CC BY
13
УДК 243.4 ББК 86.35
Ю.Ю. Эрендженова
Калмыцкий государственный университет имени Б.Б. Городовикова
ИНТЕНЦИИ СОЗНАНИЯ ОЙРАТОВ И ТИБЕТЦЕВ В ПРОЦЕССЕ ИХ РЕЛИГИОЗНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №19-18-00118)
В статье представлены результаты исследования религиозных взаимоотношений ойратов, как ранее именовали себя российские калмыки, и тибетских буддийских деятелей. Религиозные связи рассмотрены как элемент системы, наряду с религиозным сознанием и религиозной деятельностью (Н.И. Яблоков). Обращение к особенностям религиозного сознания ойратов и тибетцев посредством герменевтико-феноменологического анализа (Ж. Ваарденбург) позволило акцентировать внимание на интенции и субъективном значении религиозных связей для самих участников взаимодействия. Для поставленной цели автором были выделены фундаментальные мировоззренческие структуры тибетской буддийской культуры (ееуниверсалии): «единство метода и мудрости» как теоретическая основа учения; «тантра» как практическая реализация теории; «духовный учитель» как необходимый медиатор в процессе духовного совершенствования. Отмечено, что данные категории могли иметь существенное значение в процессе религиозного взаимодействия тибетцев и ойратов. В частности, специфический тантрический культ оказывал мощное психологическое воздействие на ойратов, вызывая благоговейный трепет и веру, что привело к религиозной конверсии. Вероятно, вера стала тем субъективным значением, которое вкладывали ойраты в понимание ими необходимости религиозных отношений с тибетскими буддистами. Те, в свою очередь, руководствуясь соте-риологическими мотивами, основанными на теории «единства метода и мудрости», могли считать важным поддерживать взаимоотношения с ойратами.
Ключевые слова: буддийская традиция калмыков, ойраты, тибетцы, тибетский буддизм, религиозные отношения, субъективное значение, интенции сознания.
Yu.Yu. Erendzhenova
Kalmyk State University named after B.B. Gorodovikov
INTENTIONS OF CONSCIOUSNESS OF OIRATS AND TIBETANS IN THE PROCESS OF THEIR RELIGIOUS INTERACTION
(The article is written with the financial support of RFBR, research project No. 19-18-00118)
The article presents the results of a study of the religious relationships of the Oirats (as the Russian Kalmyks previously called themselves) and Tibetan Buddhist figures. Religious relations are examined as an element of the system along with religious consciousness and religious activity (N.I. Yablokov). The consideration of the peculiarities of religious consciousness of the Oirats and Tibetans through hermeneutical and phenomenological analysis (J. Waardenburg) made it possible to focus on the intention and subjective significance of religious interaction for its participants. For this purpose, the author has identified the fundamental worldview structures of Tibetan Buddhist culture (its universals): "the unity of method and wisdom" as the theoretical basis of teaching; "tantra" as a practical implementation of the theory; "spiritual teacher" as a necessary mediator in the process of spiritual perfection. It is noted that these categories could have specific significance in the process of religious interaction between the Tibetans and the Oirats. In particulara specific tantric cult had a powerful psychological effect on believers, causing awe and faith in them, which led to the religious
conversion. Probably faith became the subjective meaning that the Oirats put in their understanding of the need for religious relations with Tibetan Buddhists. In turn, Tibetan Buddhists guided by soteriological motives based on the theory of "unity of method and wisdom ", could consider it important to maintain relations with Oirats.
Key words: Buddhist tradition of Kalmyks, Oirats, Tibetans, Tibetan Buddhism, religious relations, subjective meaning, intentions of consciousness.
Комплексное исследование буддийской культурной традиции калмыков России требует выявления ее генезиса, сущностных характеристик и отличительных особенностей. В частности, интерес представляет активное религиозное взаимодействие калмыков с тибетскими буддистами, которые имеют довольно высокий статус в калмыцком обществе. Ярким примером этого является особое отношение калмыков к тибетскому буддийскому деятелю Далай-ламе XIV как к их безусловному религиозному лидеру. В связи с этим возникают следующие вопросы: каким образом сложились взаимоотношения калмыков с тибетцами, что лежало в основе их религиозных связей, а, главное, какое значение эти отношения имели для их участников.
Известный отечественный религиовед Н.И. Яблоков определяет религиозные связи как особый вид отношений в духовной сфере, складывающихся в соответствии с религиозным сознанием и реализующихся посредством религиозной деятельности. По мнению ученого, для выявления специфики религиозных отношений следует раскрыть содержание следующих вопросов: 1) причины, обусловившие появление и существование этих отношений; 2) характеристика религиозного сознания, в соответствии с которым формируются отношения; 3) содержание и структура религиозной деятельности, которую осуществляют участники отношений; 4) контингент участников религиозных отношений в тех или иных исторических условиях; 5) взаимодействие религиозных отношений с другими формами коммуникации [19]. Таким образом, при исследовании религиозных связей следует проводить комплексный анализ всей религиозной традиции.
Большая часть из предложенного Н.И. Яблоковым алгоритма действий была предпринята исследователями, изучавшими особенности калмыцко-тибетских взаимоотношений в период, когда калмыки еще именовались ойратами. Так, на основе хроник и правовых документов В.П. Санчиров [14], В.Д. Шакабпа [18], Б.У Китинов [9], Р. Таупьер [20], Э.П. Бакаева [2] рассмотрели исторические и политические предпосылки формирования религиозных взаимосвязей ойратов и тибетцев. Сведения полевых исследований и анализа письменных источников дают картину религиозной деятельности ойратов и тибетцев (функционирование буддийских монастырей, совершение ежедневных ритуальных практик мирянами, празднование канонических событий и др.) [3; 7; 11; 12; 16; 26].
Опора на обширный эмпирический материал предоставляет возможность анализа интенций религиозного сознания ойратов и тибетцев в процессе их взаимодействия. Для поставленной цели считаем необходимым выделить сущностные категории тибетского буддизма и определить их субъективное значение для тибетцев и ойратов, что и позволит понять их вероятностную интенциональность при формировании и развитии религиозных взаимоотношений. Методологическим основанием исследования выступает «новая методика» феноменологии религии голландского ученого Ж. Ваар-денбурга, который считал, что комплексное исследование религии требует изучения ее истолкований самими верующими [5].
Исследователями признается, что ойраты и тибетцы причисляли себя к специфическому направлению в буддизме - Ваджраяне (с санскр. Алмазная колесница).
Ваджраяна является ответвлением Махаяны и характеризуется совокупностью отличительных черт, которые, на наш взгляд, могут иметь существенное значение при анализе религиозного сознания тех, кто входит в тибетскую буддийскую традицию. В связи с этим обратимся к краткому обзору тибетского буддизма и постараемся выделить те его особенности и базовые категории (универсалии), которые во многом обусловливает мировоззренческие смыслы верующих. В данном случае мы опираемся на мнение академика В.С. Степина о том, что в системе универсалий человек той или иной культуры оценивает, осмысливает и переживает мир, сводя все явления действительности в единое целое. В процессе социализации человеком усваиваются смыслы универсалий культуры, что определяет контуры его индивидуального понимания мира и соответствующих действий [15].
Тибетолог Дж. Туччи в своем фундаментальном труде «Религии Тибета» представил систематическое видение тибетского буддизма и выделил следующие его особенности: многоуровневый культ с ритуальными элементами и магическими приемами (в том числе добуддийских верований); дифференциация буддийского сообщества на традиции (ньингма, сакья, кагью, кадам, гелуг) и их субтрадиции; доминирование теории пустотности в монастырском дискурсе (преимущественно в интерпретации школы мадхьямиков); тантрическая практика на основе понимания нераздельности интуиции (санкср. праджня) и метода (санскр. упая); видение «природы Будды» в уме Ясного света; функционирование института «перерожденцев»; высочайший авторитет религиозных учителей [16, с. 52-73].
Опора на выводы тибетолога и обращение к наиболее авторитетным в тибетском буддизме религиозно-философским текстам «Коренные строфы о срединности» Нагар-джуны [1], «Вступление на путь Бодхисаттвы» Шантидевы [23], «Ожерелье воззрений» Падмасамбхавы [24], «Драгоценные четки Бодхисаттвы» Атиши [21], «Субхашита» Сакья-пандиты Кунга Гьялцена [25], «Большое руководство к этапам пути пробуждения» Чже Цонкапы [17], «Мир тибетского буддизма» Далай-ламы XIV [6] позволили выделить те категории, которые можно считать универсалиями всей тибетской буддийской культуры. В их числе: «единство метода и мудрости», понимаемое как целостное восприятие бодхичитты (альтруистическая устремленность к просветлению) и теории пустотности бытия; «тантра» как основополагающая практика в традиции Ваджраяны; «духовный учитель» как необходимый медиатор в процессе духовного совершенствования. Выделенные универсалии изложены в базовом буддийском тексте «Прибежище» [22], широко распространенном среди верующих, а потому можно считать, что они составляют мировоззренческую основу носителей тибетской буддийской культуры и тем самым влияют на их субъективное восприятие реальности.
Ж. Ваарденбург отстаивал точку зрения о том, что человеческая реальность всегда является направленной и преднамеренной, и для интерпретации этой реальности ее следует изучать как взаимодействие человеческих интенций. Особенно важным это становится в религиоведческих исследованиях, поскольку интенция должна быть представлена как центральное понятие в сфере религии [5, с. 141-142]. Для этого ученый рекомендует опираться на фактический контекст и тщательно ознакомиться с идеалами и стремлениями, иллюзиями и разочарованиями тех, кто является объектом изучения. Посредством эпохе следует искать то, что сущностно, то есть является смыслом или значением. Максимально же достоверная интерпретация интенций будет возможна при частичном применении психоанализа [5, с. 129-131].
Для анализа интенций сознания тибетцев и ойратов обратимся, в первую очередь, к истории возникновения и развития их отношений. Согласно устоявшейся версии,
ойраты впервые столкнулись с тибетцами в XIII веке, находясь в составе Монгольской империи. Впоследствии Хубилай-хан (1260-1271) признал буддизм государственной религией, и значительную роль в этом сыграл сакьяпинский учитель Пагба-лама (1235-1280), который приобщил хана к тантрической практике [7]. Несмотря на то, что исследователи отмечают приверженность ойратов к традиции кагью в тот период [9, с. 66-67], первостепенное значение имеет сам факт распространения у них тибетской формы буддизма.
О непосредственных религиозных отношениях ойратов и тибетцев упоминается в тибетских хрониках, где повествуется о том, что в XVII веке гелугпинцы обратились к ойратам за военной помощью против приверженцев традиции карма-кагью. В ответ на просьбу ойратское войско под предводительством хошутского Гуши-хана (1582-1654) разгромило кагьюпинцев и обосновалось на территории самого Тибета. Так возникло Хошутское ханство, Гуши-хан был удостоен титула «Тэнзин Чойкьи Гьелпо» (с тиб. Религиозный царь и Хранитель буддийской веры), а глава традиции гелуг Далай-лама V Нгаванг Лобсанг Гьяцо (1617-1682) сосредоточил в своих руках власть над всем Тибетом [2; 14; 18, с. 115-124]. Таким образом, ойраты сыграли важную роль в развитии тибетской буддийской традиции и формировании ее современной формы при доминировании школы гелуг. Сами ойраты выразили свою приверженность школе гелуг в своем правовом документе «Великое уложение» в 1640 году, где в преамбуле изложили все выделенные выше универсалии тибетского буддизма, а также перечислили имена наиболее почитаемых гелугпинских иерархов [8]. При этом важно понять их интенции и стремления, равно как и мотивы тибетских буддийских лидеров, которые способствовали распространению буддийской религии в ойратском обществе.
В этом отношении интерес представляет исследование религиозного обращения (конверсии) психологом И.С. Булановой, которая выделила самый распространенный тип новообращенных (55% опрошенных) и назвала его «катарсическим». Данный тип обращения характеризуется максимальной наполненностью смысла во всех сферах жизни после обретения новой веры, что может быть вполне заметно для внешнего окружения. Трансформация не только происходит в различных смысловых сферах, но и дополнена активным действенным началом, когда верующий стремится реализовать свою жертвенность и альтруизм, становится более продуктивным и работоспособным. При столкновении с трудными жизненными ситуациями у новообращенных может появиться ощущение святости. Предполагается, что в процессе катарсиса как разрядки высокого эмоционального напряжения и фрустрации, являющихся детерминантами обращения, высвобождается большое количество энергии, которая трансформируется и переходит в активное стремление реализовать возникшие религиозные убеждения и идеи [4, с. 293-294]. Конечно, применение этих выводов к процессам религиозной конверсии, происходившим несколько столетий назад, довольно спорно - в данном случае можно лишь сделать некое предположение.
Известно, что «гегемония ойратов» (их фактическое доминирование в управлении всей Монгольской империей) сменилась «темным периодом», о котором практически нет никаких сведений. Исследователи считают, что в это время ойраты терпели многочисленные поражения, стали разобщенными и вследствие этого более не были способны оказывать влияние на геополитику региона [10]. Этот период длился с середины XV до конца XVI вв., однако уже в первой половине XVII века произошла консолидация ойратского общества, способствовавшая созданию трех государственных образований (Джунгарское, Хошутское и Калмыцкое ханства), сыгравших значительную роль в истории.
Очевидно, подъем был обусловлен рядом причин, в числе которых могла быть и трансформация мировоззрения ойратов вследствие религиозного обращения. Если предположить, что в «темный период» ойраты находились в состоянии кризиса, то такой скорый выход из него можно соотнести с их вовлеченностью в сотериоло-гическое учение тибетского буддизма о достижении счастья и гармонии в обществе посредством тантрической практики. В результате религиозной конверсии ойраты сформировали веру в существование их особой миссии, которую они должны выполнить в роли защитников священного учения, что предполагало использование деструктивных эмоций во благо самой религии и оправдывало их вовлеченность в военное дело. Когда тибетцы обратились к ойратам с просьбой о защите их учения, те могли на самом деле воспринимать себя как «святое» войско. С этим, вероятно, связана и популярность культа буддийской богини Окон Тенгри (тиб. Палден Лхамо), которая считается защитницей буддийской религии. В свое время Г. Прозрителев исследовал ойратскую военную историю и писал о том, что их знамена с изображениями гневных буддийских божеств имеют своей целью «стремление к победе для достижения на земле общего счастья (мира)» [13, с. 90-95]. Такая интенция, основанная на религиозной вере, несомненно, способствовала поднятию духа и последующему усилению военной мощи. Здесь видится вполне уместной позиция Р. Таупьера, который поэтично назвал ойратов «миротворцами, защищавшими лотосовый трон» [20].
В дальнейшем, в соответствии с катарсическим типом обращения, ойраты стремились реализовать новые религиозные убеждения, проявляя духовное рвение к изучению буддийской теории и ее практике. В связи с тем, что ойраты официально примкнули к последователям традиции гелуг, они стали следовать тому пути, что завещал ее основатель Чже Цонкапа. Ойратские монахи проходили длительное обучение в крупнейших гелугпинских монастырях и придерживались строгой дисциплины, что предписывалось и внутренними законными актами. Миряне из числа ойратской знати считали долгом возводить буддийские храмы по тибетскому образцу, спонсировать перевод религиозно-философской литературы с тибетского языка, оказывать материальную поддержку тибетским учителям в форме крупных пожертвований и совершать паломничества к святым местам Тибета. Ойратским правителям при вступлении на престол в обязательном порядке требовалось благословение Далай-ламы и получение от него особой печати. Остальные ойраты принимали активное участие в буддийских календарных праздниках, совершали ежедневные ритуалы почитания буддийских божеств, обращались к тибетской медицине и астрологии [3; 12].
Что касается тибетских буддистов, то, на наш взгляд, их интенции следует рассматривать в контексте универсалии «единство метода и мудрости». В учении о практиках Бодхисаттвы имеется крайне важное замечание о том, что все его деяния расцениваются с точки зрения альтруистической устремленности [23, р. 6-7]. Так, если признать, что сознание Далай-лам и других религиозных деятелей Тибета, долгие годы изучавших и практиковавших пустотность и бодхичитту, было направлено на культивирование идеала Бодхисаттвы и распространение буддийского учения с целью спасения всех живых существ от страданий, то и все их поступки следует оценивать с учетом этого. К примеру, ярко выраженные политические и экономические преимущества, полученные тибетскими лидерами в результате тесного взаимодействия с ойратами, являлись лишь эффективным подспорьем в духовном труде во благо живых существ.
Изучение религиозных феноменов и их субъективное значение для верующих является крайне сложным. В особенности это становится трудным при обращении к событиям прошлого, которые, тем не менее, имеют непосредственную связь с настоящим. Предпринятое нами исследование интенций сознания ойратов и тибетцев
при их религиозном взаимодействии позволило прийти к выводам о том, что субъективное значение универсалий тибетской буддийской культуры во многом определило и специфику взаимоотношений тех, кто считал себя ее последователями. Так, тибетские буддисты, опираясь на осознание пустотности бытия и альтруизм, видя в тантрической практике способ достижения счастья для всех людей, считали необходимым сохранить свою традицию и распространить ее среди ойратов. Те, в свою очередь, соприкоснувшись с миром тантрических ритуалов и найдя в буддийском учении вектор жизненных ориентаций на создание счастливого и гармоничного общества, прониклись религиозной верой, которая имеет важное значение и для их потомков.
Список литературы
1. Андросов В.П. Учение Нагарджуны о Срединности: исследования и перевод с санскрита «Коренных строф о Срединности» («Мула-мадхьямака-карика»); перевод с тибетского «Толкования Коренных строф о Срединности, [называемого] Бесстрашным [опровержением догматических воззрений]» («Мула-мадхьямака-вритти Акутоб-хайя»). - М: Вост. лит., 2006. - 846 с.
2. Бакаева Э. П. Ойраты и Тибет в XVП-XVШ вв.: об освещении некоторых событий, связанных с хошутами и джунгарами, в тибетской и российской историографии // Вестник КИГИ РАН. - 2016. - Т.27. - №5(27). - С. 3-14.
3. Буддийская традиция в Калмыкии и Западной Монголии: сакральные объекты / Э.П. Бакаева, К.В. Орлова, Н. Хишигт, Ц. Энхчимэг. - М.: Наука - Восточная литература, 2015. - 238 с.
4. Буланова И. С. Религиозное обращение как фактор изменения самосознания // 750 определений религии: история символизаций и интерпретаций: монография / под ред. Е. И. Аринина. - Владимир: Изд-во ВлГУ, 2014. - С. 279-298.
5. Ваарденбург Ж. Размышления о религиоведении, включая эссе работ Герарда ван дер Леу. Классические подходы к изучению религии. Цели, методы и теории исследования. Введение и антология. - Владимир: Изд-во Владим. гос. ун-та, 2010. - 408 с.
6. Далай-лама. Мир тибетского буддизма. Обзор его философии и практики. - СПб.: Нартанг, 2002. - 228 с.
7. Джигме Х. Три цикла передачи посвящений тайной мантры и возникновение особых отношений между Тибетом и Монголией // Труды Института востоковедения РАН. Вып. 23. Тибетология и буддология на стыке науки и религии / отв. ред. С. Л. Кузьмин, Т. Л. Шаумян. - М.: ИВ РАН, 2018. - С. 114-125.
8. Их Цааз («Великое Уложение»). Памятник монгольского феодального права XVII в. Ойратский текст. - М.: Наука, 1981. - 169 с.
9. Китинов Б. У. Священный Тибет и воинственная степь: буддизм у ойратов (XIII - XVII вв.). - М.: Т-во научных изданий КМК, 2004. - 191 с.
10. Кукеев Д. Г. История ойратов до создания Джунгарского ханства (XIII - XVI вв.): автореф. дисс. ... канд. истор. наук. - СПб., 2008. - 21 с.
11. Музраева Д. Н. Буддийские письменные источники на тибетском и ойратском языках в коллекциях Калмыкии. - Элиста: ЗАОр «НПП «Джангар», 2012. - 224 с.
12. Позднеев А. М. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в связи с отношениями сего последнего к народу. Изд-е репринтное. -Элиста: Калм. кн. изд-во, 1993. - 512 с.
13. Прозрителев Г. Военное прошлое наших калмык. Ставропольский калмыцкий полк и Астраханские полки в отечественную войну 1812 года. - Ставрополь, 1912. - 354 с.
14. Санчиров В. П. Теократия в Тибете и роль Гуши-хана в ее окончательном утверждении // Ламаизм в Калмыкии. - Элиста: КНИИЯЛИ, 1977. - С. 14-25.
15. Степин В. С. Философский анализ мировоззренческих универсалий культуры // Гуманитарные науки. - 2011. - № 1. - С. 8-17.
16. Туччи Дж. Религии Тибета. - СПб.: Евразия,2005. - 448 с.
17. Цонкапа Чже. Большое руководство к этапам пути пробуждения. В 2-х томах. Т. 1. - СПб.: Изд-е А. Терентьева, 2007. - 788 с.
18. Шакабпа В. Д. Тибет: политическая история. - СПб.: Изд-во «Нартанг», 2003. - 428 с.
19. Яблоков Н. И. Религиозные отношения // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. - 2011. - № 1. - С. 182-185.
20. Taupier, R. Mongols and Oirats as Peacekeepers: Buddhist Warriors Behind the Lotus Throne // Mongolians after Socialism. - Ulaan Baatar: Admon Press, 2012. Pp. 199-208.
21. Jo bo rje dpal ldan a ti sha. Jo bo yab sras kyi gsung bgros pha chos rin po che'i gter mdzod byang chub sems dpa'i nor bu'i phreng ba'i rtsa ba bzhugs so // bKa'a gdams glegs bam las btus pa'i chos skor. - New Delhi: Institute of Tibetan Classics, 2005. - Pp. 21-23.
22. sKyabs 'gro // Chos spyod rab gsal skal bzang skye bo'i mgul rgyan zhes bya ba zhugs so. - Mundgod: Drepung Loseling Library Soceity, 2001. - Pp. 1-4.
23. sLob dpon shan ta de va'am zhi ba lha. Byang chub sems dpa'i spyod pa la 'jug pa zhes bya ba bzhugs so. - Delhi: Chos spyod Publ., 2006. - 348 p.
24. Padma 'byung gnas. Man ngag lta ba'i phreng ba. Vol. 1. P. 1-144. [Электронный ресурс] // URL: https://www.tbrc.org/#library_work_ViewInWIndow-W24519%7CI1KG3697%7C1%7C1%7C1%7C144. (Дата обращения: 03.04.2019).
25. Sa pan kun dga' rgyal mtshan gyis brtsams. Sa skya legs bshad. - Beijing: Minzu chuban she, 2015. - 144 p.
26. Тэрнс / на калм. яз., сост. В.П. Дарбакова. - Элиста: Калм. кн. изд-во, 1994. - 98 с.
