CC BY
62
ПРОБЛЕМЫ МЕДИЦИНСКОЙ ЭТИКИ, ДЕОНТОЛОГИИ
И ПРАВА
ИСКУССТВО СТАРЕТЬ: КИТАЙСКИЙ ОПЫТ
«Цените превыше всего почтительность к старшим»
В Китае совершенно не работают европейские стандарты, и понять страну величайшей культуры сквозь призму привычных западных представлений о жизни и человеке будет сложно, а порой — невозможно. Каждая цивилизация принесла в этот мир свою философию и свои нормы, только их считая приемлемыми и необходимыми, а чужие мораль и право — установлениями «низких» народов: так, греки считали варварами римлян, римляне — готов, а китайцы — и тех, и других, и третьих. Особенным было в Китае и отношение к старикам.
«В годы моей юности молодые люди, чтя старших, каждый день во втором часу утра вставали умываться и причесываться и, дождавшись третьего часа, приступали к трапезе, соблюдая приличия. Нынче же молодежь спит до самого восхода солнца и наперебой хватается за блюда... Теперь же старики тоскуют о прежних нравах» — сетовал китайский писатель Ли Хуа в середине VIII века. Представить себе подобные укоризны в европейской литературе немыслимо: этические нормы здесь совсем другие, хотя пиетет к старости, в общем, общество питает. Но ведь не до экстаза!
Однако Китай — страна беспрецедентной духовной стабильности, и потому через каких-нибудь девять столетий в «Шестнадцати наставлениях народу императора» вновь читаем в пункте 1: «Цените превыше всего почтительность к старшим и уважение к братьям, чтобы поддержать основы отношений между людьми». Это, собственно, и есть ключевое положение китайского ритуала, который заменял в стране закон: «поддерживать основы отношений». Куда как раньше Европы древние китайцы поняли: о
степени цивилизованности общества судят по отношению к детям и старикам. Правда, отношение к детям у китайцев тоже было особым.
Образцовыми в Поднебесной считались семьи, включавшие в себя супружеские пары трех, иногда четырех поколений, живших под одной крышей. «Если не будешь слушаться старших, проживешь на десять лет меньше» — говорит народная поговорка о семейной жизни. Хотелось бы спросить, почему именно на десять, но китайцы не спрашивали: основной их добродетелью было повиновение.
«В семьдесят лет следую своему сердцу, не нарушая правил»
Отсчет жизни подданного Поднебесной империи начинался не с минуты рождения, а с момента зачатия, предвосхищая и в этом «новейшие» изыскания Запада. Однако ребенок до трех лет личностью не считался, а, умерев, не удостаивался похорон. Дети воспитывались в абсолютном подчинении старшим и дома, и в обществе. Ученик, приходя на первое занятие в школу, приносил с собой красиво упакованную палку: для наказания за возможную нерадивость. Взросление же автоматически повышало социальный статус: чем старше человек — тем выше уважение и почет.
В жизни мужчины сакральным числом было 8: в 8 месяцев у младенца прорезывались молочные зубы (тоже событие!), в 8 лет фиксировалась их утрата, в 16 лет (два раза по восемь) юноша входил в период зрелости, а в 64 (восемь раз по восемь) — мужская сила покидала ее носителя. У женщин определяющее число — 7: в 7 месяцев у девочки появлялись зубы, в 7 лет она их «меняла», в 14 (два раза по семь) — наступала зрелость, в 49 (соответс-
твенно семь раз по семь) — она переставала рожать. Современная медицина может камня на камне не оставить от этих постулатов, однако в древнем Китае мерили жизнь по собственному методу. Правда, в некоторые эпохи сакральное число менялось, однако рамки были четкими. Но это состояние физическое, телесное, а вот формула духовного взросления по Конфуцию: «В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учению.
В тридцать лет имел прочную опору. В сорок лет у меня не осталось сомнений. В пятьдесят лет я знал веленье небес. В шестьдесят лет я настроил свой слух. А теперь в семьдесят лет следую своему сердцу, не нарушая правил». Здесь совсем другая «загогулина»: от начала учения до определения своего места в мире — пятнадцать лет, затем четыре раза по десять — на оттачивание приобретенного опыта, и венец жизни — спокойная и мудрая старость.
Конфуций, учитель Кун, величайший из китайцев, родившийся два с половиной тысячелетия назад, и сегодня управляет умами и душами жителей Поднебесной. Великий учитель происходил из захудалого аристократического рода и вполне оправдал европейскую теорию происхождения гениев, родившись от старого отца и очень молодой матери. Отец его, Шу Лян-хэ, прославившийся военными подвигами, в первой семье не был счастлив: у него было девять дочерей и сын-калека. Достигнув семидесяти лет, Шу, опровергая тезис о мужской несостоятельности, женился на юной девочке, родившей ему долгожданного здорового сына. Судьба Конфуция хранила: рано став сиротой, он не только не пропал в очень суровой китайской действительности, но был отмечен за свои таланты и открыл первую частную школу в истории своей страны.
Окруженный преданными учениками, он изучал древние ритуалы и обряды, прозорливо видя в них важнейшее средство гармонизации общества. В этом месте повествования нельзя обойтись без некоторых терминов, хотя они европейскому уху говорят немного. Итак, в центре философии Конфуция стоял культ предков, древних мудрецов, а отточенный Учителем стандарт «сяо» (сыновняя почтительность, благоговение младшего перед старшим) стал обязате-
лен для всех последующих поколений китайцев. Конфуций развил и особую форму нормативной этики «ли», которая позволяла разумно и успешно управлять людьми. «Ли» — это, собственно, та самая вежливость, которая стоит столь дешево, а ценится так дорого. Именно благодаря «ли» и связанному с ней церемониалу с глубоким и длительным (до трех лет!) трауром по покойнику, уважению к старикам, конфуцианство сумело привить обществу приверженность традиции.
Да, аристократы в борьбе за власть уничтожали и родственников, и своих отцов, но в целом в обществе и семье уважение к старшим оставалось незыблемым. Культ предков в Поднебесной вообще по значимости превосходил подобное во всех странах и народах. Традиция, работавшая в семье, на массовом уровне закладывала фундамент морали всего китайского общества.
Известно, что в Поднебесной, как и везде в древнем мире, широко применялся рабский труд, и стояли эти несчастные на самой низкой ступени в общественной иерархии. И вот примечательная деталь: этих людей, которых приравнивали к скоту и имуществу, в 60 лет переводили на положение полурабов, а в 70 — отпускали на свободу. Ремесленники и музыканты-рабы становились свободными в 60 лет, и что это, как не благосклонный жест в сторону старости?
«В служении старшим первое дело — вежливость»
Пример старших был для китайца с малолетства лучшим «учебным пособием», а самой высокой благодарностью сына отцу, даже умершему, было подражание его образу жизни, вплоть до личных привычек. Со временем здесь сложился целый цикл примеров сыновней почтительности, доходящих, в нашем понимании, до абсурда, когда сыновья, будучи уже взрослыми людьми, изображали детей, чтобы не напоминать родителям об их возрасте. В новогоднюю ночь все члены семьи толпились не вокруг елки, а около старшего рода, отбивали ему поклоны, приговаривая: «Я должен!». Неповиновение не только было нарушением этики, но могло рассматриваться как уголовное преступление. Древний китайский афоризм гласит: если сын оскорбил отца и знает это, единственное, что он может сделать, — принести палку и принять от
отца наказание. В веках сохранилось предание о показательном семейном эпизоде, бывшем 2000 лет назад. Некий Бо Юй горько рыдал, принимая побои от престарелой матери; а поскольку он был вполне взрослым и не слишком слезливым, мать заинтересовалась причиной такой недетской неожиданности. Ни один европеец не угадает, что ответил почтительный сын. Он признался, что плакал не от боли, а оттого, что удары бамбуковой палкой были не слишком чувствительными, и он понял: мать ослабла от старости.
Палки применяли часто: например, 60 ударов были наказанием за уклонение от соблюдения траура по умершему деду или бабке, за непроявление скорби, за игру на музыкальных инструментах или преждевременное снятие траура (который, напомним, мог длиться до трех лет).
Семейные наставления: «В служении старшим первое дело — вежливость», «Встретив старого человека, отнеситесь к нему радушно» — веками выкованная норма. Старость чтили не только при жизни: проводы в загробный мир были делом первостатейной важности, с четко разработанным ритуалом. Благочестивые дети еще при жизни отца дарили ему погребальный халат, а прежде чем переодеть покойника, сын примерял погребальные одежды на себя. И вообще, если покойнику хорошо в могиле — живым благополучие обеспечено. Друзья покойного, откланявшись умершему и его старшему сыну, дарили семье деньги в белых конвертах. Во время траура по отцу или матери сыну полагалось спать на циновке, не мыться, не стричься и не прикасаться к женщине.
Поминки полагалось справлять после года и трех лет, и много еще чего было связано с погребальными обрядами, превращавшего их в очень дорогостоящую процедуру. В деревнях даже были союзы взаимопомощи, так называемые объединения отца-матери, помогавшие своим членам в организации похорон умерших родителей.
Обычаи соблюдались свято, ибо во главе клана стоял наделенный всей полнотой власти старейшина, а в храме предков хранились генеалогические книги и писаный устав клана. Регламенты были строги и предостерегали от нарушений норм конфуцианской морали. В них
наряду с обыденными регламентациями типа запрещения сожительствовать с проститутками и играть в азартные игры можно встретить и конкретно относящиеся к ритуалу похорон. Например, такой, совершенно непонятный для европейца пункт: нельзя «ценить ландшафт до такой степени, чтобы в течение долгого времени откладывать похороны отца». И здесь вновь необходимо отступление, даже два.
«Не кладите в рот мертвым жемчуг и драгоценный нефрит»
Сначала о ритуале похорон. Публичных кладбищ в Китае не было, и каждая семья старалась отыскать для родовых могил наиболее благоприятное место, руководствуясь советами знатоков (фэн-шуй!). В черте городских стен хоронить было запрещено, и многие семьи месяцами дожидались благоприятного места — и дня! — для захоронения. В течение этого времени гроб находился на временном кладбище.
Второе отступление — насчет ландшафта. В искусстве садового пейзажа гений Поднебесной раскрывается совершенно, здесь китаец изливает свою сокровенную мечту и видение мира: «Нужно все устроить так, чтобы, живя в доме, мы забывали о старости, отправляясь на прогулку, забывали о возвращении, а, гуляя по саду, — забывали об усталости». Все так и делали, и даже питие вина, которому в Китае предавались охотно, должно было происходить при определенных видовых картинках, ибо только в этом случае оно имело смысл. И не случайно, учитывая столь трепетное отношение к гармоничному миру ландшафта, установления клана требовали принести его в жертву (при необходимости) в память ушедшего родителя, похоронив последнего даже в ущерб живописному месту.
Конечно, за время существования конфуцианство претерпевало существенные изменения: ему не только следовали, с ним и боролись. Особенное возражение вызывал именно культ предков, которому Конфуций придавал такое большое значение. Любопытно, что в китайском мифе о первочеловеке Пань-гу, вылупившемся из космического яйца, версия о происхождении человечества как такового может вызвать заметное смущение европейца. По китайской версии,
весь мир произошел из частей тела Пань-гу: из глаз — солнце и луна, из крови — реки и т. д., а вот человек — из... паразитов на его теле. Вот тебе и «венец творения»! Библейская гипотеза о сотворении из праха выглядит более привлекательной, хотя жителям Поднебесной нельзя отказать в остроумии.
В крайней оппозиции к конфуцианству находился даосизм. Даосы отвергали культ предков, бессмертие души и загробную жизнь: «если от душ предков нет чудесных откликов, значит, они не существуют» заявляли древние китайские материалисты. Выступали они и против многоступенчатой и многотрудной похоронной обрядности. Было еще движение легистов, также разоблачавшее культ предков: «Конфуцианцы разоряют семью, закладывают сыновей, чтобы возместить расходы на погребение, траурное платье носят три года, нанося великий вред здоровью». Еще один сторонник трезвого взгляда на жизнь, Ян Чжу в V веке утверждал, что «по закону природы нет вечной жизни», и требовал: «Не кладите в рот мертвым жемчуг и драгоценный нефрит, не облачайте их в узорную парчу, не приносите в жертву быка и не выставляйте роскошной утвари».
Но! Эта мораль, сколь ни прагматична она была, не прижилась в массах, где господствовала общинная идеология и не иссякала приверженность к ритуалу. Победило все же конфуцианство, связанное с обычаями страны. Конечно, новые времена заставляли и китайцев петь новые песни. В начале революционного XX века тамошние «горланы-главари» заклеймили конфуцианство как «духовный сифилис» и «церемонность людоедов» (как схожа всюду революционная лексика!). Через 70 лет — та же песня: «Китайская культура заражена вирусом, который передается из поколения в поколение и не поддается лечению»». Все то же самое говорили и писали (и пишут) о России. Но ведь «караван идет»...
Ничто не способно изменить национальные ценности, веками регламентировавшие весь уклад жизни. Революции приходят и уходят, а уклад, ритуал остается, и преданность семье, бесконфликтность, и, конечно, уважение к старости — все это по-прежнему основополагающие
постулаты. И по-прежнему современные китайцы не похожи на европейцев, и Китай не просто географическая единица, а духовный мировой центр. Модернизация для него не стала растворением в чужом пространстве, а китайский идеал совершенства становится все более востребованным именно сегодня, когда так часто испытывается способность человечества жить в согласии друг с другом и миром вокруг.
«Совершенномудрый лечит недуг, пока он еще не проявился»
Итак, китайцы — молодцы, старости — почет и уважение, но как до нее дожить и чем заняться на продолжительном досуге? Древние римляне благородным занятием для достойной старости считали труд земледельца, а что предлагают утонченные китайцы? Земледелие здесь тоже в большом почете, но они идут дальше. И куда идут! Китайские мудрецы предлагают продлевать активную фазу жизни, занимаясь... любовью. Причем, исключительно по науке и ввиду множественной пользы.
О китайской медицине знают все. Основные ее достижения были изложены в трактате «Внутренний канон Желтого Владыки» еще около 1 века до н.э. Приплюсуем последующие столетия — и с интересом обратимся к древнему опыту. Китайские лекари не слишком большое значение придавали анатомии, а уж хирургов допускали к телу только в случае крайней необходимости. Читаем в вышеозначенном трактате: «Совершенномудрый лечит недуг, пока он еще не проявился, и приводит свой организм в порядок до того, как он приходит в расстройство. Если же принимать лекарства, когда болезнь уже проявилась, и наводить порядок, когда здоровье расшатано, это все равно, что начинать рыть колодец, почувствовав жажду».
Тело человека, по-китайски, есть микрокосмос, «маленькие Небо и Земля», некий внутренний ландшафт, где кости — отвесные скалы, брюшная полость — водная пучина и т. д. Здоровье, естественно, было состоянием баланса и гармонии жизненных сил организма, болезнь — результатом разлада, поэтому врачи Поднебесной лечили не отдельные органы, а весь организм. В появлении хворей китайцы винили
сильные эмоциональные реакции, каковых по традиции насчитывалось 7: радость, тоска, страх, тревога, горе, гнев, испуг. В этом же ряду — неправильное питание, физическое перенапряжение, укусы насекомых, травмы.
К тому же, каждый внутренний орган имел внешнее «соответствие»: печень проявлялась на ногтях и в глазах, почки в волосах и зубах, а посему и внутрь залезать нет надобности: кинь внимательный взгляд на физиономию больного — и диагноз готов.
При осмотре пациентов слушали дыхание, вдыхали запахи, смотрели цвет лица, языка. С дамами было сложнее: обычай запрещал врачу разглядывать больную в «живой натуре». Она рассказывала о своих симптомах через полог кровати, а больное место показывала на фарфоровой статуэтке.
Самым эффективным методом диагностики было прощупывание пульса на запястном участке лучевой артерии: здесь «начало и конец всех каналов». Китайские врачи различали 27 видов пульса, причем для их оценки следовало еще учитывать время года и суток, возраст и пол пациента и много чего еще. Помогали больным, воздействуя на жизненно важные точки при помощи игл, прижиганий порошком из полыни (у нее было свойство отгонять злых духов), использовали бамбуковые банки. Лечить подобное подобным свойственно было и китайцам: от рвоты они, например, применяли человеческие экскременты; для поддержания сил в старости пили мочу, бесплодию помогали водой, в которой купали младенца, и т. п. Прибавим гимнастику, медитацию, особые дыхательные упражнения, которыми, по уверению ученого даоса Гэ Хуна, можно «исцелить все болезни, оградить себя от змей и тигров, находиться под водой и ходить по воде, избавиться от голода и жажды и продлить свою жизнь», и дело остается за малым — предаться оздоровительным упражнениям в постели.
«Мужчина всегда должен спать с молоденькими девушками»
Китаец вообще признавался полноценной личностью лишь после рождения ребенка. И здесь не только преклонение перед родовым началом и культом предков, требующее произ-
водства потомков для служения праотцам — это и доказательство мужской состоятельности.
Дальше всего (вернее, глубже) пошли в этом вопросе даосы. Они были убеждены, что продолжительная сексуальная практика является первейшим условием долголетия, а следовательно, — бессмертия. По словам того же Гэ Хуна, «из невежественных в «искусстве брачных покоев» никто не достигнет долголетия». Все предписания, помимо изощренных методик, включают и простейшие гигиенические приемы: для устранения вредных последствий беспорядочной половой жизни. Цель — не навредить себе в постели и достичь счастливого союза инь и ян — женского и мужского начал. Пособия по искусству брачных покоев появились в империи совсем недавно по китайским меркам — в начале европейской христианской эры. «Искусство брачных покоев» — именно искусство, и располагается оно между медициной и алхимией, направленной на продление жизни и достижение бессмертия.
В одном из бесчисленных пособий приводится диалог неких поэтизированных ян и инь — Желтого императора и Чистой девы. Первый спрашивает: «Если я в течение длительного времени предпочитаю обходиться без половых сношений, то каковы будут последствия?». Ответ: «Очень плохи. Небо и земля движутся попеременно, а инь и ян перетекают друг в друга и взаимодействуют. Человеку следует подражать им и следовать закону природы. Если вы отказываетесь от совокуплений, Ваши жизненные силы застынут, а инь и ян придут в расстройство. Секс обязателен для мужчины, но он должен знать, как вести себя, поскольку невежество в этом случае опасно для здоровья».
Думается, невежественных китайцев не было слишком много, ибо это искусство они впитывали с младых ногтей, хотя простой люд в этих материях разбирался гораздо слабее «продвинутых» сословий. Китайская легенда гласит, что некогда был великий учитель искусства любви, мудрец по имени Пэн-цзу. Жил он по народной версии более 800 лет и стал одним из подручных бога долголетия. Утверждали, что он имел 19 жен и 900 наложниц, ибо, согласно его
философии, нет ничего хуже, чем обладание единственной женщиной.
Вот на этом самом месте дамам следует прекратить чтение, ибо все последующее способно привести в уныние чувствительную женскую душу. Отношение к женщине в Древнем Китае очень отличалось от отношения к старикам: существа они были, в основном, бесправные, безгласные и малообразованные. Женщина существовала как работница и подручный материал, в сфере «сексуальных услуг» — особенно. Все горы литературы, пособия, трактаты и т. д.: все это мужчины писали о себе и для себя, преследуя только одну цель продления своего активного долголетия. А женщина здесь была так себе — аккумуляторная батарейка. Итак, поговорим о сугубо мужских делах.
Пресловутый Пэн-цзу порицал людей обыкновенных, которые имеют только одну женщину, разрушая свою жизнь. Пэн-цзу делился с Желтым императором опытом: «Продлить жизнь можно, принимая лекарства, но если пренебрегать сексуальными методами, лекарства будут бесполезны». Еще секрет: «Важно совокупляться с большим количеством молодых женщин, допуская лишь одно семяизвержение. Благодаря этому в теле появится легкость, а болезни уйдут». Пэн-цзу — ярый противник оргазма: «Когда семенная жидкость исторгается, наступает усталость, в ушах начинает шуметь, глаза закрываются, в горле пересыхает, конечности расслабляются; пусть какое-то мгновение ты и испытаешь сильное удовольствие, в конце концов оно исчезает». Следуя заветам даосов, китайцы свято берегли свое семя, ибо именно оно давало долголетие: не делиться же этим сокровищем с некультурной дамой. Причем, вырабатывали для сохранения семени немыслимое количество приемов и способов, а уж методики по достижению удовольствия — увы и ах!
Относительно частоты семяизвержения тоже существовали определенные правила. Крепкий юноша 14 лет мог иметь их дважды в день, хилый — только один. С возрастом количество эякуляций рекомендовалось уменьшать: в двадцать лет — дважды в день, в тридцать — раз в день, в сорок — раз в три дня, в 50 — раз в пять дней, в 60 — раз в десять дней, в 70 — раз в ме-
сяц. Следует соблюдать и другие ограничения, связанные с календарем, погодой и собственным здоровьем. Китайцы верили, что хорошо налаженная половая жизнь приносит счастье, и даже престарелым не следует стремиться к полному воздержанию.
И вновь рекомендации Пэн-цзу: на вопрос, следует ли мужчине в 60 лет сохранять семя и оставаться одиноким, он отвечал: «Нет, мужчине не следует быть без женщины, потому что в этом случае он становится возбужденным; затем его дух утомляется, а это в свою очередь ведет к сокращению жизни».
Внешнее бесстрастие китайца — тоже веками выработанная норма, ведь любое сильное чувство изнуряет человека, особенно плотское вожделение. Поэтому избыточный половой энтузиазм ведет к дряхлости.
Необходимость разнообразия в сексуальной жизни подтверждается многими авторами: «Если кто-либо спит с одной и той же женщиной, то ее жизненные силы постепенно ослабевают вплоть до того, что она больше не может принести мужчине пользу», «Мужчина всегда должен спать с молоденькими девушками... Но его партнерши не должны быть и чересчур молоденькими; лучше всего, если им будет от 15 до 18 лет. Во всяком случае, не больше тридцати. Если она уже рожала, то сношение для мужчины будет напрасной тратой времени». Вот угораздит же родиться в Китае женщиной...
Вездесущий Пэн-цзу раскрывает своим собратьям по полу и другие секреты долголетия, в частности, указывает наилучшее лекарство, которое «делает человека сильным, отдаляет старость, дает ему способность совершать соитие, не утомляя и не повреждая дыхание и силу». Это лекарство — оленьи рога, давно популярные и в родных палестинах. И к этому совету необходимо прислушаться, потому что изыски китайской сексуальности, к тому же, воспринятые слишком буквально, далеко не всегда могут дать желаемые результаты. В литературе описан не один случай, когда сексуальные подвиги были сами по себе, а здоровье — само по себе, и часто второе завидовало первому. А ведь задумано было не так...
Е. Казеннова
