CC BY
60
не. В то же время усилившийся нажим Вашингтона на Исламабад способен повлиять на внутриполитическую ситуацию в Пакистане. Ведь не случайно в США зазвучали призывы добиться возвращения из эмиграции на родину бывших премьеров Беназир Бхутто и Наваза Шарифа. Хотя бы в качестве «рычага давления» на Мушар-рафа. В других случаях звучат призывы к Мушаррафу уйти и «открыть дорогу к демократии».
Все это говорит не столько о перспективах участия Исламабада в афганских делах, сколько о том, что в результате внешнего давления дестабилизация и кризис могут возникнуть и в самом Пакистане. Нельзя исключить и того, что эта страна может пострадать от исламистского «монстра», порожденного усилиями трех главных партнеров в афганской войне 1975-1989 гг. - Соединенных Штатов, Саудовской Аравии и пакистанского военного режима.
«НГ-Дипкурьер», М., 9 октября 2006 г.
Георгий Мирский,
доктор исторических наук
ИРАН И США:
ПРОТИВОСТОЯНИЕ НА ФОНЕ «ЯДЕРНОГО КРИЗИСА»
Проблема, связанная с возможным намерением Ирана создать ядерное оружие, в последние годы стала приобретать черты серьезного международного кризиса. В самом деле, в попытках найти решение этого вопроса участвуют все важнейшие мировые акторы: ООН, США, Россия, Европейский союз, Китай. После неудачи всех усилий МАГАТЭ (Международное агентство по атомной энергии) точно определить, действительно ли Иран намерен развивать только мирную ядерную энергетику или же он идет по пути производства атомной бомбы, иранское «ядерное досье» может быть передано на рассмотрение Совета Безопасности ООН. Не исключено введение санкций против Ирана, а в перспективе видится и применение военной силы со стороны США и Израиля. С учетом роли и значения «единственной сверхдержавы» в сегодняшнем мире можно утверждать, что исход кризиса в очень большой степени будет зависеть от Соединенных Штатов. Поэтому имеет
смысл рассмотреть историю взаимоотношений Ирана и США, чтобы попытаться определить возможную стратегию Вашингтона в случае, если ООН не найдет пути решения неуклонно нарастающего конфликта.
Начало возникновения более или менее серьезного интереса США к Ирану можно датировать периодом Второй мировой войны, когда американские войска были отправлены в Иран в рамках общей стратегии союзников по антигитлеровской коалиции. Первые американские воинские части прибыли в Иран в декабре 1942 г., и в 1944 г. их уже насчитывалось там примерно 30 тыс. После окончания войны они были выведены из Ирана, но, поскольку почти сразу же началась «холодная война» и на повестку дня Вашингтона встала задача противодействовать «советской экспансии», в первую очередь в наиболее уязвимых и близких к СССР регионах, Иран стал приобретать в глазах американских стратегов немаловажное значение, уступавшее в региональном плане только значению Турции. В 1947 г. в Иране была создана резиденция ЦРУ, и этот год можно считать датой начала «скрытых акций» с задачей ведения разведывательной деятельности против Советского Союза, равно как и противодействия расширению советского влияния и усилению позиций в Иране промосковской марксистской партии Тудэ.
В 1950 г., после победы коммунистов в Китае, в документе Совета безопасности США содержалось требование проявления «новой инициативы в холодной войне», появился термин «оборона по периметру», было принято решение «усиливать военное присутствие и экономическую помощь» странам, которые, подобно Ирану, расположены на периферии советской сферы влияния». Некоторые американские официальные лица высказывали опасения, что Иран может превратиться во «второй Китай». Была выработана программа из четырех пунктов, предусматривавшая решающую роль США во внутриполитических делах Ирана, и после избрания президентом генерала Эйзенхауэра ее начали претворять в жизнь. Результатом стала знаменитая «Операция Аякс» (кодовое название операции американских спецслужб, организовавших военный путч и свержение правительства Мосаддыка в августе 1953 г.), ретроспективно оказавшаяся скорее контрпродуктивной с точки зрения долгосрочных интересов США. 118
Недостаточная компетентность сотрудников ЦРУ привела к тому, что удар был направлен против Национального фронта Мо-саддыка, выражавшего интересы нарождавшейся иранской буржуазии современного типа и ни в малейшей мере не склонного ориентироваться на СССР. Очевидно, ЦРУ было введено в заблуждение тем, что Мосаддык национализировал иранскую нефть и изгнал из страны, это было расценено как акция левой просоветской направленности. Тем самым с политической арены Ирана были устранены силы, способные установить «нормальную» буржуазно-демократическую власть, заинтересованную в модернизации страны, в экономическом развитии при сотрудничестве с Западом. Они были заменены военной диктатурой, а затем деспотическим режимом шаха, вызывавшим вследствие своей явно проамериканской ориентации и чересчур западного стиля реформ отторжение как широких масс, так и - что самым пагубным образом сказалось спустя четверть века - исключительно влиятельного в шиитском обществе духовенства. Предпосылки для грядущей «исламской революции» Хомейни были заложены именно «Операцией Аякс», и прав американский исследователь Ричард Коттэм, писавший впоследствии: «19 августа 1953 г. американское правительство совершило ошибку поистине трагического исторического масштаба». «Операция Аякс» стала первым случаем, когда США свергли иностранное правительство в ближневосточном регионе. Она также ознаменовала собой начало установления политического доминирования США в этом регионе за счет резкого ослабления позиций Великобритании, утратившей к тому же монополию на иранскую нефть. В новом международном консорциуме преобладали американские фирмы, решающим образом влиявшие на иранскую Национальную нефтяную компанию. Братья Даллесы, пришедшие к руководству как госдепартаментом, так и ЦРУ, решили сделать Иран «пробным камнем» американской политики, превратив это государство в сателлита США и модель модернизации успешного экономического и социального развития. Это должно было укрепить не только военные и геополитические позиции Вашингтона в «холодной войне», но и престиж США в Третьем мире, продемонстрировав выгодность сотрудничества и альянса с этой сверхдержавой. Иран должен был превратиться «из слабой страны, традиционно занимавшей нейтральную позицию в международных делах, в актив-
ный форпост против коммунизма». Начиная с 1957 г. Иран стал проводить электронное слежение за советскими военными объектами в Средней Азии. Взамен шах получил возможность стать «региональным полицейским» и получать огромное количество оружия. Внутри Ирана была создана при помощи американских и израильских спецслужб печально известная организация САВАК, обеспечившая шаху контроль над всей жизнью страны.
Правление президента Кеннеди было ознаменовано сильным давлением на шаха с целью побудить его к проведению широкомасштабных социально-экономических реформ, в первую очередь аграрной, что шах и осуществил в рамках «белой революции». При всем объективно положительном значении реформ шаха следует сказать, что они имели и оборотную сторону, восстановив против власти не только нахлынувшие в город вследствие «аграрной революции» и впервые увидевшие разительные социальные контрасты массы крестьян, но и многое потерявший от реформ традиционный «базар», а также быстро развивавшийся средний класс, равно как и шиитское духовенство. Все эти слои не приняли «модернизацию на американский манер», проводившуюся шахом, что и стало базой для будущей «исламской революции» 1979 г. Слишком быстрая модернизация, сопровождавшаяся социальной поляризацией, разрушила традиционную структуру общества, а проамериканская внешняя политика шаха дала повод для обвинения его в предательстве мусульманских ценностей. В результате всего этого шиитские исламисты, вождем которых вскоре стал изгнанный из страны великий аятолла Хомейни, оттеснили на задний план носителей светской идеологии, умеренных националистов, и успешно мобилизовали массы на революционную борьбу.
В 70-х годах сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, шах в результате небывалого повышения цен на нефть и американской военной помощи создал колоссальную военную машину (только за четыре года, последовавшие за визитом президента Никсона в Тегеран в 1972 г., было закуплено современного оружия на сумму в 9 млрд. долл.) и стал вмешиваться в региональные вооруженные конфликты, более того - не побоялся снабжать нефтью Израиль во время войны 1973 г., т.е. достиг зенита могущества. Вместе с тем неуклонно нарастали факторы, ведшие к революции. И опять американцы совершили ошибку, недооценив значение этих 120
факторов; уверенные - вследствие своего сугубо прагматического, материалистического подхода к общественным, социально-психологическим проблемам, - что народ, благосостояние которого, несомненно, улучшилось, не имеет причин для бунта, они фатальным образом просмотрели неуклонно возраставшую роль исламской идеологии, ставшей как для масс, так и для националистически настроенных средних слоев современного типа духовной опорой в противостоянии «вестернизации».
Дальнейший ход событий хорошо известен: победа сил, шедших за Хомейни, в обстановке растерянности и противоречий в американском руководстве, метавшемся между поддержкой шаха и тайными переговорами со сторонниками аятоллы; «драма заложников» - сотрудников посольства США, длившаяся 444 дня и приведшая в конечном счете к краху президента Картера, неудачно пытавшегося их освободить; разгром, учиненный Хомейни всем сторонникам умеренного курса от Базаргана до Банисадра, т.е. фиаско тех сил, которые могли противостоять радикальному, а следовательно, и антиамериканскому направлению «исламской революции». И как результат - утрата всех, казалось бы, мощных и непоколебимых позиций США в Иране. Более того, из главной опоры американской ближневосточной политики Иран превратился в главного врага, очаг революции, угрожавшей союзникам США на Аравийском полуострове.
Помощь Америке пришла с неожиданной стороны - от сад-дамовского Ирака, считавшегося наряду с Сирией базой всех левых, просоветских, антизападных и антиизраильских сил в регионе. Напав в 1980 г. на Иран, Саддам, с точки зрения Вашингтона, совершил благое дело. Но вскоре ход военных действий обернулся против него, и тогда он получил от американцев поддержку, без которой иракцы, вполне возможно, не смогли бы свести войну вничью. Затем, однако, Саддам совершил самую большую глупость в своей жизни, аннексировав Кувейт, и это обернулось в конечном счете на пользу американцам, возглавившим международную коалицию за освобождение Кувейта и добившимся сокрушительной победы над Ираком. И в начале 90-х годов американские лидеры могли вздохнуть свободно: иранская революционная экспансия захлебнулась. Истощенный восьмилетней войной Иран мог только залечивать раны. Хомейни умер, Саддам стал международным из-
гоем, и все это на фоне несравненно более важного, эпохального события - победы Запада в «холодной войне», краха Советского Союза и исчезновения «коммунистической угрозы» повсеместно, в том числе и в ближневосточном регионе. Если прибавить к этому соглашения Осло, открывавшие, как тогда казалось, путь к урегулированию палестинского конфликта, этого главного раздражителя арабского мира и препятствия для гармоничных, безоблачных отношений США с важнейшими арабскими государствами - Египтом и Саудовской Аравией, - можно было считать, что Буш передал Клинтону бразды правления в момент полного возрождения доминирования Америки в ближневосточном регионе.
Конечно, как управляемый наследниками Хомейни Иран, так и уцелевший все же саддамовский режим оставались для американцев двумя занозами в регионе. По отношению к ним в 1993 г. была провозглашена политика «двойного сдерживания», в соответствии с которой Иран должен был выполнить пять требований, прежде чем США могли бы пойти на сближение с ним: 1) прекратить поддержку международного терроризма, 2) отказаться от поддержки палестинского ХАМАСа и не чинить препятствия на пути арабо-израильских мирных переговоров, 3) перестать помогать «подрывным исламским движениям» в мире, 4) сократить свой военный потенциал и 5) отказаться от работ по созданию оружия массового уничтожения. Поскольку Иран отверг эти требования, политика США стала ужесточаться, и государственный секретарь Уоррен Кристофер, выступая в сенате США, поставил Иран на одну доску с Ираком. Кристофер неоднократно указывал на необходимость смены режимов и в Ираке, и в Иране, а в апреле 1995 г. президент Клинтон объявил о введении новых экономических санкций против Ирана. Были запрещены все экспортные и импортные операции, блокирована выдача кредитов со стороны международных финансовых институтов как иранскому государству, так и частным лицам. 25 мая 1995 г. в Совете национальной безопасности США была подтверждена необходимость сочетания давления и диалога: «Политика сдерживания требует проведения множества односторонних мероприятий, равно как и ряда многосторонних действий.
В целом при Клинтоне, не принадлежавшем к числу «ястребов», великодержавные тенденции не имели развития, хотя время
от времени президент «давал добро» на проведение тех или иных силовых акций, таких как бомбежки Ирака. Системы, однако, не было. Не было ее и в начале президентства Буша мл., вообще мало разбиравшегося во внешней политике, но подобравшего себе (видимо, по интуиции и неким лежащим в глубинах психологии предпочтениям) такую команду, тон в которой стали быстро задавать «силовики»-унилатералисты - Рамсфелд, Чейни и Вулфовиц. Они оттеснили на второй план «умеренного» Колина Пауэлла и привлекли на свою сторону Кондолизу Райс. Но даже и в этих условиях «ястребы» вряд ли смогли бы развернуться. Помог фантастический «подарок», который преподнесли им боевики «Аль-Каиды» 11 сентября 2001 г. Теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне оказались именно тем, что было нужно для запуска на полные обороты машины унилатералистской силовой стратегии.
На первый взгляд, нет связи между терактами 11 сентября и агрессивной позицией американской администрации по отношению к Ираку и Ирану - ведь ни одно из этих государств не прича-стно к акциям «Аль-Каиды», и вообще саддамовский режим был светским, подавлявшим исламистские течения, а в Тегеране правит шиитское духовенство, глубоко враждебное бенладеновским суннитам ваххабитского толка. На самом деле такая связь существует, она коренится в психологии администрации Буша и даже глубже -в менталитете «христианских правых», набирающих силу в США и ставших главной опорой нынешнего американского руководства. Ирак, несмотря на военный разгром 1991 г., оставался оплотом и бастионом антиамериканизма во всем регионе. После кувейтской агрессии Саддам Хусейн стал для американского общественного мнения буквально исчадием ада, и такие настроения, естественно, усилились после того, как иракский диктатор в ходе войны 1991 г. стал забрасывать ракетами Израиль. И все это происходило на фоне давно нараставших в США антимусульманских настроений, впервые давших о себе знать после «исламской революции» в Иране и захвата в заложники американских дипломатов. Затем были такие события, как взрыв в нью-йоркском Центре мировой торговли в 1993 г., взрывы на территориях американских баз и посольств в Дахране в 1996 г., Найроби и Дар эс-Саламе в 1998 г. В результате этих акций гибли американские граждане, и постепенно для обывателей слово «мусульманин» становилось чуть ли не синони-
мом слова «террорист», причем американцы, вообще мало что знающие о других народах, не делают различий между мусульманскими этническими группами. Иракцы, иранцы, турки - все вроде бы на одно лицо. В глазах многих американцев Ирак стал воплощением «исламского зла», и созревала почва для почти общенационального согласия по вопросу о необходимости искоренить это зло. После 11 сентября такие настроения достигли крайней точки, и американский народ в своем большинстве был готов к тому, чтобы нанести удар по «Аль-Каиде» в Афганистане, а затем расправиться с надоевшим Саддамом, тем более что в СМИ широко объявлялось о наличии у Ирака оружия массового уничтожения. Психологическая почва для интервенции была готова. Дальнейшее известно.
Что касается Ирана, то отношение к нему в Америке было не таким однозначным, как к саддамовскому Ираку. Разумеется, память о «деле заложников» жива, и тегеранская «муллократия» симпатий не вызывает, не говоря уже о том, что, как отмечалось выше, для среднего американца все мусульмане Ближнего и Среднего Востока, как арабы, так и персы, одним миром мазаны. Резко антиизраильская позиция иранских властей также способствует формированию в американском обществе негативного имиджа этой страны. Но Иран в отличие от Ирака не может быть обвинен в агрессии против соседних стран, и если бы не проблема ядерного вооружения Ирана, оснований для поддержки агрессивной линии по отношению к этому государству у американской общественности не было бы, тем более что реакция Тегерана на вторжение США в Ирак не выглядела явно враждебной. Среди некоторых американских политиков «ястребиного» унилатералистского толка готовившееся в течение многих месяцев вторжение в Ирак вызвало искушение заодно покончить и с нынешним тегеранским режимом (равно как и с баасистским режимом в Сирии). Шли разговоры (впрочем, мало отражавшиеся в американских СМИ) о том, что необходимый и неминуемый удар по Ираку дает редкую возможность свести счеты вообще со всеми силами в ближневосточном регионе, которые представляют опасность для США и угрожают безопасности Израиля, а также потенциально являются идейной и материальной базой для исламистского терроризма.
Неизвестно, в какой мере такого рода настроения разделялись лицами, практически занимающимися внешней политикой 124
США. Можно лишь гадать о том, что бы произошло, если бы американо-британская оккупация Ирака увенчалась установлением стабильного и пользующегося всеобщей поддержкой режима. Но дела пошли совсем не так, как рассчитывали инициаторы интервенции, и в нынешней тяжелейшей ситуации Вашингтону приходится лишь ломать голову над тем, как избежать полной катастрофы - унизительного ухода из Ирака, напоминающего бегство из Вьетнама, при том что это будет уход из страны, погрузившейся в кровавый хаос, ответственность за который повсеместно возлагается именно на Америку. Это поистине «кошмарный сценарий», и тут уже не до Ирана. Можно предполагать, что, если бы не проблема создания иранского ядерного оружия, никто в Вашингтоне, учитывая положение вещей в Ираке, и думать бы не стал о возможности каких-либо акций против Ирана. Но дела сложились таким образом, что именно эта проблема встала во весь рост как раз тогда, когда американцы завязли в Ираке, и уйти от нее уже невозможно.
Прежде всего следует попытаться выяснить мотивы, побудившие иранское руководство вообще заняться ядерной проблемой. Но тогда надо хотя бы вкратце остановиться на характере этого руководства. Аятолла Хомейни, отвергнув как капитализм, так и социализм, действуя под девизом «Чума на оба ваших дома», избрал «третий путь» и создал теократическую власть в соответствии с принципом «велаят-е-факих», главенства факихов (шиитских богословов-законоведов). Сам он принял титул рахбара, верховного вождя революции, которого выбирает Совет экспертов, состоящий из духовных лиц. Параллельно существует и светская власть во главе с избираемым всеобщим голосованием президентом, однако она не может проводить самостоятельную политику, идущую вразрез с курсом рахбара. Иллюстрацией этого служит президентство Мохаммада Хатами, считавшегося реформатором и в какой-то мере даже либералом, но оказавшегося не в состоянии сколько-нибудь существенным образом повлиять на общую политическую линию, проводимую наследниками Хомейни.
Эта линия может быть названа консервативно-радикальной, при всей парадоксальности такого словосочетания. Консерватизм ее состоит в том, что господствующие в стране факихи исповедуют крайние буквалистские нормы шариата, которых почти нигде в исламском мире уже давно не придерживаются, за исключением Сау-
довской Аравии и недавно уничтоженного режима талибов в Афганистане. Правящие Ираном «пуритане ислама», фанатики благочестия и неукоснительного следования заветам Корана стремятся вернуть мусульманскому обществу нравы «истинного ислама» и архаичные порядки, установленные почти полторы тысячи лет тому назад. Радикализм их политики выражается в беспощадной борьбе против всех внутренних и внешних «врагов ислама», искоренении ереси, под которой подразумеваются все умеренные взгляды, все течения «уклонившихся от праведного пути», в абсолютном неприятии западной цивилизации как полностью несовместимой с исламом и враждебной ему, в демонизации Америки и культивировании ненависти к евреям и Израилю. Такой теократической системы, как в Иране, в современном мире нет. Саудовская Аравия считается теократической монархией, но в этом термине упор должен быть сделан на слове «монархия», власть принадлежит династии Саудитов, а не богословскому клану, как в Иране.
Общественно-экономическая система современного Ирана также не имеет аналога. Далекая от социализма в общепринятом смысле слова, она в то же время имеет мало общего с обычным «нормальным» капитализмом. Частное предпринимательство широко распространено, но в руках частного сектора находится лишь пятая часть экономики. Крупных частных собственников нет, хотя имеется немало чрезвычайно богатых людей; все эти нувориши, наиболее известным среди которых является бывший президент Хашеми Рафсанджани, обязаны своим богатством успешным операциям внутри государственного сектора или при его помощи. Всем в Иране известно слово «боньяд» - так называются «религиозные фонды», на самом деле являющиеся крупными хозяйственными объединениями, контролирующими почти 60% иранской экономики. «Боньядам» принадлежат промышленные, торговые, финансовые, строительные предприятия. Крупнейший из этих фондов - «Боньяде мостазафан» (Фонд обездоленных) - распоряжается имуществом, стоимость которого оценивается в 12 млрд. долл., ежегодные прибыли его превышают сумму, получаемую государством от сбора всех налогов. Этот фонд вместе с другим («Фондом мучеников») финансирует практически все социальные мероприятия, включая сферы медицины, народного образования, благотворительности. Тем не менее 40% населения живут за чертой 126
бедности. И вообще результаты деятельности «муллократии» в области экономики никак не могут быть признаны удовлетворительными. Хотя Иран располагает 10% разведанных мировых запасов нефти, а по запасам природного газа уступает лишь России, валовой внутренний продукт страны при правлении шаха был на 30% больше, чем сейчас. Безработица составляет 16%, потребление основных продуктов питания уменьшилось с 1991 г. на 20%. Эмиграция, в основном молодежи - на уровне 200 тыс. человек в год. Коррупция достигла размеров, сопоставимых с тем, что было при шахе. В госсекторе всем заправляют коррумпированные аппаратчики, сросшиеся с узким кругом привилегированной бизнес-элиты. За исключением нефтегазового сектора, открытого для иностранных инвесторов, внешние инвестиции в экономику страны с 70-миллионным населением составили за последний год всего 1 млрд. долл. Маленький эмират Дубай с населением чуть выше 1 млн. привлекает намного больше.
Вот любопытный парадокс: при господстве духовенства наблюдается упадок религиозности населения, особенно среди молодежи. Конечно, ушли в прошлое времена немыслимой революционно-аскетической суровости, когда «полиция нравов» могла схватить на улице молодого человека, осмелившегося заговорить с девушкой, но многие ограничения остаются в силе. А между тем две трети населения Ирана - это люди моложе 35 лет. Для них героическая эпоха исламской революции - давнее, неактуальное и не очень даже интересное прошлое. Люди покупают «тарелки» и смотрят заграничное телевидение, подключаются к Интернету, узнают о жизни в свободных странах. Справедливости ради надо сказать, однако, что установить тоталитарный строй богословам не удалось, в Иране больше свободы слова, свободы прессы, чем в большинстве стран региона. В отличие, например, от саддамовско-го Ирака, где человек боялся проронить лишнее слово, в Иране открыто говорят о властях то, что думают, не опасаются встречаться с иностранцами и в беседе с ними критиковать правительство. Существуют оппозиционные печатные издания. Наконец, о многом говорит тот факт, что дважды на пост президента избирался Хатами, не принадлежавший к клерикальному мэйнстриму.
И тем не менее на президентских выборах в июле 2005 г. победил человек, представляющий наиболее консервативную, воин-
ствующе-исламистскую фракцию господствующего в стране духовенства. При этом сам новый президент Махмуд Ахмадинежад, разгромивший своего соперника Рафсанджани (62% голосов против 36%), не является духовным лицом; бывший мэр Тегерана, выходец из простой семьи, сын кузнеца, он создал себе имидж борца за справедливость, за права «маленького человека», пообещав добиться улучшения благосостояния крестьян, рабочих, мелких торговцев. Он выгодно отличается от уже дважды бывшего президентом Рафсанджани, ловкого политика, преуспевающего бизнесмена, миллиардера. Видимо, за время своего правления (с 1989 по 1997 г.) Рафсанджани так и не смог «овладеть душой» рядовых иранцев, большинство из которых видят в нем человека из той самой господствующей элиты духовенства, которая так непопулярна среди населения. Голосование за Ахмадинежада было в какой-то мере и протестом против неэффективного и коррумпированного правления мулл и аятолл.
Парадоксальным образом курс нового президента, гораздо большего «исламиста», чем оба его предшественника - Рафсанд-жани и Хатами, не выглядит чем-то неприемлемым в глазах людей, недовольных властью духовенства, но надеющихся, что облегчит им жизнь именно возвращение к «суровой, но чистой» атмосфере первых лет революции, ко временам Хомейни, остающегося для иранцев непререкаемым авторитетом. О каком-либо смягчении жесткой линии, о либерализации, о реформах можно забыть, по крайней мере на обозримый период. Ахмадинежад вызвал шок во всем цивилизованном мире своими безобразными высказываниями в адрес Израиля, повторив слова Хомейни о том, что еврейское государство должно быть «сметено с карты мира», и отрицая, что имел место Холокост. Новый иранский президент явно хочет выглядеть лидером исламского мира, в котором усиливаются антизападные и антиизраильские настроения, особенно после событий в Ираке. Разумеется, это нереально для представителя шиитской страны - ведь среди мусульман на одного шиита приходится девять суннитов. Но знамя главного борца против Америки и сионизма Ахмадинежад начинает перехватывать у Бен Ладена.
Вот на этом фоне и следует рассматривать проблему ядерного вооружения Ирана. Суть ее настолько широко освещалась в печати, что достаточно привести лишь основные факты. В Иране при 128
помощи России заканчивается строительство атомной электростанции в Бушере. Официально речь идет только о «мирном атоме», но уже в августе 2004 г. Мухаммад Аль-Барадеи, глава МАГАТЭ, в своем отчете подтвердил, что Иран продолжает работы по производству ядерного горючего, которое может быть применено в иных целях. Для этого есть два пути: использование либо вы-сокообогащенного урана либо плутония. Что касается первого, то в Иране создан ряд установок для производства и испытания центрифуг. На «черном рынке» были приобретены лазерные центрифуги, пригодные для создания атомной бомбы. На них эксперты МАГАТЭ обнаружили следы высокообогащенного урана, который используется в военных целях.
Дело в том, что низкообогащенный уран (до 25%) непригоден для военных целей, в отличие от высокообогащенного урана (80% и более). Летом 2004 г. иранцы провели экспериментальные испытания уранового газа, который, будучи введен в центрифуги, может быть превращен либо в низкообогащенный, либо в высоко-обогащенный уран. В ядерном центре в Исфагане переработанная урановая руда разогревается и превращается в газообразное вещество, которое затем на другом заводе в Натанзе, расположенном в 200 км от Исфагана и оснащенном быстро вращающимися центрифугами, превращается уже в обогащенный уран. Таким образом, в результате двух этапов работ производится горючее, годное как для использования в обычном, «мирном» ядерном реакторе, так и субстанция, которая может быть использована для создания атомной бомбы. По данным лондонского Международного института стратегических исследований, пропуская уран через 1 тыс. центрифуг в Натанзе, иранцы смогут уже через три года произвести 25 кг высокообогащенного урана, что достаточно для создания одной бомбы. А неподалеку от Натанза строится завод с 50 тыс. центрифуг. Но все эти работы могут проводиться при условии отмены введенного МАГАТЭ моратория на научно-исследовательскую деятельность, связанную с ураном. Иран в одностороннем порядке отказался соблюдать этот мораторий, и данная проблема стала фактически главным камнем преткновения во время бесчисленных переговоров, которые на протяжении многих месяцев велись между Ираном и МАГАТЭ.
Если говорить о плутонии, то его источником может быть именно строящийся в Бушере легководный энергетический реактор. Иран и в этом случае пересмотрел ранее взятое на себя обязательство остановить производство компонентов для центрифуг и игнорирует призывы прекратить работы на заводе в Араке по созданию реактора на тяжелой воде, мало пригодного для выработки электроэнергии, но зато годного для производства плутония.
Все это говорит о том, что иранские власти в течение многих лет обманывали МАГАТЭ, скрывая от него характер и объем производства в области ядерных материалов, тайком готовясь изготавливать как плутоний, так и обогащенный уран. Зачем это скрывать? Иранцы считают, что, если бы они раскрыли заранее степень про-двинутости в области обогащения урана и производства плутония, американцы заблокировали бы поставки материалов, необходимых для такого производства. Это звучит правдоподобно, но фактом является то, что данные работы продвинулись дальше, чем это необходимо в мирных целях. Многие эксперты полагают, что уровень имеющихся у Тегерана технологий таков, что позволяет использовать их для производства атомной бомбы. Возникает вопрос: для чего все это понадобилось клерикальному режиму Тегерана?
Первое и естественное объяснение: Иран на самом деле нуждается в ядерной энергии для удовлетворения своих потребностей в энергоресурсах. Он имеет на это полное право, и нет никаких доказательств того, что его нынешняя программа развития ядерной энергетики нацелена на производство атомной бомбы. Часто такое объяснение отбрасывается как несерьезное, если не просто как обман мировой общественности. При этом считается, что страна с подобными нефтяными ресурсами, несомненно, сможет обойтись без ядерной энергии.
Однако более внимательный взгляд на данную проблему позволяет сделать вывод, что это не совсем так. Иран действительно является крупнейшим производителем нефти (вторым среди членов ОПЕК после Саудовской Аравии) и обладает вторыми в мире по величине запасами природного газа. Но потребности страны в электроэнергии растут быстрее, чем ее способность их удовлетворить только за счет нефти и газа. Потребление энергии в Иране увеличивается на 7% в год, и производство энергоресурсов в предстоящие 15 лет должно вырасти втрое, чтобы свести концы с кон-130
цами. Между тем с конца 90-х годов добыча нефти не превышает 3,7 млн. баррелей в день. Почти 40% иранской нефти потребляется внутри страны, и если, как прогнозируется, эта доля будет продолжать расти, соответственно будут сокращаться доходы от экспорта нефти, что приведет к существенному снижению темпов экономического роста, который имеет место с 1999 г. Что же касается природного газа, то его гигантские резервы только еще начинают разрабатываться, и пока Иран является чистым импортером газа. Это значит, что производство ядерной энергии действительно необходимо для Ирана. Но когда стало известно о наличии у Ирана широкой программы развития ядерной энергетики и возникло беспокойство по поводу возможной военной направленности этой программы, страны Запада предложили в обмен на прекращение дальнейших работ в сфере обогащения урана и производства плутония снабжать Иран энергетическими ресурсами. Как пишет специалист по Ирану, сотрудничающий с лондонским еженедельником Economist, Кристофер де Беллэйг, «Ирану действительно есть смысл высвободить свои ресурсы нефти и газа для экспорта, но зачем вкачивать деньги в осуществление крайне дорогостоящей программы развития ядерной энергетики, когда другие страны заявили, что они будут поставлять Ирану ядерное горючее, в котором он нуждается? Иран возражает: дескать, Соединенные Штаты окажут давление на иностранных продавцов, чтобы не допустить притока горючего, но это звучит неубедительно. Те же самые иностранцы, несмотря на неодобрение Америки, покупают иранскую нефть и обязались покупать иранский газ. Стремление Ирана создать полный топливный ядерный цикл - это самый подозрительный аспект его ядерной программы».
Все действия иранских властей создают вполне определенное впечатление: хотя Иран действительно нуждается в развитии ядерной энергетики, нынешняя программа не сводится только к этому, а направлена на создание условий для производства ядерного оружия. Но при этом тоже возможны различные версии мотивации Тегерана и его подлинных целей. В упрощенном виде это сводится к вопросу: шантаж или создание атомной бомбы?
1. Версия ядерного шантажа (северокорейский вариант) предполагает, что на самом деле цель Ирана - не производство бомбы, а достижение такого уровня продвижения в этом направле-
нии, который заставляет поверить, что она может быть создана в любой момент: все готово, и в определенной ситуации бомба может быть произведена. При этом Соединенные Штаты и Израиль -главные противники иранского ядерного вооружения - будут поставлены перед дилеммой: либо пустить в ход силу, попытаться путем военной интервенции в последний момент не допустить создания бомбы, либо согласиться с условиями, на которых Тегеран может остановить осуществление своей программы. Вопрос в том, каковы должны быть эти условия, чего именно Иран желает добиться, проводя, подобно Северной Корее, политику brinkmanship, балансирования на грани войны (а в том, что война при определенном развитии ситуации вполне возможна, пусть и не слишком вероятна, иранские правители могут не сомневаться, они очень и очень рискуют). Во-первых, они могут добиваться того, чтобы США и западноевропейские страны обязались снабжать их ядерным горючим в тех объемах, которые не уступали бы производству этого горючего путем осуществления нынешней иранской программы. Уже отмечалось, что европейцы выразили согласие на это, но почему-то такого согласия для Ирана недостаточно. Видимо, он добивается американских гарантий: США должны четко и недвусмысленно присоединиться к предложенному Европой варианту: «поставки горючего в обмен на свертывание иранской ядерной программы». Но и этого скорее всего будет недостаточно: как показывает опыт Северной Кореи с ее беспрерывным маневрированием, блефом, непредсказуемыми зигзагами поведения, чисто экономическая сделка, какой бы выгодной она ни была, не устраивает правителей тоталитарного государства, нашедших возможность держать весь мир в неведении или даже в страхе, заставлять гадать, «есть уже бомба или нет?». Нужны гарантии не только экономические, но и политические: Америка должна раз и навсегда официально, при участии ООН, отказаться от «агрессивных намерений» в отношении их страны. Неправильно было бы считать, что иранские правители только делают вид, что они боятся американской агрессии; они этого опасаются на самом деле, и такие опасения резко возросли после американского нападения на Ирак. Ведь эти люди, очень плохо знакомые с современным миром, практически никогда не бывавшие на Западе, могут всерьез верить в то, что «Большой сатана» твердо намерен любой ценой добиться уничтожения ис-132
ламской республики и рано или поздно совершит агрессию против Ирана. Важнейшая задача иранской внешней политики — противостояние американским усилиям изолировать Иран (а если возможно, то добиться смены правящего там режима). Тегерану необходимо, чтобы его исключили из американского «черного списка», из числа стран «оси зла». И если исходить из этой версии, то смысл ядерной программы Ирана состоит прежде всего в том, чтобы шантажировать Америку и добиться от Запада в целом как экономической помощи, позволяющей обойтись без производства собственного ядерного горючего (в том объеме и в тех формах, которые позволили бы создать атомную бомбу), так и политических уступок.
2. Версия реального создания атомной бомбы исходит из того, что Тегеран не блефует и не шантажирует Запад, а в самом деле намерен произвести несколько атомных бомб. Спрашивается - для чего? Вряд ли для того, чтобы действительно пустить эти бомбы в ход. Прежде всего - против кого Иран мог бы использовать ядерное оружие? Ясно, что не против Америки; даже если бы тегеранские правители этого захотели, у них для этого нет средств доставки. Правда, известно, что на базе северокорейской ракеты «Нодон» иранцы создали одноступенчатую жидкостную ракету «Шехаб-3», но она способна нести заряд весом около тонны на расстояние не более 1,5 тыс. км. Сообщается также о работе по созданию еще более мощной ракеты с дальностью полета более 3 тыс. км.; она якобы произведена на предприятиях Северной Кореи и на самолетах тайно доставлена для сборки в Иран. Понятно, что прежде всего этим обеспокоен Израиль, ведь расстояние от иранской границы до Тель-Авива составляет 1300 км. Но трудно представить, чтобы иранцы решились на ядерную войну с Израилем. Нынешних тегеранских правителей можно считать узколобыми фанатиками, но все же не безумцами. При всей их ненависти к «сионистскому образованию» (так, в унисон с арабскими радикалами, называют Израиль в Иране) вряд ли они всерьез намереваются уничтожить еврейское государство, поскольку прекрасно понимают последствия такой попытки. Во-первых, они знают, что немедленно получили бы ответный удар двойной силы, который был бы для Ирана катастрофой. Во-вторых, лучшего способа действительно сделать Иран изгоем в мире, полностью изолировать его и поставить крест на всех перспективах развития страны невозможно было бы и приду-
мать. Даже если бы осуществился наихудший вариант эскалации израильско-палестинского конфликта, т.е. военное вовлечение в него арабских государств, новая война между Израилем и арабским миром (что выглядит совершенно неправдоподобным), Иран мог бы оказать арабам любые виды помощи вплоть до посылки войск, но на применение атомной бомбы не пошел бы. Следовательно, можно сделать вывод, что наступательный вариант использования иранцами атомной бомбы нереален. Но как насчет оборонительного варианта? Он выглядит гораздо более вероятным. Чтобы отбить у американцев охоту напасть на их страну, застраховать себя от возможной агрессии, тегеранская «муллократия» (как и властители Северной Кореи), могла на самом деле решить, что обладание ядерным оружием является для них единственной гарантией. Иранские правители, вероятно, учли плачевный опыт Саддама Хусейна и полагают, что, если бы у него действительно было оружие массового уничтожения, Буш не решился бы на войну. Как объяснил один западный дипломат в интервью с агентством Рейтер в октябре 2004 г., «иранские лидеры собрались после иракской войны и решили, что причина, по которой Северная Корея не подверглась нападению - это то, что у нее есть бомба. Ирак был атакован, так как у него бомбы нет. Вполне вероятно, что иранские правители считаются с возможностью возникновения еще одной угрозы, связанной уже с Ираком. Нельзя полностью исключать такого, благоприятного для Америки, варианта, при котором все же удастся рано или поздно подавить иракское сопротивление и создать достаточно стабильную власть. Она будет зависеть от США, и Ирак превратится в американского партнера и союзника. В таком случае Иран будет со всех сторон окружен проамериканскими режимами: Афганистан, Пакистан, Турция, Ирак. Иранская пресса после американо-британской оккупации Ирака с тревогой писала о том, что вокруг Ирана замкнулось кольцо недружественных или прямо враждебных государств. На этот случай, по мнению тегеранских правителей, для Ирана было бы полезно иметь военный потенциал, позволяющий обеспечить защиту страны от любой враждебной коалиции. Суммируя все вышесказанное, следует прийти к заключению, что правители Ирана намерены довести процесс развития ядерной энергетики до такой точки, когда у них будет реальная возможность создать атомную бомбу. Но именно возможность. Ре-134
ально произвести бомбу необязательно, хотя это был бы оптимальный вариант. Стоит привести цитату из статьи двух американских профессоров иранского происхождения - Али Гейссари и Вали На-сра, опубликованной в журнале Survival: «Многие иранцы (так же, как индийцы или пакистанцы) видят в приобретении ядерного оружия вопрос международного престижа - признание высокого статуса Ирана среди других региональных акторов. То, что Иран добьется этого статуса вопреки международным санкциям, только прибавляет веса этому достижению. Здесь, несомненно, задействован иранский национализм... Однако стимулом для ядерной программы и причиной того, что правящие круги вложили в нее столько средств, рискуя быть наказанными Соединенными Штатами и их союзниками, является обеспечение безопасности... Общенародная поддержка идеи ядерного вооружения - это важная мотивация, побуждающая правящих консерваторов упорствовать в проведении их нынешней линии. Ядерная проблема - это, возможно, единственный вопрос, по которому правящие круги могут считаться представляющими волю народа. Поэтому существуют политические стимулы для того, чтобы отстаивать идею создания ядерного оружия и даже использовать противодействие внешнего мира в целях сплочения населения, которое по другим вопросам настроено против режима... Есть возможность того, что давление Запада на Иран может вызвать народное националистическое сопротивление, подобное тому, которое имело место в 1951-1953 гг. в ответ на западные требования отказа Ирана от национализации его нефтяной промышленности».
Наличие собственного ядерного оружия означало бы для иранских правителей следующее: а) они сочли бы себя в безопасности, застраховали бы Иран от американской агрессии, обеспечили бы сохранение своего режима (а важнее этого для них, естественно, ничего нет); б) они резко повысили бы свой авторитет внутри страны, обеспечив себе общенациональную поддержку; в) Иран существенно увеличил бы свой международный вес, став не только главной ядерной державой на Ближнем Востоке, но и членом «элитарного клуба», в который входят, наряду с Соединенными Штатами, Россией, Англией, Францией и Китаем, только два государства Третьего мира - Индия и Пакистан. Можно, опять-таки по примеру Северной Кореи, вести длительную игру в «кошки-мышки», «вой-
ну нервов» вплоть до намеков, что бомба уже есть или почти есть, затем вроде бы идти на уступки и т.д. Главное - удерживать инициативу, диктовать свои правила игры, заставлять считаться с собой. Помимо всего прочего, это льстит самолюбию иранских руководителей - ведь они находятся в центре внимания всего мира, могут на равных разговаривать с лидерами великих держав, даже запугивать их. Наконец, такая линия поведения полезна для правящих кругов Ирана в плане мобилизации общественного мнения внутри страны, раздувания духа национализма: тегеранские лидеры позиционируют себя как смелые борцы за права и достоинство иранской нации, не побоявшиеся бросить вызов сверхдержаве. Они рассчитывают, что, если даже иранское «ядерное досье» будет передано в Совет Безопасности ООН, Россия и Китай заблокируют введение санкций. А если этого не случится, иранские правители все равно могут заявить своему народу: «Наша страна опять стала жертвой мирового заговора, организованного империализмом и сионизмом. Нас берут за горло, пытаются задушить, не дают нам даже создать мирную атомную энергетику. Но наш великий древний народ не встанет на колени». И нет сомнений в том, каков будет отклик иранских масс, скандирующих на демонстрациях: «Будем сражаться, будем умирать!»
Иран, объявленный Джорджем Бушем в 2002 г. частью «оси зла», рассматривается наряду с Северной Кореей как главное враждебное Соединенным Штатам государство современного мира. Практически же Иран доставляет Вашингтону больше головной боли, чем режим Ким Чен Ира хотя бы потому, что он расположен в несравненно более важном районе мира. Ближний Восток - это и основной источник нефти в мире, и арена полувекового противостояния арабов и Израиля, и колыбель, база транснационального исламистского терроризма; наконец, в одной из стран этого региона США более трех лет ведут военные действия. Поэтому можно согласиться с мнением вице-президента американского Совета по внешней политике Айлана Бермана о том, что «ни одна проблема не занимает больше места в повестке дня внешней политики Соединенных Штатов и их европейских союзников, чем Исламская Республика Иран». Фактически отношения между США и Ираном были враждебными уже начиная с победы «исламской революции» и «дела заложников». И хотя после обескровившей Иран войны с
Ираком и явного затухания исламистской экспансии Тегерана американская администрация успокоилась, само существование воинственного, радикального антизападного режима в Иране продолжало восприниматься как потенциальная угроза тому порядку, который Соединенные Штаты считают в наибольшей степени отвечающим их интересам в регионе Ближнего Востока. Когда в конце 90-х годов в иранском обществе стали нарастать протестные настроения и президентом был избран имевший репутацию либерала-реформатора Хатами, в США это сочли благоприятным признаком начала размывания клерикальной диктатуры. Для того чтобы ускорить этот процесс, американцы начали широкую кампанию радио-и телевизионного воздействия на иранское общественное мнение. К настоящему времени 24 спутниковых канала и еще большее количество радиостанций осуществляют трансляцию на персидском языке из-за рубежа; в основном это американские каналы, настраивающие иранцев против правящего режима. Вашингтон тратит на эти цели 14,7 млн. долл. в год. В апреле прошлого года госдепартамент объявил, что он намерен предоставить дополнительно еще 3 млн. долл., выделенных Конгрессом, «институтам образования, гуманитарным группам, неправительственным организациям и частным лицам внутри Ирана для поддержки развития демократии и прав человека». Однако ясно, что таким путем поднять иранцев на борьбу против власти не удастся.
На этом фоне перед администрацией Буша встал вопрос: что делать с Ираном, явно продвигающимся по пути, который может привести к созданию атомной бомбы. Можно предположить, что если бы не иракская ситуация, «унилатералисты», влияние которых неимоверно выросло при президенте Буше, могли бы оказать на администрацию сильное давление, дабы побудить ее к силовой акции против Ирана. Но Ирак изменил всю картину. Сейчас очевидно, что вооруженная борьба, которую ведут суннитские боевики под предводительством баасистов в альянсе с руководимыми Му-сабом аз-Заркауи транснациональными джихадистами, не прекратится вне зависимости от того, как будет протекать процесс становления новых структур власти и каковы шансы на установление государственного строя, очерченного в конституции. Надежды на то, что удастся передать дело подавления повстанцев и террористов в руки иракской армии и полиции и начать постепенно выво-
дить американские войска, становятся все слабее. Основной силой антиповстанческой, антитеррористической борьбы на обозримый период останутся американские войска, и Буш вынужден выбирать между двумя одинаково плохими вариантами дальнейших действий. Уступить растущим требованиям американской общественности и уйти из Ирака он не может, так как это означает оставить Ирак в состоянии кровавого хаоса и почти наверняка открыть путь к междоусобным войнам (межарабской суннитско-шиитской и арабско-курдской), что будет свидетельствовать о полном фиаско всей иракской экспедиции. Кроме того, уход американцев будет означать неслыханный триумф «Аль-Каиды», иначе говоря - крупнейшую неудачу в той самой борьбе против международного терроризма, которую Буш положил в основу своей внешней политики. Все президентство Буша вообще окажется провальным. А упрямое продолжение нынешней линии ведет и к росту американских потерь, и к гибели новых тысяч и тысяч иракцев (в чем и иракское население, и мировая общественность в любом случае будет обвинять США). Скорее всего Буш выберет все же второй вариант, но тогда ему придется вместо поэтапного вывода войск посылать в Ирак новые воинские контингенты, что уже само по себе уменьшает возможность инициирования новых военных операций, в частности против Ирана. У сверхдержавы просто может не хватить для этого сил.
Необходимо учитывать и то, что военные действия против Ирана будут безусловно осуждены всем миром, включая на этот раз уже и ближайшего союзника США - Великобританию. Принимая во внимание неприглядную историю с обвинением Ирака в наличии у него оружия массового уничтожения, которого там так и не оказалось, американцам трудно будет убеждать мировую общественность, что у Ирана действительно есть атомная бомба, разве что сам Иран поможет Вашингтону какими-либо опрометчивыми действиями (например, проведением испытания ядерного оружия); непохоже, чтобы тегеранские правители пошли на такие шаги, поскольку на самом деле они не заинтересованы в войне, прекрасно понимая ее последствия для страны. Только Израиль может поддержать американскую войну с Ираном и даже принять в ней участие. Но, во-первых, ликвидировать иранский ядерный потенциал будет гораздо труднее, чем уничтожить иракский ядерный реактор,
что осуществила израильская авиация в 1981 г. Учтя иракский опыт, иранцы наверняка рассредоточили свои ядерные объекты, укрыли их под землей в разных местах. Во-вторых, совместная американо-израильская военная операция против мусульманской страны будет означать буквально катастрофическое падение американского престижа во всем мире ислама и поставит под вопрос перспективы американского сотрудничества с важнейшими странами Третьего мира, в том числе с нефтяными государствами. Наконец, не может быть гарантии, что даже разгромленный Иран, охваченный ненавистью и жаждой мести, не возобновит попытки добиться создания ядерного оружия. Как писал известный американский ближневосточник Джеффри Кемп, «в конечном счете США, Европа или Совет Безопасности ООН не смогут воспрепятствовать тому, чтобы гордый 70-миллионный народ, обладающий обширными ресурсами, создал ингредиенты для ядерной бомбы, если его лидеры считают это необходимым». Наивно было бы ожидать, что иранский народ, как бы он ни относился к своему правительству, поддержит американскую интервенцию и воспользуется ею для того, чтобы свергнуть существующий режим. Напротив, можно ожидать взрыва националистических, патриотических чувств. Стоит вспомнить, как во время войны Ирана с Ираком на фронт направились десятки тысяч добровольцев, включая мальчишек; это вполне может повториться и в войне с новым врагом. Один только взгляд на сегодняшний Ирак после того, как Америка освободила его от тирании Саддама Хусейна, достаточен, чтобы иранцы посчитали американскую интервенцию - даже под знаменем демократии - лекарством, которое хуже самой болезни.
Соответственно, можно сделать вывод о том, что военная операция США против Ирана представляется маловероятной. Остаются три сценария:
1) либо США совместно с Европой, а если получится, то и с другими членами мирового сообщества, приложат все усилия, чтобы путем дипломатического давления заставить Иран отказаться от работ по обогащению урана и прекратить попытки обзавестись ядерным оружием;
2) либо, если это не получится, попытаются организовать изоляцию, блокаду Ирана, чтобы наказать его экономическими санкциями и заставить все же уступить;
3) либо Запад признает провал всех попыток воздействовать на Иран и смирится с мыслью о том, что он станет еще одной ядерной державой.
Сейчас осуществляется первый сценарий, но насколько он окажется успешным, трудно сказать. Даже если предположить, что Запад удовлетворит пожелания Ирана в чисто экономическом плане, то неясно, достаточно ли этого будет для Тегерана в политическом плане. Как и Северная Корея, Иран добивается точных, четко зафиксированных американских гарантий отказа от нападения наряду с обещаниями экономической помощи (для Ирана речь идет, как уже говорилось, о предоставлении европейцами ядерного горючего в тех объемах, которые позволили бы ему обойтись без дальнейших работ с ураном и плутонием). Но Запад требует в качестве первого шага прекращения нынешней программы ядерных работ. 28 апреля 2005 г. президент Буш заявил на пресс-конференции: «Мы не можем доверять иранцам, когда речь идет об обогащении урана... им нельзя разрешить обогащать уран». В августе того же года последовали предложения Европейского союза, в которых не содержится признания права Ирана на обогащение урана, а оговоренные гарантии предоставляются только со стороны Европы, но не США. Комментируя эти предложения, сотрудник Вашингтонского университета Джонс Гопкинс Фрита Парси называет их «пустыми», так как от Ирана требуют окончательного отказа от обогащения урана в обмен на не перманентные гарантии поставок горючего из стран Европейского союза. Логичнее было бы, по мнению Парси, предложить Ирану заморозить программу обогащения на такой период, в течение которого сохраняются в силе европейские и американские гарантии безопасности и производятся поставки ядерного горючего. Но и ЕС, и МАГАТЭ пошли по другому пути, и в сентябре 2005 г. резолюция МАГАТЭ потребовала от Ирана по существу приостановки создания в стране топливного ядерного цикла. Иран должен, во-первых, прекратить всю деятельность в рамках программы обогащения урана, остановить работу ядерного центра в Исфагане и завода по производству тяжелой воды в Араке и, во-вторых, обеспечить широкий доступ инспекторов МАГАТЭ к ядерным объектам. Для Ирана эти требования оказались неприемлемыми. С точки зрения наиболее «жестких» руководителей иранского режима, особенно военных и ко-140
мандиров Корпуса стражей исламской революции, последние события подтверждают, что и Запад в целом, и ведущие страны ООН настроены враждебно к Ирану, и все переговоры и уступки идут ему во вред. Между прочим, еще в 1998 г. командующий Корпусом стражей революции Яхья Рахим Сафави заявил: «Можем ли мы противостоять американским угрозам и курсу доминирования проведением политики разрядки? Сможем ли мы защитить Исламскую республику от международного сионизма путем подписания конвенций, запрещающих распространение химического и ядерного оружия?». Негативная реакция Тегерана на требования МАГАТЭ была вполне естественной. Вновь возник тупик, и опять встал вопрос о передаче решения этой проблемы во всем ее объеме в Совет Безопасности ООН с перспективой введения санкций по отношению к Ирану.
Но трудности с введением санкций давно известны: предполагается, что их не поддержит ни Россия, помогающая Ирану строить его первый ядерный реактор в Бушере (а вообще Иран желает построить у себя 20 таких реакторов), ни Китай, заключивший с Ираном в 2004 г. соглашение, в рамках которого китайцы закупят в течение следующих 30 лет иранский сжиженный газ на сумму в 70 млрд. долл., а также помогут в разработке новых крупных месторождений нефти. Поэтому на данном направлении вырисовывается тупик, и если не будет найден выход, и первый и второй сценарии окажутся неосуществимыми. Тогда останется третий - смириться с такой ситуацией на неопределенный срок. Иран будет продолжать осуществлять свою ядерную программу, держа весь мир в неведении относительно того, действительно ли он может более или менее быстро произвести бомбу или нет. В принципе считается, что для этого ему понадобится от пяти до десяти лет. И не исключено, что именно такой вариант развития событий станет наиболее вероятным. Для США это будет, конечно, не катастрофой, но серьезной политической неудачей, ставящей под сомнение способность единственной сверхдержавы осуществлять гегемонию в современном мире.
В этой обстановке на сцену вышла Россия, предложившая создать совместные предприятия для обогащения иранского урана на своей территории. Согласно этому проекту, Россия обогащает для Ирана топливо, поставляет его в Иран, загружает в реактор, и
таким образом иранцы получают готовое топливо. Но это будет только низкообогащенный уран, непригодный для военных целей. Иранцы же настаивали на том, чтобы часть урана они могли обогащать и на своей территории, что дало бы им возможность вести работы по производству высокообогащенного урана. Они потребовали окончательного снятия моратория, т. е. снятия запрета на исследования в ядерной области на своих объектах. Другие условия Тегерана: ограничить срок действия совместных предприятий двумя годами; предоставить иранским специалистам полный и беспрепятственный доступ к технологическому процессу обогащения урана на совместных предприятиях. Для Москвы, а тем более для Запада, эти условия выглядели невыполнимыми. Стало ясно, что Иран хотел бы в одно и то же время: а) продолжить крайне необходимое для него сотрудничество с Москвой, обязавшейся достроить реактор в Бушере, и участвовать в строительстве новых реакторов; б) добиться того, чтобы Россия как бы от его имени поручилась за Тегеран в том, что он будет развивать только невоенную ядерную программу; в) сохранить возможность параллельно с обогащением урана на российской территории вести аналогичный процесс у себя дома.
Это было слишком даже для России при всем ее желании найти выход из тупика, помочь Ирану выбраться из тяжелого положения, в которое он сам себя поставил, и сохранить выгодное для нее экономическое сотрудничество с этим государством. Россия рисковала оказаться в положении страны, фактически «прикрывающей» Иран в его стремлении вести параллельную работу по созданию урана, пригодного для производства бомбы.
Такова была ситуация, возникшая к началу весны 2006 г., когда после многих раундов переговоров вопрос был поставлен на обсуждение руководящего совета МАГАТЭ. Генеральный директор МАГАТЭ Мухаммад аль-Барадеи в своем докладе сообщил, что за последнее время наблюдается активизация деятельности Ирана по обогащению урана и нельзя прийти к определенным выводам в отношении того, ведутся ли работы только в мирной или также и в военной области. Вопрос был передан в Совет Безопасности, но еще не в качестве «иранского ядерного досье» (что предполагает обсуждение сути дела и влечет за собой необходимость какого-либо решения), а лишь как информация о выводах, к кото-142
рым пришла МАГАТЭ. Это могло стать первым шагом к передаче «досье» целиком в ведение Совета Безопасности и означало бы, что МАГАТЭ по существу признает свою неспособность сделать окончательное заключение по главному вопросу: намерен ли Иран производить только «мирный атом» или же он движется в направлении создания бомбы.
«Мировая экономика и международные отношения»,
М., 2006 г., № 7, с. 3-14.
М. Гусев,
кандидат экономических наук МУСУЛЬМАНЕ В ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ
На фоне бурных событий в мусульманских странах Ближнего Востока - победы движения ХАМАС на выборах в Палестине, дискуссий вокруг ядерных программ Ирана и др. - Юго-Восточная Азия (ЮВА), в государствах которой мусульмане составляют значительную часть населения, выглядит как относительно спокойный регион. Даже волнения и демонстрации в связи с известным «карикатурным скандалом» проходили здесь с куда меньшим размахом, чем в странах Ближнего Востока. Но это спокойствие обманчиво. В регионе тоже ведется полемика между «радикальными» и «номинальными» мусульманами о роли и месте их религиозных установок в политической и социальной жизни стран ЮВА. Приверженцы исламизма, т.е. внедрения религиозных нормативов во все сферы государственной и общественной жизни, стремятся к власти, а в ряде городов и районов некоторых стран они уже установили свои «шариатские» порядки. Мир здесь хрупок и тревожен, ситуация может взорваться от любой, даже случайной искры.
Ислам, как фактор мировой политики, вообще явление довольно динамичное, в нем происходят очень сложные и противоречивые процессы, он постоянно, хотя и не очень быстро, реформируется, причем не всегда в русле объективных мировых процессов. Перемены в исламском мире очень интересно рассматривать на примере мусульманских стран Юго-Восточной Азии, где новейшая история дает пищу для весьма любопытных размышлений и обобщений на данную тему. Развитие демократических норм происхо-
143
