CC BY
33
мнение местного населения. Мы с нетерпением ждем, когда российское государство решит все те проблемы, которые президент перечислил в своем послании.
«Военно-промышленный курьер», М., 27июля—2 августа 2005 г.
Ольга Четверикова,
историк
ИСЛАМИЗИРОВАННАЯ ЕВРОПА:
НОВАЯ УТОПИЯ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ КОНЦА XXI в.?
Рассматриваемая нами проблема имеет несколько аспектов, и самый главный из них — это вопрос об исламе в Европе как части международной стратегии. Он играет крайне важную роль как в геополитике исламских государств, так и в геополитике США. Однако геостратегический взгляд на роль внутреннего ислама европейской элитой не одобряется. Честно и беспристрастно оценить деятельность исламских организаций и роль исламских государств в их развитии пытаются независимые исследователи. Но последние часто навлекают на себя обвинения со стороны европейских интеллектуалов в «политнекорректности», а со стороны мусульман — в «исламо-фобии» (во Франции впервые это слово употребил Т.Рамадан). По мнению французского исследователя К.Монике, политическая корректность в отношении ислама приобрела чрезмерный характер. На западе позволено критиковать все: христианство, оккультную власть масонства, профсоюзы, капитализм, «можно смеяться над папой, над матерью Терезой, над далай-ламой, но никогда — над исламом, поскольку тут же будешь обвинен в расизме». Однако существует определенный круг европейских аналитиков, рассматривающих проблему ислама с точки зрения государственно-национальных интересов. Это позволяет по-иному взглянуть на роль исламских организаций и оценить поведение европейских политиков.
Исламская геополитика родилась из Корана. Она имеет теологические корни и неразрывно связана с задачей утверждения Уммы — религиозной общности всех мусульман, ведущей свое начало с общины собравшихся в Мекке вокруг Мухаммеда. С созданием мусульманского государства практические потребности освоения своего пространства и захвата чужого стали диктовать ей особые политиче-
ские установки. Геополитическое пространство структурируется мусульманскими богословами исходя из критерия распространения веры и власти и из учета того, что интересы мусульман считаются защищенными только под их собственной властью. В соответствии с этим традиционная исламская доктрина определяет три мировых пространства, символически обозначаемых с помощью понятия «дом» или «мир»: это дом подчинения Аллаху и миру, «мир ислама» (Дар аль-Ислам), «мир войны» (Дар аль-Харб) и «территория примирения» или «мир согласия» (Дар ас-Сульх).
Первое — это территория, где суверенитет и политическая власть осуществляются и контролируются мусульманами и которая управляется по закону шариата. Защита «дома ислама», а также расширение зоны ислама является священным долгом каждого мусульманина. В «доме ислама» допускают веротерпимость только по отношению к «людям Писания», т.е. последователям монотеистической или авраамистической религии — иудеям, христианам, сабеистам и даже зороастрийцам. «Люди Писания» подчиняются исламскому закону и платят специальный налог — джизью, позволяющий им быть «под покровительством договора» (зимми). Зимми лишены права поступать на государственную и военную службу, политически нейтрализованы, социально подчинены исламскому образу жизни и не имеют права проявлять никакого прозелитизма, а, напротив, должны следовать некоторым императивам шариата. Требование монотеизма или единобожия является основным и при делении мирового пространства на правовые области: между монотеистическими и немонотеистическими государствами утверждается международно-правовое неравенство. Как писал египетский юрист М.Т. аль-Гунейми, «государство, согласно мусульманскому международному праву, не имеет права претендовать на юридическое равенство, если оно не обладает определенной степенью цивилизации, т.е. если его цивилизация не принимает форму идеи единства бога».
Второе — область войны — это неисламские территории, которые состоят из населенных мусульманами и немусульманами стран, находящихся под властью немусульман. Такова территория Европы в Средневековье и в XVII—XVIII столетиях (в XIX в. западная экспансия колонизировала большую часть планеты).
В отношении же третьей зоны среди юристов-теологов нет единства взглядов и однозначного понимания. Большинство, однако, сходится в том, что между «домом ислама» и «домом войны» можно
допустить передышку (согласия), если у мусульман недостаточно сил, но только в том случае, если она позволяет обеспечить первенство ислама. Как объясняет один из суннитских теологов и юристов, «имам может устанавливать мир с политеистами, если это дает преимущества исламу и религии и если он надеется таким образом привести их мягко к принятию его веры». То есть мир возможен только с единственной целью — в будущем покорить «мир войны». Это и есть «территория примирения», Дар ас-Сульх, включающая немусульманские страны с немусульманским правительством, которые находятся в зависимости от мусульманского мира. После деколонизации и особенно с окончанием «холодной войны» значение концепции Дар ас-Сульха возросло, она приобрела как бы новое дыхание. Дело в том, что почти полное экономическое господство запада в «мире ислама», постоянная миграция мусульман в старый «мир войны» усложнили до этого относительно простые положения улемов. Поскольку же Дар аль-Харб слишком могуществен, чтобы его подчинить силой, а Дар аль-Ислам слишком подчинен неверным, смысл Дар аль-Сульха как зоны компромиссов приобретает особое значение. Некоторые исследователи определяют его следующим образом: мусульмане «обнимают руку, которую они не могут отрезать». Иммигрируя, они пытаются распространять свою веру среди неверных, способствуя развитию ислама в условиях, когда он не может еще господствовать.
Таким образом, основа признания «дома ислама» носит не культурный, а религиозно-политический характер. Согласно лондонской Декларации 1983 г. (принятой по окончании Международного семинара «Государство и политика в исламе»), «религия и политика (политическая практика) составляют неделимое целое, и любое представление ислама на основе разделения религии и политики (политической практики) является неприемлемым для Уммы». Целью теократии ислама является распространение его власти и закона по всему миру, поэтому с «миром войны» либо воюют, либо подчиняют через «дом перемирия». Мы уже отмечали, что улемы, представляющие «умеренный» ислам в Европе, пытаясь примирить геополитические установки ислама с требованиями современной ситуации, согласились с тем, что старое понятие Дар уль-Харб устарело и необходимо разработать новые концепции, которые смогли бы отразить это присутствие мусульман в Европе. Однако на геополитические установки самих мусульманских государств это никак не повлияло.
Ислам активно заявил о себе на международной арене с конца 70-х годов XX в. Именно тогда возрастает и значение фундаментализма как системы философско-религиозных взглядов, получившей свое конкретное выражение в форме политической практики на уровне конкретных государств, политических движений, партий и организаций. Эти организации стали называть интегристскими или исламистскими. В своем развитии фундаментализм, как и исламизм, прошел несколько этапов. Формирование его идеологической матрицы и основной сети распространения произошло в конце 20—60-х годов. Тогда сами представители арабского мира считали ислам малозначительным фактором, не оказывавшим особо заметного влияния на мотивацию, планирование и принятие решений их государств. Только во второй половине 60-х — начале 70-х годов для успеха фундаментализма создаются благоприятные условия, что было связано с процессом, получившим название «исламское пробуждение». Среди основных его факторов — неудачи программ ускоренной модернизации по западной и советской моделям; ослабление националистических светских идеологий в связи с поражением арабских стран в войне с Израилем (1967); неудачи межгосударственных объединительных проектов в мусульманском мире на национальной основе. Но все-таки решающим фактором стало достижение значительной финансовой мощи нефтедобывающими странами — Саудовской Аравией, Кувейтом, Ливией.
С 1974 г., после энергетического кризиса, происходит уже уверенное утверждение главных очагов исламизма — Королевства Саудовской Аравии, Пакистана и Ирана. 80—90-е годы стали временем активной экспансии исламизма и осуществления попыток распространить саудовскую, пакистанскую и иранскую модели на окружающие страны (Судан, Тунис, Ливан, Палестина, Афганистан, Турция) через многочисленные исламистские организации. Последние заявили о себе в самых разных формах — от парламентской (как в Турции) до вооруженной борьбы против правительства (как в Алжире). В период противоборства социализма и капитализма, когда во многом эффективность систем доказывалась результатами социально-культурного развития общества, исламский мир утверждался благодаря включению вопроса социального выбора в программы развития и поиска социальной справедливости на путях «религиозного совершенства». Фундаментализм при этом активно поддерживался Западом для противодействия социалистическому выбору. После раз-
вала СССР и внутренней деградации капитализма ислам стал восприниматься как альтернативное мировоззрение. И в этих условиях фундаменталистские организации стали играть роль главного орудия его утверждения, проникая на все уровни общественной жизни. Они активно влияют на внутреннюю и внешнюю политику всех мусульманских государств, даже тех, которые рассматриваются как сугубо светские. Во внутренней политике это проявляется в утверждении шариата как основы законодательства (в соответствии с поправками в конституциях), разрешении религиозным партиям участвовать в политической жизни, активном использовании исламских ценностей и риторики. На внешнеполитическом уровне разрабатываются исламская теория международных отношений, концепция «исламского экономического порядка» и международной безопасности, идея создания «исламских объединенных наций». Особую роль в этих условиях призваны сыграть мусульманские общины в Европе. В настоящее время главное и наиболее действенное влияние на них с целью их фундаменталистской реисламизации осуществляется в рамках широкой стратегии четырех полюсов исламистского развития. А именно:
— Саудовской Аравии и тех институтов, которые она непосредственно контролирует (Организация Исламская Конференция, ваххабитские движения, европейские исламистские центры и др.);
— пакистанского полюса, включающего Пакистан и зависящие от него организации (Конгресс мусульманского мира, движения део-банди, фундаменталистский суфизм, движения «Таблиг» и «Джамаат и-ислами»);
— различных национальных подразделений Всемирной организации «Братьев-мусульман»;
— турецкого ислама, представленного в Европе как ортодоксальным государственным исламом (несмотря на принцип светскости), так и исламистской турецкой организацией, близкой к «Братьям-мусульманам», Милли Гюрюш, филиалом партии Фазилет Н.Эрбакана. Именно эти организации играют главную роль в распространении ислама в Европе.
Ассоциация «Братьев-мусульман» стала одной из первых и наиболее известной исламистской организацией, которую основал в Египте в 1928 г. Хасана аль-Банна, разработавший политико-религиозную доктрину, ставшую основой исламского фундаментализма. Из нее вышло большинство исламистских движений в арабо-суннитском мире. Другая группа исламистских теоретиков и движе-
ний вышла из индо-пакистанского мира и оказала самое серьезное социально-политическое влияние не только на Индийский регион, но и на мусульманское сообщество Европы. Речь идет о пиетистском фундаменталистском движении «Джамаат ат-таблиг» и партии «Джа-маат и-ислами» (основатель и лидер — Абу аль-Ааля Мавдуди), созданной на основе модели «Братьев-мусульман», являющейся одной из главных составляющих международного суннитского исламизма. Целью этих организаций является не просто восстановление ислам -ского государства, но построение всемирного государства с шариатом в качестве основного закона. Поэтому они всегда подчеркивали, что цели ислама и национализма не только несовместимы, но диаметрально противоположны. Роль Пакистана особенно эффективна в экспансии радикального исламизма в Европе, что во многом объясняется следующим обстоятельством. Абу аль-Ааля Мавдуди придерживался всегда легалистского исламизма, делающего главную ставку на «подрывную деятельность в области образования» и на коммуни-таристскую политику, нежели на насилие.
Однако ведущими идеологами геополитической экспансии ислама в другие страны стали последователи Ибн Абдель-Ваххаба в Королевстве Саудовской Аравии, которое в настоящее время играет основополагающую роль в стратегии исламизации Европы. Укрепление и подъем Саудовской Аравии связан и с религиозными, и с финансово-экономическими факторами. Благодаря своему положению хранителя двух святых мечетей, а также крупному финансовому потенциалу, это государство всегда претендовало на роль единственного лидера мусульманского мира. Но именно в 60-е годы, когда во многих мусульманских государствах основное направление развития приняло антиимпериалистический характер с антикапиталистической направленностью и это представило угрозу монархическим режимам, страна выступила инициатором осуществления идеи создания широкого международного политического блока на религиозной основе для проведения политики под лозунгом мусульманского неприсоединения в рамках движения «Мусульманская солидарность». Главным событием здесь стало проведение в Рабате (1969) конференции мусульманских стран на высшем уровне с участием 25 государств. Было положено начало формированию Организации Исламская Конференция (ОИК), устав которой был принят в 1972 г. Та позиция, которую занимает Саудовская Аравия в аппарате ОИК, сравнима с позицией США в аппарате ООН. В настоящее время она вносит свыше 10% от
общего бюджета Генерального секретариата ОИК и вспомогательных органов; на ее территории размещается большинство структурных подразделений организации, важных в идеологическом и финансовом плане; а ее подданные наравне с гражданами Пакистана занимают в системе ОИК ключевые административные посты. Королевство играет важнейшую роль в реализации концепции «исламской солидарности», выступающей и как определяющий принцип внешней политики мусульманских стран на пути реализации идей панисламизма, и как наиболее гибкая формула межгосударственного сотрудничества и единения на религиозной основе.
ОИК стала первым субъектом международного права, созданным на религиозной основе, ставящим своей целью укрепление исламской солидарности между ее членами. Но показательно вот что. Членом ОИК, как считается, может быть государство, где мусульмане составляют не менее 50% населения. Однако в некоторых из 51 членов ОИК исповедующее ислам население составляет меньшинство (Камерун — 20%, Малави — 10, Уганда — 6%). Поэтому и Россия с ее 14—15%, и отдельные европейские государства с их 5—7% мусульман могут вполне рассматриваться ОИК как потенциальные члены. Тем более что, по замыслу ее основателей, исходящему из концепции Ум-мы, все государства, где есть мусульмане, должны быть преобразованы в «исламские». Учитывая это, ОИК отказалась от переименования в Организацию исламских государств. Фактически ее деятельность в области поддержки и оказания помощи мусульманским меньшинствам в неисламских странах стала религиозно обоснованной формой вмешательства во внутренние дела других государств. После 1973 г. чрезвычайное обогащение Саудовской Аравии в результате резкого повышения цен на нефть сделало возможным превращение ее в главного финансиста экспансии фундаменталистского ислама, осуществляемой через суннитских исламистов и ваххабитов. Роже Гароди назвал ее «эпицентром интегристских потрясений в мусульманском мире». Через контролируемые ею международные организации, холдинги и банки, действуя в тандеме с США, взявшими на себя роль военного поставщика, Саудовская Аравия развивает дипломатию, в которой религиозный вектор является определяющим. Прозелитизм осуществляется и на Ближнем Востоке, и в Африке, и в Европе.
В силу самой своей догматики ислам предполагает обращение к силовому государственному принуждению как внутри, так и вне страны. Такое сопринуждение может сочетаться с принуждением
экономическим. Поэтому и военно-политическая активность мусульманских экстремистских группировок пользуется вполне законным, по меркам ислама, государственным покровительством. Благодаря титаническим усилиям и идеологической завуалированности влиятельных саудовских покровителей и стал возможен быстрый рост численности исламистских организаций в Европе. После войны в Персидском заливе, с начала 90-х годов официальная помощь исламистам уменьшилась. Но она продолжает осуществляться по другим каналам, так как ваххабитская духовная власть пользуется относительной дипломатической автономией и имеет собственную сеть. Финансирование происходит через множество обществ-ширм, большая финансовая помощь идет от принцев вне контроля официального режима.
Координационная деятельность в Европе в рамках геополитической стратегии идет двумя путями. Первый — это объединение мусульман, культурно и религиозно далеких от ваххабизма, посредством предоставления финансовых средств для обучения, подготовки проповедников и имамов и строительства мечетей. Второй — символическое утверждение через строительство в европейских столицах престижных исламских центров. Они создаются после подписания соглашений с европейскими государствами и таким образом приобретают «ауру» официального ислама. Исламские культурные центры в Риме, Вене, Мадриде, Брюсселе, Лондоне, Женеве, деятельность которых координирует Лига исламского мира, почти все контролируются Саудовской Аравией. Многие центры в Лондоне, Женеве, Германии финансируются также Пакистаном при посредстве Конгресса мусульманского мира. Исламистские движения работают согласованно с фундаменталистскими государствами, хотя это не афишируется. Наиболее ярким свидетельством этого является деятельность исламского Института подготовки имамов Европы в Сан-Леже-де-Фуржере во Франции. Он был создан в 1992 г. Союзом исламских организаций Европы под официальным названием «Европейский институт общественных наук» с целью подготовки имамов, знающих европейские языки и привычки (имитация методов прозелитизма иезуитов). Финансируется он Саудовской Аравией, Кувейтом и Эмиратами, а фонды переводятся транзитом через Исламский международный благотворительный фонд или Высший Совет мечетей в Мекке. Само руководство института не скрывает, что оно связано с ассоциацией «Братьев-мусульман», однако Министерство внутренних дел
Франции не обладает никакими правовыми средствами для того, чтобы помешать инфильтрации в страну исламистских движений.
В последние годы в деятельности исламистов в Европе растет значение четвертого полюса. Исконное неприятие светской национальной культуры дошло и до Турции. Когда во второй половине 80-х годов в стране началась политика деэтатизации и либерализации экономической и политической жизни, ислам вернул себе статус одного из самых влиятельных духовных и политических институтов. В стране возникают многочисленные исламистские и пантюркистские организации, фонды и общества, возрождаются тарикаты (религиозные ордена). Особенно влиятельной становится религиозная община Фет-хуллаха Гюлена, проповедника учения нурджизма, которая получает через сложную систему связей негласную финансовую поддержку как со стороны партий власти, так и от саудовского капитала. Тогда же, как пишет Э.Тушальп, в США было решено экспортировать в Турцию теорию «мягкого ислама». «В страну начали прибывать агенты ЦРУ... Единственное, о чем они говорили — период кемализма в Турции кончился, на Ближнем Востоке должен главенствовать "мягкий ислам"». В причастности к деятельности ЦРУ подозревается и Фет-хуллах Гюлен, который в 1991 г. с началом войны в Персидском заливе был отправлен из США (где он находился на лечении) в Турцию с целью «консолидировать турецких исламистов на идее тюркско-исламского синтеза».
Какова же непосредственно та роль, которую в соответствии с планами исламизма призваны сыграть мусульманские общины в Европе? Здесь совершенно четко прослеживаются две ключевые задачи или цели.
Во-первых, Европа рассматривается как «тыловая база» для исламистов, преследуемых в собственных странах. Поскольку здесь гарантируются широкие гражданские права, исламизм добивается через мобилизацию деятельности местных мусульман превращения их в реальную политическую силу, способную оказывать определенное влияние в своем регионе. Из них создают «верующие сообщества», настоящие полувоенные группировки, предназначенные для развертывания религиозных и политических революций в «реакционных» арабских государствах — таких как Марокко, Турция, Египет. Как заявил Омар Бакри Мухаммед (глава исламистского английского движения «Хижб ат-Тахрир»), Германия, Англия, Франция, Бельгия, Италия и Швеция являются жизненно важными «тыловыми базами»
для всего исламского мира. Характерно в связи с этим, например, что основные источники финансирования турецких исламистских движений, которые добились первых своих успехов на законодательных и муниципальных выборах 1994 и 1995 гг. в Турции, происходили из влиятельного турецкого сообщества Германии, в которой имамы-интегристы, неугодные в своей стране, могут спокойно проповедовать свои взгляды. Радикальная алжирская организация «Исламский фронт спасения» (ИФС) также пользуется в Германии поддержкой многочисленных исламистских суннитских движений, а также богатых иранских предпринимателей-шиитов. Не случайно глава ИФС Абасси Мадани утверждал в 1993 г., что чувствует себя в большей безопасности в Германии, чем во Франции. Получается, что светская демократическая Западная Европа финансирует радикальную реис-ламизацию самого сильного мусульманского государства и самого верного мусульманского союзника США в Средиземноморье и на Ближнем Востоке.
Во-вторых, мусульманские сообщества Европы представляют зародыш будущего европейского полностью исламизированного общества. Именно в этом цель стратегии «добровольного гетто», и именно в этом пункте фундаменталистские исламские государства и исламисты абсолютно едины. Рассматривая Европу как «второй фронт», они добиваются превращения общин в настоящие юридические и политические анклавы, которые по мере своего роста смогут оказывать определяющее влияние на политические процессы в европейских странах. Исследователь Бернар Левис называет эту ситуацию третьей попыткой мусульманского вторжения в Европу, которая осуществляется с большим успехом, чем предыдущие. «Капитал и рабочая сила одержали победу там, где мавританское, а затем турецкое оружие потерпело поражение», — пишет он. Если раньше Европа рассматривалась мусульманами как нечто отдаленное, то теперь в исламистском комбинированном геополитическом проекте она превращается в один из важнейших центров ислама. Мусульмане настойчиво закрепляются в странах приема, но вместе с тем они связаны со странами происхождения множеством религиозных, лингвистических, культурных и семейных нитей. Местные общины находятся под особым влиянием иностранных ассоциаций, которые скрупулезно контролируют исполняемые ими культ и обряды. И даже если среди проживающих в Европе мигрантов лишь незначительная часть их реально относится к верующим, это не меняет дела. Отход от ислама
происходит только в случае отречения от религии. А оно санкционирует не только потерю веры, но является политико-юридическим актом, означающим разрыв с Уммой и с иностранными государствами, влекущим за собой соответствующие последствия. Но если и нет отречения, то даже не практикующий мусульманин связан с исламом различными правилами и социальными привычками, которые, хотя и выглядят как культурные особенности, постоянно напоминают ему о его принадлежности к сообществу. Именно эти особенности восприятия исламской идентичности и недооцениваются современным европейским светским мышлением, не имеющим должного понимания смысла связей мусульман со страной их происхождения.
Для осуществления своих ключевых целей исламизм применяет две соответствующие стратегии, которые могут показаться взаимоисключающими, но на самом деле прекрасно дополнят друг друга. Речь идет о стратегии «засылки» и стратегии «разрыва», которые часто предполагают одинаковое поведение. Например, активное участие в социальных действиях, в проявлении солидарности, в финансировании культуры и образования, в защите коммунитаризма. Но различаются они в следующем.
Стратегия «засылки» заключается в использовании легальной системы и отстаивании интеграции для проникновения в соответствующие учреждения с целью изменения их изнутри. Она предполагает активное участие в развитии коммунитаристской культуры. Последняя, как мы имели возможность убедиться, является препятствием для интеграции, так как на самом деле институционализирует различия, превращая их в центральную тему для общественных дискуссий и повод для различного рода социальных действий. Сторонниками ее являются ассоциация «Братьев-мусульман» и те организации, которые непосредственно с ней связаны или находятся под ее влиянием. Наиболее известным представителем этой стратегии является Т.Рамадан, а наиболее видной «засылочной» организацией — Союз исламских организаций Франции, получивший 14 мест из 41 во Французском Совете мусульманского культа и объединяющий 200 ассоциаций и 70 тыс. членов. Такого рода организации действуют, и очень активно, в большинстве европейских стран.
А вот стратегия «разрыва» направлена на создание постоянной напряженности в отношениях с властями, позволяющей исламистам определять реальное соотношение сил, а также решимость и способность последних противостоять радикализму. Изображая европей-
ские государственные институты как дискриминационные, они всячески провоцируют противодействия и столкновения, что является мобилизующим фактором для местных мусульман Европы. Типичным примером подобного подхода стала деятельность Партии мусульман Франции — первой французской партии, созданной на конфессиональной основе и пользующейся поддержкой турецкой Милли Гюрюш.
Каковы же те средства давления, которыми располагают исламисты в отдельных странах Европы? Великобритания стала первой западноевропейской страной, позволившей развитие на своей территории фундаменталистского ислама. Дело в том, что идеи той политики коммунитаризма, которая сегодня здесь осуществляется, были разработаны организациями «Таблиг» и «Джамаат и-ислами» еще в те годы, когда англичане решили использовать карту исламского кон-фессионализма для раскола антиколониального фронта в Индии. Успешно применив концепцию коммунитаризма в индийских условиях для создания мусульманского государства, индо-пакистанские мусульмане, будучи гражданами Содружества и пользуясь свободой передвижения, экспортировали данную модель отношений в Великобританию, а затем и в другие европейские страны, используя в своих целях главный рычаг — «антирасизм». В настоящее время в Великобритании широко представлены революционные исламские идеи, проповедником которых выступает Мусульманский Институт в Лондоне. Он издает журнал на двух языках; проводит конференции, семинары на трех континентах; имеет представительства в ряде государств. В Лондоне же находится его агентство печати. Глава Института, Калим Сиддики, основавший в 1992 г. уже упоминавшийся Мусульманский парламент в Лондоне, вышел из индо-пакистанского направления исламистской организации А.А.Мавдуди. Первую демонстрацию силы исламисты осуществили во время дела Рушди, которое было использовано для усиления их контроля над мусульманским населением Англии. Активную роль тут играли движения, контролируемые, главным образом, созданной в 1962 г. Исламской миссией Великобритании и ее исследовательским институтом, получающим финансовую помощь от Пакистана и стран Персидского залива. Миссия ставит перед собой задачу осуществления интенсивной прозелитистской деятельности для установления «исламского социального порядка в Великобритании». Сегодня английские исламисты достигли такого уровня инфильтрации в административные и соци-
альные структуры, что их влияние не ограничивается сферами образования и религиозной общинной деятельности. Главная ставка делается на англоговорящую молодежь и представителей государственного аппарата, с тем чтобы подготовить переход от фрагментарного муниципального коммунитаризма к требованиям коммунитаризма на национальном уровне. Благодаря эффективному прозелитизму и финансовым средствам исламисты добились вовлечения в ряды ислама десятков тысяч англичан (по некоторым данным, уже около 100 тыс.), наиболее радикальные из которых вошли в Партию исламского освобождения, созданную из отколовшейся от «Братьев-мусульман» группы. Распространена такая форма признания: «Я не являюсь англичанином-мусульманином, я мусульманин, живущий в Англии». Этот процесс, при котором местные неофиты, привлекаемые мистикой и социальной проповедью ислама, становятся питательной средой для экстремистских организаций, типичен как для Европы в целом, так и для нашей России. Систематически в Великобритании находят убежище наиболее радикальные представители исламизма. Недаром в журналистских кругах столицу страны называют Лондонистаном, а саму Англию — «раем» для исламистов. Это объясняется, с одной стороны, традиционной терпимостью британских властей в отношении любой формы политического самовыражения. С другой, — наличием в стране крупных арабских банков, некоторые из которых контролируют финансовые потоки исламистов. Широко представлены в Лондоне и основные арабские газеты. Сегодня в стране насчитывается более 4 тыс. исламистских организаций, которые формируют сети исламизма по всей Европе.
Второй после Великобритании страной, наиболее благоприятной для исламистов, является Германия, поскольку именно здесь действует внешний аппарат турецкого суннитского исламского революционного течения. Речь идет о хорошо структурированной организации Милли Гюрюш, обладающей большим экономическим потенциалом, и Исламском центре бывшего муфтия А.Каплана. Они придерживаются исламистского радикального направления и имеют тесные связи с Партией Процветания, которой оказали значительную финансовую поддержку во время выборов 1995 г. Кроме того, Германия является и полем деятельности для ваххабитов и исламистов «Братьев-мусульман». Интересно, что именно в Экс-ля-Шапелль, католическом центре и бывшей столице Карла Великого, «Братья-мусульмане» основали Центр по изучению Мечетей Билала, который
известен всей Европе благодаря своим семинарам. Особенно активно заняты пропагандой своих взглядов и саудиты, использующие для этого различного рода исследовательские центры. Так, королевская семья Саудовской Аравии построила в Бонне исламскую Академию, которая функционирует одновременно как культурный центр и как лицей для 500 учащихся. В конце 2001 г., по данным Ведомства по охране конституции, численность исламистов в стране оценивалась в 31,5 тыс. человек, входивших в 17 радикально-исламистских организаций.
Во Франции исламистские организации присутствуют на всей территории страны, хотя и подпольно. Это и «Братья-мусульмане», и «Джамаат и-ислами», и Милли Гюрюш. Здесь в условиях универсализма и жесткого централизма процесс создания «добровольного гетто» стал особенно опасен. Новые районы, где живут иммигранты, превратились в мусульманские анклавы, что создает условия для создания диссидентских исламистских партий. Ситуация во Франции все больше приближается к английской.
В Италии, где ислам присутствует в большинстве городов, главными очагами исламского интегризма стали Турин, Болонья, Флоренция и Перуджа. Особенно активны тут алжирцы из ИФС, египтяне и тунисцы, связанные с «Братьями-мусульманами». Близкие к «Братьям-мусульманам» турецкие исламистские ассоциации стали активно внедряться с 1990 г. и в Испанию. Впрочем, существование в самом Мадриде Культурного исламского центра, а также большой мечети (оба проекта были профинансированы Саудовской Аравией и Всемирной Арабской лигой) доказывает, что Испания также пребывает в зоне влияния саудитов. Это влияние, кроме того, заметно в Андалусии, особенно Марбелье, туристском центре, буквально монополизированном королевской семьей Саудовской Аравии, никогда и не скрывавшей своего желания «реколонизировать» Андалусию. Идет активная исламизация и самих испанцев. Испанцев-мусульман больше всего в Мадриде, где действует ультрафундаменталистское движение «Аль-Морабитун», вдохновляемое новообращенными испанцами и шотландцами.
Особый случай представляет собой Швейцария, где иммигранты-мусульмане, владеющие крупными финансами, не имеют особых проблем. Исламские группы давления обладают здесь наиболее широким полем для маневра в своей пропагандистской деятельности. Поддерживая связи с местными исламскими банками, исламисты
используют эту страну как одну из своих наиболее надежных легальных «тыловых баз», предназначенную для снабжения оружием и другими средствами. Женева также стала предпочтительным местом для самой традиционной ветви «Братьев-мусульман» в Европе, поскольку именно здесь, как мы писали, проживает Т.Рамадан. Интересен и еще один факт. Правительство Швейцарии предоставило все необходимые привилегии и иммунитеты, предусмотренные ст. 105 Устава ООН, представительству наблюдателя от Организации Исламская Конференция в Женеве. А вот США вплоть до настоящего времени отказываются это сделать в отношении наблюдателя от ОИК в Нью-Йорке.
Как мы видим, стратегия исламизации Европы осуществляется очень последовательно. Некоторые западные исследователи указывают на абсолютную схожесть данного процесса с тем, что происходило в Индии конца XIX в. и завершилось созданием Пакистана. Эта «индо-пакистанская парадигма» дает возможность понять природу конфликта, который противопоставляет любое мусульманское меньшинство на земле «неверных» его окружению и является ключом к геополитическому анализу современного положения ислама на Западе. Заключается эта парадигма в следующем. Как только мусульманское меньшинство становится более или менее значительным и организованным в условиях предоставления ему немусульманскими властями, от которых оно теоретически зависит, широкой культурной и религиозной автономии, оно тут же превращается фактически в сепаратистскую единицу. Оно входит в состояние «латентного восстания», поскольку не считает своим долгом подчиняться неисламской «безбожной власти». События в Косово как раз и стали европейской версией «индо-пакистанской парадигмы», теперь такие сценарии разрабатываются уже для Западной Европы. Но смысл происходящего осознают далеко не многие европейские политики.
Анализ утверждения мусульман в Европе приводит к выводу, что ее правящие круги недооценивают или игнорируют как цивили-зационный исламский потенциал, так и возможности геополитического проекта исламского единства, осуществляемого Саудовской Аравией. Европа оказалась не готова к принятию ни духовного, ни геополитического вызова этой религии. Ее политики не дают адекватного ответа, у них нет ясной и продуманной стратегии. Это совершенно закономерно, так как их политическая воля и поведение определяются глубинными экономическими интересами транснацио-
нальных корпоративных элит. Последние формируют, по определению Жака Аттали, «цивилизацию кочевников», в которой нет места ни национальностям, ни государствам с их традиционной укоренившейся культурой. Европейцы отказывались признать и существование объективного стратегического американо-исламистского союза, который в 90-е годы позволил США управлять исламизмом в собственных целях, поддерживая напряженность, раскол или провоцируя их в зонах, представляющих для них ключевой интерес. В отношении Европы, в целях ликвидации ее конкурентоспособности и недопущения ее самостоятельности, исламский фактор используется американцами очень целенаправленно и прагматично. И европейская толерантность, и зависимость от мусульманских общин служат тут главным рычагом. А. дель Валь назвал это «западноевропейским политическим мазохизмом на службе американских интересов». Начав осуществление стратегии «зеленого пояса» — змеи анаконды — сначала на юге СССР, а затем в подбрюшье России, США последовательно довели ее до Балкан, развязав здесь войну, создав первое мусульманское государство в Европе (Босния и Герцеговина) и поддерживая постоянно тлеющий мусульманский очаг напряженности в Косово. В настоящее время главная ставка в ослаблении ЕС делается на введение в его лоно Турции с ее 70-миллионным мусульманским населением.
Сильнейшее давление внутреннего ислама на европейские институты приводит к тому, что исламский фактор оказывает все большее влияние на выработку политического курса европейцев. Так, в Германии политика в отношении ислама определяется заинтересованностью в сохранении хороших отношений с Анкарой и сотнями тысяч турецких иммигрантов, поскольку от этого зависит во многом функционирование мощной производственной немецкой машины. Франция при всех своих антитурецких высказываниях следует за Германией и США в их стремлениях укрепить мусульманские государства на Балканах, чтобы ответить на ожидания собственных маг-рибских иммигрантов и сохранить гармонию в отношениях с ФРГ, которая все более концентрирует в своих руках руководство внешними делами в Европейском союзе. Эта происламская ориентация, естественно, вызывает непонимание самого европейского общества, в недрах которого подспудно зреет недовольство непоследовательной и противоречивой политикой, ведущей к реальной дезинтеграции. На ее фоне рост конфликтов и крайне правых настроений становится
совершенно привычным. В коммунитаристской Англии депутаты вынуждены констатировать: «Мусульмане находятся на острие расовой ненависти и ксенофобии». В образцово-толерантной Голландии подавляющее большинство населения признается, что испытывает страх перед мусульманами. Эти процессы демонстрируют растущий раскол внутри общества.
Такое же отсутствие единства наблюдается и в интеллектуальной среде. Одна ее часть полностью поддерживает и солидаризируется с политикой правящих кругов, характеризуя предупреждения о наступлении ислама в лучшем случае как преувеличение, а в худшем — как провокацию. Другая прекрасно понимает суть происходящего, но оценивает его с прагматично-безысходных позиций, с которых будущность Европы представляется крайне неопределенной. Примером этого являются рассуждения А.Рара: «В последние 2000 лет Европа развивалась в центре мировой истории. Люди смотрели на землю и видели в центре Европу... Эта точка зрения сегодня не соответствует реальностям развития мировой цивилизации. В Азии и Америке процесс экономического, интеллектуального, технического и, может быть, даже политического развития опережает развитие на европейском континенте. Впервые за 2000 лет Европа все больше и больше попадает на обочину глобальных процессов. А в середину этих процессов становятся динамично растущие страны ЮВА, исламского мира, Китай, Индия, государства Азии и Африки. В ближайшие 10—20 лет они будут определять то направление, куда движется мир, гораздо больше, чем европейцы». Европа понимает, что она не сможет ассимилировать ислам. Но то, способна ли она «принять вызов ислама, будет зависеть от того, насколько остро станет исламская проблема. Если будет доминировать вторая тенденция (радикализация), то в Европе начнется резкое отторжение мусульман, гораздо более резкое, чем в России. Просто от страха». Такие аналитики понимают политику не как стратегию, а как управление рефлексами.
Но есть и еще одна группа исследователей, на которых мы в этой работе часто ссылались. Она не очень многочисленна, но идеи этих ученых влияют на современную европейскую политическую мысль в тем большей степени, в какой растущие проблемы подтверждают правоту их выводов. Их глубокие работы посвящены не только раскрытию опасности распада европейских обществ и поглощения их более сильной конкурирующей культурой, но и поиску выхода из
этого тупика. Сохранение Европы они связывают не с новыми полит-технологиями, не с политикой лавирования и поиском конъюнктурной выгоды. Решение этой проблемы они видят вообще не в плоскости политики. Речь идет о культурно-религиозной самобытности европейцев. Ислам заполняет тот духовный вакуум, который сложился в Европе в силу принятия ею материалистического и гедонистического американского идеала. Поэтому только через возвращение европейцев к своим традиционным духовным ценностям возможно преодоление распада Европы как цивилизационного целого.
«Россия XXI», М., 2005 г., № 1, с. 71-92.
