CC BY
22
АРХЕОЛОГИЯ
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2020. Т. 7, № 3 (27). С. 96-103. УДК 94(47)
DOI 10.24147/2312-1300.2020.7(3).96-103
Е. М. Лупанова
ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЕ МАСТЕРА ВТОРОЙ КАМЧАТСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ
Вторая Камчатская экспедиция не раз привлекала к себе внимание исследователей как один из крупнейших научно-исследовательских проектов XVIII в. Успех команды В. Беринга во многом зависел от исправной работы инструментов - компасов, часов, зрительных труб. Это хрупкое и дорогостоящее оборудование нужно было постоянно поддерживать в рабочем состоянии, в случае выхода из строя - оперативно ремонтировать или получать взамен другое аналогичное. Поэтому с самого начала в составе команды был предусмотрен инструментальный мастер. За всё время работы экспедиции их было назначено трое: двое из числа академических служащих (Г. Кобылин, С. Овсянников) и один - из Адмиралтейства (С. И. Кузнецов). Автор выявляет оборудование, использовавшееся для определения маршрута, геодезической съёмки и картирования; характеризует значение этих научных и навигационных инструментов, а также состояние российского приборостроения того времени в целом. В статье приводится список материалов и оборудования, которое брал с собой инструментальный мастер. Особый интерес представляют собой обнаруженные в ходе исследования документы, связанные с отправкой С. И. Кузнецова - до сих пор не известного участника экспедиции. Дальнейшие поиски источников, позволяющих изучать детали биографии, характер и объёмы выполнявшихся мастерами работ, являются перспективными направлениями последующих исследований.
Ключевые слова: Вторая камчатская экспедиция; инструментальное дело; компасы; песочные часы; инструментальная мастерская Адмиралтейства; Инструментальная палата Академии наук.
Ye. M. Lupanova
INSTRUMENTAL MASTERS OF THE SECOND EXPEDITION TO KAMCHATKA
The second expedition to Kamchatka constantly drags the researchers' attention as one of the greatest scientific events of the 18th century. The success of V. Bering's team strongly depended on the accurate work of instruments - compasses, sundials, sand- and spyglasses. All those breakable and expensive devices was to be kept in steady functional condition, in cases of damage - have an opportunity to repair it quickly or to get another analogue. That is why form the very beginning the staff included an instrumental master. During the all years of the expedition there were three of them - two academic employees (G. Kobylin, S. Ovsyannikov) and one from the Admiralty (S. I. Kuznetsov). The author reveals the equipment used for routing, land-surveying and mapping; characterizes the role of these scientific and nautical instruments as well as the general state of Russian instrument-making of that period. A list of materials and equipment which an instrument-maker took with him is included in the article too. Especially interesting is the data of S. I. Kuznetsov's participation, whose name has not been mentioned in historical works yet. Further search of sources which provide the information of biographical details, characters and scopes of their work is a good prospect of the developing the topic.
Keywords: Second expedition to Kamchatka; instrument-making; compasses; sandglasses; instrumental workshop of the Admiralty; Instrumental chamber of Academy of sciences.
Введение. Вторая Камчатская экспедиция была одним из крупнейших государственных научно-исследовательских проектов
XVIII в. не только в России, но и в мировом масштабе. Перед Витусом Берингом и его командой стояли сложные задачи всесторон-
него изучения восточных земель Российской империи. Участники должны были вести астрономические и географические наблюдения, собирать естественнонаучные и этнографические коллекции, тщательно записывать сведения о ресурсах отдалённых от столицы территорий.
Результаты реализации этого грандиозного проекта неизменно привлекали к себе внимание историков. К настоящему времени опубликован большой массив документов [1-5], монографий [6-8], статей, посвящён-ных отдельным аспектам деятельности экспедиции [9-13], а также популярных работ [14-16]. Тем не менее многообразие собранных в 1733-1734 гг. материалов будет ещё долго оставлять простор для дальнейших поисков и размышлений.
В этой статье хотелось бы привлечь внимание к участвовавшим в экспедиции инструментальным мастерам. По сей день эти незаменимые труженики остаются в тени славы других членов команды В. Беринга.
При организации экспедиции из Академии наук были выданы приборы для наблюдений и измерений. Это были компасы, часы, зрительные трубы, линейки. Хрупким и по тем временам дорогостоящим инструментам предстоял трудный путь, на протяжении которого они должны были неизменно сохранять своё хорошее рабочее состояние, в случае поломок необходимо было иметь возможность получить взамен другой аналогичный. Поэтому в составе экспедиции с самого начала был предусмотрен инструментальный мастер.
Научное оборудование экспедиции и его значение. Прежде всего, нужно выяснить, какие именно инструменты были в распоряжении участников Второй Камчатской экспедиции. В реестре 1740 г. числятся:
«- Готовальня, а в ней два циркуля, в том числе один с графильным и карандашным пером, деревянный угольник, маленькая деревянная линейка, да графильное перо без циркуля.
- Одна медная линейка, на которой вырезаны футы французские и рейландской...
- Один ватерпас...
- Трои солнечные часы, из которых одни зделаны по охоцкому, а двои по здешнему меридиану;
- Компас» [17, с. 365].
Кроме общего экспедиционного оборудования у некоторых участников был свой набор инструментов, купленных ими лично или полученных из Академии наук. Составление точного перечня оборудования требует дальнейших архивных поисков, но, например, известны инструменты, выданные астроному экспедиции Л. Делиль де ла Кройе-ру. Его участию в Камчатской экспедиции предшествовала поездка в Колу и Архангельск «для исправления и обсервации партикулярных губерниям и провинциям ландкарт» в 1727-1730 гг. Для этих работ он получил квадрант Л. Шапото, двое часов, зрительную трубу 20 'Л футов и ещё одну -7 футов «для наблюдения солнечных и лунных затмений», микрометр, «изготовленный в Лондоне Эдуардом Фонвелем» и некоторые другие инструменты. Предположительно, эти инструменты незадолго до экспедиции были приобретены для оборудования Петербургской обсерватории, а после возвращения Л. Делиль де ла Кройера продолжали храниться у него и потом использовались во время экспедиции В. Беринга. Во всяком случае, эти инструменты не числятся в более поздних описях оборудования академической обсерватории [18-20], а возглавлявший обсерваторию Ж.-Н. Делиль (брат де ла Кройера) писал, что оборудование Академии существенно оскудело: «... мой брат увез с собой астрономические инструменты, которыми мы до тех пор пользовались в Петербурге», поэтому пришлось искать новые: «Академия получила некоторые другие инструменты от Морской академии, выписанные. Петром I из Англии и лежавшие без употребления. Это были большой секстан, радиусом от 4 до 5 футов, квадрант в 3 фута, сделанный Раунглеем, и несколько зрительных труб разных размеров. Позже к этим инструментам, был присоединен еще один квадрант радиусом в 2 фута, взятый из Кабинета е.и.в.» [21, с. 448].
Несовершенные инструменты того времени требовали большого искусства обращения с ними и постоянного использования справочных астрономических таблиц. Долготу устанавливали по пройденному расстоянию. В море определяли координаты на основании данных о скорости движения, определяемой лаглинем, и измерений времени при помощи песочных часов. В документах
упоминается счисление маршрута по склянкам «минутным и полуминутным»; кроме того существовали получасовые, часовые и четырёхчасовые. Расчёты на суше основывались на использовании мерных цепей. Широту определяли при помощи астролябии или квадранта и градштока [6, с. 52, 76].
Особое значение в экспедиционном оборудовании имели компасы. Они обеспечивали движение по заданному маршруту, от их исправности зависел не только успех, но и само выживание экспедиции. Неслучайно инструментальный мастер в документах экспедиции часто именовался компасным мастером, а умению изготавливать и ремонтировать этот инструмент уделялось особое внимание при выборе кандидатуры.
Капитан С. Ваксель, принявший на себя командование экспедицией после смерти В. Беринга, отмечал особое значение компаса и точности его показаний именно в северных условиях: «... кто-либо может возразить и сказать: если компас в этих условиях и дает неверные показания, то можно ведь, отчасти, руководствоваться солнцем или другими небесными светилами, движение которых по небесному своду нам известно. На это ответом служит следующее: кому приходилось хотя бы немного плавать на севере, тот на основании своего опыта может сказать, что из-за постоянного тумана и пасмурной погоды солнце появляется крайне редко, а увидать звезды вообще нет никакой надежды, в особенности в летнее время, когда от влаги и испарений от плавающего в море льда отражается свет, обволакивающий весь небосклон. Вот почему это предложение и не дает надежного способа, на который можно было бы безусловно положиться» [2, с. 30-31].
Сложности усугублялись отсутствием данных о магнитном склонении в различных географических точках на маршруте следования экспедиции. Тот же С. Ваксель пишет о погрешностях показаний прибора как о не до конца доказанном явлении: «Мы знаем из опыта, что полюс не совпадает с направлением магнитной стрелки, но так как это лишь мое собственное предположение, то я не хочу никому его навязывать» [2, с. 30].
В экспедиции использовались простые компасы и пелькомпасы, предназначенные для взятия пеленгов. Последние отличались
от первых наличием визирной планки. Их использовали как на воде, так и на суше. На земле их устанавливали на штативы и пеленговали приметные мысы, утёсы, скалы, обрывы. На этих местах ставили бревно или пирамиду из камней, переходили поочерёдно на каждое из них и повторяли измерения. Таким образом производилось картирование [6, с. 99].
Время Второй Камчатской экспедиции -это время распространения измерительных, навигационных и научных инструментов. Они имели практическое, символическое и развлекательное значение. В 1740 г. во время проходившей параллельно экспедиции Ж.-Н. Делиля в Берёзов в казалось бы глухом Тобольском монастыре архиерей Анике по приезде экспедиции Ж.-Н. Делиля с удовольствием принял в подарок карту военных действий турецкой войны и описание универсальных часов, «он. попросил показать через нашу ньютонову трубу Луну и Юпитер со спутниками, ибо неоднократно слышал об этих планетах, но ни разу не имел возможности их наблюдать». Участники экспедиции предоставили ему возможность осмотреть через зрительную трубу окрестности, а как только установилась ясная погода - астрономические объекты [22, с. 281]. Архиепископ Силантьева монастыря в Казани также с большим интересом осматривал инструменты и с удовольствием принял в подарок «ручную английскую трубу прекрасной работы» [22, с. 314, 455-456].
В документах того же 1740 г. обращает на себя внимание, что для снаряжавшегося во Вторую Камчатскую экспедицию мастера предписывалось напечатать в академической типографии тысячу (!) «компасных крушков» (заготовок картушек). Этот факт говорит о том, что мастер явно должен был не только обеспечивать нужды самой экспедиции, но и активно работать на обмен и продажу [23, л. 16].
Материалы и оборудование инструментального мастера Второй Камчатской экспедиции. К настоящему времени удалось найти список материалов и оборудования, которые брал с собой только один мастер -С. Кузнецов, но список материалов и оборудования, скорее всего, повторялся каждый раз с незначительными вариациями.
Инструментарий мастера включал в себя «сковороду для варения гарпиусу» (канифоли), тиски, молотки, топор, кусачки и острогубцы, наковальню, ножницы для меди и бумаги, десять разных пил по меди, напильники, свёрла и коловороты различных видов и размеров, зажим, сито, алмаз для резки стекла, каменный брусок, два циркуля, пробойники, чертёжный набор, шила, кисти. Безопасность мастера при работе обеспечивал стальной нагрудник. Из материалов ему предписывалось «отпустить из магазинов» красную листовую медь, зелёную медь, листовой свинец, говяжье сало, стекло, клей, грунт, белила, краску, слюду, проволоку медную, стальную и железную, бумагу, сальные свечи. Все инструменты и материалы были упакованы в два ящика [23, л. 1416].
Инструментальное дело в России второй четверти XVIII в. Прежде чем перейти к именам и личностям, необходимо представить общую картину инструментального дела в России рассматриваемого периода.
Инструментальное дело было новым для страны ремеслом, элементом западной культурой, вошедшей в русскую жизнь вместе с реформами. Пётр I с детских лет живо интересовался измерительными, навигационными и научными приборами как заморскими диковинами. Во время двух путешествий за границу он встречался с учёными, посещал инструментальные мастерские, приобретал у их хозяев лучшие образцы работ. Он приложил существенные усилия для того, чтобы в коллекциях Кунсткамеры, а затем -в распоряжении сотрудников Петербургской Академии наук оказалось современное оборудование для исследований. Сначала оно приобреталось за рубежом, в первую очередь в Англии, где изготавливали наиболее современные и качественные приборы, во вторую - во Франции, славившейся изяществом оформления. Приобретались также инструменты, сделанные в Голландии, немецких государствах, Италии и других странах. Отдельным направлением работы доверенных лиц царя было приглашение мастеров на русскую службу. Одним из первых его принял английский часовой мастер Джон Бредли. Помимо собственно изготовления инструментов в его обязанности входила передача
опыта ученикам, так появлялись мастера «из природных русских». Одним из первых русских инструментальщиков стал оптик И. Е. Беляев, сын которого продолжил дело отца, проработал в Академии без малого 60 лет, участвовал в реализации проектов М. В. Ломоносова, Г. В. Рихмана, Л. Эйлера и других учёных.
В 1726 г., чуть больше года спустя после учреждения Петербургской Академии наук, при ней открылась Инструментальная палата. Она должна была обеспечивать учёных необходимым оборудованием, заниматься ремонтом имеющихся инструментов. Первые два года работы палаты были организационными, работа Академии наук ещё не развернулась, поэтому мастера работали в основном на продажу. Мастеров было мало, их нетрудно перечислить: И. Е. Беляев и И. И. Калмыков, при них были столь же малочисленные подмастерья и ученики; изготовлением научных инструментов также занимался механик И. Г. Лейтман. Он мог бы возглавить Инструментальную палату, но предпочёл открыть собственную мастерскую. Инструментальные мастера не числились в штате Академии. Этот начальный период длился до 1735 г., когда в Академию пришёл А. К. Нартов с учениками, объединил вокруг себя мастеров, своим авторитетом и деятельностью стимулировал начало нового этапа в истории приборостроения. Момент же начала Второй Камчатской экспедиции относится к начальному периоду существования Инструментальной палаты [24].
Кроме неё в России работали единичные «вольные мастера» и мастерская при Адмиралтействе. Последняя ведёт свою историю с 1722 г. В отличие от Инструментальной палаты Академии наук, она уже в интересующий нас период имела своё здание. Оно было построено рядом с Каторжным двором на территории современной площади Труда в Петербурге. Штат Адмиралтейской мастерской был существенно больше по сравнению с академической. Ещё при жизни Петра I он насчитывал девять человек, именовавшихся в документах «компасниками» и работавших под руководством мастера голландского происхождения П. Форма. С декабря 1726 г. мастерскую возглавлял один из его учеников - русский мастер А. Шелкунов. Хотя
слово «компасники» создаёт иллюзию узкой специализации, мастерская выпускала различные навигационные инструменты - наряду с компасами, часы (солнечные, звёздные, песочные), зрительные трубы, градштоки, астролябии, квадранты, лаги, чертёжные инструменты. Помимо изготовления инструментов сотрудники занимались их текущим ремонтом и ежегодной поверкой по окончании навигационного сезона.
Таким образом, на момент начала Второй Камчатской экспедиции в России существовало два центра приборостроения - при Адмиралтействе и при Академии. Изначально участника экспедиции выбирали из числа академических подмастерьев, так как организация экспедиции относилась к ведению Академии. Позже, в 1740 г., видимо, по причине малочисленности академического штата рассматривался вопрос об отправке в экспедицию мастера из числа адмиралтейских служителей.
Гаврила Кобылин. При формировании первого состава экспедиции в неё был назначен ученик Инструментальной палаты Академии наук Г. Кобылин.
О нём известно, что в 1730 г. он был одним из младших и низкооплачиваемых учеников служившего при Академии кузнеца [25, т. 1, с. 651], затем был переведён в Инструментальную палату и в 1733 г. был признан обладавшим достаточной квалификацией для обслуживания нужд экспедиции по части ремонта и изготовления инструментов.
По всей видимости, Г. Кобылин вскоре умер или отказался от службы при Академии, и В. Беринг просил о назначении другого мастера.
Степан Овсянников. Ещё до отправления экспедиции место Г. Кобылина занял другой ученик Инструментальной палаты С. Овсянников. По данным И. В. Бренёвой, он служил при Академии с 1728 г., но в опубликованных документах говорится, что он «принят по резолюции Шумахера» в 1731 г. [25, т. 7, с. 586-587]. С. Овсянников вернулся в Петербург после окончания экспедиции [24, с. 161-162], документы свидетельствуют, что в 1745-1746 г. он всё ещё числился инструментальным учеником при Академии и получал жалование 60 рублей в год, в возрасте 49 лет просил уволить его
«по старости лет» [24, с. 161-162; 25, т. 8, с. 727].
На этом историю компасных мастеров в составе экспедиции можно было бы закончить и считать изученной, если бы не обнаружилась переписка, связанная с назначением другого мастера в 1740 г. Прежде чем подробно остановиться на этом сюжете, следует задать вопрос, почему В. Беринга не устраивала работа С. Овсянникова.
Помимо объективных трудностей экспедиции (сурового климата, недостатка провианта, болезней) стоит упомянуть, что через несколько лет после возвращения экспедиции произошёл конфликт между С. Овсянниковым и его непосредственным начальником механиком И. Клейном. Последний жаловался академической канцелярии на лень и неявку, несмотря на то, что И. Клейн несколько раз посылал к нему домой человека для напоминания о необходимости выйти на работу. С. Овсянников не терялся перед необходимостью объяснять свою нерадивость и в свою очередь жаловался на то, что ему не доверяют работы, соответствующие квалификации, ограничивают его обязанности ответственностью за пожарную трубу; ввиду такого отношения к себе он не считал нужным являться в Инструментальную палату [26, л. 1-11]. Эта история показывает С. Овсянникова как человека, не отличавшегося ни усердием, ни покладистым характером, ни почтительным отношением к непосредственному начальнику. Вероятно, с теми же проблемами пришлось столкнуться и В. Берингу.
Семен Иванович Кузнецов. Так или иначе, в 1740 г. «капитан-командор Беринг чрез доношение требовал, чтоб для починки компасов и склянок, которые тамо не бывши еще на море от продолжительного времени и тамошних воздухов находятся не в прежнем своем состоянии прислать к нему мастера, который мог как компасы, так и склянки починить». Командир экспедиции особо отмечал, что в экспедицию нужны «добрые и здоровые люди, которые б могли такой далной и трудной путь понести и дело по должности исправить». Всего он просил прислать на места умерших во время путешествия 25 человек, среди которых, помимо инструментальщика, были плотники, парусники, конопатчики и купоры [23, л. 10, 59].
Академия наук, видимо, не найдя среди мастеров Инструментальной палаты достойного кандидата, которого можно было бы командировать, обратилась с запросом к мастерской при Адмиралтействе. Вскоре пришёл ответ: «. для починки компасов и песошных часов достойные по показанию компасного мастера имеются. первого класса ученик Семен Кузнецов, компасники второго класса Меркул Горшков, Василий Манышев» [23, л. 30]. Из названных кандидатур Академия далее предпочла обсуждать в переписке только самого умелого и опытного из них -С. И. Кузнецова, служившего при Адмиралтействе с 1730 г., в 1733 г. переведённого в компасные ученики второго класса, в 1738 г. -первого. В 1739 г. освидетельствование его мастерства произвёл Б. Скотт, один из авторитетнейших российских инструментальщиков того времени (он был родом из Англии, приехал на службу в Россию, будучи уже сложившимся мастером с опытом работы у лучших английских производителей, служил в петербургском Адмиралтействе с 1733 г., не только занимался изготовлением компасов, но и предложил собственную систему; в 1747 г. он был переведён в Инструментальную палату Академии наук). По результатам экзамена С. И. Кузнецов был рекомендован к переводу в подмастерья, но повышение должности и оклада произошло только два года спустя, в 1741 г., в связи с планами отправить его в распоряжение В. Беринга. Помимо традиционной для того времени медленности повышения из учеников в подмастерье и далее в мастера, сыграл роль тот факт, что при Ре-вельском порте работал ещё один компасный ученик 1-го класса Борис Бубнеев, начавший службу раньше С. И. Кузнецова. Порядок чинопроизводства на всех уровнях предполагал строгое соблюдение очерёдности с учётом выслуги лет. Однако «в присланном из ре-вельской конторы над портом репорте объявлено, что оной ученик Бубнеев, дело хотя и исправляет точею, за кражу им двух раз казенных материалов гонян шпицрутейн и впредь к произвождению быть неблагонадежен» [23, л. 31], поэтому было сочтено, что производство петербургского ученика в подмастерье в обход ревельского обосновано.
На период участия в экспедиции С. И. Кузнецову, как и другим членам экспе-
диции, назначалось двойное жалование - для него самого и остававшейся в Петербурге семьи - «чтоб им здесь и ему, будучи в пути, не возыметь. нужды». Главе семейства была предоставлена возможность распорядиться распределением этих средств. Он просил выдавать из Адмиралтейств-коллегии ежемесячно по 2 рубля его жене Аксинье Ивановне с детьми и по рублю матери Мавре Фёдоровне, остальное отправлять ему.
Мысли о судьбе семьи в его отсутствие тяготили мастера. Самый поздний документ по хронологии в деле об отправке С. И. Кузнецова в экспедицию - это отказ полиции удовлетворить его прошение, связанное с освобождением дома от постойной повинности. Такое решение завершило длившуюся более полугода переписку между ведомствами. Пришло оно, уже когда отец семейства, проехав Казань, находился на пути в Тобольск [23, л. 58].
Вскоре после назначения С. И. Кузнецов сообщил в Адмиралтейств-коллегию: «Имею я, нижайший, дом свой в новопостроенных слободах в II Коломне, в котором доме моём имею определённой от полицмейстерской канцелярии солдатской лейб-гвардии Измайловского полку постой, тако ж содержу и ро-гаточный караул». Он просил «для вышепи-санной далной моей поездки» освободить дом от повинности, так как в нём оставались его мать, жена и малолетние дети [23, л. 20].
Обязанности содержать постой и караулы были тяжким бременем для населения; отсутствие отца семейства могло иметь для его родных самые плачевные последствия. По словам В. В. Лапина, «постойная повинность была едва ли не самой социально травматичной из всех, которые несло российское население. Взаимоотношения домовладельцев и военных нередко напоминали взаимоотношения оккупантов и побеждённых». В подтверждение такой оценки он приводит бытовые зарисовки, а также записи генерала А. Ф. Ланжерона: «. русский солдат является бичом своего хозяина: он распутствует с его женой, бесчестит его дочь, выгоняет хозяина из его постели и иногда даже дома, ест его цыплят, его скотину, отнимает у него деньги и бьет его непрестанно. Солдат должен кормиться тем, что отпускает ему казна, но обычай удержал верх,
и крестьянин кормит солдата вместе с собой и позволяет ему его муку продавать или получать деньгами» [27, с. 144-145]. Схожие картины представлены и в других исследованиях, посвящённых постою [28-30]. От такой участи, отягчённой отсутствием мужчины в доме, и хотел уберечь своих близких компасный мастер.
Полицмейстерская канцелярия сослалась на указ «О правилах содержания военных постоев в Санкт-Петербурге». Пункт 19 регулировал порядок, касавшийся «в Санкт-Петербурге. Адмиралтейской и других команд мастеровых людей». В нём говорилось об освобождении домов служащих, получающих доход меньше 20 рублей в год, учитывая выдачу продовольствия [31]. Оклад подмастерья составлял 60 рублей в год с учетом продовольствия и не давал основания для предоставления такой льготы [23, л. 23].
Заключение. Рассмотренные материалы подводят к выводу, что во Второй Камчатской экспедиции принимал участие инструментальный мастер, работа которого не вполне удовлетворяла руководителей - Степан Овсянников. Для помощи ему был отправлен адмиралтейский компасник С. И. Кузнецов.
Его роль в экспедиции, история инструментальной мастерской при Адмиралтействе, сбор сведений о биографиях работавших в ней людей, их вкладе в становление и развитие русского приборостроения являются перспективными направлениями дальнейших поисков и исследований.
Важной выявленной деталью является список инструментов и материалов, находившихся в распоряжении инструментального мастера. Особенно интересно, что в планы закладывалась работа не только на обеспечение нужд экспедиции, но также на подарки, продажу и обмен.
ЛИТЕРАТУРА
1. Беринг В. Камчатские экспедиции. - М. : Экс-мо, 2014. - 480 с.
2. Ваксель С. Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга / пер. с рук. на нем. яз. Ю. И. Бронштейна. - М. : Главсевморпуть, 1940. - 176 с.
3. Вторая Камчатская экспедиция : док. : [в 5 т.]. - СПб. : Нестор-история, 2001-2018. -Т. 1 : Морские отряды, 1730-1733. - 2001. -638 с.; Т. 2 : Морские отряды, 1734-1736. -2009. - 933 с.; Т. 3 : Морские отряды, 17371738. - 2013. - 942 с.; Т. 4 : Морские отряды,
1739-1749. - 2015. - 967 с.; Т. 5 : Морские отряды, 1741-1742. - 2018. - 871 с.
4. Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. - М. : Эксмо, 2010. - 480 с.
5. Стеллер Г. В. Описание земли Камчатки. -Петропавловск-Камчатский : Новая книга, 2011. - 576 с.
6. Глушанков И. В. Навстречу неизведанному. -Л. : Гидрометеоиздат, 1980. - 136 с.
7. Исторические памятники Второй Камчатской экспедиции / В. Ф. Старков и др. - М. : Научный мир, 2002. - 216 с.
8. Леньков В. Д. Командорский лагерь экспедиции Беринга. - М. : Наука, 1988. - 125 с.
9. Шерстобоев В. Н. Обслуживание Второй Камчатской экспедиции крестьянами Ленско-Илимского края // Экономика, управление и культура Сибири ХУ1-Х1Х вв. : материалы по истории Сибири. - Новосибирск : Наука, 1965. - С. 298-303. - (Сибирь периода феодализма. Вып. 2).
10. Копанева Н. П. Формирование фондов Кунсткамеры и Вторая Камчатская экспедиция // Радловский сборник : науч. исслед. и музейные проекты МАЭ РАН в 2010 г. - СПб., 2011. - С. 73-78.
11. Салмин А. К. И. Г. Гмелин и его роль во Второй Камчатской экспедиции // Былые годы. Российский исторический журнал. - 2019. -№ 51 (1). - С. 55-69.
12. Чайковский Ю. В. Кто задумал и кто устроил Великую Северную экспедиция? // Вопросы истории естествознания и техники. - 2013. -Т. 34, № 2. - С. 104-111.
13. Черкашина А. С. Забытые рисовальщики Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга // Верные долгу и отечеству : материалы XXVII Крашенинниковских чтений. - Петропавловск-Камчатский, 2010. - С. 221-227.
14. Берг Л. С. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга 1725-1742 гг. - Л. : Главсевморпуть, 1935. - 411 с.
15. Худяков В. Г. Как русские открыли Америку. Экспедиции Беринга и Чирикова. - М. : Паул-сен, 2017. - 32 с.
16. Яников Г. В. Великая Северная экспедиция. -М. : Гос. изд-во геогр. лит., 1949. - 162 с.
17. Георг Вильгельм Штеллер : письма и док., 1740. - М. : Памятники исторической мысли, 1998. - 427 с.
18. Петербургский филиал Архива Российской академии наук (ПФ АРАН). Ф. 3. Оп. 1. Д. 2219.
19. ПФ АРАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 2249.
20. ПФ АРАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 2250.
21. Ченакал В. Л. Проектирование, строительство и оснащение инструментами первой астрономической обсерватории Петербургской Академии наук // Историко-астрономические исследования. - М., 1957. - Вып. 3. - С. 429-451.
22. Материалы экспедиции Ж.-Н. Делиля в Берё-зов в 1740 г.: дневник Т. Кёнигфельса и переписка Ж.-Н. Делиля. - СПб. : Историческая иллюстрация, 2008. - 784 с.
23. Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. 212. Оп. 6. Д. 40.
24. Бренёва И. В. История Инструментальной палаты Петербургской Академии наук (17241766). - СПб. : Наука, 1999. - 166 с.
25. Материалы для истории императорской Академии наук : [в 10 т.]. - СПб. : Акад. наук, 1885-1900. - Т. 1 : 1716-1730. - 1885. -IV, 732, [2] с.; Т. 7 : 1744-1745. - 1895. -818, [4] с.; Т. 8 : 1746-1747. - 1895. - 794, [4] с.
26. ПФ АРАН. Ф. 3. Оп. 7. Д. 53/1-9.
27. Лапин В. В. Постойная повинность в России // Английская набережная, 4 : ежегодник С.-Петерб. науч. о-ва историков и архивистов. - СПб., 2000. - С. 135-164.
28. Плешаков И. Н. Военный постой в Поволжье в конце XVIII в.: Ростовский карабинерный полк в Саратовской губернии (1792-1794 гг.) // Известия Саратовского университета. -2008. - Т. 8. Серия: История. - С. 43-55.
Информация о статье
Дата поступления 10 марта 2020 г.
Дата принятия в печать 10 июля 2020 г.
Сведения об авторе
Лупанова Евгения Михайловна - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник музея М. В. Ломоносова в составе Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН (Санкт-Петербург, Россия)
Адрес для корреспонденции: 199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская наб., 3
E-mail: [email protected] Для цитирования
Лупанова Е. М. Инструментальные мастера Второй Камчатской экспедиции // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2020. Т. 7, № 3 (27). С. 96-103. DOI: 10.24147/2312-1300.2020.7(3).96-103.
29. Субботина Л. Е. Натуральный постой в XVIII-XIX вв.: через льготы к цивилизованным формам отношений армии и населения // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. - 2007. - № 2 (46). - С. 136140.
30. Щербинин П. П., Яковлева Л. Е. Правовое регулирование постойной повинности в Российской Империи XVIII-XIX вв. // Вестик Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. - 2009. - № 1 (69). - С. 408-411.
31. О правилах содержания военных постоев в Санкт-Петербурге : [именной, 1738, 11 нояб.] // Полное собрание законов Российской Империи : [Собр. 1-е]. - Т. X : 1737-1739. -СПб. : Тип II Отд-ния Собств. Е. И. В. Канцелярии, 1830. - С. 649-654. - [Док. 7686].
Article info
Received March 10, 2020
Accepted July 10, 2020
About the author
Yevgenia M. Lupanova - PhD in Historical Sciences, Senior Researcher of M.V. Lomonosov's Museum of Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (Kunstkamera) of the Russian Academy of Sciences (St. Petersburg, Russia)
Postal address: 3, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russia
E-mail: [email protected] For citations
Lupanova Ye.M. Instrumental Masters of the Second Expedition to Kamchatka. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2020, vol. 7, no. 3 (27), pp. 96-103. DOI: 10.24147/ 2312-1300.2020.7(3).96-103 (in Russian).
