CC BY
98
УДК 902/904
ИСЛАМСКИЙ ВОСТОК И ФОРМИРОВАНИЕ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ МОСКОВСКОЙ РУСИ: О МЕТОДИЧЕСКИХ ПОДХОДАХ К ОЦЕНКЕ1
© 2016 г. Л. А. Беляев
В статье обсуждается возможность и методика археологического изучения вклада мусульманского мира в становление Московской Руси. До сих пор исследования были сосредоточены на выявлении взаимопроникновения элементов материальной и художественной культуры. Это необходимо, но недостаточно. Следует поставить новые задачи: очертить и охарактеризовать зоны пересечения разнокультурных потоков; выделить формы и этапы таких контактов; понять способы первичного восприятия импульсов, рождавшие своеобразие национально окрашенных культур Средневековья и Нового времени; проследить переработку этих импульсов в дальнейшей перспективе; попытаться понять, существовала ли в прошлом археологически монокультурная среда, принадлежавшая сосуществующим разноязыким и разноконфессиональным группам.
Ключевые слова: археология, история, археология ислама, историческая археология, Московская Русь, мусульманский Восток, этноконфессиональные группы, культурные контакты, культура.
Тема этой статьи возникла в середине 1990-х годов, когда выдающийся ориенталист Олег Грабар предложил подать в IAS (Princeton, USA) проект, связанный с археологией. Автор статьи, опираясь на опыт участия в полевых исследованиях городов Бул-гарии, Нижнего Поволжья и Хорезма, а также лекции и труды учителей (особенно Г.А. Федорова-Давыдова и М.Д. Полубояриновой), попытался подготовить обзор «восточных древностей» 2 на Руси. В своей археологической части обзор был издан в фундаментальном «Мукварнас» (Beliaev,
СЬегпе180У, 1999. Рр. 97-124; там же историография до 1990-х гг.).
Характер обзора с точки зрения методики был произвольным, и мы с А.В. Чернецовым решили заново сформулировать задачи сравнительного анализа древностей ислама на Руси в контексте мировых цивилизаций. Направление было заявлено на конференции 1999 года (Беляев, 1999, с. 40-47; Беляев, Чернецов, 1999, с. 205-226) и через десятилетие нашло место в сборнике, посвященном археологическому и художественному изучению древностей авраамических
1 Статья написана в рамках НИР «Культура Московской Руси и ее истоки» (01762015-0007).
2 Понятия «Ислам» и «Восток» использую как синонимы, ведь на Русь элементы более отдаленных восточных традиций попадали благодаря контактам с исламским миром, и наоборот: его культурные элементы поступали с христианского Востока и через Западную Европу, а не прямо с Ближнего Востока или из Центральной Азии (Беляев, 2010, с. 18-27).
религий (см.: Беляев, 2009, с. 5-28).
Важным шагом в структурировании темы «Русь и Восток» стала конференция, проведенная в 2007 году в Казани (см.: РиВ, 2010). На ней были высказаны соображения о необходимости выделения критериев для оценки межкультурного диалога, создания соответствующего научного инструментария и понятийного аппарата (при опоре на западный опыт сопоставления ориентализма с реальным «исламским вкладом» в становление Нового времени Европы (Беляев, 2010, с. 18-27). Параллельно шли углубленные вещеведческие исследования восточной керамики от времени Древней Руси (Коваль, 2010) до эпохи русско-турецких контактов Нового времени (Гусач, 2014, с. 596); уточялись возможности использования исламского опыта в архитектурной орнаментике (Ситдиков, Шаки-ров, 2009, с. 385-394; Беляев, 2013, с. 28-37; 2014Ь, с. 7-8).
Задача выйти на новый уровень осмысления роли Улуса Джучи в развитии пространств от Днестра и Крыма до Волги и Камы ставится и в недавнем сборнике под редакцией С.Г. Бочарова и А.Г. Ситдикова (ГГЗО, 2015), особенно в сводках историко-геогра-фического и археологического характера, убедительно показавших близость ряда мобильных артефактов на южных и центральных территориях улуса. К ним явно следует добавить и распространение их в северной зоне, то есть в центральнорусских землях.
Сегодня археология ислама осознается мировой наукой как часть «исторической археологии» - в нее включают Новое время (отсчитывая его с конца XV в., так что никого уже не удивляет появление Оттоманской
империи в энциклопедиях мировой археологии). В России - стране сравнительно молодой - основу национальных древностей образует археология поздняя, от средних веков до имперского периода (Беляев, 2012; 2014а). Поэтому для археологии Московской Руси, ищущей признания как новая часть науки и культуры, проблематика исламского Востока обладает особой важностью - это стимул роста.
Археология ислама важна своим плотным прилеганием к истории российского государства, хорошей сочетаемостью со всей ее толщей: она пронизывает все эпохи развития страны, начиная с сюжетов «оборот восточного серебра» и «выбор веры», и заканчивая процессом «открытия Востока» в XVII, XVIII, даже Х1Х-ХХ1 вв. Она существенна для периода «единых государств» с центром сначала в Поволжье, позже - в Москве, затем - в Петербурге, откуда начинается обратное движение назад, на территорию ислама. В результате археологию ислама в пределах России и за ее южной границей можно изучать на землях огромной протяженности, вплоть до 60-й параллели (это примерно отвечает широте Санкт-Петербурга и существенно севернее Москвы).
Итак, древности исламской цивилизации и их воздействие на Московскую Русь - важная часть национального научного и культурного дискурса. Но, хотя взаимодействие с миром ислама как одну из базовых проблем в России изучают с XIX века и археология накопила огромный опыт, методический подход недалек от вылавливания в общей массе русского материала ориентально окрашенных предметов, и наоборот,
древнерусских «импортов» в ислами-зированные пространствах Поволжья, Причерноморья, Прикавказья, гораздо реже - Зауралья.
Благодаря этому процессу «опознания» и работе по уточнению атрибуций материал обеих группы вырос столь существенно, что требует осмысления на уровне более сложном, чем простая статистика. Тяга к структурному подходу явственно отражена в исследованиях последних десятилетий, но чаще она выражена в стремлении максимально ввести в оборот возрастающий по объему материал и на объективной основе противостоять произвольным гипотезам.
Требуется понять, какой процесс мы наблюдаем. Постепенное сложение единого, с точки зрения политической и материальной культуры, пространства, внутри которого до поры успешно сосуществуют социально-экономические и этноконфес-сиональные сообщества? Своеобразную колонизационную модель, где одна часть живет за счет подавления и эксплуатации другой (конечно, не в терминах марксовой «теории классов»), перерабатывая и усваивая ее культурные традиции? Или симбиоз, где элементы культур сосуществуют, не смешиваясь и не вторгаясь в пространство друг друга, кроме особых случаев военных контактов, следы которых заслуживают особого внимания (см., напр.: Энговатова, 2012, с. 213-247), - примерно так, как хищники и травоядные перемещаются в ограниченном пространстве саванны?
С точки зрения археологии, это означает продвижение от задач атрибуции отдельных предметов или статистической оценки к вопросам усвоения/отторжения чужого культурного
опыта (= вкуса, моды и т.п.) и/или форм его переработки. Напомню о бродячей идее, высказанной в известной работе Игоря Копытова 1980-х годов, опубликованной в не менее известном сборнике «Общественная жизнь вещей»: «Biographies of things can make salient what might otherwise remain obscure... what is significant about the adoption of alien objects - as of alien ideas - is not the fact that they are adopted, but the way they are culturally redefined and put to use» (Kopytoff, 1986, р. 67)3.
Конкретные примеры такого подхода уже есть, они рисуют интересную, хотя и противоречивую, картину культурного взаимодействия. Казавшиеся перспективными направления показали отсутствие связи. Так, генезис русского изразца, одного из базовых элементов московской культуры XVII в., априорно воспринимаемый в XIX в. как след исламской традиции, оказался полностью оторван от лежащего по соседству исламского мира и технологически (в изразце восточных стран нет румп, применяется иная техника полихромии в эмали), и сюжетно (восточные мотивы, конечно, приходят, но через орнаментику восточных ткани и графику Европы XVI-XVII вв.). Более того, можно доказательно продемонстрировать привнесение печного изразца из Московии в Среднее Поволжье во второй половине XVI в. или в XVII в.
3 «Биографии вещей молчаливо воскрешают то, что иначе могло бы остаться неизвестным... в формах адаптации чужеродных предметов (да и чужих идей тоже) важен не факт адаптации, а тот способ, которым они культурно перерабатываются и применяются». Вариант перевода: Копытофф, 2006, с. 138.
Рис. 1. Надгробие инокини Неонилы (Натальи), Зачатьевский (Алексеевский) монастырь, Москва, 1638/9 г. (ИА РАН, 2005): а - общий вид; b - фрагмент с датой. Fig. 1. Nun Neonila (Natalia)'s grave-stone, Zachatyevsky (of St Anna's Conception) and of St Alexej Convent, Moscow, 1638/9 (Institute of Archaeology of the Russian Academy of Sciences, 2005): а - general view; b - fragment with date.
Обратная ситуация, при которой стилевые контакты получили подтверждение и абсолютно точную привязку - цветочный орнамент надгробий Казани (более широко, Волжской Булгарии), чей перенос в Московию фиксируется в XVII в. (Ситдиков, Закиров, 2009, с. 385-394; в последующем недолгом развитии резных погребальных сооружений Москвы медиатором по-прежнему служат декоративные ткани и металлические изделия) (рис. 1, а-Ь).
Есть и промежуточные версии: вопрос о воздействии изощренной эпиграфики исламских каллиграфов на генезис вязи, кириллического варианта декоративного шрифта, мало исследован, но ее воздействие не отрицается - мы делим его с Европой, где выработка декоративных шрифтов в Средние века и Новое время испытала воздействие восточного орнамента.
В архитектуре эти варианты как бы собраны воедино. Попытки отыскать
хотя бы частные «заимствования» конструктивных приемов у исламских мастеров зодчими Московии в XIII-XVII вв. до сих пор приводили только к неудачам (напр. у С.С. Подъ-япольского). Очевидно, что явлений, подобных андалусскому мудехару (стилю, рожденному смешением исламской традиции с романскими и готическими элементами) и аналогичным западно-средиземноморским, в русской архитектуре нет. Но в памятниках Звенигорода первой четверти XIV в., построенных по заказу князя Юрия Дмитриевича, давно отмечен след мастеров, владевших приемами построения восточного архитектурного орнамента. Сегодня можно уточнить и маршрут, по которому пришел импульс, уточнить принцип отбора и трансформации восточных элементов (Беляев, 2014Ь, с. 7-8).
Как известно, расцвет фасадной резьбы русского Северо-Востока в эпоху Всеволода Большое Гнездо и его
наследников был резко оборван, и проследить линию ее развития более чем за полтора столетия (1230-1400-е гг.) пока не удается. В науке всегда предполагали продолжение этой линии, что подтверждают недавние находки в Твери конца XIII столетия. Но в XIV в. эта традиция довольно резко меняется. Хрестоматийно известные храмы, сохранившие фасадную резьбу, Успенский собор на Городке и Рождественский кафоликон Сав-вино-Сторожевского монастыря Звенигорода, Троицкий собор Сергиева монастыря, а также камни собора Богоявленского монастыря за Торгом и Благовещенского собора в Кремле (Москва) демонстрируют совершенно новую манеру оформления как в отношении композиции (пояса-фризы, горизонтально расчленяющие фасад и украшающие барабан купола), так и в отношении мотивов (сложные растительные плетенки) (рис. 2, а-с).
Отобрав простые и ритмически повторяющиеся из этих мотивов, московские мастера будут воспроизводить их на фасадах храмов вплоть до начала XVI в., в конце концов «переведя» с белого камня на терракотовые плиты (рис. 3, а-Ь). Изменение оформления фасада (тройная линия орнамента вместо арочно-колонча-того пояса и свободно размещаемых фигурных элементов) и ранее неизвестные мотивы (пластичные, сложно скомпонованные плетеные цепочки) рождены не только новым, более простым и лапидарным, архитектурным объемом. Они предполагают иные внешние источники. Их пытались искать в домонгольской орнаментике (Н.Н. Воронин), в резьбе Балканских стран (Г.К. Вагнер) и на Востоке, в сельджукском строительстве
(Л.А. Лелеков), однако вопрос оставался открытым.
Собранные за последние годы на обширном пространстве Восточного Средиземноморья от Анатолии до Египта сравнительные материалы по архитектурной орнаментике XIV-XV вв. позволяют поддержать гипотезу Л.А. Лелекова, связав раннемосков-ский архитектурный орнамент с особым направлением, образцы которого сосредоточены на памятниках небольших поселений Внутренней Анатолии, по населению (армяне, греки) в основном христианских: караван-сарай Сусуз хан, XIII в.; объекты XIII-XV вв. в Нигде, Кайсерии (Кесария Каппадокийская) и др. Есть примеры в Иерусалиме (тюрбе Туркан-хатун, 1350-е гг.) и Каире, но и там они связаны с сельджуками. Протограф этого орнамента можно найти неожиданно в архитектуре Умейядов - в резьбе дворца калифа Хишама, что вообще говоря, позволяет усомниться в дате именно этой детали (Иерихон, VIII в.) (рис. 4, а-§).
Особенно интересны даже не совпадение мотивов «арабского цветка» (название совершенно ошибочно связывает этот мотив именно с арабами) и ранее не отмечавшиеся близкие аналоги пластичного плетеного орнамента, а сами приемы компоновки резных фасадных поясов, такие как установка их уступами друг над другом. Похоже, сама устойчивая трехчленная схема фризового орнамента московских соборов XIV-XV вв. не есть плод переработки владимиро-суздальской традиции, она создана заново, на основе знакомства с опытом сельджукской архитектуры. Прослеживается и путь мотивов от внутренних районов Анатолии к южному берегу Черного
d
Рис. 2. Резные трехчастные фризы Московской Руси: а - апсида Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, первая четверть XIV в.; b - апсида Успенского собора на Городке, Звенигород, первая четверть XIV в.; с - Благовещенский собор Московского Кремля, 1416 г.; d - камень фриза (Богоявленский за Торгом монастырь, Москва,
XIV-XV вв.).
Fig. 2. Carved three-part friezes of Muscovy: а - apse of the Troitsky Cathedral of the Holy Trinity -St. Sergius Laura, first quarter of the 14th century; b - apse of the Uspensky Cathedral on the Goro-dok, Zvenigorod, first quarter of the 14th century; с - the Annunciation Cathedral of the Moscow Kremlin, 1416; d - the frieze stone (the Bogoyavlensky (Epiphany) Monastery behind the Market,
Moscow, 14th - 15th centuries).
Рис. 3. Керамические фризы Московской Руси с мотивом «арабского цветка»: а - дворец в Угличе (1490-е? гг.,); b - церковь Святого Духа в Троице-Сергиевой лавре, последняя четверть XV в.
Fig. 3. Ceramic friezes of Muscovy with the motif of the "Arabian flower": a - a palace in Uglich (1490s?); b - the Holy Spirit Church in the Holy Trinity - St. Sergius Laura, last quarter of the 15th c.
f g
Рис. 4. Резные «сельджукские» фризы Каппадокии, Египта и Палестины: а - Донер Хатум в Кайсери (Кесария Каппадокийская), XIII-XIV вв.; b - медресе Хатуние (1432 г.) в Кайсери; с - дюрбе Худавенд-Хатун (1312 г.) в Нигде; d-e - обрамление окна дюрбе Туркан-Хатун (1350-е гг.) в Иерусалиме; f - фриз мечети султана Калауна аль-Мансура (Каир, 1279 - 1290 гг.); g - дворец калифа Хишама в Иерихонском оазисе (VIII в.?). Fig. 4. Carved "Seljuk" friezes in Cappadocia, Egypt and Palestine: а - Doner Hatum in Kayseri (Cappadocian Caesaria), 13th - 14th cc.; b - Hatuniye Madrasa (1432) in Kayseri; с - Hudavend-Hatun Turbe (1312) in Nigde; d-e -window framing of Turkan-Hatun Turbe (1350) in Jerusalem; f - frieze of Sultan Al Mansur Qalawun Mosque (Cairo, 1279-1290); g - Caliph Hisham's Palace in the Jericho
oasis (8th c.?).
a b
Рис. 5. Резные камни из Солхата, XIV-XV вв. (по: Гаврилов, Майко, 2014). Fig. 5. Carved stones from Solkhat, 14th - 15th centuries (after Гаврилов, Майко, 2014).
моря и в Крым (Солхат), откуда в Звенигород, через Болгар или напрямую (более точный маршрут потребует серьезного исследования) (рис. 5, а-Ь).
Приведенные примеры, скорее, из области истории искусства. Но их можно найти и в области чистой археологии. В трансформации технологической модели раннемосковской керамической продукции Х1У-ХУ вв. (и соответственно моды на формы) под влиянием болгарской традиции: в общеизвестном воздействии татарской арабизированной нумизматики на чекан княжеств Руси Х1У-ХУ вв., в некоторых особенностях оружия и снаряжения воина-всадника и так далее (эти примеры приводились неоднократно и здесь не обсуждаются).
Материал для наблюдений предлагают не только раскопки и музейные хранилища. Внутренняя, методическая особенность археологии ислама -возможность проведения сравнительного анализа с использованием источников разного вида. Свидетельства хорошего знакомства московской знати с вещным миром Востока удивительно прямы и ярки. Так, в духовной князя Ивана Дмитриевича Рузского (1503 г.) упомянут молитвенный коврик, причем составители документа
оперируют словом намаз («...взял есми у Ивана у Михайлова ковер на-мазнои», показывая, что православные владельцы осведомлены о функции этой необходимой мусульманину для молитвы вещи (в том же тексте названа крымско-турецкая сабля: князь взял у Бориса Кутузова «саблю гирейскую» - ДДГ 1952. № 88, с. 351).
Впрочем, письменные документы встречают археолога не только в архиве или музее - неожиданно яркие тексты предлагают раскопки. Такова берестяная грамота «Москва-3» из Кремля - опись имущества некоего Турабея, вельможи восточного происхождения на службе московских князей (Гиппиус, Зализняк, Коваль, 2011, с. 452-455), в которой перечислены имена его слуг, четко делящиеся на славянские и восточные, и десятки боевых и рабочих коней (рис. 6). Здесь кроется еще одна коннотация с Востоком: владение конями, главным инструментом войны и тягловой силой, определяло в Средневековье статус феодала, правящей династии и государства. Истоки коневодства, как известно, лежат в значительной степени в землях ислама, это в Средневековье знали хорошо (значению «коней Востока» для международного
культурного обмена и рождения Нового времени в Европе Лиз Жардин и Джерри Броттон посвятили значительную часть труда ( Jardine, Brotton, 2000, р. 132-185, 204-241).
Возможность получать коней в почти не ограниченном количестве до начала XX в. определяла военные преимущества России. Не случайно «очарованный странник» Лескова, исключительно точная манифестация национального русского характера -профессиональный конэсер, прирожденный знаток коней, любящий их более всего на свете и неоднократно попадающий на Восток. Именно коневодство и связанная с ним выделка кож образовали экономическую основу развития районов, населенных выходцами с Востока. В Москве, Нижнем Новгороде и других городах многотысячные конные пригоны располагались на приречных лугах, таких как пойма Москва-реки против Коломенского и Конные площадки у Серпуховских ворот (подробнее о топографии: Хайретдинов, 2002).
Рис. 6. Берестяная грамота «Москва-3» с описью имущества Турабея (работы ИА
РАН в Кремле, 2007 г.). Fig. 6. Birch bark manuscript "Moscow-3" with the description of Turabey's property (Institute of Archaeology of the Russian Academy of Sciences, Kremlin, 2007).
Проблема коневодства и продажи лошадей жителями степного Поволжья, Подонья, Прикаспия в Московии до сих пор не ставилась (исключая происхождение и распространение упряжи коня и снаряжения всадника) и в археологии Москвы никак не проявлена.
И, напротив, важный для российского исторического нарратива, закрепленный в письменных источниках и «фольклорной истории» сюжет работорговли, которая велась с территорий и при непосредственном участии исламских государств, фундаментально изучался уже в классических работах М.Д. Полубояриновой (при анализе письменных памятников он прозвучал уже в 1880-х гг. в текстах о русских рабах в Испании, Южной Франции и Италии (Ковалевский, 1886, с. 238-254; Лучицкий, 1886. № 11, с. 192-219; 1885). В западной археологии ислама эта тема стала заметна не ранее конца ХХ в. (Alexander, 2001, р. 44-60).
Конечно, нам важно строить методические подходы с учетом мирового опыта археологии ислама. Как научная дисциплина эта область существует довольно долго, если считать отдельные крупные раскопки XIX - второй трети XX в.; уже почти полвека прошло с выхода эссе Олега Грабара для исламского номера «Archaeology» (одного из первых спе-
циальных: Grabar, 1971, р. 196-199; о ранних стадиях: Vernoit, 1997, рр. 1-10). Однако разработка подходов и внутренней критики в этой области только началась - до недавнего времени не было даже общих курсов, достаточно универсальных для того, чтобы охватить направление целиком.
Этот темп объясним целым рядом сложностей. Пространство исламской цивилизации, исчисленное в квадратных километрах, превосходит размер Римской империи; с нею сопоставимы также яркость и объем материального наследия, глубина и характер разбираемых проблем. Как и там, сохраняется симбиоз с историей архитектуры и искусства, - но положение на иерархической лестнице археологии несопоставимо. Хронология относительно плоская и разомкнутая, она включена в актуальный ход времени и постоянно прирастает за его счет, что рождает высокую связанность с современными процессами и прямую ангажированность.
Последнее подмечено еще Марком Ферро (1992) и специально артикулировано в сборнике 2010 года: «тема русско-восточных отношений вызывает большой общественный интерес и активно эксплуатируется в современной политике», а потому следует «сохранить строгие методические подходы к анализу археологических материалов, исключающие одностороннее манипулирование ими для иллюстрации тех или иных историософских концепций» (РиВ, 2010, с. 5).
Не случайно дорогу современной археологии ислама на Западе проложили провокативные тексты Тимоти Инсолла (Insoll, 1999 и др.). Согласно Инсоллу, исламская цивилизация обладает «структурирующим кодом»,
введение которого порождает отличную от прочих исламскую культуру. Это, по его мнению, позволяет через анализ источников выявить наличие у этноса в прошлом исламского вероисповедания и образа жизни.4
Не правильнее ли использовать термин исламская археология как хро-но-географический, нейтральный по отношению к охваченному материалу и методикам его изучения? Отчасти да. Хорошо известны другие случаи, когда направления, воспринимавшиеся как религиозные дисциплины («библейская» и «христианская» археологии), трансформировались в хроно-культурные дефиниции, полностью охватывающие развитие в рамках определенного периода, причем на территориях не только конфессионального сообщества, но и ино-славных анклавов, с особым упором на историю их взаимоотношений. Не даром противовес Инсоллу - специальный номер журнала «Gesta» (с подзаголовком «Ислам: нежданные встречи»; Encounters of Islam. Vol. XLIII/2: 2004), а позже скромно изданная (современная археология требует избегать издательского гламура), но отлично систематизированная книга Маркуса Милрайта (Millwright, 2010).
Археология ислама, конечно, не ограничена изучением исключительно религиозных древностей. Она исследует прошлое как единое целое, но в тех исторически определенных
4 Работу Инсолла отличает широта географического охвата, включающего мир ислама не только Азии и Африки, но также мусульман в Западной Европе и Северной Америке. В то же время, работа не вполне археологична, это культурно-антропологический и социологический очерк.
регионах, где после VII в. ислам исповедовала, по крайней мере, элита. Она изучает мир вещей, которые были изготовлены или использованы их жителями, мусульманами и немусульманами. А также культуру мусульман, живших под властью немусульманских элит. Так что мэйнстрим современной исламской археологии предполагает не столько выделение круга мусульманских материальных древностей, сколько соотнесение их с обширным изменчивым миром всего человечества.
Следует осознать этот выбор как необходимый. Должны ли мы, вслед за Инсоллом, представлять археологию ислама как «исламскую», то есть конфессиональную, область? Ведь идею поиска устойчивых маркеров, свойственных миру ислама; особого состава предметов и комплексов, отделяющихся от иных религиозных миров, к исламу не принадлежащих, поддерживают не только ученые-мусульмане. Во многих отношениях поиск таких «критериев веры» полезен -хотя бы потому, что на его основании археология ислама самоопределяется как область.
Можно ли отыскать в Московской Руси районы и памятники, где соберутся воедино «пять опор археологии ислама», а именно: посвятительные надписи мечетей, медресе, текие, караван-сараев и др.; выраженные памятники исламского искусства и каллиграфически написанные тексты; общественные здания и жилища с характерной планировкой; погребения по исламскому обряду; свидетельства соблюдения халяля, т.е. особых ограничений в питании?
Конечно, первые четыре из пяти признаков ислама очевидны в столи-
це такого политико-культурного феномена, как «Касимовское царство» и пресловутый «Мещерский юрт», их археологией давно пора заняться (рис. 7-9). Что касается пятого признака, то в России он фиксируется на территориях исламских сообществ, в том числе в Среднем и Нижнем Поволжье (Яворская, 2014, с. 197-206).
Но в сердце Московской Руси ни мечетей, ни мавзолеев, ни просто мусульманских кладбищ, по крайней мере, до XVIII в., пока не наблюдается. Что явно противоречит идее археологической фиксации признаков конфессионального (православно-исламского) симбиоза. Идея «есть мусульмане - должен быть исламский быт» заметна в недавно переизданной книге Фарида Асадуллина и фундаментальной работе Дамира Хайрет-динова, опирающейся на источники ХУШ-ХГС вв. (Хайретдинов, 2002; рец.: Зайцев, 2004, с. 188-192; см. также: Розенберг, 1987).
К сожалению, источники по Московскому периоду в этих трудах восприняты некритически, и проверка показывает недостоверность многих используемых в них фактах. Яркий пример - заявление, что Марий Иванович Броссе, выдающийся ориенталист и картвеловед, академик, посетив в 1844 г. известное подмосковное село Кунцево, описал сохранившийся фундамент культового сооружения ХУ!-ХУП вв., идентифицировав его как мечеть, и татарское кладбище, плиты которого имели арабские надписи и ориентировку с учетом кыблы (Асадуллин, 2015, с. 40). Будь это так, картина была бы убедительной. К сожалению, Броссе ничего подобного не писал, его пересказанный на рубеже 1840-1850-х годов «отчет»
Рис. 7. Исламские памятники Касимова в XVII в. (по гравюре Адама Олеария). Fig. 7. 17th century Islamic sites of Kasimov (by Adam Olearius's engraving).
Рис. 8. Памятники Касимова в рисунках И.С. Гагина (1767—1844): а - план, фасад и
вид интерьера Старой мечети (XVIII в.) с минаретом (XV в.?). Тушь, акварель, 1840-е гг. Касимовский краеведческий музей (По учетной карточке в картотеке ГМА им. А.В. Щусева, Д 936, Н. 11128, инв. № 5858); b - «Планы и фасады двух мавзолеев, ханского погребения». Лист обмеров и рисунков (тушь, акварель). По учетной карточке в картотеке ГМА им. А.В. Щусева, Д 937, Н. 11129 (инв. № 5859).
Fig. 8. Kasimov sites in I.S. Gagin's drawings (1767—1844): а - plan, façade and interior view of the Old Mosque (18th c.) with minaret (15th c.?). Ink, water-color, 1840s, Kasimov Local History Museum (reference card in the catalog of Shchusev State Architecture Museum, C 936, Н. 11128, inv.no. 5858); b - "Plans and façades of two mausoleums and a khan's burial". Sheet with measurements and drawings (ink, water-color). Reference card in the catalog of Shchusev State Architecture Museum, C 937, Н. 11129 (inv.no.5859).
b
Рис. 9. Исламские памятники Касимова в фотографиях середины ХХ в.: a - текие Авган-Мухаммед-султана, 1649 г. Западный фасад. (ГМА им. А.В. Щусева, колл. ГУОП, нег. 8564); b - текие Шах-Али-хана, супруга Сююмбеке. Портал и плита с надписью. 1550-е годы. (ГМА им. А.В. Щусева, колл. I, нег. № 865).
Fig. 9. Kasimov Islamic sites in photos of the middle 20th century: a - Sultan Afghan Mohammed's Tekiye, 1649. Western façade. (Shchusev State Architecture Museum, coll. General Directorate for Monuments Protection, neg. 8564); b - Shah Ali Khan's Tekiye, Queen Seyembike's Husband. The portal and the plate with inscription. 1550s.
(Shchusev State Architecture Museum, coll. I, neg. no. 865).
фиксирует белокаменные плиты, но это, несомненно, обычные русские надгробия с резьбой «треугольниками» и «косичками» (ХУ-ХУП вв.?) и церковно-славянскими эпитафиями, вполне верно прочитанными Броссе. Академик упоминает и арабские надписи, и ориентировку могил, но в противоположном смысле, замечая, что в Кунцеве их нет. И правда: раскопки второй половины XX в. на городище показали остатки христианской церкви и кладбища. Что касается топонима, то село «Татарово», действительно, известно вблизи городища, но эта распространенная притяжательная форма никак не указывает на присутствие татарского населения (Броссе, 1849-1850; ср. Трембицкий, 1999).
Памятников арабской эпиграфики, монументальной или надгробной, найденных на месте в коренной Московии мы также не сможем предъявить: фрагменты плиты Султан Юсофа бен Касема в Ново-Иерусалимском монастыре (Зеленская, Свя-тославский, 2006, с. 93-94, 190-191 и фотография) относятся к коллекции областного музея, куда их привез архитектор П.Д. Барановский в 1950-е годы5; широкие раскопки 2009-2015 гг. новых следов подобных надписей не обнаружили. Учтенная нами при работах в Зачатьевском монастыре на Остоженке мраморная плита с арабской графикой, принесенная туда в со-
5 Он работал на Кавказе до войны (1938-1941 гг.) и после нее, руководя научно-исследовательской и реставрационной работой в Азербайджане (реставрация Нухинского дворца), в Дагестане и других зонах. Сам он упоминает, что вел эти работы параллельно с реставрацией собора в Новом Иерусалиме. См.: Петр Барановский, 1996.
ставе строительного мусора, относится к середине ХХ в. и даже к поздней археологии не принадлежит.
Московские топонимы от слов Орда, Крым, татары (Татарское кладбище; Крымский брод с одноименным подворьем, Ордынка, Арбат/ Рабат) имеют ограниченное распространение, их связь с поселениями и погребениями мусульман до XVII-XVIII вв. археологически не подтверждена, а исторические привязки не всегда надежны. В уже упоминавшейся работе Д. Хайретдинова материалы Нового времени рассмотрены на основании вновь привлеченных источников, но ранний период (до XVII в.) выглядит совершенно легендарным, прежде всего, потому, что автор пользуется общими очерками Москвы и краеведческими сочинениями, в лучшем случае - лингвистическими (Г.П. Смолицкая), историческая составляющая в которых критически не анализировалась. Видимо, пора прекратить переписывать сомнительные гипотезы из нескольких сочинений XIX-XX вв.
Все это не значит, конечно, что кладбища и районы расселения мусульман в дальнейшем не будут обнаружены. Ожидать их нужно на периферии городов, вне крепостных линий -в некоторых случаях мы приблизительно знаем, где их искать (в Татарской слободе селились владевшие восточными языками служащие Посольского приказа; двор касимовских царевичей до XVIII в. помещался на Мясницкой и т.д.). Но мало быть готовыми к появлению соответствующих памятников - нужен целенаправленный поиск, возможно, на основе особой исследовательской программы.
Более того. Исламская составляю-
щая начинает медленно проступать в общей схеме стратиграфии Москвы, предложенной еще М.Г. Рабиновичем. Зададимся вопросом о возможности выделения отдельного «слоя исламского периода», более, чем другие, насыщенного изделиями восточного облика. В сохранных отложениях XIV-XVI вв. на приречной трассе вдоль Москвы-реки, у линии будущей стены Китай-города, ориентальные импорты заняли вполне определенную нишу, хронологически близкую середине - второй половине XIV в. (раскопки ИА РАН, 2015 г.). По составу они соотносимы с находками, характерными для многих поселений Улуса Джучи: на сравнительно небольшой площади (до 100 кв. м) встречены часть зеркала с арабской надписью, декоративные накладки и бляшки в виде цветка лотоса, ордынские монеты, фрагменты бронзовых булгарских браслетов, импортной керамики и др. (рис. 10, a-e). Намечаются подобные скопления в Кремле на участке древнего подворья Орды и Чудова монастыря; укажу и скопление редких для Москвы вещей в Зачатьевском монастыре (селадоновое блюдо, сфероконус, фрагменты поливной керамики - не привязанные к определенному слою, они явно принадлежат XIV-XV вв., и, возможно, соотносимы с деятельностью митрополита Алексия) (рис. 11). Отметим и серию ордынских вещей на Затьмацком посаде Твери (о находке сообщили в 2015 г.: с металлическими крестами там сочетаются восточные монеты, сфероконус, свинцовый грузик (Оруд-жев, 2015).
Конечно, до сих пор возможность выделения исламского слоя, или «исламских пятен», оставалась чистой
гипотезой, сомнительность ее реализации очевидна. Но как лабораторный инструмент этот подход продуктивен. Если отказаться от поиска «исламского следа» в области конфессионального искусства (его вклад вполне определен, но ограничен) и сосредоточиться на свидетельствах каждодневного быта, то ориентальный флер в Москве ХГУ-ХУ вв. проявится четче. Более или менее ясно также, что юг России и современные Донецкая и Харьковская области Украины входят в ареал, население которого оставляло мусульманские могильники и древности в золотоордынский период.
Допустимо ставить вопрос о частичном сходстве бытовой культуры в пространстве Московии и Булгарии ордынского периода; ее представляют, среди прочих, многочисленные в слоях русских городов свинцовые «грузики», распространенные и в Поволжье (ср.: Руденко, 2015, рис. 95, табл. 22-26; Федоров-Давыдов, 1966, с. 86, рис. 6, Н-УН, особенно VI; Лес-ман, 1990, с. 81-84, рис. 10: 7.1-7.8 и мн. др.). Их функции все еще не ясны, но эти, часто орнаментированные, изделия, вылитые из дорогого в Средние века металла, - хороший индикатор общности предметного мира наряду со встречающимися по всей территории Поволжья и Причерноморья замками и ключами или проникающими далеко в исламскую среду артефактами христианского культа.
Возвращаясь к проблематике археологии ислама, отмечу, что это условная генерализация: ее конструкция в точках роста, в разных концах исламского мира, на разных исторических картах очень разная, она зависит от зоны ойкумены и актуального для нее культурно-исторического контекста.
e
Рис. 10. Находки в слое второй половины XIV - начала XV в.(?). Москва, Зарядье, раскоп № 7 (ИА РАН, 2015): a - фрагмент зеркала с надписью «насх»; b - край литого металлического браслета с головой дракона; с - бляшка в форме цветка лотоса (?);
d - «грузик» орнаментированный (свинец); e - фрагмент стенки сосуда. Fig. 10. Finds in the layer of the second half of 14th - early 15th c. (?). Moscow, Zaryadye, dig no. 7 (Institute of Archaeology of the Russian Academy of Sciences, 2015): a - fragment of mirror, with inscription 'Naskh'; b - edge of the cast metallic bracelet with a dragon's head; с - plaque shaped as a lotus flower (?); d - ornamented "weight" (lead); e - fragment of a vessel's wall.
Рис. 11. Фрагменты фарфоровой (селадон) чаши. Зачатьевский (Алексеевский) монастырь. (ИА РАН, 2004).
Fig. 11. Fragments of a china (celadon) cup. The Zachatyevsky (of St Anna's Conception) and of St Alexej Convent. (Institute of Archaeology of the Russian Academy of Sciences, 2004).
Так, в Испании археология ислама, хотя чрезвычайно развита, но ставит иные вопросы и занимается иными хронологическими периодами чем, скажем, археология ислама в Сиро-Палестинском регионе (ср.: Guich-ard, 1976; Boone, 2009; справка по археологии на русском языке: Беляев, Григорян, 2011, с. 485-494, и: Schick, 1995; Petersen, 2005; Avni, 2014). При этом в обеих зонах темы завоевания и освоения мусульманами наследия христианских городов; проблемного или легкого, естественного перехода к новым формам хозяйственной, социальной и религиозной жизни; путей дальнейшего сосуществования конфессий стали господствующими, что фиксируют серии трудов последнего полувека.
Можно, конечно, выстроить еди-
ный набор проблем, таких как взаимодействие исламизированных территорий (классического мира) с культурно-историческим субстратом; сложение контактных зон цивилизаций христианства и ислама; работа международных торговых путей внутри и вокруг этих цивилизаций. Но каждую из них археолог изучает на почве конкретной географии и культурного контекста, ведь вопросы предметного, архитектурного, иконографического мира для такой кон -тактной зоны, как Испания, сильно отличаются от аналогичных даже на юге Италии, не говоря уже о таких территориях контакта, как Кавказ или Сибирь. В зоне Эль-Андалуз христианская цивилизация прервалась на несколько столетий с последующим возвращением (реконкистой). Там
остались многослойные памятники, где христианская, а подчас и дохристианская основа перекрыта исламским слоем, достижения которого вновь использованы в церковных целях, а храмы и мечети неоднократно меняли «собственников».
В России эта модель не встречается. Столь же чуждой нам остается ситуация «вторичного использования» классического и византийского наследия в Османской империи завоеванной Анатолии и, Константинополя (Ousterhout, 1995, р. 48-62; он же, 2004, р. 165-176, там же библиография). Типологически несколько ближе юг Италии, Сицилия и другие большие острова (Корсика, Сардиния), где смешиваются византийские, норманнские и местные традиции с добавкой классической подосновы, а воздействие исламского стиля через торговые города побережья Аппенинского полуострова (включая север: Генуя, Пиза) определяет особенности местного архитектурного стиля (Nick-les, 2004, р. 99-114).
Особо интересна для анализа исламского вклада в материально-художественную культуру Московской Руси модель отношений в Латинских королевствах XII-XIII вв. в ключевой момент цивилизационного соприкосновения в Средиземноморье (Hillenbrand, 1999; Georgopoulou, 2004, рр. 115-128), а также исключительно сложная и богатая историческими ассоциациями и самым разнообразным материалом «лабораторная площадка» межконфессиональных исследований - Крым. Убедительная статья написана в этом ключе несколько лет назад (Крамаровский, 2010, с. 395432) и подкреплена детальной сводкой памятников Солхата (Гаврилов, Май-
ко, 2014). Хотя более традиционным остается подход, при котором даже в общих курсах на первый план выступают материалы одной конфессии -христианства - с его пещерными городами, херсонесскими базиликами, византийскими и позднесредневеко-выми кладбищами.
Совершенно особый мир представляет пространство международной торговли и местных производств, ею индуцируемых. Оно также распадается на большие эпизоды, некоторые из которых мы уже упоминали. Чрезвычайно интересны и порождают массу ассоциаций (а то и прямые аналогии в материале) такие, например, темы, как общие бытовые и статусные виды артефактов, которые можно оценить как исламско-византийские, но которые распространяются и на территории Руси, и на зону Волжской Булгарии. Например, пресловутые стеклянные браслеты, с их зонами и волнами популярности в разные эпохи Средневековья.
В завершение укажу еще раз на модель, давно предложенную в отечественной науке для выработки критериев разделения русско-христианских и исламских (или во всяком случае нехристианских) поселений и районов в пределах Волжской Болгарии и ордынских земель Нижней Волги, использованную М.Д. Полубоярино-вой (Полубояринова, 1978; 1993). Несмотря на очевидный вектор, направленный в этих трудах на выделение «неисламских» древностей, они образовали (так сказать, «от противного») один из опорных столбов отечественной археологии ислама.
Поскольку зоны поселений русских, с их христианскими древностями, оказались выделенными в архео-
логии Поволжья существенно раньше, чем аналогичные исламские, - в пределах Центральной России, необходимо направить специальные усилия на продвижение в этом направлении, на обнаружение и выделение исламских анклавов и/или слоев в наиболее северной части Улуса Джучи (если они отсутствуют, важно получить тому твердое доказательство). Не менее актуально параллельное, сравнительное изучение распределения и характера инородных включений - по крайней мере на территориях, где улус и будущее Московское царство географически совпадают.
Речь, таким образом, идет: о составлении корпусов технологически однородных объектов, рассмотренных в общемировом или региональном контексте; о выделении устойчивого набора признаков, маркирующих этно-конфессиональные группы (по-
пытка: Коваль, 2010б, с. 76-85), и очерчивании районов и/или слоев поселений, где сосредоточены такие признаки; о социально-культурной интерпретации этих хроно-геогра-фических элементов; об извлечении исторических выводов и включении сделанных наблюдений в большой нарратив (Беляев, 2012, с. 179-191).
Очевидно, что древности ислама важны для Московской Руси в двух аспектах: как памятники северной зоны всей исламской цивилизации, рассматриваемые внутри ее общей археологии, и как пространство культурного взаимодействия, освоение которого оказалось решающим для построения Московского царства. Пока археологии трудно убедительно показывать масштаб взаимного обмена культур, но наблюдать и оценивать его крайне интересно и, несомненно, полезно.
ЛИТЕРАТУРА
1. Асадуллин Ф. Мир ислама в общественно-культурном пространстве Москвы: опыт прошлого и современность. М.: Институт востоковедения РАН, 2015. 228 с.
2. Беляев Л.А. «Восточные влияния» или общеевропейский «ориентализм»? О методических подходах к характеристике исламских элементов в культуре средневековой Москвы // Русь и Восток в 1Х-Х1 веках: новые археологические исследования / Отв. ред. Н.А. Макаров, В.Ю. Коваль. М.: ИА РАН; Наука, 2010. С. 18-27.
3. Беляев Л.А. Бе агсИео1о^а аЪгаИатка // АгсИео^1а аЪгаИатюа. Исследования в области археологии и художественной традиции иудаизма, христианства и ислама. / Отв. ред. Л.А. Беляев. М.: Индрик, 2009. С. 5-28.
4. Беляев Л.А. Археология и большой нарратив русской истории: от основания Москвы к Петровским преобразованиям // Историко-культурное наследие и духовные ценности России. Программа фундаментальных исследований Президиума РАН / Ред. А.П. Деревянко, А.Б. Куделин, В.А. Тишков. М., 2012. С. 179-191.
5. Беляев Л.А. Археология позднего средневековья и нового времени в России: заметки о самоопределении // Культура русских в археологических исследованиях. Сб. науч. ст. Т. I. / Отв. ред. Л.В.Татаурова, В.А. Борзунов. Омск; Тюмень; Екатеринбург: Издательство «Магеллан», 2014а. С. 11-18.
6. Беляев Л.А. Архитектура собора Покрова на Рву в контексте раннего европейского ориентализма // 450 лет Покровскому собору. Покровский собор в истории и культуре России. / Отв. ред. Л.И. Лифшиц. М., 2013. С. 28-37.
7. Беляев Л.А. Древняя Русь в кругу средневековых цивилизаций и культур // Древнерусская культура в мировом контексте: археология и междисциплинарные исследования. Материалы конференции. / Отв. ред. А.В. Чернецов. М.: Изд-во РГГУ 1999. С. 40-47.
8. Беляев Л.А. Орнаментальные фризы на фасадах раннемосковских храмов конца XIV - первой четверти XV века: генезис мотивов и композиции // Сергий Радонежский и русское искусство второй половины XIV - первой половины XV века в контексте византийской культуры. Тез. док.в Междунар. науч. симпозиума. М., 2014b. С. 7-8.
9. Беляев Л.А., Григорян С.Б. Испания: археология // Православная энциклопедия. Т. 27. / Под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. М.: НИЦ «Православная энциклопедия», 2011. С. 485-494.
10. Беляев Л.А., Чернецов А.В. Средневековая Русь и Восток: некоторые проблемы и перспективы // Древнерусская культура в мировом контексте: археология и междисциплинарные исследования. Материалы конференции. / Отв. ред. А.В. Чернецов. М.: Изд-во РГГУ,1999. С. 205-226.
11. Броссе М.И. Подмосковные села: Кунцево и Влахернское. Исследование академика М.И. Броссе в Кунцеве... // Московские ведомости. 1849, № 79 и 80; 1850, № 67 (отдельным изданием: М. 1850).
12. Гаврилов А.В., Майко В.В., Средневековое городище Солхат-Крым (Материалы к археологической карте города Старый Крым). Симферополь: «Бизнес-Информ», 2014. 212 с.
13. Гиппиус А.А., Зализняк А.А., Коваль В.Ю. Берестяная грамота из раскопок в Московском Кремле // Московский Кремль XV столетия: Сб. ст. Т. 1: Древние святыни и исторические памятники / Отв. ред. Л. А. Беляев, И. А. Воротникова. М.: Арт-Волхонка, 2011. С. 452-455.
14. Гусач И.Р. Керамические материалы Северо-Восточного Приазовья в Позднем Средневековье: Османский период // Тр. IV (XX) ВАС съезда в Казани. Том III. Казань: Отечество, 2014. С. 596-597.
15. Гусач И.Р., Валид Али Мухаммед. Мусульманские клинки с надписями из коллекций донских музеев // Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 2011 г. Вып. 27. / Отв. ред. А. А. Горбенко. Азов: Издательство Азовского музея-заповедника, 2013. С. 268-319.
16. Зайцев И.В. (рец.): Хайретдинов Д.З. Мусульманская община Москвы в XIV -начале XX века. Нижний Новгород, 2002 // Восток (Oriens). 2004. № 2. С. 188-192.
17. Зеленская Г.М., Святославский А.В. Некрополь Нового Иерусалима. Истори-ко-семиотическое исследование. М.: «Древлехранилище», 2006. 418 с.
18. Ковалевский М.М. О русских и других православных рабах в Испании // Юридический вестник. Т. 21, кн. 2 (февраль). М., 1886. С. 238-254.
19. Коваль Ю.В. Глазурованные чашечки из погребений XI века // Города и веси средневековой Руси: археология, история, культура. Сб. статей к 60-летию акад. Н.А. Макарова. / Отв. ред. П.Г. Гайдуков. М.; Вологда: ИА РАН; «Древности Севера», 2015. С. 229-239.
20. Коваль Ю.В. Керамика Востока на Руси IX-XVII вв. М.: Наука, 2010. 269 с.
21. Коваль Ю.В. Ордынцы на Руси // Русь и Восток в 1Х-Х1 веках: новые археологические исследования / Отв. ред. Н.А. Макаров, В.Ю. Коваль. М.: ИА РАН; Наука, 2010б. С. 76-85.
22. Копытофф Игорь. Культурная биография вещей: товаризация как процесс // Социология вещей / Ред. В. Вахштайн. М.: Изд. дом «Территория будущего», 2006. С. 134-168.
23. Кравченко Э.Е. Памятники золотоордынского времени в степях между Днепром и Доном // Генуэзская Газария и Золотая Орда / Отв. ред. С.Г. Бочаров, А.Г. Сит-диков. Кишинев: Stratum Plus, 2015. С. 411-478.
24. Крамаровский М. Б. Религиозные общины в истории и культуре Солхата XIII-XIV вв. // Archeologia abrahamica. Исследования в области археологии и художественной традиции иудаизма, христианства и ислама. / Под ред. Л. А. Беляева. М.: Индрик, 2009. С. 395-432.
25. Лесман Ю.М. Хронология ювелирных изделий Новгорода (X-XIV вв.) // Ма-
териалы по археологии Новгорода. 1988. / Отв. ред. В. Л. Янин, П.Г. Гайдуков. М.: Новгородская археологическая экспедиция, 1990. С. 29-98.
26. Лучицкий И.В. Рабство и русские рабы во Флоренции в XIV и в XV веках // Университетские известия. Киев, 1885. № 1. (отдельный оттиск).
27. Лучицкий И.В. Русские рабы и рабство в Руссильоне в XIV и XV веках [рец.] // Университетские известия. Киев, 1886. № 11. С. 192-219.
28. Оруджев Р. Устное интервью о работах в Твери в 2015 году // Государственная Академия Славянской культуры, 2015. Сетевой ресурс: http://www.kp.ru/dai-ly/26466/3336658.
29. Петр Барановский. Труды, воспоминания современников. / Сост. Ю.А. Бычков и др. М.: Фонд П. Д. Барановского, МГО ВООПИиК, 1996. 280 с.
30. ПолубояриноваМ.Д. Русские люди в Золотой Орде. М.: Наука, 1978. 136 с.
31. Полубояринова М.Д. Русь и Волжская Болгария. М.: Наука, 1993. 123 с.
32. Розенберг Л.И. Татары в Москве XVII - середины XIX века // Этнические группы в городах Европейской части СССР (формирование, расселение, динамика культуры). / Отв. ред. П. Дашкевич. М.: АН СССР, 1987. С. 16-26.
33. Руденко К.А. Памятники эпохи Золотой Орды на Средней Волге (Булгарский улус Золотой Орды) // Генуэзская Газария и Золотая Орда / Отв. ред. С.Г. Бочаров, А.Г. Ситдиков. Кишинев: Stratum Plus, 2015. С. 255-364.
34. Ситдиков А.Г., Шакиров З.Г. Надписное надгробие XVII века из раскопок Казанского кремля // Archeologia abrahamica. Исследования в области археологии и художественной традиции иудаизма, христианства и ислама. Под ред. Л. А. Беляева. М.: Индрик, 2009. С. 385-394.
35. Трембицкий А.А. По Западному округу. Фили. Кунцево. Описание жизни родной земли. М.: Компания Спутник, 1999. 84 с.
36. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоор-дынских ханов. Археологические памятники. М.: Изд-во МГУ, 1966. 276 с.
37. Ферро Марк. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М.: Высшая школа, 1992. 351 с.
38. Хайретдинов Д.З. Мусульманская община Москвы в XIV - начале XX века. Нижний Новгород: ИД «Медина», 2002. 248 с.
39. ЭнговатоваА.В. Археология древнего Ярославля. Загадки и открытия. М.: ИА РАН, 2012. 296 с.
40. Яворская Л.В. Процессы урбанизации и динамика мясного потребления в средневековых городах Поволжья (по археозоологическим материалам) // Генуэзская Газария и Золотая Орда / Отв. ред. С.Г. Бочаров, А.Г. Ситдиков. Кишинев: Stratum Plus, 2015. С. 197-206.
41. Alexander J. Islam, archaeology and slavery in Africa. World Archaeology, 2001, vol. 33, no. 1, pp. 44-60.
42. Avni Gideon, The Byzantine-Islamic Transition in Palestine. An Archaeological Approach. Oxford, 2014, 448 p. (Oxford Studies in Byzantium)
43. Beliaev Leonid A. and Chernetsov, The Eastern Contribution to Medieval Russian Culture. Muqarnas. An Annual on the Visual Culture of the Islamic World. Edited by Gulru Necipoglu. Leiden: BRILL, 1999, vol. 16, pp. 97-124.
44. Boone, James L. Lost Civilization: The Contested Islamic Past in Spain and Portugal (Debates in Archaeology), 2009, 144 p.
45. Georgopoulou Maria, The Artistic World of the Crusaders and Oriental Christians in the Twelfth and Thirteenth Centuries. Gesta, vol. XLIII/2: Encounters of Islam, 2004, pp. 115-128
46. Grabar Oleg, Islamic Archaeology: An introduction. Archaeology, vol. XXIV, no. 3, June ("Islamic Archeology"), 1971, pp. 196-199.
47. Guichard Pierre, Al Andalus, 711-1492: Une histoire de l'Andalousie arabe. Hachette, Paris, 1973 (trans. 1976), 269 p.
48. Hillenbrand Carole, The Crusaders. Islamic Perspectives. Edinburgh, University Press, 1999, 648 p.
49. Insoll, Timothy. The Archaeology of Islam. Oxford: Blackwell, 1999, 292 p.
50. Jardine L. Wordly Goods: a new history of the Renessance. N.Y.; L., 1998, 512 p.
51. Jardine L., Brotton J. Global Interests: Reneissance Art Between East and West. Ithaca; New York, 2000, 224 p.
52. Johns Jeremy. Islamic archaeology at a difficult age. Art and Archaeology of the Islamic Mediterranean. The Khalili Research Centre University of Oxford. Electronic resource: http://www.antiquity.ac.uk/reviews/johns326.html.
53. Kopytoff I. The Cultural Biography of Things: Commoditization as Process. ed.: A. Appadurai. The Social Life of Things: Commodities in Cultural Perspective. Cambridge, 1986, pp. 65-91.
54. Millwright Marcus. An Introduction to Islamic Archaeology. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2010. (The New Edinburgh Surveys, edited by Carole Hillenbrand), 260 р.
55. Milwright Marcus, Defining Islamic Archaeology. Some Preliminary Notes. web. mit.edu/akpia/www/articlemilwright.pdf.
56. Nickles Charles E. Builders, Patrons and Identity: the Domed Basilicas of Sicily and Calabria. Gesta. Vol. XLIII/2: Encounters of Islam. 2004, pp. 99-114.
57. Ousterhout Robert, Ethnic Identity and Cultural Appropriation in Early Ottoman Architecture. Muqarnas. XIII (1995), pp. 48-62.
58. Ousterhout Robert, The East, the West and the Appropriation of the Past in Early Ottoman Architecture. Gesta. Vol. XLIII/2: Encounters of Islam. 2004, pp. 165-176.
59. Petersen Andrew. The Towns of Palestine under Muslim Rule AD 600-1600. 2005, (BAR International), 243 p.
60. Schick Robert. The Christian Communities of Palestine from Byzantine to Islamic Rule. Princeton, N.J., 1995, 621 p.
61. Vernoit Stephen. The Rise of Islamic Archaeology. Muqarnas XIV: An Annual on the Visual Culture of the Islamic World. Gulru Necipoglu (ed). Leiden: E.J. Brill, 1997, pр. 1-10.
62. Walmsley Alan, Archaeology and Islamic studies: the development of a relationship. From Handaxe to Khan: essays presented to Peder Mortensen on the occasion of his 70th birthday. Aarhus Universitetsforlag, Aarhus, 2004, pp. 317-329.
Информация об авторе:
Беляев Леонид Андреевич, доктор исторических наук, заведующий отделом, Институт археологии РАН (г. Москва, Россия); [email protected]
THE ISLAMIC ORIENT AND THE DEVELOPMENT OF MATERIAL CULTURE OF MUSCOVY: EVALUATION METHODS
L.A. Belyaev
The author discusses approaches to archaeological analysis of the Muslim contribution to the development of Muscovy, as well as the mere possibility of such analysis. So far, the studies focused on identification of some interpenetrating elements of the material and artistic culture, which is necessary, but not quite sufficient. New tasks must be formulated: to outline and characterize areas of intersection of various cultural streams; to identify forms and stages of such contacts; to understand ways for primary perception of impulses, which gave birth to distinctive national cultures in the Middle Ages and in the Modern era; to trace processing of such impulses further on; to try and understand whether there was a monocultural archaeological environment that existed in the past and belonged to the co-
The article was prepared under the research project "The Culture of Muscovy and Its Origins" (0176-2015-0007).
existing groups speaking different languages and belonging to different confessions.
Keywords: archaeology, history, Islamic archaeology, historical archaeology, Muscovy, Muslim Orient, ethno-confessional groups, cultural contacts, culture.
REFERENCES
1. Asadullin, F. 2015. Mir islama v obshchestvenno-kul 'turnom prostranstve Moskvy: opytpro-shlogo i sovremennost' (The World of Islam in the Socio-Cultural Space of Moscow: the Experience of Past and the Present Time). Moscow: Institute for Oriental Studies, Russian Academy of Sciences (in Russian).
2. Belyaev, L. A. 2010. In Makarov, N. A., Koval', V. Yu. (eds.). Rus'i Vostok v IX-XVIvekakh: Novye arkheologicheskie issledovaniia (Rus' and Orient in 9th — 11th Centuries: New Archaeological Studies). Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences; "Nauka" Publ., 18-27 (in Russian).
3. Belyaev, L. A. 2009. In Belyaev, L. A. (ed.). ArcheologiaAbrahamica. Issledovaniia v oblasti arkheologii i khudozhestvennoi traditsii iudaizma, khristianstva i islama (Archeologia Abrahamica. Studies in Archaeology and Artistic Tradition of Judaism, Christianity and Islam). Moscow: "Indrik" Publ., 5-28 (in Russian).
4. Belyaev, L. A. 2012. In Derevyanko, A. P., Kudelin, A. B., Tishkov, V. A. (eds.). Istoriko-kul'turnoe nasledie i dukhovnye tsennosti Rossii. (Historical and Cultural Heritage and Spiritual Values of Russia). Moscow: "ROSSPEN" Publ., 179-191 (in Russian).
5. Belyaev, L. A. 2014. In Tataurova, L. V., Borzunov, V. A. (eds.). Kul 'tura russkikh v arkheo-logicheskikh issledovaniiakh (The Culture of Russians in Archaeological Research) I. Omsk; Tyumen; Yekaterinburg: "Magellan" Publ., 11-18 (in Russian).
6. Belyaev, L. A. 2013. In Lifshits, L. I. (ed.). 450 let Pokrovskomu soboru. Pokrovskii sobor v istorii i kul'ture Rossii (450 Years of Pokrovsky Cathedral. Pokrovsky Cathedral in the History and Culture of Russia). Moscow, 28-37 (in Russian).
7. Belyaev, L. A. 1999. In Chernetsov, A. V. (ed.). Drevnerusskaia kul'tura v mirovom kon-tekste: arkheologiia i mezhdistsiplinarnye issledovaniia (The Old Rus' Culture in the World Context: Archaeology and Interdisciplinary Studies). Moscow: Russian State University for the Humanities, 40-47 (in Russian).
8. Belyaev, L. A. 2014. In Sergii Radonezhskii i russkoe iskusstvo vtoroipolovinyXIV-pervoi poloviny XV veka v kontekste vizantiiskoi kul 'tury (Sergius of Radonezh and the Russian Art of the Second Half of 14th — First Half of 15th Centuries in the Context of the Byzantine Culture). Moscow, 7-8 (in Russian).
9. Belyaev, L. A., Grigorian, S. B. 2011. In Pravoslavnaia entsiklopediia (The Orthodox Encyclopedia) 27. Moscow: "Orthodox Encyclopedia" Publ., 485-494 (in Russian).
10. Belyaev, L. A., Chernetsov, A. V. 1999. In Chernetsov, A. V. (ed.). Drevnerusskaia kul'tura v mirovom kontekste: arkheologiia i mezhdistsiplinarnye issledovaniia (The Old Rus' Culture in the World Context: Archaeology and Interdisciplinary Studies). Moscow: Russian State University for the Humanities, 205-226 (in Russian).
11. Brosse, M. I. 1850. Podmoskovnye sela: Kuntsevo i Vlakhernskoe. Issledovanie akademika M. I. Brosse v Kuntseve... (The Villages of the Moscow Region: Kuntsevo and Vlakhernskoe. Studies of the Academician M. I. Brosse in Kuntsevo.). Moscow (in Russian).
12. Gavrilov, A. V., Maiko, V. V. 2014. Srednevekovoe gorodishche Solkhat-Krym (Materialy k arkheologicheskoi karte goroda Staryi Krym) (Medieval Fortified Site of Solkhat-Krym: Materials to the Archaeological Map of the Staryi Krym Town). Simferopol: "Business-Inform" Publ. (in Russian).
13. Gippius, A. A., Zalizniak, A. A., Koval', V. Yu. 2011. In Belyaev, L. A., Vorotnikova I. A. (eds.). Moskovskii Kreml'XVstoletiia (The Moscow Kremlin in 15th Century) 1. Drevnie sviatyni i is-toricheskie pamiatniki (Ancient Sacred Places and Historical Sites). Moscow: "Art-Volkhonka" Publ., 452-455 (in Russian).
14. Gusach, I. R. 2014. In Trudy IV (XX) Vserossiiskogo arkheologicheskogo s"ezda v Kazani (Proceedings of the 4th (20th) All-Russia Archaeological Meeting in Kazan) III. Kazan: "Otechestvo"
Publ., 596-597 (in Russian).
15. Gusach, I. R., Valid Ali Muhammad. 2013. In Gorbenko, A. A. (ed.). Istoriko-arkheo-logicheskie issledovaniia v Azove i na Nizhnem Donu v 2011 g. (Historical and Archaeological Research in Azov and Lower Don Region in 2011) 27. Azov: Azov Historical-Archaeological and Palae-ontological Open-Air Museum, 268-319 (in Russian).
16. Zaitsev, I. V. 2004. In Vostok (Oriens) (2), 188-192 (in Russian).
17. Zelenskaia, G. M., Sviatoslavskii, A. V. 2006. Nekropol'Novogo Ierusalima. Istoriko-semi-oticheskoe issledovanie (The Necropolis of New Jerusalem: Historical and Semiotic Study). Moscow: "Drevlekhranilishche" Publ. (in Russian).
18. Kovalevskii, M. M. 1886. In Iuridicheskii vestnik (Juridical Herald) 21 (2). Moscow, 238254 (in Russian).
19. Koval', Yu. V. 2015. In Gaidukov, P. G. (ed.). Goroda i vesi srednevekovoi Rusi: arkheologi-ia, istoriia, kul'tura (Towns and Villages of Medieval Russia: Archaeology, History, Culture). Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences; Vologda: "Drevnosti Severa" Publ., 229-239 (in Russian).
20. Koval', V. Yu. 2010. Keramika Vostoka na Rusi. IX—XVII veka (Oriental Ceramics in Rus'in 9th—17th Centuries). Moscow: "Nauka" Publ. (in Russian).
21. Koval', Yu. V. 2010. In Makarov, N. A., Koval', V. Yu. (eds.). Rus'i Vostokv IX-XVIvekakh: Novye arkheologicheskie issledovaniia (Rus' and Orient in 9th — 16th Centuries: New Archaeological Studies). Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences; "Nauka" Publ., 76-85 (in Russian).
22. Kopytoff, I. 2006. In Vakhshtain, V. (ed.). Sotsiologiia veshchei (Sociology of Things). Moscow: "Territoriia budushchego" Publishing House, 134-168 (in Russian).
23. Kravchenko, E. E. 2015. In Bocharov, S. G., Sitdikov, A. G. (ed.). Genuezskaia Gazariia i Zolotaia Orda (The Genoese Gazaria and the Golden Horde). Series: Archaeological Records of Eastern Europe. Kazan; Simferopol; Kishinev: "Stratum Plus" Publ., 411-478 (in Russian).
24. Kramarovskii, M. B. 2009. In Belyaev, L. A. (ed.). Archeologia Abrahamica. Issledovaniia v oblasti arkheologii i khudozhestvennoi traditsii iudaizma, khristianstva i islama (Archeologia Abrahamica. Studies in Archaeology and Artistic Tradition of Judaism, Christianity and Islam). Moscow: "Indrik" Publ., 395-432 (in Russian).
25. Lesman, Yu. M. 1990. In Yanin, V. L., Gaidukov, P. G. (eds.). Materialy po arkheologii Novgoroda. 1988 (Materials on the Archaeology of Novgorod: 1988). Moscow: Novgorod Archaeological Expedition, 29-98 (in Russian).
26. Luchitskii, I. V. 1885. In Universitetskie izvestiia (Bulletin of the University) 1. Kiev. (Offprint) (in Russian).
27. Luchitskii, I. V. 1886. In Universitetskie izvestiia (Bulletin of the University) 11. Kiev, 192219 (in Russian).
28. Orudzhev, R. 2015. Interv'iu o rabotakh v Tveri v 2015 godu (Interview on the Works in Tver in 2015). Online resource: http://www.kp.ru/daily/26466/3336658 (in Russian).
29. Bychkov, Yu. A., et al. (comp.). 1996. Petr Baranovskii. Trudy, vospominaniia sovremen-nikov (Petr Baranovsky: Works, Memoirs of Contemporaries). Moscow: P. D. Baranovsky's Fund; Moscow City Branch of the All-Union Society of Historical and Cultural Sites Protection (in Russian).
30. Poluboiarinova, M. D. 1978. Russkie liudi v Zolotoi Orde (Russian People in the Golden Horde). Moscow: "Nauka" Publ. (in Russian).
31. 31. Poluboiarinova, M. D. 1993. Rus' i Volzhskaia Bolgariia (Rus' and Volga Bulgaria). Moscow: "Nauka" Publ. (in Russian).
32. Rozenberg, L. I. 1987. In Dashkevich, P. (ed.). Etnicheskie gruppy v gorodakh evropeiskoi chasti SSSR (formirovanie, rasselenie, dinamika kul 'tury) (Ethnical Groups in the Cities of the European Part of USSR (Formation, Settlement, Dynamics of Culture)). Moscow: Academy of Sciences of the USSR, 16-26 (in Russian).
33. Rudenko, K. A. 2015. In Bocharov, S. G., Sitdikov, A. G. (ed.). Genuezskaia Gazariia i Zolotaia Orda (The Genoese Gazaria and the Golden Horde). Series: Archaeological Records of Eastern Europe. Kazan; Simferopol; Kishinev: "Stratum Plus" Publ., 255-364 (in Russian).
34. Sitdikov, A. G., Shakirov, Z. G. 2009. In Belyaev, L. A. (ed.). Archeologia Abrahamica. Issledovaniia v oblasti arkheologii i khudozhestvennoi traditsii iudaizma, khristianstva i islama (Archeologia Abrahamica. Studies in Archaeology and Artistic Tradition ofJudaism, Christianity and Islam). Moscow: "Indrik" Publ., 385-394 (in Russian).
35. Trembitskii, A. A. 1999. Po Zapadnomu okrugu. Fili. Kuntsevo. Opisanie zhizni rodnoi zemli (Across the Western District. Fili. Kuntsevo. Description of Life in Homeland). Moscow: "Kompaniia Sputnik" Publ. (in Russian).
36. Fyodorov-Davydov, G. A. 1966. Kochevniki VostochnoiEvropypodvlast'iuzolotoordynskikh khanov: Arkheologicheskie pamiatniki (East-European Nomads under the Golden Horde's Khans: Archaeological Sites). Moscow: Moscow State University (in Russian).
37. Ferro, M. 1992. Kak rasskazyvaiut istoriiu detiam v raznykh stranakh mira (Comment on raconte l'histoire aux enfants : à travers le monde entier). Moscow: "Vysshaia shkola" Publ. (in Russian).
38. Khairetdinov, D. Z. 2002. Musul'manskaia obshchina Moskvy v XIV - nachale XX veka (Muslim Community in Moscow in 14th — Early 20th Centuries). Nizhny Novgorod: "Medina" Publishing House (in Russian).
39. Engovatova, A. V. 2012. Arkheologiia drevnego Iaroslavlia. Zagadki i otkrytiia (Archaeology of Ancient Yaroslavl: Riddles and Discoveries). Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences.
40. Yavorskaya, L. V. 2015. In Bocharov, S. G., Sitdikov, A. G. (ed.). Genuezskaia Gazariia i Zo-lotaia Orda (The Genoese Gazaria and the Golden Horde). Series: Archaeological Records of Eastern Europe. Kazan; Simferopol; Kishinev: "Stratum Plus" Publ., 197-206 (in Russian).
41. Alexander, J. 2001. Islam, archaeology and slavery in Africa. World Archaeology. Vol. 33, n. 1, 44-60.
42. Avni, Gideon. 2014. The Byzantine-Islamic Transition in Palestine. An Archaeological Approach. Oxford (Oxford Studies in Byzantium).
43. Beliaev, L. A., Chernetsov, A. 1999. Edited by Gulru Necipoglu. The Eastern Contribution to Medieval Russian Culture. Muqarnas. An Annual on the Visual Culture of the Islamic World 16. Leiden: Brill, 97-124.
44. Boone, J. L. 2009. Lost Civilization: The Contested Islamic Past in Spain and Portugal (Debates in Archaeology).
45. Georgopoulou, M. 2004. The Artistic World of the Crusaders and Oriental Christians in the Twelfth and Thirteenth Centuries. Gesta XLIII (2): Encounters of Islam, 115-128.
46. Grabar, O. 1971. Islamic Archaeology: An introduction. Archaeology XXIV (3). Islamic Archeology, 196-199.
47. Guichard, P. 1973. AlAndalus, 711-1492: Une histoire de l'Andalousie arabe. Paris : Hachette (trans. 1976).
48. Hillenbrand, C. 1999. The Crusaders. Islamic Perspectives. Edinburgh: University Press.
49. Insoll, T. 1999. The Archaeology of Islam. Oxford: Blackwell.
50. Jardine, L. 1998. Worldly Goods: a new history of the Renaissance. New York; London.
51. Jardine, L., Brotton, J. 2000. Global Interests: Renaissance Art Between East and West. Ithaca; New York.
52. Johns, J. Islamic archaeology at a difficult age. Art and Archaeology of the Islamic Mediterranean. The Khalili Research Centre University of Oxford. Electronic resource: http://www. antiquity. ac.uk/reviews/johns326.html.
53. Kopytoff, I. 1986. The Cultural Biography of Things: Commoditization as Process. In Ap-padurai, A. (ed.). The Social Life of Things: Commodities in Cultural Perspective. Cambridge, 65-91.
54. Millwright, M. 2010. An Introduction to Islamic Archaeology. (The New Edinburgh Surveys, edited by Carole Hillenbrand). Edinburgh: Edinburgh University Press,
55. Milwright, M, Defining Islamic Archaeology. Some Preliminary Notes. Electronic resource: web.mit.edu/akpia/www/articlemilwright.pdf.
56. Nickles, Ch. E. 2004. Builders, Patrons and Identity: the Domed Basilicas of Sicily and Calabria. Gesta XLIII (2). Encounters of Islam, 99-114.
57. Ousterhout, R. 1995. Ethnic Identity and Cultural Appropriation in Early Ottoman Architecture. Muqarnas XIII, 48-62.
58. Ousterhout, R. 2004. The East, the West and the Appropriation of the Past in Early Ottoman Architecture. Gesta XLIII (2). Encounters of Islam, 165-176.
59. Petersen, A. 2005. The Towns of Palestine under Muslim Rule AD 600-1600. BAR International Series.
60. Schick, R. 1995. The Christian Communities of Palestine from Byzantine to Islamic Rule. Princeton, N. J.
61. Vernoit, S. 1997. The Rise of Islamic Archaeology. In Gulru Necipoglu (ed.). Muqarnas: An Annual on the Visual Culture of the Islamic World XIV. Leiden: E. J. Brill, 1-10.
62. Walmsley, A. 2004. Archaeology and Islamic studies: the development of a relationship. From Handaxe to Khan: essays presented to Peder Mortensen on the occasion of his 70th birthday. Aarhus Universitetsforlag, Aarhus, 317-329.
About the Author:
Belyaev Leonid A. Doctor of Historical Sciences. Institute of Archaeology of the Russian Academy of Sciences. Dmitry Ulyanov St., 19, Moscow, 117036, Russian Federation; [email protected]
