ИСКУССТВО И СДЕЛАННЫЕ ВЕЩИ (ПО МОТИВАМ ВЫСТАВКИ "ПРЕДМЕТЫ ГОРДОСТИ И СТЫДА. КОЛЛЕКЦИЯ ВЛАДИМИРА АРХИПОВА - ВЕЩИ, АВТОРЫ, ПРЕВРАЩЕНИЯ" В МУЗЕЕ PERMM)

Железняк В.Н.

Железняк В.Н. Искусство и сделанные вещи (по мотивам выставки «Предметы гордости и стыда. Коллекция Владимира Архипова - вещи, авторы, превращения» в музее PERMM) // Технологос. - 2022. - № 3. - С. 53-62. DOI: 10.15593/perm.kipf/2022.3.05

Zheleznyak V.N. Art and Folk Things: Based on Vladimir Arkhipov's Exhibition at the Permm Museum. Technologos, 2022, no. 3, pp. 53-62. DOI: 10.15593/perm .kipf/2022.3.05

Научная статья

Б01: 10.15593/репп.^172022.3.05 УДК 165.23+111.1

ИСКУССТВО И СДЕЛАННЫЕ ВЕЩИ (ПО МОТИВАМ ВЫСТАВКИ «ПРЕДМЕТЫ ГОРДОСТИ И СТЫДА. КОЛЛЕКЦИЯ ВЛАДИМИРА АРХИПОВА - ВЕЩИ, АВТОРЫ, ПРЕВРАЩЕНИЯ» В МУЗЕЕ РБРММ)

В.Н. Железняк

Пермский государственный национальный исследовательский университет, Пермь, Россия

О СТАТЬЕ

Поступила: 25 июля 2022 г. Одобрена: 10 сентября 2022 г. Принята к публикации: 15 декабря 2022 г.

Ключевые слова:

вещь, сделанная вещь, ирония, внена-ходимость, аура, недостаток бытия, фактичность вещи, контингентность вещи, средство, по-средственное целое, аномалии бытия

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена философско-эстетическому анализу материалов, представленных на выставке В. Архипова «Предметы гордости и стыда» в Перми (2021 г.). Прежде всего, было необходимо по возможности строго установить границы феномена, обнаруженного Архиповым и воплощенного в его известной коллекции характерных самоделок («штуковин»). Затем, важно было объяснить, при каких условиях и в каких обстоятельствах представленные предметы могут превращаться в художественный объект (или они были таковыми изначально). Следуя примеру В. Подороги, мы также рассматриваем коллекцию Архипова как повод для более широких философских обобщений на тему искусство и вещи. Результат нашего анализа можно свести к следующим положениям. Во-первых, самоделки из коллекции Архипова возникают на пересечении различных видов праксиса и глубоко интегрированы в систему антропологических предпосылок и условий человеческой деятельности; этим объясняется подвижность границ феноменов Архипова (от технической самодеятельности до экзотических кунштюков). Во-вторых, мир поделок, открытый Архиповым, несомненно, несет на себе следы социальных воздействий (от убожества нищеты до респектабельного апсайклинга). В статье показан относительный и локальный характер всех аспектов «социальной скорби» и «социального счастья» в феноменах Архипова, ибо их природа гораздо шире. Сколь бы абстрактно ни звучал сартровский термин «недостаток бытия» применительно к вещам Архипова, его можно использовать, чтобы показать, что «штуковины» представляют собой скорее опыт восполнения бытия в ситуации его «нехватки». В-третьих, представленный текст раскрывает различные аспекты вненаходимости автора относительно создаваемых им вещей. Свойство вненаходимости («трансгредиентности») деятеля относительно гилетического состава его действий является, по нашему мнению, исходным, «онтологическим», условием и источником художественного произведения. Вещи Архипова в большинстве своем глубоко ироничны по отношению к «нормальным», «фирменным» вещам. Их судьба от начала и до конца определена их создателем, они про-изведения своих творцов. И, наконец, в-четвертых, мы считаем принципиальным смотреть на мир со стороны абсолютной фактичности наполняющих его вещей. Все остальное - тонет в бесконечной перспективе возможного.

Финансирование. Исследование не имело спонсорской поддержки. Конфликт интересов. Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов. Вклад 100 %.

Эта статья доступна в соответствии с условиями лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 4.0 International License (CC BY-NC 4.0)

This work is licensed under a Creative Commons Attribution-NonCommercial 4.0 International License (CC BY-NC 4.0)

ART AND FOLK THINGS: BASED ON VLADIMIR ARKHIPOV'S EXHIBITION AT THE PERMM MUSEUM

Vladimir N. Zheleznyak

Perm State National Research University, Perm, Russian Federation

ARTICLE INFO

ABSTRACT

Received: 25 July 2022 Accepted: 10 September 2022 Published: 15 December 2022

Keywords:

thing, folk thing, irony, impartiality, aura, lack of being, factuality of thing, contingence of thing, means, mediated whole, anomalies of being.

The article is devoted to the philosophical and aesthetic analysis of the materials presented at the exhibition of V. Arkhipov "Objects of Pride and Shame" in Perm in 2021. First of all, it was necessary to establish as strictly as possible the boundaries of the phenomenon that Arkhipov discovered and embodied in his famous collection of characteristic self-made objects ("contraptions"). Then it was important to explain under what conditions and under what circumstances could these objects be transformed into an art object or if they were originally such. Following the example of V. Podoroga, we also consider Arkhipov's collection as an opportunity for broader philosophical generalizations on the theme of art and things. The result of our analysis may be summarized as follows. First, the handicrafts in Arkhipov's collection emerge at the intersection of various kinds of praxis and are deeply integrated into the system of anthropological preconditions and conditions of human activity; this explains the fluidity of the boundaries of Arkhipov's phenomena (from technical amateurism to exotic kunststuekes). Secondly, the world of handicrafts discovered by Arkhipov undoubtedly bears the traces of social influences (from the squalor of poverty to respectable upcycling). The article shows the relative and local nature of all aspects of "social grief" and "social happiness" in Arkhipov's phenomena, for their nature is much broader. As abstract as Sartre's term "lack of being" sounds with regard to Arkhipov's things, it can be used to show that the "things" represent rather an experience of making up for being in a situation of its lack. Third, the text presented reveals various aspects of the author's impartiality in relation to the things he creates. The property of the artist's non-involvement ("transgendence") in relation to the hyletic composition of his actions is, in our opinion, the initial, "ontological", condition and source of the artistic work. Arkhipov's pieces are, for the most part, deeply ironic in relation to "normal," "signature" things. Their fate from the beginning to the end is determined by their creator, they are pro-products of their creators. And finally, fourth, we consider it fundamental to look at the world from the perspective of, in a certain sense, the absolute factuality of the things that fill it. Everything else is drowning in the infinite perspective of the possible.

Коллекция Владимира Архипова -прекрасный повод поразмышлять над тем, что есть сегодня мировая вещь.

В. Подорога. «Вопрос о вещи»1

1. Материал

В нашем анализе будут прежде всего использоваться следующие экспонаты выставки:

1) Антенна Альберта и Ивана Хмелевых. В качестве антенны используются велосипедные колеса, без шин, между спицами вставлена проволока. Колеса закреплены на раме из жердей, напоминающей двойной крест. Вещь представляет собой инженерную конструкцию, включающую в себя другие вещи, как технические устройства, так и натуральные (изъеденное короедом дерево жердей). При всей наивно-юмористической изобретательности вещь выглядит достаточно убого, отсылая зрителя (антенна не на крыше, а в выставочном зале) к дорогим, «настоящим» антеннам.

2) Музей КСП. Копать, сгребать, подметать. Две лопаты: одна из материала, делающего ее вряд ли пригодной для копки, другая с черенком, похожим на вышедший из употребления костыль. Метла из лыка. Все вещи - инструменты, воплощающие в себе «инженерную конструкцию», «изобретение» с налетом сознательной иронии и даже анекдотичности поделок.

1Подорога В. Вопрос о вещи [1, с. 188].

3) Упор Людмилы Спиридоновой. Узелок с наполнителем («кирпич, завернутый в кусок ситцевой ткани»). К нему точный технический комментарий с перечнем достоинств изделия: «Дверной упор - оптимальный вес, защита от царапин и просыпания кирпичной крошки, мобильность». Комментарий очень хорош, отлично передает свойства объекта: конструктивность, скрытую пародийность (относительно «настоящего» технического решения) и некоторую немудрящую концептуальную простоту и «народность».

4) Картотека словарная Константина Бохорова. Склеенная из упаковочного картона коробка с тремя отделениями, украшенная интересными репортажными картинками из журналов. Очередное изобретение с толковой инструкцией. Изделие конкурировало с распространенными в то время тетрадями для записи слов. Пародийно-юмористический эффект смикширован (но присутствует в восприятии современного зрителя).

5) Ловушка для насекомых Филиппа Винстона. Конструкция из пластиковых бутылок. Инженерно-дизайнерское решение - налицо. Выглядит устройство забавно: боковые ловушки напоминают уши.

6) Скворечник Андрея. Обычный скворечник с крышей из мягкого материала - но с балконом из пластиковой корзины, который аттестуется в комментарии как «уникальное инженерное решение». Каждому, кто имел дело со скворечниками, приходило в голову приделать площадку для выгула птенцов, поскольку на дне ящика им, видимо, тесновато и темновато. Немаловажно однако отметить, что балкончик создает удобство для кошек и сорок: им комфортней устроиться на нем и, не напрягаясь, просунуть в лаз лапу или клюв. Пародийный мультяшный эффект здесь налицо.

Приведенные примеры в достаточной степени иллюстрируют характер представленных объектов и акценты их презентации. В дополнение приведем еще несколько ссылок: «Стульчак Тихонова» - образец полифункциональной мебели (функционально перекликается с представленной здесь же передвижной уборной на деревянных рельсах ); «Домик» Соковнина - детский домик с наклеенными внутри картинками, безусловно, сохраняет свою функцию и в пространстве выставки; «Магнитофон десятиканальный» Козина, сделанный из деталей, вынесенных из «номерного» завода (элемент скрытой иронии присутствует и здесь: «... эта штучка подставляется под стирающую головку, вот сейчас, допустим, там, где ноготь лежит.»2).

2. Интерпретации

Для пущей объективности, или, точнее, непосредственности подхода мы будем исходить в нашем анализе из простой фактичности описанного выше материала. Разумеется, мы будем иметь в виду концепцию художника, комментарий куратора, фундаментальный «ана-литико-антропологический и метафизический контекст», в который ввел коллекцию Архи-пова3 Валерий Подорога [1, с. 189], и тому подобные материалы. Но принципиальным начальным условием для нас является непосредственный факт присутствия вещи (правда, в пространстве музея, эту непосредственность ослабляющую)4. Для начала просто зафиксируем характеристики экспонируемых объектов - как они непосредственно явлены зрителю. Представленные экспонаты:

2 Из текстового сопровождения экспоната.

3 См. каталог архива на сайте художника folkforms.ru.

4 То есть фактом, строго говоря, является вся экспозиция, взятая как целое. «О "факте" можно говорить прежде всего тогда, когда несколько форм действительно схвачены неслиянными в одной Фигуре, включены в своего рода переплетение, словно случайности - сколь случайные, столь и необходимые, - и громоздятся друг другу на головы или плечи» [2, с. 166]. В нашем случае «формы» представлены отдельными вещами.

- изъяты из контекста, где они могли быть «штуковинами», но художник пытается этот контекст восстановить с помощью текстовых и мультимедийных материалов;

- представляют собой поделки, имеющие характер инженерных конструкций, изобретений, большей частью инструментального назначения;

- таковы, что большей частью этих вещей пользоваться неудобно или вовсе невозможно;

- выглядят пародийно, в них скрыта ирония, иногда нечто анекдотичное; впрочем, возможно, что этот эффект формируется в выставочном зале;

- суть гибридные объекты, в их создании используются другие вещи, имевшие другое предназначение и функции;

- указывают на акцентированную бедность их создателей, навязчиво отсылающую к миру, где есть богатые вещи из богатых магазинов в богатых домах (возможно, эффект порождается выставочной концепцией);

- возбуждают вопрос о природе художественного впечатления, которое они производят (если таковое имеет место).

Эти особенности выставленных вещей можно обобщить в нескольких направлениях их возможного истолкования. Прежде всего отметим «инженерный» характер поделок. «Штуковины» представляют собой «изобретения». Для выявления их специфики необходимо провести ряд различий. В. Подорога, комментируя коллекцию Архипова, отмечал, как ценились «рукастые мужики» в бедной жизни СССР. Однако следует различать техническую самодеятельность, хозяйственную деятельность в пределах домовладения и изготовление «штуковин». Эти различия необходимы, чтобы точно установить границы феномена, который открыл и которым так увлечен В. Архипов. Техническая самодеятельность вряд ли имеет какое-либо отношение к нашим объектам (скорее она перекликается с художественной самодеятельностью или так называемой гражданской наукой). Есть руководства по самостоятельному изготовлению различных устройств, настройке, ремонту; есть каталоги деталей и материалов; есть сообщества инженеров-любителей в сети; есть фанатичные сторонника лозунга «сделай все сам»5. С другой стороны, от странных экспонатов Архипова следует решительно отличать элементы обычной хозяйственной деятельности. Можно купить готовую лопату, а можно отдельно черенок и лезвие и собрать лопату самому (так дешевле и всегда есть возможность гарантировать качество). Можно купить мебель в сборе, а можно собрать самому, руководствуясь прилагаемой инструкцией. В арсенале современного домохозяина много инструментов - ручных, электрических, пневматических, - многие из которых весьма сложны (вплоть до станков разного назначения). Повседневная хозяйственная жизнь требует использования такого арсенала орудий, в результате чего возникают гибридные вещи или их компоненты, вряд ли имеющие прямое родство с нашими поделками.

Мир сделанных вещей весьма разнообразен. В. Подорога вводил «штуковины» в свою план-карту вещи (в качестве вещей-самоделок) [1, с. 34]. То, что собирает и экспонирует Архипов, имеет собственную специфику. Это - феномен особого рода. И эту особенность мы должны выявить.

Дело в том, что почти все выставленные объекты имеют одну интересную особенность: в них содержится некая толика самоиронии, имеющей довольно загадочную природу6. Мы придаем этой особенности и всем стоящим за ней факторам ключевое значение. В силу важности этого свойства рассмотрим его систематически.

5 Показательный пример - шоу «Самая народная программа» на 4 канале ТВ. Изготовление самоделок (в том числе с привкусом «штуковин») «рукастыми мужиками» в наше время введено в массовую культуру.

6 «Собирание ненужного, того, что истощено, что израсходовано, в чем больше нет энергии. В этом есть глубочайшая ирония» [1 ,с. 215].

а) Если в качестве основного термина взять «иронию» или «самоиронию», то выстраивается характерный ряд коннотаций: пародирование «нормальных» изделий, шаржирование, вызов общепринятому, некоторая толика издевки, или, более того - обнаруживается некий усеченный, деформированный мир (отсылающий к Брейгелю или поэзии капитана Лебядки-на), анекдотичность трогательной непосредственности, народный юмор и т.п. Феномен, увлекающий Архипова, демонстрирует смысловую игру, подвижность оттенков и вряд ли сводится только к «нехватке бытия» [3, с. 117-118] (что, разумеется, также имеет место).

б) Феномены Архипова (так мы их назовем) занимают промежуточное пространство между разными видами праксиса. Это - пограничные явления, причем границы подвижные и изменчивые7. Этим и объясняется упомянутая игра смыслов. Изготовление простых инструментов, их обслуживание и ремонт, настройка устройств и агрегатов, поиск материалов, подгонка, замена, заточка, шлифовка, бытовые усовершенствования, инженерные образцы и их самодельное шаржирование, разборка и сборка, коллажирование объектов - все это имеет место в «вещевом фольклоре», который по своей природе дистанцируется от профессиональной сферы.

в) Смысловая аура феноменов Архипова создается бессознательно или сознательно? Люди, создающие эти вещи, не знают, что они творцы? Или все, что стоит за «штуковинами» Архипова (и что далеко не безобидно) выражает вполне сознательный демарш, исполненный «социальной скорби»? Вопросы эти не имеют однозначного ответа. Во всяком случае пока мы не примем во внимание такие факторы, как установка художника-коллекционера и взгляд зрителя. Вещи Архипова, в отличие от вещного фольклора, так сказать, в чистом виде, в своей природной среде, формируются на пересечении трех сфер: отчет создателя - рецепция художника - открытая возможность реакции зрителя.

г) Немаловажен также фактор бесполезности вещей Архипова. Вряд ли их создатели рассчитывали на серьезный практический эффект, не говоря уже о том, что многие из поделок носят откровенно курьезный характер. Фактор бесполезности важно отметить, потому что он играет существенную роль в восприятии выставленных вещей в качестве художественных объектов (как элементы домашнего хозяйства они таковыми, разумеется, не воспринимаются). Эстетическая «аура» может возникнуть в зоне такой бесполезности и подспудной иронии.

д) На выставке был организован прием экспонатов от заинтересованных зрителей. Воспользовавшись этой идеей, мы позволим себе привести, для пояснения сказанного выше, два примера из собственного дачного хозяйства.

Первый пример. Проигрыватель CD, отремонтированный и усовершенствованный с помощью стирательной резинки. Механизм вращения диска стал производить посторонний шум, фиксация его с помощью обычной стирательной резинки полностью устранила дефект (фирма Pioneer могла бы предусмотреть нечто подобное). Фактор бесполезности в этом случае отсутствует, ибо прибор безупречно работает уже несколько лет. Фактор бедности также вряд ли уместен (имеется в наличии проигрыватель CDHighEnd класса). Ключевой пункт - юмористическая реакция. «Починка» выглядит забавной как для меня, так и, тем более, для инженера-электронщика из ателье (для которого - это просто анекдотический случай).

Второй пример. Изделие КПУМ-1, сконструированное и изготовленное мной самим («Козел пильный, универсальный, модернизированный, серия 1»). Агрегат предназначен для распилки пополам стандартных поленьев бензопилой. На вид сколоченный из грубых досок «агрегат» довольно убог. Однако фактор бесполезности отсутствует: с его помощью распиле-

7 Мы не хотели бы «выступать как член узкого круга авангардных теоретиков, знающих, что такое онтология на самом деле» [4, с. 203]. Дело не в теориях, тем более - философских. Сделанные вещи, в том числе и те, о которых здесь идет речь, слишком интегрированы в круг непосредственных практик.

но несколько десятков кубометров длинных поленьев (правда, в настоящее время изделие нуждается в легком ремонте). «Бедность и гордость» также ни при чем, так как найдены поставщики коротких поленьев (что, конечно, дороже). В моих собственных глазах, у соседей и в инженерной аудитории, перед которой иногда приходится выступать, КПУМ-1 неизменно вызывает юмористическую реакцию, ибо воспринимается как типичная «штуковина». Как явствует из этих примеров, дело не в самой вещи и не в ее социальной роли - но в ее специфическом позиционировании в глазах «творца» и в реакции «зрителей». В любом случае подобные вещи вынесены за скобки бытовой прагматики.

4. Вопрос о бедности

Важно различать необходимую, сущностную, связь феноменов Архипова с социальной демонстрацией (сознательной или бессознательной) - и образ, несущий в себе определенное художественное выражение8, воплощенный в целостной форме экспозиции и отраженный в ее авторской концепции. Вещи Архипова выходят за пределы простой манифестации «социальной скорби». Самый простой аргумент: люди изготовляют такие поделки и в «богатых» странах. Художник специально подчеркивает интернациональный характер коллекции. Различный смысл понятия «бедность» в бедных и богатых странах, на который обращал внимание В. Подорога [1, с. 199], не является решающим аргументом. Верно, что были «штуковины», которые советские люди изобретали по принципу «голь на выдумку хитра». Такие вещи можно и нужно выделять в отдельный класс (их можно найти в бразильских фавелах или в деревнях Кот-д'Ивуара). Но открытый Архиповым феномен, конечно, шире, или, точнее, глубже. В «народной вещи» скрыта дистанция. Комбинируя из старых вещей новую поделку, народный «инженер» волей-неволей занимает позицию вне нормальной, общепризнанной, стандартной вещной среды. Из этой внепо-ложенности возникает и некоторая рефлексивность: отношение к фабричным аналогам, ирония и самоирония, дистанция между моим миром и внешним классово враждебным благополучием и т.д. «Логика нехватки бытия» [1, с. 196], конечно, имеет место (она имеет место у всех человеческих существ, и у богатых не в меньшей мере, чем у бедных). Можно, наверное, сказать, что в случае вещей Архипова мы можем наблюдать попытку выйти за пределы «нехватки бытия», оставаясь в зоне дефицита бытия. Такая попытка объективно сопровождается созданием суррогатов, примитивных имитаций, забавных «штуковин» и тому подобных вещей. Влюбленный капитан Лебядкин у Достоевского - все-таки поэт. Поэзия его столь же ублюдочна, как и он сам, но тем не менее восполняет для него «нехватку бытия» и рождает своеобразный феномен - чудовищную карикатуру на «нормальных» людей (что мастерски выражено в вокальном цикле Д. Шостаковича на стихи капитана Лебядкина из «Бесов»). Впрочем, логика нехватки бытия состоит в том, чтобы эту нехватку любым способом восполнить.

Таким образом, можно говорить о бедности как тотальной нехватке бытия, характерной для человеческой «экзистенции» как таковой: «Бытие, которое дано в интуиции человеческой реальности, всегда является тем, у чего чего-то недостает...» [3, с. 118]. Но в нашем случае речь идет о попытках дистанцироваться от бытийной ситуации, найденной В. Архиповым в «вещевом фольклоре». Открывающийся здесь экзистенциальный горизонт замыкает массу неординарных явлений. Часть этого содержания выражено в образе, который создается экспозицией в целом (собственно - произведением художника).

«Предметы гордости и стыда» - так именуется в музее представленное произведение. Заметим сразу же, что коллекция Архипова позволяет создать разные, более или менее «ради-

8 Выражение - центральный термин диалектико-феноменологической эстетики А.Ф. Лосева.

кальные», художественные образы: от убожества земной жизни до анекдотических «штучек» вполне респектабельного существования. Материал предполагает разные творческие решения. В целостном произведении Архипова, воплощенном в единстве выставленных им объектов, фактор бедности играет существенную роль. Но и в этом случае социальный контекст и социальные отсылки выставки намного шире, чем это позволяет формула «они делали это от бедности». Связь изготовления «штуковин» с бедностью относительна, как было показано выше. Хотя представленные феномены, по своему существу, далеки от какого бы то ни было «ответственного потребления» (ресайклинга и апсайклинга); изготовление самоделок естественным образом входит в систему праксиса. Бедность не порок, но порок - ограниченность, miserable, узость взгляда и скука существования. Но в каких бы условиях ни находились люди - в прошлом или настоящем - они удивительным образом могут противостоять им, парадоксальным образом используя сами эти условия.

5. Вопрос о художественной значимости

В вещах Архипова, взятых, так сказать, по абсолютной величине, вне того, почему и для чего они отобраны художником, трудно усмотреть художественный элемент. Возникает естественный для всего актуального искусства вопрос: при каких условиях возможно появление эстетической ауры вещей? В. Архипов говорил о сильном художественном впечатлении, заставившем его собирать свою коллекцию. Это признание усложняет дело. В принципе, любая вещь, помещенная в дискурсивное пространство музейной экспозиции, обретает качество «художественного продукта» [5, с. 139]. Но художник увидел в этих вещах нечто эстетически значимое и был поражен им. Какие условия с точки зрения философской эстетики могли способствовать этому?

При изготовлении поделок - например, насадить лопату на костыль или поставить уборную на деревянные рельсы - вещь уже изымается из естественного для нее «мирского» окружения. Костыль не является средством для изготовления рукоятки лопаты; это - средство передвижения инвалида. Лопата, насаженная на костыль, - уже не «аутентичная» лопата, это уже довольно странная штуковина. Рельсы предназначены не для передвижения уборных, а уборные привязаны к выгребным ямам. По-средственная, мирская связь вещей (велосипедные колеса, кирпич, ситцевая тряпка, картонные коробки, пластиковые бутылки и проч.) разрушается. Здесь, несомненно, присутствует изъятие вещей из мирской связи сущего9. Точно так же письма или чернильница в натюрморте К. Петрова-Водкина изъяты из «естественной» связи вещей и воссозданы во вновь сделанной вещи - живописном произведении (холст, покрытый красочным слоем). Сущее, обретающее смысл и значение в по-средственной связи, перекодируется, поскольку перестает быть средством того, для чего оно было сделано. Вещь должна быть изъята не просто из вещного контента, естественного для нее (табуретка - ни в коем случае не стульчак), - вещь теряет свою здесь-бытийную определенность. Без этого вещь не может обрести художественное значение.

Автор поделки обретает явную, видимую и даже декларированную вненаходимость относительно мира «нормальных» вещей. Благодаря позиции вненаходимости автор меняет бытийные функции вещи. Такая вещь уже является произведением. Однако автор поделки - не художник. Художник - тот, кто усмотрел в такой вещи бытийную аномалию и извлек ее из хозяйственного

9 «...Je weniger das Hammerding nur begafft wird, je zugreifender es gebraucht wird, um so ursprünglicher wird das Verhältnis zu ihm, um so unverhüllter begegnet es all das was es ist, als Zeug» - «.чем меньше такая вещь, как молоток, только рассматривается, тем более умело она используется, тем более исконным становится отношение к ней, тем яснее она предстает в качестве того, чем она и является, - средством» [6, с. 69].

мирка автора, дабы сформировать коллекцию или оформить выставку. Художник вненаходим (трансгредиентен, как сказал бы М. Бахтин [7, с. 64]) автору поделки и среде его обитания.

Автор поделки не завершает ее бытие полностью, поскольку продолжает пользоваться ею. Поэтому наш изобретатель может не видеть эстетическую ауру своей «штуковины». Художник завершает историю вещи - от ее рождения до появления в выставочной экспозиции (требуется, правда, привести рассказ ее создателя и хозяина). Так поделки обретают свою судьбу (вместе с автором, его социальным классом, его страной). Художник впечатлен, потому что благодаря своей позиции эстетической трансгредиентности он видит судьбы людей и вещей, он видит аномалии их бытийного горизонта.

6. Заключение: искусство и вещь

Искусство - как особого рода деятельность - создает вещи, радикально отличающиеся от «обычных» вещей10. Искусный орнамент на рукоятке каменного топора не имеет никакого значения для технологии использования этого орудия производства. Искусственные вещи, относящиеся к подвиду «произведения искусства», - бесполезны. Они лежат за пределами пользы и вообще какой-либо заинтересованности. Правда, вещи искусства, строго говоря, могут вернуться в мирскую паутину вещей, по-средственных по своей онтологической сущности (картина на стене в качестве декора, скульптура в качестве груза, мелодия в качестве сигнала телефона...).

Художник создает вещь (комбинацию какой-либо материи), которая не нужна и бесполезна в том смысле, что принципиальным образом выходит за пределы наличного бытия вещей (т.е. за пределы круга человеческого существования, в который входит и сам человек -как вещь suigeneris). Человек - существо, способное создавать вещи, находящиеся за пределами его бытия. Эти вещи - произведения искусства.

Для произведений традиционного искусства сказанное уясняется достаточно легко. Произведения большого искусства суть вещи, физически не отличающиеся от других вещей, сделанных людьми; онтологически же они представляют собой «черные дыры» в бытии. Но ситуация становится существенно иной, когда гилетической основой художественной формы становятся готовые вещи, изъятые художником из круга мирского существования11. Художник в этом смысле - комбинатор уже имеющихся вокруг нас вещей. Предметные инсталляции дают отличный повод не только заглянуть в исток «мировой вещи», но и в самый корень эстетического. Можно себе представить, что предельной границей художественно-эстетического опыта является открытие такой комбинации наполняющих вселенную вещей, которая представляет мир как целостное произведение (непостижимого, но мыслимого художника). Впрочем, вещи в этой глобальной онтологии эстетического могут и не предполагать какого-либо авторства.

Вещи, изъятые из мирской паутины существования, обретают особую «ауру» - иное пластическое выражение или иную интонацию музыкальной материи12. Итак, мы имеем: вещи природы, вещи кустарного или промышленного производства, вещи искусства. Исток искусства лежит в основании вещи как таковой, за пределами деления на роды и виды. Вещь как сущее - фактична и контингентна. И чем предельнее ее фактичность, тем выше уровень кон-тингентности13. Человек как сущее sui generis, пожалуй, в меньшей степени «открытая воз-

10«С вещью, сделанной и изготовленной, в художественном творении совмещено и сведено воедино еще нечто иное. А сводить воедино - по-гречески сти^сЛЛш. Творение есть символ» [8, с. 54].

11 «У нас, живописцев, под запретом как раз res», - жаловался В. Кандинский А. Шенбергу, хотя в это время (1911 г.) вещь начала свое освобождение и в искусстве, и в философии (феноменология) [9, с. 36].

12 И наоборот: «...в эпоху технической воспроизводимости произведение искусства лишается своей ауры» [10, с. 196].

13 «Фактичность отождествляется с контингентностью в том смысле, что она должна мыслиться как позитивное знание о возможности-быть-другой / возможности-не-быть любой вещи.» [11, с. 88].

можность», нежели вещь, чья простая фактичность прямо пропорциональна непостижимой глубине ее бытийного основания. Человек - «совокупность общественных отношений», ему трудно прорваться к бытию (если вообще возможно), вещи же - просто существуют, наличествуют и пребывают.

В своей монографии о вещи В. Подорога ссылался на трактат А. Лосева «Вещь и имя». Конечно, есть психологические и теоретические трудности в отождествлении вещи и имени (ее, вещи, имени). Тем не менее вопрос может быть уяснен за пределами имяславия - только в чистой неоплатонической феноменологии. Вещь - последний и предельный факт выпадения эйдоса в мир, его завершенное выражение1. Вещь обретает имя, посколько ее смысловое становление завершено - в простой фактичности ее наличной данности. В имени выражен необозримый шлейф эстетических оплотнений, предельным завершением которых поименнованная вещь и является. След эстетического выражения светится во всех аурах, ареолах, интонациях и смыслах вещи15. В полном объеме увидеть это смысловое многообразие доступно только искусству, ибо только художник в состоянии повторить магию эйдетического выражения (ученому лучше не видеть ауру вещей, чтобы не покинуть поприще научного познания).

Но такие вещи, как технические «девайсы», и в своей конструкции, и в своей дизайн-форме заключают деформацию или полное отсутствие эйдетической трансляции. Изобретение «штуковин», конечно, связано с некоторой бытийной аномалией, но, может быть, именно потому они и способны нести в себе насмешку и отстранение от «нормального» миропорядка, технически стандартизированного быта и покрывающего его социума. Во всяком случае мы действительно получаем здесь повод поговорить о «мировых вещах».

Список литературы

1. Подорога В. Вопрос о вещи. Опыт аналитической антропологии. - М.: GRUNDRISSE, 2016. - 348 с.

2. Делез Ж. Френсис Бэкон. Логика ощущения. - СПб.: Machina, 2011. - 176 с.

3. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. - М.: Республика, 2000. - 639 с.

4. Мол А. Множественное тело. Онтология в медицинской практике. - Пермь: Гиле Пресс, 2017. - 254 с.

5. Де Дюв Т. Именем искусства. К археологии современности. - М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014. - 192 с.

6. Heidegger M. Sein und Zeit. - Tübingen: Max Niemeyer Verlag, 1967. - 450 S.

7. Бахтин М.М. Собрание сочинений в 7 томах. Т.1. Философская эстетика 1920-х годов. -М.: Русские словари, 2003. - 955 с.

8. Хайдеггер М. Исток художественного творения // Работы и размышления разных лет. -М.: Гнозис, 1993. - 464 с.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

9. Кандинский В., Шенберг А. Переписка 1911-1936. - М.: GRUNDRISSE, 2017. - 224 с.

10. Беньямин В. Учение о подобии. Медиаэстетические произведения / Российский государственный гуманитарный университет. - М.: РГГУ, 2012. - 288 с.

14 «Выражение есть та стихия, которая получается в результате воплощения (принципиального или фактического) всего эйдоса в инобытийной сфере» [12, с. 17].

15 Мы постоянно балансируем на острие фактичности, где сходятся критические, онтологические, диалектические и прочие феноменологии. Это касается и таких понятий, как аура или след. Аналогично: «Говоря о связи с аурой, что она не признак присутствия - даже удаленного, - но признак самой удаленности, ее действие и знак одновременно, мы, без всякого сомнения, предугадывали то, что Деррида, в этом же самом контексте, называет следом.» [13, с. 186].

11. Мейясу К. После конечности. Эссе о необходимости контингентности. - Екатеринбург; М.: Кабинетный ученый, 2015. - 196 с.

12. Лосев А.Ф. Диалектика художественной формы.- М.: Издание автора, 1927. - 250 с.

13. Диди-Юберман Ж. То, что мы видим, то, что смотрит на нас. - СПб.: Наука, 2001. -

263 с.

References

1. Podoroga V. Vopros o veshchi. Opyt analiticheskoi antropologii [Question about a thing. Experience in Analytical Anthropology]. Moscow, GRUNDRISSE, 2016, 348 p.

2. Deleuze J. Frensis Bekon. Logika oshchushcheniia [Francis Bacon. The Logic of Sensation]. Saint Petersburg, Machina, 2011, 176 p.

3. Sartre J.-P. Bytie i nichto. Opyt fenomenologicheskoi ontologii [Being and Nothingness. Experiment in Phenomenological Ontology]. Moscow, Respublika, 2000, 639 p.

4. Mol A. Mnozhestvennoe telo. Ontologiia v meditsinskoi praktike [The multiple body. Ontology in medical practice]. Perm', Hyle Press, 2017, 254 p.

5. De Duve T. Imenem iskusstva. K arkheologii sovremennosti [In the Name of Art. Toward an archaeology of modernity]. Moscow, Izdatel'skii dom Vysshei shkoly ekonomiki, 2014, 192 p.

6. Heidegger M. Sein und Zeit. Tubingen, Max Niemeyer Verlag, 1967, 450 S.

7. Bakhtin M.M. Filosofskaia estetika 1920-kh godov [Philosophical aesthetics in the 1920s.]. Sobranie sochinenii. Moscow, Russkie slovari, 2003, vol. 1, 955 p.

8. Heidegger M. Istok khudozhestvennogo tvoreniia [The origin of artistic creation]. Raboty i razmyshleniia raznykh let. Moscow, Gnozis, 1993, 464 p.

9. Kandinsky W., Schoenberg A. Perepiska 1911-1936 [Correspondence 1911-1936]. Moscow, GRUNDRISSE, 2017, 224 p.

10. Benjamin W. Uchenie o podobii. Mediaesteticheskie proizvedeniia [The doctrine of similarity. Media aesthetic works]. Moscow, Rossiiskii gosudarstvennyi gumanitarnyi universitet, 2012, 288 p.

11. Meillassoux Q. Posle konechnosti. Esse o neobkhodimosti kontingentnosti [After limb. Essay on the need for contingency]. Ekaterinburg, Moscow, Kabinetnyi uchenyi, 2015, 196 p.

12. Losev A.F. Dialektika khudozhestvennoi formy [Dialectics of artistic form]. Moscow, Izdanie avtora, 1027, 250 p.

13. Didi-Huberman J. To, chto my vidim, to, chto smotrit na nas [What we see is what looks at us]. Saint Petersburg, Nauka, 2001, 263 p.

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Железняк В.Н.

Похожие темы научных работ по философии, этике, религиоведению , автор научной работы — Железняк В.Н.

ART AND FOLK THINGS: BASED ON VLADIMIR ARKHIPOV'S EXHIBITION AT THE PERMM MUSEUM