CC BY
21
Научная статья УДК 349.3
https://doi.org/10.24412/2073-0454-2023-1 -244-249 NIION: 2003-0059-1/23-582 MOSURED: 77/27-003-2023-01-781
Использование категории притязания в праве социального обеспечения
Анна Васильевна Трутаева
Сибирский юридический университет, Омск, Россия, annatrutaeva@yandex.ru
Аннотация. Рассматривается возможность применения в праве социального обеспечения разработанной в теории права категории притязания. Раскрывается смысл понятия и ставится вопрос значения этого термина для исследования предпосылок формирования отраслевой юридической нормы. Сделан вывод о наличии у категории притязания потенциала с точки зрения исследований в праве социального обеспечения.
Ключевые слова: право на социальное обеспечение, притязание, социальное притязание, правовая норма Для цитирования: Трутаева А. В. Использование категории притязания в праве социального обеспечения // Вестник Московского университета МВД России. 2023. № 1. С. 244-249. https://doi.org/10.24412/2073-0454-2023-1-244-249.
Original article
Use of the category of claim in social security law
Anna V. Trutaeva
Siberian Law University, Omsk, Russia, annatrutaeva@yandex.ru
Abstract. The possibility of applying the category of claim developed in the theory of law in social security law is considered. The meaning of the concept is revealed and the question of the meaning of this term is raised for the study of the prerequisites for the formation of an industry legal norm. It is concluded that the category of claims has potential from the point of view of research in social security law. Keywords: right to social security, claim, social claim, legal norm
For citation: Trutaeva A. V. Use of the category of claim in social security law. Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2023;(1):244-249. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2073-0454-2023-1-244-249.
В условиях стремительно меняющейся социальной реальности, возникающих локальных и глобальных вызовов безопасности человека все большее значение приобретает способность системы социального обеспечения эффективно реагировать на последствия объективации социальных рисков. Эта способность напрямую связана с объемом и содержанием права на социальное обеспечение, результатом его закрепления и реализации.
Складывающаяся практика проживания ситуации реализовавшегося социального риска и преодоления последствий его реализации формирует в обществе запрос на социальное обеспечение. Этот запрос основывается на потребностях, испытываемых гражданами, столкнувшимися со старостью, инвалидностью и нездоровьем, потерей кормильца, утратой работы или бедностью. Непосредственная связь социального обеспечения с требованиями пролетариата о повышении уровня благосостояния и поддержки в случаях старости, инвалидности и др. в классовой борьбе была взята на вооружение В. С. Андреевым при обосновании места и роли права соци-
© Трутаева А. В., 2023
ального обеспечения в правовой системе СССР [2, с. 3]. Характеризуя объективные основания социального обеспечения, Р. И. Иванова писала, что являющаяся предметом внимания права социального обеспечения потребность в получении источников жизнеобеспечения обусловливается старостью, болезнью, инвалидностью, потерей кормильца, деторождением и т. д. [5, с. 9]. Объектом потребности граждан в социальном обеспечении служат предметы, вещи. Потребность эта, в свою очередь, может быть общей или в различной мере специфичной, сообразно численности субъектов такой потребности и существующей в их жизни ситуации [5, с. 40]. В целом, потребности и, в частности, потребности в социальном обеспечении выступали предметом внимания юридической науки. При этом отраслевой наукой использовались категории социально значимых потребностей, социальных потребностей, жизненных потребностей [см. напр.: 12, с. 197; 7, с. 194, 202, 203; 13, с. 240].
Потребность принято понимать как необходимость в чем-либо объективно важном для поддержания жизнедеятельности организма человека (разви-
jjÉiSk.
-^pr-
тия, здоровья, активного творчества, воспроизводства) и удовлетворения его интересов как личности, принадлежащей к определенным социальным группам общества [14]. В психологии потребностью именуется состояние индивида, создаваемое испытываемой им нужной в объектах, необходимых для его существования и развития и выступающех источником его активности [16]. Применив доступные сегодня науке признаки потребности, предложим понимать под потребностью в социальном обеспечении социально значимую (т. е. релевантную интересам всего общества и ощутимую для социального благополучия) и предполагающую субъективно осознаваемую лицом необходимость (нуждаемость) в получении им мер социального обеспечения в связи с объективацией социального риска и в целях минимизации, преодоления его негативных последствий. Испытываемая лицом потребность в таких мерах может служить основанием социального притязания.
В теории права категория притязания не является новой. Вместе с тем, ее применение не лишено проблем. Представителями теории права притязанием в течение длительного периода времени называется элемент субъективного права. Н. М. Корку-новым категория притязания использовалась при описании правомочия для целей рассмотрения субъективного права: с внутренней стороны таковое представляет собой возможность осуществления присущего субъекту интереса при задействовании для того каких-либо сил, тогда как с внешней стороны правомочие является притязанием управомоченного на исполнение обязанности со стороны правообязан-ного [6, с. 216]. Притязание мыслилось автором как форма воздействия на правообязанного, непременно сознательно направленная к осуществлению интереса воля.
В теории права советского периода эта идея получила распространение. Л. С. Явичем притязание считалось требованием управомоченного лица к обязанному, не исполнившему возложенной на последнее юридической обязанности [9, с. 126]. Такое требование было обращено к обязанному лицу через уполномоченный на применение санкций орган государства. С. С. Алексеев именовал притязанием правомочие, также относимое к элементам субъективного права. Общая его формула раскладывалась автором на конкретные правомочия: право требования, право на положительные действия управомоченного, правопри-тязание [1, с. 118]. При этом право требования определялось как правомочие, состоящее в возможности
требовать исполнения или соблюдения юридической обязанности (правомочие на чужие действия), право на положительные действия — как возможность со бственных активных поступков, а притязание — как возможность привести в действие аппарат государственного принуждения против обязанного лица. Притязание описывалось С. С. Алексеевым как продолжение исходного и обязательного элемента любого субъективного права — права требования, однако с иным непосредственным адресатом (государственные органы, обеспечивающие принудительное воздействие) и изменившимся содержанием (требование об исполнении обязанности при помощи этого государственно-принудительного воздействия).
Ю. К. Толстым субъективное право связывалось со способностью управомоченного к определенному поведению, в том числе способностью вызывать требуемое для удовлетворения интересов управомоченного поведение обязанных лиц [8, с. 46]. При этом автор выражал солидарность с высказанным С. Н. Братусем суждением о том, что обеспеченность возможностью притязания уже включена в определение субъективного права как обеспеченной законом меры возможного поведения.
Таким образом, притязание рассматривается как элемент субъективного права, правомочие. В правовой науке эта категория использовалась и в ином значении. Так, например, И. А. Ильин писал: «Люди могут вести совместную мирную жизнь лишь в том случае, если каждый осуществляет свои притязания и преследует свои интересы только до известных пределов. <...> Круги, очерченные каждым вокруг себя, рано или поздно, но неизбежно придут в соприкосновение и столкнутся; конфликт притязаний неизбежно породит вопрос о правоте притязаний, и произвольному установлению своих пределов придет конец: вопрос о правом притязании есть уже вопрос о праве, зрело разрешаемый ныне признанием определенного правового статуса за каждым субъектом» [15]. По прошествии нескольких лет, после издания работы «Проблемы правового регулирования советских общественных отношений», Л. С. Явич также использовал категорию притязания в ином значении. В «Общей теории права» автор препарировал социальное содержание объективного и субъективного права, выделяя притязания (личности, классов, народа), а также лежащие в основе этих притязаний интересы и потребности [10, с. 89]. Л. С. Явичем подчеркивалось, что сущностью права второго порядка выступают притязания индивидов и классов на юридическое и
политическое признание их интересов, которые диктуются многими обстоятельствами.
Следовательно, притязание понималось и как некоторое обобщенное требование, основанное на потребностях и преследующее целью осуществление интереса. При этом адресатом могли выступать как государство, так и другие субъекты, а субъектом притязания могли быть как индивид, так и группа.
На современном этапе развития правовой науки закономерно было обращено внимание на вопрос параллельного наделения категории социального притязания значением явления, предшествующего объективному праву, и значением структурного элемента субъективного права [18, с. 6]. М. Г. Смирновой предложено в широком смысле социальное притязание считать проявлением политического, нравственного, правового сознания субъектов, их стремления к изменению своего положения. В узком смысле притязание, по мнению автора, возможно понимать как элемент субъективного права, выражающий требование, обращенное к государству, для приведения в действие механизма государственного принуждения.
В рамках научной дискуссии заметим, что, как правило, формулирование широкого и узкого смысла того или иного понятия требуют некоторого общего структурного основания, тогда как в настоящем случае оно ускользает от понимания. Правосознание субъекта проявляется и при реализации субъективного права (в том числе правомочия притязания), но что же тогда разграничивает широкий и узкий смысл понятия притязания, за счет каких именно составляющих понятие в узком смысле трансформируется в понятие в смысле широком? Следует ли считать таким структурным основанием понятия требование или ожидание? Может ли требование служить таким основанием, если в узком смысле притязание — лишь его часть? И насколько значимо различие, заключающееся в правовой природе субъективного права и «доправовой» природе, присущей социальному притязанию? Ответы на эти вопросы, представляется, требуют исследования и весьма значимы для анализа вопросов формирования социально-обеспечительного правового регулирования.
При этом М. Г. Смирновой сформулировано авторское определение социальных притязаний как требований, которые предъявляют индивиды, социальные группы, иные субъекты к обществу и государству об осуществлении практических действий, способствующих реализации конкретных социальных интересов, а также их институционализации [18,
с. 5]. Приведенное определение отсылает ко второму воспринятому юридической наукой значению термина «притязание».
Примечательно, что Р. И. Иванова ограничивала возможность использования категории притязания в праве социального обеспечения. Рассматривая право-притязательность в праве социального обеспечения, исследователь отмечала, что отраслевая специфика выражается в возникновении правосубъектности лица по общему правилу одновременно с так называемой правопритязательностью. При этом правопритяза-тельность лица проистекает, по мнению Р. И. Ивановой, не из правонарушения и не обозначает элемент субъективного права на социальное обеспечение, но являет собой некоторое состояние, возникающее в момент появления оснований назначения конкретного вида социального обеспечения [5, с. 94]. Таким образом, в советском праве социального обеспечения пра-вопритязание предлагалось мыслить как разновидность прав-требований, как полноценное самостоятельное субъективное право граждан (например, право — требование о назначении пенсии). Потому притязание определялось как категория, обозначающая отмеченный отраслевой спецификой типичный способ реализации права на социальное обеспечение.
Отвечая сегодня на вопрос о возможности применения категории притязания в первом значении (т. е. как элемента субъективного права) в сфере социального обеспечения, следует установить, что, во всех ли случаях, право лица в обозначенной сфере изначально является защищаемым требованием. Безусловно, реализуя право на социальное обеспечение, гражданин требует у государства некоторое предоставление. Но значит ли это задействование с самого начала процесса реализации права механизма принудительного исполнения обязанности другим субъектом? И обстоит ли так дело в случае реализации иных прав в отношениях, составляющих предмет права социального обеспечения? Представляется, этого не происходит в случае, когда по обращению гражданина пенсионным органом ему назначается и выплачивается пенсия, и потребность в обжаловании каких-либо решений в административном или судебном порядке не возникает. До необходимости реализации правомочия притязания процесс развития правоотношения просто не доходит. Следовательно, не любое субъективное право реализуется изначально как притязание, и выработанная теорией права категория притязания может использоваться в праве социального обеспечения в значении элемента субъективного права.
jjÉiSk.
-^pr-
JURISPRUDENCE
JJIÉL..
В науке отмечалась ошибочность придания главного значения одному только правопритязанию и отождествления притязания со всем субъективным правом. Действительно, в публичном праве ярче и определеннее выступают именно обязанности. Так называемые публичные права неслучайно описывались Н. М. Коркуновым как, в большей мере, отражение обязанностей других лиц по отношению к управомоченному [6, с. 204]. По мнению автора, речь при рассмотрении субъективного права обозначенной принадлежности должна идти не о фактической, конкретной возможности принуждения, а лишь об общей, предполагаемой. В этой связи следует упомянуть и идеи Г. Еллинека. Юристом все множество существовавших взглядов на обозначенный вопрос разделялось на две позиции: согласно одной — эти права представляют собой конкретные правомочия лица и, в этом смысле, ничем не отличаются от субъективных частных прав; другая — отрицала существование субъективного публичного права индивида и усматривала в нем только «рефлекс положений публичного права». При этом Г. Еллинек сам определял субъективное частное право как притязание индивида к другим индивидам, а субъективное публичное право — как притязание индивида к государству [4, с. 404]. Различие между субъективным частным и публичным правом усматривалось автором в объекте прав. Если объектом первых могут быть самые разнообразные общественные блага, то субъективные публичные права связаны непосредственно с личностью и потому неотчуждаемы.
Стало быть, отраслевая специфика права социального обеспечения предполагает особенности как содержания субъективных прав, так и адресата соответствующих требований (обязанного субъекта).
С учетом изложенного, позицию Р. И. Ивановой следует понимать в большей степени как описание специфики социально-обеспечительных правоотношений, содержания субъективных прав в области социального обеспечения. При этом сложно согласиться с тезисом о том, что субъективное право в области социального обеспечения состоит только из правомочия притязания. Практика свидетельствует об ином. Не всякий акт реализации лицом такого права обусловлен априори нарушением прав гражданина и требует защиты посредством участия аппарата принуждения. При этом возникновение права на социальное обеспечение всегда связано с некоторым негативным обстоятельством в жизни лица. Это может быть не нарушением прав, но это неблагопри-
ятная жизненная ситуация, именуемая реализовавшимся социальным риском.
Влияние потребностей индивидуальных и коллективных субъектов на содержание норм права неоднократно выступало предметом рассмотрения в науке на разных этапах ее становления. Р. О. Халфиной подчеркивалось отражение правом интересов и потребностей того или иного класса [17]. Связь социальных притязаний и позитивного права сегодня также подтверждается [3, с. 278]. М. Г. Смирнова считает социальные притязания основой, прообразом права. Рассматривая социальное притязание как предпосылку возникновения юридической нормы, необходимо отметить, что таковое проистекает из потребностей человека и общества, и в этом отношении является полноценным основанием формирования нормы. Поэтому в таком случае речь идет не об установлении права на социальное обеспечение как о некотором акте милосердия, волевом решении субъекта правотворчества, противопоставляемом сегодня представителями науки и практики признанию права ввиду его естественной природы: социальное притязание — это полноценное требование, проистекающее из биологических и социальных потребностей человека и продиктованное порядком и устройством отношений между человеком, обществом и государством.
При задействовании предложенной в теории права категории социального притязания в праве социального обеспечения во втором значении (как требования, выступающего основой правовой нормы), необходимо, следуя логике этой категории, признать, что у социальных притязаний в сфере социального обеспечения есть субъекты, объект, содержание и факторы формирования. Так, возможно предположить, что субъектами социальных притязаний могут выступать граждане, их объединения и общество в целом, действия которых служат отправной точкой процесса институционализации интересов в нормах права. Сообразно тому, кто является субъектом притязания, возможно предположить рассмотрение в качестве объекта последнего как какое-либо определенное благо (например, социальное обеспечение в связи с бедностью — у испытывающего соответствующую потребность малоимущего гражданина или социальное обеспечение в связи с инвалидностью — у инвалида), так и социальное благополучие, определенный уровень жизни — у всего населения. Отраслевая специфика может быть присуща и факторам формирования притязания и проявиться в значимости для такового социального риска (как на стадии фактора риска,
так и на стадии последствий его реализации и связанных с ними переживаний гражданина). При этом вызывают интерес состав и соотношение свойственных сфере социального обеспечения объективных факторов социальных притязаний (культурно-исторические, политические, экономические, социальные и правовые факторы) и субъективных факторов (воля, эмоции, чувства, мышление и др.).
Необходимо заметить, что на сегодняшний день многие социальные притязания не могут считаться в достаточной степени определенными и получившими разработку, что ощутимо вредит их способности выступать средством правового обоснования [11]. При этом следует согласиться с вопросом о том, значит ли это, что отдельные права сугубо позитивны и лишены каких-либо оснований [3, с. 279]?
Описанное вызывает необходимость постановки вопросов и о том, какое место в формировании притязания и нормы права занимает интерес в сфере социального обеспечения, каковы субъект, природа и содержание такого интереса. Сегодня внимание юридической науки позволяет приблизиться к этим вопросам. Требует изучения и период существования в сфере социального обеспечения притязаний во втором значении: прекращаются ли они в момент возникновения правовой нормы или существуют в течение более длительного периода времени? Если жизнь притязания завершается рождением юридической нормы, о каких тогда притязаниях говорит судебная практика? Так, Конституционный Суд Российской Федерации неоднократно упоминал социальные притязания, например, в контексте закрепления Конституцией РФ содержания и общих условий субъективных притязаний лица к государству в сфере социального обеспечения [19] или в контексте корреспонденции социальных обязательств Российской Федерации перед населением и юридических притязаний индивидов [20]. Значимо, что практике Конституционного Суда Российской Федерации известна и категория социальных ожиданий, используемая в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 14 мая 2013 г. № 9-П в значении нетождественном притязанию, обозначавшему индивидуальные требования заявителя в конкретном случае, хотя бы и основанные, предположительно, на социальных ожиданиях [21]. Притязанием Конституционный Суд Российской Федерации именовал и коллективные требования гражданского общества, обращенные к государству [22].
Выше даны лишь основные акценты, значимые для рассмотрения вопроса о применении категории
притязания в праве социального обеспечения. Актуальность же изучения его объясняется необходимостью получения очертаний, конкретного содержания права на социальное обеспечение, определения связи потребностей с объемом прав. Этот поиск будет служить достижению реального характера социального обеспечения, гарантируемого государством, его эффективности, определенности объема и содержания прав граждан и обязательств государства. Категория притязания может быть полезна инструментарию науки права социального обеспечения и в этом смысле представляет потенциал для исследования.
Список источников
1. Алексеев С. С. Общая теория права. В 2 т. Т. II. М. : Юрид. лит., 1982.
2. Андреев В. С. Право социального обеспечения в СССР: учебник для вузов по спец. «Правоведение». 2-е изд. с изм. и доп. М. : Юрид. лит., 1980.
3. Велиева Д. С. Пресняков М. В. Правовая определенность и права человека: моногр. Саратов, 2021.
4. Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб. : Юрид. центр «Пресс», 2004.
5. Иванова Р. И. Правоотношения по социальному обеспечению в СССР. М. : Изд-во МГУ, 1986.
6. Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010.
7. Лушникова М. В. Лушников А. М. Курс права социального обеспечения. 2-е изд., доп. М., 2009.
8. Толстой Ю. К. К теории правоотношения. Л. : Из-во Ленинградского ун-та, 1959.
9. Явич Л. С. Проблемы правового регулирования советских общественных отношений. М., 1961.
10. Явич Л. С. Общая теория права. Л. : Изд-во ЛГУ, 1976.
11. Арановский К. В., Князев С. Д., Хохлов Е. Б. О правах человека и социальных правах // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 4. С. 61-91.
12. Бутенко Е. И. Понятие и признаки нуждаемости в праве социального обеспечения России // Российский юридический журнал. 2010. № 1. С. 195-202.
13. Иванчина Ю. В. Истомина Е. А. Трудовое право и право социального обеспечения: взаимодействие в сфере удовлетворения социально значимых потребностей индивида // Ежегодник трудового права: сб. науч.х ст. СПб., 2020. С. 240-254.
14. Большая советская энциклопедия. В 30 т. / под ред. А. М. Прохорова, Н. К. Байбакова, А. А. Благо-нравова // URL://http://bse.uaio.ru/BSE/2003.htm.
JURISPRUDENCE
15. Ильин И. А. Теория права и государства / под ред. В. А. Томсинова // URL://https://www.ex-jure.ru/law/news.php?newsid=392.
16. Карпенко Л. А., Петровский А. В., Ярошев-ский М. Г. Краткий психологический словарь // URL:// https://psychology.academic.ru/1748/потребность.
17. Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении // URL://https://www.ex-jure.ru/law/news.php?ne-wsid=292.
18. Смирнова М. Г. Социальные притязания в праве: автореф. дисс. ... докт. юрид. наук. СПб., 2011.
19. Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 8 февраля 2007 г. № 321-О-П // СПС «КонсультантПлюс».
20. Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 13 октября 2009 г. № 1350-О-О // СПС «КонсультантПлюс».
21. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 26 мая 2011 г. № 10-П // СПС «КонсультантПлюс».
22. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 14 мая 2013 г. № 9-П // СПС «КонсультантПлюс».
References
1. Alekseev S. S. General theory of law. In 2 vols. Vol. II. M. : Jurid. lit., 1982.
2. Andreev V. S. The law of social security in the USSR: a textbook for universities on spec. «Jurisprudence». 2nd ed. with ed. and add. M. : Jurid. lit., 1980.
3. Veliyeva D. S. Presnyakov M. V. Legal certainty and human rights: monogr. Saratov, 2021.
4. Jellinek G. General doctrine of the state. St. Petersburg : Legal Center «Press», 2004.
5. Ivanova R. I. Legal relations on social security in the USSR. M. : Publishing House of Moscow State University, 1986.
6. Korkunov N. M. Lectures on the general theory of law. M. : Russian Political Encyclopedia (ROSSPEN), 2010.
7. Lushnikova M. V. Lushnikov A.M. Course of social security law. 2nd ed., supplement M., 2009.
8. Tolstoy Yu. K. To the theory of legal relations. L. : From Leningrad University, 1959.
9. Yavich L. S. Problems of legal regulation of Soviet public relations. M., 1961.
10. Yavich L. S. General theory of law. L. : LSU Publishing House, 1976.
11. Aranovsky K. V., Knyazev S. D., Khokhlov E. B. On human rights and social rights // Comparative Constitutional review. 2012. No. 4. P. 61-91.
12. Butenko E. I. The concept and signs of need in the law of social security of Russia // Russian Law Journal. 2010. No. 1. P. 195-202.
13. Ivanchina Yu. V. Istomina E. A. Labor law and social security law: interaction in the sphere of satisfying socially significant needs of an individual // Yearbook of labor law: Collection of scientific articles of St. Petersburg, 2020. P. 240-254.
14. The Great Soviet Encyclopedia. In 30 t. / edited by A.M. Prokhorov, N. K. Baibakov, A. A. Blagonra-vov // URL://http ://bse.uaio .ru/BSE/2003 .htm.
15. Ilyin I. A. Theory of law and the state / edited by V. A. Tomsinova // URL://https://www.ex-jure.ru/ law/news.php?newsid=392.
16. Karpenko L. A., Petrovsky A. V., Yaroshevsky M. G. Brief psychological dictionary // URL://https:// psychology.academic.ru/1748/need.
17. Khalfina R. O. General doctrine of legal relations // URL://https://www.ex-jure.ru/law/news.php?newsid=292.
18. Smirnova M. G. Social claims in law: abstract. diss. ... doct. jurid. nauk. SPb., 2011.
19. Definition of the Constitutional Court of the Russian Federation of February 8, 2007 No. 321-O-P // SPS «ConsultantPlus».
20. Ruling of the Constitutional Court of the Russian Federation No. 1350-0-0 dated October 13, 2009 // SPS «ConsultantPlus».
21. Resolution of the Constitutional Court of the Russia No. 10-P of May 26, 2011 // SPS «Consultant-Plus».
22. Resolution of the Constitutional Court of the Russia No. 9-P of May 14, 2013 // SPS «ConsultantPlus».
Информация об авторе
А. В. Трутаева — старший преподаватель кафедры гражданского права Сибирского юридического университета, кандидат юридических наук.
Information about the author
A. V. Trutaeva — Senior Lecturer at the Department of Civil Law of the Siberian Law University, Candidate of Legal Sciences.
Статья поступила в редакцию 27.06.2022; одобрена после рецензирования 12.08.2022; принята к публикации 29.09.2022. The article was submitted 27.06.2022; approved after reviewing 12.08.2022; accepted for publication 29.09.2022.
