Научная статья на тему 'Искусство лжи как «предвестие истины»: о металитературных аспектах рассказов И. Бабеля'

Искусство лжи как «предвестие истины»: о металитературных аспектах рассказов И. Бабеля Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
941
103
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
Бабель / искусство / вымысел / метапоэтика / претекст / мотив / метасюжет / Babel / art / fiction / metapoetics / pretext / motive / metatheme

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Кучина Татьяна Геннадьевна, Ахапкина Дарья Николаевна

В статье рассматривается проблема взаимодействия искусства и реальности в рассказах Исаака Бабеля и смысловые отношения, выстраивающиеся в его художественном мире между понятиями лжи (вымысла) и искусства–реальности– истины. В рассказах формируется устойчивая сеть взаимосвязанных сквозных микротем: это трактовка искусства / художественного вымысла как «лжи» – и одновременно как высшей правды, доступной персонажам лишь в моменты творческих озарений; репрезентация героя, наделенного творческим даром, как лжеца, фантазера – и одновременно как обладателя истины; «жанровость» житейских ситуаций и стилевая регламентированность их нарративного оформления; связь искусства и смерти. В аксиологических координатах творчества И. Бабеля «ложь» / искусство находятся заведомо выше прозаической и скучной «правды жизни» – только они обладают подлинностью смыслов. Повторяющиеся черты бабелевских героев – это придумывание себе альтернативной и, как правило, драматически насыщенной биографии («Мой первый гонорар» / «Справка», «В подвале»), построение собственного прошлого и настоящего в системе литературных аллюзий, интертекстов, прямых цитат, известных сюжетных ходов. Вследствие этого искусство «перетекает» в действительность и даже отчасти замещает ее («Гюи де Мопассан», «Ди Грассо»). Однако искусство, давая власть над реальностью, взамен требует всю жизнь художника.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The Art of Lie as «a Premonition of Truth»: Metapoetical Features of I. Babel’s Short Stories

The subject of this article is interaction of the art and the reality in I. Babel’s short stories as well as the semantic relations, which are built in the world of his creative works between the concepts of lie / fiction, art, reality and truth. A stable network of interrelated microthemes is formed in the short stories, such as the interpretation of art/fiction as «a lie» and at the same time a higher truth that becomes available for the characters by means of the inspiration flash only; the representation of a character having a creative genius as a liar or a dreamer as well as a holder of the verity; the everyday situations «fitting» literary genres and the style regulation of the narrative; the connection of the art and death. The «lie» / art is deliberately above – as the authentic senses belong to them – the prosaic and boring facts of life according to Babel’s art axiological coordinates. A repetitive feature of Babel’s characters is making up their own alternative biography («My First Fee» / «Answer to an Inquiry», «In The Basement»), creating their past and present in the system of literary allusions, intertexts, quotations, which leads to art «flowing» into reality and partly substituting it («Guy de Maupassant», «Di Grasso»). But the art giving the power over the reality requires the life of the artist instead.

Текст научной работы на тему «Искусство лжи как «предвестие истины»: о металитературных аспектах рассказов И. Бабеля»

DOI 10.24411/2499-9679-2018-10038 УДК 821.161.1

Т. Г. Кучина

https://orcid.org/0000-0002-1837-8429 Д. Н. Ахапкина

https://orcid.org/0000-0003-4408-3648

Искусство лжи как «предвестие истины»: о металитературных аспектах рассказов И. Бабеля

В статье рассматривается проблема взаимодействия искусства и реальности в рассказах Исаака Бабеля и смысловые отношения, выстраивающиеся в его художественном мире между понятиями лжи (вымысла) и искусства-реальности-истины. В рассказах формируется устойчивая сеть взаимосвязанных сквозных микротем: это трактовка искусства / художественного вымысла как «лжи» - и одновременно как высшей правды, доступной персонажам лишь в моменты творческих озарений; репрезентация героя, наделенного творческим даром, как лжеца, фантазера - и одновременно как обладателя истины; «жанровость» житейских ситуаций и стилевая регламентированность их нарративного оформления; связь искусства и смерти. В аксиологических координатах творчества И. Бабеля «ложь» / искусство находятся заведомо выше прозаической и скучной «правды жизни» - только они обладают подлинностью смыслов. Повторяющиеся черты бабелевских героев - это придумывание себе альтернативной и, как правило, драматически насыщенной биографии («Мой первый гонорар» / «Справка», «В подвале»), построение собственного прошлого и настоящего в системе литературных аллюзий, интертекстов, прямых цитат, известных сюжетных ходов. Вследствие этого искусство «перетекает» в действительность и даже отчасти замещает ее («Гюи де Мопассан», «Ди Грассо»). Однако искусство, давая власть над реальностью, взамен требует всю жизнь художника.

Ключевые слова: Бабель, искусство, вымысел, метапоэтика, претекст, мотив, метасюжет.

T. G. Kuchma, D. N. Akhapkina

The Art of Lie as «a Premonition of Truth»: Metapoetical Features of I. Babel's Short Stories

The subject of this article is interaction of the art and the reality in I. Babel's short stories as well as the semantic relations, which are built in the world of his creative works between the concepts of lie / fiction, art, reality and truth. A stable network of interrelated microthemes is formed in the short stories, such as the interpretation of art/fiction as «a lie» and at the same time a higher truth that becomes available for the characters by means of the inspiration flash only; the representation of a character having a creative genius as a liar or a dreamer as well as a holder of the verity; the everyday situations «fitting» literary genres and the style regulation of the narrative; the connection of the art and death. The «lie» / art is deliberately above - as the authentic senses belong to them - the prosaic and boring facts of life according to Babel's art axiological coordinates. A repetitive feature of Babel's characters is making up their own alternative biography («My First Fee» / «Answer to an Inquiry», «In The Basement»), creating their past and present in the system of literary allusions, intertexts, quotations, which leads to art «flowing» into reality and partly substituting it («Guy de Maupassant», «Di Grasso»). But the art giving the power over the reality requires the life of the artist instead.

Keywords: Babel, art, fiction, metapoetics, pretext, motive, metatheme.

Тема взаимоотношения, взаимопроникновения и взаимовлияния искусства и жизни - одна из магистральных в произведениях И. Э. Бабеля. Впервые обратившись к ней в ранних рассказах («Вечер у императрицы» 1922 г., «Пан Аполек» 1923 г., «В подвале» 1929 г., дата первой публикации -1931 г.), писатель на протяжении всего творчества обыгрывает ее во всевозможных вариациях. Помимо упомянутых произведений мы обратимся также к четырем другим рассказам разных лет: «Гюи де Мопассан» (1932), «Улица Данте» (1934),

«Ди Грассо» (1937) и «Справка» / «Мой первый гонорар» (разные версии одного сюжета; оба рассказа опубликованы посмертно - в 1966 г. и 1963 г. соответственно. Авторская датировка «Моего первого гонорара» - 1922-1928).

Связь жизни и слова в рассказах Бабеля - тот аспект творчества писателя, который с разной степенью подробности рассматривался в работах отечественных и зарубежных ученых [9; 10; 11; 12; 13; 15; 17; 18; 20; 21; 22; 24; 25]. Наиболее объемное освещение он получил, пожалуй, в ис-

© Кучина Т. Г., Ахапкина Д. Н., 2018

следованиях А. Жолковского и М.Ямпольского [5; 6; 7 и 8]; по утверждению авторов, анфилада подтекстов, претекстов и аллюзий в рассказах И. Бабеля воспроизводит динамизм жизненных процессов. Рассматривая литературные аллюзии в тексте новеллы «Гюи де Мопассан», А. Жолковский приходит к выводу о «подражании» реальности искусству и о переносе в жизнь героев рассказов Бабеля чувств и коллизий, случающихся с персонажами читаемых (или прочитанных) ими произведений; сегодня это одна из прочно утвердившихся идей в работах, посвященных творчеству писателя.

Об особом типе бабелевского героя-рассказчика, предпочитающего искусство реальности (его сам автор характеризует как «лживого мальчика»), писала Р. Дж. Стэнтон. Отличительными чертами такого героя становятся «склонность к <...> приукрашиванию реальных событий, метафорическое предпочтение «поэзии», то есть искусства, «прозе», то есть реальности <...> творческое использование анахронизма» [14, с. 313]. В бабелевских категориях «цвета» (красоты и свободы искусства) и «линии» (жизненной рутины, от которой искусство дарует спасение) размышляют над той же проблемой В. Эрлих [16] и В. Террас [23].

К проблеме взаимоотношений сценической игры (и игровых стратегий в широком смысле) и текстуальной реальности Бабеля обращается Г. С. Жарников [3; 4]. Исследователь отмечает склонность Бабеля мистифицировать собственную биографию, выступать в ролевой маске, артистически обманывать ожидания, внося в жизненную рутину праздничные краски [3, с. 53-54]. Характеризуя «театральный нарратив», Г. С. Жарников приходит к выводу о том, что гротеск и подчеркнутая зрелищность, свойственные ярмарочным представлениям и мистериям, являются главными способами конструирования образа героев и мира «Конармии» [4, с. 99]. Мы не будем подробно останавливаться на этом аспекте взаимоотношений действительности и вымысла (как и на самом тексте «Конармии» - за исключением «Пана Аполека»), но к связи театра как вида искусства и самой жизни обратимся в дальнейшем.

Основной целью данного исследования является экспликация сквозного для прозы Бабеля мета-сюжета взаимодействия реальности и искусства и характеристика его роли в структуре бабелевского художественного мира.

Среди важнейших содержательных аспектов выделяемого нами метасюжета сразу отметим следующие:

— трактовка искусства / художественного вымысла как «лжи» - и одновременно как высшей правды, доступной персонажам лишь в моменты творческих озарений;

— репрезентация героя, наделенного творческим даром, как «лживого мальчика» / переводчика / безответственного фантазера / сочинителя историй;

— «жанровость» житейских ситуаций и стилевая регламентированность их нарративного оформления;

— связь искусства и смерти (в анализе этого аспекта мы опираемся на представления М. Бланшо [2]).

Литературные коллизии в бабелевских сюжетах то и дело прорывают ткань действительности, воплощаясь в реальности и облагораживая ее. Не властные исправить саму жизнь, они вносят в нее ароматы культуры и меняют ее восприятие, делая неприглядное возвышенным, а обыденное - особенным. Так, в рассказе «Улица Данте» абстрактные размышления о любви из уст синьоры Рокки, отсылающие к «Божественной комедии» (о связи этих текстов подробно пишет А. Жолковский [6; 7]), звучат в связи с вполне реальным убийством, которое, не будь оно соотнесено с дантовским претекстом, было бы рядовым криминальным происшествием. Ситуация, описанная в «Моем первом гонораре», сама по себе не представляет никакого интереса (рассказчик вымышленной биографией «мальчика у армян» вызывает жалость и нежность у проститутки, признавшей в юноше «нашу сестру - стерву» [1, Т. 2, с. 252]), но история, спонтанно родившаяся как ложь, оказывается воспринята как искусство, - и это превращает ее в металитературный сюжет - о творчестве (в котором всегда есть место литературным клише, но ценится только «человеческая правда») и закономерностях его восприятия.

Из лжи, из рассказов о вымышленных, никогда не существовавших событиях и чувствах, рождается подлинная действительность (не совпадающая с окружающей и недолговечная, непрочная по своим экзистенциальным качествам). Страсть между Раисой и рассказчиком в «Гюи де Мопассане» вспыхивает «в подражание» (А. Жолковский) персонажам из переводимой новеллы «Признание»; в «Ди Грассо» театральное представление трогает до слез, казалось бы, неспособную на глубокие чувства жену Коли Шварца, так что она

требует от мужа проявить милосердие и отдать несчастному главному герою его часы.

Роль «лживого мальчика» оказывается обязательным компонентом в рассматриваемом нами метасюжете: герои рассказов Бабеля зачастую либо предпочитают искусство реальности, либо при помощи искусства творят себе реальность получше. В картине мира бабелевских героев даже самый странный и нелепый вымысел зачастую выигрывает у неопровержимых прописных истин - и на аксиологической шкале находится заведомо выше прозаической и скучной «правды жизни». Рассказ «В подвале» представляет оппозицию факта и вымысла следующим образом: себя герой-рассказчик характеризует как «лживого мальчика» с вечно воспламененным воображением, а своего друга и одновременно антагониста Марка Боргмана - как «первого ученика», способного, однако, лишь к «ученому бормотанию». В фактографически точном рассказе Марка о смерти Спинозы «не было поэзии», в то время как герою-рассказчику гибель философа представлялась «битвой»: «Синедрион вынуждал умирающего покаяться, он не сломился. Сюда же я припутал Рубенса. Мне казалось, что Рубенс стоял у изголовья Спинозы и снимал маску с мертвеца» [1, Т. 2, с. 179]. Память (сильная сторона Боргмана) совершенно недвусмысленно заменяется для героя-рассказчика воображением; историю своей семьи (например, биографии деда и дядьки) он беззастенчиво сочиняет от начала и до конца: они «объездили весь свет и испытали тысячи приключений <...> Сознание невозможного тотчас же оставило меня, я провел дядьку Вольфа сквозь русско-турецкую войну - в Александрию, Египет» [1, Т. 2, с. 181]. Однако обходиться с правдой (а она едва ли не ярче и удивительнее, чем все его неудержимые фантазии) «лживый мальчик» еще не умеет, - и этим открытием героя И. Бабель делает новый шаг в развертывании метасюжетной схемы: безоговорочная правота искусства - ибо вне «поэзии» нет правды - может не только превосходить унылую достоверность действительности, но и парадоксальным образом ей уступать: «Существовало другое, много удивительнее, чем то, что я придумал» [1, Т. 2, с. 181]. Истина и искусство в творческом сознании И. Бабеля не противопоставлены - но и не отождествлены; иными словами, без «поэзии» (ничем не скованного воображения и демиургического восторга) к истине не подобраться, но и самой «поэзии» (фантазии) истина не равна.

Особой разновидностью «лживости» становится альтернативное варьирование тех «параметров» частного бытия, которые не мыслятся изменяемыми: родины, родителей, родного языка, прошедшего детства. Так, если герои И. Бабеля влюбляются в культуру чужой страны, то они будто бы «поселяются» там: например, в «Солнце Италии» сосед рассказчика Сидоров в своем «здравомыслящем безумии» [1, Т. 2, с. 27], воюя в Польше, осваивает по самоучителю итальянский язык, размечает альбомы Рима, хранит снимок королевской семьи постоянно при себе, словно это его собственные родственники, и мечтает уехать в Италию («Италия вошла в сердце как наваждение» [1, Т. 2, с. 28]). В рассказе «Гюи де Мопассан» второстепенный герой Казанцев, никогда не бывавший в Испании, знает в ней «все замки, сады и реки» [1, Т. 2, с. 217]; более того, он и самый счастливый человек в своей богемной среде: «У него была родина - Испания» [1, Т. 2, с. 217].

Альтернативную биографию выдумывает себе и герой «Справки» / «Моего первого гонорара» -мы упоминали об этом ранее и теперь остановимся на рассказе более подробно. Случайная выдумка, почти оговорка, сорвавшаяся с губ в диалоге с Верой («-Или ты вор?... - Я не вор. - Нинкуешь у воров?.. - Я мальчик. - Вижу, что не корова. -Мальчик, - закричал я, - ты понимаешь, мальчик у армян» [1, Т. 2, с. 250]), потребовала продолжения - и переросла в богато расцвеченный подробностями сюжет. «Как взбрели мне на ум бронзовые векселя - кто знает? - но я сделал правильно, упомянув о них. Вера поверила всему, услышав о бронзовых векселях» [1, Т. 2, с. 251]. Украденный у какого-то писателя «церковный староста» едва не испортил историю - слишком заметным оказалось его сугубо «литературное» происхождение; однако стоило «вдвинуть астму в желтую грудь старика» [1, Т. 2, с. 251], как дело пошло на лад: рассказчик уже сам верит в свою новую, свежесочиненную биографию с искореженным детством («Жалость к себе разрывала мне сердце <...> Дрожь горя и вдохновения корчила меня» [1, Т. 2, с. 251]), а Вера всем сердцем сочувствует «сестре» по несчастью («Голова Веры пошатывалась. -Значит - бляха. Наша сестра - стерва.» [1, Т. 2, с. 252]). Герой-рассказчик делает еще один шаг в понимании природы творчества и взаимоотношений его с реальностью: «Хорошо придуманной истории незачем походить на действительную жизнь; жизнь изо всех сил старается походить на хорошо придуманную историю» [1, Т. 2, с. 250]. Показательно, что в «Гюи де Мопассане» именно

попытка честно рассказать Раисе о своем детстве оказывается осмыслена героем как эстетическая неудача: «Я не утерпел и рассказал ей о моем детстве. Рассказ вышел мрачным, к собственному моему удивлению» [1, Т. 2, с. 220]. Действительность, таким образом, потерпела поражение от искусства.

Вообще, идея превосходства хорошего вымысла над дурной реальностью зачастую артикулируется напрямую то самим «лживым» рассказчиком, то другими героями. О сицилийском трагике Ди Грассо говорится, что он «...каждым словом и движением своим утвержда<л>, что в исступлении благородной страсти больше справедливости и надежды, чем в безрадостных правилах мира» [1, Т. 2, с. 237]. Соприкосновение с искусством Ди Грассо преображает не только героев, но и мир вокруг них. В Театральном переулке после оглушительного успеха итальянской труппы начинают появляться «зеленые бутыли вина» и «бочонки с маслинами», в «пенистой воде» кипят макароны, громко кричат старухи-торговки, и этот уголок Одессы будто бы превращается в филиал Италии. Искусство и творчество вообще порой становятся почти физически ощутимыми: процесс создания текста в «Гюи де Мопассане» описывается героем в ремесленных («прорубал просеки в чужом переводе» [1, Т. 2, с. 219]) и технических категориях («Фраза рождается на свет хорошей и дурной в одно и то же время. Тайна заключается в повороте <...> Рычаг должен лежать в руке и обогреваться. Повернуть его надо один раз, а не два» [1, Т. 2, с. 219]). Появляются и «вещественные» метафоры: литературные приемы названы «всеми родами оружия» на службе у армии слов, а точка, поставленная вовремя, связывается с железом, способным «леденяще» войти в человеческое сердце.

Другой пример «правды искусства» находим в рассказе «Пан Аполек»: защищая художника Апо-лека, писавшего крестьян-заказчиков в образах святых (в результате чего получались наивные «Иосифы с расчесанной надвое сивой головой, напомаженные Иисусы, многорожавшие деревенские Марии с поставленными врозь коленями» [1, Т. 2, с. 22], но заказчики охотно принимают такую трактовку святости), один из горожан замечает, что в его картинах, возможно, «больше истины» [1, Т. 2, с. 23], чем в резонном возмущении викария подобным святотатством. Когда «настоящая» и неприглядная реальность сталкивается с той, что открывается попавшим под воздействие искусства героям, те охотно «обманываться рады» и, не забывая о существовании действительности, с

упоением верят в предложенный вымысел. Искусство и истина непременно соприкасаются - но зоны контакта изменчивы и нестойки.

Противостояние реальности и вымысла иногда принимает форму эскапизма, например, в рассказе «Вечер у императрицы», где герой, нашедший пристанище на ночь в Аничковом дворце, спасается от темноты и холода снаружи, погрузившись в чтение и предаваясь грезам об ушедших людях и эпохах.

Трактовку искусства как защиты можно найти в рассказе «В подвале»: сюжетная реализация метафоры строится на том, что из пошлой семейной склоки «лживый мальчик» стремится перескочить в сюжет Шекспира (где запросто могут «убить всерьез», но зато из благородных побуждений, а не в домашней сваре). Герой-рассказчик силится отвлечь внимание приглашенного приятеля от безобразных домашних сцен: «Чтобы заглушить мою тревогу, я закричал словами Антония» [1, Т. 2, с. 184]. Отчаянные попытки мальчика «перекричать все зло мира» [1, Т. 2, с. 185] ожидаемо терпят крах: речь, оказавшая огромное влияние на римский народ, не тронула ни пьяного дядю, ни полоумного деда, ни оцепеневшего от всего происходящего товарища.

Отсюда - значимая мотивная связь искусства и смерти (на нее применительно к другим рассказам И.Бабеля уже указывали М.Ямпольский [8], Р.Дж. Стэнтон [14], Нильссон [19]; мы развернем и конкретизируем сделанные ими наблюдения): из смерти Цезаря «родилось» искусство Шекспира (монолог Антония), но неудавшаяся попытка заместить им реальность оказывается катастрофической в сознании героя-рассказчика - и он решает покончить с собой. Проблема, однако, в том, что в пошлом мире, победившем высокую смерть Цезаря вздорным «ежедневным представлением» [1, Т. 2, с. 184] деда и дядьки с матерщиной и проклятьями, даже утопиться как следует не получается: мальчик залезает в кадку с водой, из которой его, едва он опустил голову в надежде захлебнуться, немедленно достает дед. Шекспировская трагедия превращается в фарс, катарсис заменяется гротескным, карнавальным резюме со стороны «спасителя»: «Мой внук, - он выговорил эти слова презрительно и внятно, - я иду принять касторку, чтобы мне было что принесть на твою могилу» [1, Т. 2, с. 186]. Ярко раскрашенную и сопровожденную неправдоподобно убедительными деталями смерть Спинозы из начала рассказа герою повторить не удалось - в эпизоде неудавшегося самоубийства постоянно выпирают крупным пла-

ном прозаические, нарочито диссонирующие с трагедийностью чувств вещественные детали: «вода хлюпала вокруг меня», «единственный зуб <деда> звенел», «дед дернул бороду» [1, Т. 2, с. 186].

Важна связь искусства и смерти в сюжете рассказа «Улица Данте»: убийство Бьеналя «возвышено» и едва ли не оправдано аллюзией на «Божественную комедию» Данте; историю художнических исканий пана Аполека рефреном сопровождает реплика костельного служки Робацкого: «Тен чловек не умрет на своей постели» [1, Т. 2, с 23, 25] - поскольку присвоенное себе паном Аполеком право «преображения» обыкновенных грешников в святых неминуемо потребует «полной гибели всерьез».

В «Пане Аполеке» есть и другой вариант связки между мотивами искусства и смерти: разглядывая икону с изображением Иоанна Крестителя («Голова Иоанна была косо срезана с ободранной шеи <...> Лицо мертвеца показалось мне знакомым. Предвестие тайны коснулось меня» (курсив авторов статьи) [1, Т. 2, с. 18]), герой-рассказчик понимает, что «мертвая голова» списана с вполне живого пана Ромуальда, помощника ксендза. Искусство - даже если это наивные рисунки бродячего художника - способно одновременно удерживать жизнь и проникать за завесу смерти, предъявляя ее в осязаемых деталях.

Однако, пожалуй, еще более значима цитатная отсылка из рассказа «Пан Аполек» к более позднему «Гюи де Мопассану», финальная фраза которого звучит так: «Предвестие истины коснулось меня» (курсив авторов статьи) [1, Т. 2, с. 223]. Очевидно, что на протяжении нескольких лет в творческом сознании И. Бабеля сохраняла актуальность мотивная связка искусства-тайны-истины-смерти: в «Пане Аполеке» ремарка повествователя про «предвестие тайны» появляется в момент, когда он смотрит на икону «Смерть Крестителя», а в «Гюи де Мопассане» предвестие истины настигает героя тогда, когда он дочитывает книгу Эдуарда Мениаля, завершающуюся записью о смерти писателя: «Monsieur de Maupassant va s'animaliser («Господин Мопассан превратился в животное»). Он умер сорока двух лет» [1, Т. 2, с. 223]). В позднем рассказе трагические, если не скорбные, коннотации «предвестия истины» отчетливо усиливаются (и показательно, что «тайна» сменяется «истиной» - раскрытой, постигнутой тайной). Герой-рассказчик, еще недавно упивавшийся солнцем Франции из новелл Мопассана и любовью Раисы (и заодно мускатом 1883 года),

ощущает холодок потусторонности, к нему приходит печальное, «леденящее сердце» знание - о том, что искусство, давая власть над реальностью, взамен требует всю жизнь художника.

Таким образом, смысловые отношения между ложью (вымыслом, фантазией) и искусством-реальностью-истиной в художественном мире И. Бабеля можно описать так: ложь есть самый важный, неотменимый фермент искусства, которое в экстраполяции на реальность высвечивает, открывает ее сущностные свойства - и тем самым ведет героя (фантазера, выдумщика, творца) к истине.

Библиографический список

1. Бабель, И. Э. Сочинения. В 2 т. [Текст] / И. Э. Бабель. - М. : Худож. лит., 1990.

2. Бланшо, М. Ожидание забвение [Текст] / М. Бланшо. - СПб. : «Амфора», 2000. - 176 с.

3. Жарников, Г. С. Игра как ценностное переживание мира (Игровые стратегии Бабеля) [Текст] // Вестник Самарского университета. История, педагогика, филология. - 2017. - № 1.2. - С. 53-57.

4. Жарников, Г. С. Мистерия и балаган русской революции (о «Конармии» Исаака Бабеля) [Текст] // Вестник Костромского государственного университета. - 2016. - № 6. - С. 96-100.

5. Жолковский, А. К. Белая кляча судьбы, рыцарь Галеот и наука страсти нежной [Текст] // Исаак Бабель в историческом и литературном контексте: XXI век. Сборник материалов Международной научной конференции в Государственном литературном музее 23-26 июня 2014 г. - М. : Книжники, 2016. - С. 204-231.

6. Жолковский, А. К. Секреты «этой свиньи Морена» [Текст] // Новое литературное обозрение. - 2013. -№ 4 (122). - С. 179-197.

7. Жолковский, А. К. «Улица Данте». Топография, топонимика и топика парижской новеллы Бабеля [Текст] // Новое литературное обозрение. - 2014. - №6 (130). - С. 216-230.

8. Жолковский, А. К., Ямпольский, М. Б. Бабель [Текст] / А. К. Жолковский, М. Б. Ямпольский. - М. : «Carte Blanche», 1994. - 446 с.

9. Ланин, Б. А. Исаак Бабель в современном мире [Текст] // Филологические науки. Научные доклады высшей школы. - 2017. - № 1. - С. 117-120.

10. Маркина, П. В. Особенности одесского текста Бабеля [Текст] // Мир науки, культуры, образования. -2015. - №5 (54). - С. 402-404.

11. Обухова, И. А. «Смеховое слово» в отечественной «малой прозе» 20-х годов XX века (И. Э. Бабель, М. М. Зощенко, М. А. Булгаков, П. С. Романов) [Текст] / И. А. Обухова. - Ульяновский государственный педагогический университет им. И.Н. Ульянова, 2012. - 185 с.

12. Погорельская, Е. И. Исаак Бабель: проблемы текстологии и комментирования [Текст] // Вопросы литературы. - 2017. - № 1. - С. 172-212.

13. Розенсон, Д. Исаак Бабель как «когнитивный инсайдер» и «социальный аутсайдер» [Текст] // Вестник РГГУ Серия: История. Филология. Культурология. Востоковедение. - 2013. - № 20 (121). - С. 117-127.

14. Стэнтон, Р. Дж. Юлий Цезарь в подвале: Бабель и Шекспир [Текст] // Исаак Бабель в историческом и литературном контексте: XXI век. Сборник материалов Международной научной конференции в Государственном литературном музее 23-26 июня 2014 г. - М. : Книжники, 2016. - С. 311-322.

15. Carden, P. The Art of Isaac Babel. - Ithaca and London: Cornell University Press, 1972.

16. Erlich, V Color and Line: The Art of Isaac Babel // Erlich, V Modernism and Revolution: Russian Literature in Transition. - Cambridge, Massachusetts, 1987. - P. 145-162.

17. Falen, J. Isaac Babel. Russian Master of the Short Story. - Knoxville : The University of Tennessee Press, 1974.

18. Hallet, R. Isaac Babel. - New York : Frederick Ungar, 1972.

19. Nilsson, N. A. Isaac Babel's Story «Guy de Maupassant» // Studies in 20th Century Russian Prose / Ed. by N. A. Nilsson. - Stockholm : Almqvist and Wicksell International, 1982. - P. 212-227.

20. Poggioli, R. Isaac Babel in Retrospect / Ed. by H. Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 4756.

21. Sicher, E. Style and Structure in the Prose of Isaac Babel. - Columbus, Ohio : Slavica, 1986.

22. Stine, P. Isaac Babel and Violence / Ed. by

H.Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 231-248.

23. Terras, V Line and Color: The Structure of I.Babel's Short Stories in «Red Cavalry» / Ed. by H.Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 97-111.

24. The Enigma of Isaac Babel: Biography, History, Context / Ed. by Gregory Freidin. - Stanford, CA : Stanford University Press, 2009. - 288 p.

25. Trilling, L. The Forbidden Dialectic: Introduction to «The Collected Stories [of Isaac Babel]» / Ed. by H. Bloom. -New York : Chelsea House, 1987. - P. 23-40.

Bibliograficheskij spisok

1. Babel', I. Je. Sochinenija. V 2 t. [Tekst] /

I. Je. Babel'. - M. : Hudozh. lit., 1990.

2. Blansho, M. Ozhidanie zabvenie [Tekst] / M. Blansho. - SPb. : «Amfora», 2000. - 176 s.

3. Zharnikov, G. S. Igra kak cennostnoe perezhivanie mira (Igrovye strategii Babelja) [Tekst] // Vestnik Samar-skogo universiteta. Istorija, pedagogika, filologija. -2017. - № 1.2. - S. 53-57.

4. Zharnikov, G. S. Misterija i balagan russkoj re-voljucii (o «Konarmii» Isaaka Babelja) [Tekst] // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. - 2016. -№ 6. - S. 96-100.

5. Zholkovskij, A. K. Belaja kljacha sud'by, rycar' Galeot i nauka strasti nezhnoj [Tekst] // Isaak Babel' v istoricheskom i literaturnom kontekste: XXI vek. Sbornik materialov Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii v Gosudarstvennom literaturnom muzee 23-26 ijunja 2014 g. - M. : Knizhniki, 2016. - S. 204-231.

6. Zholkovskij, A. K. Sekrety «jetoj svin'i More-na» [Tekst] // Novoe literaturnoe obozrenie. - 2013. - № 4 (122). - S. 179-197.

7. Zholkovskij, A. K. «Ulica Dante». Topografija, toponimika i topika parizhskoj novelly Babelja [Tekst] // Novoe literaturnoe obozrenie. - 2014. - №6 (130). -S. 216-230.

8. Zholkovskij, A. K., Jampol'skij, M. B. Babel' [Tekst] / A. K. Zholkovskij, M. B. Jampol'skij. - M. : «Carte Blanche», 1994. - 446 s.

9. Lanin, B. A. Isaak Babel' v sovremennom mire [Tekst] // Filologicheskie nauki. Nauchnye doklady vysshej shkoly. - 2017. - № 1. - S. 117-120.

10. Markina, P. V. Osobennosti odesskogo teksta Babelja [Tekst] // Mir nauki, kul'tury, obrazovanija. -2015. - №5 (54). - S. 402-404.

11. Obuhova, I. A. «Smehovoe slovo» v otechestvennoj «maloj proze» 20-h godov XX veka (I. Je. Babel', M. M. Zoshhenko, M. A. Bulgakov, P. S. Romanov) [Tekst] / I. A. Obuhova. - Ul'janovskij gosudarstvennyj pedagogicheskij universitet im. I. N. Ul'janova, 2012. - 185 s.

12. Pogorel'skaja, E. I. Isaak Babel': problemy tekstologii i kommentirovanija [Tekst] // Voprosy literatury. - 2017. - № 1. - S. 172-212.

13. Rozenson, D. Isaak Babel' kak «kognitivnyj insajder» i «social'nyj autsajder» [Tekst] // Vestnik RGGU. Serija: Istorija. Filologija. Kul'turologija. Vostokovedenie. - 2013. - № 20 (121). - S. 117-127.

14. Stjenton, R. Dzh. Julij Cezar' v podvale: Babel' i Shekspir [Tekst] // Isaak Babel' v istoricheskom i literaturnom kontekste: XXI vek. Sbornik materialov Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii v Gosudarstvennom literaturnom muzee 23-26 ijunja 2014 g. - M. : Knizhniki, 2016. - S. 311-322.

15. Carden, P. The Art of Isaac Babel. - Ithaca and London: Cornell University Press, 1972.

16. Erlich, V Color and Line: The Art of Isaac Babel // Erlich, V Modernism and Revolution: Russian Literature in Transition. - Cambridge, Massachusetts, 1987. - P. 145-162.

17. Falen, J. Isaac Babel. Russian Master of the Short Story. - Knoxville : The University of Tennessee Press, 1974.

18. Hallet, R. Isaac Babel. - New York : Frederick Ungar, 1972.

19. Nilsson, N. A. Isaac Babel's Story «Guy de Maupassant» // Studies in 20th Century Russian Prose / Ed. by N. A. Nilsson. - Stockholm : Almqvist and Wicksell International, 1982. - P. 212-227.

20. Poggioli, R. Isaac Babel in Retrospect / Ed. by H. Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 4756.

21. Sicher, E. Style and Structure in the Prose of Isaac Babel. - Columbus, Ohio : Slavica, 1986.

22. Stine, P. Isaac Babel and Violence / Ed. by H.Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 231-248.

23. Terras, V. Line and Color: The Structure of I.Babel's Short Stories in «Red Cavalry» / Ed. by H.Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 97-111.

24. The Enigma of Isaac Babel: Biography, History, Context / Ed. by Gregory Freidin. - Stanford, CA : Stanford University Press, 2009. - 288 p.

25. Trilling, L. The Forbidden Dialectic: Introduction to «The Collected Stories [of Isaac Babel]» / Ed. by H. Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 23-40.

Reference List

1. Babel I. E. Compositions. In 2 v. / I. E. Babel. -M. : Khudozhestvennaya Literatura., 1990.

2. Blansho M. Expectation oblivion / M. Blansho. -SPb. : «Amfora», 2000. - 176 pages.

3. Zharnikov G. S. Game as valuable experience of the world (Game strategy of Babel) // Bulletin of Samara University. History, pedagogics, philology. - 2017. -No. 1.2. - Page 53-57.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

4. Zharnikov G. S. Mystery and a buffoonery of the Russian revolution (about Isaak Babel's «Cavalry») // Bulletin of Kostroma State University. - 2016. - No. 6. -Page 96-100.

5. Zholkovsky A. K. A white jade of destiny, knight Galeot and science of tender passion // Isaak Babel in a historical and literary context: 21st century. The collection of materials of the International scientific conference in the State Literary Museum on June 23-26, 2014 - M. : Knizhniki, 2016. - Page 204-231.

6. Zholkovsky A. K. Secrets of «this pig Moraine» // Novoe Literaturnoe Obozrenie. - 2013. - No. 4 (122). -Page 179-197.

7. Zholkovsky A. K. «Dante Street». Topography, toponymics and topic of the Parisian short story of Babel // Novoe Literaturnoe Obozrenie. - 2014. - No. 6 (130). - Page 216-230.

8. Zholkovsky A. K., Yampolsky M. B. Babel / A. K. Zholkovsky, M. B. Yampolsky. - M. : «Carte Blanche», 1994. - 446 pages.

9. Lanin B. A. Isaak Babel in the modern world // Philological sciences. Scientific reports of the higher school. - 2017. - No. 1. - Page 117-120.

10. Markina P. V. Features of Babel's Odessa text // World of science, culture, education. - 2015. - No. 5 (54). - Page 402-404.

11. Obukhova I. A. «A humorous word» in domestic «small prose» of the 20-s of the 20th century (I. E. Babel, M. M. Zoshchenko, M. A. Bulgakov, P. S. Romanov) / I. A. Obukhova. - Ulyanovsk State Pedagogical University named after I. N. Ulyanov, 2012. - 185 pages.

12. Pogorelskaya E. I. Isaak Babel: problems of textual criticism and commenting // Literature Questions. -2017. - No. 1. - Page 172-212.

13. Rozenson D. Isaak Babel as «the cognitive insider» and «the social outsider» // RSHU Bulletin. Series: History. Philology. Cultural science. Oriental studies. -2013. - No. 20 (121). - Page 117-127.

14. Stanton R. J. Julius Caesar in the cellar: Babel and Shakespeare // Isaak Babel in a historical and literary context: 21st century. The collection of materials of the International scientific conference in the State Literary Museum on June 23-26, 2014. - M. : Scribes, 2016. -Page 311-322.

15. Carden P. The Art of Isaac Babel. - Ithaca and London : Cornell University Press, 1972.

16. Erlich V Color and Line: The Art of Isaac Babel // Erlich, V. Modernism and Revolution: Russian Literature in Transition. - Cambridge, Massachusetts, 1987. - P. 145-162.

17. Falen J. Isaac Babel. Russian Master of the Short Story. - Knoxville : The University of Tennessee Press, 1974.

18. Hallet R. Isaac Babel. - New York : Frederick Ungar, 1972.

19. Nilsson N. A. Isaac Babel's Story «Guy de Maupassant» // Studies in 20th Century Russian Prose / Ed. by N. A. Nilsson. - Stockholm : Almqvist and Wicksell International, 1982. - P. 212-227.

20. Poggioli R. Isaac Babel in Retrospect / Ed. by H. Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 47-56.

21. Sicher E. Style and Structure in the Prose of Isaac Babel. - Columbus, Ohio : Slavica, 1986.

22. Stine P. Isaac Babel and Violence / Ed. by H. Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 231-248.

23. Terras V Line and Color: The Structure of I. Babel's Short Stories in «Red Cavalry» / Ed. by H.Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 97-111.

24. The Enigma of Isaac Babel: Biography, History, Context / Ed. by Gregory Freidin. - Stanford, CA : Stanford University Press, 2009. - 288 p.

25. Trilling L. The Forbidden Dialectic: Introduction to «The Collected Stories [of Isaac Babel]» / Ed. by H. Bloom. - New York : Chelsea House, 1987. - P. 23-40.

Дата поступления статьи в редакцию: 11.02.2018 Дата принятия статьи к печати: 16.05.2018

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.