CC BY
36
УДК 801.3
Воронежский государственный архитектурно-строительный университет К. филолог, наук, доц. кафедры русского языка и межкультурной коммуникации Хаустова Э.Д.
Россия, г.Воронеж, тел. +7(4732) 71-50-48
Voronezh State University of Architecture and Civil Engineering
The chair of Russian language and intercultural communication, candidate of philological sciences, associate prof, Khaustova E.D. Russia, Voronezh, tel. +7(4732) 71-50-48
Э.Д. Хаустова
ИРОНИЧЕСКИЕ НАИМЕНОВАНИЯ ОДЕЖДЫ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ В СВЕТЕ
ПРОБЛЕМЫ «СЛОВА И ВЕЩИ»
В статье рассматриваются устаревшие наименования предметов одежды и анализируется популярность их употребления в современной речи с точки зрения связи истории слов и истории вещей.
E.D. Khaustova
THE IRONICAL NAMES OF CLOTHES IN THE RUSSIAN LANGUAGE IN LIGHT OF
THE PROBLEM «WORDS AND THINGS»
The article considers the old-fashioned names of clothes and analyses the popularity of their usage in contemporary speech in view of the connection between the history of words and the history of things.
Исследование лексико-семантиче-ской группы «одежда» в русском языке позволило отметить широкое использование в современном русском языке устаревших и диалектных наименований одежды, несмотря на то что сами предметы одежды уже давно вышли из обихода или получили другое название. Правда, данные лексемы вошли в общенародный литературный язык с иронической окраской.
Например, лексема галифе заимствована из французского языка и имеет значение «брюки, узкие в голенищах и широкие в бедрах». Данный предмет одежды назван по имени французского генерала Г. Галифе (1830 - 1909). Галифе предназначались для верховой езды. Их носили с высокими узкими сапогами (Нерсесов, 2002, с. 217). Носить галифе. Форменные (форменное) галифе (БТС, 2000, с. 192). Данная лексема имеет коннотативное значение «жировые отложения у женщин в области бедер».
© Хаустова Э.Д., 2010
Пример, взятый из интернета, демонстрирует ироническое употребление лексемы:
Но вот суеты [перед свадьбой] море, а именно: встань ни свет ни заря, чисто выбрейся, галифе погладь, пинджак одень, веревку повяжи, баретки нагуталинь, веник выбери, подтянись к бракодому.
В современной разговорной речи для иронического наименования брюк неудачного кроя или фасона употребляются лексемы кальсоны, шаровары, панталоны, рейтузы.
В начале 70-х гг. XVI в. кальсонами (от франц. caleçons) называли женские нижние штаны, сшитые из красного шелка и украшенные вышивкой. Со временем кальсоны стали мужским нижним бельем (Нерсесов, 2002, с. 219).
Лексема шаровары (от тюрк, шалвар из перс.) - «длинные широкие штаны свободного покроя, заправляемые в голенища. Казацкие шаровары. Шаровары с лампасами. Лыжные шаровары. Спортивные шаровары. Толстые, тонкие шаровары.
Сборчатые шаровары. Шаровары на шнурке, на поясе, на резинке. Татарские шаровары (собранные в сборки у щиколоток)» (БТС, 2000, с. 1491).
Лексема панталоны (итал. pantaloni) имеет первичное значение «брюки. Панталоны со штрипками» и производно-номинативное значение «женское белье, покрывающее нижнюю часть туловища до пояса. Женские панталоны. Кружево панталон» (БТС, 2000, с. 778).
Лексема рейтузы (от нем. reithosen - штаны для верховой езды) имеет значение «узкие брюки, плотно обтягивающие ноги (первоначально военная форма кавалериста). Гусарские рейтузы». В современном употреблении более известны значения «профессиональная одежда в некоторых видах спорта, у танцоров и т.п.», «длинные детские или женские облегающие штаны (обычно со штрипками), надеваемые для тепла. Шерстяные, хлопчатобумажные рейтузы. Ходить зимой в рейтузах» (БТС, 2000, с. 1114).
Для иронического наименования длинной, свободной, бесформенной одежды используются лексемы роба, хламида, балахон.
Лексема роба - изначально итальянское название одного из видов верхней мужской длинной одежды XVI в., надеваемой через голову, с пышными рукавами и стоячим воротником, также используется для наименования длинного вечернего женского платья для торжественных случаев (Нерсесов, 2002, с. 231). В современном русском языке имеет производно-номинативное значение «грубая рабочая одежда. Рыбацкая брезентовая роба. Шахтерская роба» (БТС, 2000, с. 1124).
Лексема балахон имеет первичное значение «верхняя крестьянская одежда свободного покроя из холста, парусины и т.п., распространенная преимущественно у бедняков». В современном русском языке имеет производно-номинативное значение «длинная одежда свободного покроя. Пестрый балахон
клоуна. Цветастые балахоны африканок. Разведчики в белых маскировочных балахонах» (БТС, 2000, с. 56).
Лексема хламида (от греч. chlamys, chlamydos - плащ) имеет первичное значение «мужская верхняя одежда древних греков и римлян в виде плаща с застежкой на правом плече или на груди. Греческая хламида» (БТС, 2000, с. 1443). В современной речи употребляется в значении «несуразная широкая и длинная одежда. Не пальто, а хламида. Путаться в хламиде. Сшить себе хламиду» (БТС, 2000, с. 1444).
Лексема тужурка восходит к французскому toujours (постоянно, всегда) и имеет значение «двубортная домашняя или форменная куртка. Бархатная тужурка. Военная, морская тужурка» (БТС, 2000, с. 1351). В современной разговорной речи используется для пренебрежительного наименования любой верхней одежды. Отмечается также метонимический перенос наименования одежды на человека в такой одежде: Эй ты, тужурка, чего на ноги наступаешь? (БТС, 2000, с. 1351).
Задумавшись над причиной популярности устаревших наименований, используемых для современных видов одежды, мы столкнулись с необходимостью изучения самих предметов одежды, давно вышедших из употребления, но сохранившихся в языке. Словарное описание не всегда дает наглядное представление о предмете. И чтобы понять причину наименования вещи, нужно обратиться к истории самой вещи.
Идея изучения истории слова в связи с историей вещи принадлежит лингвистической школе «Слова и вещи», оформившейся в 1909 г., когда стал выходить издаваемый Р. Мерингером одноименный журнал. Ученые данной школы (Р. Мерингер, В. Мейер-Любке, Г. Шухардт, В. фон Вартбург и др.) заявили, что «слово существует лишь в зависимости от вещи» и в качестве основных выдвинули принципы изучения лексики в связи с культурой и историей на-
рода (Звегинцев, 1964, ч. I, с. 301), (Языкознание, 1998, с. 597).
Один из основных представителей направления «Слова и вещи» австрийский лингвист Гуго Шухардт считал, что исследование слов не в состоянии противостоять воздействию, исходящему со стороны науки о вещах. Исследование вещей и исследование слов должно идти совместно; они должны проникать друг в друга, переплетаться и приводить к результатам, одинаково необходимым и ценным как для той, так и для другой области. Союз «и» в выражении «вещи и слова» должен превратиться из символа сложения в символ умножения; необходимо создать историю веще-слов (Шухардт, 1964, с. 314).
Затрагивая вопрос о соотношении слова и вещи, Г. Шухардт писал, что вещь существует целиком и полностью для себя; слово существует лишь в зависимости от вещи, в противном случае это пустой звук. Таким образом, вещь по отношению к слову - это нечто первичное и устойчивое, тогда как слово тяготеет к вещи и движется вокруг нее. Не случайную, но закономерную и необходимую роль в отношении между словом и вещью играют представления. Представление неизменно находится между вещью и словом, поскольку оно не заменяет собою слова (Шухардт, 1964, с. 314-315).
Большое значение Г. Шухардт придает переходу от рассмотрения вещей и слов в состоянии покоя к рассмотрению их в развитии. Деятельность творит и оформляет вещи. Слова, называющие вещи, воспроизводятся бесчисленное количество раз и тоже становятся историей, и эта история в основном является историей говорящего. В качестве доказательства своей мысли ученый проводит аналогию: подобно тому, как два слова, объединяясь друг с другом, образуют новое слово, так и две вещи, объединившись, порождают новую вещь; и так как такое объединение приводит к самым разнообразным последствиям, то при исследовании преемственности
вещных форм возникают те же затруднения, как и при исследовании связи словесных рядов. Вещи и слова, несмотря на самостоятельное развитие, тесно переплетены друг с другом. Чтобы понять историю слов, нужно начать с вещей, учитывая при этом, что они вступают в связь со словами только с помощью представлений, а последние возникают у нас лишь в меру присущей словам прозрачности (Шухардт, 1964, с. 316-317).
Анализируя развитие отношений между вещью и словом, исследователь отмечает, что не всегда изменение или неизменение вещи влечет за собой соответственное поведение обозначения. В действительности обозначение так же часто сохраняется неизменным в случае, если вещь претерпевает изменение, как и изменяется, если вещь остается, по крайней мере, в существенном, неизменной. Последнее находит свое объяснение в том, что одна и та же вещь рассматривается и оценивается разными людьми совершенно различно. Главная причина кроется в чрезвычайно различных индивидуальных интересах каждого (Шухардт, 1964, с. 317).
Вещь может изменяться, а слово, напротив, оставаться неизменным. Это происходит, когда то общее, что ощущается как ее сущность, сохраняется во всех модификациях вещи. Иногда одного назначения вещи, при изменении до неузнаваемости других ее признаков, оказывается достаточно, чтобы вещь удержала свое старое наименование. Каким образом и когда новое обозначение, возникшее первоначально наряду со старым, заменило его, можно установить лишь в отдельных случаях. Основная причина данной замены - это ощущаемая тем или иным индивидуумом потребность в ней. Эта потребность вызывается известным преимуществом нового обозначения по сравнению со старым (Шухардт, 1964, с. 317-318).
Одной из основных задач методики своего исследования австрийский ученый считал объяснение основных отно-
шений между «вещами и словами». По его мнению, «если бы мы не были осведомлены о способах приготовления древними гусиной печенки или какого-нибудь столь же изысканного блюда, то мы не могли бы понять романских слов со значением «печенка»». Кроме того, слова отражают культурное значение вещи. Многочисленные примеры наглядно демонстрируют связь географии вещей и слов. Иногда слово может многое рассказать об истории вещи. Так, то или иное старое слово сохраняется как название какой-нибудь вещи, а изменение этой вещи обозначается путем добавления к нему другого слова, как правило, противоречащего основному. Например, ЗПЬе^иЫеп - серебряный гульден - буквально обозначает серебряный золотой (Шухардт, 1964, с. 320).
Таким образом, изучение истории вещей (в нашем случае предметов одежды) помогает нам понять сохранение и использование в современном языке, казалось бы, давно устаревших наименований. Такие предметы одежды, как роба, балахон, хламида вышли из употребления или сильно изменились, стали более изящными и комфортными. Однако лексемы, их называющие, остались в языке для наименования бесформенной и плохо скроенной одежды.
Так, методы изучения «слов и вещей» позволяют исследовать посредством истории слов различные связанные с ними стороны материальной и духовной культуры и среды, в которой на определенном историческом этапе жили носители языка (Языкознание, 1998, с. 620).
Библиографический список
1. Звегинцев В.А. История языкознания XIX - XX вв. в очерках и извлечениях. 4.1. М., 1964.-466 с.
2. Нерсесов Я. Путешествие в мир: Мода. - М.: OJIMA-ПРЕСС Гранд, 2002. - 240
с.
3. Шухардт Г. Избранные статьи по языкознанию // Звегинцев В.А. История языкознания XIX - XX вв. в очерках и извлечениях. 4.1. Москва, 1964. С. 304-324.
4. Большой толковый словарь русского языка. / Сост. и гл. ред. С.А.Кузнецов. -СПб.: «Норинт», 2000. - 1536 с.
5. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - 685 с.
References
1. Zvegintsev V.A. The history of linguistics XIX - XX cc. in sketches and extracts. V.I. M., 1964.-466 p.
2. Nersesov Y. Travel to world: Fashion. - M., 2002. - 240 p.
3. Shughardt G. Selected articles on linguistics // Zvegintsev V.A. The history of linguistics XIX - XX in sketches and extracts. V.I. M., 1964. P. 304-324.
4. Big explanatory dictionary of the Russian language under the editorship of S.A. Kuznetsov. - St. Petersburg, 2000. - 1536 p.
5. Linguistics. Big encyclopedia / Editor-in-chief V.N. Yartseva. M., 1998. - 685 p.
