CC BY
137
18. Русская историческая библиотека, издаваемая археографической комиссией. Т. 2. Акты, касающиеся событий со второй половины XIV в. до половины XVII в. СПб., 1875.
19. Сказания современников о Димитрии Самозванце. Ч. 2. СПб., 1832.
20. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 9-10 // Соловьев С.М. Сочинения. Кн. V. М., 1990.
Е.В. Перевалова
«Истина не должна бояться гласности...» (Журнал «Русский вестник» и цензура в первые годы реформ Александра II)
Борьба за свободу печати являлась одной из основных тем журнала М.Н. Каткова «Русский вестник», начало издания которого совпало с первыми годами реформ. Журнал выступал за предоставление каждому права на свободу устной и печатной речи, за отмену предварительной цензуры и учреждение верховного трибунала, в задачи которого входил бы разбор судебным порядком проступков в печати, недопущение постороннего вмешательства в цензуру, что, безусловно, было прогрессивно.
Ключевые слова: М.Н. Катков, «Русский вестник», Н.Ф. Крузе, свобода печати, Московский цензурный комитет.
Журнал «Русский вестник», основанный М.Н. Катковым в 1856 г., быстро превратился в один из самых интересных и влиятельных российских ежемесячников и стал центром объединения либерально настроенной интеллигенции. Журнал предложил конкретную программу общественно-политических преобразований, последовательно выступал за постепенные умеренные реформы на основе законности и порядка [18]. Наряду с требованиями отмены крепостного права, введения самоуправления для господствующих классов, ликвидации полицейского режима, отмены телесных наказаний, требование гласности и установления свободы печати являлись основными в программе издания.
Свобода печати, независимость от властных структур, регулирование печати единым и обязательным для всех органов прессы законом рассматривались Катковым как главные условия существования периодических изданий. При этом все надежды на свободу печати он связывал исключительно с самодержавной формой правления, полагая, что
21
-СО О тт о с^
о ф —
именно в рамках самодержавия возможно обеспечение и законности, и личной свободы, и свободы общественной, «которая есть не что иное, как самое лучшее выражение и самое лучшее доказательство прочности порядка в стране и незыблемости верховной власти» [20]. Условием достижения этих свобод Катков считал обоюдное доверие в отношениях верховной власти и народа, а печать - одним из важнейших механизмов обеспечения этого доверия. Он рассматривал печать как сферу, свободную от официального влияния и правительственного вмешательства, как политическое право, дарованное обществу монархом и огражденное законом. Таким образом, свобода печати, установленная и регулируемая законом, для Каткова выступала как одно из условий устойчивого развития страны и прочного государственного порядка. Главная сила печати состояла, по его мнению, в публичности, которую она обязана была вносить во все другие сферы государственной и общественной жизни страны: «Не в том сила, - замечал Катков, - чтобы предоставлять редакторам журналов возможность высказывать их воззрения и мнения, а в том, чтобы предоставить обществу знать и ведать свои дела в общедоступном, полном и точном отражении печати» [20].
У Каткова к моменту, когда он стал редактором «Русского вестника», был уже немалый опыт общения с цензурными органами. В 18511855 гг. - последние годы правления императора Николая I, времени строжайших цензурных запретов и сурового «контроля за умами», -Катков являлся редактором университетской газеты «Московские ведомости» и ему пришлось на собственном опыте убедиться, насколько непредсказуемым могут быть принимаемые цензурой решения. В эти годы не допускалась публикация материалов о пожарах, стихийных бедствиях и т.д., были запрещены статьи о Смутном времени, Пугачевщине и т.п., и даже статьи на научную тематику вызывали подозрение. Например, в опубликованных в 1852 г. отрывках из лекций профессора К.Ф. Рулье «О первом появлении растений и животных на Земле» министр народного просвещения П.А. Ширинский-Шихматов углядел взгляды о сотворении мира, «не соответствующие Священному писанию» [4, с. 98], и указывал на недопустимость подобных публикаций в газете, имеющей тысячи читателей - «людей всякого звания» [Там же]. Вслед за гневным письмом министра в московский цензурный комитет поступило распоряжение «приостановить печатание всех вообще публичных лекций, особенно профессора Рулье» [Там же]. В 1852 г. после публикации в «Московских ведомостях» статьи И. С. Тургенева о смерти Н.В. Гоголя сотрудники газеты Е.М. Феоктистов и В.П. Боткин, бывшие посредниками при передаче статьи в редакцию, были отданы под надзор полиции, сам Тургенев арестован, а затем выслан в свое имение Спасское-Лутовиново.
Противостоять давлению со стороны цензурных органов, высказывать свои взгляды на проблему взаимоотношений власти и прессы в последние годы правления Николая было фактически невозможно, тем более что Катков состоял в «Московских ведомостях» лишь редактором «на жалованье» и во всем зависел от Правления Московского университета.
Став редактором «толстого» литературно-политического журнала в канун ожидающихся реформ Александра II, Катков заявил требование свободы печати и соблюдения строгой законности как одно из основных в программе отстаиваемых журналом общественных преобразований. Несмотря на либеральный характер начавшихся в России реформ и появление возможности публичного обсуждения ряда актуальных для страны вопросов и проблем, по-прежнему не существовало закона, который бы регулировал положение печати, и потому границы допускаемой правительством гласности оставались по-прежнему очень неопределенными. Это существенно осложняло положение печати и давало повод редактору «Русского вестника» вновь и вновь обращаться к проблеме ограничений в области печати. Будучи сторонником соблюдения строгой законности в отношениях государства и общества, Катков отстаивал мысль, что правительством должны быть определены четкие границы гласности, в пределах которых всякое вмешательство будет считаться насилием. В первые годы реформ «Русский вестник» выступил за предоставление каждому права на свободу устной и печатной речи, за отмену предварительной цензуры и учреждение верховного трибунала, в задачи которого входил бы разбор судебным порядком проступков в печати, недопущение постороннего вмешательства в цензуру, что, безусловно, было прогрессивно.
Катков выступал решительно против какого бы то ни было давления на печать со стороны правительства, против стремления власти сделать органы печати проводником официального правительственного курса, в каких бы мягких и завуалированных формах оно не проявлялось. Так, например, в «Русском вестнике» была подвергнута резкой критике деятельность организованного прусским правительством в 1858 г. в Берлине Центрального комитета прессы. В задачи Комитета входило руководство направлением журналистики, рассылка в провинциальные газеты статей и корреспонденций. Журнал Каткова увидел в этом попытку оказания официального воздействия на печать и правительственного вмешательства в журналистику. По мнению «Русского вестника», такой способ воздействия на печать есть «вернейший способ погубить какое-либо начало в убеждениях людей, лучший способ подорвать его нравственную силу» [30], т.к. «официальная опека» [Там же] лишает даже лучшие начинания убедительности. В обозрении подчеркивалось,
^ -О
что уместнее и достойнее со стороны правительства, если оно будет лишь предлагать литературе «на рассмотрение и обсуждение те или другие административные, политические или финансовые вопросы» [30], вызывая тем самым «все лучшие умы в обществе содействовать ему в их разрешении» [Там же]. Еще в более резкой форме та же мысль прозвучала в первой февральской книжке «Современной летописи» за 1859 г.: «Употребление правительством литературы для проведения в публику своих видов ведет к умственному разврату и нравственному растлению» [31].
Подобная смелая и независимая позиция журнала и его редактора была замечена цензурой, которая усмотрела в этих заявлениях «конституционные стремления автора» [27], «громко заявленный протест против вмешательства правительства в дела литературы» [Там же], «противодействие» [Там же] его распоряжениям, а также увидела недвусмысленный намек на учрежденный в России в январе 1859 г. Комитет по делам книгопечатания. Цензорам, пропустившим статьи, были сделаны строгие выговоры, а Катков, как редактор издания, был строго предупрежден, что в случае проявления в журнале «духа и направления, не соответствующего началам государственного устройства» [Там же], будут приняты «решительные меры» [Там же].
Все надежды на облегчение положения печати редактор «Русского вестника» связывал отнюдь не с благорасположением высокопоставленных чиновников из правительства, а с законом, который поставит всех, кто имеет отношение к периодической печати, в равные условия. «В существовании законов, как они в некоторых пунктах ни стеснительны, видим мы единственную гарантию законности, - излагал свои взгляды Катков в письме к В.П. Боткину. - Мы положительно хотим избавиться от второй части цензуры, то есть от цензора, желаем быть существенно обеспеченными от его произвола» [7]. Катков добивался, чтобы даже в условиях сохранения предварительной цензуры в случаях, когда взгляды редакции не совпадают со взглядами цензора, редакторам было предоставлено «право ... обходиться без разрешения со стороны цензора и самим отвечать перед правительством за смысл напечатанного» [Там же].
Стремление Каткова указать на существующие недостатки административно-бюрократической системы, публикация резких обличительных материалов, с одной стороны, и неопределенность границ гласности - с другой, делало журнал Каткова мишенью для цензурных инстанций, вело к угрозам в адрес журнала и т.п. Так, например, сильное раздражение Министра народного просвещения А.С. Норова вызвала публикация в январе 1857 г. отрывка из воспоминаний Д.В. Мертваго «Пугачевщина» [12]. Автор записок - Дмитрий Борисович Мертваго
(1760-1824), действительный тайный советник, в 1803-1807 гг. - Таврический губернатор, с 1817 г. - сенатор, в юношеские годы был свидетелем пугачевского восстания. Семья Мертваго, владевшая имением в Алатырском уезде Симбирской губернии, в 1774 г., напуганная приближением мятежников, была вынуждена спасаться бегством. История о злоключениях Д.Б. Мертваго была хорошо знакома его современникам. Известно также, что А. С. Пушкин знал и пользовался «Записками» при подготовке «Истории Пугачева» (фамилия Мертваго встречается в подготовительных записях и черновиках книги). Можно предположить, что и в образе Петра Гринева из «Капитанской дочки» есть черты автора «Записок». В опубликованных в «Русском вестнике» воспоминаниях Мертваго была ярко и живо нарисована картина кровавых событий смутного времени. Однако, как замечал министр народного просвещения А. С. Норов в письме попечителю Московского учебного округа Е.П. Ковалевскому, это описание «оставляет в читателе самое тягостное впечатление» [21]. По мнению министра, допущение подобных статей в журнале, «имеющем большой круг читателей разного образования и сословия, доказывает по крайней мере недостаток благоразумия и осмотрительности как в редакторе, так и в цензоре» [Там же]. Министр считал неуместным «разглашение и возобновление в памяти публики неистовой черни в пугачевское время» [Там же] и просил «сделать надлежащее внушение цензору и редактору, объяснив им, что в случае дальнейшего допущения в сем издании подобных статей или слишком свободных суждений о предметах общественного и государственного устройства, какие неоднократно встречались в сем журнале, тот и другой подвергнутся строжайшему взысканию» [Там же].
Есть данные, что III Отделение требовало закрытия журнала. Доброжелатели писали Каткову из Петербурга: «Будь осторожен, иначе последствия могут быть очень плачевные. Чтобы вообще не было ни одного намека на эмансипацию крестьян: теперь этот вопрос и без того лежит у всех на совести или на шее. Тебе, вероятно, известно, что теперь существует особый комитет по этому делу под председательством князя Орлова. Не нужно мешаться, иначе можно привести в окончательное раздражение: все убеждены, что книжка журнала может быть прочтена людьми дворовыми. Напоминать народу ужасы пугачевщины в такое горячее время находят опасным» [13].
Не менее резкой была реакция на публикацию в декабрьской книжке «Русского вестника» за 1857 г. речи известного московского откупщика, обладателя миллионного состояния В.А. Кокорева, высказавшего пожелания в связи с ожидающейся крестьянской реформой. Будучи убежденным монархистом, Кокорев, тем не менее, указывал на необходимость «гражданской равноправности» [23] бывших крепостных, а практическое решение видел в пожертвовании купечеством капиталов на совершение
^ -О
выкупных операций. В письме попечителю Московского учебного округа от 16 января 1858 г. министр требовал сделать цензору журнала «строжайший выговор» [23] за пропуск текста речи Кокорева, в которой содержались замечания, касающиеся «настоящих мер Правительства об улучшении быта помещичьих крестьян, ... и по содержанию и по способу изложения крайне неприличную и неумеренную в журнале» [Там же].
Серьезные нарекания Министра народного просвещения вызвала статья болгарского общественного деятеля Христо Досталова «Турецкие дела» [3]. В статье содержалась характеристика положения Болгарии, находящейся под игом Турции, и, в частности, рассуждения касательно положения греческой церкви в Болгарии. Священный Синод нашел, что в статье содержится оскорбление церкви и Константинопольского патриарха [24]. Как указывалось в письме министра народного просвещения попечителю Московского учебного округа, автор статьи «позволил смелые рассуждения о состоянии православия на Востоке и о греческом духовенстве» [25]. В «Объяснении», которое редактор «Русского вестника» был вынужден давать министру народного просвещения по поводу публикации Досталова, Катков смело отказался признать права духовной цензуры на вмешательство в публикацию статей подобного содержания. «Духовной цензуре подлежат лишь те сочинения, в которых рассматриваются догматы православной церкви, - писал он в «Объяснении», - вот ее назначение и всякое расширение их пределов может только обратиться во вред как литературе, так и цензуре» [8]. Более того, Катков подчеркивал, что публикация подобных статей не только не вредна, но и способствует возбуждению в обществе сочувствия по отношению к братскому славянскому народу, и он, как редактор, видит в этом свой профессиональный и гражданский долг. «В статьях этих внимание читателей сосредотачивается на страданиях народа, близкого нам по крови - тех самых болгар, от которых наше отечество получило церковную речь свою - первое орудие своего духовного просвещения и основной компонент своего светского образования, - писал Катков. - "Русский вестник" опубликованием статей только напоминает долг свой перед истиной и перед публикой» [Там же].
Но особенно сильный эффект произвели статья С. С. Громеки «О полиции вне полиции» и публикация протокола Санкт-Петербургского Городского Депутатского Собрания о Н.А. Безобразове, напечатанные рядом в октябрьском номере журнала за 1858 г. Можно предположить, что размещение этих двух публикаций последовательно одна за другой было далеко не случайным решением редактора журнала. В совокупности они производили сильное впечатление, дополняя друг друга в изображении картины бюрократической системы современной России и свойственного верхам российского общества сословного чванства и пренебрежительного отношения к низшим слоям населения.
Статья С. С. Громеки, много лет прослужившего в полиции (был младшим полицейским в Киеве, полицмейстером и городничим в Бер-дичеве, затем чиновником особых поручений при киевском генерал-губернаторе, начальником полицейского управления на Николаевской железной дороге), поражала резкостью тона и содержащимися в ней фактами полицейского произвола. Сам Громека был по телеграфу вызван в Петербург для объяснения с начальником штаба корпуса жандармов и управляющим III отделением А.Е. Тимашевым, шефом жандармов, главным начальником Третьего отделения князем В. А. Долгоруковым и Председателем департамента государственной экономии генералом К.В. Чевкиным [2]. Вследствие недовольства властей критическими публикациями Громека в 1859 г. был вынужден выйти в отставку.
В «думском протоколе» петербургского собрания шла речь о скандальном отказе предводителя дворянства петербургского уезда Н.А. Без-образова принять от Городской Думы грамоту на звание городского обывателя. Н. А. Безобразов, представитель крупной земледельческой аристократии, свой отказ он обосновал тем, что «он принадлежит к древнему московскому дворянству и не хочет состоять в числе людей среднего рода» и даже жаловался петербургскому генерал-губернатору П.Н. Игнатьеву [5]. Решение Думы было напечатано лишь для рассылки членам Городского Собрания, однако, «путешествуя из рук в руки», дошло до Москвы, где и попало в «Русский вестник»[14]. После публикации «Протокола» Безобразов даже собирался затеять судебный процесс, а петербургский военный генерал-губернатор П.Н. Игнатьев обратился за объяснениями к министру народного просвещения [15; 26; 27]. «Цензор не может и не должен поступать произвольно, это запрещает ему и Закон, и совесть», - с достоинством отвечал на все запросы вышестоящего начальства Н.Ф. Крузе [15].
«Мысли и чувства, неприязненные нашему государственному устройству» [28] были усмотрены министром народного просвещения в опубликованной в начале 1859 г. статье В.П. Безобразова «Аристократия и интересы дворянства» [1]. После публикации этой статьи всем повременным изданиям было запрещено публиковать материалы, «касающиеся прав дворянства на совещаниях по общественным и государственным делам» [28], а цензорам дано указание: «все статьи, представляющие какое-либо сочинение или по направлению, или по содержанию - отнюдь не разрешать к печати собственной властью, а непременно вносить на рассмотрение Комитета» [Там же].
Несмотря на то, что подобные инциденты сильно затрудняли положение редактора «Русского вестника», Каткову удавалось избежать серьезных столкновений с цензурным ведомством.
С одной стороны, публикации резких и смелых материалов в немалой степени способствовала деятельность цензора журнала Николая
^ -О
Федоровича фон Крузе (1823-1901). По свидетельству современников, Крузе пропускал «такие штуки, что ваша лондонская книгопечатня» [17] и зачастую брал на себя ответственность за появление в «Русском вестнике» статей, вызвавших недовольство высших инстанций. На требование цензурного ведомства объяснить свое решение о допуске ряда материалов к печати Крузе отвечал красноречивыми и искренними записками, в которых отстаивал необходимость независимости ума, таланта, науки для выполнения литературой своего предназначения. Он утверждал, что «цензурные стеснения способствуют именно врагам России, клевете и разным обвинениям, развивают у общества недоверие и подозрительность» [15], обосновывал свои решения, доказывая необходимость введения принципа гласности.
Деятельность Н.Ф. Крузе в эти годы не раз подвергалась «замечаниям», «предупреждениям» и «требованиям объяснений» со стороны высших цензурных инстанций. В фондах Российского государственного исторического архива и Центрального государственного исторического архива г. Москвы сохранились документы, свидетельствующие о пристальном внимании Министра народного просвещения к деятельности Крузе [22]. Даже сами по себе оправдательные записки Крузе по поводу пропущенных статей, по мнению Министра народного просвещения, были наполнены «неприличными выходками и дерзкими выражениями... Он принимает на себя роль обвинителя и судьи над Обер-Прокурором Святейшего синода и другими властителями» [25]. Все это привело в конечном итоге к отстранению Крузе от должности цензора в декабре 1858 г.
Сам Катков очень высоко ценил деятельность Крузе, понимая, что во многих случая именно независимая и смелая позиция этого цензора спасала его журнал от серьезных взысканий. «Мы должны вспомнить, как доблестно, с каким мужеством и как бескорыстно действовал он в продолжении трех лет своей цензорской службы, - писал Катков вскоре после отстранения Крузе В.П. Безобразову. - Он понял смысл современных требований и обрек себя на энергическое служение им. Он был пионером новой области, которая открылась для русской мысли и слова; он шел вперед, разведывая пути, не отступая ни на шаг, и пространство, пройденное им, останется навсегда за русским словом; никакая реакция, никакие интриги не отобьют назад этого пространства; могут быть еще жертвы, но общее дело вне всякой опасности» [9]. Катков предлагал открыть в помощь Крузе общественную подписку и призывал Безобразова помочь в организации такой подписки в Петербурге: «Мы не можем сделать это печатным образом и в таких размерах, как это бывает в Англии, но хорошо будет и то, если в разных кругах будут обращаться списки жертвователей, и таким образом будет заявлено,
что у нас уже существует до некоторой степени самостоятельное общество. В Москве подписка уже открылась в разных кругах, идет живо и обещает значительный сбор. Она открывается также и в разных университетских городах; можно надеяться, что Петербург не отстанет в этом деле. Мы надеемся, что вы не откажетесь действовать в вашем кругу и откроете в нем подписку, как открывается она в разных других кругах. Велики ли, мало ли будут приношения, это все равно, лишь только бы дело приобрело сколь возможно более общий характер» [9].
Никита Петрович Гиляров-Платонов, сменивший Крузе в должности цензора «Русского вестника», хотя и не обладал смелостью своего предшественника, также отсылал в Петербург лишь самые сомнительные статьи.
Однако степень цензурной свободы журнала Каткова определялась не только смелой позиций чиновников-цензоров. Можно предположить, что большая независимость от цензурных органов, которой пользовался журнал Каткова по сравнению с другими изданиями, объяснялась хорошими связями редактора с чиновниками высших инстанций. В частности, хорошие отношения Катков всегда поддерживал с президентом Академии наук графом Д.Н. Блудовым, товарищем министра народного просвещения князем П. А. Вяземским, а также с графом С.Г. Строгановым, который всегда симпатизировал Каткову и к которому последний всегда обращался в затруднительных ситуациях [10].
На отношение цензурных органов к журналу Каткова влияла и позиция самого редактора - независимая и смелая. Отстаивая свою точку зрения на свободу печати, Катков во всех случаях столкновения с цензурой обращался к высшим властям с обстоятельно и дельно изложенными записками и подробными письмами, в которых излагал свои взгляды на текущие государственные и общественные вопросы [16]. Не желая смиряться с вмешательством цензуры, он всегда отвечал на замечания в свой адрес и в адрес своего журнала, выступал с обоснованием своего мнения: «Истина не должна бояться гласности, и кто считает свое дело правым, тому вдвойне грешно пользоваться правом сильного и налагать молчание на уста противника» [8].
Так, после угрозы министра народного просвещения Е.П. Ковалевского принять «решительные меры» [27] в отношении журнала в связи с публикацией критических высказываний в адрес Берлинского комитета прессы, Катков обратился к министру с ответной запиской. В ней он подчеркивал, что правительство имеет право «предупреждать или преследовать то, что закон находит вредным» (выделено мой. - Е.П.) [6] и решительно настаивал на предоставлении журналистике свободы в изложении мнений в рамках, четко ограниченных законом: «Весь интерес и польза литературы состоит в том, чтобы она предлагала мнения
^ -О
и сведения с полной самостоятельностью. Только при этом условии мыслящие умы, таланты могут приносить пользу администрации» [6].
Предполагая, что министр в качестве наказания может запретить в его журнале политический отдел, Катков с присущей ему бескомпромиссностью готов был в этом случае даже отказаться от редактирования журнала. По его мнению, упразднить в «Русском вестнике» политическую информацию значило бы не только лишить журнала существенного отдела, которым упрочивается его значение и влияние, но и обмануть доверие публики. «Изменить то направление, которое я считаю единственно верным, в истине которого убежден и которому предан всей душою, - есть для меня совершенная невозможность; а отказаться от всего того, что дает журналу направление, значило бы не сдержать своего обязательства перед публикой. Не было ли бы это равносильно прекращению самого журнала?» - писал он в одной из своих записок в адрес Цензурного комитета [11].
Подобная независимая и бескомпромиссная позиция редактора «Русского вестника» способствовала выработке в общественном мнении нового взгляда на печать как на независимую от власти структуру. Эти же взгляды на свою профессиональную миссию и свой долг журналиста Катков будет проводить и в последующие годы, когда вернется в «Московские ведомости», но уже как владелец-арендатор и независимый от университета редактор. Задачу общественно-политической общероссийской газеты он видел, в первую очередь, в пробуждении общественного мнения, развитии общественных интересов и стремлении «верно и добросовестно служить общественному мнению, доставляя ему все нужные сведения, возбуждая его энергию и способствуя правильности его суждений» [19].
Библиографический список
1. Безобразов В.П. Аристократия и интересы дворянства. Мысли и замечания по поводу крестьянского вопроса // Русский вестник. 1859. Январь. Кн. 1. С. 68-117.
2. Громека С.С. Письмо М.Н. Каткову. Вышний Волочек. 2 декабря 1858 г. // НИОР РГБ. Ф. 120. К. 21. Л. 128.
3. Д. Турецкие дела // Русский вестник. 1858. Кн. 4, 6, 9.
4. Жирков Г.В. История цензуры в России Х1Х-ХХ вв.: Учебное пособие. М., 2001.
5. История обеда 28 декабря 1857 г. // Русская старина. 1898. Январь-февраль.
6. Катков М.Н. Записка Министру народного просвещения Е.П. Ковалевскому по поводу опубликования во второй декабрьской книжке «Русского вестника» статьи о Берлинском комитете прессы. 7 апреля 1859 г. // ЦГИА. Ф. 772. Оп. 1. Ед. 4795.
7. Катков М.Н. Письмо В.П. Боткину. Б.д. // ОР Государственного музея Л.Н. Толстого. Архив В.П. Боткина. П. 6. № 60793/2.
8. Катков М.Н. Письмо в Московский цензурный комитет. 29 июля 1858 г. // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 132.
9. Катков М.Н. Письмо В.П. Безобразову. 1858 г. // Новое время. 1901. 15 августа (28 августа). № 9140.
10. Катков М.Н. Письмо С.Г. Строганову. Б.д. // НИОР РГБ. Ф. 120. К. 45. Л. 308-310.
11. Любимов Н.А. Михаил Никифорович Катков. По личным воспоминаниям // Русский вестник. 1888. Кн. 3. С. 234.
12. Мертваго Д.Б. Пугачевщина // Русский вестник. 1857. Январь. Кн. 1. С. 54-80.
13. «На заре крестьянской свободы». Материалы для характеристики общества. 1857-1861 гг. // Русская старина. 1897. Т. 92. С. 31-32.
14. Никитенко А.В. Дневник. В 3-х т. М., 1956. Т. 2. С. 44.
15. Объяснение цензора Крузе в Московский цензурный комитет. 2 декабря 1858 г. // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 413.
16. Объяснительная записка М.Н. Каткова по поводу статьи «Турецкие дела» (РВ., 1858 г., № 4; 5; 9) // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп.5. Ед. хр. 132.
17. Орлов Н. Письмо С.И. Кривцову. 31 июля 1858 г. // ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1. 1858. Д. 1802. Л. 1.
18. Перевалова Е.В. Журнал М.Н. Каткова «Русские вестник» в первые годы издания (1856-1862 гг.). М., 2010.
19. Передовая статья // Московские ведомости. 25.10.1862 г. № 232.
20. Передовая статья // Московские ведомости. 23.03.1865 г. № 64.
21. Письмо Министра народного просвещения попечителю Московского учебного округа. 29 января 1857 г. // ЦГИА. Ф. 722. Оп. 1. Ед. 4049.
22. Письмо Министра народного просвещения попечителю Московского учебного округа. 11 сентября 1857 г. № 1528 // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 390.
23. Письмо Министра народного просвещения попечителю Московского учебного округа. 16 января 1858 г. № 117 // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 403.
24. Письмо Министра народного просвещения попечителю Московского учебного округа. 25 июня 1858 г., № 1371 // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 17.
25. Письмо Министра народного просвещения попечителю Московского учебного округа. 15 сентября 1858 г. № 1827 // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 404.
26. Письмо Министра народного просвещения попечителю Московского учебного округа. 16 ноября 1858 г. № 2238 // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 412.
27. Письмо Министра народного просвещения исправляющему должность попечителя Московского учебного округа. 9 марта 1859 г. № 561 // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 421.
28. Письмо Министра народного просвещения исполняющему должность попечителя Московского учебного округа. 23 декабря 1859 г. № 2630 // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 425 (2).
29. Письмо редакции «Русского вестника» в Московский цензурный комитет. 2 декабря 1858 г. // ЦГА Москвы. Ф. 31. Оп. 5. Ед. хр. 413.
30. Политическое обозрение // Русский вестник. 1858. Декабрь. Кн. 2. С. 441-442.
31. Современная летопись // Русский вестник. 1859. Февраль. Кн. 1. С. 246-248.
^ -О
