CC BY
362. Федотов, М.А. Конституция как уходящая натура доцифровой эпохи // Право и Интернет : IX Международная конференция. — URL: http://www.ifap.ru/pi/09/ (дата обращения: 19.10.2014).
3. Наумов, В.Б. Организационно-правовые аспекты саморегулирования в российском сегменте сети Интернет: пределы и возможности // Ассоциация документальной электросвязи. — 2003. — № 10. — С. 22-25.
4. Коняев, С.Н. Реальная виртуальность: границы наблюдателя в информационных пространствах искусственно созданных миров // Концепция виртуальных миров и научное познание. — СПб.: РХГИ, 2000.
5. XVIII Национальный форум информационной безопасности «Информационная безопасность России в цифровую эпоху: новые вызовы, угрозы, решения» // Министерство внутренних дел Российской Федерации : сайт. — URL: https://mvd. ru/news/item/7167829 (дата обращения: 04.02.2016).
6. Медведев, Д.А. Российская Федерация поддерживает создание международной организации по регулированию Интернета // Информационное агентство России. — URL: http://tass.ru/ekonomika/2531411 (дата обращения: 10.01.2016).
7. О внесении изменений в некоторые акты Правительства Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон "Об информации, информационных технологиях и о защите информации" и отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам упорядочения обмена информацией с использованием информационно-телекоммуникационных сетей» : постановление Правительства РФ от 31 июля 2014 г. № 758 // Российская газета. — 2014. — 5 авг.
В.В. Субочев, V.V. Subochev,
доктор юридических наук, доцент, Doctor of Juridical Science, Associate заведующий кафедрой правового Professor, Head of Department of Legal обеспечения управленческой Support of Management Activities, деятельности Московского MGIMO- University государственного института vvsubochev@mail.ru
международных отношений (университета) МИД России
Исчезновение суверенитета: теоретический анализ политико-правовых реалий
Аннотация: в статье анализируется понятие государственного суверенитета с учетом современных политико-правовых реалий. Автор критически исследует использование термина «госу- jß
дарственный суверенитет» в текстах нормативно-правовых документов, проводит сравнительный _
анализ различных концепций суверенитета, сложившихся в правовой доктрине.
Отстаивается позиция, согласно которой безосновательно относить государственный суверенитет в сложившейся, классической его трактовке к признакам государства. Обосновывается тезис о том, что государственный суверенитет — это лишь одна из характеристик государства, которая в той или иной мере присуща определенной стране, но никак не признак самой государственности. Подчеркивается, что государство может обладать всеми признаками государственного суверенитета, может его делегировать, может на время терять, а затем — восстанавливать, оставаясь при этом государством со своей территорией, населением и властью, которая не всегда может являться независимой и эффективной.
Ключевые слова: государственный суверенитет, государство, власть, правительство, право, признак государства, независимость, территория, верховенство государственной власти, политика, население.
Dissolution of Sovereignty: theoretical approach to political and legal environment
Abstract: the paper examines the notion of state sovereignty with due account for modern political and legal environment. The author dissects the usage of the term "sovereignty" in different laws and regulations and carries out comparative study of conceptions of sovereignty incorporated into legal doctrine.
Author takes a stand that there is no reasonable bases to regard the existing notion of state sovereignty as the intrinsic feature of the statehood. State sovereignty is scrutinized as an important characteristic of the state but not as its intrinsic feature.It is been stated than the state can possess undivided sovereignty as well as devolve its sovereign authorities to other political bodies, to lose and re-establish some of the sovereign rights. Nevertheless, none of these cases proves that the state loses its statehood even though it can be viewed through the prism of failed state.
Keywords: sovereignty, state, authority, government, law, characteristic of state, independence, territory, supremacy of state authority, politics, population.
Суверенитет государства на протяжении нескольких столетий традиционно исследуется как неотъемлемый признак государства, то имманентно присущее ему свойство, без которого государство немыслимо в качестве сложившегося общественного института.
Как мощный импульс для подобных рассуждений следует рассматривать § фундаментальный труд Ж. Бодена «Шесть книг о республике», изданный в % 1576 г., в котором автор впервые в истории политико-правовой мысли сформулировал понятие суверенитета и представил его в качестве важнейшего о признака государства. Согласно концепции Ж. Бодена суверенитет выступает <с в качестве абсолютной и постоянной власти государства над гражданами и с подданными, причем данная власть является высшей и независимой властью ^ как внутри страны, так и в отношениях с другими государствами, выше — ^ только Бог и законы природы [1, с. 227].
^ Подобная концепция государственного суверенитета является домини-§ рующей и в сегодняшней политико-правовой доктрине. Не вызывает каких-либо возражений позиция, согласно которой суверенитет — это верховенство < государственной власти внутри государственных границ и, одновременно с о этим, независимость государства в международных отношениях.
Даже в условиях глобализации суверенитет государства многими учены-с~ ми признается именно признаком государства, выражающим верховенство государственной власти по отношению ко всем иным организациям и лицам 14 в стране и независимость ее в сфере взаимоотношений данного государства
с другими государствами [2, с. 80]. со В.В. Красинский, наряду с другими учеными, подчеркивает, что «анализ
5 юридической доктрины и понятийно-категориального аппарата современ-^ ной теории государственного суверенитета позволяет сделать вывод о том, °° что государственный суверенитет непосредственно выражает сущность государственной власти через ее суверенные свойства — верховенство и независимость» [3, с. 8].
С подобными позициями нельзя не согласиться. Вместе с тем политико-правовые реалии современного мира заставляют позиционировать вопрос не столько о сущности суверенитета как важнейшей категории, используемой
при анализе природы государства и государственности (здесь очевидных разногласий практически нет), сколько о том, насколько данная категория применима к характеристике каждого конкретного государства.
Нужно понимать, что если речь идет именно о признаке государства, то он должен в неизменном виде присутствовать во всех и в каждом отдельно взятом государстве, иначе статус понятия (суверенитета — в нашем случае) как признака государства представится весьма сомнительным.
Однако именно в этом и заключается основная проблема. К сожалению, 3 понятие «суверенитет» в «чистом виде» практически не применяется и не 2 применимо в принципе для характеристики статуса реально существующего О государства в целом или же отдельных его аспектов. 2
Понятие «суверенитет» либо в несколько видоизмененной, достаточно 2 произвольной и не всегда корректной форме используется самим субъектом у правотворческого или правоприменительного процесса, ученым или по- р литиком, либо попросту лишь с большой долей условности применяется к 2 значительной части государств современного мира.
Остановимся на обозначенной дилемме подробнее.
Итак, первый аспект проблемы мы видим в своеобразной «игре» термином
ш
«суверенитет» как в политических, так и в научных целях, нередко ради дости- 2
жения вполне благородного, общественно значимого результата, необходимость Ч
которого диктуется тем или иным образом сложившимися обстоятельствами. к
Так, в тексте сыгравшей огромную историческую роль Декларации *
«О государственном суверенитете Российской Советской Федеративной |
Социалистической Республики» сказано, что Первый Съезд народных де- и
_ СО
путатов РСФСР «торжественно провозглашает государственный суверенитет О
Российской Советской Федеративной Социалистической Республики на всей и
ее территории» [4]. к
Таким образом, получается, что суверенитет — это такой признак госу- п
дарства, который можно объявить либо провозгласить. Однако уже в ст. 1 В
данной Декларации подчеркивается, что РСФСР есть суверенное государство, Ы
созданное исторически объединившимися в нем народами. *
Возникает резонный вопрос: исходя из текста Декларации, РСФСР по |
своей сути выступило суверенным государством, или же оно стало суверен- | ным в силу провозглашения данного признака? Может ли государство не
быть суверенным, если оно данный свой признак не провозглашает? 15
В статье 3 данной Декларации сказано, что носителем суверенитета и -
источником государственной власти в РСФСР является ее многонациональный народ. ^ Подобное положение повторяется и в Конституции РФ, в ч. 1 ст. 3 кото- ^ рой закреплено, что «носителем суверенитета и единственным источником ^ власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». 2
Данные положения, несмотря на предельную ясность их содержания, тем не менее, природу государственного суверенитета в части верховенства государственной власти на определенной территории практически не иллюстрируют. Тот факт, что носителем суверенитета в государстве является народ данного государства, говорит, скорее, о народном суверенитете, нежели о государственном.
в>
о;
Следует согласиться с позицией В.В. Красинского в том, что «в терминологической системе теории государственного суверенитета на протяжении длительного времени различают государственный, народный и национальный суверенитет» [3, с. 9]. Если государственный суверенитет подчеркивает независимость и верховенство государственной власти, то народный суверенитет отражает реальное политическое и социально-экономическое положение народа, его статус как истинного источника власти в государстве. Национальный же суверенитет — это определенная самостоятельность конкретной нации, проявляющаяся в полноте ее суверенных прав, в свободе выбирать свою государственно-правовую организацию и форму взаимоотношений с другими нациями.
Таким образом, анализ далеко не всех положений нормативных правовых актов, затрагивающих основу государственности конкретной страны, позволяет вести речь именно о государственном суверенитете как признаке данного государства.
Лишь закрепленное в ч. 1 ст. 4 Конституции РФ положение о том, что суверенитет Российской Федерации распространяется на всю ее территорию, позволяет анализировать свойства именно государственного суверенитета, и то в увязке с такими признаками государства, как власть, определенная территория и население.
Сказанным мы отнюдь не пытаемся найти погрешности в юридической технике при написании отдельных статей Основного Закона. На наш взгляд, § рассмотренные статьи безупречно передают заложенную в них мысль. Кроме того, мы ни в коей мере не пытаемся заключить, что в отдельных положениях ^ Конституции РФ термин «суверенитет» употребляется неточно. Мы лишь <5 стараемся акцентировать внимание на том достаточно очевидном тезисе, что :: не всегда словосочетания, включающие термин «суверенитет», раскрывают аспект именно государственного суверенитета, и далеко не всегда данные словосочетания позволяют вести речь о такой важнейшей характеристике к государства, как суверенитет сквозь призму того, что он выступает именно т признаком государства.
ш В данном контексте следует обратить внимание и на тот факт, что Конвенция Монтевидео, подписанная в 1933 г. на VII Панамериканской конференции, являясь практически единственным из международных до-16 кументов, перечисляющих признаки, определяющие правосубъектность государств, суверенитет к ним не относит. Так, согласно данной Конвенции для того, чтобы выступать субъектом международного права, государство должно обладать следующими признаками: постоянным населением, конкретной территорией, собственным правительством и способностью к вступлению в отношения с другими государствами.
Безусловно, анализируя данные признаки, можно, в конечном итоге, прийти к тому, что данное государство, следовательно, и будет обладать суверенитетом. Однако вряд ли содержание полученного из подобных теоретических рассуждений термина «суверенитет» будет одинаковым у различных ученых и применимо в качестве неизменного признака для всех государств.
о
с
(О
то
сч
сч
®
тз Ф
О
о
тз ф
Не добавляют ясности, на наш взгляд, и следующие формы использования термина. Статья 5 Основ российского законодательства о культуре называется «Суверенитет Российской Федерации в области культуры» [5] (выделено нами. — В.С.), в связи с чем становятся допустимыми рассуждения о суверенитете в различных сферах общественной жизни. В ст. 1 Воздушного кодекса РФ сказано, что Российская Федерация обладает полным и исключительным суверенитетом в отношении воздушного пространства Российской Федерации.
Безусловно, верховенство власти на определенной территории позволяет экстраполировать эту власть на культуру, воздушное пространство, леса, поля и т. д. Однако в этих и подобных случаях речь идет об отдельных разновидностях суверенитета, производных от суверенитета государственного.
Научная теория «приходит на помощь» разнообразию форм использования термина «суверенитет» и широте взглядов на природу самого государственного суверенитета. Так, суверенитет федеративного государства объясняется практически противоположными теориями и концепциями.
Широкую известность получила теория разделенного суверенитета (обоснованная еще в XVIII в. разработчиками американской конституции), согласно которой в федеративном государстве суверенную власть в равной мере осуществляет как федерация, так и составляющие ее субъекты, следовательно, суверенитет принадлежит и федерации, и субъектам — каждому в своей сфере [6, | с. 48]. Именно эта позиция лежит в основе государственного суверенитета США. к Сущность же государственного суверенитета России объясняется, как | правило, в рамках другого подхода — теории остаточного суверенитета, ко- | торая основывается на признании за субъектами Федерации всей полноты | государственной власти, за исключением предметов ведения Федерации и О предметов совместного ведения Федерации и ее субъектов [6, с. 48]. и
Существует также и сепаративная теория, признающая либо суверенитет к федерации в целом, либо суверенитет ее субъектов, сторонники которой п провозглашали полный государственный суверенитет республик в составе В России в период 1991—1992 гг. Ы
Плюрализм мнений относительно сущности государственного суверенитета проявляется и в следующих позициях. Так, Г.М. Вельяминов, подчеркивая, что суверенитет есть формально-юридическая независимость государственной | власти от всякой иной власти, считает, что «при этом суверенитет фактически «делим» и «отчуждаем», он может быть (причем отнюдь прямо не спрашивая 17
всякий раз согласия народа!) частично ограничен (например, на основании -
международного договора). Он может быть частично делегирован (например, государством в пользу международной организации). Наконец, он может быть и вообще утрачен. Где проходит рубеж между частичной или полной утратой суверенитета — вопрос факта, конкретных обстоятельств дела» [7, с. 119]. ^ Разве не позволяют данные и подобные им, вполне резонные умозаключе- 2 ния, прийти к выводу о том, что понятие «государственный суверенитет» — это, своего рода, оценочная категория, выступающая значимой характеристикой государства, но, тем не менее, не его признаком?
В научной литературе широко распространены взгляды относительно юридического (формального) и фактического (реального) государственного
тз ф
и
а а
суверенитета [3, с. 10; 6, с. 49; 8, с. 23]. Такое разделение суверенитета провоцируется событиями, подобными тем, которые имели место в Южной Осетии и Абхазии в 2008 г. и совсем недавно на Украине. Каким суверенитетом обладает сегодня Украинское государство (ведь оно продолжает оставаться государством) — юридическим, формальным или же реальным, фактическим? Можем ли мы говорить о полном верховенстве органов государственной власти Украины на ее территории и независимости данной страны в международных отношениях? Очевидно, что нет. Другими словами, вряд ли мы можем вести речь о государственном суверенитете Украины, однако обязаны признать тот факт, что как государство она существует.
Получается, что если государство существует фактически, оно должно обладать государственным суверенитетом просто лишь в силу того, что это признак любого государства? Или же надо признавать тот очевидный факт, что государственный суверенитет Украины существует, однако это не тот же самый государственный суверенитет, которым обладают Россия или, скажем, США. Такой же алгоритм рассуждений мы можем построить в отношении Сирии, Ирака, Ливии, Сомали и многих других государств.
И в том и в другом случае напрашивается вывод, что государственный суверенитет государственному суверенитету рознь, и вряд ли мы можем, создав некую единую теоретическую модель государственного суверенитета и снабдив ее четкими характеристиками, унифицированно применять ее ко всем государствам в качестве их сущностного признака. § Подытоживая данную часть работы, заключим, что термин «государственный суверенитет» не обладает неизменным содержанием в преломлении к ^ каждому конкретному государству, по-разному понимается как учеными и <5 политиками, так и самим законодателем, что объективно предопределено скла-:: дывающимися политическими реалиями и, в силу этого, лишь с большой долей условности может трактоваться в качестве признака государства как такового.
к
с
° Перейдем ко второй части обозначенной ранее дилеммы, согласно которой к классическое понятие суверенитета, предполагающее возможность носителя т верховной власти самостоятельно определять и реализовывать свою волю, ш издавать веления исходя из сугубо собственных интересов, когда другие суверенные субъекты не имеют права вмешиваться в политико-правовые процессы этого государства [9, с. 142], также вряд ли применимо к государ-18 ствам современного мира.
— Политические реалии сегодня складываются таким образом, что в международном сообществе стали вполне оправданными гуманитарные интервенции (иногда называемые гуманитарными войнами), направленные на применение военной силы против иностранного государства в целом или каких-либо формирований на его территории для предотвращения гуманитарной катастрофы, геноцида местного населения и других масштабных катаклизмов.
Вне всякого сомнения, международное сообщество не может оставлять без внимания, в том числе и без военного вмешательства, масштабные попытки уничтожения какой-либо национальной, религиозной или иной культурно-этнической группы. Вместе с тем, исходя из контекста нашего анализа, гуманитарные интервенции — это серьезные, в том числе, военные операции,
(0 то
сч
сч
®
тз Ф
о
о
тз ф
которые проводятся, невзирая на якобы признаваемое всеми верховенство государства на своей территории.
При этом цели, характер и способы проведения гуманитарных интервенций, часто откровенные методы их лоббирования [10; 11, с. 13—19] практически никогда не устраивают все заинтересованные стороны. Примером могут служить недавние действия НАТО в Боснии в 1995 г., бомбардировки Югославии в 1999 г., действия США и их союзников по защите курдов и шиитов в Ираке и т. д.
Еще более радикальным способом вмешательства во внутренние дела государств являются миротворческие операции, количество которых в последнее время значительно увеличилось. Так, согласно статистике, если за первые 40 лет существования ООН были проведены лишь 13 операций по поддержанию мира, то за последующие 20 лет была развернута уже 51 миссия.
Для планирования, разработки и координации подобных операций в 1992 г. при ООН был создан специальный Департамент операций по поддержанию мира.
Большое количество суверенных государств стали ареной для проведения миротворческих операций, невзирая на их несогласие. Данный факт провоцирует следующий закономерный вопрос: обладает ли государство, на территории которого проводится международная гуманитарная интервенция | или операция по «принуждению к миру» без его согласия, суверенитетом? к Очевидно, что нет. Тем не менее как государство оно существовать (по край- = < ней мере пока еще) не перестает. |
Подобные гуманитарные интервенции и миротворческие операции вы- | зывают множество вопросов как к порядку их проведения, так и к подбору о контингента. К примеру, примерно до середины 1970-х гг. социалистические и страны (за исключением Югославии) не участвовали в миротворческих опера- к циях и миссиях военных наблюдателей [5, с. 142—153]. Таким образом, военные п интервенции часто носили «не в полной мере международный характер». В
Подобная, нередко действительно обоснованная и необходимая практика Ы прямого нарушения суверенитета других государств видоизменила и саму концепцию государственного суверенитета. Так, в 2000 г. под эгидой ООН была создана Международная комиссия по вопросам вмешательства и государ- | ственного суверенитета, которой была предложена по сути новая концепция государственного суверенитета, получившая название «Обязанность защи- 19
щать». В 2005 г. данная концепция при поддержке ООН стала новой нормой -
международного права. Суть ее заключается в том, что суверенитет — это не право и не привилегия государства, но его обязанность — защищать жизнь и здоровье людей, проживающих на определенной территории (прежде всего, речь идет о предотвращении геноцида, военных преступлений, преступлений ^ против человечности и этнических чисток). Если же у государства нет воз- 2 можности или политической воли защитить людей, то ответственность за их судьбу переходит к международному сообществу.
Указанная концепция, признанная в сентябре 2005 г. в ходе Всемирного саммита Организации Объединенных Наций всеми государствами — членами,
тз ф
и
а а
а
также обязывает международное сообщество вмешиваться во внутреннюю политику других государств и для предотвращения гуманитарных катастроф, т. к. государства ответственны за осуществление своей политики как перед своими гражданами, так и перед международным сообществом через ООН.
Вместе с тем вопрос о том, какие же ситуации являются основанием для правомерного вмешательства во внутренние дела государств, остается весьма дискуссионным и открытым. Так, до 2008 г. стихийные бедствия не считались основанием для действия принципа «Обязанность защищать» и, следовательно, иностранного вмешательства. Однако циклон «Наргис», пронесшийся по Мьянме в 2008 г. и вызвавший колоссальные жертвы и разрушения, ситуацию изменил. Правящая в Мьянме военная коалиция от гуманитарной помощи изначально отказывалась, но под давлением мирового сообщества и прямой угрозы проведения готовящейся масштабной военной операции пошла на уступки и помощь, тем не менее, приняла.
Известно, что именно концепция гуманитарной помощи в рамках принципа «Обязанность защищать» стала основанием для спецопераций в Ливии в 2011 г.
Не ставя в контексте данного исследования задачу дать политико-правовую оценку различного рода гуманитарным интервенциям и военным ^ миротворческим операциям, подчеркнем, что вряд ли сегодня возможно ^ говорить о таком признаке государств, как верховенство власти на своей к территории и независимость в международных отношениях. т Представители многих государств — членов Евросоюза напрямую вы-т сказывают озабоченность утратой суверенитета участниками согласованной европейской политики. Именно суверенитета, а не отдельных прав и нацио-^ нальных интересов, как это заявлялось ранее. А концепция о так называемом <5 «делегированном суверенитете» не снимает довольно радикальных настрое-рЕ ний, связанных с невозможностью проводить национальную политику без ^ согласования с Брюсселем.
с Достаточно печальную ситуацию с верховенством государств на своей к территории дополняет фактор миграции. Очевидно, что неконтролируемый 0 наплыв мигрантов в западноевропейские государства способен не только ^ размыть национальный и культурный суверенитет, веками складывающийся с во многих странах, но и пошатнуть суверенитет государственный в связи с очевидным ослаблением способности правительств контролировать как по-20 литическую, так и иную ситуацию на своих территориях. — Сказанное позволяет прийти к выводу о том, что сегодня вряд ли стоит безапелляционно относить государственный суверенитет в слот- жившейся его трактовке к признакам государства. Государственный су-оо веренитет — это, скорее, одна из характеристик государства, которая в сч той или иной мере присуща определенной стране, но никак не признак самой государственности. Государство может обладать всеми признаками государственного суверенитета (и Северная Корея, в таком случае, — одно из самых суверенных государств мира), может его делегировать, может на время терять, а затем восстанавливать, оставаясь при этом государством
со своей территорией, населением и властью, пусть и не всегда независимой и эффективной.
Список литературы:
1. Лейст, Э.О. История политических и правовых учений / Э.О. Лейст. — М.: Зерцало, 2000. — 688 с.
2. Тихомиров, Ю.А. Суверенитет в условиях глобализации // Суверенная демократия в конституционно-правовом измерении : сборник статей и материалов. — М.: [б.и.], 2007. — С. 76-99.
3. Красинский, В.В. Государственный суверенитет: гносеологический аспект проблемы // Современное право. — 2015. — № 7. — С. 5-10.
4. О государственном суверенитете Российской Советской Федеративной Социалистической Республики : декларация СНД РСФСР от 12 июня 1990 г. № 22-1 // Ведомости СНД и ВС РСФСР. — 1990. — № 2, ст. 22.
5. Основы законодательства Российской Федерации о культуре : утв. ВС РФ 9 октября 1992 г. № 3612-1 (в ред. от 28 ноября 2015 г.) // Российская газета. — 1992. — 17 нояб.
6. Морозова, А.С. Некоторые подходы к пониманию государственного суверенитета / А.С. Морозова, А.Т. Карасев // История государства и права. — 2014. — № 20. — С. 45-50.
7. Вельяминов, Г.М. Международное право: опыты / Г.М. Вельяминов. — М.: Статут, 2015. — 1006 с.
8. Левакин, И.В. Суверенитет как одна из проблем федерализма в теории и на практике // Регионология. — 1994. — № 2/3. — С. 17-29.
9. Бредихин, А.Л. Суверенитет как политико-правовой феномен / А.Л. Бредихин. — М.: Инфра-М, 2012. — 128 с.
10. Малько, А.В. Правовая политика в урегулировании лоббизма / А.В. Малько, Н.В. Исаков, В.В. Субочев. — Саратов : Изд-во СГУ, 2003. — 156 с.
11. Субочев, В.В. Законные интересы как неотъемлемый элемент механизма правового регулирования // Право и политика. — 2007. — № 2. — С. 13-19.
О.В. Орлова, O.V. Orlova,
кандидат юридических наук, доцент, Candidate of law, Associate Professor
сектор теории права и государства Institute of State and Law of RAS Института государства и права РАН igpran@igpran.ru
Правовая свобода и ответственность личности в гражданском обществе 21
Аннотация: актуальность статьи заключается в том, что в современных условиях реформирования и модернизации государства и общества самореализация личности в гражданском обществе — это важнейшее направление в деле построения в России демократического правового государства. Цель статьи — акцентировать внимание на том, что чувство требовательности, активная жизненная позиция имеют правовую природу. Личность поступает в соответствии с нормами права, с принципом формального равенства. Проблема ответственности предполагает осознание личностью своего места в обществе, понимание необходимости соблюдения правовых норм. Ответственное поведение — способность действовать абсолютно свободно в рамках возможного. Именно на это направлена правовая политика современного демократического государства, выражающая социальные потребности и обеспечивающая условия для свободного развития личности.
Ключевые слова: личность, гражданское общество, правовая свобода, ответственность, самореализация.
