CC BY
134
© С.В. Ионова, 2008
РАЗВИТИЕ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ РУССКОГО ЯЗЫКА
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КАК ВИД ВТОРИЧНОЙ ТЕКСТОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ 1
С.В. Ионова
Современное текстовое пространство представляет собой принципиально новое образование по отношению к онтологии традиционных текстов культуры. Наиболее яркой характеристикой его существования является «множественность интерпретационных кодов» [20, p. 180], «пространство множественности и широты», в котором «один смысл развертывается в другом, в других или же он запутывается в самом себе и не может освободиться от себя, он дрейфует, теряется в себе и умножается» [15, с. 215]. Смешение текстов, их смысловых координат, голосов автора и читателя порождает новые представления о традиционных произведениях, актуализирует новые смыслы и новую прагматику в их содержании. Для обозначения данного явления в современной коммуникативистике применяют термин «ремиксинг» (от mixing - смешивание с префиксом re-, усиливающим значение многократности повторяемого действия) [6, с. 191]. В связи с массовостью данного явления с особой остротой в филологической науке сегодня встает вопрос о природе интерпретации, ее разновидностях, об интерпретативных свойствах знаковых систем. В данной статье предлагается лингвистический подход к пониманию текстов интерпретаций.
Понятие интерпретанты, введенное в научный оборот Ч.У. Моррисом, отражает один из основных компонентов семиозиса, который проявляется на уровне всех его измерений - семантики, синтактики и прагматики.
Интерпретанта знака, по Моррису, - это «предрасположенность реагировать определенным образом под влиянием знака» [11, с. 133]. В отношении текстов данное определение было уточнено в работах Р. Барта: «Интерпретировать текст - это не значит придать ему единственный смысл (более или менее свободный), напротив, это значит оценить, к какому множеству он принадлежит» [2]. Под влиянием постмодернизма данный тезис стал трактоваться как свобода интерпретаций и право на «использование любой информации (романа, поэмы, пьесы, песни, сонаты и т. п.) любым ее реципиентом (писателем, композитором, критиком, слушателем, издателем и т. д.) в измененном виде вне зависимости от традиций авторских прав и обвинений в плагиате [19, с. 365, 497; 21].
Интерпретации, которые сопровождают тексты культуры, никогда не исчерпывают всех возможных смыслов произведений, и никакая интерпретация не является единственной «правильной» по отношению к другим вариантам текста [13]. Понятие интерпретации в данном случае трактуется в широком смысле (истолкование, объяснение, перевод на более понятный язык) и в специальном смысле (построение моделей для абстрактных систем логики и математики) [3, с. 503].
Под интерпретацией также понимают способ изучения литературы, сводящийся к разъяснению содержания, стиля, принципов художественной структуры текста и художе-
ственного истолкования музыкального произведения в процессе его исполнения [там же]. Слово «интерпретировать» означает «истолковать, раскрыть смысл чего-нибудь, объясняя» [12, с. 217]. Уже в обыденном понимании интерпретация связывается с такими действиями, как изменение содержания текста и «перевод» его на иной «язык», объяснение и выявление смысла сообщения.
В лингвистике интерпретация рассматривается не только в связи с пониманием содержания и смысла произведений культуры, но также с истолкованием текстов утилитарного назначения. С точки зрения вторичной текстовой деятельности возможно выделение речевых произведений интерпретирующего типа, составляющих значительную часть вторичных текстов. Они создаются на базе текста-основы с целью семантического преобразования его содержания в соответствии с позицией автора. Жанровые разновидности текстов-интерпретаций - толкование, комментарий - демонстрируют разную степень глубины преобразований содержания текста-основы.
Следует отметить, что лингвистический подход к исследованию природы текстовой интерпретации предполагает изучение нескольких аспектов этого явления. Даже при исключении из рассмотрения интерпретационного потенциала языка (В. фон Гумбольдт, А.В. Бондарко), поскольку данный вопрос затрагивает особенности самого языкового знака, а не знаковых произведений, остается еще несколько подходов, с позиций которых изучается лингвистическая сущность интерпретации: а) с точки зрения текстовой деятельности человека (В.З. Демьянков); б) с точки зрения его рефлективной деятельности (А. Вежбицкая, Т.Г. Винокур, М.В. Ляпон и др.); в) с точки зрения специфики референции и вариативности способов представления содержания в тексте (У. Чейф). Т.А. Трипольская и И.П. Матхано-ва предлагают рассматривать в связи с этим разные типы интерпретаций:
а) надындивидуальную (определяется особенностями национального языка) и индивидуальную (определяется характеристиками языковой личности) интерпретации;
б) первичную и вторичную интерпретации, где вторичная интерпретация понимает-
ся как переосмысление, повторное обращение к толкованию события или речевого произведения, которое может происходить в другой временной период, но исходить от того же субъекта текстовой деятельности;
в) полисубъектную и моносубъектную интерпретации в зависимости от того, кто интерпретирует событие или текст: один говорящий, который возвращается к его осмыслению и оценке, или это делают разные языковые личности [9, с. 14-16]. В данной системе интерпретация как разновидность вторичной текстовой деятельности должна рассматриваться в качестве разновидности индивидуальной первичной или вторичной интерпретации полисубъектного или моносубъектного типа. Специфика вторичного текста при этом состоит в том, что объектом интерпретирования здесь выступает текст-основа, а именно разные аспекты его содержания.
В.З. Демьянков определяет интерпретацию как целенаправленную когнитивную деятельность и одновременно результат в установлении смысла речевых произведений и/или речевых действий. Интерпретирующая деятельность, по мнению этого ученого, состоит в установлении и поддержании «гармонии в мире интерпретатора» и рассматривается как «попытка создать значение» в соответствии с некоторыми целями: «тогда только языковое выражение и обретает речевое значение, которое, актуализируясь в виде смысла, дополняет, сужает или даже в корне меняет уже сложившийся внутренний мир интерпретатора» [5, с. 1011]. Таким образом, интерпретирующая деятельность автора вторичного текста может рассматриваться в качестве механизма семантического разуподобления текстов, проводимого сознательно и целенаправленно [7].
И.В. Арнольд, говоря о пределах процесса интерпретации, определила основные причины, сдерживающие субъективизм автора при толковании текста: инвариантные смыслы структуры и ее элементы в их взаимодействии; национальный язык; отраженная в языке действительность; коллективный эстетический вкус социума в конкретную историческую эпоху [1, с. 28]. В связи с этим интерпретация рассматривается в системе «диалекти-
ки прав» автора, читателя и текста [18, с. 67] как дешифровка текстового кода и «свободная игра» активной интерпретации, как восстановление авторского замысла и конструирование смысла читателем [там же]. Каждый из названных аспектов интерпретации (заданный объективными параметрами текста, интенцией автора или структурой личности читателя) связан с рассмотрением разных видов отклонений от первоначального семантического облика текста.
Во вторичном речевом произведении, которое образуется на стыке сознания двух языковых личностей (автора и интерпретатора), эти семантические «отклонения» определяются целями построения вторичной проекции текста. В.И. Постовалова различает следующие позиции при проведении процедуры интерпретации, которые соотносятся с разными целями автора при построении им нового текста: а) достроить здание концепции, не завершенное, по его мнению, автором; б) провести целостную реконструкцию авторской концепции; в) включить фрагменты авторской концепции в состав «теоретического багажа единого потока идеи науки» [14, с. 34-35].
Интерпретация как функциональная разновидность вторичного текста рассматривается с точки зрения видов преобразования семантической структуры текста-основы, обусловленных отмеченными выше целями (по В.И. Постоваловой). Данные преобразования касаются изменений, производимых автором производного текста в структуре содержания текста-основы и в его смысловой организации. Семантическая структура текста как иерархия тем и микротем с их модальными вариантами или как система текстообразующих концептов с их смысловыми доминантами может претерпевать изменения следующих типов: а) сокращение/увеличение количества текстообразующих семантических компонентов; б) изменение статуса текстообразующих семантических компонентов (центр - периферия; тема - подтема - субподтема); в) изменение способа концептуализации информации (оценочного, понятийного, образного компонентов).
Сокращение/увеличение количества текстообразующих концептов в производном тексте по отношению к тексту-основе может
быть обусловлено следующими факторами: а) выбором объекта интерпретации (все произведение, его отдельные семантические компоненты); б) характером интерпретирующей деятельности автора (вторичное толкование концепции автора или ее части, расширение концепции автора, выражение своего отношения к сказанному, переакцентирование содержания первичного речевого произведения и др.); в) жанровыми особенностями вторичного текста (интерпретация оформляется как текст того же жанра или претерпевает жанровую трансформацию).
В известном рассказе В.М. Шукшина объектом интерпретации выступает фрагмент гоголевского произведения «Мертвые души». Главный герой рассказа интерпретирует его, изменяя акценты, выражая свое отношение к прочитанному:
Валерка зубрил «Русь-тройку из Мертвых душ». «...Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади... Эх, кони, кони, - что за кони!.. Русь, куда же несешься ты? Дай ответ!.. Не дает ответа...». <...> Вдруг - с досады, что ли, со злости ли - Роман подумал: «А кого везут-то? Кони-то? Этого... Чичикова?.. Этого хмыря везут, который мертвые души скупал, ездил по краю... Вот летит тройка, все удивляются, любуются, можно сказать, дорогу дают - Русь-тройка! Там прямо сравнивается. Другие державы дорогу дают... А кто в тройке-то?.. Так это Русь-то Чичикова мчит? Это перед Чичиковым шапки снимают?.. Русь-тройка, так же, мол... А в тройке - шулер. Какая же тут гордость?.. А может, Гоголь так и имел в виду: подсуроплю, мол: пока догадаются - меня уж живого не будет. А?.. (В.М. Шукшин).
Интерпретирующая деятельность автора может охватывать все произведение, которое сопровождается авторским комментарием основных или периферийных содержательных компонентов текста. См., например, известный комментарий А. Терца (А. Синявского) к произведению Н.В. Гоголя [16, т. 1, с. 274]:
По стенам навешано было весьма тесно и бестолково несколько картин
(между прочим, не так уж бестолково -куча кучей, но Гоголь довольно логичен и упорядочен в организации своего беспорядка в духе барочной композиции с ее неустойчивым равновесием форм, мысля предметы живописными группами, перекличкою объемов и пятен), длинный пожелтевший (как зубочистка, которой ковыряли до нашествия французов) гравюр какого-то сражения, с огромными барабанами, кричащими солдатами в треугольных шляпах (разумеется, французы) и тонущими конями (еще бы не потонуть в этаком море!)... («Мертвые души»)
Интерпретация часто сопровождается жанровыми преобразованиями первичного текста, представлением его в иной форме. Широкое распространение имеют такие формы адаптации, как театральный сценарий, кино- и видеоадаптации литературных произведений. Преобразование жанровой формы неизбежно влечет за собой изменение семантической структуры текста (оно касается, в частности, тематической иерархии текста, выбора значимых в смысловом отношении компонентов, сокращения/числа текстообразующих элементов содержания). Известна, например, инсценировка М. Булгаковым гоголевских «Мертвых душ», сделанная под влиянием реалистических традиций театральной школы МХАТа, которая представляет собой «сюжетно-поэпизодный сценический пересказ» классического произведения, в котором отсутствуют известные лирические отступления: новелла о капитане Копейкине, картины мчащейся птицы-тройки, образ прячущегося между чиновниками черта и др. [4, с. 147] А.С. Пушкин, объясняя естественные «подмены», которые неизбежно сопровождают произведения при их постановке на сцене, утверждал важность лишь одного правдоподобия пьес - истину страстей, чувствований, а обстоятельства, по его мнению, могут быть предполагаемыми -(цит. по: [там же, с. 155]).
Интерпретация как вид толкования чаще всего направлена на объяснение содержания трактуемого текста и связана с добавлением новых структурных элементов в ткань вторичного текста. Данная особенность характеризует разного рода продолжения и развертывания основных сюжетных элементов литератур-
ных произведений, предлагаемые авторами вторичного текста. Детализация часто предполагает изменение статуса семантических элементов текста: периферийные элементы структуры содержания перемещаются в центр и занимают место доминант (см. приведенный выше текст) и, напротив, доминирующие элементы смещаются на периферию. Выдвижение структурно-семантического элемента в позицию смысловой доминанты или в позицию периферийного содержательного компонента обусловлено характером текстовой деятельности интерпретатора и определяется его целями создания вторичного текста.
Подобные преобразования семантики приобретают особую значимость в политических текстах, в которых точность и объективность понимания и представления информации обусловливают не только выражение субъективной позиции автора текста, но и социальную прагматику политического документа, содержание которого имеет реальные последствия для адресатов, определяет их общественную оценку событий и политическую позицию. Одним из примеров интерпретации политического текста является заявление, сделанное в свое время секретарем Совета безопасности России Сергеем Ивановым и министром иностранных дел Франции Юбером Ведрином по окончании переговоров представителя России с президентом Франции Жаком Шираком. Известно, что, согласно общепринятой дипломатической практике, заявления сторон по окончании переговоров должны содержать приблизительно одинаковый перечень тем, включенных в повестку дня, а различия касаться лишь их политической интерпретации и нюансов. Однако анализ текста заявления, сделанного представителем российской стороны, показал, что содержание этого документа существенно отличается от текста коммюнике, которое посвятил этим переговорам представитель Елисейского дворца. Так, Сергей Иванов в качестве основного положения коммюнике выделил следующее: «Российская и французская сторона считают: главная террористическая угроза всему миру в настоящее время исходит из Афганистана». В заявлении для печати, которое сделал представитель Ели-сейского дворца, террористическая угроза из
Афганистана не упоминается в качестве предмета переговоров Жака Ширака и Сергея Иванова. В нем отмечено: «В перечне основных тем дискуссии представителей сторон важнейшее место занимает кризисная ситуация в Македонии».
По словам наших аналитиков, «проблема Нагорного Карабаха, американская инициатива по ПРО, а также намеченный на первые числа июля визит президента Франции в Россию в докладах французских политиков также не упоминаются [10].
В данном случае можно вполне определенно говорить о том, что интерпретирующая деятельность автора заявления касалась не только представленных в документе фактов политической жизни, но и самого первичного текста с сознательным изменением и искажением содержательной основы первичного текста - иерархии структурно-содержательных элементов текста (набора тем) и их статуса (доминанта - периферийный содержательный компонент). Продолжая данный пример, следует отметить, что вольной интерпретации подверглись отдельные положения заявления представителя российской стороны на этих переговорах. Так, в сообщении агентства Франс Пресс говорилось: «Россию особенно заинтересовало личное мнение президента Ширака относительно американской инициативы по ПРО». В интерпретации французских журналистов это положение звучало как предположение о том, что С. Иванов пытался добиться от Ширака официального осуждения американской инициативы, что, разумеется, привело бы к резкому ухудшению франко-американских отношений [там же].
В данном случае изменение статуса семантических компонентов текста сопровождалось включением оценочной составляющей, характеризующей мнение автора интерпретации. Такой вид интерпретации можно назвать предметным, касающимся толкования конкретных действий, высказываний, отношений между предметами, которые составляют отдельные семантические элементы текста.
Оценочная составляющая концептуального представления содержания текста в процессе интерпретации подвергается изменениям наиболее часто. Способ концептуализации, эмоциональная и оценочная вариативность содержа-
тельных элементов текста определяют характер вторичного текста как новой версии текста-основы. Например, сценическая история пьесы «Горе от ума» А.С. Грибоедова может, по сути, рассматриваться как история ее интерпретаций и оценочных трансформаций:
Чацкий - декабрист, Чацкий - пылко влюбленный, Чацкий - обличитель фаму-совской Москвы, Чацкий - разочарованный мыслитель, Чацкий - глава прогрессивных сил, Чацкий - наивный юноша, Чацкий -умудренный опытом политик, Чацкий - западник, Чацкий - славянофил и др.
Фамусов - мелкий барин, Фамусов -крупный сановник, Фамусов - обыватель на покое, Фамусов - лидер консерватизма, Фамусов - в авангарде истории, Фамусов - торжествующий над Чацким, Фамусов - напуганный Чацким, Фамусов - глуповат, Фамусов - дьявольски умен, Фамусов - льстит скалозубам, Фамусов - ненавидит скалозубов, Фамусов - домашний хлопотун, Фамусов -тот же гоголевский городничий, на котором держится Система и др. [4, с. 145].
Интерпретация может затрагивать всю концепцию автора, представляя толкование смысла произведения в целом. Поскольку для обнаружения смысла необходимы особые условия - «столкновение с другим сознанием» или переход на уровень более общего контекста, «в плоскость жизненного мира» [8, с. 165], то интерпретация известных текстов часто рассматривается как способ выявления новых смыслов, которые диктуют обстоятельства нового времени. Известно, например, что в годы Великой Отечественной войны на сцене Малого театра пьеса «Горе от ума» получила новую интерпретацию, в которой «все отодвигается в тень, даже сам Фамусов». На авансцене - «борец за национальное достоинство Чацкий», он вдохновенный патриот, бранящий агрессивный Запад. Вместе с солдатами и офицерами Отечественной защищает русскую Москву [4, с. 145]. Подобная трактовка смысла произведения Лопе де Вега «Фуэнте Овехуна» характеризует постановку этой пьесы Марджановым на сцене Киевского театра в 1919 году. Героические события, показанные в спектакле, победа крестьян над тираном-командором вызывали бурную
реакцию зрителей, которые встречали финал пьесы пением Интернационала и, вдохновленные революционным пафосом произведения, отправлялись на фронт [17, с. 6].
Таким образом, интерпретация в нашем исследовании рассматривается в качестве одной из функциональных разновидностей вторичных речевых произведений, связанной с сознательным изменением автором концепции текста-основы на разных уровнях проникновения в его семантическую структуру.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Исследование выполнено в рамках госбюджетной темы ГБ 1.4.05.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Арнольд, И. В. Стилистика. Современный английский язык : учеб. для вузов / И. В. Арнольд. -М. : Флинта, 2002.
2. Барт, Р. S/Z / Р. Барт. - М. : Эдиториал УРСС, 2001.
3. Большой энциклопедический словарь. -М., 2001.
4. Вишневская, И. Парадокс о драме / И. Вишневская // Современная драматургия. - 1990. - №9 3.
5. Демьянков, В. З. Интерпретация как инструмент и как объект лингвистики / В. З. Демьянков // Вопросы филологии. - 1999. - №9 2.
6. Землянова, Л. М. Зарубежная коммуника-тивистика в преддверии информационного общества : толк. слов. терминов и концепций / Л. М. Зем-лянова. - М. : Изд-во МГУ, 1999.
7. Ионова, С. В. Аппроксимация содержания вторичных текстов / С. В. Ионова. - Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2006.
8. Леонтьев, Д. А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой ре-
альности / Д. А. Леонтьев. - 2-е изд., испр. - М. : Смысл, 2003.
9. Матханова, И. П. Интерпретационные аспекты лингвистики: проблемы и перспективы / И. П. Матханова, Т А. Трипольская // Проблемы интерпретационной лингвистики: интерпретаторы и типы интерпретаций : межвуз. сб. науч. тр. - Новосибирск : Изд-во НГПУ 2004. - С. 14-16.
10. Мирский, C. Разночтения в заявлениях российской и французской сторон по итогам визита С. Иванова во Францию / C. Мирский // Радио свободы. - 2005. - 10 дек.
11. Моррис, Ч. У. Значение и означивание // Семиотика : антология / Ч. У. Моррис ; под ред. Ю. С. Степенова. - М. : Деловая книга, 2001.
12. Ожегов, С. И. Словарь русского языка / С. И. Ожегов. - М. : Рус. яз., 1986.
13. Пави, П. Словарь театра / П. Пави. - М., 1992.
14. Постовалова, В. И. Картина мира в жизнедеятельности человека / В. И. Постовалова // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. - М. : Наука, 1988.
15. Пульчинелли, О. Э. К вопросу о методе и объекте анализа дискурса / О. Э. Пульчинелли // Квадратура смысла. - М. : Прогресс, 2002.
16. Терц, А. Собр. соч. : в 2 т. / А. Терц. -М., 1989.
17. Хайченко, Г. Основные пути развития советского драматического театра / Г. Хайченко. -М., 1961.
18. Щирова, И. А. Текст и интерпретация: взгляды, концепции, школы / И. А. Щирова, З. Я. Турае-ва. - СПб. : Изд-во РГГУ им. А. И. Герцена, 2005.
19. Элмор, Р. Т. Словарь языковых средств массовой информации США / Р. Т. Элмор. - М., 1992.
20. International Encyclopedia of Communications / published Jointly with the Annenberg School of Communications ; ed. by E. Barnouw et al. - Vol. 1-4. - N. Y. ; Oxford : Univ. of Pennsylvania press : Oxford Univ. press, 1989.
21. Tankel, J. The Practice of Recording Music: Remixing as Recording / J. Tankel // Journal of Communication. - 1990. - Vol. 36, N° 3.
