CC BY
79
УДК 343.9 ББК 67.518.5 Я22
M.A. YAVORSKIY*
INTERPRETATION OF SEXUAL EXTREMISM
Аннотация: в статье представлена авторская позиция по вопросам сущности и содержания тендерного (полового) экстремизма, дается интерпретация противоправных действий, совершаемых по мотивам половой и иной социальной неприязни, предлагается авторская дефиниция полового экстремизма.
Ключевые слова: социальная группа, радикальная идеология, гендерный (половой) экстремизм, социальная неприязнь, возбуждение ненависти и вражды, унижение человеческого достоинства.
МАКСИМ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЯВОРСКИЙ*
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ТЕНДЕРНОГО (ПОЛОВОГО) ЭКСТРЕМИЗМА
Annotation: in the article presents the author's position on the issues of nature and content of sexual extremism is represented, interpretation of illegal actions committed for motives of sexual and other social hostility is dealt, author"s definition of sexual extremism is suggested.
Key words: social group, radical ideology, sexual extremism, social hostility, incitement of hatred and enmity, abasement of human dignity.
В юридической науке и практике нет единого общепризнанного мнения по поводу сущности и содержания экстремизма (экстремистской деятельности). Предложенное нами определение данного понятия как крайней формы реализации радикальной идеологии, выражающейся в противоправных деяниях общественных организаций, иных объединений, должностных лиц и граждан, совершаемых по мотивам религиозной, расовой, половой и иной социальной неприязни, а также в призывах к совершению таковых деяний1 , безусловно, не претендует на единственно верное и вполне закономерно подвергается критической оценке, например, в части мотивации экстремистских действий.
В частности, А. В. Петрянин, в целом соглашаясь с указанной выше дефиницией экстремизма, отмечает, что половая и социальная неприязнь «не могут быть приобщены к экстремистским». Половая принадлежность, по его мнению, «не имеет значения при совершении преступлений экстремистской направленности, так как характеристика личности виновного и жертвы преступлений экстремистской направленности указывают на наличие в этих категориях как мужчин, так и женщин». Он же предлагает рассматривать преступления, совершенные на основе этих мотивов, как «общеуголовные», ответственность за которые предусмотрена соответствующими нормами действующего уголовного законодательства2.
Тем не менее мы продолжаем настаивать, что совершение противоправных действий по
* Кандидат юридических наук,
доцент кафедры государственно-правовых дисциплин (Самарский юридический институт ФСИН России) E-mail: [email protected].
§
CD О
!
CD
С CD
5 Ш
2
Со Ш
С CD
I
С
о ■§
ш §
CD
С CD
Q)
I
Q)
5
ГО
6
0
I
CD
1 ГО
СО
s
ГО l
<D
l
<D
I
О
<D £
мотивам половой и инои социальном неприязни либо призывы к их совершению необходимо рассматривать и квалифицировать как экстремизм (экстремистская деятельность). В обоснование этого тезиса приведем следующие аргументы.
Во-первых, тот факт, что преступления совершаются либо мужчинами, либо женщинами различных возрастных категорий, являющимися представителями одного из двух биологических полов, оспаривать было бы, как минимум, некорректно. Однако это обстоятельство не исключает вероятности проявлений экстремизма на почве гендерной (половой) неприязни. К счастью, в нашей стране еще не возникли предпосылки для развития и последующего распространения ненависти или вражды к гражданам в зависимости от их принадлежности к определенному полу. Однако не стоит забывать и о том, что гендерная (половая) принадлежность не всегда соответствует полоролевым поведенческим установкам, ассоциирующимся с биологическим полом индивида. Собственно ген-деров (социальных полов) может быть и гораздо больше. Примером является трасгендер-ность, получившая распространение в некоторых странах Юго-Восточной Азии. Так, в Таиланде насчитывается пять тендеров: мужчины, женщины и так называемый «третий пол», или «катой», включающий в себя три гендерные категории (мужчины, идентифицирующие себя с женщиной в разной степени, а также женщины с той или иной степенью маскулинности и фемининности и с соответствующими социальными и полоролевыми функциями).
Во-вторых, в отечественном антиэкстремистском законодательстве уже присутствует указание на социальную принадлежность граждан. В ст. 1 Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» под экстремистской деятельностью (экстремизмом) понимаются в том числе действия, направленные на пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности, нарушение прав и свобод человека и гражданина, причинение вреда здоровью и имуществу граждан в связи с их социальной принадлежностью (курсив наш. - М. Я).
Кроме того, Уголовный кодекс Российской Федерации не оставляет сомнений в мотивации (признаках) преступных действий, направленных на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц. Часть 1 ст. 282 УК РФ к таким признакам относит: пол, расу, нацио-
нальность, язык, происхождение, отношение к религии и принадлежность к какой-либо социальной группе (курсив наш. - М. Я). При этом категории «социальная принадлежность» и «социальная группа» законодательного определения не имеют и трактуются по-разному, в основном через призму общественных формаций, социальных классов и общностей (профессиональных, демографических, территориальных и др.). В связи с этим один из основателей современной российской социологической школы И. С. Кон отмечал: «Понятия классической социальной группы в профессиональной социологической литературе я не обнаружил. Исходя из изложенного такого понятия вообще не может быть, потому что не может быть никогда». Социальная группа, по его мнению, это формальный термин, и способы его применения зависят от социального и интеллектуального контекста3.
Профессор В. К. Самигуллин, исследуя правосознание малых и больших социальных групп (страт), вполне допускает различия в мужском и женском правосознании и, как следствие, наличие двух больших социальных групп (мужчин и женщин), объединенных общей психологией и осознанием принадлежности к группе4.
А. В. Ростокинский, полемизируя по этому вопросу, выступает категорически против широкого понимания конструкта «социальная группа». «Если имеется соответствующее указание федерального закона, то существует и социальная группа в уголовно-правовом смысле как объект защиты. Нет указания закона - нечего и охранять ни ст. 13 Конституции РФ, ни ч. 1 ст. 282, ни п. «е» ст. 63 УК РФ, а должны применяться иные нормы о посягательствах на отдельные сообщества или отдельных лиц». Он предлагает закрепить в уголовном законе дефиницию следующего содержания: «Под социальной группой в статьях настоящего Кодекса понимается совокупность граждан, иностранных граждан и лиц без гражданства, права и свободы которых нуждаются в особой защите в соответствии с федеральным законом и международными договорами Российской Федерации, а также лиц, пользующихся льготами в соответствии с федеральным законом»5. Однако такой подход к определению социальной группы представляется не совсем верным, так как они образуются «не по воле государства» и вне зависимости от их законодательного закрепления.
Интерес представляют предложения к проекту постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по уголовным делам
о преступлениях экстремистской направленности», сформулированные Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации. В частности, под социальной группой применительно к преступлениям экстремистской направленности он предлагает понимать «совокупность людей, основанную на неотъемлемом или устойчивом качестве ее членов (пол, возраст, физическая или умственная неполноценность, сексуальная ориентация)». При этом, по мнению В. П. Лукина, в качестве социальной группы не может рассматриваться совокупность лиц, объединенных профессией, увлечением, бытовыми предпочтениями, местом жительства и т. д.6 Соглашаясь с такой точкой зрения, отметим, что социальные группы хотя и обладают признаком устойчивости, тем не менее могут исчезать и вновь возрождаться. Более того, со временем появляются новые социально-структурированные образования. Примером являются действующие неформальные молодежные движения, историко-патриотичес-кие клубы, объединения экологической направленности и т. д. В совокупности все они образуют социальную структуру общества. При этом члены таких социальных формирований вполне могут стать объектом экстремистских действий на основании лишь принадлежности к той или иной группе.
Таким образом, мы придерживаемся мнения о том, что социальная идентификация может осуществляться через социальные функции и роли индивида, поэтому гендер, как, собственно, и пол индивида, необходимо рассматривать как принадлежность к той или иной социальной группе.
В-третьих, современные исследователи проблем экстремизма хотя и прямо не указывают на наличие полового экстремизма или социального экстремизма, однако не исключают возможности совершения преступлений по указанным мотивам. Так, С. Н. Фридинский отмечает, что «категория экстремизма с точки зрения ее идеологического наполнения отражается в уголовном законе именно через понятие экстремистского мотива совершения преступления: совершения преступления по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы» (курсив наш. - М. Я.)1.
Р. М. Узденов, раскрывая содержание категории «экстремизм», также не отрицает возможность существования его полового (гендерно-го) типа. «Экстремизм, - пишет он, - социальное негативное явление, проявляющееся в со-
вокупности общественно опасных уголовно наказуемых деяний, совершаемых в соответствии с определенной системой взглядов, воззрений, убеждений, возведенных в культ, с целью достижения определенного результата, предусмотренного этой системой взглядов, в какой-либо области общественных отношений, существующий порядок в которой отрицается экстремистами». Среди мотивов преступлений экстремистской направленности Р. М. Узденов выделяет ненависть или вражду к гражданам в зависимости от их принадлежности к определенному полу, расе, национальности, языку, религии, политическим убеждениям, происхождению, должностному или социальному положению, принадлежности к какой-либо иной социальной группе (курсив наш. - М. Я.)*.
Л. А. Потапова, предлагая поправки к ст. 282.1 «Организация экстремистской организованной группы или экстремистского сообщества (организации)» УК РФ, среди экстремистских мотивов и целей также акцентированно выделяет принадлежность граждан к определенному полу9.
Л. М. Гридковець с достаточной степенью уверенности говорит о том, что экстремизм, направленный на искажение модели «мужское-женское», имеет право на существование, более того, его распространение может разрушить устоявшиеся модели взаимоотношения и взаимодополнения полов, уничтожив традиционные нормы и ценности10.
Схожая точка зрения присутствует у С. А. Мар-карян, которая, исследуя мотивы преступлений против личности, приходит к выводу о том, что предметом экстремистского мотива выступают устойчивые социальные группы, образующиеся и на основе демографических признаков (женщины и мужчины)11.
По мнению Л. Н. Надолинской, яркими представителями полового экстремизма являются радикальные маскулинистские и феминистские течения, призывающие «к открытой гендерной войне с непримиримой конфронтацией двух по-лов»12. В связи с этим отметим позицию М. А. Бу-таевой, которая не только допускает существование полового экстремизма, но и активно использует этот термин применительно к радикальным феминистским движениям, в которых «явно выделяются взгляды крайней экстремист-ской направленности: мужененавистническая пропаганда, призывы к открытой гендерной войне с непримиримой конфронтацией двух полов»13.
Крайне радикальные акценты и неприкрытая пропаганда гендерного экстремизма содержатся в «SCUM Manifesto» (так называемый
§
CD
О §
CD
С CD
5 Ш
2
Со Ш
С CD
I
С
О ■§
ш §
CD
С CD
Q)
I
Q)
5
ГО
6
0
I
CD
1 ГО
со
S
го I
Q) I
<D
I
О
<D £
Манифест Общества Полного Уничтожения Мужчин), опубликованном в 1967 г. В. Д. Сола-нас - американской радикальной феминисткой, призывающей к полному уничтожению мужчин, не стесняясь в выборе средств и методов.
Манифест доступен широкому кругу общественности: находится в свободном доступе в сети Интернет, распространяется посредством интернет-маркетинга и через электронные библиотеки. Иными словами, можно с уверенностью говорить о распространении информации, содержащей отрицательную эмоциональную оценку и формирующей негативную установку, подстрекающей к совершению насильственных действий в отношении конкретной социальной группы, что, по нашему мнению, согласуется с признаками преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 282 УК РФ («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»).
Справедливости ради стоит отметить, что разновидностью организаций, имеющих в своей основе специфическое гендерное содержание, являются и маскулинистские движения, деятельность которых также может носить экстремистский характер.
В-четвертых, в целом ряде стран возбуждение вражды и унижение человеческого достоинства по признакам пола или принадлежности к каким-либо социальным группам также криминализированы. Так, уголовная ответственность за совершение преступлений по социальным мотивам предусмотрена уголовными законами Вьетнама, Казахстана, Литвы, Туркменистана, Турции и других стран. Тендерный (половой) признак нашел отражение в законодательстве, например, Андорры, Испании, Люксембурга и Нидерландов. В ряде стран законодатель оставил перечень социальных мотивов совершения преступлений открытым14.
Изложенное вполне коррелирует с нашим тезисом о том, что экстремизм в любых его
проявлениях возможен там, где сталкиваются интересы субъектов, противостоящих друг другу в идеологическом и мировоззренческом планах. Диаметрально противоположное восприятие окружающего мира возможно с точки зрения различных подходов, в том числе с позиции гендерной или иной социальной самоидентификации. При этом такое восприятие может носить и радикальный характер.
Таким образом, представляется возможным сформулировать определение гендерного (полового) экстремизма, под которым следует понимать совершение противоправных деяний, мотивированных ненавистью либо враждой по признакам гендерной (половой) принадлежности индивида или социальной группы, а также публичные призывы к совершению таких деяний.
Стоит признать, что какой-либо заметной активности социальных групп и лиц, утверждающих превосходство одного пола над другим, в нашей стране пока не проявляется. Более того, гендерные вопросы в современной действительности так остро не стоят, а практика систематического унижения группы людей или индивида в силу их гендерной принадлежности широкого распространения не имеет. Тем не менее вызывают определенные опасения имеющиеся в юридической практике отдельные случаи дискриминации граждан по признакам пола и их гендерной идентичности, а порой и явные противоправные насильственные действия в отношении представителей социальных групп, например с так называемой нетрадиционной сексуальной ориентацией.
Реалии нашего времени требуют от государства в лице его законодательных и исполнительных органов власти принятия превентивных мер, касающихся недопущения возникновения и дальнейшего распространения любых радикальных проявлений интолерантности, в том числе по признакам гендерной идентичности социальных групп или отдельных индивидов.
Список использованной литературы
1 См.: Яворский М. А. Организация взаимодействия органов внутренних дел с религиозными объединениями в сфере противодействия проявлениям религиозного экстремизма : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 2009. С. 7.
2 См..: Петрянин А. В. Доктринальные дефиниции экстремизма в современной юриспруденции // Юрид. наука и практика : вестн. Нижегород. академии МВД России. 2011. № 3 (16). С. 175.
3 См.: Кон И. С. Заключение по вопросу толкования понятия социальной группы в ст. 282 УК РФ по запросу ЛГБТ-проекта GayRussia.Ru. URL: http://www.gayrussia.ru/society/detail.php?ID=12019 (дата обращения : 12.02.2013).
4 См.: Самигуллин В. К. Правосознание: корень добра и справедливости. 2-е изд., перераб. и доп. Уфа, 2011. С. 51, 54.
5 Ростокинский А. В. Еще раз о социальных группах в «преступлениях ненависти» (Hate crimes) [Электронный ресурс] // Журн. науч. публикаций аспирантов и докторантов. URL: http://www.jurnal.org/articles/2011/ uri23.html (дата обращения : 12.02.2013).
6 См.: Доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации за 2011 г. (приложения). URL: http://www.ombudsmanrf.oig (дата обращения : 2.03.2013).
7 Фридинский С. Н. Противодействие экстремистской деятельности (экстремизму) в России (социально-правовое и криминологическое исследование : авгореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2011. С. 22.
8 См.: Узденов Р. М. Экстремизм: криминологические и уголовно-правовые проблемы противодействия : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008. С. 8.
9 См.: Потапова Л. А. Актуальные вопросы совершенствования законодательства в области противодействия и борьбы с экстремизмом в Российской Федерации // Гуманитарные науки и образование. 2010. № 3. С. 107.
10 См: Гридковець Л. М. Гендернор1втсний екстрем1зм як фактор руйнацй родини // Украинские ученые против тендерного экстремизма. URL: http://za-nrav.narod.ru/gender/gendernorvnsnii _ekstremzm (дата обращения : 20.02.2013).
11 См.: Маркарян С. А. Мотивы как основание дифференциации уголовной ответственности за преступления против личности (проблемы конструирования квалифицирующих признаков) : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Махачкала, 2012. С. 18.
12 Надолинская Л. Н. Маскулинизм и феминизм как разновидности гендерного экстремизма // Экстремизм.т. URL: http: // www.ekstremizm.ru/publikacii/item/635-maskulinizm-i-feminizm-kak-raznovidnosti-gendernogo-ekstremizma (дата обращения : 12.02.2013).
13 Бутаева М. А. Дискурс гендерного экстремизма // Социосфера. 2010. № 2. C. 13-14.
14 Подробнее об этом см.: Капинус О. С., Додонов В. Н. Ответственность за разжигание расовой, национальной и религиозной вражды, а также за другие преступления ненависти по уголовному праву зарубежных стран // Юрид. виртуальный клуб «Ex-jure». URL: http: // www.ex-jure.ru/law/news.php?newsid=720 (дата обращения : 12.02.2013).
Статья рекомендована к опубликованию научно-экспертным советом академии, протокол от 24 января 2014 г. № 1.
