CC BY
49
УДК 168.522
ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ В КУЛЬТУРЕ РОССИИ: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ
© 2010 г. Е.Н. Хмелевская
Южный федеральный университет, Southern Federal University,
пр. Нагибина, 13, г. Ростов-на-Дону, 344038, Nagibin Ave, 13, Rostov-on-Don, 344038,
philosculture@sfedu.ru philosculture @sfedu.ru
Рассматривается проблема соотношения рационального и иррационального начал в русской культуре. Анализ основных культурологических концепций выявляет предпосылки популярности иррациональных идей в культуре России.
Ключевые слова: Россия, культура, иррациональность, рациональность, историография, национальный характер, русская философия.
The article is devoted to the problem of rational and irrational correlation in Russian culture. The author considers premises of irrational ideas population in Russian culture based on analysis of main culture conceptions.
Keywords: Russia, culture, rationality, irrationality, historiography, national character, Russian philosophy.
Сегодня проблема соотношения рационального и иррационального в культуре является одной из самых обсуждаемых в отечественном и зарубежном научном мире. Нас интересует современная массовая культура России сквозь призму проблемы иррационального в данной культуре.
Иррациональное в общественном сознании, в рефлексивном слое культуры, исторически было присуще человечеству как на начальном этапе социокультурного развития, так и в современности в сочетании с научным мировоззрением. В наши дни иррациональные образы пользуются популярностью и становятся достоянием массовой культуры. Мировоззренческий вакуум, образовавшийся в российском обществе ещё с начала 90-х гг., начал заполняться информацией о различных религиозно-эзотерических учениях, экстрасенсорике, паранормальных явлениях и т.д. Появилась своеобразная мода на оккультизм в виде пара-науки и тайных эзотерических знаний, пришедших вместе с мистицизмом с Запада и Востока, которая коснулась всех сфер культурного творчества. Такая популяризация иррационального в современной культуре порождает целый комплекс проблем, в частности проблему, связанную с рассмотрением иррационального в качестве неотъемлемого слоя массового сознания. Мы полагаем, что решение ее возможно путём исследования таких образов коллективного бессознательного русской культуры, как национальный характер, менталитет, культурный архетип, национальное сознание. Согласно нашей позиции, вышеперечисленные понятия используются для описания родственных аспектов жизни наций и этносов, поэтому могут считаться синонимами в обозначении доминирующих коллективных бессознательных представлений, которые соответствуют базовым социально-культурным ценностям.
Постановка данной проблемы связана в первую очередь с определением основных понятий «культура», «рациональное», «иррациональное».
В современной литературе существует множество трактовок культуры, что свидетельствует о многогранности самого феномена исследования. Мы исходим из понимания культуры в рамках деятельностной концепции В.Е. Давидовича и Ю.А. Жданова, поскольку такой подход позволяет рассматривать культуру как систему внебиологически выработанных механизмов, посредством которых регулируется, сохраняется и воспроизводится активность людей в обществе.
Итак, культура - это способ человеческой деятельности. «Существуя в формах внешней (объективированной) и внутренней (субъектной) предметности, культура выступает как принцип связи общест-
венного человека с предметом, предопределяющим характер и направление самой деятельности. Именно культура, детерминированная системой общественных отношений и выражающая место в них субъекта деятельности, обнаруживает себя как система регуля-тивов человеческой деятельности, несущей в себе аккумулированный опыт, накопленный человеческим разумом. Сами эти регулятивы являют единство материального и идеального, их диалектическое взаимодействие. Такой подход к феномену культуры позволяет понять, почему она разлита во всей социальности и как вплетена в общественную жизнь» [1, с. 106].
Однако не всякая деятельность порождает культуру, а только та, которая связана с поиском смысла: «Деятельность человека разнообразна. Многолики продукты человеческой активности. Можно указать на такие деяния человека, которые сопряжены с напряжённым творческим актом, прорывом в новое духовное пространство, пониманием смысла окружающего. Это и есть культура. Но есть такие артефакты (созданные предметы), которые не содержат в себе духовного смысла, не рождают горения человеческого духа, в человеческой деятельности многое рождается впервые, но многое служит процессу тиражирования однажды найденного» [2, с. 93]. То есть деятельность человека многообразна: в одном случае возникает элитарная культура, в другом - массовая.
Под элитарной обычно понимают культуру привилегированных слоёв общества, на ранних этапах развития которого элитарная культура отличает властвующую элиту и её монополию на производство, хранение и трансляцию знания.
Массовая культура - это культура массового общества, область репродукции, повтора усвоенных технологий, стереотипов и т.д. В современном обществе она предстаёт как новая форма социализации современного человека, включая новую систему манипулирования сознанием, интересами, поведенческими стереотипами и потребительским спросом.
Обе культуры тесно связаны друг с другом: элитарный импульс должен входить в массовую культуру, развивать и обогащать её, а творческие импульсы, идущие от массовой культуры, должны обобщаться и усваиваться в качестве элитарных ценностей, выступать новыми программами культурного обновления.
Итак, между массовой и элитарной культурой происходит диалектическое взаимодействие: первая подпитывает вторую идейно-образно, а вторая первую - материально, т. е. происходит постоянный процесс взаимоперехода индивидуального в массовое в общей системе культуры.
Говоря о ее сущности, принято выделять три основные сферы: первая - предметы материальной и
духовной деятельности человека; вторая - субъекты, творцы и носители культуры и третья - социально-психологическая [2, с. 96]. То есть культура имеет антропологическое измерение, она связана с деятельностью сознания, которое обладает сложной структурой и различными уровнями, их иерархией, начиная от обыденного или массового сознания и заканчивая теоретическим. Нас интересует именно третья - социально-психологическая сфера культуры, теоретическое (по отношению к элитарной культуре) и обыденное (по отношению к массовой культуре) сознание, а также рациональное и иррациональное как слои теоретического и обыденного сознания соответственно.
Понимание рационального и иррационального трактуется по-разному в зависимости от сферы употребления. В философском энциклопедическом словаре мы встречаем следующие определения искомых понятий. «Рациональное - относящееся к разуму (рассудку) - установленное и обоснованное им, проистекающее из него, доступное его пониманию. Противоположность рациональному в самом общем смысле (но с оттенком непознаваемости, непостижимости) -иррациональное. В гносеологическом плане рациональное как принадлежащее мысли обычно противополагают эмпирическому (опытному) и чувственному познанию (ощущения, восприятия, представления)» [3, с. 545]. Рациональное - это своеобразный код проникновения на теоретический уровень сознания, поскольку оно отвечает общезначимым параметрам и критериям. В контексте вышесказанного мы определяем рациональность в культуре как ядро или основание для формирования особого рода культурных ценностей, как то, что скрепляет культуру. Однако рациональное не существует в чистом виде, переплетаясь в сознании с иррациональным.
«Иррациональное - в самом общем смысле - находящееся за пределами разума, алогическое или неинтеллектуальное, несоизмеримое с рациональным мышлением или даже противоречащее ему. Обычно противополагается понятию рационального» [3, с. 226].
Иррациональное как неотъемлемый слой обыденного сознания проявляется в таких образах коллективного бессознательного, как национальный характер, менталитет, культурный архетип, национальное сознание, этнические константы. В свою очередь перечисленные компоненты иррационального в сознании формируются под воздействием отражения объективных характеристик действительности или различных форм знания как научных, так и вненаучных: обыденного, игрового, личностного, художественного, религиозного. В современной гносеологии происходит расширение понятия «знание», связанного с изучением перечисленных его разновидностей, поэтому мы можем говорить о вненаучных формах знания в составе иррационального слоя сознания. В таком контексте иррациональное начало русской культуры рассматривают В.В. Кортунов, И.В. Кондаков, А.В. Лубский, Я.Г. Шемякин, В.В. Кожинов, А.Г. Кузьмин, С.В. Лурье.
Таким образом, в свете последних философских дискуссий феномен рационального и иррациональ-
ного в культуре России требует своего рассмотрения, понимания и научного истолкования. Мы полагаем, что изучение данной проблемы необходимо начать с освещения вопроса об основаниях русской культуры.
В рамках темы соотношения иррационального и рационального в культуре в отечественной науке существуют три основных подхода. Сторонники первого рассматривают рациональное основание культуры в качестве единственно возможного. Например, В.С. Швырёв [4] считает, что современная европейская культура не могла возникнуть и развиваться в контексте иррациональной парадигмы. Второй подход постулирует наличие разных типов рациональности, т. е. проблема решается за счёт расширения самого понятия рациональности [5]. Третий подход заключается в попытке синтезирования рационального и иррационального в отечественной культуре в контексте занимаемого Россией положения «между Востоком и Западом». Здесь иррациональное воспринимается как дополняющее начало по отношению к рациональному. Данный подход для нас является наиболее близким.
На наш взгляд, исследования оснований русской культуры должны начинаться в рамках гуманитарного и философского методов в исследовании культуры. Полагаем, что методы социологии и социальной антропологии неэффективны в данном случае, поскольку предмет исследования существенно отдалён во времени от исследователя.
Некоторые современные исследователи характеризуют западноевропейское мировоззрение как рациональное, научное, а восточное - как иррациональное, мистическое. В России же за счёт её «промежуточного» положения господствует синтетическое мировоззрение, попытки соединения рационального и иррационального начал в культуре. В поисках так называемого «третьего пути» познания русские мыслители предлагали в качестве основания русской культуры любовь, богооткровение, мистику, интуицию, т. е. то, что дополняет недостаточность рационального познания мира.
В таком контексте иррациональное начало русской культуры на основе философских идей Н.Бердяева, И.В. Киреевского, В.В. Розанова, Н.О. Лосского, Е. Трубецкого рассматривает В.В. Кортунов. Он считает, что идея иррациональности в России берёт начало в опыте индивидуального и коллективного сознания, а именно в каждодневном опыте. Русские религиозные философы полагали, что истина не может быть постигнута рационалистически, что всегда есть «иррациональный остаток», поскольку человек обладает не только разумом, но и интуицией, способностью к саморефлексии к познанию богооткровения. Основной чертой характера русского народа признаётся религиозность, и выражение её характера осуществлено в Русской православной церкви. Православная религиозность тесно связана с мистическим религиозным опытом. Для русской религиозно-идеалистической философии вера (как и эстетическое познание) является конкретным творческим началом.
Она направляет человеческий дух на познание жизни, а не запредельного призрачного бытия. Учения всех вышеперечисленных философов, по мнению Корту-нова, имеют общую черту - веру в возможность познания мира без помощи рационалистических, логических структур сознания. Таким образом, иррациональные методы являются необходимыми элементами русской религиозной философии. Другим источником русского иррационализма Кортунов считает также православие. Именно в православии можно обнаружить интерпретацию сердца как «второго ума», как гностической и одновременно надынтеллектуальной способности человека. Русский иррационализм берёт своё начало в православии, секулязируется в трудах славянофилов и мистиков, а в системе Вл. Соловьёва получает наиболее завершённый вид. Далее продолжает жить в работах представителей серебряного века, русского зарубежья, деятелей русской православной церкви [6, гл.3].
Также наиболее близкими к нашим научным изысканиям в методологическом плане являются исследования московской культурологической школы, в частности работы И.В. Кондакова, посвящённые рассмотрению концепции архитектоники культуры. В его понимании архитектоника культуры - смысловая конструкция, связывающая культурную семантику и социодинамику, раскрывающая внутреннее единство ценностно-смыслового и социально-исторического аспектов культуры как целого [7]. Каждому типу цивилизации свойственна своя логика исторического развития и строения, причем каждая историческая парадигма культуры содержит в себе предпосылки формирования следующей парадигмы и обосновывает всё последующее оригинальное историческое развитие данной культуры. В результате складывается неповторимая национальная культура.
Кондаков обращается к цивилизационным основаниям русской культуры, а именно к такому качеству менталитета цивилизации, как «смысловой неопределённости». Символическое воплощение такой неопределённости - надежда на знаменитый русский «авось», или на стихийное стечение обстоятельств, в результате которого происходит «волшебное» разрешение всех проблем, не требующее усилий со стороны человека. «Сродни "авось" и традиционное вера в чудо, в "доброго царя", в "соборную правоту народа", в неизменность традиций, в благость природы, вечной и непостижимой...Неслучайно вся древнерусская культура держалась на синкретическом, аморфном смысловом ядре - "культуре-вере"» [8]. Иными словами, русский человек, испытывая неудачи в делах, невозможности достичь определённого социального статуса, склонен обратиться к суеверным представлениям и считать, что на его судьбу влияет нечто сверхъестественное. Рациональность же основана на объективном понимании ситуации, самоконтроле и сознательном управлении собственным поведением.
Подобное соединение рационального и иррационального начал в концепции русского культурного архетипа можно наблюдать у А.В. Лубского. Куль-
турные архетипы, или глубинные культурные установки коллективного бессознательного, обладают такими качествами, как устойчивость и неосознанность. Они проявляются во всех сферах жизнедеятельности человека, поэтому часто рассматриваются как информация, обладающая социально-управляющей ценностью. Архетипы можно изучать путём реконструкции влияния окружающей реальности (в том числе и культурной) на индивида. Лубский рассматривает влияние православия и географической среды на формирование иррациональных компонентов русского культурного архетипа. Православие в совокупности с языческой культурой привело к формированию особого типа русского человека - иоан-новского, мессианского. В православии ярко выражена эсхатологическая сторона христианства. «Поэтому русский, иоанновский человек в значительной степени апокалиптик или нигилист. Он обладает в связи с этим чутким различением добра и зла, зорко подмечает несовершенство земных поступков, нравов, учреждений, никогда не удовлетворяясь ими и не переставая искать совершенного добра» [9, с. 442]. Рассматривая влияние природно-географических условий на формирование русского культурного архетипа, Луб-ский ссылается на В.О. Ключевского. Своенравие климата и почвы сформировало такие противоположные черты, как фатализм и стихийно-реалистическое отношение к жизни. Ключевым понятием русского культурного архетипа становится «авось» или игра в удачу. Невозможность четко ставить цели и последовательно идти к их реализации породила развитие интуитивного поведения русского человека: «Не рационализм, а интуитивизм доминировал в его сознании. У русского человека больше восточной (византийской) иррациональности, чем западной рациональности, и поэтому эмоции у него всегда преобладают над разумом, страсти над интересами» [9, с. 446].
Рациональное сознание, по мнению многих исследователей в рамках данной темы, лежит в основании цивилизаций Запада. Например, Я.Г. Шемякин характеризует специфику типа западной цивилизации как противоположного России. Основа западной цивилизации - аристотелианская культура с её основной ценностью - рациональностью. Ссылаясь на М.Вебера, Шемякин выделяет три главных признака «формальной» рациональности. Во-первых, это убеждение в том, что описание любой вещи или явления можно полностью исчерпать количественной характеристикой. Во-вторых, мир принципиально познаваем, т.е. не содержит в себе никаких тайн. В-третьих, мир управляем, человек способен контролировать все процессы. Таким образом, стремление классифицировать всё в соответствии с формально-логическими критериями исключает из сферы познания то, что не удаётся охватить подобной классификацией [10]. К тому же, как показывает история, внедрение западного рационализма на российской социокультурной почве первоначально вызывало реакцию отторжения, а сама Россия в восприятии представителей западной цивилизации причислялась к восточным странам.
Шемякин также указывает несколько структурных параметров, образующих особое социокультурное качество, присущее российской цивилизации. Для России характерно противостояние Логоса как фор-мо- и смыслообразующего начала нелинейному «хаотическому» социальному и культурному бытию. Русские мыслители акцентировали своё внимание в первую очередь на религиозности и эстетичности российского сознания.
Это утверждение перекликается с теорией В.В. Ко-жинова о том, что основой русского национального сознания является песня. Русская песня представляет собой органическое единство трех искусств - музыки, искусства слова и в некоторой мере театра, поскольку певец так или иначе создает определенный образ человека. Кожинов также указывает на связь отечественной поэзии и музыки. Стихи крупнейших поэтов от Державина до Есенина стали всенародным достоянием благодаря песням и романсам, долетавшим и до глухих деревень. В отличие, к примеру, от итальянской песни, в которой упор делается на вокальное совершенство, в русской песне слово или песенное воплощение слова играет главную роль. Кожинов пишет: «Но главное, конечно, не в этом, а в самой песне, в ее целостном бытии. Она -своего рода средоточие и незыблемая основа отечественной культуры; я разумею при этом, понятно, звучащую, живую песню, которая возвышает и объединяет людей, превращает их в народ» [11, с. 35].
Б.П. Вышеславцев на основе анализа русского народного эпоса, сказок и поэзии делает вывод о том, что неотъемлемой чертой русского национального характера является иррациональность. Характер русского народа, считает он, имеет своё основание исключительно в области бессознательного. Русский эпос складывался веками, и, следовательно, в нём выражен исконно народный подлинный дух. Например, есть целый ряд сказок, в которых вера в сверхъестественное сочетается с желанием освоить «хитрую науку о лёгком хлебе». То есть русскому человеку свойственна надежда на разрешение сложных жизненных ситуаций при помощи волшебных сил. «Русский народ и русская судьба всё ещё остаётся полной загадкой для Европы. Мы интересны, но непонятны; и, может быть, поэтому особенно интересны, что непонятны. Мы и сами себя не вполне понимаем, и, пожалуй, даже непонятность, иррациональности поступков и решений составляют некоторую черту нашего характера», - отмечает Вышеславцев [12].
А.Г. Кузьмин пишет о тесной связи современности с историей - об исторических корнях и причинах сегодняшних событий и явлений. В частности, он исследует тему русского национального характера, исходя из того факта, что психология любого народа зависит от форм общежития и характера трудовой деятельности. У славян община была территориальной, т. е. племя обычно называлось по месту обитания, а не по имени предка. У славян до распространения христианства не было личных имён. Имена появляются лишь у князей, а затем у аристократии. А у племён с кровнородственным типом общины имена
были. Само имя для них с древности носило определённую магическую нагрузку. Кузьмин пишет о том, что разные типы общин сопровождаются и разными верованиями. Для племён с кровнородственной общиной характерен крайний фатализм. Для них понятие судьбы является ключевым. Тогда как в общинах территориального типа понятие судьбы и её влияния на людей не признаётся. Кузьмин сравнивает античные представления о судьбе со славянскими. Древние греки знали два вида судьбы: фатум - неотвратимый рок, который не подлежит отмене, и фортуну - изменчивую судьбу, с которой можно договориться. В славянском мировоззрении была представлена судьба в последнем качестве, и дальнейший ход событий зависел от божества. Под угрозой обстоятельств: будь то тяжёлая болезнь или война, славяне, как правило, давали обещание Богу за спасение принести жертву, а выполнив его, верили, что спасение было куплено ценой этой жертвы. Такую языческую психологию не смогло до конца преодолеть даже христианство. Язычество, по мнению Кузьмина, держалось достаточно прочно потому, что регулировало отношения человека с природой, повседневный быт и хозяйственную деятельность. Более или менее значительное распространение оккультное знание получает в эпоху правления Петра I при обмене культурными ценностями с Западом, пишет Кузьмин, и связано это появление с возникновением масонских лож [13, с. 14 - 34]. Таким образом, у славян не было ни фатализма, ни астрологии, ни хиромантии, но весьма популярна была так называемая деревенская магия, основанная на вере во взаимодействие со сверхъестественными силами и на возможности изменить с их помощью окружающий мир. Данное качество славянской психологии заложило основу иррационального пласта русской культуры.
Также представляет интерес современная концепция исторической этнологии С.В. Лурье. Неизменные элементы, которые скрепляют русскую картину мира, лежат в основании русской культуры, Лурье называет системой этнических констант, а формируемую ими динамическую схему - генеральным культурным сценарием. Последний влияет на формирование всех сценариев разных уровней, существующих в данной культуре, задавая определенный алгоритм действия в различных ситуациях. Этнические константы, будучи формальными характеристиками действия, не предписывают, что делать, но довольно жестко предопределяют как достигается та или иная поставленная народом цель. Иными словами, этнические константы являются формальными образами. Лурье выделяет следующие типы констант: «образ себя», «образ добра», «образ зла», «образы действия» и «образ покровителя», представляющий для нас особый интерес.
Образ покровителя может быть передан пушкинской метафорой «русский Бог», тот самый Бог, который «не выдаст». Через этот образ передается уверенность в благожелательности мироздания по отношению к русским. Русским не приходится быть «против всего мира», потому что как раз «мир» обычно оказы-
вается за них. Лурье сравнивает картины мира русских и финнов: в картине мира финнов мироздание, природа - это грозный противник, с которым финн борется и побеждает хаос природы. Ссылаясь на упомянутую нами концепцию В.О. Ключевского, Лурье отмечает, что природа России часто смеется над расчетами великоросса: своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчетливый великоросс любит выбрать самое безнадежное и нерасчетливое решение. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский «авось». Тем не менее условием покровительства Бога является действие. При бездействии покровительство отсутствует. Когда действовать нет необходимости, русский человек будет «лежать на печи». В процессе же действия обязательно наступает переломный момент (активизация образа покровителя), когда русским начинает «идти карта» [14]. Здесь можно наблюдать появление концепции заключения договора со сверхъестественными силами, попытку «договориться с Судьбой».
Учитывая всё вышесказанное, сделаем некоторые выводы. Одним из цивилизационных оснований русской культуры выступает иррациональная историческая парадигма. Мы полагаем, что на основе научного рассмотрения обусловленности иррационального в русской культуре, используя сравнительно-исторический метод, можно исследовать особенности функционирования современного общества, которое обеспечивает воспроизводство иррациональных представлений.
Возникновение новых культурных форм иррационального, включающее как объективные общественные явления, так и внутренние нравственно-психологические состояния, относится к малоисследованной области отечественной философии и куль-
Поступила в редакцию
турологии и также подлежит дальнейшему исследованию в рамках данной темы.
Литература
1. Давидович В.Е., Жданов Ю.А. Сущность культуры. Ростов н/Д, 1979. 264 с.
2. Культурология: учеб. пособие / под ред. Г.В. Драча. 4-е изд. М., 2006. 413 с.
3. Философский энциклопедический словарь / редкол.: С.С. Аверинцев и др. М., 1989. 815 с.
4. Швырёв В.С. Рациональность в современной культуре // Общественные науки и современность. 1997. № 1. С. 105-116.
5. Философия науки. Вып.1: Проблемы рациональности. М., 1995. 325 с.
6. Коршунов В.В. За пределами рационального. М., 1998. 319 с.
7. Кондаков И.В. Архитектоника русской культуры // Общественные науки и современность. 1999. № 1. С. 159.
8. Кондаков И.В. «Смута» эпохи «безвременья» в истории России // Там же. 2002. № 4. С. 55.
9. Лубский А.В. Географическая среда и культурный архетип // Культурология: учеб. пособие / под. ред. Г.В. Драча. Ростов н/Д, 2008. 570 с.
10. Шемякин Я.Г. Россия в западном восприятии. (Специфика образов «пограничных» цивилизаций) // Общественные науки и современность. 2008. № 1. С. 133 - 134.
11. Кожинов В.В. О русском национальном сознании. М., 2002. 384 с.
12. Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // Вопросы философии. 1995. № 6. С. 112.
13. Кузьмин А.Г. Мародёры на дорогах истории. М., 2005. 336 с.
14. Лурье С.В. В поисках русского национального характера // Отечественные записки: сетевой журн. 2002. № 3. URL: http://www.strana-oz.ru (дата обращения: 24.02.2009).
25 мая 2009 г.
