ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ И ПРОЦЕССЫ
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ ОРГАНОВ ВЛАСТИ РЕСПУБЛИК СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В 2000-Х ГГ
Д . С . Кокорхоева1
В статье выявлена институциональная трансформация органов власти республик Северного Кавказа в условиях реформ российского федерализма
1999-2010 гг. Установлены противоречия между формальными и неформальными институтами власти в регионе. Используется метод сравнительного анализа, неоинституциональный подход.
Ключевые слова: институциональная трансформация, органы власти, республики Северного Кавказа в 2000-х гг., российский федерализм.
In article institutional transformation of power organs of North Caucasus republics in the conditions of reforms of the Russian federalism (1999-2010) is revealed. Contradictions between formal and informal institutes of the power in this region are established. The method of the comparative analysis and the neoinstitutional approach are used.
Key words: institutional transformation, power organs, North Caucasus republics in
2000-s, Russian federalism.
Актуальность темы состоит в выявлении политических аспектов институциональной трансформации власти на материалах полиэтничных республик Северного Кавказа, где неформальные практики и нормы культуры во многом определяют содержание официальных властных структур.
В политической науке институты понимаются в качестве устойчивых общественных практик или моделей (образцов) социального взаимодействия, поведения субъектов политики [39, с. 32]. Ядро политических институтов составляют нормы и правила политического действия [44, p. 3-16]. Чем выше степень повторяемости, регулярность, тем больше оснований говорить об устойчивости политических институтов. Политическая институционализация рассматривается как «процесс, посредством которого организации и процедуры приобретают ценность и устойчивость» (по С. Хантингтону) [39, с. 32, 34-37].
1 Кокорхоева Дугурхан Султангиреевна - кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории Ингушского государственного университета. Эл. почта: dugurhan@mail.ru
Цель статьи — выявить политический аспект институциональной трансформации органов власти в республиках Северного Кавказа вследствие реформ федерализма 1999-2010 гг.
Проблема является предметом научной дискуссии. Концепции институционализации федерализма в России противоречивы. Сложились традиции поддержки асимметричной этнической федерации (Р. Г. Абдулатипов [1], Р. Я. Евзеров [8]) и, напротив, симметричной территориальной модели (С. С. Митрохин [21], Н. М. Добрынин [5], В. Р. Филиппов [38]). Обосновывали договорной тип федерации Л. Ф. Болтенкова [2], В. Н. Лысенко [19], М. В. Столяров [36]. Модель конституционной федерации аргументируют А. В. Зиновьев [9], Н. М. Добрынин [5], И. А. Конюхова [18]. Высказываются противоречивые мнения о реформах 2000-х гг.: от радикальной поддержки (В. Н. Иванов [11]) и даже проектов унитаризации (А. Б. Зубов [10]) до резкой критики рецентрализации (Н. В. Петров [37], А. Н. Медушевский [20]). Этнонациональные проблемы федерализма оценивает Л. М. Дробижева [7]. К числу достижений она относит отделение этничности от государственного строительства. Гарантией стабильности в полиэтничных регионах назван равный доступ к власти этнических групп [9].
Реформы российского федерализма 2000-х гг. стали объектом внимания зарубежных авторов. Так, в Великобритании опубликованы сборники статей под редакцией К. Росса [41, 42], посвященные политическим реформам в российских регионах 2000-х гг. Важна монография Дж. Кана [40]. Финский политолог П. Содерлунд, исследуя динамику российского федерализма, выявил потенциал глав исполнительной власти регионов быть «вето-игроками» по отношению к центру (т. е. самостоятельными политическими субъектами, способными блокировать решения федеральной власти) [43].
Кратко охарактеризуем институциональное состояние органов власти республик в 1990-х гг. В условиях «перестройки» институциональная и идеологическая неопределенность стимулировала децентрализацию власти. Декларация о государственном суверенитете РСФСР 1990 г. инициировала принятие аналогичных документов в автономных республиках и областях. Декларации о государственном суверенитете республик, в свою очередь, вызвали институциональную неопределенность, поиск модели центр-региональных отношений. Широкий объем полномочий региональной власти закреплен в Федеративном договоре, подписанном РФ с субъектами Федерации 31 марта 1992 г., а также в договорах о разграничении полномочий и предметов ведения. Конституции республик (1991-1995 гг.) закрепили положения о государственном суверенитете республики в составе РФ, о договорном характере взаимоотношений с федеральным центром [13].
Таким образом, институционализация органов власти в республиках Северного Кавказа 1990-х гг. оказала центробежное влияние на политиче-
ский процесс. Система органов власти республик сформировалась под влиянием децентрализованного, этнического, договорного федерализма 1990-х гг. Асимметричная договорная модель Федерации в 1990-х гг. поощряла этнопо-литическую мобилизацию, вызывая популярность идей суверенитета и этно-преференциального строения органов власти. Региональная элита в 1990-х гг. автономно определяла порядок формирования органов государственной власти, нормы и процедуры политического представительства. Но вследствие дефицита ресурсов доминирующие акторы политики (региональные элиты) избрали компромиссный путь отстаивания интересов по отношению к Федерации.
Качественные изменения системы центр-региональных отношений в русле рецентрализации власти начинаются осенью 1999 г. и идут по настоящее время. Согласно Федеральному закону «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти РФ» от 6 октября 1999 г. воссоздано единство структуры органов власти федерального и регионального уровней [27]. Указ Президента Российской Федерации В. В. Путина от 13 мая 2000 г. о создании федеральных округов обеспечил воссоздание единства исполнительной власти по вертикали [24].
Президенты республик и спикеры законодательных собраний регионов лишились статуса членов Совета Федерации РФ, что способствует более последовательной реализации принципа разделения властей. Вместе с тем региональные органы власти получили право контроля над органами местного самоуправления, что способствует консолидации элит и ресурсов их влияния.
Важным институтом рецентрализации власти стал Конституционный Суд Российской Федерации. Летом 2000 г. КС РФ отменил ряд положений Конституции Республики Адыгея в части, закрепляющей суверенитет республик РФ, паритетное этническое формирование органов власти, договоры о разграничении полномочий и предметов ведения с РФ, государственное двуязычие [15, с. 17-18]. По толкованию Конституционного Суда РФ, на всей территориигосударствасуверенитетпринадлежиттолькомногонациональному народу Российской Федерации, а не отдельным этническим группам. Применение термина «государство» к республикам не отражает признание государственного суверенитета этих субъектов РФ, а фиксирует особенности их конституционно-правового статуса [15, с. 21-23]. Согласно Постановлению Конституционного Суда РФ от 7 июня 2000 г. власть субъектов РФ не суверен-на, а является частью единой системы государственной власти РФ.
Изменен механизм избрания законодательных органов власти субъектов Федерации, в том числе республик. 12 июня 2002 г. издан Федеральный закон «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» [29]. Субъекты Федерации до июля 2003 г. ввели в своем законодательстве нормы, обеспечивающие распределение
не менее 50% депутатских мандатов между кандидатами, выдвинутыми избирательными объединениями и блоками.
Новая система центр-региональных отношений приобрела завершенность в декабре 2004 г. с принятием федеральных актов о косвенных выборах высших должностных лиц в субъектах РФ [25]. Тем самым статусы президентов республик в составе России, глав администраций краев и областей признаны равными. Введена процедура отзыва высшего должностного лица субъекта РФ в случае нарушения им законодательства, неоднократного невыполнения своих должностных обязанностей [25]. Позитивный момент в отмене выборов глав исполнительной власти республик — назначение высших должностных лиц в регионах — мог стать эффективным инструментом в борьбе с клиентелизмом, коррупцией и криминализацией власти. Низкий уровень соревновательности, который наблюдался на выборах в северокавказских республиках в 1990 — начале 2000-х гг., не соответствовал демократии — некоторые главы республик, возглавлявшие их с советских времен, избирались по три и четыре срока подряд (В. Коков, М. Магомедов).
Одновременно с укреплением вертикали власти менялись взгляды представителей политической элиты Северного Кавказа как на политический статус республик, так и на распределение полномочий с федеральным центром. Например, Президент Северной Осетии А. Дзасохов на одной из пресс-конференций указал на нецелесообразность существования института президентства в республиках, подчеркнув, что титул «президент» может носить только глава государства, а руководители республик, входящих в состав Российской Федерации, должны именоваться по-другому [4]. Осенью 2010 г. аналогичную точку зрения высказал Президент Чеченской Республики Р. А. Кадыров. Его инициатива получила поддержку руководителей большинства республик и привела к принятию 29 декабря 2010 г. Федерального закона о переименовании высших должностных лиц республик. Принято стандартное название «глава республики».
Изменен и механизм формирования представительных органов власти республик. 11 июля 2001 г. принят Закон «О политических партиях». Партии стали единственным видом общественных объединений, обладающим правом выдвигать кандидатов на выборах, что исключало этнические и религиозные организации из политического процесса [23]. Состав республиканских парламентов свидетельствует о том, что в 1990-е гг. роль политических партий в них была слабо выражена. Поэтому распределение 50% депутатских мандатов среди партий не смогло в корне изменить традиционные практики распределения власти.
Республика Дагестан до 2003 г. была единственным субъектом в составе РФ, где согласно республиканской конституции глава не избирался в ходе прямых всенародных выборов. Председателя и членов Госсовета выбирало
Конституционное собрание, наполовину состоящее из депутатов парламента, а наполовину из «выборщиков», посланных собраниями представителей от каждого избирательного округа. Уникальной была и система выборов в Народное Собрание Республики Дагестан. Для соблюдения этнического квотирования действовала система голосования по многомандатным округам.
Переход к новой системе выборов в законодательные органы субъектов РФ привел к тому, что 10 июля 2003 г. Конституционное собрание Дагестана изменилоконституцию республики.УпраздненГосударственный Совет ивведен пост Президента. Изменен порядок формирования Народного Собрания: из 72 депутатов — 36 от территориальных округов и 36 по партийным спискам. То есть в новой конституции устранены отличия структуры исполнительных и законодательных органов власти Дагестана от других субъектов РФ [14].
Председатель Госсовета Дагестана М. Магомедов во время выступления на Конституционном собрании республики отметил следующее: «Мы. пришли к твердому убеждению, что просить о каких-то исключениях из общих правил для Дагестана на нынешнем этапе нет необходимости. сохранять и далее положение, выделяющее Дагестан среди других субъектов Российской Федерации, было бы политически некорректным, не соответствовало бы, в некотором смысле, твердой воле дагестанцев жить и развиваться по единым для всех россиян законам» [6, с. 1, 3].
В развитии федеративных отношений важным шагом стала нормализация обстановки в Чечне и создание институциональных основ органов власти Чеченской Республики как субъекта Российской Федерации. В июне
2000 г. Указом Президента РФ сформирована временная система органов исполнительной власти в Чеченской Республике, в нее вошли временная администрация и территориальные подразделения федеральных органов власти [28, ст. 2545]. Главой временной администрации был назначен бывший муфтий Чечни А. Кадыров, вокруг которого сгруппировались противники сепаратизма. Важным политическим решением стало подписание 19 января
2001 г. Президентом РФ Указа № 52 «О системе органов исполнительной власти Чеченской Республики». В соответствии с ним временная администрация получила статус постоянной, в Чечне сформировано правительство [26, ст. 278].
Новое руководство Чечни выражало лояльность федеральному центру. Глава администрации Чеченской Республики А. Кадыров в марте 2003 г. заявил, что республика будет стремиться к получению широких экономических льгот, а не к политической независимости. «Мы научены опытом и знаем, к чему приводят разговоры о политическом статусе. Получение широчайшей экономической автономии позволит в кратчайшие сроки восстановить разрушенную войной республику»; «все готовящиеся экономические предложения не будут выходить за рамки конституционного поля России» [12, с. 1].
23 марта 2003 г. в Чечне был проведен референдум по принятию новой конституции республики. Явка на референдум составила 85%; 96% проголосовавших высказались за принятие конституции. 94,9 и 95,8% участников голосования поддержали законы о выборах президента и парламента [33]. Принятие Конституции Чеченской Республики, провозглашающей Чечню частью России, стало успехом на пути достижения стабильности в республике.
Вместе с тем текст новой Конституции Чеченской Республики, принятой 23 марта 2003 г., не во всем соответствует Конституции Российской Федерации. Так, в ч. 1 ст. 1 вводится понятие суверенитета, который определяется как «неотъемлемое качественное состояние республики» [17]. Речь в Конституции Чеченской Республики идет об ограниченном суверенитете, который «выражается в обладании всей полнотой власти (законодательной, исполнительной и судебной) вне пределов ведения Российской Федерации» (ст. 1) [17]. На наш взгляд, рассуждения об ограниченном суверенитете республик не имеют смысла, поскольку суверенитет по определению не может быть ограниченным. Вызывает сомнения и правомочность положения ст. 61 Конституции, согласно которой в ведение Чеченской Республики включено «установление республиканских налогов и сборов» [17], так как в силу ст. 72 Конституции Российской Федерации установление принципов налогообложения и сборов в РФ относится к предметам совместного ведения [16]. В целом текст Конституции Чеченской Республики характеризуется стремлением соблюсти соответствие федеральной Конституции, однако коллизии могут создать основу для возникновения противоречий.
На изменении позиций и взглядов региональных элит сказалось обновление их состава. Постепенно на смену тех, кто возглавлял республики в период «парада суверенитетов», пришли лояльные центру политики. Основная волна обновления состава президентов республик Северного Кавказа приходится на 2004-2009 гг. Чаще всего смена власти носила компромиссный характер и выражала договоренности между федеральной и республиканскими элитами. Так, А. Каноков стал президентом Кабардино-Балкарской Республики в 2005 г. вследствие тяжелой болезни В. М. Кокова. М. Алиев, а позже М. Магомедов получили пост президента Республики Дагестан по причине пожилого возраста предшественников, причем соблюдался принцип этнического баланса власти. В Чеченской Республике смена президента вызвана смертью А. Кадырова от рук террористов (2004 г.) и последующим соперничеством территориальных кланов. В Республике Адыгея федеральная власть предпочла дождаться истечения срока полномочий Х. М. Совмена (2007 г.), несмотря на острый конфликт главы республики с представительным органом и полпредством Президента РФ по Южному федеральному округу. Лишь в двух случаях новые президенты (Ю.-Б. Евкуров в Ингушетии и Т. Мамсуров в Северной Осетии)
пришли к власти вследствие массовых кампаний народного недовольства предшественниками.
Одной из важных функций законодательного собрания в республиках стала роль институционального канала прохождения в исполнительную власть и органы местного самоуправления, причем, учитывая традиции доминирования директората и госслужащих — канала достаточно узкого. На наш взгляд, ослабленная ротация депутатского корпуса и возможности перемещений парламентариев внутри системы государственного управления могут иметь как позитивные, так и негативные последствия. С одной стороны, эти процессы могут привести к замыканию народных представителей на своих узкогрупповых и карьерных интересах, что отрицательно влияет на эффективность законодательной власти. С другой стороны, они способствуют появлению в составе региональных парламентов опытных профессионалов и стабилизации политической ситуации. Какая из этих тенденций будет преобладать, судить трудно. На республиканских выборах лидирует партия власти «Единая Россия». При этом новое правило, требующее расширения партийного участия в организации представительных органов власти на региональном уровне, сочетается с неформальными внутриэлитными процедурами распределения депутатских мест между бизнесом и госслужбой.
Обозначившаяся тенденция подтвердилась на региональных выборах. 27 ноября 2005 г. состоялись выборы в Парламент Чеченской Республики. «Единая Россия» получила 16 мест, КПРФ и СПС — по 2. [34]. 12 марта 2006 г. состоялись выборы в Государственный Совет — Хасэ Республики Адыгея. Голоса избирателей распределились между четырьмя партиями: «Единой Россией» — 34%, КПРФ — 15%, «Российской объединенной промышленной партией» — 13% и «Аграрной партией России» — 11%. Эти выборы продемонстрировали самый большой уровень соревновательности в республиках в период действия новой избирательной системы (оппоненты власти набрали около 55% голосов) при очень низкой явке избирателей (46,42%). Это не характерно для северокавказских республик. «Единая Россия» получила менее 35% голосов избирателей, а партии, не прошедшие 5-процентный барьер, в сумме набрали более 16% голосов [31].
Одним из ключевых вопросов при формировании органов государственной власти в Адыгее остается проблема этнического паритета и пропорционального представительства русского и адыгейского населения. Такой паритет сохраняется в законодательном органе. Из 54 депутатов Госсовета — Хасэ 24 русских (44%), 27 адыгов (50%), 2 украинца (4%) и 1 армянин [31].
Изменение федерального законодательства потребовало от руководства Республики Дагестан пересмотра Основного закона. 10 июля 2003 г. принята новая Конституция РД, в соответствии с которой однопалатный парламент республики должен состоять из 72 депутатов: 36 избираются
от территориальных округов, 36 — по партийным спискам. Расширение партийного участия и отмена выборов по многомандатной системе, требование федерального законодательства, запрещающее формировать партии по профессиональному или национальному признаку, поставили вопрос: как быть с устоявшейся практикой формирования властных структур по принципу этнических квот? В 1990-е гг. из 121 территориального округа Республики Дагестан 66 со смешанным составом населения были национально идентифицированы, а в 55 округах, где проживало моноэтничное население, ограничений для выдвижения кандидатами в депутаты не было. В многонациональных округах определено 12 аварских округов, 12 кумыкских, 10 русских, 7 даргинских, 5 табасаранских, 5 азербайджанских, 4 лезгинских, 4 чеченских, 3 лакских, 2 татских, 1 цахурский. Еще один округ предназначался для выдвижения представителя любой национальности [30].
Дагестан как субъект Российской Федерации не может выходить за рамки правового поля, установленного федеральным законодательством. Кроме того, парламент, сформированный по национальному признаку, а не по партийной принадлежности, препятствует демократизации. Но сложившийся обычай не удастся быстро переломить. Население Дагестана привыкло голосовать за персоны, а не за партии, поэтому устоявшиеся неформальные правила приходится встраивать в новые институты. Такое заключение напрашивается на основе анализа выборов в Дагестане, состоявшихся 11 марта 2007 г. Для прохождения партии в парламент установлен 7-процентный барьер, а из бюллетеней исключена графа «Против всех». Народное Собрание Республики Дагестан сформировали пять партий: у «Единой России» 47 мест, у «Справедливой России» 8 мест, у «Аграрной партии России» 7 мест, у КПРФ и партии «Патриоты России» по 5 мест. В Хунзахском районе, откуда родом тогдашний президент Дагестана М. Алиев, за партию «Единая Россия» проголосовали более 99% избирателей [22].
В Народном Собрании представлены все 14 многочисленных народов Дагестана, которые прежде по закону были представлены в Госсовете республики. Несмотря на отмену многомандатных округов, паритет основных этнических групп претерпел незначительные изменения. Отмечено снижение доли русских (с 8 до 5%). Изменения доли народов можно объяснить снижением количества депутатов (со 121 до 72 чел.) и необходимостью нахождения в парламенте хотя бы по одному представителю ногайцев, азербайджанцев, рутульцев, агулов, цахуров, татов. Вместе с тем система этнического квотирования сохранена. 51,3% — депутаты, переизбранные с прошлого созыва, из них 43,2% директоров предприятий [22].
Итак, анализ институциональной трансформации органов власти республик Северного Кавказа в 2000-х гг. позволяет сделать следующие выводы. Был введен институт полномочного представителя Президента РФ в Южном феде-
ральном округе, который фактически координирует действия органов власти республик. Высшие должностные лица республик и председатели их представительных органов с 2001 г. не могли входить в Совет Федерации, были отстранены от прямого участия в законотворчестве. Поправки, внесенные в Закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) органов государственной власти субъектов Российской Федерации», установили новые «правила игры» для региональной власти, сделав практически невозможным возврат к договорной модели отношений. Была предусмотрена ответственность руководителей республик за неисполнение федеральных законов, возможность их отрешения от должности Президентом РФ или отзыва голосованием граждан республики. Наконец, в декабре 2004 г. отменены прямые выборы высших должностных лиц всех субъектов РФ, в том числе национальных. Принципы формирования органов государственного управления республик теперь определяются только федеральной Конституцией и федеральными законами, которые закрепили новую институциональную среду и стали универсальными для всех территориальных и национальных субъектов РФ. Важным процедурным фактором стало то, что в ходе федеративной и избирательной реформ произошло смещение позиций региональных элит Северного Кавказа в сторону лояльности федеральному центру. Республиканские органы власти ревизовали конституции и законы своих субъектов федерации и привели их в соответствие с федеральной Конституцией и законами.
Библиографический список
1. Абдулатипов Р. Г. Федералогия. СПб.: Питер, 2004.
2. Болтенкова Л. Г. Развитие федерализма в России: вопросы теории, истории и социально-политической практики. М.: Изд-во РАГС, 2004.
3. Гельман В. Я. Возвращение Левиафана? (Политика рецентрализации в современной России) // Политические исследования. 2006. № 2.
4. Дзасохов А. Пресс-конференция ИТАР-ТАСС. 22 октября 2002 г. URL: http://www.presidentosgtia.ru
5. Добрынин Н. М. Новый федерализм: Модель будущего государственного устройства Российской Федерации. Новосибирск: Наука, 2003.
6. Доклад Председателя Конституционной комиссии, Председателя Государственного Совета Республики Дагестан М. М. Магомедова на Конституционном собрании РД 10 июля 2003 г. // Дагестанская правда (Махачкала). 2003. 10 июля (№ 146).
7. Дробижева Л. М. Завоевания демократии и этнонациональные проблемы России (что может и чего не может дать демократизация) // Общественные науки и современность. 2005. № 2.
8. Евзеров Р. Я. О соучастии политологов в решении проблем федерализма в современной России // Проблемы федерализма: российский и мировой опыт. М.: Институт сравнительной политологии РАН, 2003.
9. Зиновьев А. В. Концепция радикальной реформы федеративного устройства России // Известия вузов. Правоведение. 2002. № 6.
10. Зубов А. Б. Унитаризм или федерализм // Полис. 2000. № 5.
11. Иванов В. Путин и регионы: централизация России. М.: Европа, 2006.
12. Кадыров А. Сегодня для нас важнее экономическая свобода (интервью записал К. Исламов) // Грозненский рабочий. 2003. 18 марта (№ 2).
13. Конституции республик в составе РФ (сборник документов). М.: Манускрипт, 1995.
14. Конституция Республики Дагестан. Махачкала: Изд-во Народного Собрания Республики Дагестан, 2003.
15. Конституция Российской Федерации в решениях Конституционного Суда России/рук. Л. В. Лазарев, Т. Г. Морщакова, Б. А. Страшун и др. М.: Институт права и публичной политики, 2005.
16. Конституция Российской Федерации. М., 2008.
17. Конституция Чеченской Республики: принята 23.03.2003. URL: http:// www. chechnya. gov.ru
18. Конюхова И. А. Структура РФ: современное состояние и перспективы совершенствования // Государство и право. 2007. № 2.
19. Лысенко В. Н. Современные тенденции и перспективы федеративных отношений в России // Политическая регионалистика: теория и практика. М.: Изд-во Российского университета дружбы народов, 2003.
20. Медушевский А. Н. Сравнительное конституционное право и политические институты. М.: Изд-во ГУ — ВШЭ, 2002.
21. Митрохин С. С. Предпосылки и основные этапы децентрализации государственной власти в России // Центр-регионы — местное самоуправление. М.; СПб.: Летний сад, 2001.
22. Мусаев М. Три семерки карандашом или Правильные итоги выборов в Дагестане // Северный Кавказ (Нальчик). 2007. 27 марта (№ 12).
23. О политических партиях: Федеральный закон РФ от 11.07.2001 № 95. М.: Изд-во Федерального Собрания РФ, 2001.
24. О полномочных представителях Президента Российской Федерации в федеральном округе: Указ Президента РФ от 13.05.2000. № 849 // Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. № 20.
25. О порядке рассмотрения кандидатур на должность высшего должностного лица (руководителя высшего исполнительного органа государственной власти) субъекта Российской Федерации: Указ Президента РФ от 27.12.2004 № 1603. URL: http: // www.kremlin.ru
26. О системе органов исполнительной власти Чеченской Республики: Указ Президента РФ от 19.01.2001 № 52 // Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 4.
27. Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов власти субъектов Российской Федерации: Федеральный закон от 06.10.1999 № 184 // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. № 42.
28. Об организации временной системы органов исполнительной власти в Чеченской Республике: Указ Президента РФ от 8.06.2000 № 1071 // Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. № 24.
29. Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации: Федеральный закон от 12.06.2002 № 67. URL: http: // www.gd2003.cikrf.iu
30. Османов Г. Нужно ли учитывать национальный фактор при формировании парламента Дагестана? // Дагестанская правда. 2007. 7 февр.
31. Официальный сайт Государственного Совета — Хасэ Республики Адыгея. URL: http: // www.gschra.ru
32. Официальный сайт Народного Собрания Республики Дагестан URL: http: // www.nsrd.ru
33. Речкалов В. «Этого налима не зацепишь!» // Известия. 2003. 25 марта.
34. Саидов А. Российский медведь в чеченских горах // Голос Чеченской Республики (Грозный). 2005. Декабрь (№ 22).
35. Саква Р. Российский федерализм на перепутье // Сравнительное конституционное обозрение. 2005. № 1.
36. Столяров М. В. Россия в пути: Новая федерация и Западная Европа. Сравнительное исследование по проблемам федерализма и регионализма в Российской Федерации и странах Западной Европы. Казань: Фэн, 1998.
37. Федеральная реформа 2000-2003 Т. 1: Федеральные округа/ред. Н. В. Петров. М.: Моск. обществ. науч. фонд, 2003.
38. Филиппов В. Р. Критика этнического федерализма. М.: Центр цивилизационных и региональных исследований РАН, 2003.
39. Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. М.: Прогресс — Традиция, 2004.
40. Kahn J. Federalism, democratization, and the rule of law in Russia. Oxford: Oxford Univeisity Press, 2002.
41. Regional politics in Russia/ed. by C. Ross. Manchester: Manchester Univeisity Press, 2002.
42. Russian politics under Putin/ed. by C. Ross. Manchester: Manchester University Press, 2004.
43. Soderlund P. The dynamics of federalism in Russia. The study of formal and informal resources of the regional Chief Executives in Russian Center-Region relations. Abo: Abo Academy University Press, 2006.
44. The Oxford handbook of Political Institutions/ed. by R. A. W. Rhodes, S. A. Binder, B. A. Rockman. Oxford, 2006.