CC BY
70
учета стоимости автодороги по территории Афганистана и реконструкции автодороги Хорог-Ишкашим-Лангар по территории Таджикистана). Вооруженный конфликт на территории Афганистана - другое важнейшее препятствие на пути организации транспортных перевозок между Таджикистаном и странами Южной Азии. В зимний период автодорожная связь центра с Северным Таджикистаном осуществляется через Узбекистан, что приводит к дополнительным транспортным расходам, связанным с удлинением маршрута на 750 км, или более чем в два раза. Чтобы сделать дорогу Душанбе-Ташкент круглогодичной, необходимо было организовать строительство двух тоннелей под перевалами Уштур и Шахристанским перевалом. Первый уже построен, на очереди -строительство второго тоннеля.
Сотрудничество Таджикистана с сопредельными Узбекистаном, Киргизстаном и Афганистаном развивается неравномерно и непоследовательно. Исключение составляет взаимодействие с Китаем, который не только осуществляет инвестиции в экономику республики и предоставляет Душанбе кредиты, но и оказывает большую гуманитарную помощь. Проблемы пограничных отношений с КНР практически решены, и два государства успешно расширяют торгово-экономические связи. Вместе с тем остается нерешенным целый комплекс вопросов двусторонних отношений, таких, как отмена визового режима и разминирование границ с Узбекистаном, территориальные и водные проблемы с Киргизстаном, непрекращающийся поток наркотиков из Афганистана и террористические вылазки с сопредельных территорий. Постепенное и поэтапное урегулирование имеющихся противоречий и решение всего комплекса проблем двусторонних отношений откроет перед Таджикистаном и другими государствами региона перспективу для конструктивного взаимодействия и взаимовыгодного сотрудничества.
«Россия и новые государства Евразии», М., 2010 г., № 1, с. 52-63.
Владимир Месамед,
востоковед (Израиль)
ИРАН - УЗБЕКИСТАН: ТРУДНЫЙ ДИАЛОГ
Ирано-центральноазитские отношения приближаются к своему 20-летию. Тегеран обратил пристальное внимание на респуб-
лики исламского (отметим, что определение «исламский» не несет идеологической или политической коннотации, а означает лишь регион проживания населения, традиционно исповедующего ислам) ареала СССР на рубеже 80-90-х годов, когда в них, как и повсюду в тогдашнем Советском Союзе, стали нарастать и отчетливо проявляться тенденции децентрализации и зазвучали первые призывы к отделению от союзного государства. Однако, признавая совершенно законными требования республик относительно расширения своих прав и полномочий, Тегеран декларировал необходимость стабильно прочных отношений с центральным правительством, справедливо выражая тревогу, что дезинтеграция СССР чревата появлением обширной зоны нестабильности к северу от иранских границ. В начале 1991 г., когда появились зримые признаки скорого развала СССР, иранское руководство инициировало первые прямые контакты с республиками мусульманского ареала. Именно в это время произошли встречи на высоком уровне между высокопоставленными представителями иранского руководства и лидерами Узбекистана. В Узбекистан прибыла правительственная иранская делегация, во главе которой находился один из идеологов исламской революции, ближайший сподвижник покойного аятоллы Рухоллы Хомейни аятолла Абдол-Карим Мусави-Ардебили. Ее главной целью было выяснение возможности налаживания непосредственных, в обход Москвы, связей между ИРИ и Узбекистаном. Результаты визита были весьма скромными: удалось договориться о предоставлении помощи в возведении зданий шиитских мечетей в Самарканде и Бухаре, где жили шииты, не имевшие в советское время своих мечетей. Кроме того, было принято решение об учреждении Общества ирано-узбекской дружбы. Гости положительно оценили начавшееся с приходом эпохи перестройки оживление религиозной жизни. Реисламизация стала фактом, который нельзя было уже оспаривать. Это выражалось, в частности, в увеличении числа мечетей, издании различной исламской литературы. Действительно, если в начале 1989 г. в Узбекистане функционировало примерно 80 мечетей, то к концу того же года их число удвоилось, а к марту 1991 г. достигло 250. По данным ташкентского политолога Е. Абдуллаева, которые мы считаем несколько завышенными, в 1993 г. в Узбекистане насчитывалось уже 6 тыс. мечетей.
Иранским религиозным деятелям, несомненно, импонировало то, что в Узбекистане стало широко практиковаться легальное
распространение информации, пропагандирующей ценности и нормы ислама, и начали устанавливаться прямые контакты с мусульманскими странами. В программах государственного телевидения и национального радио Узбекистана появились специальные передачи на мусульманскую тематику. На рубеже 80-90-х годов огромной популярностью у зрителей пользовалась телепрограмма «Маърифатнома», которую вел избранный весной 1989 г. главой мусульман Узбекистана известный богослов шейх Мухаммад-Содик Мухаммад-Юсуф, с именем которого связаны многие радикальные изменения в положении ислама в Узбекистане. С течением времени в стране даже начали создаваться кинофильмы религиозно-просветительского направления. На студии «Узбектелефильм» был подготовлен пользовавшийся большим зрительским интересом телесериал «Лафз» (Слово). Его сюжет основывался на хадисах известного средневекового богослова имама аль-Бухари, жившего и творившего на территории современного Узбекистана. Фильм впервые ввел в практику национального узбекского кино, а затем и других видов искусства синтез религиозных догм и отражения реалий повседневной жизни.
При поддержке Ирана Узбекистан стал полноправным членом мирового исламского сообщества, вступив в такие авторитетные международные организации, как Организация Исламская конференция (ОИК), Организация экономического сотрудничества (ЭКО). Несомненно, это способствовало поднятию престижа в современном исламском сообществе страны, давшей миру в Средние века много широко известных религиозных деятелей, имеющей издавна славу одного из центров исламской науки. Религиозному руководству Ирана несомненно импонировало то, что в начале 90-х годов в Узбекистане как следствие политики либерализации общественной жизни всячески поощрялось религиозное возрождение. Президент И. Каримов активно использовал этот фактор в откровенно популистских целях, желая обеспечить себе победу на первых после провозглашения независимости 1 сентября 1991 г. президентских выборах, состоявшихся тремя месяцами позже. Эту же цель преследовали клятва на Коране при проведении процесса инаугурации избранного президента, совершение вскоре после этого хаджа в Мекку, принятие решения об официальном праздновании исламских праздников «Ид аль-Адха» и «Ид аль-Фитр», оформленного специальным президентским указом.
Но уже тогда, с самого начала своеобразного исламского бума, узбекские власти почувствовали и опасность роста в стране проявлений мусульманского фундаментализма, который они прямо увязывали с иранским влиянием. Однако угрозы, которые узбекские власти связывали с исламом, в решающей степени были обусловлены внутренними, а не внешними причинами. Их следует объяснять не привнесением извне радикального ислама, а его вызреванием внутри страны как продукта внутриполитических противоречий, социально-экономической политики, имевшей своим следствием резкое падение жизненного уровня населения. На таком фоне выдвигаемые исламскими фундаменталистами идеи социальной справедливости и гармонии встречали поддержку населения. Не зря наиболее зримо очаги роста исламского фундаментализма проявились именно в Ферганской долине Узбекистана, где социально-экономические проблемы породили обнищание большинства населения. Власти приняли решительные меры лишь по обузданию проявлений фундаментализма, а не искоренению его причин. Директивы президента И. Каримова в этой связи, кроме всего прочего, регламентировали как обучение в исламских учебных заведениях всех ступеней, так и ношение исламской одежды, мужских причесок и др. Начатые узбекскими властями репрессии против исламских деятелей, рядовых священнослужителей и простых верующих, массовое закрытие мечетей привели к неожиданным для руководства страны результатам - возникло мощное исламское подполье, создавшее структурированные организации, выступавшие с политическими лозунгами. При отсутствии в Узбекистане реальной политической оппозиции исламисты пытались заполнить возникший вакуум. В середине 90-х годов узбекская пропаганда стала использовать термин «ваххабиты» для обозначения исламских активистов. Тогда же, летом 1996 г., появилась первая формально организованная радикальная группировка - Исламское движение Узбекистана (ИДУ), руководители которого -Джума Намангани и Тахир Юлдашев - заявили, что его цель -джихад против режима президента И. Каримова.
Все это в совокупности с событиями в граничащем с Узбекистаном Таджикистане, где происламские элементы стали одной из главных сил, ввергнувших страну в кровопролитную гражданскую войну, явилось тем импульсом, который подвиг руководство Узбекистана не только на свертывание политики поощрения ислама, но и проведение разнообразных мер по жесткому противодействию
распространению исламского фундаментализма. В мае 1998 г. была утверждена новая редакция Закона о свободе совести и религиозных организациях, выдержанная в запретительном духе. Он предписывал обязательную регистрацию мечетей в органах государственной власти, устанавливал нижний предел количества прихожан для открытия новых мечетей. Налицо было ужесточение законодательства о религии. Все это президент И. Каримов аргументировал тем, что «...его страна не вписывается в мусульманский стандарт и имеет чисто светский характер». Разумеется, на таком политическом фоне развитие двустороннего взаимодействия между Республикой Узбекистан и Исламской Республикой Иран было обречено если и не на жесткую регламентацию со стороны узбекского руководства, то уж никак не на режим наибольшего благоприятствования. Кроме опасности использования связей с Ираном как канала для проникновения в Узбекистан массированного исламского влияния, Ташкент беспокоила и вероятность оживления и роста проиранских и сепаратистских настроений среди таджикского населения Самарканда, Бухары и ряда других регионов Узбекистана, где оно составляло значительный процент в структуре населения. По сути, исламизация Центральной Азии по иранскому образцу и поддержка родственных этносов этого региона, живущих в плотном окружении тюркоязычных народов, действительно входили и входят в число несомненных приоритетов внешней политики исламского Ирана именно в Узбекистане, где по сравнению с другими республиками этого региона, например Казахстаном и Киргизией, уровень исламизации демонстрировал стремление к дальнейшему качественному и количественному росту.
Эти реалии определяют развитие отношений между Ираном и Республикой Узбекистан, причем использование исламского фактора приобретает все большую остроту. В силу гипертрофированного внимания президента И. Каримова к проблеме роста проис-ламских настроений в его стране он панически боится политизации ислама. Еще в первые годы после обретения Узбекистаном независимости, когда режим его личной власти и репрессивный аппарат были несравненно слабее, нежели сейчас, он начал выражать тревогу по поводу опасности исламского фундаментализма.
С самого начала 90-х годов Иран стал для Узбекистана реальным вектором тяготения. Основой этого явились традиции многовекового конфессионального и этнического единства, культурная и цивилизационная близость. Сотрудничество с Ираном
призвано было в определенной мере нейтрализовать тот существенный ущерб, который был вызван разрывом устоявшихся экономических связей в рамках единого СССР. И хотя в долгосрочной перспективе основой стратегии Ирана по отношению к государствам с доминирующим мусульманским населением является реализация политики экспорта исламской революции, что, несомненно, вызывает неприятие глав секулярных режимов стран Центральной Азии, тактические задачи, концентрирующиеся в весьма диверсифицированном сотрудничестве в сфере экономики, торговли, науки, образования, медицины и т.д., вызывают к себе доверие. В Иране понимают, что на нынешнем этапе такие тактические приоритеты сулят стране большой стратегический капитал, дают возможность сформировать прочную и устойчивую базу для дальнейшего продвижения своих интересов.
В структуре внешнеполитических приоритетов Узбекистана Иран все эти годы занимает одно из ведущих мест. Так было и в начале складывания отношений Узбекистана с государствами соседних регионов азиатского континента, так же обстоит дело и в нынешней первой декаде XXI в. Выстраивая иерархию внешнеполитических связей на ближайшую перспективу (начиная с 2007 г.), руководство Узбекистана поместило Иран на первое место среди стран Ближнего и Среднего Востока и региона Персидского залива. После установления равноправных дипломатических отношений 10 мая 1992 г. и обмена государственными визитами глав двух стран - И. Каримова в Иран в ноябре 1992 г. и иранского президента А.-А. Хашеми-Рафсанджани в Узбекистан в октябре 1993 г. -определились основные сферы сотрудничества и политического взаимодействия. Базовыми документами являются соглашения о сотрудничестве в области торговли и экономики, связи, телекоммуникаций, воздушного транспорта, культуры и туризма, коммюнике о развитии взаимоотношений, которые были согласованы и подписаны во время первого визита И. Каримова в Тегеран. Тогда же учредили совместную двустороннюю комиссию по сотрудничеству в торгово-экономической, промышленной и научно-технической областях. Ее заседания проходят регулярно, поочередно в столицах этих стран. К настоящему времени подписано свыше 50 межправительственных и межведомственных документов, определяющих основные принципы и направления развития взаимовыгодных торгово-экономических и других связей. Подписание в 1992 г. первых базовых документов, однако, не привело к серьез-
ным подвижкам в сотрудничестве. Ни одно из принятых решений не воплощалось в жизнь. Именно поэтому в Иране придавали большое значение ответному визиту в Ташкент президента Хаше-ми-Рафсанджани. Он, будучи лидером набиравшего силу прагматического крыла иранского руководства, придавал большое значение продвижению иранских интересов на постсоветском пространстве. Осенью 1993 г. президент Ирана совершил большую поездку по всем бывшим советским союзным республикам с доминирующим мусульманским населением, кроме Таджикистана, где тогда шла гражданская война. Хотя официальная иранская пропаганда расценила первый официальный визит иранского лидера в Узбекистан как «...новую страницу в отношениях с мусульманскими государствами», его результаты были более чем скромными: если во всех пяти государствах, где побывал Хашеми-Рафсанджани, было подписано более 60 документов двустороннего сотрудничества, то в Узбекистане он поставил свою подпись лишь под двумя документами. Не реализовалось даже намеченное на дни пребывания иранского президента в Ташкенте открытие прямого воздушного сообщения между Ташкентом и Тегераном, о котором заранее сообщили многочисленные иранские и узбекские СМИ. По официальной версии, акция была сорвана «по техническим причинам». Вместе с тем первые узбекско-иранские визиты на высшем уровне заложили базу для реализации имевшихся договоренностей.
Особенно динамично поначалу стали развиваться культурные контакты: были организованы первые выставки в Ташкенте на иранскую тематику, началось взаимодействие деятелей кино, театра, телевидения. Однако даже начатые контакты в сфере культуры постоянно торпедировались властями из-за боязни проникновения по этим каналам идей исламского фундаментализма. Так, ученым-иранистам «не рекомендовалось» пользоваться присылаемыми им иранским посольством в Ташкенте приглашениями для участия в проводимых в Иране научных конгрессах и симпозиумах по своей специальности. По этой же причине не выполнялись в полном объеме договоренности об учебе или стажировке в иранских вузах узбекских студентов и преподавателей фарси. Иногда санкционированное властями противодействие культурному сотрудничеству принимало курьезные формы: распространение сувенирных экземпляров Корана среди посетителей первой выставки иранской культуры в Ташкенте в апреле 1993 г. чуть было не привело к ее
закрытию и повлекло за собой запрет на публикацию в СМИ Узбекистана какой-либо информации о проведении этой выставки.
Культурное сотрудничество не стало за эти годы сферой планомерного взаимодействия двух стран. Многочисленные предложения иранской стороны о сотрудничестве в самых различных областях культурной жизни не принимаются вовсе или формально принимаются, но их реализация торпедируется. Причиной является боязнь духовно-религиозной экспансии со стороны Ирана под прикрытием культурного сотрудничества.
Итоги более чем 15-летних двусторонних отношений показывают, что торгово-экономическая сфера стала основой узбекско-иранского сотрудничества. Показательны в этом отношении слова тогдашнего иранского посла в Узбекистане Мохаммада Фатхали: «Вместе мы 100-миллионный рынок». Иран уже вошел в первую десятку внешнеэкономических партнеров Узбекистана. Основу номенклатуры иранского экспорта в Узбекистан составляют поставки нефти, стройматериалов, автомашин с запчастями, медицинское оборудование, медикаменты, сухофрукты, соки. В узбекском экспорте в Иран преобладают хлопок-сырец, продукция текстильной промышленности, газ и пластмассовые изделия.
Скромные темпы развития экономического сотрудничества много лет сдерживались проблемами в правовой базе, невозможностью конвертировать узбекскую валюту, высоким уровнем коррумпированности чиновников. Узбекистан последним из стран Центральной Азии подписал инициированный Ираном в рамках ЭКО договор, предусматривавший освобождение от двойного налогообложения, льготный таможенный режим и благоприятный торговый транзит. Тем не менее Ташкент своевременно получил возможность использовать иранскую территорию для транзита своего главного экспортного товара - хлопка на мировые рынки. Лишь после семи лет проволочек и бюрократических препон в узбекских инстанциях был подписан и начал действовать договор о прямом воздушном сообщении между Ташкентом и Тегераном.
Существенным обстоятельством, затрудняющим создание в Узбекистане совместных предприятий с иранским участием, является также трудность оформления необходимых документов, сложившаяся практика дачи взяток практически на всех уровнях. В конце декабря 2006 г. в прессу просочились сведения о том, что узбекско-иранское совместное предприятие по выпуску бытовой техники, расположенное в Самаркандской области, выпускает не
соответствующие необходимым стандартам газовые печи. Их эксплуатация привела к смерти нескольких человек. Выяснилось, что это совместное предприятие было создано при поддержке высокопоставленных чиновников, получивших взятки. Они же помогли широкой рекламе этой продукции по различным телеканалам. Но за некачественную продукцию и сиюминутную выгоду чиновников расплатились своими жизнями не только простые люди, но и глава одного из районов Самаркандской области. Эта история получила в Узбекистане широкий общественный резонанс. Однако есть и положительные примеры работы совместных предприятий. Так, эффективно функционирует малое совместное предприятие «Камангаран» в районе города Ургут той же Самаркандской области. Этот завод ежегодно производит 384 т различных видов автомобильного моторного масла, что обеспечивает стабильную прибыль и занятость для местных жителей, работающих на заводе. При этом доля иранских предпринимателей в этом проекте составила всего 100 тыс. долл., а узбекских - 50 тыс. долл.
Кроме торгово-экономической, важное значение приобрело за эти годы сотрудничество в транспортной сфере, которое квалифицируют сейчас как один из приоритетов узбекско-иранского сотрудничества. Оно началось после пуска в эксплуатацию в мае 1996 г. железной дороги Мешхед-Серахс-Теджен, которая связывала с сетью иранских железных дорог магистрали Центральной Азии. Таким образом, открывался кратчайший путь из стран Центрально-Азиатского региона в направлении Ближнего Востока и Европы. Однако почти сразу после открытия этой магистрали выявились существенные расхождения в точках зрения иранского и узбекистанского руководства по поводу ее значения. Иранские руководители квалифицировали магистраль как имеющую громадный потенциал международную артерию. Однако в речи президента Узбекистана И. Каримова, произнесенной на встрече государств - членов ЭКО, приуроченной к пуску в эксплуатацию этой магистрали, была сделана попытка существенно принизить ее значение, обосновать необходимость прокладки новых дорог в обход иранской территории. При этом сам Узбекистан начал эпизодически пользоваться этой магистралью лишь с августа 1996 г. для экспорта производимого в стране хлопка в направлении Юго-Восточной Азии. Хотя Узбекистан не использует даже свою квоту провоза экспортной продукции по магистрали, его представители не раз заявляли о том, что эта транспортная артерия «...не способна
в полной мере обеспечить потребности Узбекистана и других среднеазиатских государств».
Вместе с тем, несмотря на не совсем позитивный опыт сотрудничества в использовании дороги Мешхед-Серахс-Теджен для экспортно-импортных операций, Иран и Узбекистан намерены широко взаимодействовать в ряде других транспортных проектов, в том числе трехсторонних. Так, во время визита в Ташкент первого вице-президента ИРИ Мохаммад-Резы Арефа в январе 2005 г. был подписан протокол о начале реализации трехстороннего узбек-ско-ирано-афганского соглашения о строительстве автомагистрали, соединяющей все три государства. Само соглашение было подписано 19 июня 2003 г. президентами И. Каримовым, С.М. Хатами и X. Карзаем. Тем самым Иран и Узбекистан окажут существенную помощь Афганистану в освоении его пустынных северо-западных районов, почти лишенных линий коммуникаций. Эта дорога напрямую свяжет центр Северного Афганистана Мазари-Шариф и крупнейший город северо-запада страны Герат как с Узбекистаном, так и с Ираном, выйдет к иранским портам Бендер-Аббас и Чахба-хар, что позволит использовать проложенную транспортную коммуникацию для торговли между всеми тремя участниками строительства. Кроме того, будет обеспечено круглогодичное транспортное сообщение. Для Афганистана значение этого проекта состоит еще и в том, что он приблизит север страны к ее центру и создаст новые импульсы для экономического подъема этого региона. Строительство дороги, учитывая отсутствие стабильности и безопасности в Афганистане, пока идет крайне медленно. Прокладывая эту дорогу, Иран и Узбекистан как страны, принимающие активное участие в восстановлении послевоенного Афганистана, отрабатывают и реализацию первого совместного проекта в третьей стране, что выводит их двустороннее сотрудничество на качественно новый уровень. На первом этапе строительства, до лета 2005 г., ввиду существовавших тогда достаточно тесных отношений между Узбекистаном и США Ташкент опасался слишком явно показывать свое сотрудничество с Ираном на афганской территории. После начала летом 2005 г. процесса дистанцирования от США сняты условные препоны для реализации этого проекта.
Значение этой артерии для самого Узбекистана заключается в том, что создается еще один экономичный путь для экспортных операций в южном направлении, в частности для вывоза таких важных статей узбекского экспорта, как хлопок и стройматериалы.
Иран рассчитывает, что эта магистраль создаст более широкие возможности для выхода иранских товаров на рынки государств Центральной Азии. Такой оптимизм, однако, не принимает во внимание того факта, что политические реалии и экономическая политика в нынешнем Узбекистане не способствуют открытию границ страны для свободного рынка. Вместе с тем заинтересованность Узбекистана в строительстве этой шоссейной магистрали и проработка вопроса о возможности строительства параллельной железной дороги позволяют говорить о перспективности этого инфраструктурного проекта. Для Ташкента этот проект важен еще и как реальное взаимодействие с Ираном в плане поддержки правительства Х. Карзая, демонстрация решимости на деле способствовать нормализации общественно-политической жизни в Афганистане, поднять его разрушенную экономику. Обе страны сотрудничают в противодействии наркотической угрозе, исходящей из этого государства. Каждая из стран реализует собственные проекты в сфере сельскохозяйственного производства, которые оздоровят его и позволят отказаться от односторонней ориентации на выращивание наркосодержащих культур.
Есть еще одна потенциальная сфера сотрудничества, не получившая пока стимулов для развития, но, судя по публикациям в иранской прессе, интересующая Иран. Речь идет о сотрудничестве в урановой сфере. Узбекистан имеет большие запасы этого ценного сырья, ставящие его на седьмое место в мире. По данным Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ), прогнозные ресурсы Узбекистана по урану составляют 230 тыс. т. Уже сейчас Узбекистан дает 6% мирового производства урана. В 2005 г. урана было произведено в объеме 2,3 тыс. т, причем весь он пошел на экспорт. Когда в 2005 г. Россия предложила создать совместное предприятие по обогащению урана, МАГАТЭ посчитало, что такой проект поможет снять напряженность вокруг иранской ядерной программы. Однако Иран полагает, что к этому проекту следует привлечь третьи страны, в качестве которых он предлагал Узбекистан или Казахстан. Учитывая, что Узбекистан в последнее время последовательно дистанцируется от США, узбекский вариант выглядит более приемлемым для иранской стороны. Возможно, что претворение в жизнь резолюции Совбеза ООН от 23 декабря 2006 г. по иранской ядерной программе реанимирует проект создания совместного предприятия и положит начало узбекско-иранскому сотрудничеству в сфере обогащения урана.
Что касается политического диалога двух стран, то он носит довольно ограниченный характер. В Иране достаточно открыто, не боясь реакции официального Ташкента, вплоть до 2005 г. говорили о том, что Узбекистан является основным каналом реализации политики США в Центрально-Азиатском регионе. Действительно, базовой опорой Запада в регионе Центральной Азии являлся Узбекистан, постепенно входивший в зону западного влияния с середины 90-х годов и выпавший из нее после событий мая 2005 г. в Андижане. Все эти годы в Тегеране внимательно отслеживали изменения векторов политической ориентации Узбекистана. Меняющиеся каждые два-три года политические приоритеты узбекского руководства, подверженные достаточно резким колебаниям, заставляют и Тегеран вносить свои коррективы в отношения с Ташкентом. Действительно, вслед за недолгим по времени периодом ориентации на турецкую модель политического и социально-экономического развития, оказавшуюся для Узбекистана «...более мифом, чем реальностью», пришло время следования «китайскому экономическому чуду», опыт которого президент И. Каримов считал важным перенять. Но и этот период сменился радикальным поворотом политики с Востока на Запад, демонстрируя на деле курс на сближение с США. По сути, такой поворот логически вытекал из первоначальной ориентации на Турцию. Запад, в свою очередь, видел в Узбекистане некий противовес иранскому влиянию в регионе. Такие зигзаги во внешнеполитических пристрастиях Узбекистана вызывают повышенное внимание Ирана, ибо всякий раз сигнализируют о новом изменении политической реальности в регионе. Еще в 1996 г. иранская праворадикальная газета «Ресалат» отмечала, что Узбекистан превратился в проводника американского влияния в регионе. Разумеется, для Ирана была важна не сама по себе смена приоритетов президента И. Каримова, а ставшее реальным сближение Узбекистана со страной, до сих пор числимой Тегераном своим врагом номер один.
Иранское руководство не раз настораживали случаи безусловной поддержки Узбекистаном внешнеполитических шагов США, даже в тех случаях, когда в них не было насущной необходимости. Узбекистан был единственной центральноазиатской страной, решительно одобрившей введенные в мае 1995 г. антииранские санкции США, а президент И. Каримов однозначно заявил по этому поводу: «Мы знаем цели этого эмбарго и поддерживаем его». Ни одно из центральноазиатских государств не стало на сто-
рону США. Видимо, и сам президент Узбекистана И. Каримов спустя некоторое время решил пересмотреть этот, видимо, не до конца обдуманный шаг. Уже в июле того же года глава МИДа Узбекистана А. Камилов на встрече с послом Ирана в Ташкенте С.М. Хашеми-Гольпаегани заявил, что это решение дезавуировано. А. Камилов подтвердил это же и на встрече в Тегеране с тогдашним президентом Ирана А.А. Хашеми-Рафсанджани на церемонии открытия посольства Узбекистана в Иране. Однако поддержка Узбекистаном антииранского экономического эмбарго США не была случайным эпизодом. Спустя полтора года последовало проамериканское голосование в ООН в поддержку санкций против Кубы, также негативно оцененное Ираном. Еще большее недовольство Тегерана вызвало принятое в марте 1998 г. решение американо-узбекской комиссии по сотрудничеству, обязывающее Узбекистан согласовывать с Госдепартаментом США все свои шаги, касающиеся Ирана. Как писала иранская газета «Салам», «...власти Узбекистана реализуют разработанный США стратегический курс на ослабление иранских позиций в Центральной Азии». В свете никак не уменьшающейся политической конфронтации между США и Ираном иранское руководство отнюдь не радовало желание Вашингтона видеть в Узбекистане своего стратегического партнера в Центрально-Азиатском регионе. Достаточно негативно оценивают в Тегеране и участие Узбекистана в программе НАТО «Партнерство ради развития», в рамках которой республика в течение ряда лет получала военную помощь, что выражается в поставках экипировки, проведении совместных учений, консультировании, подготовке военных кадров.
С начала 2008 г. появились признаки того, что неизбежно новое сближение с США, которое согласуется с обоюдными интересами сторон. Для Узбекистана это стремление выйти из политической изоляции и перестать быть изгоем в мировом сообществе. Для США главным фактором, инициирующим реставрацию активного диалога с Ташкентом, является затянувшееся и не показывающее реальных успехов продолжение антитеррористической операции в Афганистане. Это вынуждает Вашингтон вновь выстраивать конструктивные связи с Узбекистаном, аргументируя это тем, что эта страна имеет для него ключевое геостратегическое значение. Такая оценка отодвигает на задний план критикуемый им ранее авторитарный характер узбекского режима. Видно, что США готовы удовлетвориться лишь косметическими изменениями и показа-
тельными жестами милосердия. Для снижения критики Каримова Вашингтону оказалось достаточно того, что с начала 2008 г. Ташкент освободил нескольких местных правозащитников. Американцы надеются, что благодаря открывающемуся диалогу с узбекскими властями они смогут влиять на положение с правами человека в Узбекистане. Наметившееся потепление в американо-узбекских отношениях может в первую очередь иметь отношение к военному аспекту.
Ташкент постепенно открывает для США возможность использования эксплуатируемой германскими ВВС узбекской базы в Термезе для переброски своих военнослужащих в Афганистан. Возвращение возможности пользования базой в Ханабаде, которую американцы в свое время восстановили и оснастили современным навигационным оборудованием, имеет большое значение для тыловой поддержки военной операции в Афганистане. Кроме этого, использование базы можно рассматривать как реализацию желания США присутствовать, причем на долгосрочной основе, в регионе Центральной Азии, в частности в стране, откуда регион можно без особого труда контролировать. С другой стороны, это потенциальная компенсация тех потерь, которые понесут США в результате закрытия в 2009 г. своей военной базы в аэропорту «Манас» в Бишкеке. И именно это обстоятельство, по-видимому, влияло на желание Вашингтона, попавшего при удачном стечении внешнеполитической ситуации в регион, закрепиться там прочно и надолго. Американцам есть резон присутствовать в Центрально-Азиатском регионе и по той причине, что это ослабляет там двух других важнейших политических игроков - Россию и Китай.
С приходом к власти в США президента Б. Обамы, декларировавшего перенос центра действия антитеррористической операции из Ирака в Афганистан, значение взаимодействия с Узбекистаном, к явному неудовольствию Ирана, многократно возрастает. Иногда недостаточное взаимопонимание между Ташкентом и Тегераном принимает довольно жесткие формы. Так, президент Узбекистана И. Каримов не раз прибегал к прямой конфронтации с иранским руководством. Вряд ли способствовали укреплению доверия между двумя странами острые споры И. Каримова на двух саммитах ЭКО с иранским президентом А. А. Хашеми-Рафсанджани, о которых тегеранская «Эттелаат» писала: «Для отношений двух стран характерно продолжение острой словесной перепалки их лидеров». После серии взрывов в центре Ташкента
16 января 1999 г., приведших к многочисленным жертвам, И. Каримов официально заявил о том, что теракты были организованы движением «Хизбалла». Такое утверждение, не адресованное прямо Ирану, но обвиняющее во вмешательстве во внутренние дела своей страны организацию, которая пользуется открытой поддержкой иранских властей и не предпринимает каких-либо серьезных действий без их одобрения, следует, очевидно, понимать как прямой укор иранским властям. Аналитики расценили высказывания И. Каримова как «серьезный симптом нового геополитического противостояния в регионе». Для многих политологов осталось непонятным, зачем в столь непростой ситуации, когда вслед за терактами Узбекистан вышел из Договора о коллективной безопасности в СНГ, тем самым заявив о дистанцировании от России, Ташкент идет на осложнение отношений и с Ираном, который является де-факто его сильным стратегическим партнером на юге. По всей видимости, объяснение следует искать в том, что в тот период И. Каримову было тактически предпочтительней решить собственные проблемы своими силами, памятуя о том, что Иран вряд ли отбросит идею сближения с самой густонаселенной страной Центрально-Азиатского региона.
Серьезной болевой точкой в узбекско-иранских отношениях является таджикская проблема. Вначале, на заре таджикской независимости, в 1992 г. Иран негативно оценивал поддержку Узбекистаном таджикских правительственных войск в вооруженном противостоянии с оппозицией. Затем ситуация радикально изменилась. С середины 90-х годов Ташкент оказывал знаки внимания оппозиции, «...заняв довольно жесткую позицию по отношению к нынешнему душанбинскому руководству». По оценкам иранской прессы, узбекские власти использовали методы силового давления, пытаясь заставить президента Э. Рахмонова пойти на максимально быстрые договоренности с исламской оппозицией. Иран при этом пытается играть роль посредника, несмотря на то что на его территории получил политическое убежище ряд представителей исламской оппозиции Таджикистана. Напряженность между двумя странами не уменьшается еще из-за того, что, по заявлениям Ташкента, на таджикской территории в горных районах имелись базы боевиков Исламского движения Узбекистана (ИДУ). Во время их рейдов на территорию Узбекистана летом 1999 и 2000 гг. узбекско-таджик-ские отношения принимали предельно конфронтационный характер, хотя таджикские власти давали понять, что районы, где
имелись базы ИДУ, не контролировались в то время правительственными войсками. Чтобы не допустить перехода боевиков через узбекско-таджикскую границу, вдоль границы со стороны Узбекистана были созданы многочисленные минные поля. Это приводило к жертвам среди мирного населения. В период между августом 2000 и февралем 2001 г. там погибло более 20 граждан Таджикистана, подорвавшихся на противопехотных минах. Иран как один из гарантов межтаджикского урегулирования весьма обеспокоен неурегулированностью отношений между Узбекистаном и Таджикистаном и в конфликте между двумя странами традиционно, в силу паниранской солидарности, принимает сторону Таджикистана. Разумеется, такие коллизии создают негативный фон узбекско-иранским отношениям.
Иран достаточно нервозно воспринимает тот факт, что Узбекистан предпочитает занимать самостоятельную, отличную от соседних стран, позицию по афганской проблеме. Серьезным обстоятельством, осложнившим в 2000 г. политический диалог между Узбекистаном и Ираном, стали попытки руководства Узбекистана пойти на позитивный контакт с фундаменталистским движением «Талибан» в Афганистане. С самого начала возникновения этого фундаменталистского движения в 1994 г. Иран занял по отношению к нему позицию крайнего неприятия. В Иране не раз заявляли, что введенные талибами жесткие исламские нормы дискредитируют вполне цивилизованную версию исламского правления, утвердившуюся в Иране после победы революции 1979 г. Режим талибов, как писала иранская пресса, «...порочит ислам, создает его крайне непривлекательный имидж в глазах мирового сообщества». Кроме того, инициированная президентом Ирана Сейедом Мохам-мадом Хатами в 1999 г. идея диалога цивилизаций подразумевает взаимодействие сторон, представляющих примерно равный культурный уровень. Талибы, погрузившие свою страну в тьму Средневековья, рассматривались Ираном как сила, порочащая просвещенный ислам. Талибы не признавали даже принятых в мировом сообществе норм цивилизованного общения: захватив крупнейший в Северном Афганистане город Мазари-Шариф, они ворвались в здание Генерального консульства Ирана и расстреляли более десятка находившихся там дипломатов и корреспондента агентства ИРНА Мохаммада Сареми.
Власти Узбекистана, страшась угрозы распространения исламского фундаментализма на север, заняли поначалу, после захва-
та власти талибами в Афганистане осенью 1996 г., позицию дистанцирования от новых кабульских властей. Одновременно они не хотели присоединяться к совместным планам других государств Центральной Азии и Ирана по противодействию возможной экспансии талибов, решив усилить противостоящие им военные формирования Северного Афганистана, состоящие в основном из местных узбеков и таджиков. В этом Иран видел стимулирование Ташкентом афганского сепаратизма, выражавшегося в «...односторонней мощной поддержке» Северного альянса во главе с этническим узбеком генералом Абдурашидом Дустумом. Крайнее неудовольствие иранского руководства вызвало нежелание Узбекистана участвовать в срочно созванной в октябре 1997 г. в Тегеране Международной конференции, призванной выработать общую линию противодействия движению «Талибан». Однако успехи талибов в установлении контроля и над районами традиционной антиталибской коалиции обусловили поворот в позиции Узбекистана по отношению к ситуации в Афганистане. Это подкреплялось конкретными шагами. В ноябре 2000 г. обе стороны решили открыть границы. И хотя по итогам переговоров в Исламабаде представителя талибов Абдулла Салама Заифа и спецпосланника президента Узбекистана Шухрата Кабилова было опубликовано коммюнике, где констатировалось, что открытие границы сделано с целью содействия развитию торговли, значение этого шага было гораздо объемней. Тем самым Узбекистан продемонстрировал свою полную самостоятельность в афганском вопросе, не оглядываясь на реакцию Тегерана и Москвы, которая продолжала поддерживать силы антиталибской коалиции. В ответ Иран вновь заявил, что не готов идти на какие-либо уступки режиму талибов, который порочит ислам. Такие подходы омрачали узбекско-иранские отношения вплоть до 2001 г., и лишь непосредственно перед событиями 11 сентября 2001 г. позиции сторон значительно сблизились. Об этом заявил в ходе своего визита в Ташкент в сентябре 2001 г. глава МИДа ИРИ Камал Харрази. На его встрече с узбекским коллегой Абдулазизом Камиловым было заявлено, что в мире должным образом не оценивается значение Афганистана под властью талибов как одного из важнейших центров международного терроризма и незаконного оборота наркотиков. В ходе реализации антитеррористической операции в Афганистане режим талибов был лишен власти в стране. Участие в восстановлении Афганистана после поражения талибов еще более сблизило позиции Ирана и
Узбекистана. Ныне обе страны реализуют на территории Афганистана совместные проекты.
Негативный фон узбекско-иранским отношениям придает внутренняя политика Узбекистана по отношению к религии. Иранские СМИ довольно остро реагируют на участившиеся в последние годы в Узбекистане репрессии против исламских священнослужителей. В сентябре 2001 г. официальное информационное агентство ИРНА опубликовало сообщение о том, что в 2000-2001 гг., по данным «Human Rights Watch», зафиксировано 800 случаев преследования мусульман на религиозной почве. Одна из центральных газет страны - «Хамшахри» - опубликовала статью «Репрессии против ислама в Центральной Азии породят там новых талибов», в которой, в частности, говорилось: «Борьба с исламом в Узбекистане привела к тому, что в сельской местности, где велик процент верующих, целые деревни превратились в очаги сопротивления, а религиозная деятельность уходит в подполье».
Двусторонние узбекско-иранские отношения осложняются и неодинаковой оценкой общего исторического наследия народов этих стран. В Иране, где отношение к общим с народами Центральной Азии периодам исторического прошлого имеет устоявшуюся традицию, довольно критически подходят к новациям официальной узбекской идеологии постсоветского периода. В частности, в Иране не одобряют попытки Ташкента пересмотреть многовековое историческое наследие и создать в нем новые приоритеты, призванные поднять роль и значимость тюркского элемента в центральноазиатскай истории. Так, откровенное неприятие Тегерана вызывает гипертрофированное внимание к наследию Амира Тимура, возведенного в Узбекистане в ранг национального символа. Когда на Международном конгрессе по исследованию литературы и искусства эпохи Тимуридов в иранском городе Мешхеде летом 1996 г. посол Узбекистана Э. Ходжаев выступил с докладом, целиком восхваляющим Амира Тимура, и заявил, что 1996 год в его стране официально провозглашен Годом Тимура, председатель иранской Организации исламской культуры и связей счел необходимым сделать специальное разъяснение, в котором указал на абсурдность пересмотра общей с Ираном истории и научную некорректность чрезмерного выпячивания значимости этой исторической личности.
«Ближний Восток и современность», М., 2009 г., № 40, с. 99-120.
