CC BY
73Цифровизация и право / Digiatalisation апб Ьаш
УДК 347
DOI: 10.37399^п2686-9241.2020.2.104-125
Интеллектуальная собственность и информация в условиях технологического развития
Н.В. Бузова*, М.М. Карелина*
* ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия», г. Москва, Россия ¡[email protected]
Введение. В России, как и во всем мире, информация и интеллектуальная собственность приобретают все большее значение. Они составляют основу информационных ресурсов в информационно-телекоммуникационных сетях, которые активно используются в современном обществе. Понятие «информация» имеет несколько значений. Смешение технического и правового значений понятия информации может привести к правовой неопределенности, что затруднит защиту прав в связи с введением объектов в гражданский оборот и их использованием в цифровой среде, в том числе в судебном порядке. Теоретические основы. Методы. В статье проводится сравнительный анализ законодательства Российской Федерации об информации и интеллектуальной собственности в его историческом контексте с целью выявления общих проблем и определения тенденций дальнейшего развития.
Результаты исследования. С технической точки зрения информация представляет собой данные, которые формируют любой цифровой объект (его форму), в том числе информационный ресурс или информационную систему, способный существовать только в цифровой среде, и использование такого объекта возможно только с помощью технических средств. Информация может иметь юридическое значение, в таком случае в виде сведений составляет содержание результата интеллектуальной деятельности, например произведения.
Обсуждение и заключение. В настоящее время появляются новые технологии, объекты, например цифровые права, утилитарные цифровые права, и правоотношения, связанные с их использованием, требующие изменения нормативно-правового регулирования, разрабатывается новое законодательство. При разработке законодательства важно не допускать смешения различных понятий информации с целью облегчения последующего надлежащего и эффективного правоприменения вводимых правовых норм.
Ключевые слова: автор, база данных, интеллектуальная собственность, исключительное право, информация, технология, цифровые права
Для цитирования: Бузова Н.В., Карелина М.М. Интеллектуальная собственность и информация в условиях технологического развития // Правосудие. 2020. Т. 2, № 2. С. 104125. DOI: 10.37399^п2686-9241.2020.2.104-125
Intellectual Property and Information
in the Context of Technological Development
Natalia V. Buzova*, Marina M. Karelina*
* Russian State University of Justice, Moscow, Russia For correspondence: [email protected]
Introduction. Information and intellectual property are becoming increasingly important not only in Russia but all round the world. They form the basis of information resources in information and telecommunication networks, which are actively used in modern society. The concept of information has several meanings. The confusion of its technical and legal meanings can lead to legal ambiguity, which will complicate the protection of rights in connection with the introduction of objects into civil circulation, and their use in the digital environment, including in court. Theoretical Basis. Methods. The article provides a comparative analysis of the legislation of the Russian Federation on information and intellectual property in its historical context in order to identify common problems and identify trends in further development.
Results. Information from a technical point of view is the data which forms any digital object (its form), including an information resource or information system. Such an object is able to exist only in a digital environment, and its use is possible only with the help of technical means. Information also has a legal meaning. In this sense, it constitutes the content of the result of intellectual activity, for example, a piece of work.
Discussion and Conclusion. Currently, there are new technologies, objects, for example, digital rights, utilitarian digital rights, and legal relationships concerning their use, requiring changes in legal regulation. It is important to avoid confusion between different concepts of information in order to facilitate the subsequent proper and effective enforcement of the introduced legal norms in the development of new legislation.
Keywords: author, database, intellectual property, exclusive right, information, technology, digital rights
For citation: Buzova, N.V. and Karelina, M.M., 2020. Intellectual property and information in the context of technological development. Pravosudie = Justice, 2(2), pp. 104-125. DOI: 10.37399/ issn2686-9241.2020.2.104-125
Введение
С овременное общество развивается в эпоху очень быстрых трансформаций, и в отличие от предыдущих периодов на первое место выходят проблемы, связанные с активной деятельностью человека. В настоящее время обсуждается вопрос о новой эпохе - «Антропоцен», когда деятельность человека становится определяющей для планеты во всех отношениях [Crutzenand, P.J. and Stoermer, E.F., 2000]. Социально-экономические изменения, происходившие ранее, всегда были связаны с изменением способа производства, и средства производства играли доминантную роль в этих изменениях. Современная ситуация качественно иная. XX век положил начало эпохе кардинальных технологических преобразований, которые все менее зависят от материальных ресурсов и все более - от человеческого интеллекта [Шваб, K., 2018, с. 18-19].
Активное внедрение цифровых технологий во многие сферы деятельности человека приводит к возникновению новых правоотношений, требующих правового регулирования. Разработку законодательства, регулирующего отношения, которые возникают в связи с использованием цифровых технологий, предусматривает в том числе национальная программа «Цифровая экономика Российской Федерации», утвержденная президиумом Совета при Президенте Российской Федерации по стратегическому развитию и национальным проектам (протокол от 24 декабря 2018 г. № 16) [Хабриева, Т.Я., 2018].
Теоретические основы. Методы
При принятии законотворческих решений необходимо учитывать, что в современной цифровой реальности технические понятия не всегда соответствуют юридическим отношениям, которыми стараются их описывать. Поэтому выявление отношений, подлежащих регулированию в связи с появлением цифровых объектов, и анализ и соотношение понятий, используемых в технической и юридической среде, становятся важнейшим условием законотворческого процесса.
Объектом исследования, результаты которого приведены в данной статье, являются общественные отношения, направленные на использование информации и результатов интеллектуальной деятельности в условиях изменяющейся технической среды и правовой ситуации. В статье на основе формально-юридического метода исследования анализируются положения нормативных правовых актов в сфере информации и интеллектуальной собственности с целью определения их соотношения, рассматривается понятие «информация» как с юридической, так и технической точки зрения, ее роль и значение для результатов интеллектуальной деятельности, поскольку при создании новых объектов в цифровой среде возможно смещение технических и юридических составляющих понятия «информация», что может привести к проблемам правоприменения.
Результаты исследования
Федеральный закон от 31 декабря 2014 г. № 488-ФЗ «О промышленной политике в Российской Федерации» определяет понятие «технология» достаточно широко, делая акцент на том, что это всегда совокупность результатов интеллектуальной деятельности, которая может служить технологической основой для производства промышленной продукции определенного вида (п. 20 ст. 3). Кроме того, результаты интеллектуальной деятельности, образующие технологию, должны представлять собой в том или ином виде сочетания изобретения, полезных моделей, промышленных образцов, программ для электронных вычислительных машин либо других охраняемых в соответствии с Гражданским кодек-
сом Российской Федерации (ГК РФ) или не подлежащих в соответствии с ГК РФ охране результатов интеллектуальной деятельности, в том числе технические данные и другую информацию.
Необходимо учитывать, что технология, какой бы новой, современной и прорывной она ни была, - это только средство, используемое для достижения какой-то цели во благо какого-то субъекта. Кроме того, эта технология работает не сама по себе, есть некие объекты, которые она обрабатывает и создает, и доминирующий сегмент этих объектов составляют информация и результаты интеллектуальной деятельности, на которые признаются исключительные права. Информация и интеллектуальная собственность представляют собой «контент», содержание того, что находится внутри информационных систем и циркулирует в этих системах. Информация и интеллектуальная собственность неразрывно связаны. Иногда грань между информацией и произведением как результатом интеллектуальной деятельности весьма тонкая. В ряде случаев «цифровые» объекты становятся сюжетами произведений искусства, например картина французского художника Юла «Тайная вечеринка биткоинов», которая была продана в 2014 г. в рамках проекта «Биткоин» [Breslau, S., 2018].
Новые технологии не только создают условия для использования результатов интеллектуальной деятельности и информации, но, как следует из положений указанного Закона, их основу также составляют результаты интеллектуальной деятельности и иная информация. Поэтому при разработке нового правового регулирования, потребность в котором обусловливает развитие и внедрение новых технологий, целесообразно учитывать, что изменения будут затрагивать и правовое регулирование в сфере информации и интеллектуальной собственности.
Необходимость регламентировать отношения в сфере высоких технологий появилась еще в 90-х гг. прошлого столетия, когда стали появляться компьютеры, оптоволоконные сети, сеть Интернет. Появилась информационная среда, которая дала импульс развитию законодательства в информационной сфере и сфере интеллектуальной собственности. В настоящей статье рассматриваются некоторые аспекты развития этого законодательства, начиная с 90-х гг. до настоящего времени, хотя процесс «технологизации» начался гораздо раньше.
Основы современной цифровой революции заложила кибернетика, которая зародилась на стыке математики и наук об общественном устройстве в результате осознания необходимости управления сложными социальными процессами. Одним из первых это отметил физик Андре-Мари Ампер в книге «Опыт о философии наук, или Аналитическое изложение естественной классификации всех человеческих знаний» (1834 г.). Ампер ввел понятие «кибернетика» и определил ее как науку о социальном и государственном управлении [Араб-оглы, Э., 1968, с. 152]. Таким образом, современная проблема регулирования отноше-
ний в цифровой среде имеет не технократический, как пытаются представить некоторые авторы, а гуманитарный характер. Право как регулятор общественных отношений не может игнорировать человека как субъекта, являющегося важным элементом этих отношений. Казалось, что это очевидно, однако гиперболизация цифровых технологий и искусственного интеллекта, являющегося частью этих технологий, приводит к появлению предложений о правовом регулировании цифровых бессубъектных отношений. Данный подход в значительной степени -дань моде и попытка выйти за рамки правового регулирования с возможной заменой человека «искусственным интеллектом».
Развитие в области информатизации в СССР в основном шло по линии Министерства обороны, а также имело место в специальном машиностроении, поэтому многие системы существовали в рамках внутренней административной регламентации. Вместе с тем начинают появляться организации, собирающие информацию и создающие большие базы данных (примерами таких организаций являются ИНИОН, РГБ, ВИНИТИ). Изначально базы данных представляли собой картотеки, которые вели библиотеки, архивы. Такие организации имели библиотечные системы классификаций, являвшиеся поисковыми элементами. Процесс поиска информации был довольно медленным, кроме того, библиотечные системы не позволяли эффективно работать одновременно большому количеству субъектов. Регулирование деятельности таких организаций ограничивалось внутренними инструкциями и классификациями. С внедрением в деятельность поисковых систем технических средств появляются и первые системы управления. С 70-х годов автоматизированные системы управления внедряются почти в каждую отрасль народного хозяйства. Появились разработки В.М. Глушкова [Глушков, В.М., 1986], Л.В. Канторовича по линейному программированию, функциональному анализу в вычислительной математике [Канторович, Л.В., 1959] и др. Под руководством В.М. Глушкова в СССР разработана персональная ЭВМ «МИР-1», создаются научные институты кибернетики в Москве, Новосибирске, Киеве.
В советский период правовой режим информации не был законодательно регламентирован, использование информации на предприятиях осуществлялось в основном в соответствии с локальными актами [Терещенко, Л.К., 1979]. Законодательство в сфере интеллектуальной собственности в данный период также не предоставляло больших возможностей авторам, но правовое регулирование в отличие от сферы информации существовало. Так, в период действия ГК РСФСР 1964 г. автору, за редким исключением, принадлежали право на вознаграждение [Близнец, И.А., и др. 2014, с. 16] и личные неимущественные права, исключительные права, включая правомочие по распоряжению ими, были забыты, в связи с чем с предоставлением права на использование произведения советские авторы отставали от мировой практики.
Конвенция об учреждении Всемирной организации интеллектуальной собственности (Стокгольм, 14 июля 1967 г.) дает только общее представление об интеллектуальной собственности, перечисляя объекты, исключительные права на которые относятся к интеллектуальной собственности (ст. 2), а также самые общие принципы признания прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации. Всемирная конвенция об авторском праве1 (Женева, 6 сентября 1952 г.), которая устанавливает принцип национального режима, весьма лояльна к минимальному уровню охраны, предоставляемому государствами своим авторам на национальном уровне, особо выделяя только право на перевод. К Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений (Берн, 9 сентября 1886 г.) Российская Федерация присоединилась только в 1995 г.
Правовое регулирование отношений, связанных с интеллектуальной собственностью, в России возрождается только в 90-е гг. Порядок признания в Российской Федерации за авторами исключительных прав на результаты их интеллектуальной деятельности, в том числе и на рынке, появился в 1992-1993 гг. с введением в действие с 1 января 1992 г. Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31 мая 1991 г. и далее - с принятием нового национального законодательства в области интеллектуальной собственности.
С появлением понимания того, что информация и права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации - это тоже «товар», который может существовать на рынке, возникла необходимость правовой регламентации соответствующей группы отношений. Хотя об исключительном праве как объекте гражданских правоотношений упоминал еще Г.Ф. Шершеневич [Шершеневич, Г.Ф., 2016, с. 252] в конце XIX в.
Среди первых актов в рассматриваемой сфере - Патентный закон от 23 сентября 1992 г. № 3517-1, Закон Российской Федерации от 23 сентября 1992 г. № 3523-1 «О правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных», Закон Российской Федерации от 23 сентября 1992 г. № 3526-1 «О правовой охране топологий интегральных микросхем», Закон Российской Федерации от 23 сентября 1992 г. № 3520-1 «О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров», Закон Российской Федерации от 9 июля 1993 г. № 5351-1 «Об авторском праве и смежных правах» и другие.
В законодательстве (например, Закон Российской Федерации от 13 декабря 1991 г. № 2028-1 «О налогообложении доходов страховой деятельности», Закон Российской Федерации от 12 декабря 1991 г. № 2025-1 «О налогообложении доходов банков») появляется понятие
1 К Всемирной конвенции об авторском праве в редакции 1952 г. СССР присоединился 27 мая 1973 г.
«нематериальные активы». Однако изначально под понятие нематериальных активов подпадали не только права на результаты интеллектуальной деятельности, но и права пользования природными ресурсами, права пользования земельными участками. В настоящее время под «нематериальными активами», в частности для целей налогового законодательства, понимают приобретенные и (или) созданные результаты интеллектуальной деятельности и иные объекты интеллектуальной собственности (исключительные права на них), используемые в производстве продукции (выполнении работ, оказании услуг) или для управленческих нужд организации в течение длительного времени (продолжительностью свыше 12 месяцев) (п. 3 ст. 257 Налогового кодекса Российской Федерации). Объекты интеллектуальной собственности будут относиться к нематериальным активам, если в отношении них может быть определена первоначальная стоимость, они могут быть идентифицированы (имеются надлежаще оформленные документы, подтверждающие существование самого нематериального актива и (или) исключительного права) и способны приносить экономические выгоды от использования, но ограничены от использования третьими лицами2.
Признание ценности нематериальных активов и результатов интеллектуальной деятельности, которые их составляют, способствует трансформации законодательства в сфере интеллектуальной собственности: широкие полномочия предоставляются авторам (правообладателям), что позволяет им быть активными участниками рыночных отношений.
В 1995 году информация наряду с результатами интеллектуальной деятельности, включая исключительные права на них (интеллектуальной собственностью), была включена в перечень объектов гражданских прав, приведенных в первоначальной редакции ст. 128 ГК РФ3. При этом ГК РФ не раскрывал понятие «информация», такая роль была отведена специальному законодательству.
Происходит переосознание и ценности информации, что требует создания специальных законодательных и иных нормативных правовых актов в сфере информатизации. Понимание роли и места информации
2 См., например: Положение по бухгалтерскому учету «Учет НМА» ПБУ 14/2007, утвержденное приказом Минфина России от 27 декабря 2007 г. № 153Н. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс»; Положение Банка России от 22 декабря 2014 г. № 448-П «О порядке бухгалтерского учета основных средств, нематериальных активов, недвижимости, временно неиспользуемой в основной деятельности, долгосрочных активов, предназначенных для продажи, запасов, средств труда и предметов труда, полученных по договорам отступного, залога, назначение которых не определено, в кредитных организациях». Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
3 Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. № 32. Ст. 3301.
в общественных отношениях в России приводит к разработке концепции информатизации. В частности, в целях информационно-правового обеспечения внутренней деятельности органов государства, иных субъектов, в том числе физических лиц, сохранения и структурирования информационного правового поля была утверждена Концепция правовой информатизации России4.
Ключевым понятием в законодательстве об информатизации является, безусловно, понятие «информация». Следует отметить, что современная законотворческая деятельность в отношении цифровых прав и цифровых объектов по своей сути является продолжением попыток придать правовую форму информации. Впервые в России законодательно оформленное понятие информации появилось в Федеральном законе от 20 февраля 1995 г. № 24-ФЗ «Об информации, информатизации и зашцте информации» (далее - Закон об информации 1995 г., Закон), согласно которому информация - это сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и процессах независимо от формы их представления (абз. 2 ст. 2). Понятие «информация» имеет множество значений, дискуссии по данному вопросу можно найти в работах В.А. Дозорцева [Дозорцев, В.А., 2005], И.Л. Бачило [Бачило, И.Л., 2011], Л.К. Терещенко [Терещенко, Л.К., 2007], А.Б. Венгерова [Венгеров, А.Б., 1978].
Несмотря на то что из содержания ст. 139 ГК РФ (в редакции от 30 ноября 1994 г.) следовало, что не любая информация должна относиться к объектам гражданских прав, а только имеющая коммерческую ценность вследствие неизвестности ее третьим лицам, составляющая служебную или коммерческую тайну, ст. 128 ГК РФ (в первоначальной редакции) предоставила широкие возможности для интерпретации этого положения в других законодательных актах.
Неоправданно большое значение в Законе придавалось понятию «информационные ресурсы» и описанию его правового режима. Информационные ресурсы рассматривались как элемент состава имущества и объект права собственности (ст. 6 Закона об информации 1995 г.). Такой подход объясняется тем, что законодатель считал целесообразным рассматривать информацию как объект рыночных отношений для использования в коммерческой деятельности.
В Закон об информации 1995 г. в качестве объекта регулирования было также включено понятие информатизации как организационного, социально-экономического и научно-технического процесса создания оптимальных условий для удовлетворения информационных потребностей на основе формирования и использования информацион-
4 Концепция правовой информатизации России: утв. Указом Президента Российской Федерации от 28 июня 1993 г. № 966. Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
ных ресурсов [Терещенко, Л.К., 2007, с. 6-26]. Подобная новелла законотворчества, определившая процесс в качестве объекта правового регулирования, приводила в дальнейшем к сложностям правоприменительной практики. Хотя впервые эта мысль была высказана профессором В.А. Дозорцевым, который подчеркивал необходимость новой системы гражданско-правового регулирования в рамках исключительного (квазиисключительного) права, существенно отличающегося от традиционных исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации. Нематериальная природа прав (права на нематериальные объекты), которые по мере развития технологий объективно участвуют в коммерческом обороте, заставляет юристов обращаться к институту исключительных прав [Дозорцев, В.А., 2005, с. 229].
В.А. Дозорцев считал, что «право на информацию, как и иные исключительные права, является абсолютным правом, иначе оно не могло бы выполнять свои функции основы экономического оборота, рыночных отношений. Это - тоже закрепление монополии» [Дозорцев, В.А., 2005, с. 233]. Однако монополия автора или правообладателя - это важнейший признак исключительного права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, в то же время монополия на информацию, по мнению В.А. Дозорцева, может быть основана только на конфиденциальности, что сближает ее с понятием «секрет производства» («ноу-хау»), которым в соответствии со ст. 1465 ГК РФ признаются сведения любого характера (производственные, технические, экономические, организационные и другие) о результатах интеллектуальной деятельности в научно-технической сфере и о способах осуществления профессиональной деятельности, имеющие действительную или потенциальную коммерческую ценность вследствие неизвестности их третьим лицам. Таким образом, имеется ряд признаков, связываюшцх понятие «информация» (в дальнейшем - «цифровые объекты») и исключительные права. Этот подход нашел свое отражение в Законе об информации 1995 г.
В указанном Законе объект информационных отношений определялся как сведения существующей или подлежащей пополнению базы данных, которой располагает или будет располагать организация, профессионально занимающаяся сбором, обработкой и распространением информации.
С принятием в 2006 г. Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» понятие «информация» было упрощено: под ней понимались только сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления (п. 1 ст. 2). Было указано, что она может являться объектом публичных, гражданских и иных правовых отношений (п. 1 ст. 5).
Другим не менее важным понятием, нашедшим отражение в Законе, является понятие «информационная система» как совокупность со-
держащейся в базах данных информации, а также обеспечивающих ее обработку информационных технологий и технических средств (п. 3 ст. 2).
Таким образом, определяя в Законе объект, законодатель дал ему достаточно широкое определение, учитывая многоаспектность информации. В силу этого крайне сложно сформулировать правовой смысл этого понятия. В то же время если в Законе регулируемые отношения в основном связаны с различными режимами использования информации, что явно носит публично-правовой характер, то указание на гражданские правоотношения, объектом которых может являться информация (п. 1 ст. 5), в данном Законе не находит своего подтверждения. Кроме того, в Законе особо подчеркивается, что за исключением случаев, прямо им предусмотренных, его положения не распространяются на отношения, возникающие при правовой охране результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации.
Неопределенность понятия «информация» влечет за собой проблемы правоприменения. Первые попытки ввести ответственность за использование сведений привели к тому, что судебная практика по этому поводу не сложилась. Было несколько судебных дел, которые в силу правовой неопределенности рассмотреть было крайне сложно.
К сожалению, подобная правовая неопределенность с течением времени перешла и в акты, связанные с попытками урегулировать отношения, возникающие вследствие развития цифровой экономики.
Так, Закон об информации 1995 г. за последние несколько лет трансформировался в Закон об информационных технологиях, где уже появляется детальная регламентация отношений, связанных с цивили-стическими аспектами. Правовому регулированию в нем отношений, непосредственно связанных с информацией, уделено меньше внимания, осталось краткое определение информации как сведений, указаны частные случаи регулирования, в большей степени связанные с административным порядком использования этих объектов. Этот Закон с изменениями действует до настоящего времени.
Но если понятие информации как сведений - это что-то неопределенное, то объекты авторского права и смежных прав, используемые в сети Интернет, - объекты достаточно конкретные, имеющие четкое регулирование. В настоящее время, несмотря на то, что основным правовым регулятором отношений в сфере интеллектуальной собственности является часть четвертая ГК РФ, положения, касающиеся исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, содержатся во многих других федеральных законах, в том числе Федеральном законе от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ «О защите конкуренции», Федеральном законе от 12 июня 2002 г. № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», Федеральном законе от 21 июля
2005 г. № 115-ФЗ «О концессионных соглашениях», Федеральном законе от 2 ноября 2013 г. № 291-ФЗ «О Российском научном фонде», в Семейном кодексе Российской Федерации, Налоговом кодексе Российской Федерации, Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях, Уголовном кодексе Российской Федерации и др. Российская Федерация является участницей большинства многосторонних международных договоров в области интеллектуальной собственности. То есть с точки зрения права в сфере интеллектуальной собственности в отличие от сферы информации все достаточно четко регламентировано.
Хотелось бы также обратить внимание на тот факт, что если Закон об информации 1995 г. прямо предусматривал, что его положения не затрагивают отношений, регулируемых Законом Российской Федерации «Об авторском праве и смежных правах», то в действующей редакции Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» несколько статей, в частности ст. 15.2, посвящено защите авторских и смежных прав в случае их нарушения в сети Интернет.
Информация сама может становиться охраняемым объектом с точки зрения гражданского права, когда к ней применен особый режим, например режим ограниченного доступа, ранее коммерческая или служебная тайна (ст. 139 ГК РФ), а с 2008 г. в соответствии с главой 75 ГК РФ - ноу-хау. Или она, составляя содержание другого объекта, является его неотъемлемым, существенным элементом и делает его охраноспособным, как это имеет место в отношении баз данных. К элементам базы данных помимо структуры расположения данных в памяти ЭВМ относят программы управления базой данных, специальные программы, управляющие по специальным признакам синтезированием новых баз данных, также и сами данные [Калятин, В.О., 2018, с. 53], т. е. информацию.
Следует учитывать, что информация разнообразна и многогранна. Как отмечалось ранее, в законодательстве Российской Федерации указывается, что информация - это сведения. Но представления об информации с правовой точки зрения и технической отличаются. Специалисты в области математики и информатики различают информацию в аналоговом и дискретном виде [Кульпинов, А.А., 2014, с. 51]. Говоря об аналоговой информации, мы действительно имеем дело со сведениями о людях, природе и т. д., такая информация доступна для восприятия человеческими органами чувств, и именно такая информация может составлять содержание результатов творческой деятельности (например, произведения литературы, искусства и пр.), выраженных в письменной, устной форме, в форме изображения, объемно-пространственной.
Когда мы имеет дело с дискретной информацией, речь идет о цифровых объектах, выраженных в электронной, в том числе цифровой,
форме. Дискретная информация воспринимается только техническими средствами, в частности персональными компьютерами. Некоторые современные объекты, в том числе результаты интеллектуальной деятельности (например, программы для ЭВМ, базы данных), могут существовать только в искусственной среде, образуемой этими техническими средствами, поскольку только они способны ее обрабатывать с целью получения полезного результата.
Особенно ощутимым это различие видов информации стало в результате процесса цифровизации, который затронул использование объектов интеллектуальной собственности и информации в изменившихся условиях и усовершенствованных технологических решениях. При этом информация и объекты интеллектуальной собственности стали элементами новых правовых конструкций, которые в последнее время находят отражение в законодательстве Российской Федерации и требуют особого внимания.
Помимо интеллектуальной собственности, использование которой в сети Интернет представляет собой существенный сегмент, появились новые объекты, такие как цифровые реестры (например, реестры объектов интеллектуальной собственности) [Нагродская, В.Б., 2019, с. 66], цифровые магазины (с продажей объектов интеллектуальной собственности, где возможно покупать не только материальные объекты, но и права на объекты интеллектуальной собственности), возможность предоставления услуг через сеть Интернет, интернет-вещей (умные дома, умные города).
Основной переворот произошел в связи с появлением и активизацией использования криптовалюты. Если первое упоминание о криптова-люте встречаем в работах американского юриста, криптографа Ника Сабо [Szabo, N., 1997], который разработал алгоритм децентрализованной цифровой валюты, которую он назвал цифровым золотом (bit gold), что предвосхитило появление биткоинов, то в настоящее время существует уже более 100 видов криптовалют, ставших реальными объектами финансового рынка. Финансовый рынок без правового регулирования существовать не может, необходимы общие правовые подходы. Предложенная также Ником Сабо в начале 90-х гг. технология блок-чейн позволяет осуществлять действия по созданию криптовалюты в защищенном режиме.
Хотя изначально эта технология была предназначена для крипто-валют, в настоящее время специалисты рассматривают возможность применения технологии блокчейн для идентификации цифровых объектов, которые, как известно, в процессе их использования претерпевают изменения [Finck, M. and Moscon, V., 2019, p. 93]. Блокчейн рассматривается как система распределенных реестров, которые позволяют осуществлять разные действия и управлять разными процессами (приложение для смартфона контроль качества лекарств). Для этого
пытаются разработать определенные правовые средства. Интернет-сообщество выработало свои правила для каждого типа криптовалюты. Существуют криптобиржи, где регулирование осуществляется без государственного контроля. Когда криптовалют стало слишком много и они составили существенную нагрузку на рынок ценных бумаг, возник вопрос о роли государства в соответствующем регулировании.
Вопросы, связанные с переходом на цифровую экономику, затронуты, в частности, в Указе Президента Российской Федерации от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года». Данным Указом перед Правительством Российской Федерации поставлены задачи при реализации национальной программы «Цифровая экономика» создать систему правового регулирования цифровой экономики, основанную на гибком подходе в каждой сфере, и внедрить гражданский оборот на базе цифровых технологий (абз. 2 подп. «б» п. 11).
Следует учитывать, что понятие «цифровая экономика» указывает на то, что произошла трансформация производительных сил, при которой основой являются не материальные ресурсы, а человеческие компетенции и интеллектуальные цифровые технологии. Как отмечается в Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017-2030 годы, цифровая экономика ориентирована на то, что ключевым фактором производства в хозяйственной деятельности выступают данные в цифровом формате, обработка больших данных и использование результата анализа таких данных и т. д.5 Таким образом, «цифровизация» есть процесс включения информационных (цифровых) технологий в гражданский оборот.
С этой целью были внесены изменения в Гражданский кодекс Российской Федерации, в частности, введена ст. 141.1 ГК РФ, а также принят Федеральный закон от 2 августа 2019 г. № 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»6, которым вводится еще одно понятие - «утилитарные цифровые права».
Однако, определив новые объекты «цифровые права» как объекты гражданских прав, ГК РФ не указывает достаточно ясно, кто может быть субъектом таких прав. Чтобы четко понимать, какой предмет подлежит регулированию, необходимо определить понятия. Отсутствие четкого понимания, что за реальные явления стоят за понятием «цифровые права», приводит к правовой неопределенности. В этой ситуа-
5 Указ Президента Российской Федерации от 9 мая 2017 г. № 203 «О стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 20172030 годы». Доступ из справочной правовой системы «КонсультантПлюс».
6 Собрание законодательства Российской Федерации. 2019. № 31. Ст. 4418.
ции возможность защиты этих неопределенных прав, в том числе в судебном порядке, не гарантируется.
У специалистов в сфере цифровых технологий проблем с понятиями, как правило, нет, поскольку они оперируют математическими категориями, но, так как авторы исходят из того, что право является социальным регулятором, целесообразно определить юридически значимые признаки цифровых прав.
Этой проблеме в последнее время было уделено существенное внимание в юридической литературе. Например, Л.Ю. Василевская предприняла попытку дать правовое определение токена, который, как большинство понятий в цифровой сфере, даже для ГГ-специалистов имеет много значений [Василевская, Л.Ю., 2019а].
Определяя объект как «цифровые права», законодатель характеризует его форму (формат), выраженную в цифрах (нулях и единицах). Характеристика «цифровое» применительно к такому объекту, как «цифровое право», скорее относится к способу фиксации [Василевская, Л.Ю., 2019Ь, с. 6] или способу удостоверения [Ситдикова, Р.И. и Ситдиков, Р.Б., 2018, с. 77] существующих видов прав, нежели к созданию нового вида имущественного права. Включение в ГК РФ в качестве объектов гражданских прав цифровых прав как вида имущественных прав и с их характеристикой как признаваемых в законе обязательственных и иных прав, содержание и условие осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам, активизировало внимание к исследованию понимания гражданских прав и обязанностей, их роли и места в отношениях, регулируемых гражданских законодательством. Гражданские права и гражданские обязанности являются ключом к раскрытию существа отношений, регулируемых гражданским законодательством, притом не только правоотношений, но и отношений, которые в результате действий граждан и юридических лиц лишь влекут гражданско-правовые последствия. Глава 2 ГК РФ определяет возникновение гражданских прав и обязанностей и защиту гражданских прав.
Традиционно субъективные права и юридические обязанности рассматриваются юридической наукой в качестве элемента правовых отношений, а более конкретно - как содержание гражданских правоотношений. При таком подходе абсолютизируется категория правоотношения, поскольку есть отношения, регулируемые правом, которые не сводятся к гражданским правам и обязанностям, представляя собой «отрезки» права, например согласие на совершение сделки.
Если гражданин или юридическое лицо рассматривается как элемент правоотношения, их активная роль в приобретении и осуществлении своих гражданских прав своей волей или в своем интересе принижается. При существующем господствующем в науке гражданского
права подходе нет возможности раскрыть богатую палитру содержания и проявлений субъективного права гражданина и юридического лица -возникновение, принадлежность, осуществление, передачу, нарушение, защиту, восстановление. Включение информационных технологий в процессе возникновения, удостоверения, осуществления, передачи и прекращения гражданских прав и обязанностей граждан и юридических лиц свидетельствует о необходимости в качестве исходного положения проводить анализ прав и обязанностей субъектов гражданского права, а не правоотношений.
Гражданин или юридическое лицо создает правоотношения, реализуя принадлежащие им гражданские и корпоративные права и исполняя возложенные на них обязанности.
Внедрение в экономику цифровых технологий предполагает уточнение понятия субъективного гражданского права и объекта гражданских прав. Уже сейчас ст. 128 ГК РФ, включая в объекты гражданских прав имущественные права граждан и юридических лиц, не отвечает философскому пониманию субъекта и объекта.
Имущественные права, принадлежащие гражданину или юридическому лицу, являясь правовой характеристикой личности, в то же время выступают как объект гражданских прав для другого лица. Обычно такое положение определяется как конструкция «право на право», а тем самым допускается смешение субъективного права с его объектом. Такой подход, существующий в гражданском законодательстве со времен римского права, не позволяет дифференцировать разнообразные проявления «материальности» в экономической и социальной жизни общества, ограничиваясь делением на вещи и иное имущество.
Цифровые права нельзя относить к иному имуществу, потому что с применением информационных технологий осуществляется не только удостоверение объектов гражданских прав, но и государственная регистрация прав, закрепляющих принадлежность объекта гражданских прав определенному лицу, ограничение таких прав и обременения имущества (ст. 8.1 ГК РФ), ведутся единый государственный реестр юридических лиц (п. 8 ст. 51 ГК РФ), единый государственный реестр регистрации прав на недвижимость (п. 1 ст. 131 ГК РФ).
Еще Федеральным законом от 22 апреля 1996 г. № Э9-ФЗ «О рынке ценных бумаг» было предусмотрено обращение ценных бумаг, когда владелец бездокументарной ценной бумаги устанавливается на основании записи в реестре владельцев ценных бумаг или в случае депонирования ценных бумаг на основании записи на счете депо. Права владельцев на эмиссионные ценные бумаги бездокументарной формы выпуска удостоверяются записями по счетам депо в депозитариях (ст. 28 «Форма удостоверения права собственности на эмиссионные ценные бумаги»).
Цифровое право существует без указания действительного объекта, на который направлены воля и интерес его обладателя, как правило,
произвольно, с помощью электронных или иных технических средств, позволяющих воспроизвести на материальном носителе в неизменном виде содержание сделки, при этом требование о наличии подписи считается выполненным, если использован любой способ, позволяющий достаточно точно определить лицо, выразившее волю (п. 1 ст. 160 ГК РФ). Это обстоятельство и объясняет расположение цифровых прав в цепочке объектов гражданских прав. Особенность цифровых прав состоит в том, что они не имеют определенно установленного обладателя, поскольку могут принадлежать любому гражданину или юридическому лицу. Не случайно в пояснительной записке к законопроекту № 4246632-7 цифровые права поставлены в кавычки и названы фикцией, близкой к сущности ценной бумаги.
Относя цифровые права к имущественным правам, законодатель ст. 141.1 дополнил главу 6 ГК РФ. Определение цифровых прав во многом совпадает с определением бездокументарных ценных бумаг, которые определяются как обязательственные и иные права, которые закреплены в решении о выпуске или ином акте лица, выпускающего ценные бумаги в соответствии с требованиями закона, и осуществление и передача которых возможна с соблюдением правил учета этих прав (ч. 2 п. 1 ст. 142 ГК РФ). Учет прав на бездокументарные ценные бумаги осуществляется путем внесения записей по счетам лицом, действующим по поручениям лица, обязанного по ценной бумаге, либо лицом, действующим на основании договора с правообладателем, или иным лицом, которое в соответствии с законом осуществляет права по ценной бумаге.
Обладателем цифрового права признается лицо, которое в соответствии с правилами информационной системы имеет возможность распоряжаться этим правом, если законом не предусмотрено, что обладателем цифрового права может быть иное лицо. Переход цифрового права на основании сделки не требует согласия лица, обязанного по такому цифровому праву (ст. 141.1 ГК РФ).
Совокупность электронных данных удостоверяет права на объекты гражданских прав путем совершения действий при помощи электронных или иных устройств, которыми выражается воля на совершение обязательств, в наступлении которых имеет интерес гражданин или юридическое лицо, зарегистрированное в информационной системе, отвечающей установленным законом признакам децентрализованной информационной системы.
Письменная форма сделки считается соблюденной также в случае совершения сделки с помощью электронных либо иных технических устройств, позволяющих воспроизвести на материальном носителе в неизмененном виде содержание сделки, при этом требование о наличии подписи считается выполненным, если использован любой способ, позволяющий достоверно определить лицо, выразившее волю (ч. 2 п. 1 ст. 160 ГК РФ).
В этих случаях выражение лицом воли с помощью электронных средств путем передачи приравнено к простой письменной форме. В отношении универсальных цифровых прав воля инвестора осуществляется с помощью технических средств инвестиционной платформы, а для заключения смарт-контрактов совершается ряд односторонних сделок. Представляется, что выражение лицом своей воли таким путем следует отнести скорее к юридически значимым сообщениям, поскольку в таких случаях у другого лица возникают не гражданские права и обязанности, как в сделке, а гражданско-правовые последствия с момента доставки ему соответствующего сообщения (ст. 165.1 ГК РФ). Безусловно, такие дополнения в ГК РФ внести необходимо, но они не решают проблему построения смарт-контракта в современном понимании.
Научно-технический прогресс, подкрепленный экспоненциальным развитием информационных и цифровых технологий, ставит перед юристами очень сложные задачи, связанные с подходами к регулированию отношений, возникающих в процессе появления все новых и новых цифровых объектов. В последнее время наметилась тенденция (пока на уровне проектов законов) создавать экспериментальные зоны нормативного правового регулирования в цифровой среде (в частности, проект, разработанный Минэкономразвития России «Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации»7).
Очевидно, что в качестве образца был взят британский опыт, осуществленный негосударственной организацией Financial Conduct Authority (FCA), или Управление по финансовому регулированию и контролю Великобритании8, смысл которого сводится к тестированию новых финансовых продуктов и услуг конкретных фирм, выразивших желание участвовать в эксперименте. Основная задача состоит в том, чтобы тестировать продукты и услуги в контролируемой среде без риска нарушения действующего законодательства. В данном случае не предполагается создание специального государственного регулятора, и в Великобритании эта деятельность осуществляется на принципах добровольности и саморегулирования.
Вызывает большие сомнения возможность экстраполировать подобный опыт в условия российской правовой системы. Правовая неопределенность, которая уже очевидно возникнет при рассмотрении споров на основании новых понятий цифровых прав, только усилится цифровыми экспериментами. Скорее всего, подобные регулятивные эксперименты возможны только в рамках компетенции Центрального банка и в отношении финансовых технологий, а не так широко, как предлагается в проекте закона.
URL: http://ar.gov.ru/ru-RU/document/default/view/536 Regulatorysandbox. URL: https://www.fca.org.uk/firms/regulatory-sandbox
Правосудие. Том 2, № 2. 2020
Обсуждение и заключение
Практика показывает, что объектов цифровых отношений с каждым днем становится все больше и возникает необходимость их идентификации как объектов правового регулирования. Наиболее распространенным и понятным для юристов является смарт-контракт - по сути самоисполняемый договор с заранее определенными условиями исполнения и, как правило, существующий на блокчейн-платформе. Но, наблюдая активное использование интеллектуальной собственности и информации в информационных системах, следует в первую очередь оценивать возможность применения существующих правовых механизмов в новой среде. Как справедливо отметил А.В. Корнев, «информация, пусть и в цифровой форме, принципиально не трансформирует характер создания новых ценностей. Она лишь вносит определенные технологические новшества в сам характер производства и обмена товарами, более широко - благами» [Корнев, А.В., 2019, с. 12].
Нужно понимать, что «цифровые» деньги, «смарт-контракты», искусственный интеллект, роботы, интернет-услуги и интернет-взаимодействие - все это определенные технологические решения, активно трансформирующиеся в соответствии с законом Мура, согласно которому каждые 18 месяцев вычислительные мощности в мире удваиваются. Однако правовое регулирование не может изменяться в геометрической прогрессии, поскольку регулятивный характер права предполагает определенную стабильность. Соответственно, надо выявлять те ключевые проблемы, которые действительно нуждаются в правовом регулировании. Выявление этих проблем возможно только при внимательном анализе правоприменительной практики. В то же время законодательство должно быть очень конкретным и регулировать только те отношения, к которым невозможно применить действующее законодательство.
Список использованной литературы
Араб-оглы Э. Кибернетика и моделирование социальных процессов // Кибернетика ожидаемая и кибернетика неожиданная: сб. ст. / сост. В.Д. Пекелис. М. : Наука, 1968. 310 с. Бачило И.Л. Информационное право : учебник. 2-е изд., перераб. и доп. М. : Юрайт, 2011. 522 с.
Близнец И.А., Гаврилов Э.П., Добрынин О.В. и др. Право интеллектуальной собственности : учебник / под ред. И.А. Близнеца. М. : Проспект. 2014. 896 с.
Василевская Л.Ю. Токен как новый объект гражданских прав: проблемы юридической квалификации цифрового права // Актуальные проблемы российского права. 2019а. № 5. С. 111-119. DOI: 10.17803/1994-1471.2019.102.5.111-119.
Василевская Л.Ю. Цифровые права как новый объект гражданских прав: проблемы юридической квалификации // Хозяйство и право. 2019b. № 5. С. 3-14.
Венгеров А.Б. Право и информация в условиях автоматизации управления : моногр. М. : Юрид. лит., 1978. 208 с.
Глушков В.М. Кибернетика. Вопросы теории и практики. М. : Наука, 1986. 488 с.
Дозорцев В.А. Интеллектуальные права: Понятия. Система. Задачи кодификации : сб. ст. М. : Статут, 2005. 416 с. Дозорцев В.А. Информация как объект исключительного права // Дело и право. 1996. № 4. С. 27-35.
Калятин В.О. Право интеллектуальной собственности. Правовое регулирование баз данных : учеб. пособие для бакалавриата и магистратуры. М. : Юрайт, 2018. 186 с.
Канторович Л.В. Экономический расчет наилучшего использования ресурсов. М. : Изд-во Акад. наук СССР, 1959. 344 с.
Корнев А.В. Дигитализация права: проблемы и перспективы // Актуальные проблемы российского права. 2019. № 6. С. 11-18.
Кульпинов А.А. Введение в специальность: учебное пособие. Ставрополь : Изд-во СКФУ, 2014. 130 с.
Нагродская В.Б. Новые технологии (блокчейн / искусственный интеллект) на службе права : науч.-метод. пособие / под ред. Л.А. Новоселовой. М. : Проспект, 2019. 128 с.
Ситдикова Р.И., Ситдиков Р.Б. Цифровые права как новый вид имущественных прав // Имущественные отношения в Российской Федерации. 2018. № 9. С.71-85.
Терещенко Л.К. Гражданско-правовое положение вычислительных центров : дис. ... канд. юрид. наук. М., 1979. 190 с.
Терещенко Л.К. Правовой режим информации. М. : Юриспруденция. 2007. 192 с.
Хабриева Т.Я. Право перед вызовами цифровой реальности // Журнал российского права. 2018. № 9. С. 5-16.
Шваб K. Четвертая промышленная революция : пер. с англ. М. : Эксмо, 2018. 288 с.
Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М. : Юрайт, 2016. 532 с.
Breslau S. Art and Blockchain: Revolution in Art Collecting // Cointelegraph. The future of money. URL: https://cointelegraph. com/news/art-and-blockchain-revolution-in-art-collecting (дата обращения: 15.09.2019).
Crutzenand P.J., Stoermer E.F. The "Anthropocene" // Global Change Newsletter. 2000. Vol. 41. P. 17-18.
Finck M., Moscon V. Copyright Law on Blockchains: Between New Forms of Rights Administration and Digital Rights Management 2.0 // International Review of Intellectual Property and Competition Law (IIC). 2019. Vol. 50, issue 1. P. 77-108. URL: https://link.springer. com/article/10.1007 %2Fs40319-018-00776-8
Szabo N. Formalizing and Securing Relationships on Public Networks / / Open Journal Systems. 1997. Vol. 2, no. 9. P. 1.
References
Arab-ogly, E., 1968. [Cybernetics and modeling of social processes]. Kibernetika ozhidaemaya i kibernetika neozhidannaya = [Cybernetics expected and Cybernetics unexpected]. Collected articles. Comp. V.D. Pekelis. Moscow: Nauka. (In Russ.)
Bachilo, I.L., 2011. Informacionnoe pravo = [Information law]. Textbook. 2nd ed. Moscow: Yurait. (In Russ.)
Bliznec, I.A., Gavrilov, E.P., Dobrynin, O.V., et al., 2014. Pravo intellektual'noj sobstvennosti = [Intellectual property law]. Textbook. Ed. I.A. Bliznec. Moscow: Prospekt. (In Russ.)
Breslau, S., 2018. Art and Blockchain: Revolution in Art Collecting. Cointelegraph. The future of money. Available at: <https:// cointelegraph.com/news/art-and-blockchain-revolution-in-art-collecting> [Accessed 15 September 2019]. (In Eng.) Crutzenand, P.J. and Stoermer E.F., 2000. The 'Anthropocene'. Global Change Newsletter, 41, pp. 17-18. (In Eng.)
Dozortsev, V.A., 1996. [Information as an object of exclusive rights]. Delo i pravo = [Business and Law], 4, pp. 27-35. (In Russ.) Dozortsev, V.A., 2005. Intellektual'nye prava: Ponyatiya. Sistema. Zadachi kodifikacii = [Intellectual property rights: Concepts. System. Tasks of codification]. Collected articles. Moscow: Statut. (In Russ.)
Finck, M. and Moscon, V., 2019. Copyright Law on Blockchains: Between New Forms of Rights Administration and Digital Rights Management 2.0. International Review of Intellectual Property and Competition Law (IIC), 50(1), pp. 77-108. Available at: <https: //link. springer.com/article/10.1007%2Fs40319-018-00776-8>. (In Eng.)
Glushkov, V.M., 1986. Kibernetika. Voprosy teorii i praktiki = [Cybernetics. Questions of theory and practice]. Moscow: Nauka. (In Russ.)
Kalyatin, V.O., 2018. Pravo intellektual'noj sobstvennosti. Pravovoe regulirovanie baz dannyh = [Intellectual property law. Legal regulation of databases]. Textbook for bachelor's and master's degrees. Moscow: Yurayt. (In Russ.)
Kantorovich, L.V., 1959. Ekonomicheskij raschet nailuchshego ispol'zovaniya resursov = [Economic calculation of the best use of resources]. Moscow: Izd-vo Akad. nauk SSSR. (In Russ.) Khabrieva, T.Ya., 2018. Law facing the challenges of digital reality. Zhurnal rossijskogo prava = Journal of Russian Law, 9, pp. 5-16. (In Russ.)
Kornev, A.V., 2019. Digitalization of law: problems and prospects. Aktual'nye problemy rossijskogo prava = [Actual Problems of Russian law], 6, pp. 11-18. (In Russ.)
Kulpinov, A.A., 2014. Vvedenie v special'nost' = [Introduction to the course]. Textbook. Stavropol': Izd-vo SKFU. (In Russ.) Nagrodskaya, V.B., 2019. Novye tekhnologii (blokchejn/ iskusstvennyj intellect) na sluzhbe prava = [New technology (blockchain / artificial intelligence) in the service of law]. Scientific and methodological manual. Ed. L.A. Novoselova. Moscow: Prospekt. (In Russ.) Schwab, K., 2018. Chetvyortaya promyshlennaya revolyuciya = The fourth industrial revolution. Translated from English. Moscow: Eksmo. (In Russ.)
Shershenevich, G.F., 2016. Uchebnik russkogo grazhdanskogo prava = [Textbook of Russian civil law]. Moscow: Yurayt. (In Russ.) Sitdikova, R.I. and Sitdikov, R.B., 2018. Digital rights as a new type of property rights. Imushchestvennye otnosheniya v Rossijskoj Federacii = [Property Relations in the Russian Federation], 9, pp. 71-85. (In Russ.)
Szabo, N., 1997. Formalizing and Securing Relationships on Public Networks. Open Journal Systems, 2(9), p. 1. (In Eng.) Tereshchenko, L.K., 1979. Grazhdansko-pravovoe polozhenie vychislitel'nyh centrov = [Civil and legal status of computing centers]. Cand. Sci. (Law) Dissertation. Moscow. (In Russ.) Tereshchenko, L.K., 2007. Pravovoj rezhim informacii = [Legal regime of information]. Moscow: Jurisprudence. (In Russ.) Vasilevskaya, L.Yu., 2019b. Digital rights as a new object of civil rights: problems of legal qualification. Hozyajstvo i pravo = [Economy and Law], 5, pp. 3-14. (In Russ.)
Vasilevskaya, L.Yu., 2019a. Token as a new object of civil rights: problems of legal qualification of digital law. Aktual'nye problemy rossijskogo prava = [Actual Problems of Russian Law], 5, pp. 111-119. DOI: 10.17803/1994-1471.2019.102.5.111-119. (In Russ.)
Vengerov, A.B., 1978. Pravo i informaciya v usloviyah avtomatizacii upravleniya = [Law and information in the conditions of automation of management]. Monograph. Moscow: Yurid. lit. (In Russ.)
Информация об авторах / Information about the authors:
Бузова Наталья Владимировна, ведущий научный сотрудник Центра исследований проблем правосудия, ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия» (117418, Россия, г. Москва, ул. Новочерёмушкинская, д. 69), кандидат юридических наук [Natalia V. Bu-zova, Leading Researcher, Center for the Study of Justice Problems, Russian State University of Justice (69 Novocheryomushkinskaya St., Moscow, 117418, Russia), Cand. Sci. (Law)]. E-mail: [email protected]
Карелина Марина Максимовна, руководитель научного направления по исследованию теоретических и практических проблем судебной защиты интеллектуальной собственности Центра исследования проблем правосудия, ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия» (117418, Россия, г. Москва, ул. Новочерёмушкинская, д. 69), заслуженный юрист Российской Федерации [Marina M. Karelina, Head of the Research Direction for the Study of Theoretical and Practical Problems of Judicial Protection of Intellectual Property, Center for the Study of Justice Problems, Russian State University of Justice (69 Novocheryo-mushkinskaya St., Moscow, 117418, Russia), Honored Lawyer of the Russian Federation]. E-mail: [email protected]
