CC BY
246
РУССКИЙ ЯЗЫК И КОММУНИКАЦИЯ
О.Ю. Авдевнина, В.В. Девяткина
ИСТЕЦ VS ИСТИЦА: ЯЗЫКОВЫЕ НОРМЫ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ КОДЫ НАИМЕНОВАНИЯ ЛИЦ В ЮРИДИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
Статья посвящена проблеме регламентации в юридической речи соотносительных наименований лиц, различающихся гендерным признаком. Количественное преобладание в языке и абстрактность наименований мужского рода объясняются культурной и языковой традицией и неоднозначностью социологического и правового толкования категории личности.
Ключевые слова: наименования лиц, гендерная характеристика, профессиональная речь, социальная идентификация, личность.
O.Yu. Avdevnina, V.V. Devyatkina
PLAINTIFF VS PLAINTIFF: LINGUISTIC NORMS AND SOCIO-CULTURAL CODES OF INDIVIDUAL NAMES IN THE LEGAL DISCOURSE
The article is devoted to legal regulation of speech correlative names of individuals, different gender. Quantifying the prevalence of language and abstract names masculine explained the cultural and linguistic tradition and the ambiguity of the sociological and legal interpretation of the category of personality.
Keywords: names of persons, gender characteristics, professional speech, social identification, personality.
...Глаза женщины сверкнули. — Я понимаю вашу иронию, профессор, мы сейчас уйдем... Только... Я, как заведующий культотделом дома... — За-ве-дующая, — поправил ее Филипп Филиппович...
М.А. Булгаков. «Собачье сердце».
Надо старательно отличать общее от единичного, своеобразного...
П. С. Пороховщиков. «Искусство речи на суде».
1. Лингвистические проблемы наименования лиц в профессиональном дискурсе
Процесс наименования лица как один из самых действенных механизмов языкового антропоцентризма (реализации человеческого фактора в формиро-
© Авдевнина Ольга Юрьевна, 2017
Доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и культуры (Саратовская государственная юридическая академия); e-mail: olga.rosauz@gmail.com
© Девяткина Вера Викторовна, 2017
Кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры русского языка и культуры (Саратовская госу-234 дарственная юридическая академия); e-mail: v.devyatkina@mail.ru
вании языковых феноменов) отражает различные представления о человеке, сложившиеся в культуре и языковой картине мира. Специфика этого процесса во многом связана со сложностью и неоднозначностью самого объекта номинации — человека, многообразием человеческих связей и отношений, формирующихся в т.ч. в профессиональных и других социальных сферах.
Одним из факторов, осложняющих процесс наименования лица в языке, является естественное, природное разделение людей на мужчин и женщин, которое концептуализируется в языке сложнее, чем простое противопоставление биологических полов. Вместо ожидаемой биполярной организации гендерной системы номинации лиц с двумя центрами: мужчина / женщина — язык выстраивает более сложную систему с иерархией смыслов, разных по степени абстрактности и актуализации гендерного признака. Иерархия гендерных представлений формирует систему смыслов, в которой противопоставлены 1) наименования мужчин, 2) наименования женщин и 3) своеобразные надгендерные абстрактные значения, объединяющие мужчин и женщин в обобщенных понятиях «человек», «личность», «член общества», «профессия», «национальность», «роль в судебном процессе» и т.п. 1
Такая нечеткость отражения в языке гендерного фактора обусловливает проблемность использования наименований лица в профессиональной и, в частности, юридической речи, для которой не всегда важны гендерные различия лиц, но часто актуальны именно обобщенные социальные и (или) правовые понятия-характеристики. Именно такая смысловая функция этих слов порождает в профессиональной среде вопросы, например, о выборе номинации: истец М.И. Иванова или истица М.И. Иванова? Она выступила в качестве свидетеля или в качестве свидетельницы? Болезненным для профессионалов, привыкших к строгой стандартизации феноменов и с трудом принимающих языковую вариативность, становится и вопрос о своеобразной «правильности», законности (даже юридической допустимости) употребления «женских» форм наименований в обозначении тех профессий, званий и должностей, социальных функций, которые исконно принадлежали мужчинам: адвокатша, адвокатесса2, прокурорша, обвинительница, защитница и т.п.
Эти и многие другие вопросы, связанные с употреблением наименований лица в юридической речи, имеют несколько концептуально-практических измерений, обусловленных как языковой спецификой самих наименований (лингвистическая проекция проблемы), так и социокультурными условиями их функционирования (социальный, культурный, социоисторический, этико-правовой аспекты анализируемой проблемы). Чтобы отчасти прояснить вопрос о возможной регламентации наименований лиц в юридическом дискурсе, остановимся только на некоторых особенностях их использования.
К лингвистическим причинам возникновения обозначенной проблемы относится, прежде всего, асимметрия потенциально выражаемых наименованиями лица смыслов и грамматических форм русского языка. Так, трехчленная система номинативной репрезентации лица (мужчина / женщина / обобщенное лицо) оказывается «втиснутой» в рамки существующего в языке грамматического рода одушевленных существительных — всего двух родовых форм: мужского и женского3. Возникает необходимость в обозначении абстрактного лица (третий тип смысла) и она удовлетворяется посредством существительных мужского
рода. Национальность, гражданская правоспособность, профессия, социальное положение и т.п., отвлеченные от конкретных лиц, получают номинацию словами мужского рода: белорус, араб, индус, гражданин, эмигрант,, гастарбайтер, парикмахер, водитель, дирижер, чиновник, интеллигент и т.д.
Разнообразие факторов и параметров проявления смыслового и формально-грамматического превосходства слов мужского рода над наименованиями женского рода анализируются в целом ряде лингвистических исследований4. Отметим только некоторые признаки этого преобладания в языке:
1) многие слова мужского рода не образуют пары с эквивалентным, потенциально возможным словом женского рода и используются для обозначения как мужчин, так и женщин: президент, судья, доцент, водитель, шофер, дирижер, следователь, полицейский, милиционер, судебный исполнитель, пристав и т.п.;
2) слова мужского рода словообразовательно первичны и часто именно от них образуются слова женского рода: учитель ^ учительница, губернатор ^ губернаторша, студент ^ студентка и т.п.;
3) на основе существительных именно мужского рода образуются формы множественного числа или иные формы, выражающие идею множества лиц, не конкретизированных в гендерном отношении: студент — студенты (и юноши, и девушки; ср.: студентки — только девушки); президент — президенты, грузин
— грузины, врач — врачи, олигарх — олигархи, профессор — профессора — профессура, купец — купцы — купечество, чиновник — чиновники — чиновничество и т.д.;
4) в случае возникновения пары: наименование мужчины / наименование женщины — последние часто приобретают ту или иную стилистическую окраску, ограничивающую их употребление: милиционерша, директорша, профессорша, врачиха, шоферка, чиновница и т.п.5; слова же мужского рода сохраняют стилистическую нейтральность и речевую универсальность;
5) в перифрастических сочетаниях, построенных на использовании слов, обозначающих характер действий, правовое положение и т.п.: в роли.., в качестве.., в должности.., на месте кого... — уместны только мужские формы: в качестве истца, в роли эксперта, в должности директора, на месте ответчика, выступил как свидетель, исполнял обязанности (функции) секретаря и т.д.
Несмотря на явное превосходство в системе социальных наименований «мужских» вариантов, языковое сознание говорящих все же тяготеет к их соотнесению с «женскими» формами в силу гендерного стереотипа наших представлений о человеке. Поэтому в ряде случаев образуются пары эквивалентных наименований лиц. Применительно к возможности такой соотнесенности наименований лиц в юридической речи можно зафиксировать следующие тенденции. Во-первых, это употребление парных наименований лиц, коррелятивных по гендерному значению. Оба члена данной пары стилистически нейтральны, а значит, допустимы в регламентированной речи. В эту группу слов входят в первую очередь многие (не все) отадъективные наименования (образованные от прилагательных, омонимичные им), отражающие процессуально-правовой статус лиц: заключенный — заключенная, подозреваемый — подозреваемая, обвиняемый
— обвиняемая, подсудимый — подсудимая, осужденный — осужденная и т.п., а также слова, образованные с помощью продуктивных парных суффиксов тель/ ниц, ник/ниц, ик/иц, ец/иц и т.п.: свидетель — свидетельница, надзиратель —
надзирательница, доверитель — доверительница, сотрудник — сотрудница, наставник — наставница, владелец — владелица, ответчик — ответчица, истец — истица и т.д.
По поводу двух последних пар, которые особенно волнуют юристов-практиков, заметим попутно, что их «женские» варианты (истица, ответчица) охарактеризованы в словарях как нормативные, принадлежащие именно юридической речи6, а образующий их суффикс иц относится к одному из немногих нейтральных суффиксов «женскости» в русском языке7. Это означает, что нет никаких лингвистических препятствий к использованию слов истица, ответчица в профессиональной речи.
Во-вторых, к реализации «женско-мужской» эквивалентности в языке относится и процесс формирования пар, один член которых (чаще всего женский вариант) оказывается стилистически маркированным: его употребление или ограничено коммуникативной ситуацией (непринужденная речь), или диктуется необходимостью уточнения пола лица, или напрямую связано с незнанием говорящим стилистических норм употребления слова: инвалид — инвалидка, юрист — юристка, прокурор — прокурорша, адвокат — адвокатша, милиционер — милиционерша, сторож — сторожиха, консультант — консультантша, директор — директриса и многие другие наименования, имеющие в своем составе суффиксы к, ш, их, ис, ин (я) и др., в большинстве своем малопродуктивные и признанные стилистически окрашенными. Отсюда следует ограничение употребления данных женских форм в регламентированной речи. К этой же группе можно отнести пары, в которых оба члена нейтральны, но имеют различные значения и относятся к разным сферам речи: исполнитель — исполнительница; исполнительница народных песен, но только судебный исполнитель (ср. также значения защитник — защитница, заместитель — заместительница и т.д.).
В-третьих, в языке существует большое количество номинаций лиц, не образующих пар, «не-парных» по гендерному признаку, не имеющих даже потенциальных (т.е. возможных, соответствующих существующим в языке словесным моделям) «женских» вариантов: полицейский, участковый, следователь, судья, пристав, соглядатай, боец, нотариус, документовед, делопроизводитель, страхователь, эксперт, патологоанатом, графолог, индивид, теоретик, практик, географ, философ (философиня, филологиня — интеллигентский сленг) и т.п. 8
Обращаясь к той паре, которая вынесена в название статьи, остановимся на одном очень важном факторе функционирования слов — речевой традиции, узусе, противопоставленном норме и отражающем глубинные, подчас определяющие норму представления носителей языка о тех или иных реалиях, в нашем случае — о гендерных характеристиках человека.
Анализ узуса употребления слов истец / истица выполнен на материале Национального корпуса русского языка (НКРЯ)9: примеры из текстов цитируются именно по данному электронному ресурсу. Количественное сравнение контекстов с этими словами обнаружило предсказуемое и, как было показано, совершенно закономерное преобладание употребления слова истец (433 вхождения) над словом истица (41 вхождение): частотность мужских наименований превышает частотность женских почти в 10 раз. И качественно они по-разному выражают идею гендера личности.
Большое количество употреблений слова истец объясняется разными причинами: например, активизацией обобщенных «над-гендерных» значений, актуальных для юридической сферы общения, позволяющих противопоставить разные стороны судебного процесса. Противопоставления: истец — ответчик, истец — судья, суд, истец — свидетель — являются приметой таких контекстов: За приклепный иск истец лишается иска. Надлежит и на ответчика налагать пеню, если не признал точно, чем он должен, дабы сим сохранить с обеих сторон добрую совесть (Екатерина II. Наказ Комиссии о составлении проекта нового Уложения 1767г.); И буде тот истец или ответчик в расспросе своем размолвится, то снова взять того свидетеля, и объявить ему размолвку, и пристрастить его гораздо, чтобы он сказал самую правду без пытки (Посошков И.Т. Книга о скудости и богатстве (1724)); Истец должен только изложить фактические обстоятельства дела, дать суду только меньшую посылку для силлогизма ... (К вопросу об основании иска // Арбитражный и гражданский процесс. 2004); Таким образом, истец при направлении копии иска ответчику обязан приложить копии документов, которые отсутствуют у ответчика, а ответчик обязан направить истцу копию отзыва на иск до начала судебного заседания ... (Михайловский М. Новые процессуальные кодексы // Отечественные записки. 2003); В итоге самым стильным признали адвоката Павла Астахова и в ответной речи он предложил ввести номинации «Истец года», «Ответчик года» и «Заключенный года» (Рынска Б. Парфенов стал человеком // Известия. 2007) и т.д.
Еще одной причиной высокой частотности слова истец является его использование для обозначения конкретной стороны судебного процесса с неактуальной личностной идентификацией или даже отсутствием таковой (истцом в этом значении может оказаться даже и не человек — фирма, организация, учреждение): Компания-истец была создана структурами Объединенной промышленной корпорации (ОПК) для реконструкции комплекса зданий бывших Средних торговых рядов (Парфененкова М., Ми-
5 халев Н. Сергей Пугачев требует с Минфина более 100 млн долларов // РБК Daily. 2011. 3 окт.);
0
? Если истец — банк, то он на своей территории будет судиться... (Банк Русский Стандарт.
д Обсуждение банка (2009-2011)); В марте истец опять поменялся — им стали две «дочки»
™ «Газпрома»... (ИсполатовС. Кузичев оплатит 13 «парашютов» //РБКDaily. 2009.11 нояб.)ит.п.
1 Высокий процент составляет и употребление слова истец в качестве гендерного | средства — обозначения лиц мужского пола. Как показывает практика, истец-i мужчина — та категория граждан, которая чаще всего обращается с иском в § суд (контекст в данном случае содержит обычно прямые указания на мужской | пол: имена и формы согласуемых слов, детали внешности и т.п. — эти «приметы | пола» выделены в примерах): Истец Виктор утверждал, что Лена шантажировала его, Ч требуя огромные суммы и дорогие подарки за право видеться с ребенком; что сама она никогда
I
| не работала, не занималась Женечкой, жестоко с ней обращалась и настраивала девочку про-
6 тив отца (Танькова Я. Вдова Жени Белоусова: Мой любовник-миллионер отбирает у меня дочь!
го
f // Комсомольская правда. 2006); Но гражданский истец, бритый, как актер, тщедушный и желтый, с приглаженными, как у покойников, височками, торопливо подпрыгивал на стуле
о
о и долго расспрашивал Голева о соломе, о зерне, о продаже Тростянского имения и об обычаях
о
£ при продажах (Сергеев-Ценский С.Н. Движения (1909-1910)); Первым, естественно, выступал истец. Он явился в суд в нарядной форме капитана морской пехоты, при всех орденах и зна-| ках отличия (Матлин В. Афродита-21 или Атака на Пыньчой (2003) // Вестник США. 2003); m Народ вначале было озадачился, но потом обрадовался суждению судьи; истец же наклонил
лицо и публично опозорился, впредь до особых заслуг перед рабочим классом (Платонов А.П. Ювенильное море (Море юности (1934)); Что сделал в литературе гражданский истец, этот тип, утонувший в бороде? (Грузинов И.В. С. Есенин разговаривает о литературе и искусстве (1926)) и т.п.
В редчайших случаях (нами зафиксировано не более 10 словоупотреблений) 238 слово истец называет женщину (малое количество таких примеров — это аргумент
к спору об уместности применения этого слова к женскому полу): Истец не согласна с решением суда, в связи с чем подана кассационная жалоба (Лихачева О. Жители Пятигорска 7 лет живут без воды и света // Комсомольская правда. 2010); «Я уже десять лет ношу хид-жаб, как предписано нам Кораном», — рассказала истец (Ахметова А. Крымчанка судится с МВД за право фотографироваться для паспорта в хиджабе // Новый регион. 2010); В суде был установлен факт наличия указанной задолженности, но истец заявила, что у нее якобы имеется переплата по договору, и требовала произвести зачет (Михалев Н. Банкротство за лишние метры // РБК Daily. 2009. 19 июня); Истец пояснила суду, что автомобиль не пересекал границу России, в подтверждении чего представила наряд-заказ одной из фирм города, где застрахованный автомобиль в октябре 2007 года проходил предпродажную подготовку... (Арсентьева О. На Южном Урале суд обязал страховую фирму выплатить страховку за угнанный автомобиль // Новый регион. 2008) и т.п.
Бросается в глаза формализованность и нарочитая «штампованность» последних примеров (истец ответила): искусственность сочетаний родовых форм, противопоставленных в языке. Это впечатление обусловлено наличием в нашем языковом сознании номинативного эквивалента женского рода (истица), в данных случаях проигнорированного авторами.
О том, что слово истица самодостаточно для обозначения лиц женского пола, что оно является фактом речевой традиции и занимает свою нишу в языке и культуре, свидетельствует характер его функционирования в речи. Употребление данного слова более однообразно: как и другие номинативные эквиваленты женского рода, оно призвано акцентировать внимание на принадлежности лица женскому полу. Это подтверждает вывод многих исследователей об узкой функциональной специфике женских наименований10. Контексты, использующие слово «истица», как правило, содержат и другие смысловые актуализато- Н ры гендера: женские имена, грамматические формы женского рода, приметы С внешности женщины и т.п. (выделены в примерах). Обратим внимание на то, т что данные материалы включают относящиеся к юридическому дискурсу, но к стилистически разнообразные тексты, в т.ч. и официального характера: По дан- 0! ному делу проживающая в Англии истица хотела исполнить решение об уплате алиментов, Д
а
вынесенное в Лондоне, против своего бывшего супруга ... (Применение оговорки о публичном Т
в
порядке в судебной практике // Арбитражный и гражданский процесс. 2003); Эти сведения, Н
представленные Гольденбергом и Ушаковым, убедили Таганский суд в том, что истица, как й
5
и говорилось в объявлении газеты, имела намерение «завещать свою квартиру кому-нибудь И
д
за хороший уход» (Герасимов А. Адвокатская практика недели // Коммерсантъ-Daily. 1996); В е
ходе судебных разбирательств истица увеличила сумму морального вреда до 732,5 тыс. рублей °
(Леонидова Д. Суд обязал ГТК ПМР заплатить предпринимателю за моральный ущерб // Новый |
регион. 2009); Присутствовали: судья Т. Городничева, адвокаты Т. Власова, В. Лушкинов, ис- М тица Е. Платицина, ответчица С. Алексиевич (Алексиевич С. Цинковые мальчики (1984)); И
«Ладно! — говорит наша с вами безрассудная истица. — Согласна на полюбовный миллион 2
из рук в руки — и никаких судов!» (Соломатина Т. Девять месяцев, или «Комедия женских по- 11
5
ложений» (2010)); На том основании, что ее работник, продавая бензин, должен был видеть, т что она — истица — слишком пьяна, чтобы вести автомашину, но не остановил ее (С больной 7
головы // Криминальная хроника. 2003); Лиля подала на развод и вскоре получила его вместе с исполнительным листом на алименты. — Истица, объявите суду свои претензии к ответчику и причины, побудившие вас добиваться расторжения брака (Левин Б. Блуждающие огни (1995)); За столом в коридоре сидела грудастая истица (РубинаД. Во вратах твоих (1992)) и др.
Как видим, юридические тексты ничем в данном случае не отличаются от текстов других функциональных сфер. На юридический дискурс воздействует 239
общеречевая тенденция к различению лиц не только по процессуальной роли, но и половой принадлежности, стремление в однообразии юридических будней видеть разнообразие живых человеческих лиц.
2. Социокультурная и профессиональная специфика функционирования наименований лица
К лингвистическому аспекту номинации лиц в юридической речи относятся когнитивные основания номинативного процесса — концептуализация представлений о человеке в языке и обозначенной речевой сфере. Гендерная характеристика связана с актуализацией такой категории, как человеческая индивидуальность, важная в процессе социальной/правовой/юридической идентификации личности. В ряде случаев говорящему приходится не столько выбирать слово (истец или истица, свидетель или свидетельница), сколько решать, в какой степени важна в данной ситуации индивидуальность, личность (в частности гендерная определенность) того, о ком он говорит. Таким образом, механизмы и направления реализации антропоцентризма номинации лиц (в т.ч. номинативный гендер) детерминируются социоцентризмом — и номинации лиц, и язык в целом — теми социальными / правовыми ориентирами и кодами, которые определяют как саму номинацию, так и функционирование наименований лиц в речи.
Наименование лица — это социальный концепт человека, его «индивидный» код в социуме, формирующийся в результате и ради его социального бытия. Направления и степень социальной идентификации могут быть различными: от высокой «степени индивидости» (обозначается конкретный человек, лич-§ ность как психофизическая, нравственно-психологическая сущность) до низкой ~ степени (обозначается не человек, а социальная / правовая функция, человек ~ выступает в данном контексте лишь носителем этой функции)11. f Проекция этой особенности наименований лица на специфику проявления в
I них гендерных характеристик позволяет заметить, что высокая степень инди-I видности вызывает необходимость актуализации в речи пола человека, низкая I степень проявляется в нейтрализации этой характеристики. Все это еще более ü осложняет картину функционирования наименований лица: к особенностям ? самих слов присоединяется необходимость учета и особенностей смыслового кон® текста их использования, и условий коммуникации, и сложившихся этических § и даже правовых норм обозначения лиц, и принципов и традиций профессио-I нальной речи. К последним относится, например, толкование категории лица в I юридическом дискурсе — толкование настолько специфическое, что правовой
0
J концепт личности не совпадает с языковым концептом, научными или обыден-
5 ными представлениями о человеке. О неоднозначности правовой интерпретации
1 категории лица, начиная от несовпадения понятий homo и persona в истории ^ права (servus non habet personam) и отрицания правовой категориальности по-
s
Е нятия личности и завершая проблемами отношения к человеку в современной
ф
m юридической науке, пишет Е.А. Тюгашев12. Опуская многие, очень интересные направления рассуждения автора о юридической категории личности, отметим только те, которые помогают прояснить вопрос об отражении в этой категории гендерных представлений. Общая тенденция такова: право склоняется к деин-дивидуализации человека (личность — субъект права — не более), к personae, 240 понимаемой как социальная роль, личина, маска. Условный характер маски про-
является, например, в том, что судья надевает мантию и парик, как бы скрывая под ними свою индивидуальность и этим переодеванием акцентируя внимание на той функции, которую он исполняет в обществе: «История персоны — это история маски. В этой связи аксиоматическим является тезис о том, что личность человека не есть человек (или его часть). Личность человека — это не человек»13.
Этим объясняется гендерная неопределенность (и неважность) лица, которая обнаруживается в юридическом дискурсе и подчас декларируется юристами. «Суть юридического персонализма состоит не только в личностном понимании права, но и в юридическом понимании личности»14. Эмпирическим основанием этому, по мнению Е.А. Тюгашева, служит то, что, как устанавливает Ю.С. Степанов, понятие "личность-персона" всегда связано с правовым, юридическим оформлением. В ядро концепта "личность" входят следующие представления: 1) свободный человек; 2) обладающий максимумом юридических прав; 3) мужчина; 4) не дитя и не старик15. Правовое представление о личности согласно Ю.С. Степанову включает также компонент "степенная личность", т.е. представление о том, что человек может быть личностью в большей или меньшей степени, что и служит основой юридического оформления прав личности16.
Этот вывод о степени индивидуализации лица в праве наводит на размышления о вариантности корреляции наименований мужского и женского рода: их употребление может и, наверное, должно варьироваться в юридической речи, в зависимости от того, какой из аспектов отношения к человеку выступает на первый план: его социальный (правовой) статус или его индивидуальность.
Кроме того, приведенный вывод дает веские основания для однозначной интерпретации тех понятий (наименований лиц), которые сформулированы в за- п
—I
конодательных документах. Так, Гражданский кодекс РФ определяет понятие к «истец» в самом обобщенном, над гендерном значении: «Сторонами в граждан- р
а
ском судопроизводстве являются истец и ответчик. Лицо, в интересах которого В
п
дело начато по заявлению лиц, обращающихся в суд за защитой прав, свобод °
и законных интересов других лиц, извещается судом о возникшем процессе и У
участвует в нем в качестве истца»17. Само сочетание в качестве...указывает на п
безразличие этого определения к индивидуальности человека, в т.ч. и по от- н
ношению к полу. Это значит, что закон не регулирует обозначение конкретных |
людей и употребление пары истец / истица в номинации лиц в конкретных |
профессиональных ситуациях (например, в повествовательной части протокола е
или устной речи на суде) и тем более не отменяет использования вполне закон- |
ного слова истица. ака
д
Более того, современная социальная ситуация даже требует восстановить «в И
правах» женские наименования. В филологической науке борьба за их равно- *
правие с мужскими наименованиями проявилась в возникновении т.н. феми- (
нистской лингвистики, представители (в основном — представительницы18) )
которой заявляют о неоправданной экспансии слов мужского рода в обозначении 0
лиц и о необходимости искусственного воздействия на эту языковую ситуацию. 7 Корреляция гендерных эквивалентных наименований во многом регулируется «женским вопросом», который в той или иной мере, в том или ином виде регулярно возникал в разные исторические периоды.
Так, слово истица, по данным НКРЯ, появляется в речи и письменных текстах
значительно позже слова истец — примерно в 80-х гг. XIX в. Это появление можно 241
связать, по-видимому, с возможностью женщин подавать иски, которую они получили в результате ряда реформ в области семейного права в конце XIX в.19 С.В. Ворошилова пишет, что даже крестьянки, несмотря на силу и авторитет перед государственными установлениями законов крестьянского семейного уклада, начали обращаться в суд с самыми разными исками20.
Согласно статистическому графику НКРЯ резкое падение использования в текстах слова истица приходится на постреволюционный период, что объясняется активизацией феминистских настроений в обществе. Женщина утверждалась в правах с мужчиной, в т.ч. и отказом от своей женской природы. Это проявлялось в одежде, прическе, стремлении заниматься мужскими профессиями. Немало этому способствовал и революционный новояз, например, нивелирующее все и вся слово товарищ:
- Во-первых, мы не господа, - молвил наконец самый юный из четверых, персикового вида.
- Во-вторых, — перебил и его Филипп Филиппович, — вы мужчина или женщина? ...
- Какая разница, товарищ? — спросил он горделиво.
- Я — женщина, — признался персиковый юноша в кожаной куртке и сильно покраснел. Вслед за ним покраснел почему-то густейшим образом один из вошедших — блондин в папахе (Булгаков М. «Собачье сердце»).
Революционная идеология лишила женщину права на ряд традиционных социальных номинаций: барыня, барышня, сударыня, госпожа, мадам, мадмуазель и т.д. Заметим, что феминизм в дореволюционную эпоху был поборником ограничения в употреблении некоторых социальных наименований женщины: любовница, сожительница, содержанка, наложница. Однако очевидно, что в данном случае мотивом служило стремление сторонников «женского вопроса» защитить «нравственный капитал» женщины, для чего требовали даже принятия особых законов, призванных отстаивать ее права, ее честь с такой же силой, с какой законы защищают материальное достояние человека.
Судебные ораторы дореволюционной эпохи по-своему отразили позицию поборников «женского вопроса»21, представив в своих речах женщину во всей полноте ее социально-правового статуса, социально-психологических, нравственных черт, окрашенных неповторимыми индивидуальными особенностями. Приведем примеры номинаций (далеко не полный список!), извлеченных из судебных выступлений прославленных отечественных юристов-ораторов С.А. ндреевского, П.С. Пороховщикова, К.С. Халтулари. Эти наименования воссоздают исторический портрет женщины, которая попала в то далекое время в поле внимания юриста-профессионала:
1) ее процессуально-правовой статус: подсудимая; простая подсудимая; преступница; шантажистка; жалобщица; свидетельница; похитительница; попустительница; обвиняемая; виновница; женщина виноватая; жертва; утопленница; покойница; наследница;
2) социальный статус: девушка из дома терпимости; приведенная женщина; содержанка; наложница; любовница; случайная встречная; продавщица своих ласк; любимая женщина; подруга; общедоступная «барышня»; жена-разлучница; супруга; обманутая супруга; молодая жена; жена; истинная жена; престарелая богатая законная жена; княгиня; женщина простого звания; приживалка; компаньонка; приближённая старушка; генеральша; богатая генеральша; вдова генерала; полуграмотная вдова генерала; полуграмотная, неразвитая женщи-
на; госпожа; светская женщина; дама; барыня; барышня; невеста; жиличка; женщина бедная; продавщица; красавица-продавщица; приказчица из магазина; молодая мещаночка; горничная;
3) психологические черты: женщина нервная, впечатлительная; живая женщина; любящая женщина; излюбленная женщина; женщина болезненная; женщина самостоятельная; девушка наивная; малоопытная девушка; невинная и порядочная девушка; кратковременная утешительница; сознательная и любящая помощница; соперница; избалованная эгоистка и т. д.
Судя по разнообразию и эмоциональности этих оценок, классиков юридической мысли не заподозришь и не обвинишь в формальном отношении к женщине, в стремлении надуманным профессионально-речевым стандартом подменить существующую в языке норму идентификации человека по характеру и полу.
Причина возросшего со стороны юристов во второй половине XIX в. внимания к женщине, на наш взгляд, кроется не столько в обострении «женского вопроса», сколько в осознанной ориентации на воспроизведение в судебной риторике эстетики художественной прозы. Последняя демонстрировала пристальное внимание к живому человеку, его душе, чувствам, характеру, углубленно исследовала всю полноту его бытия, что, безусловно, требовало разнообразия в его характеристике и наименовании.
Современный феминизм, как отмечают исследователи, заключается не в стремлении отменить все женское, «подтягивая» женщин до мужчин (в правах, профессиях, должностях, званиях, образовании и т.п.), как это было в постреволюционную эпоху, а в тенденции резко противопоставить женскую природу природе мужской и утвердить (даже искусственно) их природную нетождествен- п
—I
ность. В речи это отражается в узаконивании женских наименований, особенно к тех, которые не имеют в своей языковой характеристике признаков, ограничи- р
а
вающих их употребление. К таким наименованиям относится и слово истица. В
п
Определяя принципы и нормы профессиональной, например юридической, |
речи, нельзя не учитывать всего спектра факторов, обусловливающих концеп- У
туальную глубину и функциональную вариативность языка. Декларируемый п
отказ от этой вариативности (истец — и только!) формализует профессиональ- H
ную речь, обедняет ее смысловые ресурсы, обесцвечивает профессиональное I
отношение юристов к сложным феноменам социальной жизни. |
д
ф
1 Именно формированием надгендерной разновидности номинативного смысла объясняется, например, О выделение в языке такой группы слов, как существительные общего рода — это оценочные наименования а человека типа невежа, сирота, умница, неряха, растяпа, которые возникают в языке для обозначения а соответствующих положительных или отрицательных качеств любого человека, будь то мужчина или м женщина. Обозначения профессий, должностей и т.п., которые также могут быть контекстуально отнесены | к мужчинам и женщинам, в группу существительных общего рода не входят. №
2 Обоснованию целесообразности употребления слова адвокатесса в юридической речи посвящена, на- " пример, статья И.Ю. Николаевой (см.: НиколаеваИ.Ю. Наименования лиц женского пола по профессии, 1 должности в гендерном аспекте // Вестник МГОУ. Сер. «Русская филология». 2010. № 3). Любопытную ~ историю «женского лица» профессии адвоката — того, как женщины в России завоевывали и совершен- g ствовали эту юридическую специальность, приводит С.В. Ворошилова (см.: Ворошилова С.В. Гражданско- 7 правовое положение женщин в России (XIX — начало XX века) (Саратов, 2010).
3 Значение среднего рода не совместимо в русском языке с категорией одушевленности (исключение — слово дитя).
4 См. : Янко-Триницкая Н.А. Наименования лиц женского пола существительными женского и мужского рода // Янко-Триницкая Н.А. Развитие словообразования современного русского языка. М., 1966. С. 153-167; Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М., 1999; Кирилина А., Томская М. Лингвистические гендерные исследования // Отечественные записки. 2005. № 2 (23); Потапова Р.К., Потапов В.В. Гендерная проблематика в лингвистических исследованиях // Потапова Р.К., Потапов В.В. Язык, личность, речь. М., 243
2006. С. 159-226; Серова И.Г. Способы представления гендерного знания в языке // Горизонты современной лингвистики: Традиции и новаторство: сб. в честь Е.С. Кубряковой. М., 2009. С. 847-856; Маклакова Е.А. Выявление особенностей семной структуры наименований лиц (на материале контрастивных исследований русского и английского языков) // Современные проблемы науки и образования. 2010. № 3. С. 98-106; ЯковлеваА.В. Номинации лиц по профессиональной принадлежности в современном русском языке: дис. ... канд. филол. наук. Ярославль, 2010 и др.
5 Помимо значения лица, содержание таких наименований может включать совершенно конкретное значение «супруга лица», названного производящим словом: директорша - это и женщина-директор, но, возможно, и супруга директора.
6 См.: Словарь русского языка: в 4 т. / гл. ред. А.П. Евгеньева. Т. 1. М., 1985; Новейший большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб.; М., 2008.
7 Русская грамматика / под ред. Н.Ю. Шведовой. Т. 1. М., 1980; Ефремов В.А. О гендерной асимметрии в наименовании лиц женского пола // Русский язык в школе. 2009. № 1. С. 72-82.
8 Отсутствие женских эквивалентов этих и многих других наименований лиц имеет свои языковые причины, вплоть до характера словообразовательного процесса (см., например: Янко-Триницкая Н.А Указ. раб.; Маркарян Р. О соотносительности в названиях лиц в современном русском языке. URL: www.books. googl.ru (дата обращения: 10.09.2015). В данной статье словообразовательные факторы освещаться не будут.
9 URL: ruscorpora.ru (дата обращения: 10.05.2015).
10 См.: Ефремов В.А. Указ. раб.; Кирилина А.В. Указ. раб.; Кирилина А., Томская М. Указ. раб.; Потапова Р.К., Потапов В.В. Указ. раб.; Яковлева А.В. Указ. раб.; Морозова И.А. Активные процессы в сфере наименований лиц женского пола на рубеже XX-XXI вв. // Русский язык в школе. 2009. № 1. С. 82-87 и др.
11 Идея различения степеней индивидности, как и термины «индивидность», «индивидный концепт», принадлежит Ю.С. Степанову, который рассматривал вопрос об употреблении наименований лиц в аспекте языковой категории субъекта. См.: Степанов Ю.С. Имена, предикаты, предложения (Семиологическая грамматика). М., 1981.
12 См.: Тюгашев Е.А. Юридическое понятие личности // Государство, право, образование: сборник научных трудов. Новосибирск, 2003. С. 201-210.
13 Там же. С. 8-9.
14 Там же.
15 См.: Тюгашев Е.А. Указ. раб.
16 Там же.
17 Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14 ноября 2002 г. URL: www. consultant.ru/popular/gpkrf/ (дата обращения: 09.10.2015).
18 Дембска Катаржина. Об одном аспекте феминистской лингвистики в современном русском языке. URL: www.repozytorium.umk.pl (дата обращения: 14.05.2015); Бабаян А.В. Феминистская лингвистика. Истоки и перспективы гендерных исследований в лингвистике. URL: www.pglu.ru/lib/publications/Univer-sity_Reading/2 (дата обращения: 12.05.2015); Кирилина АВ. Указ. раб.; Николаева И.Ю. Указ. раб. и др.
19 Подробнее об этом см.: Ворошилова С.В. Указ. раб.
20 См.: Там же. С. 105-119.
21 См., например: Андреевский С.А. Дело Андреева // Судебные речи известных русских юристов /сост. Е.М. Ворожейкин. М., 1958. С. 128; СергеичП. Искусство речи на суде. Тула, 1998. С. 34; Хартулари К.Ф. Дело Левенштейн // Судебные речи известных русских юристов / сост. Е.М. Ворожейкин. С. 793.
Е.А. Елина
СУГГЕСТИВНЫЙ ЭФФЕКТ ПРИ ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ПОЭТИЧЕСКОГО И ЖИВОПИСНОГО ДИСКУРСА
В статье анализируются поэтические тексты, посвященные произведениям изобразительного искусства; доказывается приоритетность поэтической метафоризации и символизации; анализируются принципы преобразования живописного объекта в поэтический образ.
Ключевые слова: вербальная и визуальная составляющая, искусствоведческое описание, метафоризация, деметафоризация, поэтическая символизация.
© Елина Евгения Аркадьевна, 2017
Доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры английского языка (Саратовская государственная юридическая академия); e-mail: sarelina@mail.ru
