CC BY
13Г.А. АВАНЕСОВА доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой истории и культурологии МГГУ имени М.А. Шолохова*
Исследование феноменов народа и народной культуры в гуманитарно-философской мысли Запада
Народ, нация, народная и национальная культуры как объекты изучения в странах Запада. В конце ХУШ-начале XIX в. культурфилософская мысль Западной Европы, а также специалисты в области этнографии, культурной антропологии стали с особым интересом исследовать феномены народа и нации. Это было связано с тем, что в этот период многие народы Запада трансформировались в нации, приобретая новые черты; вслед за этим радикально менялись также их культуры - они приобретали современные качества, становясь культурами национальными.
Экономическая практика, социально-политические отношения, культурная жизнь в странах Запада постепенно отшлифовывали оригинальные характеристики и формы развития современных народов - англичан, французов, голландцев, немцев и др. В этот период на этнической основе ряда сообществ, живших в Древнем мире и в Средневековье, формируется новое, более сложное единство, которое после французской революции стали называть нациями. Более многочисленная и активная нация (английская, французская, немецкая и др.) рождается вместо прежних малочисленных этносов - англов, саксов и норманнов, франков, бургундцев и провансальцев, баварцев и пруссов и т.п. В общественной практике и философском анализе понимание нации
* Аванесова Галина Алексеевна, e-mail: gal-09@list.ru
связывается, прежде всего, с государственно-политическим и социально-экономическим содержанием - с подданством, гражданскими правами жителей той или иной страны, с социально-классовой дифференциацией общества, со способностями нации развивать реалии современной жизни (демократические принципы государственного устройства, рыночные отношения, промышленное производство, науку, средства массовой информации) и др.
Родоначальником современного понимания нации считается Ж.Ж.Руссо, для которого «общественный договор» между изначально разрозненными и сошедшимися в одно место отдельными людьми не только учреждает государство, но и порождает само существование нации (пайо, лат. - племя, народ). Таким образом, в позиции Руссо отчетливо дает о себе знать программа эпохи Просвещения, примененная к процессу зарождения нации.
Отныне нации трактуются как соединение рационально мыслящих самостоятельных индивидов, каждый из которых преследует собственные интересы. Более поздние варианты этой программы -либерализм и марксизм, при всем их различии в понимании общественных проблем, принципиально не отличались в трактовке народов и наций. В этом случае роды, племена, а также народы рассматриваются как более ранние стадии организации социальных общностей, которые рано или поздно должны быть преодолены ради прогресса цивилизации в направлении формирования единого человечества, соединенного общечеловеческими ценностями. В таком направлении анализа стадия национальной общности также рассматривается как временное явление, ибо в будущем она должна исчерпать себя. Для национальных же государств характерна современная экономика; в них развиваются такие важные субъекты общественного развития, как классы и страты (буржуазия,
пролетариат, управленцы и др.), на плечи которых возлагается миссия
2
создания важнейших условий и предпосылок для будущей интеграции человечества.
В западной гуманитарной науке все донациональные формы организации крупных общностей рассматриваются как отсталые, иррациональные. Западных ученых, особенно тех, кто стоял на позитивистских позициях, всерьез не интересовали содержательные особенности родоплеменных и народных форм организации людей. Конечно, определенная часть антропологов, этнографов изучала «отсталые» народы.
В ходе таких исследований и стала вскоре фиксироваться потребность в обобщенном понимании неевропейских народов, которые, как считалось, еще не достигли уровня национального развития. Рождение в конце XIX в. этнологических дисциплин позволяет ввести в анализ разных народов термин «этнос» (е^пов, греч. - племя, народ). Данный термин начинает использоваться в этнологическом анализе разнообразных общностей, живущих в разных регионах мира и не достигших уровня национального развития. Позднее, уже в XX в. термин «этнос» закрепляется по отношению к традиционным сообществам, которые развиваются на исторической и естественно-биологической (кровное происхождение, родство) основе, а также интегрированы культурным и психологическим единством. Речь в этом случае идет чаще всего о родоплеменных образованиях, о народностях, переходящих от племенных к более зрелым формам социальной организации, а также о традиционных народах, которые в одних случаях выработали, в других не выработали собственную государственность, которые живут на территории либо компактно, либо дисперсно, освоивших или не освоивших индустриальную культуру и т.п.
Таким образом, в XX в. в западноевропейской науке понятия «нация» и «этнос» становятся ведущими категориями в философских,
3
этнологических, культурантропологических исследованиях. Вся проблематика, связанная с развитием многообразных мировых сообществ, обоз-началась как этнонациональная, приобретая доминирующее значение в гуманитарном анализе. Однако при этом разнобой в использовании терминов по отношению к разным сообществам современного мира не только не устранялся, но продолжал возрастать по мере того, как некоторые этносы без достаточных оснований начинали претендовать на статус наций, а сами нации в странах Запада на рубеже XX-XXI вв. стали претерпевать настолько серьезные мутации, что встал вопрос об их размывании. Наиболее примечательное в нынешних условиях состоит в том, что в мире повсеместно активизируются проявления этничности и национализма, а выражающие их социальные силы и общности, которых либеральные и марксистские теоретики еще недавно не принимали всерьез, начинают претендовать на политическое лидерство.
В этой сложной познавательной ситуации оживают консервативные идеи об этногенезе, занимавшие на протяжении 200 лет маргинальное положение в теоретическом дискурсе, поскольку консервативный подход к пониманию народа и его культуры рассматривался как неактуальный, устаревший. Однако напомним, в гуманитарных исследованиях по отношению к крупным сообществам всегда продолжало сохраняться такое понятие, как народ (peuple -фр. народ; people - англ. народ, люди, население; volk - нем.народ), корнями уходящее в историко-культурную практику Западной Европы. Именно в противопоставлении с этим понятием в свое время кристаллизовалось понимание нации, однако до сего дня эти оба термина применяются то как взаимозаменяемые, то как противоположные по смыслу.
Термины «народ» и «этнос» на первый взгляд использовались в гуманитарном анализе в одном и том же смысле. Но более внимательное рассмотрение показывало, что и в этом случае между ними остаются серьезные расхождения. Термин «народ» продолжает теоретизироваться более глубоко; он нагружается весьма сложными коннотациями, особенно если иметь в виду консервативный анализ. Таким образом, ситуация с трактовкой народа и нации всегда мотивировала исследователей с определенными мировоззренческими позициями к снятию теоретической неопределенности не только в использовании указанных выше терминов, но прежде всего в понимании процессов, связанных с сохранением народов и народных культур, а также с осмыслением наций, национальных культур. Подчеркнем, что исследователи такого рода на Западе были немногочисленными. Чаще всего их труды создавались на основе романтико-консервативного мировоззрения или с авторскими установками защиты ценностей традиционной культуры. На фоне сторонников, ратующих за безостановочный прогресс, за доминирование в общественной практике всех форм индивидуализма и одновременно за интеграцию народов в единое человечество, эти исследователи занимали по существу маргинальное положение в гуманитарной науке Запада.
В отечественной аналитике советского и постсоветского периодов многие из зарубежных исследователей подобного рода подвергались критике или оставались почти неизвестными. На наш взгляд, в нынешних условиях активного дебатирования в России проблемы русского народа и русского национализма нелишне взглянуть на то, как на протяжении двух столетий понимали западные консерваторы, а отчасти и представители классической социологии проблему соотношения феноменов народа, его культуры, с одной стороны, и нации, национальной культуры, с другой.
Европейский консерватизм и романтизм о феномене народа и народной культуры первой половины XIX в. У истоков нововременного консерватизма Западной Европы высится фигура Ж.де Местра, который не принял французскую революцию, пережил в силу этого изгнание и посвятил оставшуюся жизнь развенчанию принципов, выработанных эпохой Просвещения, и либерально-
л
революционных идей1. Де Местр заложил основу современной консервативной мысли Запада, различая в любом стихийно возникшем общественно-народном явлении две стороны - эмпирическую и метафизическую. По существу возражая Руссо, он рассуждает таким образом, что его позиция приобретает особую актуальность для современного мира. Де Местр уверен, что чисто количественная совокупность людей по своему желанию не в состоянии сформировать народ. Такие эмпирические характеристики народа, как язык, территория, культура и т.п., на самом деле являются отображением более глубоких качеств и ценностей трансцендентного порядка (историческая память, моральное единство народа и т.п.). Именно Бог создает народ так же, как мир растений, животных, человека, наделяя народ «естественной конституцией», т.е. специфическим набором черт, существующих сразу в потенции. У каждого народа имеется «всеобщая душа и определенное моральное единство, которые определяют его суть».
В этой связи сошлемся на два провиденциальных отзыва де Местра о характерологических качествах русского народа, за жизнью которого он мог наблюдать в период с 1803 по 1817 гг., проживая в Санкт-Петербурге в качестве посланника Сардинского королевства. Первый отзыв: «Если бы русское х о т е н ь е смогли заточить под крепость, - оно бы взорвало крепость». Второй: «Представим себе, что
1 См.: Культурология. Энциклопедия. В 2 т. М., 2008, т. 1, с.1281-1284; Новая философская энциклопедия. В 4 т. М., 2001, т.
2, с.538.
т а к о м у народу дана свобода, и я решительно утверждаю, что в ту же минуту повсюду заполыхает пожар и пожрет Россию»1. Заметим, что де Местр, как и многие заезжие европейцы, в целом отзывался крайне негативно о русском обществе того периода. Так, он был поражен масштабами социальной дистанции, которые определяли отношения между аристократией и простолюдинами; его также неприятно удивляло нарастающее безразличие к религии высших слоев, разгильдяйство и казнокрадство чиновников и т.п.2 Однако при этом, как свидетельствуют приведенные выше цитаты, де Местр сумел разглядеть такие базовые характеристики русских людей, о которых иностранцы вплоть до сего времени, как правило, не подозревают (чаще говорят об их долготерпении, открытости, женской натуре). Да и не все русские о них догадывались, пока не грянули революции и гражданские столкновения начала XX в.
Теперь рассмотрим позиции немецких романтиков, которые проявили себя в художественной практике и философской мысли (И.В. Гете, Ф. Шиллер, Ф. Шлегель, Р. Вагнер и др.). Их воззрения приобрели известность интересом к прошлой жизни народов, к народной культуре, искусству. В культуре конкретного народа романтики усматривали прежде всего высокий жизненный потенциал, возможность осмысленного труда, свободу реализации индивидуальных сил человека. Они отвергали рационализм и практицизм идей Просвещения, определяя их как механистичные, безличностные, искусственные. Они высмеивали сдержанность и смирение, которое навязывалось обществу и искусству со стороны буржуазно-мещанской среды. Напротив, в своем творчестве романтики стремились воплотить сильные эмоции, доходящие до страстности, исступления.
1 Эти высказывания вспоминает русский писатель И.Шмелев, когда в начале своего зарубежного изгнания пишет во Франции в 1924 г. работу «Душа Родины» (см.: Шмелев И. Душа Родины. М., 2007, с.328-329).
2 См.: Ж.де Местр. Религия и нравы русских. СПб., 2010.
Сам народ понимался в романтическом искусстве и философии как органическое единство, формируемое исторической практикой и коллективной деятельностью множества разных поколений, что неизбежно вело к появлению самобытной культуры и эстетики. Общество мыслилось романтиками как сплоченное обычаем, интегрированное посредством родовых инстинктов. Конкретный человек в противоположность позиции Руссо виделся романтиками как личность, занятая служением общему делу, исповедующая единую для народа религию, поддерживающая народные нравы, признающая хозяйственные интересы народа.
Немецкие художники-романтики усматривали в народной культуре «соразмерное соответствие человеческой природе и естественным общественным отношениям». Их протест был обращен против тех социальных реалий, которые несли с собой буржуазные отношения, городская жизнь, аристократические и богатые сословия. По мнению Р.Вагнера, человеческая природа указанных социальных сил и групп «искажена и изуродована отношениями в буржуазном обществе»1. В таком понимании народа заключалось предчувствие опасности, которая таится для народной стихии в буржуазном укладе жизни, в скученности городского населения, в извращенном художественном вкусе оторванных от народа сословий, буржуазных и мещанских слоев.
Сходное понимание народа поддерживалось не только романтиками, но во многом и немецкими философами классического толка. В этом можно усмотреть не только надежду немецких интеллектуалов на национально-государственное единство немцев, но и предчувствие тех испытаний, которые встанут перед ними в связи с тяготами государственного строительства. Предшественник романтизма и выразитель идей немецкого национального духа И.Г.
1 Цит.по: Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М., 1966, с. 229.
Гердер рассматривает народ, нацию как общности, сложившиеся благодаря кровным связям, языку, общей истории, социальной солидарности, культурной близости. Они наделены общим духом и в большей степени, чем государства выступают суверенными, активными субъектами истории, исполнителями собственной миссии, обладают характером, душой, волей; им свойственны место рождения, жизненные циклы развития, момент смерти. Таким образом, органические явления народной жизни Гердер противопоставляет не буржуазии и городскому образу жизни, а государству, в котором видит немалый потенциал насильственно-волевого, угнетающего начала. Именно государство, по Гердеру, коренным образом отличается от стихийной жизнедеятельности народа своими истоками, формами развития, способами его регулирования.
Немецкая социально-философская мысль об органическом характере общины, о народном духе и пролетариате.
Общественное, экономическое и политическое развитие в странах Западной Европы конца XIX-начала ХХ в., а также философские, этнографические, социологические, культурантропологические исследования еще глубже разводили понятия «народ», «нация» в разные стороны. Этому способствовали исследования феноменов «общинности» и «общества» в рамках западной классической социологии. Ее немецкая школа в лице Ф.Тённиса вырабатывает понятия Gemeinschaft (живой организм, органическое единство, община) и Gesellschаft (жизнь преходящая, мнимая, общество)1. К первому типу явлений Тённис относит такие явления социальной практики, как язык, семью/кровное родство, дом, деревню, дружбу и т.п.; ко второму типу - гражданское общество, товар, деньги, рынок, классы, социальные институты и т.п.
1 См.: Тённис Ф. Общность и общество. М., СПб., 2002.
Указанные идеи Тенниса не получили широкого распространения в западной гуманитаристике, хотя отдельные его идеи аналитической средой были приняты. В частности, речь идет о проблеме упадка спонтанных общинных связей: в трудах М. Бубера, М. Вебера, Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля, Т. Парсонса и других в развитие идей Тенниса можно найти рассуждения о «кровном сообществе» и «сообществе по выбору», о «солидарности органической и механической», «холизме и индивидуализме» и т.п.
Что касается немецкой консервативной мысли первой половины XX в., то в ней помимо Тенниса развивались и другие направления, которые в одних случаях разрабатывали основу для национал-социалистической идеологии, в других углубляли праворадикальную базу немецкого консерватизма. Идеи с национал-социалистическим уклоном явно дистанцировались от понимания народа, свойственного романтической философии и классической социологии; одновременно данный тип рассуждений активно не принимал либеральных и марксистских установок в понимании народов, народных культур. Это направление явно тяготело к политическому радикализму, неоязычеству и акцентировало биорасовые аспекты развития народа и его культуры1. Так, давая в 1940 г. обзор разным понятиям народа в немецкой антропологии и социологии, Л. Штенгель фон Рутковски пытается говорить о наличии у народа единства тела, духа и души. Вместе с тем, утверждая, что «дух - ничто вне природы», он приходит к преимущественно биологическому пониманию народа, которое и становится исходной позицией в анализе этнической истории и культуры2. В этом случае понимание души и духа народа тяготеет скорее к их трактовке как биопсихических феноменов, как психологического склада народа.
1 См.: Крик Э. Преодоление идеализма. Основы расовой педагогики / Пер. с нем. М., 2004; Раса и мировоззрение. Xрестоматия /Пер. с нем. М., 2009; Философия вождизма. Лрестоматия / Пер. с нем. М., 2006 и др.
2 Штенгель фон Рутковски Л. Что такое народ (биологическое понятие народа) //Раса и мировоззрение. Xрестоматия /Под ред.В.Авдеева. М., 2009, с.291.
Иной характер приобретала другая разновидность немецкого консерватизма - праворадикальные идеи, представленные в 20-60-х гг. ХХ в. Х. Фрайером, К. Шмиттом, Э. Юнгером, А. Геленом и др. Это крыло неоконсервативного дискурса пыталось теоретически преодолеть модернистское сознание и развертывало критику либерального и в целом современного общества. Вместе с тем все представители этого крыла не сближались с пониманием народа, воплощенном в национал-социалистической идеологии (хотя общие точки пересечения, безусловно, существовали). По нашему мнению, революционный правый консерватизм первой половины ХХ в. может быть ныне интересен своим продолжением анализа народно-национальной целостности, а также готовности ее представителей постоять за политический суверенитет, культурную самобытность и народное существование.
Так, Э. Юнгер и К. Шмитт, считая сильное государство организованным условием народного единства, прорабатывали идею сильного, интегрального (или авторитарного) государства и одновременно разоблачали характер типичного индивида-бюргера, который стремится любыми способами избежать военных и социальных конфликтов ради сохранения своего благополучия и комфорта, обезопасить собственное существование всеохватной системой социального страхования, скалькулировать все неожиданности в своей жизни. Исследователи считали, что современная культура и общество не размывают противоречия, но, напротив, обостряют их до непримиримости, что угрожает существованию народа. В этой ситуации, по их мнению, важна народная мобилизация, которая связана с высшей концентрацией народных сил. Именно такая консолидация государства и народа
выступает по существу залогом выживания последнего как самостоятельного сообщества в условиях развитого индустриализма1.
Другой представитель праворадикального направления немецкого консерватизма Х. Фрайер подходит к пониманию народного единства с иной стороны. Он пишет в начале 30-х гг., что «рациональная система индустриального общества внутренне целиком замкнута на себя, тем самым в своем фундаменте разрушает и отрицает самое себя»2. В такой ситуации пролетариат продолжает оставаться лишь классом и ничем иным. Он не имеет в таком обществе собственного места, не выработал своих задач и целей, кроме исторического долга -бунтовать, совершать революции. Однако, по убеждению Фрайера, левая революционная энергия в индустриальном обществе постепенно иссякает, устраняя себя. Вместо революционной, односторонне нацеленной на себя энергии пролетариата, в индустриальном обществе способна пробудиться совокупная энергия разных классов, слоев и групп, до этого жестко подавляемая индустриализмом, и стать подлинно общенародной. Народ, вопреки происходящему извне мощному давлению, остается потенциально живым. Его глубинная сущность - народность (Volkstum) творит плоть и душу народа; народный дух (Volksgeist) действует подспудно, позволяя накапливаться правой революционной силе, т.е. консолидированной энергии национального консенсуса всех слоев и групп народа1.
Подобная постановка вопроса о консервативной революции справа и о народе как могильщике индустриального общества в первой половине ХХ в. оказалась невостребованной. Она так или иначе противоречила либеральным и марксистским представлениям о пролетариате, народе, нации. Ныне мы можем видеть, что опыт
1 См.: Шмитт К. Понимание политического // Вопросы социологии, 1999, № 1; Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. СПб., 2000.
2 Фрайер Х. Революция справа / Пер.с нем. М., 2008, с.34. 1 Фрайер Х. Революция справа / Пер.с нем. М., 2008, с.70.
построения социалистического общества, а также интеграция потребительского общества использовали собственные модели преодоления социальной поляризации. В том и другом случае гражданский консенсус достигал впечатляющих масштабов и убедительных форм. Однако и в том и в другом случае успех оказывался достаточно кратковременным, завершаясь масштабным кризисом, что стимулирует на рубеже ХХ-ХХ! вв. новые поиски общественного единства.
Неоконсерватизм в философии традиционализма середины ХХ в. Процессы изменения традиционных народов и их культур глубоко осмыслялись также в 40-70-е гг. ХХ в. представителями так называемой философии традиционализма (Р. Генон, Ю. Эвола, М. Элиаде и др.), базирующейся на принципах метафизического анализа таких феноменов народного сознания и культуры, как традиционные смыслы, религиозные ценности, моральные императивы, художественные символы. Этих философов волновали ответы на вопросы о том, насколько повреждены механизмы воспроизводства народной традиции в современном мире, можно ли их восстановить в индустриальном обществе, в какой степени необратимы те утраты, которые несет с собой современная культура постиндустриального типа.
Кратко рассмотрим результаты, вызванные отказом от традиционных механизмов развития культуры в западно-европейской цивилизации, проанализированные в 60-х гг. ХХ в. одним из представителей философии традиционализма, итальянским философом Ю. Эволой. Углубляя критику индустриальной культуры, Эвола сосредоточил внимание на деструктивных тенденциях в национальных культурах Запада последних двух-трех столетий1. Он пришел к выводу, что органическое единство прежних сообществ (т.е.
1 См.: Эвола Ю. Оседлать тигра / Пер. с итал. СПб. 2005.
сообществ, предшествовавших Новому времени) обеспечивало разным сословиям, социальным группам и кастам интегрированность в единую народную культуру, что позволяло каждому человеку реализовать свои внутренние потребности и созидательные возможности, ощущать связь с целым, чувствовать осмысленность и защищенность своей жизни.
Нынешнее состояние народов превращает людей в аморфную социальную массу, которая состоит из отдельных индивидов, разрушая единство исторического, культурно-духовного типа. Национальное государство берет на себя социально-интегративные функции, но делает это посредством политического, правового, экономического принуждения, путем манипулирования общественным сознанием и массовой психологией преимущественно через материальные стимулы, политику и СМИ. В таком контексте, по мнению Эволы, с прежним хозяйством, где производился в основном необходимый продукт, покончено; наступает время экономики избыточного продукта и погони за сверхприбылью, что стремительно ведет к подрыву невосполнимых ресурсов планеты. В целом массы начинают сосредотачиваться на чисто материальных ценностях, на своих физических потребностях. Граждане не желают слышать о более высоких - нравственных, религиозных, экзистенциальных -мотивах и устремлениях. На определенном этапе понятия «родина» и «нация» приобретают гипертрофированное значение. Но мировые войны XX в. показали, что они по сути мифологизированы. Эти категории не рождают общественный порядок, но скорее формируют хаос, несут смерть миллионам людей по обе стороны фронта. Неудивительно, что вслед за этим данные понятия утрачивают ценность в глазах новых поколений.
Отказавшись от традиционной морали и религии, общество, по мысли Эволы, стремится передать их функции научной мысли. Однако
14
современная наука не связана с познанием мира, человеческого существования во всей их сложности и взаимообусловленности. Она нацеливается на удовлетворение прагматических запросов элитных групп, на стратегические цели ведущих политических сил; она также позволяет производить товары и услуги массового спроса, обеспечивая потребности среднестатистических граждан. Вместе с тем в обществе деградируют наиболее древние органичные феномены и взаимодействия, какими выступают брак, семья, отношения между родителями и детьми. Разобщенность поколений становится неоспоримым фактом, а само стремление к продолжению рода абсурдным. Отношения между полами банализируются и сводятся к сексуальным контактам, лишенным глубины чувств, нравственной ответственности партнеров друг перед другом. Личные идеалы человека начинают концентрироваться вокруг сохранения молодости, здоровья, материального благосостояния, сексуальных потребностей и потребностей желудка. В стремлении снять напряжение городского образа жизни и бессмысленность своего существования человек ищет удовольствий, острых ощущений и готов ради этого прибегать к алкоголю и наркотикам. Все эти факторы ведут к тому, что нации на Западе перестают развиваться; имеет место депопуляция, которая нейтрализуется за счет новых граждан, прибывших из разных уголков планеты, не стремящихся развивать национальную культуру, в которой они оказались по необходимости.
Итальянский философ исходит из того, что ничего подобного не существовало в таких масштабах и формах в традиционной культуре (если, конечно, народ не приходил к последней стадии жизненного цикла), поэтому народы и могли существовать исторически продолжительные периоды времени. Он пессимистически трактует будущее индустриальной и постиндустриальной культуры. Без достаточных доказательств Эвола распространяет кризисные
15
тенденции западноевропейской цивилизации на все иные регионы мира. Справедливо говоря о том, что, например, марксистская версия выхода из кризиса по существу его углубляет, Эвола тем не менее отказывает в жизнеспособности народам, которые, как известно, в середине XX в. были интегрированы в социалистическую систему, но позже смогли из нее выйти. Даже народы Востока, по его мнению, отказываются от собственной Традиции, также необратимо вступая на
л
путь вожделенного материального достатка, комфорта, легкой жизни1.
Как свидетельствует ситуация в европейских странах, тенденции, обрисованные итальянским аналитиком в 60-х гг. XX в., стали усиливаться на рубеже XX-XXI вв. Но вряд ли можно однозначно говорить о том, что народный потенциал дальнейшего развития национальных культур Запада полностью исчерпан. Еще труднее согласиться с его выводом о культурном упадке народов, которые, заимствуя европейские достижения, одновременно сохраняют внутри себя механизмы традиционализма и преемственности.
В целом на протяжении всего XX в. консервативная философско-теоретическая мысль занимала в пространстве гуманитарных наук Запада маргинальное положение. В это время в западной науке о народах, нациях и культурах, а также в общественно-политической практике ширился интерес к рационально-управленческим, т.е. инструментально-менеджерским формам организации крупных сообществ. При этом особое внимание проявлялось к прикладной роли информационно-проектных технологий, к культурным практикам, к организационным методам воздействия на этнонациональное сознание разных сообществ в различных регионах мира, начиная от пространства Запада и завершая странами социалистического блока и постколониального мира. На научных форумах и в исследовательской среде доминировали представления о том, что «этничность не есть
1 См.: Эвола Ю. Оседлать тигра / Пер. с итал. СПб. 2005, с.25.
нечто данное человеку изначально», о возможности конституирования народов со стороны политиков и интеллектуалов, о необходимости «изобретения традиций», о «воображаемых сообществах», о «навязанной этничности» и т.п.
Теоретические поиски в деле сохранения народов, народных культур. Однако, как было отмечено выше, поразительная живучесть народной жизненной стихии, этнического сознания и здоровых национальных устремлений на разных континентах, проявившая себя в разных странах в конце XX в., опрокинула основные постулаты евро-американских идей о переходе к единому человеческому сообществу. Ныне вряд ли кто сомневается в том, что серьезный кризис охватывает крупные западные нации и национальные культуры. Отказываясь от идеологии «нации-государства», почти все страны Запада так или иначе поддерживают у себя практику мультикультурализма. На фоне этого кризиса в разных странах и регионах мира происходит всплеск этничности, что актуализирует проявление традиционализма, родоплеменных характеристик, архаической экзотики. В контексте разлагающего воздействия глобализма и постиндустриального уклада на любую культуру в разных регионах мира пробуждается активный интерес людей к своему прошлому, к происхождению, к тем внутренним механизмам, которые позволяли конкретным народам выжить и развиваться в новых условиях1.
На рубеже XX-XXI вв. в пространстве гуманитарной мысли разных стран создается непривычная ситуация - доминирующие в мировой этнологии теоретические направления оказались не в состоянии принять вызов со стороны этнонациональной реальности,
1 Эти процессы и тенденции неплохо изучены как в зарубежной, так и в отечественной науке (см.: Костина А.В. Национальная культура-этническая культура-массовая культура: «Баланс интересов» в современном обществе. М., 2009; Культура на рубеже XX-XX1 вв.: глобализационные процессы. Сб. научн. тр. М., 2005; Многоликая глобализация. Культурное разнообразие в современном мире. /Пер. с англ. М., 2004; Этничность. Национальные движения. Социальная практика. СПб., 1995 и др.).
которая не подтверждает их прогнозы о грядущем единстве человечества. Поэтому в науке вскоре созревает новая - после О.Шпенглера с его «Закатом Европы» - волна интереса исследователей к самому процессу деградации еще недавно мощного цивилизационного пространства Запада под ударом разных внутренних факторов и разрушительных сил извне.
В этом плане примечательна позиция американского общественного деятеля и политолога П.Дж. Бьюкенена, которую он изложил в работе «Смерть Запада»1. Сниженная в концептуальном плане, достаточно поверхностная, на наш взгляд, в мировоззренческих оценках, эта работа привлекает внимание скрупулезным описанием деструктивных тенденций в общественной и социокультурной жизни США в 60-80-х гг. ХХ в., которые вели к распаду традиционной культуры белого большинства. То, что сам автор называет американским народом, способно вызвать возражения. Однако его вопросы «Как можно отделить народ от его корней?», «Почему белые американцы отказываются заводить детей?», «Почему общество не смогло противостоять сексуальной революции?» отнюдь не наивны, они, безусловно, базируются на глубоких теоретических основаниях и правомерны с морально-гуманитарной точки зрения.
Вместе с тем для работ европейских авторов, которые заняты осмыслением и поиском выхода из ситуации, связанной с кризисом народов, культур и цивилизаций, характерна большая концептуальность и философская глубина. Хотя четко очерченного направления таких поисков пока не видно. Впрочем, теоретический вакуум европейской гуманитарной мысли в определенной мере компенсируется всплеском правого радикализма в политической практике западных стран, который оперирует образами «европейского
1 Бьюкенен П.Дж. Смерть Запада / Пер. с англ. М., 2003.
культурного наследия», «христианской демократии», «народности». В этой связи кратко остановимся на позиции французского политолога А. де Бенуа, изложенной им в работе «Против либерализма»2.
Автор представляет идейное течение «Группы исследований Европейской Цивилизации» (Groupement de Recherche et Etudes pour la Civilisation Europeenne). В своей книге он воссоздает панораму тех усилий, которые осуществляют исследователи и научные центры Западной Европы, стремясь выработать адекватную модель культурного развития этого континента, позволяющую выйти из постиндустриального кризиса и возродить в новых формах европейскую цивилизационную идентичность. Отвергая все, что, по его мнению, мешает этому движению (либерализм, атлантизм, коммунизм, фашизм, глобализм и т.п.), Бенуа перечисляет реальные ресурсы, которыми ныне располагает Европа для прорыва в будущее: европейские народы, сохраняющие собственную культуру; регионы и территории, сохранившие живыми народные традиции; научная мысль и искусство, ставящие перед собой высокие метафизические цели; экологические движения и экологически направленное общественное сознание и т.п.
Рассматривая концептуальные заделы, изучая разные общественные практики, автор видит возможных партнеров в сторонниках регионализма, активистах локальных общин и коммунитарных движений, в разработчиках перехода от демократии представительной к демократии соучастия. Автор готов признать полезным даже поиск новых форм социализма, но при условии отказа последнего от единственно правильной формы и признания многообразных национально скорректированных моделей социалистического развития. Главная цель всех этих начинаний -возродить высокий дух европейских народов (вплоть до утверждения
2 Бенуа А. де. Против либерализма / Пер. с фр. М., 2009.
за ними особых прав, наряду с правами человека) ради укрепления подлинной (а не иллюзорно-торгашеской) цивилизационной идентичности и культурной консолидации народов континента.
Некоторые выводы из анализа консервативного дискурса о народах, народных культурах. Консервативная мысль стала на Западе первым оппонентом аналитиков, которые говорили о неизбежности слияния будущего человечества в единый организм, лишенный каких бы то ни было этнонациональных или локальных форм культуры. Подобную цель консерваторы рассматривали не только как утопичную, но как потенциально опасную для этносов и наций, требующую от них ответного сопротивления, ибо в противном случае им грозит исчезновение.
Сущность народа, его культуры виделась консерваторами как исторически сформированное и достаточно прочное явление, ибо оно оказывается результатом эволюционного существования крупного сообщества, его коллективной самоорганизации, постепенной адаптации к меняющимся условиям жизни. Это не означало, что консервативная мысль абсолютно не признавала необходимости регулирования общественной жизни со стороны государственно-правовых факторов, не видела важности социальной дифференциации, отрицала позитивные стороны городской культуры и т.п. Скорее консервативный дискурс, говоря современным языком, поднимал проблему сбалансированности и уравновешенного взаимодействия между механизмами спонтанно-исторической самоорганизации народной жизни, с одной стороны, и государственного их регулирования, подчинения рыночным законам, с другой.
В консервативном понимании народа и его культуры любое произвольное воздействие на них, идущее вразрез с историческими
механизмами их развития, осуществляемое извне или изнутри,
20
рассматривалось как способ их дестабилизации, но одновременно и как импульс, способный вызвать их ответное сопротивление. Позиция консерваторов в оценке растущих экономических благ, достижений научно-технического прогресса оставалась достаточно трезвой в то время, как на противоположном полюсе аналитической мысли материальные богатства, технические достижения закладывались в основу общественного развития. Консерваторы полагали, что лишенные моральных корней, религиозных ограничений эти блага и достижения станут подрывать онтологическую базу человеческого существования, дробить народ на все более мелкие и враждебные друг другу социальные единицы.
В наше время для всех очевидно, что состояние глобального мира лишено общих духовных ориентиров, чревато глубокими кризисами, нестабильно по преимуществу. Это вынуждает не только теоретическую мысль, но и политиков, национальную элиту многих стран по-новому взглянуть на то, что всегда придавало устойчивую основу мировому развитию - существование на земле крупных сообществ, будь, то народы, нации, религиозные общины, государственно-страновые или цивилизационные системы. В этой обстановке идеи, разрабатываемые в рамках западной консервативной мысли, способны принести немалую пользу, ибо они как раз сосредоточены на вопросе сохранения, восстановления жизненного потенциала подобных устойчивых сообществ.
Аванесова Г.А. Исследование феноменов народа и народной культуры в гуманитарно-философской мысли Запада. Прослеживается эволюция консервативных представлений о народах и традиционных культурах в западной научно-философской мысли, начиная с конца XVIII века по настоящее время. Раскрывается содержательная глубина консервативного понимания народа и
социокультурных механизмов его исторического воспроизводства, а также интерес, который вызывает данная позиция в условиях кризиса национальных сообществ.
Ключевые слова: народ, нация, народная культура, солидарность органическая и механическая, депопуляция национальных сообществ, живые народные традиции в развитых странах Запада.
Avanesova G.A. Research of phenomena of people and national culture in humanitarian-philosophical ideas of the West. Evolution of conservative notions about nations and traditional cultures in Western philosophical thought since the end of XVIII century is traced. Substantial depth of conservative understanding of nation and socio-cultural mechanisms of its historical reproduction is revealed together with interest in this position explained by crisis of national communities.
Key words: nation, national culture, organic and mechanical harmony, depopulation of national communities, remaining national traditions.
