CC BY
15Яковенко А.В.1
ИНТЕГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ: ВНЕ СОДЕРЖАТЕЛЬНЫХ ЦЕЛЕЙ И СМЫСЛОВ
Ключевые слова: интеграционные процессы, целеполагание, смыслополагание, идеи, техноинновации, апока-липтика, техносфера, молодежь, очеловечивание, содержательное развитие.
Keywords: integration processes, purpose-setting, sense-setting, ideas, technic innovation, apocalyptic, technosphere, youth, humanizing, meaningful development.
Планирование и осуществление интеграционных процессов неизбежно попадает в противоречие: практика и логика объединительных устремлений не может не базироваться на идейных основаниях, и, наряду с этим, мы продолжаем пребывать даже не в кризисе идей, а в отсутствии уверенности в их действительной конструктивной неспекулятивной значимости. Отказ от марксистской доктрины с ее светским целеполаганием созидания социально справедливого общества, как известно, а) ознаменовал вхождение в очередной период идейного вакуума перспективы глобального социума; б) определил отношение к последующим попыткам создания духовных остовов развития как составляющей сугубо социоинженерного плана; в) подорвал веру в возможность опоры на какие-либо основания взаимодействия за рамками прагматики экономических интересов; г) во многом обусловил отказ от завышенных целей и смыслов светского характера, не только интеграционных инициатив, но и общественной эволюции в целом. И тем не менее с учетом всей сверхпрагматизации современных отношений вопросы целе- и смыслополагания для обеспечения эффективности интеграции продолжают занимать ключевое место в системах самоопределения межгосударственных союзов и тем более их прикладного конструирования. Постоянно осуществляется пока безуспешный поиск новых смысловых импульсов, так называемых сверхидей и т.д.
Поэтому с учетом высокого уровня потребности в обеспечении не идеологической, а именно идейной составляющей интеграционных процессов вновь обратимся к анализу состояния, проблем и возможных принципов объединительных практик с позиций их целе- и смыслоориентации.
Сразу же отметим, что по большому счету, необходимо в который раз реабилитировать непосредственно идеи. Очевидно, и давно доказано, что не идеи плохи сами по себе, а двойственность человека - в его одновременной предрасположенности к высоким порывам и стремлению обладать, подавлять и т. п. в ущерб представлениям о морали и совестливости - ставит крест на прекраснодушности и содержательности идей, наполняющих цели смыслами, независимо от их номинального названия.
Уязвимость исторического опыта целе- и смыслополаганий. Прежний интеграционный опыт, задаваемые цели и смыслы развития, базировались преимущественно, если не исключительно, на имперской матрице, которая ныне повсеместно подвергается остракизму, в лучшем случае облачается в ностальгические пасторальные тона. Любая империя провозглашала свое идейное право на универсальность, претендуя на роль ядра «цивилизованности» в противовес «варварству» других народов. Множество раз проанализированная «богоизбранность» давала основания для верховной самостатусности и соответствующих целевых инициаций. Сегодня такие претензии выглядят, мягко говоря, старомодно. Прекрасной иллюстрацией потерянности, рассредоточенности и проблемности нынешней имперскости в ее целеполаганиях могут служить финальные аккорды объемной работы С. Хантингтона «Кто мы?». В них выражен кризис идентификации, фрустрированности целей и смыслов последней государственнической имперской традиции в более-менее осязаемой для современного поколения истории человечества: «Америка становится миром. Мир становится Америкой. Америка остается Америкой. Космополитическая? Имперская? Националистическая? Американцам предстоит сделать выбор, который определит и судьбу нации, и судьбу всего мира»2. Впрочем, столь эмоционально представленные вопросы можно адресовать многим центрам интеграционных потоков.
Также остовом и «духом» имперскости, крепостью объединений под началом «центра» выступало сопротивление (как цель и смысл) иным вражеским/дружеским империям и «варварам». Последнее условие, хотя и продолжает иметь место, тем не менее, в сложившихся реалиях пока не выглядит слишком уж цементирующим основанием. Напротив, при осуществлении интеграции в сверхтехнологизированном и тотально коммуницирующем обществе попытки консолидации на альтернативистской почве имеют достаточно кратковременный эффект или вообще не реали-зовываются. Отлаженные проекты по «сатанизации» тех или иных народов, объединений и союзов выглядят все более
1 Яковенко Андрей Вячеславович - д.соц.н., профессор, профессор кафедры социологии Луганского национального университета им. Владимира Даля. E-mail: daoav@rambler.ru
2
Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности [пер. с англ. А.Башкирова]. - М.: АСТ; Тран-зиткнига, 2004. - C. 572.
сомнительными, явно идеологически провоцируемыми и финансово-экономически продуцируемыми. Да и пафос чисто военной победы уже не способен выступать долговременным идейным ресурсом, как это было в прежние эпохи.
Неоднозначной стороной глобального целеполагания, провозглашаемого ныне в качестве значимого для консолидирующегося человечества, выступает ориентировка на демонополизацию любых идеологем, выступая органической частью рефрена борьбы за отсутствие доминирования. Благородная и более чем проблемная в плане осуществления цель. Но вряд ли отдельный принцип (демонополизация) может и должен претендовать на роль сверхидеи.
Постоянно звучащие в качестве естественной замены моноимперскости предложения о синтезе опыта нескольких цивилизационных остовов также имеют свои слабые места. Ограничимся лишь одним, сложно оспоримым аргументом. В идеале мы действительно имеем предпосылки к симбиозу уникального идейного, духовного, философского, религиозного (характеристики можно продолжать) наследия, в частности, тех же индийской, китайской и российской (перечислены по алфавиту) культур. Однако правда состоит в том, что данные глубочайшие и величайшие духовные пласты неуклонно десакрализируются в обозначенной прагматике общественного бытия, по-прежнему захватывая интерес лишь небольшой части искренних и на поверку зачастую весьма наивных апологетов.
Нет больше широких возможностей для воспроизводства прежних условий сакрализации знания и создания пиетета перед центрами духовной жизни. Опять-таки тотальное информационно-коммуникационное пространство с опорой на непредвзятые научные оценки демифологизирующего характера во многом, а иногда и полностью дезавуируют «святость» социальных институтов как религиозного, так и светского образцов, вскрывая сложности, противоречия и собственно приземленную основу их деятельности. Ведь для эффективного воплощения идей интеграции высокого порядка необходима принципиальная убежденность в их значимости, жесточайшая обязательность реализации, зиждущаяся не только на правовой платформе, а прежде всего на внутреннем устойчивом выборе, направленном на многообразие консолидированного смысла сотрудничества и союзничества. Вновь и вновь приходиться напоминать, что подобного рода подходов в истории не существовало. Имели и продолжают иметь место исключительно действия изощренного или вовсе откровенного обмана, прямого или косвенного принуждения, освящаемые понятными идейными канделябрами.
А отсюда и основные проблемные моменты относительно содержательности и человекоориентированности смыслов и целей интеграционных проектов: а) прерогатива экономико-прагматических целей над социально-идейными; преобладание интересов пресловутой прибыльности над собственно сутью и содержанием общественных отношений; б) доминирование тактических, сугубо прикладных задач над стратегиями глобально-нравственного порядка. В связи с чем, большинство действий и мероприятий имеют ограниченный интервал целеполагания. Вплоть до того, что сама интеграция провозглашается как цель, а в случае локальных успехов и как достижение, без углубленного разбора собственно качества и смысловой канвы объединения.
Еще раз о неравнозначности целей и смыслов. При этом важно отчетливо понимать, что цели и смыслы не всегда являются понятиями и практиками синонимического порядка. Они могут совпадать, но могут и разниться, притом существенно. В идеале, как известно, должны четко коррелироваться и полноценно наполняться как цели, так и смыслы. Однако, например, та же массмедийно и грантово раскрученная и легитимированная в мировом масштабе модель «устойчивого развития» имеет массу значимых локальных целей, но суммарно сомнительна ее способность удовлетворения потребности в содержательных глубоких смыслах жизненного существования. Справедливой представляется критика концепции «устойчивого развития» за отсутствие понимания и внятности ответа на банальный вопрос: «устойчивое развитие» - это движение с какими-то перспективными целями или же процесс продвижения к обществу устойчивого развития и есть само по себе целе- и смыслоконсолидирование.
Цель, несмотря на внешнюю «высоту», тем не менее, зачастую «приземлённее» и нередко спекулятивнее смысла. Зарядить себя на ответы «Куда?», проще, нежели изначально, в процессе продвижения к означенным целям, и тем более по достижении результатов вразумительно отвечать на смыслораскрывающий вопрос: «Зачем?». Важность дополнения целевой ориентации пониманием смыслов ее реализации неоднократно иллюстрировалась на внешне очень положительных установках поддержания здорового образа жизни. Здоровый образ жизни - прекрасная мотивация и деятельность до момента определения в смысловых прерогативах и рубежах. Цель - быть здоровым циником, поддерживать великолепную физическую форму для более зрелой и эффективной, например, криминальной деятельности, вряд ли может быть социально одобряема. Да и вообще понятно, что культ здоровья, как и в прежние времена, без нахождения социально ответственных смыслов и деятельностной позитивной общественной активности всего лишь очередное проявление смыслового вакуума. Как замечает А. Пригожин, есть «значимые ценности, которые невозможно воспринимать морально. Например, благосостояние, здоровье, самореализация»1. В этой связи нам представляется недостаточно содержательной известная логика признанного специалиста по изучению эволюции ценностей Р. Ингл-харта. Напомним, что согласно его почти «классической» концепции, человечество эволюционирует от материалистических ценностей к постматериалистическим. Продвижение к последним нередко предлагается в качестве цели в рамках глобальных объединительных процессов. Р. Инглхарт и К. Вельцель в своей книге «Модернизация, культурные изменения и демократия: Последовательность человеческого развития» постулировали: «главное изменение в сфере культуры - это сдвиг от ценностей выживания к ценностям самовыражения»2. При этом под ценностями самовыражения (в некоторых переводах «ценности самоутверждения») понимается весьма широкий спектр позиций. Авторы указывают на более терпимое отношение «постматериалистов» в сравнении с «материалистами» к разводам в семье, го-
1 Пригожин А.И. Качество целей // Общественные науки. - М., 2010. - № 1. - С. 117.
2
Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: Последовательность человеческого развития [пер. с англ. М.Коробочкина]. - М.: Новое издательство, 2011. - С. 200.
мосексуализму и их преимущественное стремление к реализации своих демократических прав и свобод. Однако в русле представленных рассуждений о не полном совпадении целевой и смысловой, а в данном ключе еще и ценностной составляющих, подчеркнем: Р. Инглхарт и его многочисленные сторонники предпочитают говорить о ценностях самовыражения, но практически не упоминают о ценностях позитивной смысловой самореализации, воплощение которых в силу целого ряда обстоятельств продолжает быть затруднено. Например, при исследовании ценностных параметров Р. Инглхард недостаточно внимания уделяет таким показателям, как «любимая работа», «возможности для индивидуального творчества», «позитивное времяпровождение с членами семьи», «свободная смена форм деятельности» и проч. Хотя в этих позициях, по нашим оценкам, может быть больше «постиндустриализма», нежели в отношении готовности к участию в подписывании петиций или лояльном отношении к гомосексуализму. И если многие «постматериалисты» даже после многочисленных акций протеста продолжают осознавать, а тем более уклоняются от осознания своей тотальной зависимости, например, от деятельности руководства корпораций, банков и прочих влиятельных организаций, то нет особого резона восхищаться фундаментальными ценностными сдвигами. Отход от жестких зависимостей «материализма» позитивен и почти не оспорим. Но его («материализма») замена в «постматериалистических» странах (у Р. Инглхарта это девять ведущих в экономическом отношении западных государств) на иные более утонченные системы зависимостей, в том числе и в рамках межгосударственных союзов, детерминирующих утрату высоких смысловых устремлений, также практически очевидна.
Известно, что отчетливое и идеологически обрамленное целеуказание может иметь в радикальном проявлении два разнонаправленных подхода. Общественно значимая цель указывается, провозглашается и освящается, чтобы: а) наполнять продвижение к ней конструктивными, созидательными смыслами или, напротив, б) доктринизировать, огрублять, примитивизировать мыследеятельность, аннигилировать здоровые потребности в качественных смыслах. Последний подход доминирует. Впрочем, вечные колебания между вульгарным, упрощенно трактуемым гедонизмом, как самовлюбленным, потребительски насыщенным праздным времяпровождением, и едва ли не абсолютной аскезой «ради и во имя», конечно, обеспечивают пульс и живость полемики в интеллектуальных кругах. Равно как и являются частью удобной и выгодной схемы идеологической игры.
Между апокалиптикой и техноинновационным сверхобществом. Вызывают сомнения и попытки представить цели и тем более смыслы объединительных усилий в качестве сверхзначимых действий, направленных на преодоление общих угроз, как региональных, так и всепланетного уровней. Надо отдавать отчет, что апокалиптика не только мобилизует, но и во многом, напротив, деморализует общественные институции. Целеполагание борьбы за выживаемость не столько создает предпосылки для духовного очищения, сколько одновременно формирует почву соблазна довольствоваться сиюминутностью, «ловимоментностью», воспроизводит хорошо всем нам знакомую социально-психологическую атмосферу временщичества.
Двойственное ощущение вызывают активизировавшиеся за последнее время и претендующие на вселенские цели призывы к глобальному самоспасению, возникающие на базе и по результатам имеющихся, а также предполагающихся гипертехнологических прорывов. Любопытно наблюдать, как неспособность к относительно неконфликтной и содержательной деятельности толкает к целевому симбиозу между «апокалиптиками» и «техноинноваторами». Небольшое отступление: фигуры, раскрученные в международном масштабе до идейно-знаковых кумиров, характеризуют качество проблем эпохи. Двадцатый век, как представляется, был столетием, где люди одновременно возносили на пьедестал и проклинали К. Маркса, Ф. Ницше, З. Фрейда, А. Эйнштейна, Э. Че Гевару. Сегодня, осмелимся предположить, идейное пространство во многом сузилось до обсуждения алармистских заявлений С. Хокинга и И. Маска. Мы все настойчивее слышим объединительные цели мобилизационного плана, призывающие к переселению (то ли полному, то ли частичному) землян на базе новых технологий не только на близлежащие планеты, но уже и за пределы солнечной системы. Можно говорить о своеобразной росписи в коллективном социальном бессилии. Человечеству, оказавшемуся неспособным к созданию подлинного «нового мира» на земной площадке, предлагается срочно, организованно, массово направить и потратить амбиции, усилия и колоссальные средства на внеземные территории, распространив самообман и множество иных пороков всечеловеческой цивилизации за пределы атмосферы нашей планеты.
Рассматривая сложности целевого и тем более смыслового определения интеграционных платформ, вновь обратим внимание на тенденцию уменьшения традиционных видов трудовой и, прежде всего, производственной занятости, нарастание атрибутов и социальных пространств массового прозябания. До сих пор в основании многих государственных и межгосударственных программ закладываются привычные принципы и идейные ориентиры трудовой этики. При этом, не углубляясь в перетрактовки известных разработок, заметим лишь, что повсеместно привлекательными становятся соблазны праздного времяпрепровождения. В связи с чем в общем-то правильная забота о создании, в том числе и посредством интеграционных механизмов, новых рабочих мест, начинает резонировать с реальностью, при которой именно трудовая занятость воспринимается в качестве архаики индустриальной эпохи. Ведь очевиден парадокс: повсеместно и в режиме возрастающей конкуренции создаются технологии, продуцирующие повсеместное задействование роботов, которые в результате вытеснят людей из процесса реального производства, но при этом провозглашаются многочисленные целевые программы по расширению рабочих мест. В анализируемом ключе уже нужны идеи, цели и смыслы, рассчитанные на социум, если хотите «нетрудящихся», многих членов которого мало или вовсе не воодушевляют цели и смыслы, направленные на создание производственных мощностей и тем более воссоздание собственно трудовой этики. Складываются условия, когда моральные цели и тем более смыслы больше не могут быть привязаны к труду в пока еще привычном значении данного термина. Например, существенную долю этической платформы начинает занимать соблюдение принципов и правил в онлайн играх. Пресловутая виртуализация общественных сред диктует по сути те же моральные требования, но в абсолютно иных, нежели «веберовские», про-
странствах. Многочисленные разговоры о постмодернизме волнуют специалистов и нередко интеллектуальных дельцов. На практике же речь идет о колоссальном высвобождении социальной энергии отнюдь не пенсионеров, а представителей всех активных возрастных групп, блуждающих без целей и смыслов, в обществах, которым уже нет необходимости сражаться за физическое выживание. К слову, уровни алкоголизации, наркомании и прочих способов отупения сознания через стимуляцию удовольствия не пугают, а скорее ужасают. В данной связи как не вспомнить слова С. Франка: «чем спокойнее, чем более размеренна и упорядочена внешняя жизнь, чем более она занята текущими земными интересами и имеет удачу в их осуществлении, тем глубже та душевная могила, в которой похоронен вопрос о смысле жизни»1. Сложно отрицать, что и в основе немалого социального ресурса современных радикальных клерикальных движений лежит тот же массовый экзистенциальный вакуум, когда самопожертвование «во имя», помноженное на информационную и финансовую поддержку, получает каналы экстремального и экстремистского выхлопа.
Одно из условий успеха или, напротив, проблемности интеграционных масштабных проектов, естественно состоит в привлекательности целеполаганий и осмысленностей интеграции для молодежной когорты. Неоднократно приходилось обращать внимание на отчетливую и, к сожалению, небеспочвенную браваду З. Бжезинского о значимости и притягательности американского образа жизни для молодежи: «Культурное превосходство является недооцененным аспектом американской глобальной мощи. Что бы ни думали некоторые о своих эстетических ценностях, американская массовая культура излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи во всем мире»2. Образцы поведения, наполненные нравственным содержанием и целеполаганием, способные дать конструктивную замену фривольности, вольготности и мнимой свободе, в тотальном дефиците.
Отдельной и по-своему «вечной» проблемой продуцирования целей и смыслов интеграционных процессов выступает количественная и качественная недостаточность групповых субъектов, способных осуществлять такого рода деятельность. Вряд ли можно говорить о существовании влиятельных и производительных мозговых трестов, активничающих на данном поприще вне доминанты интересов финансово-экономического порядка. Налицо в лучшем случае многочисленные дискуссии с отчетливым фундаментальным национальным позиционированием. Поэтому инициирование консолидированных концепций и программ также осуществляется с оглядкой и подозрительностью, без должной степени открытости и принципиальной ориентированности на выработку надцелей и надсмыслов общепланетарного размаха. Речь идет исключительно об упоминавшихся тактиках в режимах малых целеустановок, постоянно обновляемых в зависимости от глобальной конъюнктуры и осуществляющихся по единым лекалам расчетливости.
Актуальный традиционализм целей и смыслов общественного развития. В границах обозримой и отформатированной в рамках нынешнего общественного сознания истории целеполагание импульсных объединительных идей сохраняет преемственность: развитие личности (путь к самосовершенствованию хоть в религиозной, хоть в светской оболочке), социальная справедливость и эффективная в политическом, технологическом и экономическом плане социальная система. Как правило, к данному комплексу добавляется еще и нацеленность на миролюбие. В частности, до сих пор общепризнанные мировые религии, позиционируются как учения, пронизанные тем, что сегодня принято называть пацифизмом, неагрессивностью, альтруизмом. Напомним, что и марксизм в его классической первоначальной фабуле номинировал себя как идейное направление, способное привести к власти пролетариат, который покончит с капиталистическими войнами. Тем же большевикам до сих пор ставят в укор их первоначальные антивоенные и пораженческие лозунги.
Таким образом, в союзе идей для их широкой привлекательности, как обычно, должны сопрягаться и духовная составляющая общественного развития, и качество жизнедеятельности, и заряженность на инновационные достижения гуманистической направленности. Не учет хотя бы одного из принципиальных аспектов делает идейную насыщенность интеграции недостаточной, если не сказать, мало или вовсе неэффективной.
Все более очевидно, что однофазность любой идеи, претендующей на роль смысловдохновляющей цели, какой бы благородной и сверхпафосной она ни была, становится ее главным недостатком в условиях многообразного, многослойного техно-информационно перемешанного мира. На первый план выдвигаются (далее специально сопрягаем понятия «макро-» и «микро-») макроидеи усовершенствования, если хотите, облагоображивания микросред, микроотношений и микросоциумов. Появление в ряде стран «министерств счастья» - отчетливая симптоматика прощупывания пусть и в традиционной бюрократической форме механизмов продуцирования целей и смыслов на локальных уровнях социальной жизни. Впрочем, все это очень сложно, а, скорее всего, и невозможно хотя бы мало-мальски сопрячь с реальными монстрами-задачами глобальной финансово-экономической и военно-стратегической конкуренции.
Крайняя неразвитость, нераспространенность, недостаточное культивирование позитивных министратегий содержательной жизнедеятельности в ее личностно насыщенном ключе - общая проблема. Тоже европейское объединение, как видим, не удерживает заявленную планку содержательного комфорта, лишь временно выигрывая за счет еще большей слабости и недостаточной социальности иных интеграционных концептов.
И здесь, с одной стороны, необходимо отчетливое, честное признание утопичности сверхустановок, однако, с другой стороны, важна четкая и принципиальная нацеленность интеграционных инициатив на разрядку агрессивных сред, воспроизводство методик и практик, способных смягчать не только «макро-», но в обязательном порядке также и «микро-» кризисы. Именно здесь важно использовать колоссальный потенциал новых технологий. Кто-то из государств или союзов государств должен взять как суверен и/или союз суверенов, на себя ответственность за «согласие на согласие», предлагая содержательные цели и смыслы, подавая примеры синтетичных, многоуровневых и одновре-
1 Франк С.Л. Смысл жизни. - М.: АСТ, 2004. - С. 7.
2
Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. - М.: Междунар. отношения, 1999. - С. 38.
менно сегментированных действий с учетом многочисленных и разнообразных внутригрупповых и даже индивидуальных потребностей.
Всемирный социум накопил катастрофический потенциал кризисности и напряженности, действительно «устал» сам от себя. «Освобождению» и «борьбе за права» подлежат давно уже не группы и страты, а нормальная в значении творческой социально-ответственной насыщенности личность. До пиковости обостряется потребность в адекватности, предсказуемости, неистеричности и ответственности. В этой связи приходится в который раз говорить о целях и смыслах «очеловечивания человечества».
Выводы: Каждая из провозглашаемых на сегодняшний день объединительных инициатив: а) имеет отчетливый дефицит качественной целевой и смысловой наполненности; б) встроена в логику модернизационного движения общепланетарного характера; в) колеблется между архаикой идей и духовной пустотой техно-экономического прогресса; г) в декларативной форме представляет собой, как обычно, позитивно духовно насыщенные цели и смыслы, а на поверку отражает прагматические задачи конкурентной межкорпоративной и межстрановой борьбы.
Во многом благодаря всепроникающей информационно-коммуникативной среде продолжают размываться прежние каноны идейной мобилизации. В качестве замены предлагается сомнительный суррогат целей и смыслов самоспасения от достижений собственного же общенаучного сверхинтеллекта. При этом никак не удается сопрячь ценности социального комфорта с общественными смыслами миролюбивой, неконфронтационной направленности.
Ключевые составляющие оптимальной интеграционной идейной матрицы давно отштудированы и постоянно артикулируются: высокий уровень духовности, социальная справедливость, политическая, технологическая, инфраструктурная и экономическая развитость объединений. В реальности продолжают доминировать обращенные вовне «освобожденческие» составляющие целевых и смысловых постулатов, а перевод их в содержательное личностно- и межличностно-направленное русло выглядит недостижимым, несмотря на многочисленные призывы и попытки. И это при том, что необходимость продуцирования и реализации смыслов созидания насыщенных и эмпатичных отношений, сопрягающихся с целями усовершенствования микросред, является условием действительной выживаемости человечества в значении здоровой, а не патологической общности.
