CC BY
475
АКАДЕМИЧЕСКАЯ ИНТЕГРАЦИЯ
ИНТЕГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ СРЕДИ ЕВРОПЕЙСКИХ ШКОЛ МИКРОИСТОРИИ (теоретико-методологический аспект)
Н. М. Арсентьев, А. Н. Русъкин
(Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева)
Микроистория — одно из значительных современных направлений мировой исторической науки. Данный подход, сокращая масштаб исследования до локальных сообществ и отдельных личностей, позволяет осуществлять комплексный анализ социокультурных процессов в рамках современных тенденций гуманитарного образования. Авторами представлены основные направления в развитии микроис-торической методологии, а также отмечены интеграционные процессы в изучении данной проблемы среди европейских исторических школ.
Ключевыге слова: история повседневности; историография; макроанализ; методология истории; микроанализ; микроистория; новая локальная история; новая историческая наука; социальная история.
Стремление к обновлению теоретико-методологического арсенала, обозначившееся в западной исторической науке в конце XIX и резко возросшее в середине XX столетия, привело к пересмотру традиционных представлений об историческом процессе и возможностях его познания. В результате становления и развития так называемой новой исторической науки значительно изменились предмет, проблематика и методы исторического исследования, были разработаны новые, более эффективные приемы анализа исторических источников, введено в оборот множество исторических фактов. Постепенно «новая история» расширила сферу своего влияния и заняла ведущее место в современной зарубежной историографии. Одним из направлений данного подхода с 1970-х гг. стала микроистория.
Термин «микроистория» имеет более давнюю историю, нежели само изучаемое ныне явление. Одним из первых его употребил Ф. Бродель, причем отнюдь не в положительном смысле. Для него микроистория была синонимом истории эфемерных событий, т. е. тех явлений на поверхности исторического процесса, которые при исследовании более длительных процессов и глубинных конъюнктурных и структурных слоев оказываются на последнем по значению месте: «На поверхности мы сталкиваемся с историей событий, заключенных в сжатых пределах времени: это — микроистория; на
средней глубине мы имеем дело с конъюнктурной историей, которая подчиняется более медленному ритму и до сего дня изучается прежде всего на основе материальной жизни и экономических циклов... И за этим „речитативом“ конъюнктуры мы можем расслышать, наконец, гул структурной истории, истории длительной, которая охватывает целые столетия и располагается на границе подвижного и неподвижного. Благодаря своим столь долго остающимся неизменными ценностям она является для других, быстрее текущих и завершающихся историй своего рода покоящейся осью вращения» [3, с. 117].
С 1965 г. значение и смысл понятия «микроистория» изменились и совершенно освободились от негативного образа мелкого, не стоящего внимания, как бы частного остатка «большой» истории. Развился и сам предмет. С конца 1970-х гг. в Италии, США, Франции и ФРГ микроистория превращается в новый способ исследования и познания, открывающий возможность проникнуть в неисследованные области социальной истории.
Толчком к возникновению и развитию микроистории стал всплеск интереса к локальной и региональной истории, а также к истории повседневности. Он пришелся на 1970—1980-е гг. и, в свою очередь, явился реакцией на состояние социальной истории, сложившейся вокруг школы «Анналов» во Франции. Француз-
© Арсентьев Н. М., Руськин А. Н., 2010
11111111111* № 4,
ская историография этого периода отдавала предпочтение изучению возможно более массивных исторических блоков и соответственно количественному подсчету в ущерб анализу социальных феноменов. Все то, что связано с поведенческой сферой, социальным опытом и конструированием групповой идентичности, ее не интересовало. Представители микроистории основное внимание обратили на локальные объекты, т. е. на повседневность, «жизненный мир» «соучастников» изучаемого исторического события, полагая, что микроскопическое рассмотрение дает возможность увидеть такие вещи, которые раньше оставались незамеченными.
Итальянские микроисторики, считающиеся родоначальниками подхода, представлены двумя различными направлениями, которые условно можно назвать социальным и культурным. Присутствие этих двух направлений прослеживается прежде всего в серии «ш1сго81;ог1е», выходившей в издательстве Эйнауди в 1980—1992 гг., и в журнале «Риаёегш 81:опс1». Таким образом, возникли два типа микроисториков, сосуществующих друг с другом: одни интересовались по большей части социальной контекстуализацией исторических объектов, а другие — вписыванием их в культурный контекст, выражением и одновременно важной частью которого эти объекты являлись.
С точки зрения Д. Леви, ведущего представителя социального направления в микроистории, «микроанализ есть анализ отдельных примеров, но он осуществляется не ради инициирования бесконечного процесса с целью обобщения, а скорее ради упрощения процедуры анализа: селекция позволяет проиллюстрировать на примерах общие концепции в определенной точке реальной жизни» [цит. по: 12, с. 4—5]. Специфические возможности познания в микроистории определяются ее способностью к сужению поля наблюдения. Исторические реконструкции и интерпретации, осуществленные благодаря концентрации на ограниченном поле наблюдения, будь то деревня, часть города, социальная группа
или даже один или несколько индивидов, приведут к качественному расширению возможностей исторического познания. Именно в рамках микрообъекта историк в состоянии освоить источниковую базу, овладеть соответствующей социальной теорией и адаптировать ее к прошлому при ограниченном размере изучаемого объекта. Как следует из вышесказанного, микроистория есть не альтернатива макроанализу, а его необходимое дополнение.
«Социальные» микроисторики утверждают, что реконструкция индивидуальных моделей поведения является частью более общего стремления реконструировать различные социальные категории и хронологическую последовательность их возникновения исходя из конкретного контекстуального анализа, т. е. частью такого понимания общего исторического процесса, в котором поведение человека и культурные модели отнюдь не остаются сферами исследований разных специалистов. Отслеживание моделей поведения отдельных людей и анализ их индивидуальных социальных отношений или же их политических, экономических, социальных стратегий — это вопрос исследования социального и культурного контекстов вместе [12, с. 362].
«Культурное» понимание микроистории представлено прежде всего творчеством К. Гинзбурга. В предисловии к самой известной своей книге «Сыр и черви. Образ мира у мельника XVI века» он рассуждает о возможностях микроистории и профессионализме историка: «Расширять историческое знание, изучая „индивида“» из низов — немаловажная задача. Конечно, при этом существует опасность скатиться до уровня забавного исторического анекдота, до пресловутой событийной истории... Однако подобная опасность не представляется непреодолимой. Некоторые биографические исследования показали, что в заурядном, ничем незнаменитом человеке (именно поэтому репрезентативном) можно, как в микрокосме, найти черты, характерные для целого социального слоя в определенный исторический период — будь то австрийская знать или английский низ-
ший клир семнадцатого века» [4, с. 41 — 42].
Исследования К. Гинзбурга строятся на трех исходных посылах. Во-первых, чтобы понять любой социальный феномен, необходимо исследовать ряд контекстов, поскольку все объекты исследования многослойны и составлены из совокупности элементов, уходящих корнями на ту или иную глубину в прошлое. Во-вторых, работа по изучению различных временных глубин должна быть подчинена цели реконструирования «живого» опыта, который включает в себя не только «сознательный опыт или же опыт, оставивший след в документах», но и бессознательную сторону, требующую внимания к себе. В-третьих, необходимо применять то один, то другой масштаб исследования, так меняя его фокус, чтобы достичь критической дистанции, позволяющей установить связь между элементами, о которых сами действующие лица не имели представления, но которые обусловливали характер их опыта. Три вышеприведенных положения и определяют «цепочку документального обоснования», движущегося от конкретного документа к выявлению все более широких полей контекстов, пригодных для его изучения [11, с. 362].
Наиболее ярко противопоставление с «социальной» микроисторией впервые проявилось в работе К. Гинзбурга «Мо-релли, Фрейд и Шерлок Холмс: улики и научный метод». Статья ясно показала, что хотя оба течения микроистории имеют дело с малыми объектами исследования, это единственное, что их сближает, поскольку как методы, так и цели у них различны. Если для первых характерны «методологическая сосредоточенность на конкретном индивиде и стремление рассмотреть социальную структуру как переплетение различных межчеловеческих отношений», то для вторых — «изучение фрагментов моделей поведения, позволяющих выявить культурные смыслы, которыми люди прошлого наделяли свою социальную вселенную» [11, с. 354].
Однако уже в 1990-х гг. намечаются тенденции к сближению социального и
культурного подходов в итальянской школе микроистории. Так, С. Черутти, одна из последователей К. Гинзбурга, рассуждая о различиях между социальной и культурной контекстуализацией как исследовательскими практиками в рамках микроистории, утверждает, что они не отражают различия основных интересов ее представителей. И те, и другие «отнюдь не считают, что интересуются мыслями или действиями людей (иными словами, головой или желудком) как таковыми. Наоборот, все они преследуют одни и те же цели». Решение ограничить поле исследования, спустить его до микроуровня и тщательным образом выискивать единичных действующих лиц исторических процессов, по мнению С. Че-рутти, стало реакцией на высокомерие сторонников этаблированного исторического «здравого смысла», навязывавшего определенные временные масштабы исследования, его границы и понятийный аппарат [11, с. 357].
Итальянские микроисторики оказали влияние на французскую историческую науку, и в частности на представителей поздней школы «Анналов», среди которых прежде всего стоит отметить Э. Ле Руа Ладюри и Ж. Ревеля.
Э. Ле Руа Ладюри, оттолкнувшись от концепции «истории большой длительности» Ф. Броделя, сосредоточил внимание не столько на экономике и материальных условиях жизни, сколько на мировосприятии, картине мира средневекового человека. Для изучения «геологии глубинных пластов» он пользовался междисциплинарным синтезом, данными, получаемыми из картографии, этнологии, экономической истории, антропологии, демографии, структуралистскими методами, биологическими моделями [6, с. 155—158]. В 1975 г. вышла самая известная его книга «Монтайю, окситанская деревня (1294—1344)»— осуществленное «вручную» исследование одной отдельно взятой средневековой деревни, базирующееся на протоколах инквизиционного расследования и включающее анализ географического положения, хозяйственной жизни, социальной и демографической структуры, религиоз-
111!111Й1И1!Ш № 4,
ных верований жителей, их отношения к богатству, детям и т. п.
Высоко оценивал познавательные достоинства микроисторического подхода и такой влиятельный французский историк, как Ж. Ревель. Ученый акцентировал внимание на том, что в микроистории нет разрыва между локальной и глобальной историей и, тем более, их противопоставления. Он считал, что обращение к опыту индивидуума, группы, территории как нельзя лучше позволяет уловить конкретный облик глобальной истории, поскольку «образ социальной реальности — это не есть уменьшенная, или частичная, или урезанная версия того, что дает микроисторический подход, а есть другой образ» [9, с. 118].
Развитие микроподходов в британской историографии начало осуществляться в рамках новой локальной истории еще в 1960-е гг., несмотря на то что сам термин «микроистория» не получил здесь распространения. Лидирующую роль в этом процессе сыграла лестерская школа локальной истории, основанная У. Хоскинсом и Г. Финбергом, которые поставили во главу угла не локально-территориальный принцип, а описание и анализ реально существовавших социальных организмов, основанное на максимальной детализации и индивидуализации исследовательских объектов [10].
Х. Медик, наиболее известный немецкий последователь близкого к микроистории подхода, получившего название «Alltagsgeschichte» («повседневная история»), обратившись к исследованию протоиндустриального сельского местечка на плоскогорье швабской Юры с XVII по XIX в., провел его в плоскости проблемно-ориентированной «истории целого в подробностях» [8, с. 200]. Развивая идеи К. Гинзбурга, ученый на основе развернутой реконструкции деталей и совокупности источников данных о местном обществе разработал систему «многофокусного сравнения». На его взгляд, именно при сопоставлении предмета исследования со многими разновеликими факторами изучаемый феномен не потеряет своих особенностей.
В России микроисторический подход представлен в первую очередь журналом «Казус: Индивидуальное и уникальное в истории», на страницах которого печатаются как отечественные, так и зарубежные исследователи. Альманах был основан в 1996 г. известным историком западноевропейского Средневековья Ю. Л. Бессмертным. Его казуальная история пытается разрешить вставшую перед микроисторией дилемму: «добиться сочетания анализа массовых феноменов с анализом индивидуального поведения людей разного статуса». Для разрешения этой дилеммы Ю. Л. Бессмертный вводит понятие «казус». По его мнению, всякий поступок есть не механическое следование той или иной норме и не воспроизведение традиционного обычая, а тот или иной казус человеческого поведения. Последний рассматривается в двух аспектах: как нечто стереотипное, которое мы вычленяем из общей массы и которое ярко иллюстрирует общую психологию, реальную социальную практику, и как нечто универсальное, неповторимое, отличное от сложившейся практики, не вписывающееся в общую коллективную психологию, стереотип поведения. В то же время этот уникальный казус может послужить точкой отсчета, началом развития иной социальной практики, иного стереотипа поведения, характерного для более позднего этапа развития общества [2].
Значительное место в микроистори-ческих исследованиях принадлежит одному из основателей историко-антропологического направления в отечественной науке А. Я. Гуревичу. Ученый отмечал, что «микроисторическое исследование вводит нас в такой слой действительности, где могут накапливаться разнообразные потенции, которые или реализуются, или, чаще, остаются нереализованными... Иными словами, на уровне микроистории возможно разглядеть зародыши альтернативного развития, которые почти все историки оставляют без внимания» [5, с. 244].
Генезис отечественной микроистории прослеживается и в современных
работах по экономической истории России, посвященных исследованию индустриального наследия. В работах представителей Научно-образовательного центра экономической истории Центральной России и Среднего Поволжья МГУ им. Н. П. Огарева данное исследовательское направление получило новое звучание. Н. М. Арсентьевым, В. М. Арсентьевым, А. М. Дубоделом и другими учеными анализируются основные содержательные характеристики социокультурной и техногенной среды носителей предпринимательской деятельности, выявляется комплекс изменений в структуре жизнедеятельности, социально-корпоративной и индивидуальной психологии, «характере трудовой мотивации участников производства и в отношениях между рабочими и заводовладельцами» [1, с. 6]. Данный подход нашел наибольшее применение при исследовании мик-росоциальных процессов, например при изучении институциональной среды малых промышленных городов и в просо-пографических изысканиях.
В полной мере преимущество микро-исторического подхода для верификации макроисторических схем проявилось в работе А. А. Макушева, ограничившего предметную область исследования характеристикой предпринимательской династии заводовладельцев Мальцовых. Обратившись к проблеме моделирования повседневной, социальной и частной жизни, изучению социальных практик (конфликтных, семейных, соседских и т. д.), а также условий их быта, ученый индуцировал теоретическую модель протоин-дустриальных процессов в России: «. именно во взаимосвязи и взаимозависимости обоих уровней (в так называемом сопряжении микро- и макроистории) заключается наиболее приемлемый вариант изучения социальной действительности в ее исторической ретроспективе» [7, с. 4].
Сегодня микроистория несет в себе плодотворный импульс для дальнейшего развития исторической науки. Исторические реконструкции и интерпретации, осуществленные благодаря концентрации на ограниченном поле наблюдения,
дают качественное расширение возможностей исторического познания. Использование теоретических наработок антропологии и социологии в микроисториче-ском анализе несет в себе возможность нового взгляда на становление исторических структур. И хотя в настоящее время ученые делают лишь первые шаги к раскрытию потенциала взаимодополняемости микро- и макроподходов, не вызыавет сомнения, что их комбинационные возможности исключительно перспективны.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Арсентьев, Н. М. Замосковный горный округ: Заводовладельцы и рабочие / Н. М. Арсентьев. — Саранск : Изд-во Мордов. ун-та, 2005. — 250 с.
2. Бессмертный, Ю. Л. Что за «Казус»? / Ю. Л. Бессмертный // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. — М., 1997. — С. 7—24.
3. Бродель, Ф. История и общественные науки. Историческая длительность / Ф. Бродель // Философия и методология истории. — М. : Прогресс, 1977. — С. 115—142.
4. Гинзбург, К. Сыр и черви: Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. / К. Гинзбург. — М. : РОССПЭН, 2000. — 272 с.
5. Гуревич, А. Я. Апории современной исторической науки — мнимые и подлинные / А. Я. Гуревич // Одиссей: Человек в истории. — М., 1998. — С. 233—250.
6. Ле Руа Ладюри, Э. Застывшая история / Э. Ле Руа Ладюри // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. 1993. — М., 1993. — Т. 1, вып. 2. — С. 153—173.
7. Макушев, А. А. Предпринимательская деятельность Мальцовых во второй половине XVIII — начале XX века: индустриальное наследие / А. А. Макушев. — Саранск : Мордов. кн. изд-во, 2006. — 380 с.
8. Медик, X. Микроистория / X. Медик // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем : альманах. — М., 1994. — Т. 2, № 4. — С. 193—202.
9. Ревель, Ж. Микроисторический анализ и конструирование социального / Ж. Ревель // Одиссей. Человек в истории. — М., 1996. — С. 110—127.
10. Репина, Л. П. Комбинация микро- и макроподходов в современной британской и американской историографии: несколько казусов и опыт их протчения / Л. П. Репина // Историк в поиске. Микро- и макроподходы к изучению прошлого. — М., 1999. — С. 38—63.
11. Черутти, С. Микроистория: социальные отношения против культурных моделей? / С. Че-рутти // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. — М., 2006. — С. 354—375.
12. Честное, И. Л. Повседневность как теоретико-методологическая проблема историко-юридической науки / И. Л. Честнов // Городская повседневность в России и на Западе. — Саратов, 2006. — С. 3—8.
Поступила 04.10.10.
