CC BY
29ИСТИНА, ТОЖДЕСТВО И ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ ЧАСТЬ
ДВЕ С ПОЛОВИНОЙ ТЕОРИИ ТОЖДЕСТВА
TRUTH, IDENTITY AND COMMON SENSE. PART I. TWO AND A HALF IDENTITY THEORIES
Аннотация
Abstract
Настоящая статья обязана своим существованием не столько здравому научному интересу, который должен руководить исследователем в лучшем из миров, сколько моим персональным пристрастием к философским шг^Иж. В ее первой части, которая сейчас перед читателем, я описываю и обсуждаю одну из самых удивительных теорий истины, которые имеют сегодня хождение — теорию тождества. В последующих частях я намерен сделать некоторые обобщения, касающиеся особенностей и принципиальных трудностей этой теории, а также предложить в ее свете интерпретацию самого странного философского трактата из всех, что мне доводилось читать — недавнего «Мышления и бытия» Ирада Кими. Мою несколько легкомысленную мотивацию написать об этих двух сюжетах отчасти оправдывает то, что и научный интерес у них тоже есть: о теории тождества на русском языке почти нечего сегодня прочитать, а книга Кими представляет собой настолько непроходимый интеллектуальный лабиринт, что даже простая попытка объяснить замысел автора, может, по-моему, считаться вполне основательным исследовательским предприятием.
The present paper is a result of not so much a sound scientific interest which should motivate a scholar in the best of worlds, but of my personal affection towards philosophical curiosities. In its first and present part I describe and discuss three varieties of one of the most peculiar theories of truth among those that have any support today — the identity theory. In the forthcoming parts of this paper I am going to make some generalizations, pertaining to some proper features and fundamental problems of this theory and offer in light of it an interpretation of the most bizarre philosophical treatise that I have ever read — Irad Kimhi's recent Thinking and Being. My slightly frivolous motivation to write on these two matters can be, I hope, excused by the fact that they do in fact bear some genuine scientific interest: there is absolutely nothing to read on identity theory in Russian and Kimhi's book is such an inscrutable philosophical labyrinth, that even a simple attempt to explain author's general intent can, I think, be regarded as quite a respectable academic enterprise.
Автор
Author
Артем Юнусов — к. филос. н., научный сотрудник Института философии РАН, forty-two@mail.ru.
Artem T. Iunusov — PhD, Researcher, Institute of philosophy RAS (Moscow), forty-two@mail.ru.
Ключевые слова
Истина, тождество, теория тождества, здравый смысл.
Keywords
Truth, identity, identity theory of truth, common sense.
УДК 165.0
истина, тождество и здравый смысл часть I. две с половиной теории тождества
текст Артёма Юнусова, иллюстрация Анны Ромашовой
Среди всех имеющих какую-никакую поддержку в академическом сообществе теорий истины нет, по-моему, более причудливой, чем теория тождества (которую я далее ради экономии места буду обозначать просто ТТ). Даже принципиальные эклектики вроде алетических плюралистов, рассчитывающих примирить все традиционные теории, обходят ТТ стороной. Чтобы придерживаться этой теории, необходимо разделять некоторые интуиции, довольно далеко уводящие нас из области здравого смысла в достаточно экстравагантное онтологическое зазеркалье1 — и тем удивительнее, что эта теория, с одной стороны, впервые увидела свет в опаринском бульоне зарождающейся аналитической философии (в ранних работах Мура и Рассела2; некоторые считают, что также и у фреге3), а с другой — переживает свой ренессанс в недрах аналитической философии зрелой (если не сказать поздней) — казалось бы, такой серьезной и реалистически
насупленной (с конца 8о-х годов XX века и, в общем, до сих пор).
ТТ удобнее всего описать как альтернативу определенного рода теории соответствия (в наших краях более известной как «корреспондентская теория») — а именно, теории истины как соответствия фактам. Такая теория, коротко говоря, гласит, что пропозиция4 (Платон ест батон) истинна, если и только если в мире имеется подходящий факт — тот факт, что Платон ест батон, — которому она соответствует; таким образом, согласно этой теории, истина заключается в отношении соответствия между пропозицией (понимаемой как содержание некоторого высказывания) и фактом (понимаемым как некая существующая независимо от нашего сознания в мире сущность)5. Чтобы перейти теперь от подобного рода теории соответствия к ТТ, достаточно будет заменить в предыдущем предложении любезно выделенное в тексте курсивом слово соответ-
1. Сторонники ТТ будут, разумеется, протестовать против такой характеристики, утверждая, что их теория, напротив, идеально согласуется с интуициями здравого смысла — возможно даже, лучше всех прочих теорий. Но это классический, восходящий еще, по крайней мере, к Беркли (который утверждал, что именно его имматериализм — это философия здравого смысла) ход философских эксцентриков, в котором я, признаюсь, не могу разглядеть ничего, кроме диалектической уловки.
(Любопытно также, что чем более экстремальной и удивительной версии этой теории теоретик тождества придерживается, тем чаще и громче будут его апелляции к здравому смыслу: никто не пытается убедить читателя в трюистичности теории тождества настоятельнее, чем Макдауэл и Хорнсби. Но см. об этом ниже).
2. [Moore 1899, 1902; Russell 190З, 1904]. Впрочем, некоторые возводят ее как раз к основному оппоненту Мура и Рассела — Брэдли, а от того еще глубже — к Гегелю (см. [Baldwin 1991], особенно — p.4o). Дальше Гегеля до последнего времени не забирался никто — но см. следующие части настоящей статьи. Мне не хотелось бы пока, однако, уходить вглубь времен дальше Мура и Рассела.
3. См. прим. 8.
4. Будем для простоты считать носителями истинности по умолчанию именно пропозиции.
5. Строго говоря, истина представляет собой не отношение, а реляционное свойство; для нужд моего скромного очерка это, впрочем, не будет очень уж существенно.
ствие на слово тождество: эта теория будет гласить, что истинные пропозиции не соответствуют некоторым фактам, а прямо тождественны этим фактам, т.е. буквально являются ими.
Здесь теоретик тождества встает перед развилкой в отношении вопроса о том, что именно он хочет этим сказать. В описанной выше версии теории соответствия отношение соответствия связывает два различных типа сущностей: пропозиции и факты. Пропозиции обычно понимаются как некоего рода семантические единицы, в той или иной мере близкие к тому, что фреге называл «Мыслями». факты же в рамках теорий соответствия указанного типа обычно понимаются в духе теорий логического атомизма Рассела и раннего Витгенштейна — т.е. как объекты референции, положения дел во внешнем мире, составляющими которых являются реальные (и зачастую физические) объекты, свойства и отношения6. Так, пропозиция (Платон ест батон) имеет своими составляющими смыслы, ассоциированные с соответствующими словами, тогда как факт того, что Платон ест батон, состоит из непосредственно самих Платона, батона и отношения поедания. Если, теперь, теоретик тождества утверждает, собственно, тождество двух членов указанного отношения, то из этого прямо следует, что он полагает, что эти два релята на самом деле не являются сущностями различного типа (поскольку они, с его точки зрения, вообще не являются двумя различными сущностями). Уместен, однако, вопрос, что именно он под этим имеет в виду — поскольку, судя по всему, два указанных типа релятов имеют несовместимые друг с другом свойства7 — и сложно избавиться от ощущения, что это может несколько помешать им быть буквально одной и той же вещью.
Наш теоретик тождества должен теперь объяснить
нам природу того, что находится в отношении тождества. Доступные для его выбора варианты суть: 1) схлопнуть отношение соответствия до отношения тождества, отдав предпочтение онтологическому статусу первого релята: т.е. заявить, что оба релята на самом деле имеют ту природу, которую имеет в теориях соответствия первый член отношения — семантическую природу, природу смысла; 2) схлопнуть отношение соответствия до отношения тождества, отдав предпочтение онтологическому статусу второго релята: т.е. заявить, что оба релята на самом деле имеют ту природу, которую имеет в теориях соответствия второй член отношения — природу фактов внешнего мира, или положений дел; 3) отказаться выбирать между онтологической природой первого и второго релятов и, заняв круговую оборону, назло интеллектуальным филистерам и философским простакам вроде меня, объявить, что у фактов внешнего мира и семантических сущностей все-таки одна и та же онтологическая природа.
ТТ не была бы таким упоительным для обсуждения феноменом интеллектуальной жизни, если бы в ее рамках для каждого из этих трех неординарных решений лежащей в ее основании небезынтересной проблемы не нашлось своих сторонников.
1. Первый род теоретиков тождества утверждает, что истинная пропозиция (Платон ест батон) тождественна тому факту, что Платон ест батон, в том смысле, что и факт, и пропозиция имеют своими составляющими семантические единицы, и в целом факты — это сущности, находящиеся не во внешнем мире, но в «сфере смыслов». В принадлежности к этой сфере пропозиций нет ничего неординарного; что же касается утверждения о том, что к этой сфере (а не к сфере референции) принадлежат также и факты, то для подкрепления этого тезиса сторонники ТТ иногда ссылаются на
6. Заимствуя удобный словарь неофрегианцев, можно сказать, что пропозиции обитают в «сфере смыслов», тогда как факты — в «сфере референции».
7. Например: пропозиции состоят из смыслов — которые принципиально не способны обладать пространственным положением; факты состоят из предметов внешнего мира — по крайней мере некоторые из которых обладают пространственным положением.
8. [фреге 2000, ЗЗ9]. Вообще, большая часть сторонников ТТ в той или иной мере являются неофрегеанцами. Хорнсби и Дод на заре современного возвращения ТТ отстаивали в совместной статье тезис о том, что аргументацию фреге против теории соответствия в [фреге 2000, З26—З28] можно расценить как поддержку им ТТ [Dodd, Ног^Ьу 1992]; как и по значительной части других вопросов, взгляды этих двух
фреге, утверждавшего, что «факт — это истинная мысль»8, или, говоря современным языком, истинная пропозиция [Dodd 1996, 161].
Будем называть подобную теорию вслед за Джулианом Додом, ее главным (и, возможно, единственным) представителем, «скромной» теорией тождества, или СТТ [Dodd 1995; Dodd 2000, 111-114]. Эта версия ТТ действительно наиболее скромная из всех: она не выносит никаких фантастических утверждений и не имеет никаких необычайных онтологических импликаций. Ее проблема в том, что она в некоторым смысле слишком скромная: по существу, она почти ничего не утверждает об истине. В значительной степени она сводится к предложению использовать слово «факт» специфическим образом: для обозначения истинной пропозиции. Она не описывает связи между понятым таким образом «фактом» и сферой референции, т.е. внешним миром — не потому, что такой связи нет, а потому, что подобная связь лежит за пределами ее интересов. фактически эта теория представляет собой чуть более экстравагантный род дефляционизма — и на ее принципиальную совместимость с дефляцио-низмом прямо указывает Дод [Dodd, 2000, 127-128; 1З2-157].
Оба этих упрека скромной ТТ — в неинтересности (пустоте) и сводимости к дефляционизму — лежат на поверхности [Caпdish 1999, 2З6] и хорошо понятны самому Доду; на оба он подробно отвечает; в обоих случаях его ответы не кажутся мне убедительными.
Его ответ на обвинение в пустоте заключается в том, что СТТ не может считаться бессодержательной теорией, заключая в себе по меньшей мере два содержательных момента [Dodd 2000, 124]. Во-первых,
она выносит содержательный тезис о природе фактов: что они — истинные пропозиции; непросто, однако, избавиться от впечатления, что это как раз всецело формальный тезис, сводящийся к рекомендации употреблять слово «факт» так, а не иначе9. Во-вторых, она предлагает содержательную критику теории соответствия; но нельзя не заметить, что критика некой теории сама по себе едва ли может считаться конституирующей альтернативную теорию.
Ответ Дода на обвинение в том, что СТТ сводится к дефляционизму, чуть более внятен, но в итоге почти ровно настолько же сомнителен — прежде всего потому, что, как мы увидим, в какой-то момент он просто становится тем же самым ответом, что и выше. Дод говорит, что СТТ хотя и совместима с дефляциониз-мом, однако не сводится к нему — прежде всего потому, что эти две теории являются теориями истины в разном смысле: их интересуют разные и в существенной степени независимые друг от друга аспекты истины. Дефляционизм интересует описание функционирования термина «истинно», желательно в терминах, исключающих возможность наличия у понятия, связанного с этим термином, содержательной природы10; СТТ представляет собой — и тут мы возвращаемся назад — прежде всего критику теории соответствия [Dodd 2000, 127], которая как раз жизненно необходима проекту дефляционизма, чтобы преуспеть в борьбе с этим философским фантомом. Наличие решающего критического аргумента против теории соответствия для дефляционизма — действительно важное дело. Однако, во-первых, можно сомневаться, что Дод такой аргумент приводит, а во-вторых, даже если ему нечто подобное и удается — то все еще сложно понять, как
авторов на ценность этой аргументации впоследствии разошлись: Дод прямо говорит о том, что аргументация фреге ошибочна [Dodd 2000, 116—117; см. также более детальное обсуждение тезиса о том, что фреге разделяет основные положения ТТ на с. 114—12З], тогда как Хорнсби ссылается на нее с одобрением и, кажется, считает ее верной [НогпйЬу 1997, 4—6].
9. Справедливости ради стоит заметить, что Дод отстаивает тезис о природе фактов именно как содержательный и метафизический, а не как формальный и имеющий отношение исключительно к языковому узусу: он пытается доказать, с одной стороны, что факты как положения дел во внешнем мире невозможны, а с другой — что, говоря о фактах, мы всегда уже подразумеваем под ними истинные пропозиции. Мне не кажется, что ему удается первое; я убежден, что ему не удается второе (см. в следующей части статьи).
10. Что само по себе делает предполагаемым Додом союз дефляционизма с СТТ (выносящей содержательные утверждения об истине) маловероятным; хотя Дод находит способ утверждать, что его содержательность — это не страшная содержательность [Dodd 2000, 1З2—1З5].
именно теория, прямо указывающая на то, что ее содержание по своему существу является всецело критическим, может претендовать на то, чтобы называться теорией истины. Буду ли я вправе сказать, что предложил новую теорию истины, если мне удастся раскритиковать в настоящем очерке ТТ?
2. Второй тип ТТ — тот, где пропозиция оказывается тождественной факту в том смысле, что оба являются обитателями сферы референции (пропозиции в этом случае понимаются как т.н. «расселианские пропозиции»). У этой версии ТТ славная история (ее придерживались Мур и Рассел), но бледное настоящее — ее лучшая из известных мне современная формулировка принадлежит человеку, который ее вообще-то не придерживается — Мириаму Дэвиду11.
Если предыдущая версия ТТ была скромной и даже несколько скучной, то эта куда веселее. Вновь следуя за Додом, я буду называть ее «мощной» ТТ, или МТТ. фактически она говорит, что содержанием наших высказываний являются сами вещи. Не: мы мыслим о вещах с помощью репрезентирующих их для нас мыслей, — а: мы мыслим вещи, прямо и непосредственно. Каждый раз, когда я пытаюсь представить себе, что это значит, в моей голове что-то ржаво скрипит. Впрочем, МТТ получает неожиданную поддержку со стороны семантического экстернализма: Крипке, Патнэм и Каплан на независящих от ТТ основаниях экстерна-лизируют содержание наших мыслей, и одним из способов понять выводы, к которым они приходят в своих работах, может как раз быть утверждение о том, что мы должны понимать по крайней мере собственные имена («Платон»), термины для естественных видов («человек») и индексикальные выражения («я»; «там»;
«сейчас») как имеющие своим значением12 референты этих терминов — т.е. как раз экстралингвистические сущности. Впрочем, даже сами экстерналисты (во всяком случае, некоторые из них) признают, что подобный подход к значению верен не для всех типов лингвистических выражений и, более того, что существуют типы выражений, к которым его применить принципиально нельзя (например, термины для понятий, обозначающих рукотворные предметы («батон»)). В применении к МТТ это приводит нас к своего рода теоретической чересполосице: мы должны будем постулировать в нашей теории для одних терминов — значение как референт, для других — классическое значение; это приведет к тому, что в нашей теории одни пропозиции будут составляться из «экстернальных» значений, другие — из «интернальных» значений (грубо говоря, фре-геанских смыслов), третьи — из тех и других вместе. Подобная дерганная теория сильно утрачивает свою привлекательность: она сохраняет странные семантические отношения прямого соприкосновения мысли с действительностью (пусть теперь они и несколько овеяны ореолом респектабельных семантических теорий современных философских суперзвезд), при этом более не обеспечивая единообразного объяснения природы пропозиций и, значит, существа истины.
3. Наконец, третья версия ТТ, в случае которой все еще более удивительно, чем в случае предыдущей версии этой теории. Заключается она, напомню, в том, что факт окружающего нас мира и пропозиция из «сферы смыслов» имеют одну и ту же природу: пропозиция (Платон ест батон) имеет концептуальную, смысловую природу, но в то же время является элементом мира. Сторонниками подобной ТТ из наших современников
11. См. [David 2001] или [David 2002]. «Или» — потому что это практически одна и та же статья, отличающаяся только порядком расположения материала и небольшим заключением в конце версии 2002 года. Это, впрочем, ничуть не отнимает от ее достоинств: эта работа вполне достойна того, чтобы прочитать ее дважды.
Кроме того, стоит отметить, что в качестве этой вариации ТТ в расселианской традиции стоит, вероятно, рассматривать также интринсицизм Гаскина [Gaskin 2006, ch. VI], [Gaskin 2008]. Однако в целом это более сложная теория, которую я хотел бы пока оставить за рамками предложенной классификации.
12. Под значением тут понимается то, что в курсах логики в нашем отечестве принято называть смыслом: семантическое содержание выражения в отличие от его референта (который в этих же курсах обычно называется как раз значением).
являются прежде всего Джон Макдауэл и Дженифер Хорнсби — хотя дело осложняется тем, что Макдауэл, который первым сформулировал эту позицию и вокруг которого ее обсуждение прежде всего вращается, в силу своей специфически витгенштейнианской неприязни к «конструктивной философии» называть свои взгляды на истину «теорией» не любит, а Хорнсби, которая эксплицитно говорит о «теории» тождества и даже пытается ее в какой-то, кажущейся уместной ей13 мере сформулировать, насколько можно судить, лишь примыкает к Макдауэлу, и потому обычно оказывается на периферии обсуждения.
Если первую и вторую версию ТТ мы, вслед за До-дом, называли «скромной» и «мощной» соответственно, то в случае третьей единицы нашей таксономии я хотел бы отойти от номенклатуры Дода и предложить для нее обозначение «загадочная» (ЗТТ). Я склонен обозначать эту ТТ подобным образом, потому что, строго говоря, зачастую не получается быть вполне уверенным, в чем именно она заключается. Учитывая мою неуверенность в окончательной интерпретации этого рода ТТ, мне кажется уместным подойти к ее изложению в отчасти историческом ключе: со стороны изложения ее основных положений и попыток их интерпретации отважными толкователями этой теории.
В 1994 году Макдаэул выпускает «Сознание и мир» — книжный вариант своих Локковских лекций в Оксфорде 1991 года [McDowell 1994; второе издание, дополненное введением — в 1996]. В центре этого непростого текста — мотивированная «мифом о данности» Селларса попытка разобраться с проблемой возможности взаимодействия «логического пространства природы» и «логического пространства рассуждения» — грубо говоря, мира и сознания. Для того чтобы обеспечить эту возможность, Макдауэл постулирует «неограниченность концептуального»: тезис о том, что у сферы концептуального нет внешней границы. Мир, так же как и наше сознание, находится в этой сфере: мир по своей природе уже концептуален. По-
скольку мир концептуален, между сознанием и миром нет «онтологического зазора»: мы имеем доступ к миру напрямую и напрямую схватываем в наших истинных высказываниях и верных восприятиях сам мир. Здесь на сцену и выходит то, что можно обозначить «теорией тождества»: Макдауэл говорит, что, когда мы мыслим нечто истинное, мы мыслим ровно то, что имеет место14, — подразумевая под этим, что мы можем понимать свидетельства языкового узуса как говорящие о том, что содержанием наших истинных мыслей являются сами факты мира; наши истинные мысли и факты, из которых состоит мир, — одно и то же. Он также утверждает, что подобный тезис не представляет собой существенного философского утверждения, но является своеобразным трюизмом здравого смысла.
Понять, что все это значит, — нетривиальная задача. Вокруг «Сознания и мира» после его выхода и особенно — после переиздания в 1996 развернулась обширная дискуссия. Уже многократно упомянутый выше Джулиан Дод одним из первых заметил, что Макдау-эл, кажется, не может удержать все отстаиваемые им тезисы сразу. Он обвинил сначала Макдауэла [Dodd 1995], а затем и выступившую на его стороне с отдельной статьей о ТТ Хорнсби [Hornsby 1997; Dodd 1999] в том, что они смешивают две ТТ: скромную и мощную. СТТ действительно трюистична, но она оставляет пропозиции в сфере смыслов и, таким образом, ничего не говорит о связи мыслей с внешним миром, а значит, никак не может помочь в преодолении онтологического зазора. МТТ отождествляет мысли (пропозиции) с фактами мира и, выводя их в сферу референции, действительно перекрывает онтологический зазор, но она включает в себя множество весомых метафизических тезисов и никак не является трюистичной. Макдауэл [McDowell 2000, 9З-97] и Хорнсби [Hornsby 1999] отвечают на эту критику в том смысле, что Дод не сумел понять их замысла и что в действительности они придерживаются СТТ: как истинные пропозиции, так и факты лежат, в их представлении, в сфере смыс-
13. Но не мне.
14. «When ones thinks truly what one thinks is what is the case» [McDowell 1994, 27].
лов, а не в сфере референции. Дод в ответ признается, что озадачен этими ответами и не совсем их понимает: если факты лежат в сфере смыслов, а мир, по Хорнсби и Макдауэлу, состоит из фактов, то выходит, что окружающий нас мир также находится в сфере смыслов, а не в сфере референции? Если так, то не упраздняет ли это сферу референции совсем? Если мы сохраняем ее, оставив в ней только объекты, но не факты, то не является ли это очень странной картиной: объекты лежат вне мира? В любом случае отстаиваемая позиция явно не может считаться трюизмом и едва ли действительно согласуется со здравым смыслом [Dodd 2000, 174_186]-Макдауэл в конце концов твердо заявляет, что факты, равно как и мир, лежат именно в сфере смыслов. Но при этом он признает существование сферы референции, в которой находятся объекты [McDowell 2000, д4-д5; McDowell 2оо5, 84-85]. Его последовательно критикуют разные авторы, каждый раз (хотя и с некоторыми вариациями) привлекая его внимание именно к изначально указанной Додом проблеме [например: Suhm, Wageman, Wessels 2000; Willaschek 2000; Engel 2001]. Он множество раз отвечает, в каждом новом ответе давая некую новую деталь, но отнюдь не объясняя общей картины.
Сам Дод в итоге признает, что его первоначальная критика была ошибочной, и Макдауэл не смешивает сферы смысла и референции, но просто помещает мир в первую [Dodd 2008, 82-84]. Проблема в том, что в рамках этого объяснения Макдауэл все также попадает в один из рогов изначально поставленной Додом дилеммы, и ничего не становится понятнее: да, факты и мир принадлежат к сфере смыслов, но почему это можно считать трюизмом, как это соотносится со здравым смыслом и каким образом помогает преодолеть онтологический зазор — остается неясным. Общий тон статьи Дода создает ощущение, что он просто устал спорить, поняв, что они с Макдауэлом занимаются принципиально разным делом, и не стоит более ломать копья; не стал же бы он спорить, например, с Гегелем.
Что можно в итоге сказать о позиции Макдауэла наверняка: мир находится в сфере смыслов; сфера референции существует, и в ней находятся объекты (но не
факты); в наших истинных пропозициях мы мыслим сам мир; это как-то помогает преодолеть онтологический зазор; все сказанное — не смелая философия, а набор трюизмов здравого смысла. Даже с этим набором окончательно установленных тезисов лично мне не становится особенно многое ясно. Непонятность мысли
Макдауэла вообще сложно переоценить. Его критики, излагая его идеи, вынуждены характерно часто перемежать это изложение оборотами вроде «если я правильно его понимаю...». И даже его сторонники признаются, что, хотя они предполагают, что они могут объяснить, в чем решение поднятой Додом проблемы, существа этого решения практически невозможно найти на страницах самого Макдауэла [Fish, Macdonald 2007, 56-67]. Поскольку Макдауэл говорит о том, что концептуальное не имеет внешней границы и мир находится в сфере смысла, можно подумать, что речь идет о каком-то радикальном антиреализме вроде гегелевского. Макдауэл и сам упоминает Гегеля, когда говорит, что лучший способ представлять его систему — это кантианство без трансцендентальной реальности, аффицирующей нашу чувственность: последователи Канта считали, как знает и сам Макдауэл, что отказ от мира вещей-в-себе приведет нас к полному и последовательному идеализму. Однако Макдауэл тут же дезавуирует это, прямо утверждая, что никакого идеализма тут нет, и такой отказ даст нам самый прочный и приземленный реализм здравого смысла [McDowell ±994, 4о-44]. Но уже в следующем абзаце его мысль делает новый упоительный переход: он утверждает, что то, что он хочет сказать, лучше всего описали именно Абсолютные Идеалисты, и конкретно — Гегель. Как именно Гегель и неограниченность концептуального являются выражением реализма здравого смысла, читателю остается додумывать самому. В целом Макдауэл раз за разом удивляет неподготовленного читателя необычайным сочетанием идей, а когда приходит время сказать нечто решительно проясняющее весь замысел, он вдруг делает странный жест: пожимает плечами [McDowell 1994, i78] или говорит «я знаю, что вам кажется, что это важный вопрос; но это не так» [McDowell 1994, и5] и предлагает на том закончить разговор.
ЗТТ Макдаэула, таким образом, насколько я могу судить, в первом приближении страдает от двух весьма примечательных и тесно связанных проблем: странных отношений со здравым смыслом и общей неясности.
Поддержка его тезисов здравым смыслом является
для Макдауэла в силу его специфически витгенштей-нианской позиции принципиальным требованием. Однако отношение Макдауэла к этому собственному требованию часто озадачивает. С одной стороны, как, я полагаю, читатель уже мог убедиться, Макдауэл часто скорее постулирует, что его тезис согласуется со здравым смыслом, чем дает основания считать, что это так. С другой стороны, когда здравый смысл прямо свидетельствует против его построений, Макдауэл рад его опровергнуть, связав зарождение некого общего места здравого смысла с исключительными обстоятельствами — например, с возникновением новоевропейской науки [McDowell ±дд4т 7°' 82-85]. Наконец, в целом есть нечто утомительное в том, что кто-то берет на себя возможность апеллировать к здравому смыслу не изредка, здесь и там, когда это необходимо в ходе обсуждения некоторых идей с собеседником, а систематически, повсеместно, универсально — то есть что кто-то назначает себя кодификатором интуиции обывателя и профессионалом здравого смысла, безошибочно точно и неизменно тонко знающим, когда нечто с ним согласуется, а когда нет. Отдельный повод испытывать от этого род интеллектуальной мигрени — что у подобных профессиональных everyman'oB, как правило, за плечами от десяти лет до полувека академической философской карьеры.
О неясности я тоже уже, кажется, сказал немало, но стоит добавить вот что. «Я не понимаю» — в философии неизбежно второсортная претензия15: заявлять о непонимании — сродни бравированию собственной глупостью. Но цеховая интуиция подсказывает мне, что должны быть случаи, в которых эта малосимпатичная претензия оказывается единственно возможной и уместной. Зти случаи, я полагаю, разнообразны и вовсе не обязательно похожи друг на друга. В мои задачи не входит перечислять их все (хотя это тоже было бы интересное предприятие), однако ситуация, в которой
15. Если только это не стратегически сократическое лукавство, за которым немедленно становится понятно, что открывающий свою критику этим признанием все понимает как нельзя прекрасно и, вероятно, даже лучше того, кого он любезно критикует.
при развернувшемся на тысячи страниц критическом обсуждении некоторой теории ее сторонники (если я только не ошибаюсь) ни разу не признали себя неправыми в чем бы то ни было — тем самым фактически объявив, что все претензии их критиков зиждутся на непонимании их мысли; т.е. ситуация, в которой на протяжении более чем 20 лет сторонники некой специфической теории не могут объяснить ее таким образом, чтобы она стала вполне понятна и предста-вима в том числе для их ближайший коллег, отстаивающих теории, максимально родственные их собственной1®, — такая ситуация, рискну предположить, принадлежит как раз к таким случаям.
Предложенный выше очерк не может претендовать на полноту. В нем почти ничего не сказано о ранней — начала XX века — теории тождества, целиком выпущен вопрос о возможности рассматривать некоторые теории середины века как ТТ1?, а аргументация вокруг современных итераций ТТ освещена весьма выборочно. Интересующегося читателя я отсылаю к двум статьям в SEP — [Candlish, Damnjanovic 2011; Gaskin 2016] — и к прекрасной в своей ясности книге Дода [Dodd 2000], в которых он найдет куда более полную и взвешенную картину ТТ.
Что касается меня, то я все еще хотел бы сделать несколько обобщающих замечаний о важных и характерных чертах ТТ — чертах, с одной стороны, присущих сразу всем (или по крайней мере нескольким) версиям ТТ, а с другой — влекущих за собой характерные сложности для позиции в целом. Впрочем, здесь у меня
±6. Лучшая из известных мне попыток подробно объяснить и обсудить замысел Макдауэла принадлежит Гаскину [Саэкш аооб]. Реконструкция, которую предлагает Гаскин, детальна, правдоподобна н максимально чутка к особенностям макдауэлловского письма; впрочем, согласно ей проект Макдауэла внутренне противоречив и несостоятелен. Однако характерно, что тон даже этого исследования, автор которого погрузился в мысль Макдауэла значительно глубже большинства, пронизан неуверенностью в том, точна ли предлагаемая реконструкция.
17. См. [Клише аоо5, 7-12], особенно примечания.
уже не остается для этого места, и поэтому с этого я начну следующую часть настоящего очерка.
БИБЛИОГРАфИЯ
1. Baldwin 1991 — Baldwin Т. The Identity Theory of Truth I/ Mind. 1991. Vol. 100. No. 1. P. 55-52;
2. Candlish 1999 — Candlish S. Identifying' the Identity Theory of Truth // Proceeding s of the Aristotelian Society. 1-999- Vo1 99- p- a55-4o;
3. Candlish, Damnjanovic 2011 — Candlish S., Damnjanovic N. The Identity Theory of Truth // Edward N. Zalta (ed.). Stanford Encyclopedia of Philosophy, (Spring 2011 Edition). URL : https://plato.stanford.edu/ archives/spr20ii/entries/truth-identity/#Sour.
4. David 2001 — David M. Truth as Identity and Truth as Correspondence // M. P. Lynch (ed.). The Nature of Truth. Cambridge MA: MIT Press, 2001. P. 685-704,;
5. David 2002 — David M. Truth and Identity //
J.K. Campbell, M. O'Rourke, and D. Shier (eds.). Meaning and Truth: Investigations in Philosophical Semantics. New York: Seven Bridges Press, 2002. P. 124-41;
6. Dodd, Hornsby 1992 — Dodd J., Hornsby J., The Identity Theory of Truth: Reply to Baldwin // Mind. 1992. Vol. 101. No. 402. P. 5ig-22;
7. Dodd 1995 — Dodd J. McDowell and Identity Theories of Truth II Analysis, 1995. Vol. 55 No.5. P. i6o-5;
8. Dodd 1999 — Dodd J. Hornsby on the Identity Theory
of Truth II Proceedings of the Aristotelian Society. Vol. 99. P. 225-52;
9. Dodd 2000 — Dodd J. An Identity Theory of Truth. Palgrave: Basingstoke, 20082.
10. Dodd 2008 — Dodd J. McDowell's Identity Conception
of Truth: a Reply to Fish and Macdonald // Analysis. 2008. Vol. 68. No. 1. P. 76-85;
11. Engel 2001 — Engel, P. The False Modesty of the Identity Theory of Truth // International Journal of Philosophical Studies. 2001. Vol. g No 4- P 441_58;
12. Fish, Macdonald 2007 — Fish W., Macdonald C. On McDowell's Identity Conception of Truth // Analysis. 2007. Vol. 67. No. 1. P. 56-4±;
13. Caskin 2006 — Caskin R. Experience and the World's Own Language: a Critique of John McDowell's Empiricism. Oxford: Clarendon Press, 2006;
14. Caskin 2016 — Caskin R. The Identity Theory of Truth II Edward N. Zalta (ed.). Stanford Encyclopedia
of Philosophy, (Winter 2016 Edition). URL : https://plato.
stanford.edu/entries/tmth-identity/;
15. Gaskin 2008 — Gaskin R. The Unity of the Proposition, Oxford: Oxford University Press, 2008;
16. Hornsby 1997 — Hornsby J. Truth: The Identity Theory // Proceedings of the Aristotelian Society. 1997. Vol. 97.
P. 1-24;
17. Hornsby 1999 — Hornsby J. The Facts in Question:
A Response to Dodd and to Candlish // Proceedings of the Aristotelian Society. 1999 Vol. 99. P. 24-1-5;
18. Kiinne 2005 — Kiinne W. Conceptions of Truth. Oxford: Clarendon Press, 2005;
19. McDowell 1994 — McDowell J. Mind and World. Harvard: Harvard University Press, 19962;
20. McDowell 2000 — McDowell J. Responses //
M. Willaschek (ed.). John McDowell: Reason and Nature, Minister: LIT — Verlag, 2000. P. gi-n4;
21. McDowell 2005 — McDowell J. The True Modesty of an Identity Conception of Truth // International Journal of Philosophical Studies. 2oo5. Vol. i5 No. 1. P. 85-8;
22. Moore 1899 — Moore G.E. The Nature of Judgment // Mind. 1899. Vol. 8. No. 2. P. 176-95;
23. Moore 1902 — Moore G.E. Truth //J. Baldwin (ed.). Dictionary of Philosophy and Psychology, Vol. 2. London: Macmillan, 1902. P. 716-718;
24. Russell igo5 — Russell B. The Principles of Mathematics. London: Allen & Unwin, igo5;
25. Russell 1904 — Russell B. Meinong's Theory of Complexes and Assumptions // Mind. 1904. Vol. i5. No. 52.
P. 5og-524-
26. Suhm, Wageman, Wessels 2000 — Suhm C., Wagemann P., Wessels F. Ontological Troubles with Facts and Objects in McDowell's Mind and World // M. Willaschek (ed.). John McDowell: Reason and Nature, Minister: LIT — Verlag, 2000. P. 2 7-55;
27. Willaschek 2000 — Willaschek M. "The Unboundedness of the Conceptual" // M. Willaschek (ed.). John McDowell: Reason and Nature, Minister: LIT — Verlag, 2000.
P. 55-41;
28. фреге 2000 — фреге Г. Мысль: логическое исследование // фреге Г. Логика и логическая семантика, М.: Аспект Пресс, 2000. С. 5г6-542;
