Научная статья на тему 'Иран и США'

Иран и США Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
2013
242
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Иран и США»

эти тенденции говорят о том, что в ближайшее время Ирану не удастся полностью избавиться от террористической угрозы.

«Восток» (впвт), М., 2009 г., № 2, с. 117-124.

Георгий Мирский,

профессор кафедры мировой политики ИРАН И США

Ситуация, связанная с возможным превращением Ирана в ядерную державу, приобретает характер международного кризиса. При осуществлении наихудшего сценария она может вызвать крупномасштабный конфликт. Одним из главных акторов при этом, наряду с самим Ираном, являются Соединенные Штаты. Цель настоящей статьи - проанализировать ирано-американские отношения, включая следующие аспекты: интересы американской администрации в контексте предотвращения ядерного вооружения Ирана; вероятные цели и задачи иранского руководства; шансы на дипломатическое урегулирование конфликта; возможность эскалации конфликта вплоть до силовых действий.

Начало возникновения более или менее серьезного интереса США к Ирану можно датировать периодом Второй мировой войны, когда американские войска были отправлены в Иран в рамках общей стратегии союзников по антигитлеровской коалиции. Первые американские воинские части прибыли в Иран в декабре 1942 г., и в 1944 г. их уже насчитывалось там примерно 30 тысяч. После окончания войны они были выведены из Ирана, но поскольку почти сразу же началась «холодная война» и на повестку дня Вашингтона встала задача противодействовать «советской экспансии», в первую очередь в наиболее уязвимых и близких к СССР регионах, Иран стал приобретать в глазах американских стратегов немаловажное значение, уступавшее в региональном плане только значению Турции. В 1947 г. в Иране была создана резиденция ЦРУ, и этот год можно считать датой начала «скрытых акций», с задачей ведения разведывательной деятельности против Советского Союза, равно как и противодействия расширению советского влияния и усилению позиций промосковской марксистской партии Тудэ. В 1950 г., после победы коммунистов в Китае, в документе Совета национальной безопасности США содержалось требование проявления «новой инициативы в "холодной войне"», появился термин

«оборона по периметру» и было принято решение «усиливать военное присутствие и экономическую помощь» странам, которые, подобно Ирану, расположены на периферии советской сферы влияния. Некоторые американские официальные лица высказывали опасения, что Иран может превратиться во «второй Китай». Была выработана программа из четырех пунктов, предусматривавшая решающую роль США во внутриполитических делах Ирана, и после того как президентом был избран генерал Эйзенхауэр, ее начали претворять в жизнь. Результатом стала знаменитая «Операция Аякс» (кодовое название операции американских спецслужб, организовавших военный путч и свержение правительства Мосаддыка в августе 1953 г.), ретроспективно оказавшаяся скорее контрпродуктивной с точки зрения долгосрочных интересов США. Недостаточная компетентность сотрудников ЦРУ привела к тому, что удар был направлен против Национального фронта Мосаддыка, выражавшего интересы нарождавшейся иранской буржуазии современного типа и ни в малейшей мере не склонного ориентироваться на СССР. Очевидно, ЦРУ было введено в заблуждение тем, что Мо-саддык национализировал иранскую нефть и изгнал из страны «Бритиш петролеум компани»; это было расценено как акция левой просоветской направленности.

Тем самым с политической арены Ирана были устранены силы, способные установить «нормальную» буржуазно-демократическую власть, заинтересованную в модернизации страны, в экономическом развитии при сотрудничестве с Западом. Они были заменены военной диктатурой, а затем деспотическим режимом шаха, вызывавшим вследствие своей явно проамериканской ориентации и чересчур западного стиля реформ отторжение как широких масс, так и - что самым пагубным образом сказалось спустя четверть века - исключительно влиятельного в шиитском обществе духовенства. Предпосылки для грядущей «исламской революции» Хомейни были заложены именно «Операцией Аякс», и прав американский исследователь Ричард Коттэм, писавший впоследствии: «19 августа 1953 г. американское правительство совершило ошибку поистине трагического исторического масштаба».

«Операция Аякс» стала первым случаем, когда США свергли иностранное правительство в Ближневосточном регионе. Она также ознаменовала собой начало установления политического доминирования США в этом регионе за счет резкого ослабления позиций Великобритании, утратившей к тому же монополию на

иранскую нефть; в новом международном консорциуме доминировали американские фирмы, решающим образом влиявшие на иранскую Национальную нефтяную компанию. Братья Даллесы, пришедшие к руководству как Госдепартаментом, так и ЦРУ, решили сделать из Ирана «пробный камень», или test case американской политики, превратив это государство в сателлита США и модель модернизации, успешного экономического и социального развития, что должно было укрепить не только военные и геополитические позиции Вашингтона в «холодной войне», но и престиж США в Третьем мире, продемонстрировав выгодность сотрудничества и альянса с этой сверхдержавой. Иран должен был превратиться «из слабой страны, традиционно занимавшей нейтральную позицию в международных делах, в активный форпост против коммунизма». Начиная с 1957 г. стало проводиться электронное слежение за советскими военными объектами в Средней Азии. Взамен шах получил возможность стать «региональным полицейским» и получать огромное количество оружия. Внутри Ирана была создана, при помощи американских и израильских спецслужб, печально известная организация САВАК, обеспечившая шаху контроль над всей жизнью страны.

Правление президента Кеннеди было ознаменовано сильным давлением на шаха с целью побудить его к проведению широкомасштабных социально-экономических реформ, в первую очередь аграрной, что шах и осуществил в рамках «белой революции». При всем объективно положительном значении реформ шаха следует сказать, что они имели и оборотную сторону, восстановив против власти не только нахлынувшие в город вследствие «аграрной революции» и впервые увидевшие разительные социальные контрасты массы крестьян, но также многое потерявший от реформ традиционный «базар», быстро развивавшийся средний класс, равно как и шиитское духовенство. Все эти слои не приняли «модернизацию на американский манер», проводившуюся шахом. Это и стало базой для будущей «исламской революции» 1979 г. Слишком быстрая модернизация, сопровождавшаяся социальной поляризацией, разрушила традиционную ткань общества, а проамериканская внешняя политика шаха дала повод для обвинения его в предательстве мусульманских ценностей. В результате всего этого шиитские исламисты, вождем которых вскоре стал изгнанный из страны великий аятолла Хомейни, оттеснили на задний план носителей свет-

ской идеологии, умеренных националистов, и успешно мобилизовали массы на революционную борьбу.

В 70-х годах сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, шах в результате небывалого повышения цен на нефть и американской военной помощи создал колоссальную военную машину (только за четыре года, последовавшие за визитом президента Никсона в Тегеран в 1972 г., было закуплено современного оружия на сумму 9 млрд. долл.) и стал вмешиваться в региональные вооруженные конфликты, более того - не побоялся снабжать нефтью Израиль во время войны 1973 г., т.е. достиг зенита могущества. С другой стороны, неуклонно нарастали факторы, ведшие к революции. И опять американцы совершили ошибку, недооценив значение этих факторов, уверенные - вследствие своего сугубо прагматического, материалистического подхода к общественным, социально-психологическим проблемам - что народ, благосостояние которого несомненно улучшилось, не имеет причин для бунта, они фатальным образом просмотрели неуклонно возраставшую роль исламской идеологии, ставшей как для масс, так и для националистически настроенных средних слоев современного типа духовной опорой в противостоянии «вестернизации».

Дальнейший ход событий хорошо известен: победа сил, шедших за Хомейни, в обстановке растерянности и противоречий среди американского руководства, метавшегося между поддержкой шаха и тайными переговорами со сторонниками аятоллы; «драма заложников» - сотрудников посольства США, длившаяся 444 дня и приведшая в конечном счете к краху президента Картера, неудачно пытавшегося их освободить; разгром, учиненный Хомейни всем сторонникам умеренного курса, от Базаргана до Банисадра, т.е. фиаско тех сил, которые могли противостоять радикальному, а следовательно, и антиамериканскому направлению «исламской революции». И как результат - утрата всех, казалось бы, мощных и непоколебимых позиций США в Иране. Более того, из главной опоры американской ближневосточной политики Иран превратился в главного врага, очаг революции, угрожавшей союзникам США на Аравийском полуострове.

Помощь Америке пришла с неожиданной стороны, от садда-мовского Ирака, считавшегося наряду с Сирией базой всех левых, просоветских, антизападных и антиизраильских сил в регионе. Напав в 1980 г. на Иран, Садам с точки зрения Вашингтона совершил благое дело, но вскоре ход военных действий обернулся против

него, и тогда он получил от американцев поддержку, без которой иракцы, вполне возможно, не смогли бы свести войну вничью. Затем, однако, Саддам совершил самую большую глупость в своей жизни, аннексировав Кувейт, и это обернулось, в конечном счете, на пользу американцам, возглавившим международную коалицию за освобождение Кувейта и добившимся сокрушительной победы над Ираком. И в начале 90-х годов американские лидеры могли вздохнуть свободно: иранская революционная экспансия захлебнулась, истощенный восьмилетней войной Иран мог только залечивать раны, Хомейни умер, Саддам стал международным изгоем, и все это на фоне несравненно более важного, эпохального события -победы Запада в «холодной войне», краха Советского Союза и исчезновения «коммунистической угрозы» повсеместно, в том числе и в Ближневосточном регионе. Если прибавить к этому Соглашения в Осло, открывавшие, как тогда казалось, путь к урегулированию палестинского конфликта, этого главного раздражителя арабского мира и препятствия для гармоничных, безоблачных отношений США с важнейшими арабскими государствами - Египтом и Саудовской Аравией, - можно было считать, что Буш передал Клинтону бразды правления в момент полного возрождения доминирования Америки в Ближневосточном регионе.

Конечно, как управляемый наследниками Хомейни Иран, так и уцелевший все же саддамовский режим оставались для американцев двумя занозами в регионе. По отношению к ним в 1993 г. была провозглашена политика «двойного сдерживания» (dual containment), в соответствии с которой Иран должен был выполнить пять требований прежде чем США могли бы пойти на сближение с ним: прекратить поддержку международного терроризма; прекратить поддерживать палестинский ХАМАС и чинить препятствия на пути арабо-израильских мирных переговоров; перестать помогать «подрывным исламским движениям» в мире; сократить свой военный потенциал и отказаться от работ по созданию оружия массового уничтожения. Поскольку Иран отверг эти требования, политика США стала ужесточаться, и государственный секретарь Уоррен Кристофер, выступая в Сенате США, поставил Иран на одну доску с Ираком. Кристофер неоднократно указывал на необходимость смены режимов как в Ираке, так и в Иране, а в апреле 1995 г. президент Клинтон объявил о введении новых экономических санкций против Ирана. Были запрещены все экспортные и импортные операции, блокирована выдача кредитов со стороны международных

финансовых институтов как иранскому государству, так и частным лицам. 25 мая 1995 г. в Совете национальной безопасности США была подтверждена необходимость сочетания давления и диалога: «Политика сдерживания требует проведения множества односторонних мероприятий, равно как и ряда многосторонних действий».

В целом при Клинтоне, не принадлежавшем к числу «ястребов», великодержавные тенденции не имели развития, хотя время от времени президент «давал добро» на проведение тех или иных силовых акций, таких как бомбежки Ирака. Системы, однако, не было. Не было ее и в начале президентства Буша-младшего, вообще мало разбиравшегося во внешней политике, но подобравшего себе (видимо, по интуиции и неким лежащим в глубинах психологии предпочтениям) такую команду, тон в которой стали быстро задавать «силовики» - унилатералисты - Рамсфелд, Чейни и Вул-фовиц. Они оттерли на второй план «умеренного» Колина Пауэлла и привлекли на свою сторону Кондолизу Райс. Но даже и в этих условиях «ястребы» вряд ли смогли бы развернуться. Помог фантастический «подарок», который преподнесли им боевики «Аль-Каиды» 11 сентября 2001 г. Теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне оказались именно тем, что было нужно для того, чтобы на полных оборотах заработала машина унилатералистской силовой стратегии.

На первый взгляд, нет связи между терактами 11 сентября и агрессивной позицией американской администрации по отношению к Ираку и Ирану - ведь ни одно из этих государств не прича-стно к акциям «Аль-Каиды», и вообще саддамовский режим был светским, подавлявшим исламистские течения, а в Тегеране правит шиитское духовенство, глубоко враждебное бенладеновским суннитам ваххабитского толка. На самом деле такая связь существует, она коренится в психологии администрации Буша и даже глубже -в менталитете «христианских правых» (Christian right), набиравших силу в США и ставших главной опорой нынешнего американского руководства. Ирак, несмотря на военный разгром 1991 г., оставался оплотом и бастионом антиамериканизма во всем регионе. После кувейтской агрессии Саддам Хусейн стал для американского общественного мнения буквально исчадием ада, и такие настроения, естественно, усилились после того, как иракский диктатор в ходе войны 1991 г. стал забрасывать ракетами Израиль. И все это происходило на фоне давно нараставших в США антимусульманских настроений, впервые давших о себе знать после «исламской рево-

люции» в Иране и захвата в заложники американских дипломатов. Затем были такие события, как взрыв в нью-йоркском Центре мировой торговли в 1993 г., взрывы на территориях американских баз и посольств в Дахране в 1996 г., Найроби и Дар-эс-Саламе в 1998 г. В результате этих акций гибли американские граждане, и постепенно для обывателей слово «мусульманин» становилось чуть ли не синонимом слова «террорист», причем американцы, вообще мало что знающие о других народах, не делают различия между мусульманскими этническими группами. Арабы, иракцы, иранцы -все вроде бы на одно лицо. В глазах многих американцев Ирак стал воплощением «исламского зла», созревала почва для почти общенационального согласия по вопросу о необходимости искоренить это зло. После 11 сентября была достигнута крайняя точка, и американский народ в своем большинстве был готов к тому, чтобы нанести удар по «Аль-Каиде» в Афганистане, а затем расправиться с надоевшим Саддамом, тем более что было объявлено о наличии у Ирака оружия массового уничтожения. Психологическая почва для интервенции была готова. Дальнейшее известно.

Что касается Ирана, то отношение к нему в Америке было не таким однозначным, как к саддамовскому Ираку. Разумеется, память о «деле заложников» жива, и тегеранская «муллократия» симпатий не вызывает, не говоря уже о том, что, как отмечалось выше, для среднего американца все мусульмане Ближнего и Среднего Востока, как арабы, так и персы, одним миром мазаны. Резко антиизраильская позиция иранских властей также способствует формированию в американском обществе негативного имиджа Ирана. Но, с другой стороны, Иран, в отличие от Ирака, не может быть обвинен в агрессии против соседних стран, и если бы не проблема ядерного вооружения Ирана, оснований для поддержки агрессивной линии по отношению к этому государству у американской общественности нет, тем более что реакция Тегерана на вторжение США в Ирак не могла быть названа явно враждебной. Среди некоторых американских политиков «ястребиного» унилатералистского толка готовившееся в течение многих месяцев вторжение в Ирак вызвало искушение заодно покончить и с нынешним тегеранским режимом (равно как и с баасистским режимом в Сирии). Шли разговоры (впрочем, мало отражавшиеся в американских СМИ) о том, что необходимый и неминуемый удар по Ираку дает редкую возможность свести счеты вообще со всеми теми силами в Ближневосточном регионе, которые представляют опасность для США и угрожают

безопасности Израиля, а также потенциально являются идейной и материальной базой для исламистского терроризма. Неизвестно, в какой мере такого рода настроения разделялись лицами, практически занимающимися внешней политикой США. Можно лишь гадать о том, что могло бы произойти, если бы американо-британская оккупация Ирака увенчалась установлением стабильного и пользующегося всеобщей поддержкой режима. Но дела пошли совсем не так, как рассчитывали инициаторы интервенции, и в нынешней тяжелейшей ситуации Вашингтону приходится лишь ломать голову над тем, как избежать полной катастрофы - унизительного ухода из Ирака, напоминающего бегство из Вьетнама, при том, что это будет уход из страны, погрузившейся в кровавый хаос, ответственность за который повсеместно возлагается именно на Америку. Это поистине «кошмарный сценарий», и тут уже не до Ирана. Можно предполагать, что если бы не проблема создания иранского ядерного оружия, никто в Вашингтоне, учитывая положение вещей в Ираке, и думать бы не стал о возможности каких-либо акций против Ирана. Но дела сложились таким образом, что именно эта проблема встала во весь рост как раз тогда, когда американцы завязли в Ираке, и уйти от нее уже невозможно.

Прежде всего, следует попытаться выяснить мотивы, побудившие иранское руководство вообще заняться ядерной проблемой. Но для этого надо хотя бы вкратце остановиться на характере этого руководства. Аятолла Хомейни, отвергнув как капитализм, так и социализм, действуя как бы под девизом «Чума на оба ваших дома», избрал «третий путь» и создал теократическую власть в соответствии с принципом «велаят-е-факих», главенства факихов (шиитских богословов - законоведов). Сам он принял титул рахба-ра, верховного вождя революции, которого выбирает Совет экспертов, состоящий из духовных лиц. Параллельно существует и светская власть во главе с избираемым всеобщим голосованием президентом, который, однако, не может проводить самостоятельную политику, идущую вразрез с курсом рахбара. Иллюстрацией служит президентство Мохаммада Хатами, считавшегося реформатором и в какой-то мере даже либералом, но оказавшегося не в состоянии сколько-нибудь существенным образом повлиять на общую политическую линию, проводимую наследниками Хомейни. Эта линия может быть названа консервативно-радикальной, при всей парадоксальности такого словосочетания. Консерватизм ее состоит в том, что господствующие в стране факихи исповедуют

крайние нормы шариата, которых уже давно не придерживаются почти нигде в исламском мире, за исключением Саудовской Аравии и недавно уничтоженного режима талибов в Афганистане. Правящие Ираном «пуритане ислама», фанатики благочестия и неукоснительного следования заветам Корана, стремятся вернуть мусульманскому обществу нравы «чистого ислама» и архаичные порядки, установленные почти полторы тысячи лет тому назад. Радикализм их политики выражается в беспощадной борьбе против всех внутренних и внешних «врагов ислама», искоренении ереси, под которой подразумеваются все умеренные взгляды, все течения «уклонившихся от праведного пути», в абсолютном неприятии западной цивилизации как полностью несовместимой с исламом и враждебной ему, в демонизации Америки и культивировании ненависти к евреям и Израилю.

Такой теократической системы, как в Иране, в современном мире нет. Саудовская Аравия считается теократической монархией, но в этом термине упор должен быть сделан на слове «монархия», власть принадлежит династии Саудитов, а не богословскому клану, как в Иране. Общественно-экономическая система современного Ирана также не имеет аналога. Далекая от социализма в общепринятом смысле слова, она в то же время имеет мало общего с обычным «нормальным» капитализмом. Частное предпринимательство широко распространено, но в руках частного сектора находится лишь пятая часть экономики. Крупных частных собственников нет, хотя имеется немало чрезвычайно богатых людей; все эти нувориши, наиболее известным среди которых является бывший президент Хашеми Рафсанджани, обязаны своим богатством успешным операциям внутри или при помощи государственного сектора. Всем в Иране известно слово «боньяд» - так называются «религиозные фонды», на самом деле являющиеся крупными хозяйственными объединениями, контролирующими почти 60% иранской экономики. «Боньядам» принадлежат промышленные, торговые, финансовые, строительные предприятия. Крупнейший из этих фондов - «Боньяд-е мостазафан» (Фонд обездоленных) распоряжается имуществом, стоимость которого оценивается в 12 млрд. долл., ежегодные прибыли фонда превышают сумму, получаемую государством от сбора всех налогов. Этот фонд вместе с другим -«Фондом мучеников» - финансирует практически все социальные мероприятия, включая сферы медицины, народного образования, благотворительности. Тем не менее 40% населения живут за чертой

бедности. И результаты деятельности «муллократии» в области экономики никак не могут быть признаны удовлетворительными. Хотя Иран располагает 10% разведанных мировых запасов нефти, а по запасам природного газа уступает лишь России, валовой внутренний продукт страны при правлении шаха был на 30% больше, чем сейчас. Безработица составляет 16%, потребление основных продуктов питания уменьшилось с 1991 г. на 20%. Эмиграция, в основном молодежи, - на уровне 200 тыс. человек в год. Коррупция достигла размеров, сопоставимых с теми, что было при шахе. В госсекторе всем заправляют коррумпированные аппаратчики, сросшиеся с узким кругом привилегированной бизнес-элиты. За исключением нефтегазового сектора, открытого для иностранных инвесторов, внешние инвестиции в экономику страны с 70-миллионным населением составили за последний год всего 1 млрд. долл. Маленький эмират Дубай с населением чуть больше одного миллиона привлекает намного больше.

Вот любопытный парадокс: при господстве духовенства наблюдается упадок религиозности населения, особенно среди молодежи. Конечно, ушли в прошлое времена немыслимой революционно-аскетической суровости, когда «полиция нравов» могла схватить на улице молодого человека, осмелившегося заговорить с девушкой, но многие ограничения остаются в силе. А между тем две трети населения Ирана - это люди моложе 35 лет. Для них героическая эпоха исламской революции - давнее, неактуальное и не очень даже интересное прошлое. Люди покупают «тарелки» и смотрят заграничное телевидение, подключаются к Интернету, узнают о жизни в свободных странах. Справедливости ради надо сказать, однако, что установить тоталитарный строй богословам не удалось, в Иране больше свободы слова, свободы прессы, чем в большинстве стран региона. В отличие, например, от саддамовско-го Ирака, где человек боялся проронить лишнее слово, в Иране открыто говорят о властях то, что думают, не опасаются встречаться с иностранцами и в беседе с ними критиковать правительство, существуют оппозиционные печатные издания. Наконец, о многом говорит тот факт, что дважды на пост президента избирался Хатами, не принадлежавший к клерикальному мэйнстриму.

На этом фоне и следует рассматривать проблему ядерного вооружения Ирана. Суть ее настолько широко освещалась в печати, что достаточно привести лишь основные факты. В Иране при помощи России заканчивается строительство атомной электростан-

ции в Бушере. Официально речь идет лишь о «мирном атоме», но уже в августе 2004 г. Мохаммед Эль-Барадеи, глава МАГАТЭ, в своем отчете подтвердил, что Иран продолжает работы по производству ядерного горючего, могущего быть использованным в иных целях. Для этого есть два пути: использование высокообога-щенного урана и использование плутония. Что касается первого, то в Иране создан ряд установок для производства и испытания центрифуг. На «черном рынке» были приобретены лазерные центрифуги, пригодные для создания атомной бомбы. На них эксперты МАГАТЭ обнаружили следы высокообогащенного урана, который используется в военных целях. Летом 2004 г. иранцы провели экспериментальные испытания такого вида урана, который, будучи введен в центрифуги, может быть превращен либо в слабо обогащенный уран, пригодный для реакторов мирного назначения, либо в высокообогащенный уран, который необходим только для производства атомной бомбы. В ядерном центре в Исфагане переработанная урановая руда разогревается и превращается в газообразное вещество, которое затем на другом заводе в Натанце, расположенном в 200 км от Исфагана и оснащенном быстро вращающимися центрифугами, превращается уже в обогащенный уран. Таким образом, в результате двух этапов работ производится как горючее, годящееся для использования в обычном, «мирном» ядерном реакторе, так и субстанция, могущая быть использована для создания атомной бомбы. В докладе МАГАТЭ говорилось: «Тегеран намерен переработать 37 т урана и для этих целей вновь запустить центрифуги для его обогащения». Такого количества сырья, по мнению специалистов, хватит для создания пяти ядерных боеголовок. А источником плутония может быть именно строящийся в Бушере легководный энергетический реактор. Иран также пересмотрел ранее взятое на себя обязательство прекратить производство компонентов для центрифуг и игнорирует призывы прекратить работы на заводе в Араке по созданию реактора на тяжелой воде, мало пригодного для выработки электроэнергии, но зато годящегося для производства плутония. Все это говорит о том, что иранские власти в течение многих лет обманывали МАГАТЭ, скрывая от него характер и объем производства в области ядерных материалов, тайком манипулируя с изготовлением как плутония, так и обогащенного урана. Зачем эта скрытность? Иранцы объясняют это тем, что если бы они заранее раскрыли уровень проводимых работ и степень продвинутости в области обогащения урана и производства

плутония, американцы заблокировали бы поставки материалов, необходимых для этих работ. Это звучит правдоподобно, но фактом является то, что данные работы продвинулись дальше, чем это необходимо в чисто мирных целях. Многие эксперты полагают, что уровень совершенства имеющихся у Тегерана технологий таков, что позволяет использовать их для производства атомной бомбы.

Возникает вопрос: для чего все это понадобилось клерикальному режиму в Тегеране?

Первое и естественное объяснение: Иран на самом деле нуждается в ядерной энергии для удовлетворения своих потребностей в энергоресурсах. Он имеет на это полное право и нет никаких доказательств того, что его нынешняя программа развития ядерной энергетики имеет своей целью производство атомной бомбы. Часто это объяснение отбрасывается как несерьезное, если не просто как обман мировой общественности. При этом указывают на то, что страна с такими колоссальными нефтяными ресурсами несомненно может обойтись без ядерной энергии. Однако более внимательный взгляд на данную проблему позволяет сделать вывод, что это не совсем так. Иран действительно является вторым по объему производства нефти членом ОПЕК и обладает вторыми в мире по величине запасами природного газа. Но его потребности в электроэнергии растут быстрее, чем его способность их удовлетворить только за счет нефти и газа. Потребление энергии в Иране растет на 7% в год, и производство энергоресурсов в предстоящие 15 лет должно вырасти втрое, чтобы их удовлетворить. Между тем с конца 90-х годов добыча нефти не превышает 3,7 млн. баррелей в день. Почти 40% иранской нефти потребляется внутри страны, и если, как предвидится, эта доля будет расти, соответственно будут сокращаться доходы от экспорта нефти, что положит конец тому существенному росту темпов экономики, который имеет место с 1999 г. Что же касается природного газа, то его гигантские резервы только еще начинают разрабатываться, и пока что Иран является чистым импортером газа. Поэтому производство ядерной энергии действительно необходимо для Ирана. Но дело в том, что когда стало известно о наличии у Ирана широкой программы развития ядерной энергетики и возникло беспокойство по поводу возможной военной направленности этой программы, страны Запада предложили в обмен на прекращение дальнейших работ в сфере обогащения урана и производства плутония снабжать Иран энергетическими ресурсами. Как пишет специалист по Ирану, сотрудничающий с

лондонским еженедельником «Экономист», Кристофер де Беллэйг, «Ирану действительно есть смысл высвободить свои ресурсы нефти и газа для экспорта, но зачем вкачивать деньги в осуществление крайне дорогостоящей программы развития ядерной энергетики, когда другие страны заявили, что они будут поставлять Ирану ядерное горючее, в котором он нуждается? Иран возражает - дескать, Соединенные Штаты окажут давление на иностранных продавцов с тем, чтобы не допустить притока этого горючего, но это звучит неубедительно. Эти же самые иностранцы, несмотря на неодобрение Америки, покупают иранскую нефть и обязались покупать иранский газ. Стремление Ирана осуществить полный цикл разработки горючего - это самый подозрительный аспект его ядерной программы».

Все действия иранских властей создают вполне определенное впечатление: хотя Иран действительно нуждается в развитии ядерной энергетики, нынешняя программа не сводится только к этому, а направлена на создание условий для производства ядерного оружия. Но при этом тоже возможны различные версии мотивации Тегерана и его подлинных целей. В упрощенном виде это сводится к вопросу: шантаж или создание атомной бомбы?

1. Версия ядерного шантажа (северокорейский вариант) предполагает, что на самом деле цель Ирана - не производство бомбы, а достижение такого уровня продвижения в этом направлении, который заставит поверить, что она может быть создана в любой момент: все готово и в определенной ситуации бомба может быть произведена. При этом Соединенные Штаты и Израиль -главные противники иранского ядерного вооружения - будут поставлены перед дилеммой: либо пустить в ход силу, попытаться путем военной интервенции в последний момент не допустить создания бомбы, либо согласиться с условиями, на которых Тегеран может остановить осуществление своей программы. Вопрос в том, каковы должны быть эти условия, чего именно Иран желает добиться, проводя, подобно Северной Корее, политику brinkmanship, балансирования на грани войны. А в том, что война при определенном развитии ситуации вполне возможна, пусть и не слишком вероятна, иранские правители не могут сомневаться, они очень и очень рискуют. Они могут добиваться того, чтобы США и западноевропейские страны обязались снабжать их ядерным горючим в тех объемах, которые не уступали бы производству такого горючего путем осуществления нынешней иранской программы. Уже отме-

чалось, что европейцы выразили согласие на это, но почему-то этого согласия для Ирана недостаточно. Видимо, он добивается американских гарантий: США должны четко и недвусмысленно присоединиться к предложенному Европой варианту: «Поставки горючего в обмен на свертывание иранской ядерной программы». Но этого, скорее всего, будет недостаточно: как показывает опыт Северной Кореи с ее беспрерывным маневрированием, блефом, непредсказуемыми зигзагами поведения, чисто экономическая сделка, какой бы выгодной она ни была, не устраивает правителей тоталитарного государства, нашедших возможность держать весь мир в неведении или даже в страхе, заставлять гадать: «Есть уже бомба или нет?». Нужны гарантии не только экономические, но и политические: Америка должна раз и навсегда официально, при участии ООН, отказаться от «агрессивных намерений» в отношении их страны. Неправильно было бы считать, что иранские правители только делают вид, что они боятся американской агрессии; они этого опасаются на самом деле, и эти опасения резко возросли после американского нападения на Ирак. Ведь эти люди, очень плохо знакомые с современным миром, практически никогда не бывавшие на Западе, могут всерьез верить в то, что «Большой сатана» твердо намерен любой ценой добиться уничтожения исламской республики и рано или поздно совершит агрессию против Ирана.

Поскольку главная цель иранской внешней политики - противостоять американским усилиям, направленным на то, чтобы изолировать Иран, а если возможно, то и вооруженным путем добиться смены правящего там режима, - Тегерану необходимо достичь того, чтобы он был исключен из американского «черного списка», из числа стран «оси зла». И если рассматривать ядерные усилия Ирана с этой точки зрения, то смысл его ядерной программы состоит, прежде всего, в том, чтобы шантажировать Америку, давить на нее, чтобы добиться от Запада в целом как экономической помощи, позволяющей обойтись без производства собственного ядерного горючего в таком объеме и в таких формах, которые позволили бы создать атомную бомбу, так и политических уступок.

2. Версия реального создания атомной бомбы. Она исходит из того, что Тегеран не блефует и не шантажирует Запад, а в самом деле намерен произвести несколько атомных бомб. Спрашивается: для чего? Вряд ли для того, чтобы действительно пустить эти бомбы в ход. Прежде всего - против кого Иран мог бы использовать

ядерное оружие? Ясно, что не против Америки; даже если бы тегеранские правители этого захотели, у них для этого нет средств доставки. Правда, известно, что на базе северокорейской ракеты «Но-дон» иранцы создали одноступенчатую жидкостную ракету «Шехаб-3», но она способна нести заряд весом около тонны на расстояние не более 1500 км. Сообщается также о работе по созданию еще более мощной ракеты с дальностью полета более 3000 км; она якобы произведена на предприятиях Северной Кореи и на самолетах тайно доставлена для сборки в Иран. Понятно, что, прежде всего, этим обеспокоен Израиль, ведь расстояние от иранской границы до Тель-Авива составляет 1300 км. Но трудно представить себе, чтобы иранцы решились на ядерную войну с Израилем. Нынешних тегеранских правителей можно считать узколобыми фанатиками, но все же не безумцами. При всей их ненависти к «сионистскому образованию» (так, в унисон с арабскими радикалами, называют Израиль в Иране) вряд ли они всерьез намереваются уничтожить еврейское государство, так как прекрасно понимают последствия такой попытки. Во-первых, они знают, что немедленно получили бы ответный удар двойной силы, который был бы для Ирана катастрофой. Во-вторых, лучшего способа действительно сделать Иран изгоем в мире, полностью изолировать его и поставить крест на всех перспективах развития страны невозможно было бы и придумать. Даже если бы осуществился наихудший вариант эскалации израильско-палестинского конфликта: военное вовлечение в него арабских государств, новая война между Израилем и арабским миром (что выглядит совершенно неправдоподобным), Иран мог бы оказать арабам любые виды помощи вплоть до посылки войск, но на применение атомной бомбы не пошел бы. Следовательно, можно сделать вывод, что наступательный вариант применения иранцами атомной бомбы нереален. Но как насчет оборонительного варианта? Он выглядит гораздо более вероятным. Для того чтобы отбить у американцев охоту напасть на их страну, застраховать себя от возможной агрессии, тегеранская «муллократия», точно так же, как властители Северной Кореи, возможно, на самом деле решила, что обладание ядерным оружием является для них единственной гарантией. Иранские правители, вероятно, учли плачевный опыт Саддама Хусейна и полагают, что если бы у него действительно было оружие массового уничтожения, Буш не решился бы на войну. Как объяснил один западный дипломат в интервью с агентством Рейтер в октябре 2004 г., «иранские лидеры собрались

после иракской войны и решили, что причина, по которой Северная Корея не подверглась нападению, - это то, что у нее есть бомба. Ирак был атакован, так как у него бомбы нет».

Вполне вероятно, что иранские правители считаются с возможностью возникновения еще одной угрозы, связанной уже с Ираком. Нельзя полностью исключать такого, благоприятного для Америки, варианта, при котором все же удастся рано или поздно подавить иракское сопротивление и создать достаточно стабильную власть. Она будет зависеть от США, а Ирак превратится в американского партнера и союзника. В таком случае Иран будет со всех сторон окружен проамериканскими режимами: Афганистан, Пакистан, Турция, Ирак. Иранская пресса после американо-британской оккупации Ирака с тревогой писала о том, что вокруг Ирана замкнулось кольцо недружественных или прямо враждебных государств. На этот случай, по мнению тегеранских правителей, для Ирана было бы полезно иметь военный потенциал, позволяющий обеспечить защиту страны от любой враждебной коалиции.

Суммируя все вышесказанное, следует заключить, что правители Ирана намерены довести процесс развития ядерной энергетики до такой точки, когда у них будет реальная возможность создать атомную бомбу. Но именно возможность. Реально производить бомбу необязательно. Можно, опять-таки по примеру Северной Кореи, вести длительную игру в «кошки-мышки», «войну нервов» вплоть до намеков, что бомба уже есть или почти есть, затем вроде бы идти на уступки и т.д. Главное - удерживать инициативу, диктовать свои правила игры, заставлять считаться с собой. Помимо всего прочего, это льстит самолюбию иранских руководителей -ведь они находятся в центре внимания всего мира, могут на равных разговаривать с лидерами великих держав, даже запугивать их. Наконец, такая линия поведения полезна для правящих кругов Ирана в плане мобилизации общественного мнения внутри страны, раздувания духа национализма: тегеранские лидеры позиционируют себя как смелые борцы за права и достоинство иранской нации, не побоявшиеся бросить вызов сверхдержаве. Но идеальным вариантом для Тегерана было бы все же, конечно, создание атомной бомбы. Стоит привести цитату из статьи двух американских профессоров иранского происхождения, Али Гейссари и Вали Насра, опубликованной в журнале «Сервайвэл»: «Многие иранцы (так же, как индийцы или пакистанцы) видят в приобретении ядерного

оружия вопрос международного престижа - признание высокого статуса Ирана среди других региональных акторов. То, что Иран добьется этого статуса вопреки международным санкциям, только прибавляет веса этому достижению. Здесь, несомненно, задействован иранский национализм... Однако стимулом для ядерной программы и причиной того, что правящие круги вложили в нее столько средств, рискуя быть наказанными Соединенными Штатами и их союзниками, является обеспечение безопасности... Общенародная поддержка идеи ядерного вооружения - это важная мотивация, побуждающая правящих консерваторов упорствовать в проведении их нынешней линии. Ядерная проблема - это, возможно, единственный вопрос, по которому правящие круги могут считаться представляющими волю народа. Поэтому существуют политические стимулы для того, чтобы отстаивать идею создания ядерного оружия и даже использовать противодействие внешнего мира в целях сплочения населения, которое по другим вопросам настроено против режима... Есть возможность того, что давление Запада на Иран может вызвать народное националистическое сопротивление, подобное тому, которое имело место в 1951-1953 гг. в ответ на западные требования отказа Ирана от национализации его нефтяной промышленности».

Наличие собственного ядерного оружия означало бы для иранских правителей следующее: а) они сочли бы себя в безопасности, застраховали бы Иран от американской агрессии, обеспечили бы сохранение своего режима (а важнее этого для них, естественно, ничего нет); б) они резко повысили бы свой авторитет внутри страны, обеспечив себе общенациональную поддержку; в) Иран существенно увеличил бы свой международный вес, став не только первой ядерной державой на Ближнем Востоке, но и членом «элитарного клуба», в который входят, наряду с Соединенными Штатами, Россией, Англией, Францией и Китаем, только два государства Третьего мира - Индия и Пакистан. Но это, повторяем, идеальный вариант для тегеранских властей. А более скромный, но тоже вполне благоприятный - добиться такого положения, когда, хотя бомбы в действительности нет, ее можно всегда создать при некотором дополнительном усилии.

Иран, объявленный Джорджем Бушем в 2002 г. частью «оси зла», рассматривается наряду с Северной Кореей как главное враждебное Соединенным Штатам государство современного мира. Практически же Иран доставляет Вашингтону больше головной

боли, чем режим Ким Чен Ира хотя бы потому, что он расположен в несравненно более важном районе мира: Ближний Восток - это и основной источник нефти в мире, и арена полувекового противостояния арабов и Израиля, и колыбель, база транснационального исламистского терроризма; наконец, в одной из стран этого региона США более двух лет ведут военные действия. Поэтому можно согласиться с мнением вице-президента американского Совета по внешней политике Айлана Бермана о том, что «ни одна проблема не занимает больше места в повестке дня внешней политики Соединенных Штатов и их европейских союзников, чем Исламская Республика Иран». Фактически отношения между США и Ираном были враждебными уже начиная с победы «исламской революции» и «дела заложников». И хотя после обескровившей Иран войны с Ираком и явного затухания исламистской экспансии Тегерана американская администрация успокоилась, само существование воинственного, радикального антизападного режима в Иране продолжало восприниматься как потенциальная угроза тому порядку, который Соединенные Штаты считают в наибольшей степени отвечающим их интересам в регионе Ближнего Востока. Когда в конце 90-х годов в иранском обществе стали нарастать протестные настроения и президентом был избран имевший репутацию либерала-реформатора Хатами, в США это сочли благоприятным признаком начала размывания клерикальной диктатуры. Для того чтобы ускорить этот процесс, американцы начали широкую кампанию радио- и телевизионного воздействия на иракское общественное мнение. К настоящему времени 24 спутниковых канала и еще большее количество радиостанций осуществляют трансляцию на персидском языке из-за рубежа; в основном это американские каналы, настраивающие иранцев против правящего режима. Вашингтон тратит на эти цели 14,7 млн. долл. в год. В апреле текущего года Госдепартамент объявил, что он намерен предоставить дополнительно еще 3 млн. долл., выделенных Конгрессом, «институтам образования, гуманитарным группам, неправительственным организациям и частным лицам внутри Ирана для поддержки развития демократии и прав человека».

Однако ясно, что таким путем не удастся поднять иранцев на борьбу против власти. Хотя многие в Иране относятся к Америке гораздо лучше, чем в других странах Ближнего и Среднего Востока, и желали бы падения нынешнего режима (в чем автор этих строк имел возможность убедиться во время пребывания в Тегера-

не три года тому назад), это не означает, что народ в целом готов к революции. Президентские выборы, на которых победил ставленник наиболее консервативных клерикальных антизападных кругов («наследников Хомейни») Махмуд Ахмадинежад, показали, что значительная, если и не преобладающая, часть населения Ирана верит в возможность улучшения жизни при условии возвращения к «первоначальной, чистой», избавленной от коррупции «линии имама».

На этом фоне перед администрацией Буша встал вопрос: что делать с Ираном, явно продвигающимся по пути, который может привести к созданию атомной бомбы. Можно предположить, что если бы не иракская ситуация, «унилатералисты», влияние которых неимоверно выросло при президенте Буше, могли бы оказать на администрацию сильное давление, дабы побудить ее к силовой акции против Ирана. Но Ирак изменил всю картину. Сейчас очевидно, что вооруженная борьба, которую ведут суннитские боевики под предводительством баасистов в альянсе с руководимыми Му-сабом аз-Заркауи транснациональными джихадистами, не прекратится вне зависимости от того, как будет протекать процесс становления новых структур власти и каковы шансы на становление государственного строя, намеченного в Конституции. Надежды на то, что удастся передать дело подавления повстанцев и террористов в руки иракской армии и полиции и начать постепенно выводить американские войска, становятся все слабее. Основной силой антиповстанческой, антитеррористической борьбы на обозримый период останутся американские войска, и американский президент вынужден выбирать между двумя одинаково плохими вариантами дальнейших действий. Уступить растущим требованиям американской общественности и уйти из Ирака он не может, так как это означает оставить Ирак в состоянии кровавого хаоса и почти наверняка открыть путь к междоусобным войнам (межарабской суннитско-шиитской и арабско-курдской), что будет свидетельствовать о полном фиаско всей иракской авантюры. К тому же уход американцев будет означать неслыханный триумф «Аль-Каиды», иначе говоря - крупнейшую неудачу в той самой борьбе против международного терроризма, которую Буш положил в основу своей внешней политики. Все президентство Буша вообще окажется провальным. А упрямое продолжение нынешней линии ведет как к росту американских потерь, так и к расширяющемуся кровопролитию и гибели новых тысяч и тысяч иракцев (в чем и иракское насе-

ление, и мировая общественность в любом случае будут обвинять США). Скорее всего, президент выберет все же второй вариант, но тогда ему придется вместо поэтапного вывода войск посылать в Ирак новые воинские контингенты, что уже само по себе уменьшает возможность инициирования новых военных операций, в частности против Ирана. У сверхдержавы просто может не хватить для этого сил.

К тому же надо иметь в виду, что военные действия против Ирана будут, безусловно, осуждены всем миром, включая на этот раз уже и ближайшего союзника США - Великобританию. Учитывая неприглядную историю с обвинением Ирака в наличии оружия массового уничтожения, которого там так и не оказалось, американцам трудно будет убеждать мировую общественность, что у Ирана действительно есть атомная бомба, разве что сам Иран поможет Вашингтону какими-либо опрометчивыми действиями (например, проведением испытания ядерного оружия). Непохоже, чтобы тегеранские правители пошли на такие шаги, поскольку на самом деле они не заинтересованы в войне, прекрасно понимая ее последствия для страны. Только Израиль может поддержать американскую войну с Ираном и даже принять в ней участие. Но, во-первых, ликвидировать иранский ядерный потенциал будет гораздо труднее, чем уничтожить иракский ядерный реактор, что осуществила израильская авиация в 1981 г. Учтя иракский опыт, иранцы наверняка рассредоточили свои ядерные объекты, укрыли их под землей в разных местах. Во-вторых, совместная американо-израильская военная операция против мусульманской страны будет означать буквально катастрофическое падение американского престижа во всем мире ислама и поставит под вопрос перспективы американского сотрудничества с важнейшими странами Третьего мира, в том числе с нефтяными государствами. Наконец, не может быть гарантии, что даже разгромленный Иран, охваченный ненавистью и жаждой мести, не возобновит попытки добиться создания ядерного оружия. Как писал известный американский ближнево-сточник Джеффри Кемп, «в конечном счете США, Европа или Совет Безопасности ООН не смогут воспрепятствовать тому, чтобы гордый 70-миллионный народ, обладающий обширными ресурсами, создал ингредиенты для ядерной бомбы, если его лидеры считают это необходимым». Наивно было бы ожидать, что иранский народ, как бы он ни относился к своему правительству, поддержит американскую интервенцию и воспользуется ею для того, чтобы

свергнуть существующий режим. Напротив, можно ожидать взрыва националистических, патриотических чувств. Стоит вспомнить, как во время войны с Ираком на фронт направились десятки тысяч добровольцев, включая мальчишек; это вполне может повториться и в войне с новым врагом. К тому же один только взгляд на то, что представляет собой сегодняшний Ирак после того, как Америка освободила его от тирании Саддама Хусейна, достаточен для того, чтобы иранцы посчитали американскую интервенцию - даже под знаменем демократии - лекарством, которое хуже болезни.

Соответственно, можно сделать вывод о том, что военная операция США против Ирана представляется маловероятной.

Остаются три сценария: либо США совместно с Европой, а если получится, то и с другими членами мирового сообщества, приложат все усилия для того, чтобы путем дипломатического давления заставить Иран отказаться от работ по обогащению урана и прекратить попытки обзавестись ядерным оружием; либо, если это не получится, попытаются организовать изоляцию, блокаду Ирана с тем, чтобы наказать его экономическими санкциями и заставить все же уступить; либо признают провал всех попыток воздействовать на Иран и смирятся с мыслью о том, что он станет еще одной ядерной державой.

Сейчас осуществляется первый сценарий, но насколько он окажется успешным, трудно сказать. Даже если предположить, что Запад удовлетворит пожелания Ирана в чисто экономическом плане, то неясно, достаточно ли этого будет для Тегерана в политическом плане. Как и Северная Корея, Иран добивается точных, четко зафиксированных американских гарантий отказа от нападения наряду с обещаниями экономической помощи (в случае Ирана речь идет, как уже говорилось, о предоставлении европейцами ядерного горючего в тех объемах, которые позволили бы ему обойтись без дальнейших работ с ураном и плутонием). Но Запад требует в качестве первого шага прекращения нынешней программы ядерных работ. Джордж Буш заявил на пресс-конференции: «Мы не можем доверять иранцам, когда речь идет об обогащении урана... им нельзя разрешить обогащать уран». Затем последовали предложения Европейского союза, в которых не содержится признания права Ирана на обогащение урана, а гарантии предоставляются только со стороны Европы, но не США. Комментируя это предложение, сотрудник вашингтонского Университета Джонса Гопкинса Фрита Парси называет его «пустым», так как от Ирана требуют оконча-

тельного отказа от обогащения урана в обмен на неперманентные гарантии поставок горючего из стран Европейского союза. Логичнее было бы, по мнению Парси, предложить Ирану заморозить программу обогащения на такой период, в течение которого сохраняются в силе европейские и американские гарантии безопасности и производятся поставки ядерного горючего. Но и ЕС, и МАГАТЭ пошли по другому пути, и в сентябре резолюция МАГАТЭ потребовала от Ирана по существу приостановку создания в Иране топливного ядерного цикла. Иран должен, во-первых, прекратить всю деятельность в рамках программы обогащения урана, остановить работу ядерного центра в Исфагане и завода по производству тяжелой воды в Араке; во-вторых, обеспечить широкий доступ инспекторов МАГАТЭ на ядерные объекты.

Для Ирана эти требования оказались неприемлемыми. С точки зрения наиболее (жестких) деятелей иранского режима, особенно военных и руководителей Корпуса стражей исламской революции, последние события подтверждают, что и Запад в целом, и ведущие страны ООН настроены враждебно по отношению к Ирану и все переговоры и уступки идут ему только во вред. Поэтому отрицательная реакция Тегерана на требования МАГАТЭ была вполне естественной. Вновь возник тупик, и опять встал вопрос о передаче всей проблемы в Совет Безопасности ООН с перспективой введения санкций по отношению к Ирану. Но трудности с введением санкций давно известны: предполагается, что их не поддержит ни Россия, помогающая Ирану строить его первый ядерный реактор в Бушере (а вообще Иран желает построить у себя 20 таких реакторов), ни Китай, заключивший с Ираном в 2004 г. соглашение, в рамках которого китайцы закупят в течение следующих 30 лет иранский сжиженный газ на сумму в 70 млрд. долл., а также помогут в разработке новых крупных месторождений нефти. Поэтому на данном направлении вырисовывается тупик, и если не будет найден выход и первый и второй варианты окажутся неосуществимыми, тогда останется третий вариант - смириться с такой ситуацией, когда вся проблема окажется «подвешенной» на неопределенный срок: Иран будет продолжать осуществлять свою ядерную программу, держа весь мир в неведении относительно того, действительно ли он может более или менее быстро произвести бомбу или нет. В принципе считается, что для этого ему понадобится от пяти до десяти лет.

И не исключено, что именно такой вариант развития событий станет наиболее вероятным. Для США это будет, конечно, не катастрофой, но серьезной политической неудачей, ставящей под сомнение способность единственной сверхдержавы осуществлять гегемонию в современном мире.

В 2007 г. Россия сделала еще один шаг навстречу Ирану -было возобновлено замороженное на некоторое время строительство Бушерской АЭС и начаты поставки ядерного топлива на эту станцию. В середине ноября 2007 г. В. Путин посетил Тегеран, заявив накануне визита, что нет данных о намерении Ирана производить ядерное оружие. Но уже вскоре после этого сотрудники МАГАТЭ сообщили, что Иран ввел в строй центрифуги нового поколения, которые способны обогащать уран с более высокой скоростью. Речь идет пока, вероятно, об экспериментальных образцах, но эксперты считают, что если они уже получены, то серийное производство новых центрифуг - лишь вопрос времени, и Иран сможет существенно ускорить процесс получения такого количества обогащенного урана, которое будет достаточно для производства сердечника боеголовки для атомной бомбы. А в начале февраля 2008 г. иранцы произвели испытания баллистической ракеты «Ка-вешгяр-1», и это дало экспертам основание утверждать, что Иран близок к созданию баллистических ракет большой дальности. Естественно, это событие произвело неблагоприятное впечатление не только на Запад, но и на Москву. Первый вице-премьер РФ Сергей Иванов высказал мнение, что запуски ракет не добавляют доверия к ракетным программам Ирана. Министр иностранных дел РФ Сергей Лавров заявил: «Мы не одобряем действий Ирана по постоянному демонстрированию своих намерений развивать ракетную отрасль, продолжать обогащение урана», а его заместитель Александр Лосюков добавил, что ракеты дальнего радиуса действия -это один из компонентов ядерного оружия. Председатель Комитета по международным делам Государственной думы Константин Ко-сачев заметил, что Иран зря пошел по пути демонстрации силы в момент, когда отношение международного сообщества к нему не бесспорно. Это прискорбная ошибка иранского руководства.

Вряд ли можно согласиться с такой оценкой. Это не ошибка, а вполне осознанная политическая линия, полезная для правящих кругов Ирана в плане мобилизации общественного мнения внутри страны, раздувания духа национализма: тегеранские лидеры позиционируют себя как смелые борцы за права и достоинство иран-

ской нации, не побоявшиеся бросить вызов сверхдержаве. Как уже было сказано выше, они рассчитывают, что в Совете Безопасности ООН Россия и Китай заблокируют введение сколько-нибудь жестких санкций. А если этого не случится, иранские правители все равно могут заявить своему народу: «Наша страна опять стала жертвой мирового заговора, организованного империализмом и сионизмом. Нас берут за горло, пытаются задушить, не дают нам даже создать мирную атомную энергетику. Но наш великий древний народ не встанет на колени». И нет сомнений в том, каков будет отклик иранских масс, скандирующих на демонстрациях: «Будем сражаться, будем умирать».

В 2007 г. произошло еще одно событие, сыгравшее на руку иранскому руководству. Американские разведывательные органы опубликовали доклад, в котором констатировалось, что еще в 2003 г. Иран прекратил работы по осуществлению военной программы. Речь шла лишь о приостановке работ по созданию ракет, о продолжении обогащения урана не упоминалось, но в мировом общественном мнении сложилось впечатление, что иранская ядерная угроза «миновала». Лондонский «Экономист» комментировал новую ситуацию следующим образом: «Неуклонно нараставшее давление на Иран, уже приведшее к принятию двух чреватых санкциями резолюций ООН в декабре 2006 и марте 2007, внезапно лопнуло, воздух вышел...». В своем последнем послании Конгрессу о состоянии союза Джордж Буш призвал Иран остановить обогащение урана с тем, чтобы можно было начать переговоры, - это очень далеко от пламенной речи насчет «оси зла», с которой он обрушился на Иран, Ирак и Северную Корею шесть лет тому назад. Мотивы, по которым американские разведчики решили опубликовать данный документ, остаются неясными; возможно, проколовшись с оказавшейся фальшивой версией иракской угрозы, ставшей основанием для вторжения США в Ирак, разведчики на этот раз хотели загладить свою прежнюю ошибку, или же просто перестраховывались. Так или иначе, американская разведка подложила свинью своему президенту. Ее доклад был подвергнут критике со стороны многих политиков США, включая Генри Киссинджера, а в Европе лидеры Франции и Германии заявили, что они по прежнему считают, что иранская угроза существует. Иранские власти немедленно воспользовались докладом и заявили, что отныне вопрос о ядерной программе Ирана вышел из сферы компетенции Совета Безопасности ООН (хотя этот международный орган тем временем принял

еще одну, третью по счету, резолюцию в духе двух первых, т.е. предполагавшую санкции в случае, если Иран будет продолжать работы по обогащению урана) и что теперь Тегеран будет иметь дело исключительно с МАГАТЭ.

В мае 2008 г. генеральный директор МАГАТЭ Мухаммед аль-Барадеи опубликовал новый доклад, из которого следовало, что Иран не выполняет требования мирового сообщества, а лишь наращивает работы в ядерной области. По данным МАГАТЭ, в ядерном центре в Натанце уже установлено 3500 центрифуг для обогащения урана, на 500 больше, чем было еще в феврале. В ближайшее время иранцы намерены удвоить это число. Доклад аль-Барадеи был поставлен на обсуждение совета управляющих МАГАТЭ, состоявшегося в Вене в начале июня. На ней Мухаммед аль-Барадеи заявил, что Иран наращивает мощности по обогащению урана и не отвечает на запросы МАГАТЭ. Тупик сохранился, ничего принципиально нового не произошло.

«Безопасность Евразии», М., 2008 г., № 4, октябрь-декабрь, с. 337-350.

Ф. Плещунов,

публицист

ПОЛИТИКА МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМА В ВЕЛИКОБРИТАНИИ И РАДИКАЛИЗАЦИЯ ИСЛАМСКОЙ МОЛОДЕЖИ СТРАНЫ

Начало XXI в. в Великобритании было ознаменовано кризисом в отношениях между властями страны и этнорелигиозными меньшинствами, чьи общины к тому моменту составляли серьезный процент от общей численности населения Соединенного Королевства. Кризис был спровоцирован рядом причин, и основную роль в нем играли представители мусульманского сообщества. Последней каплей и одновременно отправной точкой изменений в политике государства по отношению к меньшинствам (и прежде всего к мусульманам) стали террористические акты - сперва в США 11 сентября 2001 г., а затем и в столице собственной страны 7 июля 2005 г. Масштабами терактов была потрясена вся Великобритания, но еще больший шок у общественности вызвал тот факт, что террористы оказались не пришлыми чужаками. Все террористы-смертники были мусульманами: Хасиб Хусейн, Мохаммед Сидик

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.