана в XIX в. М., 1961.
15. Айтберов Т.М. История Маза: краткая редак-ция//Шихсаидов А.Р., Айтберов Т.М., Оразаев Г.М-Р. Дагестанские исторические сочинения. М., 1993.
16. Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы. Махачкала, 1990.
17. См., напр.: Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы. С. 13, 79; Булатова. Лакцы. С. 43, 44, 59, 169, 171-182.
18. Историки проследили, что через усыновление, а также иными путями, в те или иные роды индоевропейских племен и народов, представлявшие собой первоначально «кровные союзы», проникали издревле чуждые им по происхождению этнические элементы. Имело место это явление у древних греков, римлян, германцев, кельтов, славян, афганцев, индийцев и т. д. (см.: Ковалевский. Родовой быт. С. 162-164).
19. Корифеи кавказоведения ХГХ-начала ХХ вв. считали, что в обществе, построенном на родовых началах, практически не бывало преступлений, особенно тяжких, ибо род это «замиренная» самой жизнью человеческая «среда». Дело в том, что род чувствовал почти ежедневно враждебность со стороны других родов и племен, а кроме того, он имел родовую собственность на пастбища и иные виды земель (см.: Ковалевский. Родовой быт. С. 179, 181).
20. Хрестоматия по истории права и государства Дагестана в XVHI-XIX вв./Сост., пер. и коммент. Т.М. Айтберова, Ч. I-II. Махачкала, 1999.
21. История Древнего Востока: Ч. II. М., С. 112.
22. Ковалевский. Родовой быт. С. 199, 220, 226; Струве В.В. История Древнего Востока. М., 1941. С. 179; История Древнего Востока: зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации/Под ред. И.М. Дьяконова. Ч. I. М., 1983. С. 262 («в течение семи дней», согласно древнему ритуалу, «рабыня» как бы сравнивалась по положению «со своей госпожой», а «раб», обретая на эти 7 дней важность, «шел рядом со своим хозяином»); Харун Яхья. Погубленнные народы. Стамбул, 2001. С. 30 (примеры из «священной» истории); Кельты//Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. Т. XIV-а. СПб., 1895. С. 916 (по древнему кельтскому закону в случае убийства свободного кельта, выкуп, т. е. «цену крови» его, составляли 7 рабынь или же 21 корова)
23. Хрестоматия по истории Древнего Востока/Под ред. И.А. Коростовцева и др. Т. 1. М., 1980.
24. Белицкий М. Забытый мир шумеров. М., 1980. С. 363: Крамер С.Н. История начинается в Шумере. М., 1965. С. 67; Гойтейн Ш.Д. Евреи и арабы: их связи на протяжении веков. М., 2001. С. 31, 32.
25. Периханян А.Г. Общество и право Ирана в парфянский и сасанидский периоды. М., 1983.
26. Ковалевский. Родовой быт. С. III (Пояснения редакции).
27. Боголепов Н. Учебник истории римского права. М., 1900.
28. Ковалевский. Родовой быт. С. 166, 167. В брегон-ских законах кельтов Ирландии, записанных в V в. н. э., говорится, что даже боковые родственники преступника, но имеющие общего с ним деда, обязаны были в отдельных случаях принимать участие в уплате «выкупа», падающего на него, то есть на этого преступника (Там же. С. 176).
29. Айтберов Т.М. Недавно найденные адаты аварцев XVII века//Советская этнография. 1978. № 6.
УДК 340.15
Маремкулов А.Н.
Профессор Кабардино-Балкарского госуниверситета, д. ю. н, к. и. н.
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБЫЧНОГО ПРАВА В ПРОЦЕССЕ РЕАЛИЗАЦИИ ПОЛИТИКИ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В XVIII-XIX ВВ.
В статье показана трансформация обычного права в процессе проведения политики Российского государства на Северном Кавказе.
In the article the transformation of the customary law in the process of leading the policy of the Russian state in the North Caucasus.
Ключевые слова: обычное право, трансформация, Северный Кавказ, Кабарда, Временный суд. Key words: customary law, transformation, the North Caucasus, Kabarda, Temporary court.
ПАМЯТНИКИ ПРАВА НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
(Материалы научно-практической конференции)
В настоящее время многие ученые-правоведы справедливо устремляют свои взоры к обычному праву. Это обстоятельство, безусловно, вызвано тем, что в период глубокого реформирования государственно-правовой системы выявляются слабости и «огрехи» законодательства, в первую очередь в осуществлении нормативной регуляции общественных отношений. Такая ситуация в итоге показывает, что обычное право как редкостный правовой феномен недостаточно оценен юридической наукой и практикой и требует глубокого осмысления. Так, еще представители исторической школы Савиньи и Пухта справедливо замечали, что обычное право — это не только вполне самостоятельная форма права, но и во всех отношениях форма наиболее совершенная, заслуживающая предпочтения перед другими источниками права, так как служит самым точным и верным выражением народного правосознания. Совершенно очевидно, что уже сегодня необходимо изучение таких основополагающих вопросов, как возможность сохранения регулятивного потенциала обычного права; обеспечение преемственности в правовом развитии того или иного народа посредством сохранения обычного права; изучение особенностей основных институтов обычного права; стремление субъектов обычного права к формированию стабильных социальных ценностей и т. д.
В данной статье на основе ретроспективного анализа предпринята попытка показать уникальность обычного права, его основательность и авторитет и в то же время его удивительную хрупкость под любыми силовыми воздействиями. Наиболее наглядно эти вопросы можно проследить в процессе изучения юридических форм политики Российского государства на Северном Кавказе, в частности в области судоустройства и судопроизводства.
В ходе освоения региона перед представителями царского самодержавия встал вопрос создания новой системы управления, судоустройства и судопроизводства, максимально понятной и доступной для местного населения. С целью реализации этой задачи было издано именное Высочайшее повеление Императрицы Екатерины II генерал-губернатору от 28 февраля 1792 г. Повеление было принято на основе рапорта генерал-губернатора И. В. Гудовича на имя Ее Императорского Величества 16 января 1793 года. В рапорте генерал И. В. Гудо-вич обозначил свое видение нового судоустройства Кабарды, рекомендовав учредить в Большой и Малой Кабарде родовые суды и родовые расправы. Для Большой Кабарды было предложено «выбрать из четырех родов их владельцев по два лучших человека,
по два между ними узденя, принадлежавших владельцам» (выделено нами. — А. М.). Несмотря на выборность судов, к ним предусматривалось прикомандировать два «самых надежных» российских офицера, призванных требовать, чтобы выбранные судьи и все другие подчинялись новому порядку. Новые органы должны были судить тяжебные дела и малые поступки по своим обычаям, а за тяжкие преступления (измена, убийство, разбой и воровство) — по законам Российской империи. Дела о тяжких преступлениях затем предоставлялись «для дальнейшего поступления по законам или военному начальнику, на Линии поставленному или генерал-губернатору Кавказского наместничества» [1, с. 50]. Меры четко отражали вмешательство царской администрации в традиционное судоустройство и судопроизводство Кабарды.
Екатерина II в целом положительно отреагировала на предложенный проект. Императрица поддержала идею создания в Кабарде родовых судов и родовых расправ, но предлагала проводить эти мероприятия с чрезмерной осторожностью, так как «...не единою силою оружия подлежит побеждать народы, в неприступных горах живущие и имеющие надежные в оных от войск наших убежища, но паче правосудием и справедливостью нужно приоб-ресть их к себе доверенность; кротостию смягчать, выигрывать сердца и приучать их более обращаться с Русскими.» [1, с. 50]. Именно в этом выражении императрицы, на наш взгляд, закреплялось особое отношение к регулируемым вопросам, требовавшим учета специфики народов, населяющих регион.
В третьем пункте повеления, по сути, решался вопрос о создании в Кабарде родовых судов и родовых расправ. Здесь было закреплено, что на «первое время признано полезным учредить между ими по числу родов суды, — для владельцов под именем: Кабардинский такого-то рода суд, а для узденей — Родовые расправы, составив и те и другие из лучших людей, выбранных самими ими, не примешивая к оным никакого из наших офицеров (выделено нами. — А. М.), по примеру тому, как с пользою заведены в Оренбурге между Киргизцами расправы, которым обещано и жалованье» [1, с. 52]. Как видно из этого пункта, мнение Екатерины II шло в разрез с представленным проектом генерала И. В. Гудовича. Императрица предложила создать суд для каждого рода, а в проекте говорилось об избрании двух представителей из четырех родов, во-вторых, выступила против «прикомандирования» российских офицеров. Вариант императрицы был более удачным, так как учитывал специфику кабардинского общества.
Екатерина II считала важным учреждение Верхнего пограничного суда, который должен был бы располагаться в Моздоке или в Екатеринограде, где наряду с выбранными из родов «первейшими» людьми и депутатами должны были находиться определенные царской администрацией чиновники. Из повеления видно, как императрица еще раз предостерегала местное начальство от опрометчивых действий и ставила во главу угла такой критерий, как «добрая воля».
Однако, несмотря на наличие в данном документе рекомендательных и поощрительных способов, проведения осторожной политики в Кабарде, генерал И.В. Гудович был настроен наступательно. В своих рапортах на имя Е.И.В. он постоянно отмечал, что в Кабарде продолжается беспорядочная и неустроенная жизнь и для наведения порядка необходимо привести местное население в должное повиновение, а если необходимо, то и «принудить их силою оружия» [1, с. 53].
Можно предположить, что именно на основании таких рапортов было разработано Высочайшее повеление от 9 мая 1792 г. генералу И.В. Гудовичу, содержавшее более жесткую позицию и предусматривавшее императивные методы создания судебных органов. В преамбуле повеления Екатерина II приняла во внимание мнение И.В. Гудовича о беспорядках в Кабарде и четко изложила запрещающую диспозицию: «.но если, вопреки ожидания, не взирая на все снисходительные попечения о благосостоянии сего народа, не престанет оный продолжать набегов в границы наши, хищениями и разбоями своими нарушать спокойствие селений и будет презирать внушения и строгие подтверждения.» [1, с. 53—54]. Усиливая и поддерживая запрет «противоправных» действий по отношению к Российскому государству со стороны «ветреных кабардинцев», законодателем была предложена санкция за нарушение диспозитивной нормы. Но она должна была наступать только после «истощения всех предписанных способов кротости и убеждения». Сама же санкция носила абсолютно-определенный характер и четко указывала меры воздействия: «.для спокойствия пределов, прекращения нагло-стей и восстановления между ими порядка, повеле-но употреблять, кстати, и блеск, и страх оружия.».
И.В. Гудович отошел от принципа учреждения судов по однородовому принципу. Так, для владельцев в Большой Кабарде вместо четырех родовых судов было признано целесообразным создать только два суда: первый — для родов Мисостова и Атажу-кина, второй — для родов Бекмурзина и Кайтуки-на. По аналогии с родовыми судами предлагалось
создать в Большой Кабарде две родовые расправы. В Малой Кабарде решено было учредить соответственно один родовой суд и одну родовую расправу. Такая система уже изначально заключала в себе взрывоопасный заряд, поскольку из двух родов необходимо было выбрать одного председателя суда [1, с. 53-54].
Основой судопроизводства послужило обычное право, моментальный переход к российским законам был просто невозможен. Однако вместе с обычным правом постепенно происходил процесс вкрапления российского законодательства. По законам Российской империи, как и предполагалось в проектах, должны были судить за важные преступления (измена, убийство, разбой и т. д.). На данном этапе установления судебной системы сочетание обычного права с элементами российского законодательства было единственным вариантом, который позволил бы этой системе существовать вообще. Обычное право, как основа судопроизводства родовых судов и родовых расправ, было более понятно кабардинскому обществу. Поэтому царское правительство рассчитывало посредством обычного права, как давно сложившейся юридической основы, одобряемой населением, заставить кабардинцев подчиниться новой системе судоустройства. Но, как свидетельствует дальнейшая история развития этих судебных органов, ошибки, допущенные царской администрацией на местах, не позволили родовым судам и расправам эффективно влиять на мирное, а главное, благосклонное отношение местного населения к проводимым мероприятиям. В этих условиях не имело должного эффекта и использование обычного права.
В процессе освоения региона это был далеко не единичный случай трансформации обычного права. Так, особый интерес представляет наставление Временному суду от 29 августа 1822 г. [1, с. 353-357]. По своей сути оно было своего рода положением об этом суде. Данное положение являлось временным и, как отмечалось в самом наставлении, должно было издаваться «впредь на особых правах». В основе судопроизводства Временного кабардинского суда должны были лежать обычное право, шариат и российское законодательство. Древние обычаи вновь приобретали былое значение, но теперь уже были трансформированы и приспособлены к российскому законодательству. Так, в пункте 9 наставления от 29 августа 1822 г. отмечалось, что «все дела гражданские и спорные между кабардинцами, равно и претензии на них от людей инородных, разбираются и решаются по их древним обычаям и обрядам», приспособленным (выделено нами. — А. М.),
ПАМЯТНИКИ ПРАВА НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
(Материалы научно-практической конференции)
«поколику важность случаев дозволит к правам Российским».
Временный кабардинский суд преподносился как орган, созданный для устранения произвола и неустройства. Так, в данном акте отмечалось, что «...восстановляя порядок в Кабарде и учреждая через земли оной новую линию для охранения жилищ ваших, с тем вместе признаю я полезным для собственнаго благосостояния вашего и разбора случающихся дел между вами установить Суд. Вследствие чего, составив предварительное начертание правил для Суда во временном наставлении, при сем для руководства вашего препровождаемом, членами сего Суда назначаются: председателем владелец подполковник Кучук Джанхотов, судьями: кадий по выбору владельцев и узденей; владельцы: Гаджи-Мурза-бек Хамурзин, кап. Темир-Булат Ата-жукин, г. с. Хасай Картулов. Из узденей от Малой Кабарды: Али-Мурза Коголко, Беслен Куденетов, Али Конов; секретарем кап. Якуб Шорданов; со стороны Российской чиновник для проверки журналов». Этим пунктом А.П. Ермолов в корне ликвидировал самый главный принцип судоустройства кабардинского общества — принцип выборности. Это говорило о том, что Кабардинский Временный суд не был свободен в своих действиях. Деятельность суда была под контролем представителей Кавказского линейного командования, в частности полковника Коцарева, который одновременно выполнял обязанности начальника всех вооруженных сил Российского государства, находившихся на территории Кабарды (Кабардинская линия).
Временный Кабардинский суд был правомочен решать дела стоимостью до 200 рублей, а для дел, которые превышали эту сумму, необходима была санкция полковника Коцарева. Исполнительное производство также находилось в руках Коцарева, который ведал всеми штрафными делами и другими по решению суда взысканиями. Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что все решения Временного Кабардинского суда заносились в особый журнал, который ежемесячно представлялся для ознакомления Коцареву, и он имел полное право отменить решение суда и направить его на новое рассмотрение. Что касается уголовных дел, то все тяжкие уголовные преступления кабардинцев решались военным судом. К их числу относились: убийство, измена, возмущение в народе, побег за пределы Линии со злым намерением, поход хищников к злодействам и сношения с ними, набеги, нападения и хищничества на Линии, обнажение оружия и причинение ран в ссорах. Помимо непосредственно судебных функций, на Временный Ка-
бардинский суд возлагались и административные обязанности. Пункт 23 гласил: «На обязанность учреждаемого Суда возлагается собрать достаточные сведения относительно податей и иного рода повинностей, отбываемых подвластными и холопами в пользу владельцев, узденей, равно и духовенства, и, не изменяя свойства их, поколику возможно изъяснить, в какой мере отправляются сии повинности. Правила сии, быв представлены начальству и впоследствии времени лучше соображены и утверждены, доставять обоюдную пользу владельцам, узденям и подвластным и послужат к отвращению всех случаев недоразумения и взаимных неудовольствий». Так, царская администрация строго контролировала посредством суда и вопросы внесудебного порядка.
Все кабардинское общество, особенно кабардинские князья и дворяне, равно как и мусульманское духовенство, отрицательно отнеслись к организации Временного Кабардинского суда. Подводя итог двухгодичной работы Суда, А.П. Ермолов констатировал: «. до сего времени народ не пользуется еще правосудием. сильнейшие действуют как хотят и жалобы лежат без решения, судьи, не думая о своих обязанностях, редко бывают в суде, а дела отправляют в домах, и духовенство допускается в разбирательство дел гражданских, несмотря на мое запрещение» [2].
Создание нового судебного органа парализовало власть князей. По меткому выражению Г. А. Кокиева, «учреждение Кабардинского временного суда следует отнести к числу важнейших колониальных мероприятий кавказского линейного командования, направленных к усилению влияния царизма в кабардинском обществе. Своим острием это мероприятие было направлено к ослаблению влияния среди кабардинского народа мусульманского духовенства, монополизирующего после ликвидации родовых судов в Кабарде судебную власть» [2].
Интересно, что необходимость использовать обычное право возникало и в тот период, когда Кавказская война подходила к своему завершению. Об этом свидетельствует прокламация (обращение) генерала Евдокимова к шапсугскому народу от 20 мая 1863 г. [3]. В ее преамбуле указывалось на необходимость устройства внутреннего управления шапсугами при осуществлении ими переселения. Начальником «управления» был назначен капитан Шипшев. Постановляющая часть прокламации состояла из 6 пунктов. Первые два пункта были посвящены вопросам собственности. С водворением на новые места жительства владельцам земельных участков выдавали «законные
38
Свечникова Л.Г., Фоминская М.Д.
акты и планы». Религия и собственность считались неприкосновенными и под защитой «общих узаконений Империи». Остальные пункты были посвящены административно-судебным вопросам. Суд по тяжебным делам должен был осуществляться на основании народных обычаев и шариата, но с «теми изменениями и дополнениями, какие впредь могут оказаться необходимыми согласно потребностям народа». Уголовные преступления должны были решаться по законам Российской империи. Учитывая тягостное положение шапсугов, их освобождали на три года от всяких денежных сборов. По истечении трех лет сбор должен был составлять три руб. со двора. Как видно из этого положения, и в окончательной фазе освоения региона царские чиновники продолжали использовать в своих интересах обычное право. При надобности по требованию начальника шапсуги обязаны были выставлять определенное число милиционеров.
Таким образом, российское самодержавие отводило обычному праву особую роль. Расчет российских властей был достаточно точным. При умелом использовании обычное право должно было явиться эффективным инструментом в процессе укрепления позиций Российской империи в регионе. Стремление применить обычное право в имперских интересах прослеживается на всех этапах освоения региона. Вместе с тем игнорирование особенностей уклада народов, населявших Северный Кавказ, приводило к тому, что обычное право во многом теряло свои главные качества (обязатель-
ность, непререкаемый авторитет и др.) и не всегда могло служить действенным инструментом проводимой политики. Это обстоятельство было вызвано тем, что к обычному праву представители царской администрации относились исключительно как к инструменту проводимой политики, практически полностью забывая о том, что оно представляло собой культурно-историческое наследие народов Северного Кавказа.
Представленный небольшой ретроспективный анализ показывает лишь часть уникальности обычного права, его силу и одновременно поразительную хрупкость под внешним воздействием. Изучение причин этой уникальности, на наш взгляд, требует отдельного специального исследования. Но уже сегодня совершенно очевидно, что изучение богатого исторического опыта позволяет выявить эффективные формы и методы становления российской системы управления, которые могут быть учтены при формировании и совершенствовании правовой политики на Северном Кавказе и на современном этапе.
Литература
1. Из документальной истории кабардино-русских отношений (вторая половина XVIII — первая половина XIX вв.). Нальчик, 2000.
2. Кокиев Г.А. Временный Кабардинский суд//Отдел рукописных фондов Республиканского научного центра Республики Северная Осетия-Алания. Ф. 33. Оп. 1. Д. 23. Л. 1.
3. Государственный архив Краснодарского края. Ф. 327. Оп. 1. Д. 3. Лл. 7-8.
УДК 340.15
Свечникова Л.Г.
Зав. кафедрой Ставропольского кооперативного института Белгородского университета потребительской кооперации, д. ю. н., профессор,
Фоминская М.Д.
Зам. директора Ставропольского кооперативного института Белгородского университета потребительской кооперации, к. ю. н., профессор
ИЗУЧЕНИЕ ОБЫЧНОГО ПРАВА НАРОДОВ КАВКАЗА В ИСТОРИКО-ЮРИДИЧЕСКОЙ НАУКЕ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Статья рассматривает эволюцию взглядов на обычное право в отечественной историографии. Проанализированы учения дореволюционных авторов. Рассмотрены позиции отечественных кавказоведов. Основной акцент сделан на изучение обычного права в современной правовой науке.
The Article considers the evolution a look at common law in domestic historiography. The Analysed teachings of the prerevolutionary authors. The Considered positions domestic кавказоведов. The Main accent is made on study of the common law in modern legal science.
Ключевые слова: обычай, обычное право, традиции, воззрения, юридический быт, Северный Кавказ, юридическая этнология.
