CC BY
29
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2017. № 5
ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
Д.С. Дзикевич*
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ В ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ КИТАЯ ХХ ВЕКА
Настоящая публикация посвящена терминологическим процессам, характерным для практики философского сообщества КНР после отмены монополии официального марксизма в роли источника концептуализации. Многие аспекты дискуссий и термины претерпели и продолжают претерпевать фундаментальные трансформации. Автор статьи излагает свой взгляд на эти проблемы «изнутри» процесса, на основании опыта двух академических лет стажировки в крупнейших учебных заведениях Китая — Центрально-Китайском педагогическом университете и Шанхайском педагогическом университете.
Ключевые слова: современный Китай, тенденции трансформации терминологии в современной китайской философии, постмодернизм в современной китайской философии, конструктивный постмодернизм и традиционная китайская философия.
D.S. D z i k e v i c h. Interpretation of postmodernist terminology in Chinese philosophical literature of XX century
This paper is devoted to processes in terminology of philosophizing in after the end of ideological monopoly of official Marxism in China. The problem is that many aspects of discussions, even terms looking very familiar for a European's or an American's eye, in contemporary Chinese philosophical usage are meaning something seriously different than in Europe or America. Sometimes in understanding these terms even the knowledge of traditional Chinese philosophical vocabulary can hardly help because theoretical attitude to them has been revised very deeply. The author of this text offers his view on problems of understanding contemporary philosophical language looking at it from "inside" on the base of two academic years of scholarships in two major universities of continental China — Central Chinese Pedagogical University and Shanghai Pedagogical University.
Key words: contemporary China, terminology of Chinese philosophy, postmodernism in Chinese philosophy, constructive postmodernism and traditional Chinese philosophy.
Трудно переоценить масштабы развития современного Китая как государства и цивилизации. В течение большей части ХХ в.
* Дзикевич Дарья Сергеевна — аспирант кафедры истории зарубежной философии философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: + 7 (903) 243-84-72; e-mail: dzvch@yandex.ru
рассуждения о возможностях и перспективах развития Поднебесной, выраженные в трудах ведущих социальных философов того периода (М. Вебер, Дж. Фэрнбэнк, А. Левенсон, С. Хантингтон), были довольно пессимистичны. Успехи, достигнутые Китаем на сегодняшний момент, опровергают подобные прогнозы. В пара-дигмальных рамках анализа большинства современных китайских исследователей упомянутое явление представляется вполне закономерным и естественно вписывающимся в представления о циклически-волновом характере исторического развития, поскольку такое воззрение на прогресс, в сущности, является одной из базовых позиций традиционного китайского миропонимания. Дискуссионная для современных китайских мыслителей проблематика связана с поиском и выявлением фазовых несоответствий в процессе цивилизационной трансформации, вызванных все более углубляющейся глобализацией. Самыми серьезными последствиями, ожидаемыми от неизбежного, но вместе с тем порождающего не меньшие опасения явления, может стать кризис социальной, политической и культурной идентичности. Именно поэтому вопрос становления Китая как цивилизации модерна, а затем и постмодерна вызывает особый интерес и официального и неофициального академического философского направления в этой стране.
Важными фигурами, внесшими вклад в распространение парадигмы и терминологии постмодернизма в Китае после появления там возможности высказывать альтернативные официально-марксистским позиции, стали германский философ и социолог Юрген Хабермас [/. Habermas, 1983; Idem., 1989; Idem., 1994)], французский философ Жан-Франсуа Лиотар [J.-F. Lyotard, 1979] и американский философ Уильям Спанос, автор весьма популярных в КНР трудов, посвященных постмодернизму и глобализационным процессам [W.V. Spanos, 2008; Idem., 1987; Idem., 1997]. В то время в Китае начали публиковаться работы, которые либо были созданы авторами, относившими себя к постмодернизму, либо признавались другими авторами как постмодернистские. Однако оценить масштаб и значение этих работ довольно трудно. Нашей задачей будет определить характер постмодернистской мысли в Китае в ее разнообразии, что также требует рассмотрения общей ситуации в Китае в данный период и сравнения ее с тем, каковы были условия формирования философии постмодерна на Западе.
Причины трансформации эпохи модерна в эпоху постмодерна, возникновения самого «состояния постмодерна», как в уже сложившемся виде его терминологически зафиксировал Ж.-Ф. Лиотар [Ж.-Ф. Лиотар, 1998], до сих пор не определены однозначно даже для постиндустриального западного мира, и, тем не менее, только они могут послужить моделью для сравнения в ситуации с Китаем,
поскольку этот процесс начался именно на Западе. Сопоставление китайского постмодернизма и европейско-американского постмодернизма вызывает исключительный теоретический интерес, так как составляет единственно возможную базу сравнительного анализа, который может прояснить, что представляет собой явление постмодернизма в целом.
Исторические основания данного теоретического интереса заслуживают особого объяснения. Китай формировался как идео-кратическое государство, успехи которого зависят от силы теории, лежащей в основе принципов управления им. Управление государством, в свою очередь, считалось созидательной, мироустроитель-ной деятельностью. В связи с этим особо важным элементом и обязательным условием деятельности стала идеология, призванная обеспечивать целостную картину мира, выраженную в терминах единства неба, человека и земли (иап геп he у/). До середины XIX в. место подобного универсального учения было прочно закреплено за конфуцианством. Это учение включало в себя метафизическое представление о взаимосвязи и взаимосоответствии всех элементов мира, с успехом транслируемое в социальные, политические и культурные практики. Устойчивость и стабильность китайской цивилизации, основанные на конфуцианстве, представлялись проекцией гармонии мира. Поддержание этой всеобщей гармонии определялось как задача согласования ритмов социального существования и культурно-экономического развития.
Тем не менее Китай не мог сохранять обособленность от общемирового развития — произошла закономерная встреча с западной культурой, которая обнаружила несоответствие ритмов эволюционирования двух цивилизаций, усугубившееся впоследствии все большим вовлечением Поднебесной в мировой геополитический процесс. Также важным условием было открытое столкновение геополитических интересов, связанное с особенностями и характером цивилиза-ционных и метафизических теорий и дискурсов. Все это привело к поискам новой идентичности и нового философского языка, которые продолжаются и в настоящее время. Планы модернизации и постмодернизации, сначала соперничающие, а затем взаимодействующие между собой и взаимодополняющие друг друга, из социально-политических постепенно трансформировались в гносеологические, эпистемологические и метафизические проекты. В настоящее время они охватили все философские дисциплины, стали их интегрирующей силой, важнейшим мотивом впечатляющего роста философских исследований всех направлений в современном Китае.
В конце XX в. цивилизационная теория марксизма, господствовавшая в Китае по известным и хорошо исследованным историческим причинам, также обнаружила необходимость в модернизации.
Это было связано с тем, что в том виде, в котором она сложилась к началу реформационнного процесса, вызванного неудачей и необходимостью критического пересмотра практики социально-политических и, в первую очередь, экономических экспериментов, а также свертывания культурной революции, она не соответствовала условиям постоянно меняющейся политической и макроэкономической ситуации, в которой находился Китай. В связи с этим политическим руководством КПК было принято решение о преобразовании принимаемого и развиваемого в Китае марксизма в «открытую систему». Это новое понимание и связанные с ним задачи, принципиально иные парадигмальные условия, настоятельно зафиксированные политическим руководством как единственное направление развития, вызвали в академической среде оживление и стали началом нового этапа дискуссий об особенностях национального китайского пути и общей природе современности.
С одной стороны, официальная идеологическая мысль воспринимает его не столько в рамках политико-идеологического дискурса, сколько в прикладном аспекте — как инструмент модернизационных изменений. Марксизм становится, таким образом, практическим руководством цивилизационной трансформации в сложившихся условиях. С другой стороны, на первый план выходит переориентация на постэкономические ценности, что выражает некоторый скачок в духовной и культурной жизни. С точки зрения идеологии, Китай, разумеется, остается социалистическим, однако сам подход к термину «социализм» трансформируется в процессе идеологического развития. Характерной тенденцией становится все большая ориентация на «постматериалистические» ценности как сущностные для социализма в его современном китайском понимании (см. подробнее аксиологический анализ этих процессов: [Р.Ф. Инглхарт, К. Вельцель, 2011]). «Раскрепощение сознания», создание «нового человека» и «духовной цивилизации» на базе социализма, которая бы основывалась на исторически сложившемся в Китае типе мировоззрения и аксиологической системы, — все это воспринимается внутри китайской мысли не как колебания между социализмом и капитализмом, а как движение, минуя эти ступени, к человеку или человечности (гуманности, ген). Таким образом, это направление определяется интеллектуальной традицией, основанной на конфуцианском принципе.
Капитализм, следовательно, представляется в совершенно новом качестве — как новая цивилизационная перспектива, укорененная, тем не менее, в интеллектуальных основах культуры Поднебесной. Китайское понимание эпохи модерна предполагает смену критериев формирования самого понятия «современное»: здесь происходит переход из системы материальной оценки развития в «постматериальную», гуманистическую. Понятие эпохи пост-
модерна совпадает с новым социалистическим осмыслением человека как «основы основ». Именно поэтому социализм с большой долей очевидности представляется для китайских теоретиков социокультурной перспективой развития их страны. Для Китая определение философии как выражения исторического момента и самосознания культуры особенно актуально. По хорошо обоснованному мнению ряда китаеведов, терминология и язык традиционной китайской философии практически совпадают «с естественным языком... в его письменном и литературном... варианте — вэньяне», если говорить конкретнее, совпадают «с лексиконом традиционной китайской культуры», осознающей и осмысливающей саму себя» [А.И. Кобзев, 2006, с. 66—81]. Философия в этих рамках предстает как «духовная первооснова китайской цивилизации», «играющая принципообразующую роль в становлении и развитии китайской цивилизации» [М.Л. Титаренко, 1997, с. 14].
Один из ведущих представителей современного конфуцианства Лян Шумин (1898—1988) мыслил философию как форму дискурса и конфуцианство — как культурную доминанту китайской цивилизации прежде всего в качестве целостной аксиологической и метафизической системы, конструирующей характерный образ жизни китайского народа. Он подходит к этому методологически системно как в общем, так и в конкретном отношении. Говоря о людях вообще и о философах в частности, этот авторитетный автор показательно для нынешнего отношения к учению Конфуция в Китае утверждает, что современникам не хватает опытного переживания конфуцианства (см.: [А.Б. Старостина, 2009, с. 218]). Конфуцианское требование применимости, практичности распространяется и на китайский марксизм, где характерный для этого учения концепт практики должен быть трансформирован из абстрактно-идеологического в конкретно-прагматический. Эта ситуация является весьма критичной для китайского философского сообщества, так как в соответствии с вышесказанным философия является основой, ключевым фактором миропонимания и важнейшим праксиологичесим коррелятом. С этими взглядами связана прагматическая тенденция китайской философии на протяжении всей ее истории, так как «для китайцев теория нужна и важна постольку, поскольку этого требует сама жизнь» (см.: [Л.С. Васильев, 1989, с. 247]).
Активный интерес к проблеме постмодернизма в Китае начинает прослеживаться в 1995—1997 гг., он становится одним из альтернативных подходов к интерпретации новых явлений в культурной и интеллектуальной среде, отчасти занимая оппозиционное официальной философии положение. Американский исследователь китайского происхождения Тан Сяобин характеризует постмодернизм в Китае как «остаточный модернизм» («residual modernism») — «рефлексиру-
ющий модернизм, отражающий сознание невозможности ни отрицать, ни полностью принять модерн, сознание им своей незавершенности и внутренней противоречивости» [TangXiaobing, 2000, p. 211]. В контексте исследования взаимодействия различных постмодернистских теорий и тенденций особый интерес для Китая представляет собой феномен внедрения в философское поле Китая концепта «конструктивный постмодернизм», понимаемого в широком смысле, а также всех явлений, связанных с этим процессом, на примере некоторых наиболее влиятельных работ китайских авторов. Мы полагаем, что основным фактором, определяющим терминологические трансформации в языке современной китайской философии, является сложившаяся интеллектуальная ситуация, для которой характерно сохранение в чисто знаковых целях понятий марксистской философии и идеологии и планомерное соединение содержания терминов традиционных национальных философских систем (даосизм, конфуцианство, буддизм) с вербальными оболочками концептов англосаксонского конструктивного постмодернизма.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайской мысли: Формирование основ мировоззрения и менталитета. М., 1989.
Кобзев А.И. Категории и основные понятия китайской философии культуры // Духовная культура Китая: Энциклопедия: В 5 т. Философия. М., 2006. С. 66-81.
Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр. Н.А. Шматко. М.; СПб., 1998.
Старостина А. Б. Философия истории Лян Шумина. М., 2009.
Титаренко М.Л. Китайская философия и современная цивилизация. М., 1997.
Habermas J. Moral consciousness and communicative action / Trans. by
C. Lenhardt, S.W Nicholsen. Cambridge, MA, 1983.
Habermas J. The structural transformation of the public sphere / Trans. by T. Burger, F. Lawrence. Cambridge, MA, 1989.
Habermas J. Postmetaphysical thinking / Trans. by WM. Hohengarten Cambridge, MA, 1994.
Lyotard J.-F. The postmodern condition: A report on knowledge / Trans. from the french by G. Bennington, B. Massumi; Foreword by F. Jameson. Manchester, 1984.
Spanos W.V. Repetitions: the postmodern occasion in literature and culture. Baton Rouge, 1987.
Spanos W.V. Rethinking the postmodernity of the discourse of postmodernism // International postmodernism: Theory and literary practice / Eds. H. Bertens,
D. Fokkema. Amsterdam, 1997.
Spanos W.V. American exceptionalism in the age of globalization: The specter of Vietnam. Albany, 2008.
Tang Xiaobing. Chinese modern: The Heroic and the Quotidian. Durham; L., 2000.
