CC BY
387
Вестник ДВО РАН. 2008. № 2
ГИ. КАНЕВСКАЯ
Исход русских из Китая (по воспоминаним русских австралийцев)
Автор анализирует последние годы (1945—1960) существования русской эмиграции в Китае и вводит в научный оборот материалы, касающиеся причин и процесса исхода русских из страны. Исследование основано главным образом на мемуарах и воспоминаниях русских австралийцев, свидетелей и участников событий.
Outcome of the Russians from China (recollections of the Russian Australians). G.I.KANEVSKAYA (Far East State University, Vladivostok).
The author analyses the last years (1945—1960) of the Russian emigration community in China. The emphasis is placed on the reasons and process of outcome of the Russians from the country The paper is mainly based on memoirs and recollections of the Russian Australians who were witnesses and participants of the events.
Русские стали уезжать из Китая сразу после окончания Второй мировой войны. Одной из первых опустела русская колония в Шанхае, которая насчитывала около 10 тыс. чел. По своим политическим убеждениям она раскололась на два лагеря. Первый составляли сторонники возвращения на родину. Умонастроение русских эмигрантов тех лет описала в своих воспоминаниях Нора Крук, ныне поэтесса из Сиднея: «Послевоенная эйфория в сочетании с магнетической тягой ТУДА... иррациональным неукротимым желанием ехать... уехать от устоявшейся жизни в гостеприимном Китае в свою, понимаете, свою страну, одержавшую немыслимую победу... Русскость. И не только этнически русских, а всех тех, кого раз и навсегда захватила родившаяся однажды - надежда? мечта? патриотическая одержимость? ... Состояние это было настоящим психозом, и ему были подвержены слишком многие» [9, с. 180].
Росту числа желающих уехать на родину способствовала широкая агитация, развернутая консульством СССР после того, как советское правительство в 1947 г. предложило эмигрантам вернуться и взяло на себя расходы по отправке их в Советский Союз. Просоветски настроенные русские, 2,5 тыс. семей (примерно 4 тыс. чел.), уехали из Шанхая пятью группами с августа по ноябрь 1947 г. [5, с. 236]. Представители второго лагеря -«невозвращенцы» понимали, что надолго в Шанхае задерживаться нельзя. «Красные китайские войска начиная с лета 1948 г. все ближе и ближе подвигались к Шанхаю, и вопрос об эвакуации куда-нибудь из Китая русских белых эмигрантов уже в октябре месяце стоял ребром», - сообщает другая участница событий писательница О.А.Морозова (ГАРФ. Ф. 10143, оп. 48, д. 1.3.1.6, л. 3).
В Шанхай устремились русские эмигранты, жившие в Ханькоу, Пекине, Тяньцзине, Циндао и в других местах. Покидать насиженные места приходилось в спешке. В.В.Долбежев, бывший российский консул в Чугучаке (1910-1920 гг.), живший с семьей с 1921 г. в Пекине, свидетельствует: «Тринадцатого Декабря 1948 г., совершенно неожиданно, ввиду наступления китайских коммунистических отрядов на Пекин, произведена
КАНЕВСКАЯ Галина Ивановна - кандидат исторических наук (Дальневосточный государственный университет, Владивосток).
Парад советских войск в Харбине. 1945 г. [17, р. 212, 213]
была спешная эвакуация из Пекина эмигрантов и Ди-пи1... в Тяньцзинь... с последним поездом и из Тяньцзиня в Шанхай 14/ХІІ утром на последнем американском транспорте. В Шанхай все эвакуированные из Пекина прибыли 17-го Декабря 1948 года.» (ГАРФ. Ф. 10143, оп. 20, д. 1.4.32, л. 323; д. 1.4.33, л. 324). Ситуация повторилась и в Циндао, когда этот курортный город на берегу Желтого моря оказался окруженным войсками Народно-освободительной армии Китая (НОАК).
По данным О.А.Морозовой, с помощью Международной организации по делам беженцев и перемещенных лиц (ИРО) 5 550 эмигрантов в январе-мае 1949 г. были эвакуированы из Шанхая на филиппинский остров Тубабао (ГАРФ. Ф.10143, оп. 48, д. 1.3.1.6, л. 127). Русский Шанхай фактически исчез, но другие центры русской эмиграции продолжали существовать.
В северном Китае эмигрантская колония русских в Тяньцзине насчитывала в середине 1930-х годов около 6 тыс. чел. Эвакуация в Шанхай и последующие вслед за взятием города войсками НОАК репрессии привели к уменьшению численности русских, но здесь все еще оставались тысячи людей. В Пекине проживало несколько сотен русских. Другим центром русской эмиграции оставалась провинция Синьцзян, где русские концентрировались в ряде поселений: Урумчи (столица), Кульджа и Чугучак. В этом отдаленном районе северо-западного Китая еще в XIX в. селились русские, занимавшиеся торговлей, сюда бежали староверы, баптисты, адвентисты седьмого дня и др. В 1920-1930-е годы русская колония значительно пополнилась бывшими участниками белых армий атамана А.И. Дутова и генерал-майора А.С.Бакича, а также беженцами из СССР, спасавшимися от коллективизации, и насчитывала около 13,5 тыс. чел. Из Синьцзяня русским особенно тяжело было выбраться.
1 От английского displaced persons - перемещенные лица. Официальный термин Лиги Наций, введенный в годы Второй мировой войны, под ним подразумевались люди, которые в результате действий оккупантов вынужденно покидали родные места и уезжали в другие страны.
Но в 1948 г. около 200 баптистов и пятидесятников из Кульджи и около 70 чел. из Урумчи выехали в Шанхай благодаря хлопотам Всемирного баптистского союза [6, с. 63-66; 11: 1964, 17 июня; 13, с. 127].
Крупнейшим центром русской эмиграции в Китае являлась Маньчжурия. По данным на январь 1945 г. там проживало свыше 70 тыс. чел., в том числе в Харбине - около 30 тыс. После прихода советских войск в Маньчжурию около 15 тыс. русских в августе-сентябре 1945 г. были арестованы управлением контрразведки СМЕРШ. Аресты в Харбине начались сразу после вхождения Красной армии. Е.Ширинская, ныне журналистка из Сиднея, вспоминает, как 17 августа она в толпе харбинцев встречала советские войска: «Сердце как-то екнуло: русские пришли! Наши русские!
Русские, которые взяли Берлин!... 18 августа, накануне праздника Преображения, церковь, куда я пришла, была заполнена заплаканными женщинами, мужчин почти не было.» [3: 1995, 25 авг.].
Оставшиеся оказались под надзором советского консульства. Эмигрантам, проявившим свои патриотические настроения, указы Верховного Совета СССР от 10 ноября 1945 г. и 20 января 1946 г. предоставили право получить советское гражданство, но разрешение на выезд никому не давали.
О положении русских в послевоенной Маньчжурии рассказала в письмах к автору русская австралийка Л. А.Ястребова (родилась в 1922 г. в Харбине, умерла в 2004 г. в Сиднее), приехавшая с семьей в Австралию в 1957 г.: «Когда в 1945 г. вошла в Китай Красная армия (мы в это время жили в Дальнем), было такое положение, что никто и никуда не мог выехать. Навсегда прощались со страной только арестованные. Не было переписки не только с заграницей, но даже с Шанхаем и Тяньцзином. У нас было такое ощущение, что мы заперты в клетке, из которой уже никогда не выберемся» (Архив Г.И.Каневской. Письмо от Л.А.Ястребовой. 3 дек. 2001 г.). Жили в постоянном страхе. Лидия Александровна писала, что во время японской оккупации их с сестрой обязали посещать курсы военной подготовки, где всем девушкам приказали сшить себе военную форму цвета хаки, в которой они и сфотографировались всей группой, «но когда пришли советские, снимок пришлось уничтожить, чтобы при обыске (что часто бывало) его не обнаружили и не арестовали нас, как японских военных!!! Сейчас это звучит смешно, но тогда это смешным не было» (Архив Г.И.Каневской. Письмо от Л.А.Ястребовой. 30 июня 2001 г.).
Общественная жизнь русского населения Маньчжурии в послевоенные годы обрела новые черты. Прежние эмигрантские институты перестали существовать, но начало действовать Общество советских граждан (ОСГ). В русских школах и во вновь открытом Харбинском политехническом институте (ХПИ) обучали по советским программам, был создан Союз советской молодежи (ССМ). В кинотеатрах шли советские фильмы [4, с. 227].
Дальнейшие политические события в Китае привели к новым серьезным изменениям в жизни русских в Маньчжурии. 1 октября 1949 г. была основана КНР, образовано правительство всего Китая со столицей в Пекине. В 1952 г. Китайская Чаньчуньская железная дорога (КЧЖД) - так стала называться КВЖД после войны - была безвозмездно передана советским правительством в собственность КНР. С этого времени начались массовые увольнения русских служащих с КЧЖД, со вспомогательных предприятий и учреждений, закрывались русские школы, ХПИ передали под управление китайской администрации. Обучение в нем стали переводить на китайский язык, и для овладения им в 1952 г. был
Л.А.Ястебова, фотограф и художник, поэтесса и писательница. Примерно 1970-е годы. (Фотография из архива автора)
открыт подготовительный факультет для русских студентов. Китайские власти пристально следили за эмигрантами, ущемляли их в снабжении продовольствием и топливом, уплотняли жилплощадь [2]. Русским становилось все более очевидно, что придется рано или поздно уезжать из Китая.
На Пасху 1954 г., в страстную субботу, когда харбинские церкви были полны народа, там, прямо с амвонов, представители Генконсульства СССР зачитали обращение советского правительства о льготном выезде в СССР: «Решением нашего правительства советским гражданам, проживающим на территории Китайской Народной Республики, разрешено выехать к себе на Родину для освоения целинных и залежных земель.». Согласно обращению, оформление документов было предельно упрощено, проезд бесплатный, сроки выезда сжатые, но указывалось, что вопрос о выезде «будет решаться индивидуально в каждом отдельном случае Посольством СССР и Правительством КНР» [4, с. 228, 229].
Мемуары свидетельствуют, что 1954 г. оказался решающим для русского Харбина и всех русских в Китае. «Судьба стала определяться в 1954 г., когда началась целина, - пишет Н. А.Мельникова, выехавшая из Харбин в Австралию в 1957 г. - Мнения разделились, дружба распадалась, семьи разваливались. Те, кто верил в необходимость возвращения в Россию, уехал на целину в 1954 и 1955 годах. Другие остались, решив уехать заграницу, и присутствовали при окончательном исчезновении русского Харбина с лица нашей земли» [10, с. 76]. Подобные события разворачивались и в Дальнем. Л.А.Ястребова свидетельствует: «В городе стало происходить что-то странное. Ссорились лучшие друзья, разрушались семьи. С “заграничниками” некоторые “целинники” перестали здороваться при встрече, даже те, у кого в укромном месте лежали заграничные визы». Желающих ехать оказалось так много, что не было возможности увезти всех за одно лето, и отъезд продолжался летом 1955 г. В результате в Дальнем из 3 тыс. русских осталось меньше двухсот, только те, кто собирался за границу [6, с. 90].
Всего в Советский Союз из Китая в 1954-1955 гг. приехали 26 966 чел. Американский исследователь Брюс Адамс задается вопросом, почему они предпочли репатриацию на родину. И отвечает на него сам.
С позиции сегодняшнего дня, когда нам известна судьба репатриантов 1935 г. и насильно вывезенных в 1945 г., добровольное решение вернуться в Советский Союз трудно для понимания. Но в 1954 г. правду о том, что происходило в СССР, знали немногие. Жизнь же в Китае, очень тяжелая в годы войны, не улучшалась, экономика после Гражданской войны была разрушена, а китайские националисты и коммунисты относились к иностранцам недоброжелательно. Выехать в СССР было гораздо проще и дешевле, да и казалось, что жизнь в стране, где бесплатное образование и медицинская помощь, предоставляет большие возможности.
Многих русских с китайским прошлым, считает Б. Адамс, привели в Советский Союз патриотизм, желание обрести родину, гордость победой соотечественников в войне, стремление самим принять участие в восстановлении страны. Патриотические настроения особенно обуревали молодежь, второе поколение эмигрантов, родившихся в Китае и никогда не видевших родины. Сыграла свою роль и пропагандистская кампания, развернутая советским консульством в Китае с целью заманить рабочую силу, необходимую для освоения целины [15].
Те, кто не уехал на целину, попали в разряд «врагов народа» и подвергались нападкам со стороны советского консульства и ОСГ: их увольняли с работы из советских учреждений. Вспоминает харбинка Л.Чистякова (Грамкау): «Люди, выбитые обстоятельствами из привычной колеи, собирались кто куда: кто “за речку”, а кто и на родину. Меня только что уволили из больницы памяти доктора Казем Бек за то, что в анкете (куда едете?) я указала, что еду к сестре заграницу, а не на родину. Настроение было унылое. Все думы были только о том: уедем или не уедем?» (ГАРФ. Ф.10143, оп. 82, д. 3.1.801, л. 58).
Одновременно призыв к возвращению в СССР послужил для китайских властей поводом для начала массового вытеснения русских из Китая. В 1954 г. прием русских студентов в ХПИ был закрыт. Сложившаяся ситуация вынуждала оставшихся к более энергичным поискам путей дальнейшей эмиграции.
Однако выезд за рубеж или «за речку», как говорили харбинцы, был сопряжен с большими трудностями. Связи с заграницей не было, информации никакой не поступало, но постепенно положение менялось. «Все-таки после смерти Сталина стало немного свободнее. Началась хотя бы переписка», - свидетельствовала Л. А.Ястребова. Она подробно описала все те преграды, которые приходилось преодолевать русским, желающим вырваться в «свободный мир». В 1953 г. ее отец послал письмо знакомой в Шанхай с просьбой сообщить необходимые сведения об организации, по слухам, помогавшей русским выехать из Китая. «Письмо дошло! Сообщила куда посылать документы, а также то, что Всемирный совет церквей оплачивает расходы по поездке - проезд, содержание в отелях и т.д. Кроме того, сообщила, что в Сиднее живут наши знакомые Кохтенко...и они могли бы быть нашими спонсорами» (Архив Г.И.Каневкой. Письмо от Л.А.Ястребовой. 3 дек. 2001 г.). Это обстоятельство и определило для семьи Л.А.Ястребовой выбор страны пребывания.
По свидетельству Л.А.Ястребовой, когда в Маньчжурии стало известно о существовании Всемирного совета церквей (ВСЦ - World Council of Churches) - организации, которая помогает выехать за рубеж, у многих появилась надежда выбраться из Китая. Анкеты, заполненные на английском языке, направлялись на имя представителя этой организации мистера Штумпфа в Гонконг. ВСЦ координировал обеспечение необходимыми документами и получение въездной визы, а также брал на себя оплату проезда от Гонконга и содержание эмигрантов в городе на период ожидания транспорта, так как неконвертируемость китайской валюты не позволяла даже состоятельным эмигрантам самим нести эти расходы. Затраченные на них суммы эмигранты должны были вернуть в рассрочку после устройства на работу в новой стране. От места проживания в Китае до Гонконга нужно было добираться за собственный счет.
Большинство стремилось уехать в США, что было возможным только при наличии индивидуальных спонсоров и поручителей. Визу туда приходилось ждать не менее пяти лет. В Австралию также не принимали без вызова поручителя. Поэтому анкеты чаще всего заполняли на выезд в Латинскую Америку: Бразилию, Чили и Парагвай, одновременно налаживая связи с заграничными родственниками и знакомыми [6, с. 89].
Наиболее сложным было получить разрешение на выезд в советском консульстве и выездную визу в китайском Департаменте общественной безопасности (ДОБ), которые стремились всячески затянуть их выдачу, пытаясь таким образом подтолкнуть эмигрантов к отъезду на целину.
Иногда права на выезд приходилось ждать годами, подвергаясь притеснениям и угрозам. Так было и с семьей Л.А.Ястребовой, получившей разрешение только в конце 1956 г.: «Представляете, как мы нервничали, что виза может закончиться? Давалась она на три года. Если закончилась, то надо пролонгировать. Все это занимает время», - делилась своими переживаниями в письме Л. А.Ястребова (Архив Г.И.Каневкой. Письмо от Л.А.Ястребовой. 3 дек. 2001 г.).
Очередной раз на положении русских эмигрантов в Китае сказались политические события, последовавшие после ХХ съезда КПСС, - разоблачение культа личности Сталина, с чем руководство Коммунистической партии Китая (КПК) не было согласно. Советско-китайские отношения стали обостряться и пришли к окончательному разладу после визита Н.С.Хрущева в Китай в 1958 г. Обострилась и продовольственная проблема в стране в результате политики «большого скачка». В 1959 г. в Трехречье2 началось раскулачивание русских хозяйств. В 1962 г. были закрыты все отделения ОСГ в Китае, а затем и советское
2 Сельскохозяйственный район на западе Маньчжурии, где еще в XIX в. селились забайкальские казаки.
консульство. Китайские власти больше не прислушивались к мнению СССР и решили избавиться от русских эмигрантов.
Русские в некогда родном Харбине стали чувствовать себя неуютно. Одна из русских харбинок жаловалась в письме от 9 ноября 1958 г.: «Нет, жить здесь нет - никаких сил. Кроме того, что хлеба выдают по 5 лян (250 г. - Авт.) и очередей, еще чувствуешь что-то подавляющее, словно немой, нет не немой, а явный укор тому, что ты буржуазный отпрыск, что ты живешь в нормальной квартире, хорошо одет, что ты, по сравнению с населением, “прекрасно” питаешься. И как они нас ненавидят, как хотят избавиться от “задержавшихся гостей”, что ж, и мы были бы рады этой разлуке. Не все, конечно, но многие, они правы, мы мешаем, мы не нужны им за то, что не можем встать с ними рядом, насильно проникнуться идеей и, питаясь мороженой капустой с какой-нибудь бурдой, строить светлое будущее» [14, с. 73].
Китайская администрация уже не единицам или десяткам, как раньше, а сотням русских семей стала давать разрешения на выезд, часто неожиданно: несколько дней на сборы и - убирайтесь! Перестало препятствовать выезду и советское консульство. Русская австралийка из Аделаиды, уехавшая из Харбина в сентябре 1957 г., вспоминает: «Когда сотрудница ставила печать в моем паспорте, то заискивающе спросила, не пожертвую ли я какую-нибудь сумму на Общество сов. граждан3. До этого Сов. консульство за то, чтобы поставить печатку в паспорте, в прямом смысле, раздевало людей, попросту грабило. Но международная обстановка изменилась, и всех, кто уезжал из Харбина, снимали с учета в ДОБ-е бесплатно. Таким образом, Сов. Консульство потеряло свой “доход” с бывших белобандитов» [14, с. 70].
Китайские же власти не собирались лишаться своих «доходов», напротив. Брать с собой ценные вещи, драгоценности и деньги русским эмигрантам, покидающим страну, было запрещено, багаж лимитирован. Причем, если в начале 1950-х годов разрешалось вывозить 50 американских долларов на взрослого и 25 на несовершеннолетнего, то позднее - только по 10 долл. на человека. Нельзя было везти фотографии, приклеенные к альбому (а вдруг под ними что-то есть?), и брать с собой рукописные материалы. «Мне так жалко было жечь свои дневники, которые я вела с 9 лет!», - и через много лет с болью вспоминала Л. А.Ястребова (Архив Г.И.Каневкой. Письмо от Л.А.Ястребовой. 3 дек. 2001 г.).
Строгость ограничений китайской таможни вызвали попытки уклониться от их исполнения. Русский человек смекалист и находит выход из любых ситуаций. Воспоминания эмигрантов - тому подтверждение. Имеющие деньги часто ссужали их тем, у кого не хватало на проезд до Гонконга, с условием возвращения долга уже за границей. Некоторым удавалось ловко спрятать то, что не подлежало вывозу. Изделия из драгоценных металлов переплавляли и маскировали под пряжки и гвозди для упаковки багажа, делали из них зубные коронки, вкладывали в переплеты книг [8, с. 167, 168].
Правда, приходилось немало поволноваться при встрече с китайскими таможенниками, о чем у многих остались незабываемые впечатления, в том числе у харбинки Т.Ф.Ганиной, уезжавшей в Австралию в 1959 г.: «Да, шуровали они здорово, а следили за нами еще больше. Все они прекрасные психологи. Забрали слоновую кость и китайский сервиз. Роясь в вещах, прощупывая матрасы, открывая иконы, они мне напоминали хищников. Вероятно, они были немало разочарованы, не найдя ничего противозаконного. Мама нервничала, все же ведь мы с ней в Харбине не спали целую ночь - зашивали несколько золотых десяток в матрас, к тому же, в пудренице, в мыле, в щетках было кое-что из драгоценностей.» [14, с. 95].
Из Синьцзяня, Трехречья, Харбина, Дальнего и других мест через весь Китай на поездах добирались эмигранты до Кантона или до Шанхая и Тяньцзиня, а затем морским путем до Гонконга. Границу переходили по пограничному мосту, переброшенному через
3 Речь идет о Добровольном обществе советских граждан - ДОБ. - Авт.
пролив, отделяющий красный Китай от английского Гонконга. Этот рубеж двух миров запомнился многим и описан почти во всех воспоминаниях русских, навсегда покидавших Китай: «Через мост в Гонконг идем пешком, несем все свое “богатство” в руках. На другом конце моста стоят английские солдаты; для нас подают маленький, почти игрушечный поезд, суют в руки бутылочки противного напитка - Кока-Кола. А на душе тяжело, грусть и сомнение» [6, с. 96, 97].
В Гонконге эмигранты полностью попадали под опеку ВСЦ: им предоставляли временное жилье, поселив в недорогие гостиницы, кормили, снабжали одеждой, проводили врачебные осмотры и лечили в случае необходимости. Например, отцу Е.И.Софроновой, приехавшей с родителями в 1961 г. из Синьцзяна, сделали в Гонконге операцию грыжи, мучившей его много лет [12, с. 210].
В Гонконге нужно было окончательно определяться, куда ехать на постоянное место жительства. Большая семья Е.И. Софроновой, состоящая из восьми человек, заполнила анкеты на выезд в США, где у них были родственники. Но пришлось выбирать другую страну, чтобы прожить в ожидании визы пять лет. Как пишет Е.И.Софронова: «Когда узнали, что Австралия выдает документы на въезд в нее через две недели после их заполнения, что было очень соблазнительным, то некоторые из русских решили ехать туда» [12, с. 210]. Решились на это и Софроновы. Как можно судить по воспоминаниям русских австралийцев, многие оказались на пятом континенте, по выражению Г.Закревской, «только благодаря действенности австралийской бюрократии» [16, р. 111].
Из Гонконга русские разъезжались в разные страны мира, большинство добирались до места назначения морем. Группами от нескольких десятков до шестисот человек русских эмигрантов грузили или на рейсовые пароходы, где размещали и кормили отдельно от других пассажиров, или на специально зафрахтованные ВСЦ грузовые суда, переоборудованные для перевозки людей. Таким образом, как и «ди пи» в свое время, русских из Китая перевозили в основном в трюмах кораблей [1].
Итак, массовый исход русских из Китая после окончания Второй мировой войны растянулся почти на два десятилетия, до середины 1960-х годов. Как пишет Г.А.Картузов,
Гонконг, 31 марта 1959 г. Отъезд 294 русских эмигрантов в Австралию на теплоходе «Аньшунь» [6, с. 135]
уехавший из Харбина в СССР в 1961 г.: «...одни в теплушки с домашним скарбом на запад, другие (на сборы 2-3 дня, а то и 24 часа) с легкими чемоданчиками на восток, потом на пароход, Гонконг и далее, короче - “за речку”, в неизвестность... Многие спешно заключали браки, многие разводились, и от нормальной жизни остались лишь воспоминания, лишь осколки, осколки...» [7, с. 97].
Говоря о причинах, приведших к исходу русских из Китая, безусловно, следует учесть и тяжелую экономическую ситуацию в стране, но решающую роль, как и в судьбе русских «ди пи», на наш взгляд, сыграл политический фактор.
Предпосылками массового выезда явились события, происходившие не только в Китае, но и в СССР: образование КНР в 1949 г., передача Советским Союзом в 1952 г. прав на КЧЖД китайской стороне, война в Корее, решение советского правительства в 1954 г. использовать русских эмигрантов на освоении целинных земель, политика «большого скачка» (1958-1960 гг.) в Китае и последовавшая затем культурная революция (1966-1976 гг.). Заметно осложнило положение и начавшееся во второй половине 1950-х годов ухудшение советско-китайских отношений. Все это сделало пребывание русских в КНР нежелательным и привело к их исходу.
На наш взгляд, эмиграция русских из Китая, как и перемещенных лиц, была вынужденной, хотя сами эмигранты, как подтверждает письмо Л.Я.Ястребовой, считают иначе: «Пребывание в Австралии - это добровольное решение. Никто никого сюда не ссылал» (Архив Г.И.Каневкой. Письмо от Л.А.Ястребовой. 13 апр. 2000 г.). Однако «принуждение к переселению» здесь следует понимать не только как прямое физическое вытеснение этнической группы с уже освоенных территорий, но и как применение мер экономического и политического воздействия.
ЛИТЕРАТУРА
1. В.В. Из Харбина в Сидней // Политехник. 1975. № 7. С. 118-119.
2. Гунько В. Подготовительный факультет ХПИ для русских студентов // Политехник. 2004. № 16. С. 72.
3. Единение. Сидней, 1995.
4. Золотарева Т.И. Маньчжурские были. Сидней: Харбинское и Маньчжурское ист. о-во, 2000. 267 с.
5. Ильина Н.И. Дороги и судьбы. М.: Моск. рабочий, 1991. 656 с.
6. История русских в Австралии. Т. 1. Сидней: Австралиада - русская летопись, 2004. 289 с.
7. Картузов ГА. Харбин... Затон - Пески... Осколки... // Политехник. 1999. № 15. С. 95-98.
8. Корецкий А.П. Эпопея русского эмигранта (без героики) // Россияне в Азии. Лит.-ист. ежегодник. Торонто, 1996. № 3. С. 111-168.
9. Крук Н. Нам улыбалась Кван Инь // Россияне в Азии. 2000. № 7. С. 151-197.
10. Мельникова (Грачева) Н.А. 40 лет в Австралии (1957-1997) // На сопках Маньчжурии. Новосибирск:
Харбин, 1997. № 47. С. 76.
11. Русская правда. Мельбурн, 1964.
12. Софронова Е.И. Где ты, моя Родина? М.: Интеллект, 1999. 392 с.
13. Трескин Н.С. О жизни и о себе // Россияне в Азии. 1998. № 5. С. 127-144.
14. Харбин. Класс 58 года и соученики. Сидней, 1999. 308 с.
15. Adams B.F. The Re-emigration of Russians from China (1921-1960) // История и культура Востока Азии: Материалы междунар. науч. конф. Новосибирск, 9-11 декабря 2002 г Т. 1. Новосибирск: РАН СОИАЭ, 2002. С. 124-127.
16. Cole A. Russians in Australia // Russian British Links Proceedings of the Conferences Held in Saint Petersburg in 2000 and 2001. St. Petersburg: St. Petersburg Depart of Foreign Languages Russian Academy of Sciences, 2002. P. 108-113.
17. Moustafine M. Secrets and Spies. The Harbin Files. Sydney: Vintage, 2002. 468 р.
