CC BY
17
ЭКО. - 2012. - №5
ГУДКОВ Ф.А.
В статье рассмотрены проблемы инвестиций в инновации, характеризующихся повышенными рисками, и инструменты аккумулирования средств для венчурного инвестирования, в частности, в рамках инвестиционных товариществ.
Ключевые слова: инновационный инвестор, финансирование инновационных проектов, закон «Об инвестиционном товариществе»
Инвестиции в инновации — или русская «инвестиционная рулетка»
Ф.А. ГУДКОВ, юрист, налоговый консультант, Москва. E-mail: fedor_J@mail.ru
Риски, риски...
Вложения (инвестиции) в инновационные проекты всегда сопровождаются повышенными предпринимательскими рисками, поскольку все процессы, а это внедрение новых технологий, использование новых, еще не опробованных практикой технических решений, приходится выстраивать с нуля, в отличие от вложений в известные, уже «раскрученные» проекты.
Насколько способен инвестор к такому повышенному риску? Чем определяется эта способность? Полагаем, что должно быть, по меньшей мере, два условия: наличие инвестиционных средств, которые будут отвлечены в указанные проекты, и способность нести убытки в объемах, которые существенно не отразятся на текущей бизнес-активности. То есть убытки от инновационного проекта не должны приводить к разрушению бизнеса.
Далее возникает вопрос: откуда, из какой среды может прийти потенциальный инновационный инвестор, и какие деньги он сможет использовать - свои (заработанные) или «чужие» (например, заемные)? Рассмотрим возможные варианты.
Вариант 1 - инновационным инвестором становится существующий крупный бизнес. У этих предприятий есть и свои средства, и большой потенциал для заимствований. Но вот только захочет ли крупный бизнес вкладывать свою прибыль не в расширение уже понятных ему направлений,
а во что-то доселе неизведанное и крайне рискованное с точки зрения возможных убытков? Вряд ли. Зачем ему «от добра добра искать»? Это произойдет лишь тогда, когда возможности расширения или модернизации известного бизнеса уже исчерпаны, доходность традиционного бизнеса невелика, а расходование собственных средств на потребление влечет драконовское налогообложение. Сегодня крупные предприятия с подобными проблемами не сталкиваются. Возможности использования прибыли на потребление не ограничены, тем более, что ставка налога на дивиденд - на общемировом уровне. Чего ради тогда рисковать прибылью, когда ее можно потратить на более «приятные» цели?
Казалось, крупный бизнес мог бы заимствовать деньги в банковской системе или на публичном рынке, чтобы вложиться в инновационные проекты. Но и этот сценарий для него неинтересен. Пойти на потерю средств, привлеченных под обещание возвратить их или передать иной эквивалент, может не каждый, поскольку есть риск потерять из оборота имущество, на котором строится уже налаженный бизнес, приносящий стабильный доход. К тому же кредитный ресурс сегодня недешев, и проценты нужно будет платить безотносительно к отдаче от инновационного проекта.
Получается, что у крупного бизнеса сегодня нет видимых экономических стимулов для инновационной активности. Вложение собственных средств в инновационную деятельность будет сопровождаться повышенным риском, но осязаемых льгот по налогообложению возможной заработанной прибыли или послаблений в части признания расходами полученных от инновационного проекта возможных убытков мы не наблюдаем. Кроме того, этот источник (собственные средства) оказывается весьма «дорогим» ввиду высочайшей налоговой нагрузки в стране и, в особенности, для крупного бизнеса нефтегазовой отрасли. Потому играть с такими «драгоценными» средствами в «инвестиционную рулетку» их собственник вряд ли пожелает, предпочтя традиционные формы низкорискованного инвестирования (займы, депозиты, вложения в развитие своего уже раскрученного бизнеса, известные акции с хорошей фундаментальной составляющей в цене).
Вариант 2 - инновационным инвестором становится малый и средний бизнес. Но в этой среде фактически нет накопленных собственных средств, а финансовые потоки крайне нестабильны и трудно прогнозируемы. Малый и средний бизнес, как правило, «проедает» всю зарабатываемую добавленную стоимость, тратит ее на уплату налогов и страховых платежей и на выплату процентов по заемным средствам. Поэтому опираться можно только на «чужие» деньги - инвестиционный ресурс, привлекаемый на условиях возвратности либо передачи встречного эквивалента.
Но ввиду низкого уровня стоимости чистых активов возможности привлечения средств на условиях возвратности ограничены из-за трудностей с обеспечением, что само по себе уже сводит на нет инвестиционные «фантазии» этого субъекта. Кроме того, невозврат займа чреват не просто потерей активов, но и банкротством субъекта, что влечет субсидиарную ответственность руководителей по долгам своего предприятия (ст. 56 ГК РФ и ст. 10 Закона о банкротстве), ретроспективное обжалование сделок банкрота (гл. 3.1. Закона о банкротстве), и, быть может, даже уголовно-правовую ответственность. Отчетливых формализованных в законе критериев, по которым можно было бы отграничить реализацию предпринимательских рисков от преднамеренного поведения руководителя предприятия, повлекшего за собой банкротство, сегодня нет. Все будет определяться доказательствами вины руководителя. Понимая все это, займодавец взвинтит ставку кредитования или вовсе откажется выдавать кредит, а собственных средств у субъекта нет. Возникает замкнутый круг.
Таким образом, получается, что финансирование инновационных проектов в первую очередь может опираться только на собственные источники инвесторов. Однако вначале нужно создать такие налоговые условия, при которых эти средства, во-первых, могли бы накапливаться у инвестора, во-вторых, тратить их на потребление было бы невыгодно, и в-третьих -использование их на развитие через традиционные бизнес-проекты имело бы меньше налоговых преимуществ по сравнению с инновационным инвестированием.
Инвестиции в венчурные проекты оказались между взаимоисключающих интересов. С одной стороны - инвесторы не
хотят вкладывать в эти проекты собственные накопления, а хотят распорядиться «чужими» деньгами. Собственные же накопления в существующих условиях налогообложения с большей вероятностью будут тривиально потрачены на потребление. При этом возможный инвестор, понимая высокую вероятность потери инвестиций ввиду венчурного характера проекта, желает снизить размер имущественной ответственности, если возникнут убытки, и он не сможет возвратить привлеченные деньги. Однако в случае получения прибыли всю прибыль инвестор хочет оставить себе, выплатив источнику средств низкий дивиденд или процент.
С другой стороны, лица, которые могли бы предоставить средства, не хотят «подставлять» свои ресурсы под венчурный риск за мизерное вознаграждение, сравнимое со ставкой рефинансирования. Поэтому их условия подразумевают безусловную возвратность, полную имущественную ответственность заемщика и платность, нередко превышающую ставку ЦБ и инфляцию, вместе взятые. Наверное, кредитор должен быть не в ладах с головой, если сознательно даст деньги под 10% годовых для того, чтобы заемщик их использовал на игру в казино. Ставка процента по кредиту, взятому для венчурного проекта, неизбежно будет выше, чем для финансирования обычной деятельности.
Но дело не только в ставке. Нужно еще найти такого богатого кредитора, для которого потеря венчурного кредита не причинит существенного ущерба его чистым активам, и он способен будет выдержать указанные убытки. И у этого кредитора должны быть источники «длинных» денег, поскольку венчурное инвестирование не может дать результат, скажем, через 6 месяцев. Сроки возможной окупаемости таких проектов исчисляются годами.
Иными словами: на текущий момент условий для венчурного инвестирования нет.
• Собственные свободные средства никто не хочет вкладывать в высокорисковые проекты, к тому же использование их на потребление никак не дестимулировано через налогообложение.
• Малый и средний бизнес практически не имеет свободных собственных источников.
• «Длинные» кредитные (заемные) деньги в большом дефиците и крайне дороги.
• Если даже и допустить финансирование инновационных проектов за счет кредитно-заемных средств, то ставка процента, адекватно отражающая повышенный риск таких проектов, будет запредельной, что сделает инновационный проект бессмысленным. Если ставки краткосрочных кредитов для пополнения оборотных средств на уже «раскрученный» бизнес составляют около 15% годовых, то какими же будут ставки «длинного» кредита с повышенными рисками потери этих средств?
• Действуют одинаковые правила исчисления налога на прибыль при отнесении на расходы сумм процентов по долговым обязательствам как на кредит под венчурный проект по высокой ставке, так и для обычной деятельности. Ограничения в признании расходами затрат в венчурных проектах снижают возможную рентабельность проекта, никак не меняя степени риска.
• Инвестиционные льготы по налогу на прибыль (когда от налогообложения освобождается часть прибыли, используемая на инвестирование) практически отсутствуют. О налоговом дифференцировании между «обычными» и «новаторскими» инвестициями речи и вовсе не идет.
Инструменты аккумулирования средств для венчурного инвестирования
Правовые механизмы, с помощью которых можно привлечь средства для венчурного инвестирования, оказались крайне ограниченны. Арсенал гражданско-правовых средств ведения бизнеса, установленный гражданским законодательством РФ, представляет собой довольно консервативную материю, как правило, построенную на принципах безусловной возвратности долга и полной имущественной ответственности за неисполнение обязательств и причинение убытков.
По сути дела, ГК РФ не дает нам ничего подходящего для венчурного инвестирования, кроме участия в складочных (уставных) капиталах и договоров простого товарищества (совместной деятельности). Но уставные капиталы - это
средства «стратегические», а не «оперативно-тактические», тогда как для венчурных проектов оперативность важна, как нигде. Договоры простого товарищества имеют целый ряд недостатков (в том числе и в налоговом регулировании), в силу которых их использование полностью лишено привлека-тельности1. Правила налогообложения в связи с участием в совместной деятельности, заложенные в НК РФ, нуждаются в немедленной корректировке, если мы не хотим вовсе отбить у налогоплательщиков желание использовать данный вид договоров в своей практике.
Заемные механизмы, построенные на принципах возвратности и платности (договоры займа, кредиты, векселя, коммерческие кредиты), оказались непригодны для финансирования венчурных проектов, поскольку сопряжены с полной имущественной ответственностью инвестора в случае невозврата средств. Конечно, кое-что можно было бы сконструировать из займов и страхования предпринимательского риска, но сегодня страхование предпринимательских рисков получения убытков в венчурных проектах - лишь чистая теория.
Интерес венчурного инвестора состоит в том, чтобы оперативно воспользоваться «чужими» средствами (поскольку своих либо нет, либо жалко, либо можно в карман выплатить), но при этом не нести или ограничить имущественную ответственность за невозврат этих средств в случае неудачи проекта. Лицо же, дающее инвестору для этого деньги, должно сознательно идти на риск невозврата указанных денег наряду с самим инвестором. Эти два участника должны делить между собой риски убытков. Однако специфического инструмента для решения такой экзотической задачи в гражданском праве сегодня нет, а наиболее пригодный, казалось бы, инструмент - договор совместной деятельности - оказался совершенно изуродован через налогообложение.
1 Элементарный пример. Два винодела решили организовать простое товарищество для производства розового вина путем смешения красного и белого. Один внес в качестве вклада бочку белого, другой - бочку красного, затем они это смешали и поделили готовый продукт поровну. На этом их совместная деятельность закончилась. Затем каждый из них продал принадлежащую ему бочку розового. Попробуйте проанализировать налоговые последствия, и вы ужаснетесь! Пока в таких вопросах не будет ясности, об использовании договоров простого товарищества нечего и говорить.
Закон «Об инвестиционном товариществе». Пригодится ли для инновационной деятельности?
Не так давно был принят федеральный закон № 335-ф3 «Об инвестиционном товариществе». Он был разработан во исполнение поручения президента РФ правительству с целью обеспечить «развитие законодательства, регламентирующего способы организации коллективных инвестиций без образования юридического лица».
При этом ставилась задача создания инструмента именно для венчурного (рискового) инвестирования, поскольку в пояснительной записке к законопроекту указывалось, что имеющиеся в российском праве конструкции, которые могут использоваться для целей коллективной инвестиционной деятельности, в том числе в венчурных проектах, не в полной мере отвечают потребностям российских и зарубежных инвесторов, а также мировой практике венчурного инвестирования. В конечном итоге законодатель создал нечто среднее между коммандитным товариществом и договором о совместной деятельности. Точнее - получился специальный формат договора простого товарищества с элементами ответственности участников, характерными для коммандитного товарищества2.
По замыслу разработчиков закона «при объединении положительных свойств договора простого товарищества и товарищества на вере в конструкции договора инвестиционного товарищества должны были быть устранены недостатки существующего законодательства, присущие указанным институтам, а также имеющиеся искусственные препятствия и ограничения, которые сдерживают их использование в качестве института коллективных инвестиций»3.
2 Коммандитное товарищество не пользовалось популярностью среди предпринимателей, поскольку подразумевало полную имущественную ответственность полных товарищей по обязательствам перед кредиторами (тогда как всем хотелось отгородиться от этой самой ответственности за вывеской юридического лица - Ф.Г.). С момента введения в российское законодательство организационно-правовой формы товарищества на вере (1994 г.) в России было зарегистрировано всего 680 товариществ на вере, при этом количество реально функционирующих неизвестно (из текста пояснительной записки к законопроекту).
3 См. текст пояснительной записки.
Не вдаваясь в юридические тонкости специального правового регулирования режима инвестиционного товарищества (ИТ), попробуем ответить на вопрос: какие экономические задачи можно решить с помощью такого договора.
Согласно ст. 3 Закона целью договора ИТ является извлечение прибыли в результате совместной инвестиционной деятельности.
Но указание на прибыль как на цель договора ИТ вызывает целый ряд вопросов, которые вот уже двадцать лет будоражат пытливые умы налогоплательщиков и судей, рассматривающих налоговые споры.
• Какая «прибыль» имеется в виду? Прибыль вообще или только от «операций по приобретению и (или) отчуждению», которые и составляют содержание деятельности ИТ? Если «прибыль вообще», то можно продать актив дешевле, чем купил, а если «прибыль от операций по приобретению/отчуждению», то безвозмездное выбытие общего актива, равно как и выбытие по ценам ниже цен приобретения, вряд ли будет признаваться действиями, совершенными с целью «извлечения прибыли», и поэтому выходит за рамки деятельности ИТ. Как тогда квалифицировать такую операцию?
• Будет ли для квалификации договора в качестве договора инвестиционного товарищества приниматься во внимание факт извлечения прибыли или только заявленная цель договора? Если факт извлечения прибыли во внимание не принимается, тогда как доказать цель, которой так и не удалось достичь? Если вспомнить кошмарные судебные истории с квалификацией расходов как «не направленных на извлечение дохода» по ст. 252 НК РФ, когда понадобилось вмешательство Конституционного суда РФ4, то у налогоплательщика вряд ли возникнет желание связываться с этим институтом.
Содержание деятельности инвестиционного товарищества определено этим же законом в ст. 2 как «деятельности по приобретению и (или) отчуждению не обращающихся на
4 См. Определение КС РФ № 320-О-П.
организованном рынке акций (долей), облигаций хозяйственных обществ, товариществ, финансовых инструментов срочных сделок, а также долей в складочном капитале хозяйственных партнерств». Перечень допустимых объектов гражданских прав закрыт, следовательно, ничего другого не может быть использовано в целях извлечения прибыли. Все другие расходы ИТ несет постольку, поскольку это связано с основной деятельностью по «приобретению и отчуждению» соответствующих упомянутых активов.
Очевидно, что договор, заключенный с иной целью, не будет признаваться договором ИТ. Поэтому, к примеру, такая цель, как объединение через совместную деятельность средств, вложение их в уставный капитал венчурного АО, совместное управление этим обществом с целью увеличения рыночной стоимости его акций и последующее распределение акций АО между участниками совместной деятельности, через договор ИТ достигнута быть не может. Здесь нет направленности на извлечение общей прибыли как таковой. Возросшие в цене акции АО можно будет только сообща продать, вернуть участникам суммы из первоначальных вкладов, а прибыль от продажи акций - поделить.
Открытым остается вопрос о том, можно ли заявить целью инвестиционного товарищества приобретение акций для получения дохода в виде дивиденда, поскольку последний будет образовывать общую прибыль ИТ. Но это не будет прибыль от операций по приобретению/отчуждению акций, это будет доход от владения. Не вполне понятно, что имел в виду законодатель, обозначая содержание деятельности как «приобретение и(или) отчуждение»: это совокупность операций, или каждую из них можно рассматривать как самостоятельную цель деятельности ИТ?
Получается, что ИТ само по себе не может: заниматься инновационной деятельностью (и не предназначено для этого); непосредственно тратить общие средства на реализацию бизнес-проектов реального сектора, а также заниматься разработками новых технологий, производством; применяться в качестве инструмента объединения средств для их непосредственного использования в производстве товаров, работ или услуг. А может использоваться лишь как инструмент
объединения средств для целей дальнейшего их вложения в капиталы или ФИС.
Получился очередной инструмент для объединения средств с целью совершения операций с капиталами и с обязательствами. То есть инструмент, который будет использоваться для аккумулирования средств на финансовых рынках. Какая доля этих средств превратится в прямые инвестиции путем вложения в уставные капиталы реального и в том числе венчурного сектора - загадка. Быть может, собранные под флагом ИТ средства так и будут «обращаться» в спекулятивном секторе, переходя от одного участника финансового рынка к другому вследствие бесконечной перепродажи пакетов акций или долей, не обращающихся на рынке, и зарабатывая прибыль ИТ за счет действия совокупности макроэкономических и политических факторов, оказывающих влияние на цену пакета. До вложений же в уставные капиталы инновационных предприятий и до налаживания реального производства дело так и не дойдет.
Что ж, приходится констатировать, что в гражданско-правовом смысле затея по созданию инструмента, способствующего побуждению инвестирования в инновационную и венчурную сферу, не удалась. В налоговом вопросе «обычное» (традиционное) простое товарищество изменений не претерпело, ввиду чего по-прежнему остается непригодным для венчурного инвестирования инструментом.
Перспективы, безусловно, открылись бы, если бы вопросы распределения между участниками общих убытков и общих вычетов по НДС были бы решены для обычного простого товарищества, в случаях, когда оно непосредственно занимается реализацией рисковых новаторских бизнес-проектов. Подчеркиваем: непосредственно, а не путем приобретения акций, долей и пр. Но для новоявленного инвестиционного товарищества такая непосредственная деятельность в реальном секторе невозможна, а для обычного (не инвестиционного) - «налоговый воз» и ныне там.
