CC BY
94
НАУЧНО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ
проблемы
D. V. POZHARSKY,
Doctor of Law, Associate Professor
Head of the Department of State Law Disciplines,
Management Academy of the Ministry
of the Interior of Russia
Russian Federation, 125171, Moscow,
Zoi i Alexandra Kosmodemyanskikh St., 8
E-mail: dimapozharskiy@yandex.ru
Scientific speciality:
12.00.01 — Theory and History of Law and State; History of Doctrines about Law and State.
Д. В. ПОЖАРСКИИ,
начальник кафедры государственно-правовых дисциплин, доктор юридических наук, доцент Академия управления МВД России Российская Федерация, 125171, г. Москва, ул. Зои и Александра Космодемьянских, д. 8 E-mail: dimapozharskiy@yandex.ru
Научная специальность: 12.00.01 — теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве.
УДК 004.8:34
Дата поступления статьи: 22 января 2020 г. Дата принятия статьи в печать: 12 марта 2020 г.
Искусственный интеллект и человеческий разум в государственно-правовой реальности
Artificial Intelligence and the Human Mind in the State-Legal Reality
Аннотация
Проблема: истинное и ложное, подлинник и подделка, действительное и воображаемое, оригинал и имитация... Примерно в такой плоскости приходится рассуждать об искусственном интеллекте и человеческом разуме в сфере права и государства.
Но что скрывается за новыми терминами, действительно ли они отражают новые сущности? Каковы возможности искусственного интеллекта в сфере политики и права, приобретает ли он свойства субъекта-творца, либо остается средством политических и правовых технологий, объектом правового регулирования (стимулирования, ограничения, запрета)?
Цель: избавиться от двух крайностей. Крайность первая - это восторги, иллюзии и необоснованные надежды, ставящие будущее человечества в зависимость от искусственного интеллекта в силу его безусловного превосходства над человеческим разумом. Вторая крайность - страхи и фобии, порождаемые неизвестными человеку свойствами и вероятностным разрушительным потенциалом искусственного интеллекта, а также недооценка и пренебрежение его реальными возможностями в сфере го-
Annotation
The problem: true and false, original and fake, real and imaginary, original and imitation... Approximately this plane we have to talk about artificial intelligence and human intelligence in the field of law and the state.
But what is hidden behind the new terms, do they really reflect the new entities? What are the possibilities of artificial intelligence in the field of politics and law, does it acquire the properties of a subject-Creator, or does it remain a means of political and legal technologies, an object of legal regulation (stimulation, restriction, prohibition)?
The purpose of the research: the author tried to get rid of two extremes. The first extreme are the raptures, illusions, and unfounded hopes that make the future of humanity dependent on artificial intelligence because of its absolute superiority over the human mind. The second extreme are the fears and phobias generated by the properties unknown to man and the probabilistic destructive potential of artificial intelligence, as well as the underestimation and neglect of its real capabilities in the sphere of state and legal influence, political and legal life in General.
сударственного и правового воздействия, политической и правовой жизни в целом.
Автор пытается показать реальный (на его взгляд), соответствующий действительности потенциал искусственного интеллекта в функционировании государства и воздействии права на общественные отношения.
Методы: выводы и суждения основаны на диа-лектико-материалистическом методе, историческом и функциональном подходе, формально-юридическом анализе. Определенную роль в подготовке материала сыграла метафизика.
Выводы:
1. Понятия и термины эпохи цифровизации, например, «электронное государство» или «цифровое правосудие», являются во многом метафоричными и могут использоваться в юридической науке и законодательстве в нестрогом значении. Прежде всего они означают широкое внедрение в юридическую и политическую практику новых способов и технологий производства, передачи и обработки информации.
2. Искусственный интеллект является продуктом человеческого разума и, несмотря на непрерывное совершенствование, интенсивное и стремительное внедрение в политико-правовую реальность, остается средством (технологией) политики и права и не меняет их природу и сущность.
3. Развитие естественного юридического интеллекта (правового мышления человека) является гарантом качества права и государства, условием непрерывного развития и совершенствования государственно-правовых институтов и выступает стратегической задачей государственно-правового строительства на современном этапе. Создание и внедрение все более сложных цифровых технологий не должно создавать иллюзию «вторичности» юриста-человека, отодвигать на второй план потенциал естественного интеллекта по преодолению правовых проблем (укрепление правопорядка и законности, гарантирование прав и свобод, борьба с преступностью и т. д.), порождаемых человеком и посильных только человеку, его разуму и деятельности.
The author tries to show the real (in his opinion), corresponding to reality potential of artificial intelligence in the functioning of the state and the impact of law on public relations.
The methods of the research: the author's conclusions and judgments are based on the dialectical-materialistic method, historical and functional approach, and formal legal analysis. Metaphysics played a certain role in the preparation of the material.
The conclusions:
1. Concepts and terms of the digitaliza-tion era, such as "electronic state" or "digital justice", are largely metaphorical and can be used in legal science and legislation in a non-strict sense. First of all, they mean the widespread introduction of new methods and technologies for the production, transmission and processing of information into legal and political practice.
2. Artificial intelligence is a product of the human mind and, despite continuous improvement, intensive and rapid introduction into political and legal reality, remains a means (technology) of politics and law and does not change their nature and essence.
3. The development of natural legal intelligence (human legal thinking) is a guarantee of the quality of law and the state, a condition for the continuous development and improvement of state-legal institutions and serves as a strategic task of state-legal construction at the present stage. The creation and implementation of increasingly sophisticated digital technologies should not create the illusion of "secondary" lawyer-man to overshadow the potential for natural intelligence to overcome legal issues (strengthening of the rule of law, guaranteeing human rights and freedoms, combating crime, etc.) created by man and is feasible only man, his mind and activities.
Ключевые слова: искусственный интеллект; человеческий разум; технологии; цифровиза-ция; государство; право; функции; применение права; правосознание; правотворчество.
Key words: artificial intelligence; human mind; technologies; digitalization; state; law; functions; application of law; legal awareness; lawmaking.
Современные информационно-цифровые технологии, в том числе искусственный интеллект, охватили каждую сферу жизнедеятельности общества. Мировой рынок искусственного интеллекта уже сегодня насчитывает 21,5 млрд долларов США и, по оценкам специалистов, к 2024 г. достигнет почти 140 млрд дол-
ларов США1. Являясь одним из трендов глобализации, искусственный интеллект поступа-
1 О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации (вместе с Национальной стратегией развития искусственного интеллекта на период до 2030 года) [Электронный ресурс]: указ Президента Российской Федерации от 10 октября 2019 г. № 490. URL: http://www.pravo.gov.ru (дата обращения: 11.10.2019).
тельно проникает в государственное управление, правовую систему и на наших глазах становится привычным компонентом политической и правовой жизни. Однако перспективность и неизбежность развития искусственного интеллекта не менее очевидна, чем его социальная рискогенность.
Выступая средством модернизации (усовершенствование, улучшение, обновление объекта, приведение его в соответствие с новыми требованиями и нормами) общества, искусственный интеллект таит в себе немало загадок, которые могут выступить оборотной стороной медали, трансформироваться в серьезные риски или угрозы социальной организации, правопорядку и безопасности. Новейшие технологии могут являться одновременно носителем пользы и вреда для человека и качественно по-разному проявляться в сфере государственного управления и права.
Из истории нам хорошо известно, какую роль в распространении и укреплении государственной власти, управления и права сыграли книгопечатание, железные дороги, электричество, телекоммуникации и иные изобретения человеческого гения. По отдельности и вместе они обеспечили сбор налогов, распространение законов, сбор и обработку информации — все это в количестве, со скоростью и через расстояния, о которых раньше и не приходилось мечтать [11, с. 463]. На современном этапе технологии обеспечивают доступ к огромному объему информации, новым информационно-коммуникационным возможностям и услугам. То, на что раньше человек тратил уйму времени, сегодня исполняется буквально несколькими нажатиями кнопки. Современные цифровые технологии, дают человечеству огромные возможности для решения многих социально-экономических, правовых, духовно-культурных и иных проблем. Открывается реальная перспектива значительного увеличения производительности труда и обусловленные ей возможности социального прогресса. Исторический парадокс заключается в том, что технологические трансформации часто оборачивались снижением уровня благосостояния общества [13, с. 30].
Однако любая технология может использоваться в праворазрушительных, криминальных целях [4, с. 418]. Более того, глобальное шествие информационно-коммуникационных технологий неизбежно порождает проблему занятости и социально-демографического неравенства, духовно-культурной безопасности общества, риски тотального контроля и манипулирования сознанием и поведением.
Уже сегодня в банковской сфере, в торговле, логистике, транспортной инфраструктуре тысячи людей становятся ненужными—их заменяют автоматизированные системы. Мир ожидает масштабное обесценивание и обновление профессий, так как компетенции, необходимые для эффективного выполнения работы под влиянием новой цифровой волны, значительно меняются. Согласно докладу Клауса Шваба (основатель и президент Всемирного экономического форума) «The Future of Jobs Reports 2018» до 2022 года около 54 % работников будут вынуждены пройти переподготовку и повышение квалификации [16].
Как здесь не вспомнить промышленную революцию в Англии и луддитов, громивших станки. По разным причинам в современной России некоторые категории граждан не имеют представления о блокчейн-технологи-ях или о том, как совершить платеж за коммунальные услуги, не выходя из дома. И это при том, что в действующей Конституции положения о правах и свободах человека, как правило, начинаются словом «каждый». Новейшие технологии неизбежно становятся дополнительным (наряду с классическими) катализатором социально-классового неравенства, присущего любому (в том числе современному) капиталистическому обществу, стыдливо скрывающемуся под псевдонимами «современная эпоха», «постиндустриальное общество», «постмодерн» и т. д. [5, с. 9].
В связи с этим следует согласиться с тем, что решение вопроса о том, какое место должен занимать искусственный интеллект в современном обществе, нельзя отдавать на откуп одним лишь технократам, разработчикам технологий искусственного интеллекта [3, с. 28]. Научно-гуманитарное, в том числе правовое проблемное поле искусственного интеллекта, несмотря на сравнительно молодой возраст, на сегодняшний день представляет собой тренд, который стремительно «оброс» многочисленными точками зрения, авторитетными мнениями по поводу перспектив развития и внедрения искусственного разума в социальную (в том числе политическую и юридическую) практику. Термин «искусственный интеллект» введен в научный оборот в 1956 г., хотя его идеология и прототипы появились гораздо раньше. Замена человеческого труда чем-то иным насчитывает гораздо более длительную историю. Тем не менее, задумываясь над перспективами и возможностями искусственного интеллекта, люди уже в середине XX-го столетия реально опасались, что в перспективе он потеснит и заменит их со всеми вытекающими последствиями [15, с. 117]. Дискуссии на эту тему не прекращаются и по-
прежнему наполнены самыми разнообразными вариациями, в том числе диаметрально противоположными.
Однако в формально-юридическом плане определенная черта, своего рода официальный итог этих бесконечных и порой непримиримых позиций, обозначена. В октябре 2019 г. вступил в силу закон, определяющий цели и задачи развития искусственного интеллекта в России, а также предусматривающий меры, направленные на его использование в целях обеспечения национальных интересов и реализации стратегических национальных приоритетов. Речь идет о Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года (далее — Стратегия). Аналогичные документы или программы разработаны в большинстве развитых стран.
Стратегия традиционно содержит понятийную основу и ряд фундаментальных принципов, определяющих место и роль искусственного интеллекта в развитии Российского государства на современном этапе и в обозримом будущем. Остановимся на некоторых из них применительно к юридической деятельности.
Как известно, нормы-дефиниции наряду с норами-целями, нормами-принципами и иными общими или исходными нормами выполняют функцию первичного регулятора, определяя общие начала, основы правового регулирования. Данные нормы определяют общие начала, основы правового регулирования. В этом смысле Стратегия содержит принципиально важную дефиницию искусственного интеллекта, имеющую ценностно-смысловое значение с точки зрения морфологии и семантики. Документ определяет искусственный интеллект в качестве комплекса технологических решений, позволяющих имитировать когнитивные функции человека...
Как видим, функциональная основа искусственного интеллекта в его понятийной конструкции определяется при помощи слова «имитировать» (от лат. «imitation» — подражать, воспроизводить с возможной точностью), которое позволяет даже непосвященной публике избавиться от иллюзий, фантазий и страхов по поводу искусственного интеллекта. Имитация не тождественна замене (подмене) объекта и тем более не может превосходить его.
Для государственно-правовой реальности и составляющей её основу нормативной системы и государственной власти это имеет определяющее значение, вносящие определенную ясность в модную полемику, основанную на противопоставлении искусственного и естественного разума. Дело в том, что социальное управление, в том числе развитие го-
сударства и укрепление правопорядка, рабски привязаны к естественному интеллекту и неотделимы от его носителя — человека. Природа права и государства отчасти метафизична и так или иначе кроется (сосредоточена) в человеке (Цицерон), в его созидательном потенциале и труде, а не в компьютере или роботе, несмотря на способность переиграть homo sapiens в шахматы.
В свое время Т. Гоббс сравнил законы с искусственным разумом, а Левиафана (государство, республика) — с искусственным человеком. Однако еще раньше из всех живых и неживых существ политическим и наиболее общественным существом Аристотель признал человека. Причем на том основании, что «... только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т.п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства» [2, с. 9]. Изменилось ли что-либо из сказанного известным философом? Думаю, что отрицательный ответ очевиден.
Как бы там ни было, функционирование искусственного интеллекта происходит по законам физического мира и представляет собой реализацию алгоритмов, заложенных программистом (создателем). Компьютер может воспроизвести все что угодно, но только в таком формате, который соответствует его техническим возможностям и операционной системе. Государство, также как и право, метафизично, идеально и интуитивно. Правовые и политические абстракции, порождаемые человеческим разумом, не всегда связаны с законами реального физического мира и априори не доступны для исчерпывающего представления и воспроизведения формальными средствами при помощи компьютера [15, с. 117].
Как известно, важнейшим средством проявления человеческой мысли, интеллекта выступает язык. Столь же очевидно, что государственно-правовую реальность человек воспринимает при помощи семантических языковых символов. Поэтому каждый раз, когда возникает желание сделать копию человеческого разума, необходимо серьезно задуматься над тем, способен ли другой живой организм и тем более машина воспринимать исключительно человеческие проблемы в человеческих смыслах? Сознание человека и его искусственные «аналоги» не могут нормально функционировать без контакта с миром метафизики и субъективной реальностью, отражающие социальность личности. Поэтому даже самый продвинутый гаджет или программа в принципе не могут быть функционально тождественными с человеческим разумом и воображением. Электроник или Терминатор научились пони-
мать, почему люди плачут, но сами они так они и не смогли заплакать. Максимум, на что может претендовать искусственный интеллект — это воспроизведение некоторых рутинных (доведенных до ежедневного повторения, автоматизма) свойств человеческого разума. Огромное количество функций, имеющих жизненно важное значение на современном этапе (вычислительные операции, поиск, анализ и преобразование информации, проектирование, идентификация и т. п.), основанные на возможностях компьютера, не дают оснований наделять его интеллектуальными свойствами. Как и любые иные орудия труда, впечатляющие достижения информационно-коммуникационной индустрии, тем не менее остаются в статусе средств. Средств, разумеется, специфических, невероятно усиливающих возможности человека, в том числе в области политики и права [15, с. 118—119].
Именно по такому пути пошли разработчики стратегии, закрепив в качестве целей развития искусственного интеллекта в России обеспечение роста благосостояния и качества жизни ее населения, обеспечение национальной безопасности и правопорядка, достижение устойчивой конкурентоспособности российской экономики. Одним из основных принципов развития и использования искусственного интеллекта признана защита прав человека, в том числе права на труд, а также предоставление гражданам возможности получать знания и приобретать навыки для успешной адаптации к условиям цифровой экономики. В ноябре 2019 г., принимая участие в конференции Artificial Intelligence Journey, посвященной искусственному интеллекту, Президент РФ В. В. Путин отметил: «Нельзя изобретать технологии ради самих технологий, и наша главная цель — это устойчивое гармоничное развитие, рост качества жизни и новые возможности для людей, для граждан. Безусловно, человек является высшей ценностью. Из этого мы и будем исходить, из этого будет исходить и Российское государство...» [10]. Как видим, известное изречение Протагора «Человек — есть мера всех вещей.», воспроизведенное в ст. 2 Конституции Российской Федерации, остается актуальным. И право в целом остается универсальным механизмом для того, чтобы, не сдерживая прогресса, не допустить его негативных последствий [4, с. 412].
Второе важное обстоятельство, имеющее отношение к рассматриваемой дефиниции, это онтологическое содержание искусственного интеллекта — определяемое законодателем при помощи словосочетания «комплекс технологических (выделено нами — Д. П.) решений». Понимаемая в самом общем плане как совокупность производственных методов и процессов
в определенной отрасли производства, технология также подчеркивает место и роль искусственного интеллекта в качестве средства достижения определенных целей, в том числе в сфере государственного управления или правового регулирования.
Давным-давно, на определенной ступени развития общества, технологии сыграли ключевую роль в процессе образования государства и права. Общеизвестно, что прибавочный продукт, трансформировавшийся в частную собственность и расколовший общество на классы, появился благодаря росту производительности труда за счет совершенствования средств и способов, т. е. технологий.
На современном этапе правовое регулирование становится эффективным и даже возможным только на информационно-коммуникационной основе. Правовой массив тотально привязан к битам и байтам, базам данных, клавиатуре и монитору. Попробуйте представить себе человека, который в поисках необходимой нормы (закона) записывается в библиотеку и перелистывает подшивку Российской газеты или Собрания законодательства. Со всей очевидностью приближается эпоха электронного опубликования нормативных правовых актов, состоящая в том, что электронная форма официального опубликования из вторичной (подчиненной) станет основной, а бумажная — вторичной (вспомогательной) [8, с. 84].
Искусственный интеллект в государственной и правовой реальности используется весьма интенсивно, и этот процесс имеет свойство увеличиваться в объемах и разнообразии форм. Надо признать, что обществоведение, включая и правовую науку, отстает в осмыслении новых информационных технологий, в том числе искусственного интеллекта. При этом технологии мониторинга общественных отношений и закономерностей, техника создания норм права, их реализации (включая применение), технологии оценивания качества законодательства, толкования и систематизации права, обеспечение правопорядка и безопасности сегодня немыслимы без искусственного интеллекта.
В сфере публичной власти происходит примерно то же самое. Некоторые свойства государства, например функции или публичные (государственные и муниципальные) услуги циф-ровизируются или виртуализируются [1, с. 8], что дает некоторым авторам основание обособлять «новые» феномены «информационное общество», «электронное государство», «электронное правительство», «электронное правосудие», «электронная демократия», «цифровой суверенитет» и т.п. Например, А. С. Киселев полагает, что электронное государство представ-
ляет собой политико-правовой феномен, определяющий современный формат взаимодействия государства с обществом на основе современных коммуникаций и включающий в себя такие элементы, как электронное правительство, электронное правосудие и электронную демократию [9, с. 9].
В связи с этим отметим ряд замечаний и соображений.
О государстве...
Тенденция цифровизации некоторых государственных полномочий и функций еще не указывает на наличие достаточных оснований для обособления феномена электронного государства и разговоров о какой-то новой сущности. Интенсивное использование информационно-коммуникационных технологий вполне укладывается в традиционные теоретические представления о формах реализации функций, среди которых уже давно и хорошо известна информационная деятельность. Государство остается самим собой и сохраняет свою сущность неизменной (В. С. Афанасьев). Технологии искусственного интеллекта, равно как и иные электронные технологии, не делают государство электронным. Точно также следует рассматривать иные терминологические производные от процессов цифровизации общественных отношений. Вряд ли демократия или правосудие становятся электронными из-за внедрения интернет-голосования, электронного подсчета голосов избирателей или возможности обратиться в суд при помощи Интернета. Разумеется, вся эта терминологическая масса имеет право на существование, но при одном условии — в нестрогом (условном) значении.
Еще до нашей эры появление корабля и кораблевождения при помощи экстраполяции (перенесения) на социальную реальность позволили Платону заложить основы первой теории управления и сделать гигантский шаг на пути познания социума. Однако статус корабля-средства остался неизменным. Появление гидравлической техники или электричества привели к появлению соответствующих социальных теорий (в том числе метафорических) об устройстве социума и человеческого интеллекта. Однако концепций гидравлического или электрического разума не возникло [14, с. 119-120].
Глупо отрицать тот факт, что искусственный интеллект, а если брать шире - цифрови-зация и технологизация общественных отношений трансформируют государственно-правовую реальность (способы осуществления власти, формы реализации функций, формы взаимодействия с обществом) и оказывают беспрецедентное воздействие на политическое сознание и поведение личности. Одна-
ко это влияние главным образом затрагивает внешние свойства (формы) государства и права и в меньшей степени внутренние характеристики. Но главное не в этом, а в том, что они не могут изменить природу и сущность человека и общества, также как и их совместного продукта — государства и права. «На самом деле, — писал И. А. Ильин, — государство творится вну-тренно, душевно и духовно; и государственная жизнь только отражается во внешних поступках людей, а совершается и протекает в их душе» [7, с. 235].
О праве...
При соотнесении права с технологиями искусственного интеллекта и его возможностями также приходится задаваться рядом вопросов. Термин «техника» в древнегреческом значении слова изначально означал искусство, ремесло, мастерство умение. Сегодня техника нередко понимается как совокупность средств человеческой деятельности, создаваемых для осуществления процессов производства и обслуживания непроизводственных потребностей общества. Думается, что применительно к праву, например по отношению к юридической технике, такое понимание вполне приемлемо.
Что касается искусственного интеллекта и его юридического потенциала, следует отметить, что право — это сфера господства человеческого разума и здравого смысла, «искусство добра и справедливости» (Юстиниан). Имеет ли искусственный интеллект представление о добре и зле, способен ли он различить их? Обладает ли машина правосознанием, без которого не может обойтись ни одна область юридической практики (И. Е. Фарбер, В. В. Лазарев)? Вопросы в общем-то риторические, также как и вопросы о правосубъектности роботов и программ.
Искусственный интеллект и иные современные технологии сегодня активно используются не только в самых разнообразных сферах юридического труда (правотворчество, применение права, систематизация законодательства и др.), но и в сфере оказания услуг. Однако метафизичность, умозрительность некоторых явлений и процессов правовой реальности (правосознание, естественное право, юридическая ответственность, субъективная сторона правонарушения и т. д.) исключают (должны исключать) искусственный интеллект из системы субъектов права и юридической деятельности. Более того, ставшее обыденностью использование программ и машин в традиционных сферах (видах) юридического труда (как уже было отмечено) вовсе не означает конкуренцию с юристом-человеком, а тем более его замещение. Сомнения в спра-
ведливости такого утверждения должны исчезнуть, если, например, рассмотреть основные принципы нормотворчества или правоприменительной деятельности.
В свое время И. А. Ильин подчеркивал неразрывную связь юридической деятельности (нормотворчество и реализация права) с естественным или первоначальным правосознанием, образно сравнивая последнее с «чувством права», «правовой интуицией», правовой совестью» [7, с. 229]. «Поэтому, — отмечал философ, — проблема применения правовых норм к живым людям, их состояниям, деяниям и отношениям есть проблема, абсолютно неразрешимая на путях формальной индукции и дедукции: механическое сопоставление «признаков», указанных в норме, и в «свойствах», данных в жизни, — есть операция, убивающая право, уродующая жизнь и подрывающая в душах волю к правопорядку» [6, с. 230].
Современные ученые юристы также склонны относить правотворчество сфере «живого», утверждая, что его цели «...должны увязываться с основными человеческими ценностями и требованиями естественной справедливости» [11, с. 63].
Может ли носитель искусственного интеллекта толковать нормы права, если одним из этапов (стадий) юридической интерпретации является уяснение, т. е. понимание смысла нормы, обращенное внутрь? Можно ли доверить искусственному интеллекту роль правоприменителя, если учесть, что последний «.не может игнорировать мнений и переживаний участников дела. обязан учитывать весь комплекс обращающихся элементов правосознания, понимать питающие их источники» [13, с. 22]. Как видим, профессор В. В. Лазарев обозначил непреодолимую планку для искусственного правоприменителя.
В связи с этим оценки юридического потенциала искусственного интеллекта не должны основываться на крайностях: преувеличениях и фобиях. Вполне вероятно, что «правовое будущее» (В. Д. Зорькин) будет тяготеть к возвращению к природному, естественному состоянию, что уже, по мнению некоторых ученых, становится тенденцией, определяемой внутренним посылом каждого человека, сознательным или несознательным отказом от искусственного, технологически-ориентированного мира [11].
Список литературы:
References:
1.
2. 3.
4.
5.
6.
7.
Апанасенко Ф. Е. Трансформация социального института государства в «открытом» обществе XXI века: автореф. дис. ... соц. наук. Ставрополь, 2019. Аристотель. Политика. СПб., 2018. Бондарь Н. С. Информационно-цифровое пространство в конституционном измерении: из практики Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал российского права. 2019. № 11. Зорькин В. Д. Конституционно-правовое развитие России. М., 2019. Иглтон Т. Почему Маркс был прав. М., 2017.
Ильин И. А. О сущности правосознания. М., 1993.
Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. М., 1996. Т. 1.
Исаков В. Б. Нормативный правовой акт в электронной форме // Нормография: теория и технология нормотворчества / под ред. Ю. г. Арзамасова. М., 2017. Киселев А. С. Формирование идеи электронного государства и особенности ее реализации: теоретико-правовое исследование: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Белгород, 2018. Конференция по искусственному интеллекту. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/ transcripts/62003 (дата обращения: 15.01.2020).
1. Apanasenko F. E. Transformaciya social'nogo instituta gosudarstva v «otkrytom» obshchestve XXI veka: avtoref. dis. ... soc. nauk. Stavropol', 2019.
2. Aristotel'. Politika. SPb., 2018.
3. Bondar' N. S. Informacionno-cifrovoe pros-transtvo v konstitucionnom izmerenii: iz praktiki Konstitucionnogo Suda Rossijskoj Federacii // Zhurnal rossijskogo prava. 2019. № 11.
4. Zor'kin V. D. Konstitucionno-pravovoe razvitie Rossii. M., 2019.
5. Iglton T. Pochemu Marks byl prav. M., 2017.
6. Il'in I. A. O sushchnosti pravosoznaniya. M., 1993.
7. Il'in I.A. Sobranie sochinenij: v 10 t. M., 1996. T. 1.
8. Isakov V. B. Normativnyj pravovoj akt v ele-ktronnoj forme // Normografiya: teoriya i tekhnologiya normotvorchestva / pod red. Yu. G. Arzamasova. M., 2017.
9. KiselevA. S. Formirovanie idei elektronnogo gosudarstva i osobennosti ee realizacii: teoretiko-pravovoe issledovanie: avtoref. dis. ... kand. yu-rid. nauk. Belgorod, 2018.
10. Konferenciya po iskusstvennomu intellek-tu. URL: http://www.kremlin.ru/events/pres-ident/transcripts/62003 (data obrashcheniya: 15.01.2020).
9
11. Кревельд Мартин Ван. Расцвет и упадок государства. Челябинск, 2019.
12. Лещинская В. В. Технологический прогресс и проблема гуманизации общества в контексте формирования экологической культуры // Вопросы философии. 2017. № 10.
13. Люблинский В. В. Социальная политика в условиях сетевого общества // Вестник Института социологии. 2019. Т. 10. № 3.
14. Москалькова Т. Н, Черников В. В. Нормотворчество. М., 2011.
15. Тавокин Е. П. Искусственность «искусственной социальности» // Социологические исследования. 2019. № 6.
16. URL:https://www3.weforum.org/docs/WEF_ Future_of_jobs_2018.pdf (дата обращения: 14.01.2020).
Для цитирования:
Пожарский Д. В. Искусственный интеллект и человеческий разум в государственно-правовой реальности // Труды Академии управления МВД России. 2020. № 1 (53). С. 8—15.
11. Krevel'd Martin Van. Rascvet i upadok gosu-darstva. CHelyabinsk, 2019.
12. Leshchinskaya V. V. Tekhnologicheskij progress i problema gumanizacii obshchestva v kontekste formirovaniya ekologicheskoj kul'tury || Vo-prosy filosofii. 2017. № 10.
13. Lyublinskij V. V. Social'naya politika v usloviyah setevogo obshchestva || Vestnik Instituta soci-ologii. 2019. T. 10. № 3.
14. Moskal'kova T. N, Chernikov V. V. Normot-vorchestvo. M., 2011.
15. Tavokin E. P. Iskusstvennost' «iskusstvennoj social'nosti» || Sociologicheskie issledovaniya. 2019. № 6.
16. URL:https:||www3.weforum.org|docs|WEF_ Future_of_jobs_2018.pdf (data obrashcheniya: 14.01.2020).
For citation:
Pozharsky D. V. Artificial Intelligence and the Human Mind in the State-Legal Reality // Proceedings of Management Academy of the Ministry of the Interior of Russia. 2020. № 1 (53). P. 8-15.
ы <
м о a С ы S iC и ы
ST
s
I—
о <
s
0 н ы 2
ó X
У
<
1
15
