CC BY
64УДК 342(470.67)
ИНСТИТУТЫ ОБЫЧНОГО ПРАВА ДАГЕСТАНА: ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ ЭКСКУРС
Исмаилов М.А., Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, Российская Федерация,
adako28@yandex. ru
Багомедова Л.С., Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, Российская Федерация, lau-ra-dzhenni@yandex. ru
В данной статье анализируются источники и взгляды российских, советских и современных ученых, раскрывающие особенности эволюции институтов обычного права народов Дагестана во второй половине XIX в. Как известно, обычное право Дагестана подвергалось эволюции и адаптации. На этот процесс важное влияние оказало имперское законодательство, вследствие которого нормативно-правовая культура приобретает совершенно другой вид. Важно то, что институты обычного права Дагестана до сих пор имеют миротворческий потенциал не только при кровной мести, но и при других разнообразных конфликтах и тяжбах. Авторы отмечают, что, безусловно, для достижения гармонии в дагестанском обществе можно и нужно использовать все возможности, в том числе и многовековой положительный опыт поколений.
Ключевые слова: Дагестан, ислам, землевладение, источник, обычное право, право, наказание, эволюция, нормы обычного права.
THE INSTITUTIONS OF CUSTOMARY LAW OF DAGESTAN: HISTORICAL AND LEGAL INSIGHT
Ismailov M.A., Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, Российская Федерация,
adako28@yandex. ru
Bagomedova L.S., Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, Российская Федерация, lau-ra-dzhenni@yandex. ru
In the article description is given evolution of ordinary right for Daghestan in the second half of XIX в.В this period an ordinary right for the people of Daghestan was exposed to the substantial evolution. It touched including systems of punishments. On this process substantial influence rendered an imperial legislation. That became the result of this process that a normatively-legal culture acquires a completely another kind. It is important that the institutions of customary law Dagestan still have a peacekeeping capacity, not only in blood feud, but also for other various conflicts and litigation. The authors note that, of course, to achieve harmony in the Dagestan society can and should use every opportunity, including positive and centuries-old experience of generations.
Key words: Daghestan, islam, landownership, ource, is an ordinary right, Punishment, evolution, norms of ordinary right.
Дагестан - это регион, где исторически представлен разнообразный элемент не только в природно-географическом, но также в этническом и конфессиональном плане. Кроме того, здесь были представлены разные не только по форме, но и по содержанию государственные образования в виде феодальных владений и союзов сельских обществ, а уже ко второй половине XIX века - Имамат Шамиля. Это разнообразие выражено также в повседневном быту и в соционормативной культуре многонационального народа Дагестана.
Д.Ю. Шапсугов пишет: «... В России отмечается в известной мере «подспудная» борьба западнических и евразийских концепций модернизации, имеющих свои корни в прошлом. При этом вряд ли учитывается, что при самых разных ориен-тациях подобного рода Россия оставалась все той же узнаваемой Россией, несмотря на самые крутые повороты в своей истории. Но, безусловно, важнейшее значение, по существу вбирающее в себя
эти подходы, имеет теория органичности правового развития, истоки которой можно найти уже в древней политико-правовой мысли, наиболее последовательно разработанной немецкой исторической школой права.» [1, с. 17].
Наличие пестрого этнического состава проявлялось в обычаях, традициях и в регулировании повседневной жизнедеятельности, но, что интересно, за исключением некоторых моментов, адаты у народов Дагестана идентичны. Исследователи языка и быта народов Дагестана также обратили внимание на эту особенность. М.М. Ковалевский, посвятивший немало лет изучению правового наследия народов Дагестана, заметил, что «пестрота этнографического состава невольно вызывает в нас предположение, что и юридические обычаи, которым следуют горцы, должны отличаться большим разнообразием. Сравнительное изучение приводит, однако, к совершенно противоположному выводу. Вместо нескольких, мы имеем перед собой только
одну юридическую систему...» [2, с. 9]. И уже более категорично пишет: «.Я считаю также более или менее установленным то общее положение, что, несмотря на пестроту племенного состава и разнообразия языков, жители Дагестана придерживаются более или менее одинаковых начал права...» [3, с. 9]. Наличие у народов Дагестана единой системы права М.М. Ковалевский объясняет общими историческими условиями и повсеместным господством «среди горцев родовой организации — туху-ма, — вызвавшей появление у них целого ряда обычаев и обрядов: кровной мести и родового возмездия, соприсяжничества родственников на суде, серьезных ограничений разделов и отчуждения, исключения женщин из наследования или меньшего против мужчин участия их в нем» и т.п. [4, с. 9].
Привлекает внимание следующее наблюдение автора: «.В Дагестане обычай дозволяет не принимать участия в кровном возмездии только под условием формального разрыва со всей родней путем выхода из рода (тухума). Мщение настолько обязательно для родственников, что во избежание кровопролития в Дагестане принято выселять на время обидчика и его ближайших родственников, дабы тем устранить их от возмездия. Стоит им только попасть на глаза родственникам жертвы, и их ждет неизбежно смерть или, по меньшей мере, ранение.» [5, с. 9].
Как видим, в обычном праве народов Кавказа в течение многих веков сложился принцип сдержек и противовесов.
М.М. Ковалевский подверг тщательному анализу и известный памятник Постановление Кай-тагского уцмия Рустем-хана. В статье «Дагестанская народная правда» он писал, что «.Древнейший законодательный памятник Кавказа заслуживает гораздо более внимания, чем то, какое доселе выпало ему в удел. Двух-трех слов, сказанных о нем г-ном Комаровым, и почти буквального их повторения проф. Леонтовичем еще недостаточно для определения времени его появления, тех разнообразных влияний, которые отразились на его содержание и того воздействия, какое ему пришлось оказать на дальнейшую выработку народного обычая.» [6, с. 6].
Представляется важным то, что автор критически оценил датировку памятника его современниками: «... Отметим, прежде всего, странную, необъяснимую для нас ошибку, которая вкралась в самую его хронологию. Г-н Комаров по неизвестным причинам отнес его к XII в. Рождества Христова [7, с. 6].
Профессор Ф. Леонтович поспешил повторить за ним это ни на чем не основанное утверждение. Так как в доставшемся Одесскому университету списке адатов Кавказа оказался еще один сборник кайтагских обычаев, помеченный именем Рус-тем-хана и отнесенный к более поздней эпохе, господин Леонтович, желая примирить эти противоречивые факты, представил двух Рустемов-
законодателей: одного он отнес в XII в., другого к XVI, и объявил, что первому принадлежит lex antique (древний закон), а второму lex emendata (исправленный закон); кроме того он вдвинул между ними обоими третьего законодателя Ахмета и таким образом построил целую историю кайтагска-го права.» [8, с. 9].
Привлекает внимание его взгляд на проблему связанную с возрождением адатного права во второй половине XIX века, а именно, после ликвидации Имамата Шамиля, где он дал интересную оценку, заслуживающую внимания современников: «.Когда последовало окончательное замирение Кавказа, вызванное сдачею Шамиля и присоединением к нашим владениям обширной Дагестанской области, борьба с мюридизмом, или, что то же, с сектою фанатиков-магометан, высшим представителем которых считали пленного имама, завлекла наше правительство на опасный в моих глазах путь оживления адата, или народного обычая, в ущерб шариату, или писаному закону магометан. Я считаю этот путь опасным, потому что неограниченное господство народного обычая, в особенности в сфере уголовного права, грозит в гораздо большей степени оживлением родовых междоусобиц, нежели применение правил Корана и его шафиит-ских истолкователей...» [9. с. 9].
Однозначно, этот памятник всегда привлекал внимание. Дагестанские ученые Р.М. Магомедов, А.С. Омаров подробно изучили этот памятник ещё в середине прошлого столетия [10; 11], в современный период М.А. Исмаилов [12, с. 123], Ш.М. Исаев [13], Л.А. Алиева продолжают уделять внимание этому интересному памятнику правового наследия народов Дагестана. Однако, как признавал М.М. Ковалевский: «.Мы далеко не исчерпали, разумеется, всего содержания, разбираемого нами памятника. Немало архаических черт рассеяно, например, в тех параграфах его, которые говорят об ответственности по убийству раба и еврея. Предписание взыскивать при убийстве принадлежащего уцмию раба по одной паре обуви и по мешку саману с каждого дома невольно вызывает в нашем уме представление своего рода «дикой вире» древнерусского права; приказ наполнить хожу убитого еврея серебром и вручить ее затем князю переносит нас в ранний период средних веков, когда единственною защитой отверженного Богом народа было вызываемое корыстными мотивами покровительство пап и светских князей.» [14, с. 6].
И, конечно, его вывод относительно научных перспектив Судебника Кайтага: «.При всей своей краткости представленный нами очерк вполне устанавливает, как нам кажется, тот факт, что сборник Рустема, несмотря на то, что был составлен четырьмя столетиями позже того, чем думали доселе, содержит в себе весьма старинные нормы права. Это обстоятельство делает весьма желатель-
ным подстрочный перевод его с арабского на один из современных европейских языков. ...» [15, с. 6].
Безусловно, с утверждением ислама существенно меняются многие нормы, но в основном шариат стал регулировать вопросы гражданско-правовых взаимоотношений, а адат - уголовно-правовых отношений. Конечно, шариат мягко адаптировался к адату, но в то же время ислам, в целом арабская культура, дали возможность письменной фиксации и появления разных институтов, в том числе и института кадия, который взял на себя определенные функции старейшин, в основном медиаторские.
Во многих указанных сводах появились статьи, предусматривающие наказание за нарушение религиозных предписаний и правовых установлений шариата.
В обычном праве народов Дагестана наиболее четко представлены следующие институты: кровная месть, маслиат (примирение), ишкиль -захват имущества должника и соприсягатели. Институт кровной мести - канлыят (от канлы - кровник) представлен во всех сборниках, как сельских обществ, так и феодальных владетелей. Г-М. Ами-ров рассказывает о том, как в день суда в диван-хане он присутствовал на судебном разбирательстве следующего дела (очень важный момент). Он пишет: «С божьего благословления и божьей милости обращаюсь к кадию и джаамату в благословенном 1288 (хиджры. - Авт.) [16].
«... Я нашел у своего дома убитого человека из нашего аула. Меня обвинили в убийстве, хотя это ничем не было доказано; но 40 родственников убитого поклялись на Коране в том, что кроме меня это убийство совершить было некому. Я был осужден как убийца и объявлен канлы на 15 лет. Помимо всего этого я должен был отдать родственникам убитого (да успокой аллах его душу!) трехгодовалого осла и заплатить штраф. Но в прошлом году житель нашего аула, заявил, что я не виновен в этом убийстве. Поэтому я прошу высокочтимого джамаата позволить мне вернуться. Да ниспошлет на вас аллах счастье и благополучие. Аминь.» [17, с. 25].
Кадий вынес эту просьбу на обсуждение присутствующих. «Мы должны следовать адату», -заявил один из судей. «Наш адат не позволяет удовлетворить такую просьбу. Тот, кого обвинили как убийцу и канлы, поклявшись на Коране, не может быть оправдан и просьбу его удовлетворить нельзя. Противное этому решение могло бы быть тяжким грехом. Дело бы выглядело так, будто можно поклясться на Коране, не убедившись в своей правоте». По его просьбе кади вслух зачитал следующее: «Тот, на кого однажды 40 родственников укажут как на канлы и подкрепят свои слова клятвой, считается убийцей, и в качестве такового изгоняется из аула и остается в ссылке до истечения своего срока, если даже впоследствии и выяснится, что он не является убийцей. Если однажды
произнесена такая клятва, то никакое показание свидетелей, никакое признание действительного убийцы не имеет больше силы, но, однако последний, предосторожности ради, ссылается как кан-лы». Дальнейшее ведение этого дела мы можем на этом прервать; просьба не была удовлетворена; лишь один из присутствующих подчеркнул необходимость изменения некоторых адатов.
Этот взятый из жизни случай является очень характерным. Что интересно, при решении данного случая было обсуждение, а не единоличное решение.
Дальше, еще интереснее, автор вопрошает: «.Но мы неправильно выразились: вопрос, задаваемый дагестанцу, гласит не «кто виновен?», а «кто должен искупить вину?» «С кого удержать мне возмещение убытков?» [18, с. 25].
Конечно, не нужно дело понимать так, что если не обнаружен действительный убийца - а такие случаи часты, хотя и не повсеместны, - то необходимо хоть кого-нибудь обвинить в подобном преступлении; подобный произвол всегда ограничивается клятвой обвинения и соответственно клятвой очищения, и все же получается так, что в подобном деле не пытаются удовлетворить потребность в справедливости или просто чувство мести, а ищут того, с которого можно было бы потребовать возмещения причиненного ущерба в материальном и моральном отношении, - а именно в уважении и почете. Здесь может быть место сомнительному подозрению и это так глубоко заложено в человеческой натуре, что, вероятно, нет необходимости в дальнейших обоснованиях [19, с. 25].
Далее великолепный вывод с точки зрения эволюции обычного права: « .Следуя этому требованию, обычай родовых сообществ Кавказа определяет за неосторожные и случайные убийства -платежи в два раза меньше против тех, какие полагаются за предумышленный, и придерживается той же пропорции в случаях непредумышленных увечий. Уже из сказанного видно, что величина следуемого с виновного платежа не является чем-то неизменным. Чтобы определить в каждом данном случае размер причитающегося с обидчика выкупа представляется необходимым посредничество беспристрастного лица, выбор которого происходит с обоюдного согласия как стороны обидевшей, так и обиженной...» [20, с. 50].
Все адаты почти едины в том, что убийца и, соответственно, его семья должна уплатить денежный штраф в том случае, если отъезд несколько будет просрочен и, что отмщение должно состояться незамедлительно, если, пренебрегая запретом, убийца появится в своем селе.
Так поступают в том случае, если убийца известен. Ну, а как быть, если он неизвестен? Или если при драке в качестве убийцы заподозрен один или несколько человек, но никто из них не сознается в преступлении? И еще один попутный вопрос, -как быть в том случае, если тяжелораненый неза-
долго до своей смерти называет своего убийцу? Вообще именно такое показание считается неоспоримой истиной. Нам известны лишь некоторые случаи, когда положения адата близки нашим положениям. Например, в Кюринском округе такие показания, не подкрепленные свидетелем, действительными не считаются, и это мотивируется тем, что умирающий мог ошибиться или не был в состоянии назвать имя правильно; поэтому от обвиняемого требуют клятву очищения.
Таким образом, вопрос состоит в том, чтобы выяснить, как поступают в том случае, если личность виновного не установлена окончательно. Как раз в таких случаях адаты требуют установить личность ответчика.
Итак, эти адаты мы рассмотрим по порядку.
1. Как поступить, если убийца неизвестен? Если есть сомнения на этот счет?
2. Как быть, если ни один из подозреваемых не сознается в преступлении? (эти два пункта нельзя рассматривать отдельно друг от друга).
3. Как принимается показание тяжелораненого?
Адат 1. Даргинский округ. Адаты этого округа, кажется, не имеют указаний относительно неизвестного убийцы, поэтому мы можем познакомиться с таким случаем, когда налицо лишь подозрение. Общий обычай в этом округе таков, что в убийстве можно обвинить лишь одного, даже если мертвому было нанесено несколько ран [21, с. 81]. Если ран довольно много, то убийцами можно считать двоих. В Цудахарской сельской общине при простом подозрении с обвиняемого требуется клятва очищения [21, с. 242].
Гунибский округ. Куядинское наибство. Если убийца неизвестен то наследники (имеющие право на месть) могут подозревать трех лиц, один из них считается убийцей, другие с 50 ближайшими родственниками дают клятву очищения [21, с. 301]. Если на мертвом не обнаружены следы насильственной смерти, то его наследники не имеют права подозревать кого-либо в убийстве [21, с. 303].
Напротив, в Тилитл-Хидатлинском наибст-ве родственники убитого, на котором не обнаружены следы насильственной смерти, могут обвинить в убийстве любого, если они поклянутся в том с 15 (родственниками) соприсяжными; обвиняемому в таком случае можно предоставить клятву очищения с тем же самым количеством соприсяжных. Но в некоторых селениях такого не бывает.
Кайтаго-Табасаранский округ. Гамрийский магал. Если кто-нибудь убит в спину неизвестным преступником, то родственники убитого приходят в мечеть и с 7 родственниками-соприсяжными клянутся «белыми бородами», что в качестве канлы они избирают Соундзо [21, с. 242].
Этот адат был упразднен в 1862 году и заменен тем, что с обвиняемого и 40 его родственников брали клятву очищения [21, с.242].
В Северном Табасаране обвиняемый в убийстве должен снять с себя подозрение с помощью 40 соприсяжных; если ему это не удается, то он считался виновным [21, с. 242].
Так как русские могли не допустить подобного самобытного процесса, то был введен институт присяжных, но в большом количестве - до 60 человек [21, с. 242].
Адат 2. Если невозможно достичь никакого признания и нет никаких свидетелей, то истец должен заверить свои подозрения с помощью большего или меньшего числа родственников (6-40) [21. с. 176].
В Самурском округе истец должен предоставить двух свидетелей, клятвенно заверяющих показания, если никто не сознается в вине [21, с. 527]. Если же у него лишь один свидетель, то его показания, если истец поклянется в свою очередь, говорят о том, что он или он подкупает, или преследует собственные корыстные цели. Если же у истца вообще нет свидетелей, то тот, кого он обвиняет, должен дать клятву очищения вместе с 40 родственниками, из которых одна половина выбирается истцом, другая - обвиняемым. Если такую клятву дают все, то с подозреваемого обвинение снимается; в противном случае он считается виновным [21, с. 528].
Тут интересно привести наблюдение М.М. Ковалевского: «.Убийство случайное, произведенное, положим, падением случайно задетого ногою камня или бревна, оставляется без всяких последствий. Убийство, совершенное малолетним, хотя бы и преднамеренно, причисляется к нечаянному. Для предотвращения кровной мести определено брать штраф в пользу хана и с того, кто вздумает попрекать родственников убийцы за совершенное им злодеяние, и с того, кто станет обвинять родственников убитого за то, что они оставили убийство его без отмщения. С тою же целью аварские адаты отменяют право мужа убить застигнутого им на месте прелюбодея, а раненого требовать удовлетворения за рану по прошествии двадцати дней со времени ранения. Аварским адатам известно также понятие необходимой обороны, так что убийство вора, пойманного на месте хозяином украденного, оставляется ими без отмщения [22].
Не менее резко выступает влияние шариата на горский адат в судебнике Кайтагского уцмия Рустема. Ему известно уже наказание подстрекателя, а равно и того, кто укажет родственникам убитого на место, где укрывается убийца; они оставляют без последствий всякое убийство, совершенное в необходимой обороне лицом, защищающим свою жизнь, свое жилище и собственность. Судебник Рустема отменяет право мужа убивать любовника своей жены и приравнивает ответственность прелюбодея к той, которая падает на вора. Он выделяет также в особую категорию неизвестные адату преступления против веры и преступления политические. К первым он относит: несоблюдение
религиозных предписаний о посте и молитве и святотатство, наказанием которому служит разрушение дома виновного. Ко вторым он причисляет неповиновение властям, уклонение от обязанности выходить с оружием, когда будет подана тревога, и возвращение домой из ополчения раньше товарищей [23].
Практически во всех случаях адат определял характер наказания, но при этом медиаторами могли выступить представители духовенства, в данном случае - кадий.
На кровную месть в Дагестане с 60-х годов XIX века оказывали влияние два фактора - адат и законы царской администрации, которые "смягчали, "нивелировали" адатное право [24, с. 149]. По адатам в XIX веке обычай уже допускал материальную компенсацию за убийство и некоторые другие преступления, за которые ранее обязательно полагалась кровная месть. Ковалевский обратил внимание на одну важную особенность - адаптацию обычного права к имперскому праву, при этом он приводит в пример некоторую практику англичан и голландцев в Ост-Индии и на Яве. «.Не вдаваясь в подробности, мы напомним только тот факт, что идея равного возмездия (jus talionis), положившая конец безграничности кровной мести, как и идея, заменить месть выкупом, имеет своим источником шариат, и что тому же шариату горский адат обязан установлением принципа представительства в наследовании и допущением женщин к получению доли в оставленном их родственником имуществе; что борьба с самоуправством, в форме ли захвата кредитором имущества несостоятельного должника, или добывания себе жен путем похищения, искони поднята была шариатом и что ему же свидетельское показание обязано тем большим, сравнительно, признанием, каким оно пользуется в Дагестане. Ввиду сказанного, я полагаю, что допущение народных судов там, где они еще удержались, к применению начал шариата в сфере уголовных преступлений не только бы не препятствовало, но, наоборот, содействовало осуществлению принятой нами миссии.
И, по мнению автора, сказанное в особенности присуще «Дагестану и Закатальскому округу, в которых доселе удержались избираемые народом диван-беги. Я не вижу причин, которые бы препятствовали нам последовать в этом отношении тому примеру, какой дают нам англичане в Ост-Индии, голландцы - на Яве и Суматре, французы -в Алжире. Распространенный в среде эфендиев и кадиев Нававийский сборник шариатного права или так называемый Мингадж по широте проводимых им юридических теорий и по их относительной гуманности ничем не уступает действующей в среде индусских магометан гедайи, и голландцы давно уже дали ему применение в своих азиатских колониях...» [24, с. 187].
Х-М.О. Хашаев так определяет содержание понятия "алым": «Алымом (пенею) называется то,
что взимается с убийцы из родственников по отцу и матери в количестве, соразмерном степени их родства». «Дият, - по его мнению, - плата за кровь, возмещение, вносимое убийцей за убитого» [26, с. 15].
Разницу между алымом и диятом А.В. Комаров видит лишь в том, что первый "взыскивается вскоре по совершении убийства", а второй "уплачивается уже тогда, когда состоится условие о примирении". Здесь же он отмечает, что в некоторых округах "алым не берется, а заменяется дия-том". Адатами, имеющимися в нашем распоряжении, подтверждается, что содержание дията и алы-ма ничем не различается и по существу эти понятия однозначные, указывающие на материальную компенсацию родственникам убитого [27, с. 207].
Размер дията и его материальное выражение были неодинаковыми в разных районах. Это, очевидно, объяснялось уровнем развития той или иной части Дагестана и, прежде всего, занятиями населения хозяйственной деятельностью. В горном Дагестане, где животноводство являлось ведущей отраслью хозяйства, скот почти везде составлял основную часть дията. Так, в Аварском округе почти во всех селениях в состав дията входили бык или 100 овец. Овцы в количестве 150 взыскивались также в Хваршинском обществе Андийского округа, в количестве 300 - в Капучинском наибстве; 230 - в Джурмудском наибстве Бежтинского округа и т.д.
По нашему мнению, содержание дията как в количественном, так и в качественном отношении в Дагестане было разнообразным. Человек, совершивший преступление, влекущее за собой кровную месть, кроме алыма или дията, обязан был внести и определенный штраф в пользу всего общества, джамаата или начальствующих лиц. Сразу же по совершении преступления он, как уже отмечалось, должен был покинуть свое село, уйти в изгнание, в канлы. Изгнанием в канлы общество как бы снимало с себя ответственность за преступление односельчанина, отводило от себя мщение. В канлы уходил обычно сам преступник. В изгнании он лишался поддержки тухума, иногда с убийцей в изгнание отправлялись и его ближайшие родственники.
Изгнание в канлы было обязательным элементом наказания за преступления, влекущие за собой кровную месть, у всех народов Дагестана. Лишь в отдельных селениях убийца не изгонялся. В связи с этим А.В. Комаров сообщает: "В некоторых частях Андийского и Кайтаго-Табасаранского округов убийце предоставляется на усмотрение бежать или оставаться дома и выжидать последствия сделанного преступления. В последнем случае . он не может ни выйти из дома, ни выглянуть в окно, без опасения быть убитым жаждущими его крови» [28]. Некоторые убийцы проводили в таком положении десятки лет.
В памятниках права народов Дагестана нигде не указывается место и срок изгнания в канлы. Относительно места его пребывания чаще всего указывалось "изгоняется в отдаленный округ". Изгнанник иногда сам определял место, где ему можно было в безопасности дожидаться времени примирения и прощения со стороны родственников убитого. В других случаях место изгнания определялось конкретно в каждом отдельном случае. Проживание же преступника у того или иного лица в назначенном для жительства селении предоставлялось на его собственное усмотрение.
Срок изгнания в адатах также назван не совсем определенно - "до примерения", "до прощения". Он зависел в основном от родственников убитого, от социального положения убийцы, от влияния тухума убитого и т.д. В отдельных местах он, по Комарову, определен следующим образом: у кумыков - 2 года, в Тлейсерухе и сел. Арчи - 3 года, в Антльратле, Анцухе, Капуче и Дидо - 1 год [29, с. 229].
В монографии "Кумыки" С.Ш. Гаджиева пишет, что "по обычаю "къанлы" - убийца должен был тайком покинуть селение на определенный срок (3-5, а иногда и 8-10 лет)" [30, с. 128]. Бывали случаи, когда джамаат села отменял определенный адатом срок изгнания в канлы и возвращал кровников в село досрочно.
С организацией в Дагестане военно-народного управления, по мнению Д.П. Геворкяна, «.были разработаны меры по ограничению и послаблению обычая кровной мести. Кровнику строго запрещалось появляться в селении, где жили родственники убитого. Виновные в умышленном, преднамеренном убийстве, совершенном на почве межличностных конфликтов или с корыстной целью, подлежали наказанию по военному суду либо административной ссылке на определенный срок в отдаленные губернии России. Высылка убийцы из пределов Дагестана представлялась горцам изгнанием в канлы, поэтому они смотрели на решения администрации по убийствам "как на нечто незаконченное и временное, скорее, как на отсрочку, нежели наказание.» [31]. Лишь в результате многих лет судебной практики ссылка за убийство приняла в глазах горцев характер наказания, вследствие чего резко сократилось число актов кровной мести.
Таким образом, институты обычного права, в том числе и кровная месть и маслиат, в весьма полном своем объеме сохранились в Дагестане вплоть до конца XIX века. Только путем длительной эволюции системы права, замены обвинительного процесса следственным, публичных процедур на судебной сходке формальными (письменными), частных средств преследования преступников юридико-публичными, а также под влиянием российского права кровная месть была существенно
вытеснена из быта горцев имамом Шамилем, затем судопроизводством Дагестанской области и уголовными кодексами РСФСР и ДАССР.
Однако в наши дни эта проблема привлекает внимание ученых. Более того, есть необходимость детального изучения и включения механизма маслиат в процесс адаптации отношений между кровниками и конфликтными сторонами после освобождения из мест заключения. Одним из элементов политики поиска мира и согласия в Республике Дагестан является уже принятый и реализованный документ «Гимринские соглашения», целями которого являются «сохранение мира и стабильности, укрепление законности и правопорядка, улучшение общественно-политической и социально-экономической ситуации в муниципальном районе «Унцукульский район» - чем не маслиат, облаченный в юридические тонкости, присущие нашему времени? [32]
На наш взгляд, важным является то, что, в соглашении оговорена необходимость предпринимать все законные меры для возвращения к мирной жизни уроженцев села, участвующих в деятельности незаконных вооруженных формирований, в том числе за пределами страны, также совместно с правоохранительными органами не допускать в село лиц, имеющих отношение к боевикам, и их пособников; оказывать содействие правоохранительным органам во время проведения контртеррористической операции на территории села. По мнению Т. Исаева, «.помимо этого, гимринцы обязуются создать на территории села народную дружину, проводить агитационную работу среди молодежи о необходимости оказания поддержки правоохранительным органам в борьбе против незаконных вооруженных формирований, направлять в правоохранительные органы лиц из числа молодежи для участия в охране общественного порядка...» [33].
По нашему мнению, государство должно поддерживать прогрессивные обычаи, придавая им правовую форму. В целом же реанимация многих обычаев без их критической оценки в современных условиях - это шаг назад, к средневековью, что никак не может свидетельствовать о повышении уровня правовой культуры народов Дагестана. Повышение регулирующей роли обычаев можно рассматривать как явление временное.
Безусловно, для достижения гармонии в обществе можно и нужно использовать все возможности, в том числе и многовековой положительный опыт поколений. Однако при этом, чтобы он не носил характера панацеи сиюминутного исцеления от всех проблем. Думается, что с учетом тысячелетнего опыта поколений Дагестан обречен на создание гражданского общества - общества мира и согласия в составе многонационального государства Российской Федерации.
Литература
1. Шапсугов Д.Ю. Обеспечение органичности государственно-правового развития народов в процессе модернизации российского государства и права // Юридический вестник ДГУ. 2012. № 3.
2. КовалевскийМ.М. Закон и обычай на Кавказе. Т. 2. М., 1890.
3. Там же.
4. Там же.
5. Там же.
6. КовалевскийМ.М. Дагестанская «народная» правда // Этнографическое обозрение. 1890. № 1.
7. Там же.
8. Леонтович Ф.И. Адаты Кавказских горцев. Одесса, 1882.
9. Там же.
10. Магомедов Р.М. Обычаи и традиции народов Дагестана. Махачкала, 1991.
11. Из истории права народов Дагестана / сост. А.С. Омаров. Махачкала, 1968.
12. ИсмаиловМ.А. Формирование и развитие права народов Дагестана XVII - в нач. ХХ вв.: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2005.
13. Исаев Ш.М. Памятники права Нагорного Дагестана XV-XVIII вв.: автореф. дис... канд. юрид. наук. Махачкала, 2012.
14. Ковалевский М.М. Дагестанская «народная» правда // Этнографическое обозрение. 1890. № 1.
15. Там же.
16. Амиров Г.-М. Среди горцев Северного Дагестана (Из дневника гимназиста) // ССКГ. 1873,
вып. 7.
17. Там же.
18. Там же.
19. Там же.
20. Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. Т. 2. М., 1890.
21. Сандрыгайло И.Я. Адаты Дагестанской области и Закатальского округа. Махачкала: ИПЦ ДГУ,
2014.
22. Сборник адатов селений Аварского округа, составленный в 1865 г. Калантаровым // Санкт-Петербургский филиал архива РАН, ф. 193, д 1, л. 343-367.
23. Комаров А. В. Постановление Кайтагского уцмия Рустем-хана // Сборник сведений о кавказских горцах (ССКГ). Тифлис, 1861. Вып. 1. С. 80-88.
24. Данилевский П. Кавказ и его горские жители. М., 1846.
25. КовалевскийМ.М. Закон и обычай на Кавказе. Т. 2. М., 1890.
26. ХашаевХ.-М. О. Памятники обычного права Дагестана XVII-XIX вв. М., 1965.
27. Исмаилов М.А. Указ. соч.
28. Комаров А. В. Постановление Кайтагского уцмия Рустем-хана. С. 80-88.
29. Исмаилов М.А. Указ. соч.
30. Гаджиева С.Ш. Кумыки: монография. Махачкала, 2002.
31. Геворкьян Д.П. Создание и деятельность российской администрации в Дагестане (1860-1917): автореф. ... дис. канд. ист. наук. Махачкала, 1999.
32. Исаев Т. Правительство Дагестана подписало соглашение с общиной села Гимры. URL: http://www.kavkaz-uzel.ru/articles/237778/ (дата обращения: 01.09.2015).
33. Там же.
References
1. Shapsugov D.Yu. Obespechenie organichnosti gosudarstvenno-pravovogo razvitiya narodov v pro-tsesse modernizatsii rossiiskogo gosudarstva i prava // Yuridicheskii vestnik DGU. 2012. № 3.
2. KovalevskiiM.M. Zakon i obychai na Kavkaze. T. 2. M., 1890.
3. Tam zhe.
4. Tam zhe.
5. Tam zhe.
6. Kovalevskii M.M. Dagestanskaya «narodnaya» pravda // Etnograficheskoe obozrenie. 1890. № 1.
7. Tam zhe.
8. Leontovich F.I. Adaty Kavkazskikh gortsev. Odessa, 1882.
9. Tam zhe.
10. Magomedov R.M. Obychai i traditsii narodov Dagestana. Makhachkala, 1991.
11. Iz istorii prava narodov Dagestana / sost. A.S. Omarov. Makhachkala, 1968.
12. IsmailovM.A. Formirovanie i razvitie prava narodov Dagestana KhVII - v nach. KhKh vv.: dis. ... dra yurid. nauk. M., 2005.
13. Isaev ShM. Pamyatniki prava Nagomogo Dagestana XV-XVIII vv.: avtoref. dis... kand. yurid. nauk. Makhachkala, 2012.
14. Kovalevskii M.M. Dagestanskaya «narodnaya» pravda // Etnograficheskoe obozrenie. 1890. № 1.
15. Tam zhe.
16. Amirov G.-M. Sredi gortsev Severnogo Dagestana (Iz dnevnika gimnazista) // SSKG. 1873, vyp. 7.
17. Tam zhe.
18. Tam zhe.
19. Tam zhe.
20. KovalevskiiM.M. Zakon i obychai na Kavkaze. T. 2. M., 1890.
21. Sandrygailo I.Ya. Adaty Dagestanskoi oblasti i Zakatal'skogo okruga. Makhachkala: IPTs DGU,
2014.
22. Sbornik adatov selenii Avarskogo okruga, sostavlennyi v 1865 g. Kalantarovym // Sankt-Peterburgskii filial arkhiva RAN, f.193, d 1, l. 343-367.
23. Komarov A. V. Postanovlenie Kaitagskogo utsmiya Rustem-khana // Sbornik svedenii o kavkaz-skikh gortsakh (SSKG). Tiflis, 1861. Vyp. 1. S. 80-88.
24. Danilevskii P. Kavkaz i ego gorskie zhiteli. M., 1846.
25. KovalevskiiM.M. Zakon i obychai na Kavkaze. T. 2. M., 1890.
26. KhashaevKh.-M. O. Pamyatniki obychnogo prava Dagestana KhVII-KhlKh vv. M., 1965.
27. Ismailov M.A. Ukaz. soch.
28. Komarov A. V. Postanovlenie Kaitagskogo utsmiya Rustem-khana. S. 80-88.
29. Ismailov M.A. Ukaz. soch.
30. Gadzhieva S.Sh. Kumyki: monografiya. Makhachkala, 2002.
31. Gevork'yan D.P. Sozdanie i deyatel'nost' rossiiskoi administratsii v Dagestane (1860-1917): avtoref. ... dis. kand. ist. nauk. Makhachkala, 1999.
32. Isaev T. Pravitel'stvo Dagestana podpisalo soglashenie s obshchinoi sela Gimry. URL: http://www.kavkaz-uzel.ru/articles/237778/ (data obrashcheniya: 01.09.2015).
33. Tam zhe.
Поступила в редакцию 5 сентября 2015 г.
Received 5 September, 2015
