CC BY
33BPfO
НАУЧНЫЕ СТАТЬИ С КРУГЛОГО СТОЛА «ДЕНЬ ЧАСТНОГО ПРАВА» (25 ФЕВРАЛЯ 2021 Г., ИНСТИТУТ ЮСТИЦИИ УРАЛЬСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ЮРИДИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА, ЕКАТЕРИНБУРГ)
УДК 347.251
Дидякин Данил Олегович Макаева Малика Исламутдиновна Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
(НИУ ВШЭ - Санкт-Петербург) Юридический факультет Россия, Санкт-Петербург mimakaeva@edu.hse.ru dodidyakin@edu.hse.ru Didyakin Danil Makayeva Malika
National Research University Higher School of Economics
(NRU HSE - St.Petersburg) Faculty of Law Russia, St.Petersburg
ИНСТИТУТ ПОСЕССОРНОЙ ЗАЩИТЫ В РАМКАХ РЕФОРМЫ ВЕЩНОГО ПРАВА В КОНТЕКСТЕ ЗАПАДНО-ЕВРОПЕЙСКОЙ
ПРАВОВОЙ ТРАДИЦИИ Аннотация: в статье анализируются положения Проекта Федерального закона № 47538-6/11, связанные с введением института владельческой защиты в Гражданский кодекс Российской Федерации. Авторами исследуется правовая природа, особенности владения и владельческой защиты с учетом исторического контекста, проводится сравнительно-правовой анализ особенностей регулирования указанного института с зарубежными странами. В работе также
BPfO
\ш ш
выявляются проблемы практического применения и использования механизмов посессорной защиты.
Ключевые слова: владение, защита владения, вещное право, право на защиту владения, владельческий иск.
THE PROTECTION OF POSSESSION WITHIN THE FRAMEWORK OF THE PROPERTY RIGHT REFORM IN THE CONTEXT OF THE WESTERN
EUROPEAN TRADITION Annotation: The Article analyzes the provisions of the Draft Federal Law No. 475386/11 related to the introduction of the protection of possession into the Civil Code of the Russian Federation. The authors investigate the legal nature and peculiarities of possession and possessory protection, taking into account the historical context, and carry out a comparative legal analysis of the peculiarities of regulation of this institution with foreign jurisdictions. The work also reveals the problems of practical application and identifies the problems of using possession protection mechanisms. Key words: possession, protection of possession, property law, the right to protection of possession, possessory lawsuit.
Проект реформы отечественного вещного права определенно совершает юридическую революцию. Правда под революцией в нашем случае следует понимать не скачок в развитии российского правового порядка, а круговорот, возврат в первоначальную точку. Интересно в качестве подтверждения данного тезиса обратиться к Гражданскому уложению Российской империи, изобиловавшему утраченными в настоящие дни правовыми конструкциями: разработанное понятие владения, институт двойного владения, посессорная защита и др. [12, с. 75] Следующий за семнадцатым годом этап исторического развития почти полностью уничтожил существовавшее тогда вещное право, что особенно заметно сегодня: современное частное право, к большому сожалению, утратило понимание владения, сохранив лишь небольшие напоминания былой значимости данного института [4, с. 638]. В актуальных учебниках по
ВРЮ №
гражданскому праву в преобладающем большинстве случаев конструкция владения рассматривается исключительно в рамках триады правомочий собственника и приобретательной давности. Из этого непонимания важности рассматриваемого института и следует нежелание (а в отдельных случаях и простая неприязнь) многих отечественных юристов восстановить в системе российского частного права владение в целом и владельческую защиту в частности. В этом смысле реформа вещного права в части возврата посессорной защиты безусловно делает твердый шаг на пути к развитию нашего правопорядка. Ответ же на вопрос, насколько правильно выбрана почва для этого шага еще предстоит дать, в том числе в данном исследовании.
Природа владения.
Кажется верным начать рассмотрение института посессорной защиты с анализа давно известного цивилистической доктрине вопроса: владение есть фактическое состояние или субъективное право? Изначально в римском праве владение воспринималось исключительно в качестве факта, состояния фактического господства лица над вещью. Данная категория была четко отграничена и не касалась вопросов права лица на вещь (jus possidendi) [5, с. 334]. Впоследствии были выработаны и иные подходы. Так, к примеру, Р. Иеринг считал, что владение является видимостью собственности и ее выражением извне [8, с. 144]. Другой аргумент сторонников данной теории заключается в том, что владение является правом, так как может быть обеспечено судебной защитой, а нарушение владения является нарушением прав (бывшего) владельца. В противовес данной позиции К. Г. Брунс считал, что сама по себе защита владения преследует исключительно самостоятельную цель в виде восстановления владения (самого фактического состояния), но не права лица.
Анализируя зарубежные источники стоит привести в пример положения Германского гражданского уложения. Согласно первому пункту § 884 ГГУ владение хотя и признается фактическим господством лица над вещью, однако, как следует далее из указанной нормы, «для приобретения владения достаточно соглашения прежнего владельца с приобретателем, если приобретатель в
ВРЮ №
состоянии осуществлять господство над вещью» [3]. Таким образом, в немецком законодательстве появляется особая конструкция вещного договора, которую не учли разработчики отечественного Проекта, благодаря которой владение перестает быть просто фактическим состоянием, а приобретает правовую природу на основании соглашения сторон [15]. Несмотря на схожесть формулировок статьи 209 Проекта и § 884 ГГУ, подход российских разработчиков отличается.
Проект определяет владение как факт и не рассматривает его в качестве субъективного гражданского права. Данный вывод напрямую следует из п. 2.1 -2.3 Концепции: «учитывая, что имеется опасность смешения владения с тем или иным правом, следует начать главу с нормы, в которой определяется владение как фактическая позиция» [2]. В пункте 2.1 четко разъясняется, что владение не является правом. Это также подтверждается формулировкой п. 1 ст. 209 Проекта, где сказано о том, что владение «означает фактическое господство лица над объектом владения...», рассматривая владение как фактическое состояние [1]. Таким образом авторы проекта, формально заимствуя формулировки из Германского гражданского уложения, не вводят в российское законодательство концепцию «вещного соглашения». На наш взгляд, выбранный разработчиками проекта подход, в соответствии с которым владение признается фактом, является более чем удачным. Это связано с возможностью использования механизмов посессорной защиты. Дело в том, что при таком подходе у лица появляются возможности использовать способы защиты владения без ссылки на свое субъективное право на вещь, ведь в посессорном процессе истцу для обоснования своих притязаний достаточно доказать только факт владения. Помимо этого, как указывает А.Н. Латыев, только в силу признания владения фактом субъектом пассивной легитимации также становится и незаконный владелец, так как в таком случае «право, в отличие от факта, незаконным быть не может» [14].
Цели владельческой защиты.
ВРЮ №
Ключевым моментом рассмотрения посессорной защиты является определение тех целей, которые законодатель пытается достичь введением соответствующего института, ведь, как верно заметил И. А. Покровский, ответить на вопрос об основании защиты владения «значит найти жизненный нерв всего института, определить его социальную роль, его смысл и цель в ряду прочих институтов и учреждений, обеспечивающих жизнь социального организма» [7, с. 2].
В цивилистической доктрине основания посессорной защиты принято разделять на две категории: относительные (защита владения имеет свое основание не в самом владении, а в чем-то еще) и абсолютные (основание защиты владения лежит в самом владении) [8, с. 4]. К относительным теориям можно отнести: 1) защита в целом правопорядка от самоуправства частных лиц (Ф. Савиньи); 2) защита личности (И. Покровский); 3) защита владение как видимости собственности; 4) защита владение как начинающейся собственности; 5) защита владения как реальности собственности (Р. Иеринг). К абсолютным теориям можно отнести: 1) защита воли (К. Брунс); 2) защита фактического состояния вещей. Авторы реформы в качестве фундамента посессорной защиты выбрали следующий подход: согласно Концепции развития законодательства о вещном праве назначением владельческой защиты является борьба с насильственными, самоуправными действиями, а также укрепление надежности оборота (стоит также отметить, что в Концепции упоминается и относительная теория защиты владения И. Покровского, существо которой заключается в реализации принципа уважения к человеческой личности [6, с.
В этой связи интересно провести сравнение с Германским гражданским уложением, назначение владельческой защиты в котором есть обеспечение общественного мира охраной внешнего господства лица над вещью [7, с. 3]. ГГУ исходит из того, что основанием для защиты владения является запрещенное самоуправство (§ 858 ГГУ определяет его следующим образом - захват чужого владения помимо воли владельца или нарушение спокойного владения). Такой
233]).
ВРЮ №
выбор представляется логичным проведением установленной цели защиты владения как охраны объективных интересов гражданской жизни, ведь страдают эти интересы именно от самоуправных действий частных лиц. Наш же проект исходит из более широкого толкования оснований защиты: согласно п. 1 ст. 216 основаниями защиты являются выбытие вещи из владения в результате хищения, самоуправства или иным путем помимо воли владельца. По мнению Д. О. Тузова, подобная интерпретация приводит к ситуации, в которой обычная потеря вещи владельцем становится основанием для посессорной защиты, однако очевидно, что в таком случае нет «тех чрезвычайных обстоятельств, которые, согласно традиционным воззрениям, оправдывают владельческую защиту» [13, с. 20]. И действительно, рассматриваемое положение никак не достигает целей, поставленных авторами реформы. Наоборот, возможность бывшего владельца защищаться против текущего способами, предусмотренными проектом, в случае выбытия вещи из владения путем, не связанным с самоуправными действиями, представляется подрывающей надежность оборота, нарушающей принцип верховенства личности. С этой же позиции следует рассмотреть статью 218 Проекта, позволяющую ответчику в посессорном процессе заявить встречное требование о защите вещного права. Германское гражданское уложение исходит из возможности непосредственного владельца (деление владения на непосредственное и опосредованное будет рассмотрено далее) защищаться против опосредованного (обладателя вещного права) любыми способами, будь то самозащита или посессорные иски. Ссылка же на свой титул опосредованным владельцем не допускается. Такое решение понятно и обоснованно, ведь подобный подход развивает цели владельческой защиты. Можно ли говорить, что обратное правило, предусмотренное в нашем проекте, не противоречит целям защиты владения? Определенно нельзя. Более того, соответствующее правило идет вразрез с целями борьбы с насильственными, самоуправными действиями и защиты интересов личности.
Допуская петиторные возражения в посессорном процессе, авторы фактически открыли дверь самоуправства для субъекта вещного права.
ВРЮ №
Собственник волен насильно отобрать вещь у владельца, а после предъявления последним посессорного иска сослаться на свой титул и остаться безнаказанными, что, конечно, недопустимо. Положительной стороной нашего Проекта является отсутствие exceptio vitiosae possessionis (возражение ответчика, самоуправно отобравшего вещь у противника, о том, что он сам перед этим утратил владения по причине самоуправных действий истца [5, с. 348]), закрепленной в §§ 861, 862 ГГУ. Соответствующее положение приводит не к уменьшению самоуправства, а наоборот, к побуждению бывшего владельца использовать силу для отобрания вещи, ведь всегда против посессорного иска можно защититься возражением о порочности первоначального завладения. Таким образом, поставленные изначально авторами реформы совершенно правильные цели, пропитанные идеями Ф. К. фон Савиньи и И. А. Покровского, реализованы в Проекте непоследовательно, и местами кажется, что авторы опирались вовсе не на теории, основанные на недопустимости самоуправства, а на размышлениях Р. Иеринга о владении как реальности собственности.
Виды владения.
В римском праве правом на посессорную защиту обладали только лица, которые владели вещью pro suo, т. е. от своего имени [13]. В силу отсутствия у субъекта волевого намерения осуществлять господство над вещью как своей (animus possidendi), держатели (те, кто владел вещью alieno nomine) не могли воспользоваться указанным механизмом защиты. Такой подход критиковался некоторыми авторами. Так, например, Р. Иеринг считал, что animus присутствует и в случае держания, так и в случае владения, и для них обоих необходимы одинаковые условия, однако по непонятным причинам законодатель необоснованно исключает элемент animus из detentio (обладания), несмотря на его фактическое присутствие [9, с. 44]. По его мнению, следует признавать защищаемое исками юридическое владение во всех случаях сознательного обладания вещами (как держания, так и владения).
Подход римского права был пересмотрен в ГГУ немецкими разработчиками, когда в нем была введена концепция двойного владения. И.А.
BPfO №
Покровский, комментируя положения Германского уложения, утверждал, что «Германское Уложение решилось и здесь на крупную теоретическую революцию: оно отбросило старое римское правило о невозможности compossessio plurium in solidum и признало обоих - и хозяина, и того, кто от его имени владеет, - владельцами» [6, с. 233]. Такой подход исключает animus possidendi в качестве обязательного условия для признания лица владельцем. Это позволяет обеспечить право на защиту опосредованным и непосредственным владельцам, следовательно, расширяется круг субъектов активной легитимации по владельческому иску. Что касается подхода, предлагаемого разработчиками Проекта, то он отличается от того, который закреплен в ГГУ. В п. 2.4 раздела о владении Концепции развития законодательства о вещном праве говорится следующее: «Опосредованного владения, а также фигуру владельческого слуги (Besitzdiener), известного германскому праву, видимо, вводить не нужно» (конструкция служебного владения, все-таки, введена была, хоть и в существенно ограниченном варианте). Такое решение является, мягко говоря, спорным, ведь судебной практикой на сегодняшний день, несмотря на отсутствие соответствующих положений в законодательстве, выработан институт двойного владения [16]. Пункт 3 ст. 209 Проекта устанавливает следующее правило: если в отношении объекта владения существует несколько прав, включающих правомочие владения, владельцем считается лицо, осуществляющее фактическое господство над объектом владения. Отказ от непосредственного/опосредованного владения разработчики обосновывают желанием упростить понимание владельческой защиты [2]. Таким образом, помимо отрицания концепции двойного владения, Проект предусматривает, что правом на владельческую защиту обладает не собственник вещи, а тот, кто осуществляет над ней фактическое господство. Есть разные мнения авторов по вопросу о том, является ли это заимствованием принципа из римского права, либо, наоборот, такой «унитарный» принцип зеркально противоположен римской концепции [13, с. 17]. А. Латыев, критикуя данное положение, считает, что это необоснованное решение: «Всякое лицо, считающее себя вещно-
ВРЮ №
управомоченным, может рассчитывать на скорейшее восстановление своих прав, и коль скоро посессорная защита действует оперативнее, чем петиторная, - на ее применение» [14]. Таким образом, отказ отечественного разработчика Проекта от категории двойного владения не совсем обоснован. Такой подход также влияет на состав субъектов активной легитимации.
Статья 215 Проекта определяет формы защиты владения, к которым относятся: 1) самозащита; 2) судебная защита; 3) административная защита. Начать стоит с самозащиты, как с исторически первой формы защиты лица. Немецкое законодательство (§ 859 ГГУ) допускает самозащиту как надлежащую форму защиты владения. И. А. Покровский, анализируя положения Германского гражданского уложения, пришел к выводу о недопустимости подобного законодательного разрешения. По его мнению, § 859, закрепляющий возможность владельцу в любых случаях силою противиться запрещенному самоуправству, далеко отходит от общих границ возможной самозащиты (§ 229 ГГУ), которая допускается в исключительных случаях, когда невозможно своевременно получить правительственную защиту [7, с. 22]. Составители Проекта, вслед за ГГУ, не стали заключать самозащиту в вышеназванные границы, а в п. 4 ст 215 и вовсе отсылают к общим положениям (ст. 14 ГК), которые также не содержат правил о допустимости самозащиты лишь в случаях, когда защита в лице государства пришла бы слишком поздно. Такое решение кажется нам вполне верным и соответствующим тем целям, которые авторы хотели достигнут при введении посессорной защиты в российский правопорядок. Однако такая конструкция никак не может существовать с предусмотренным Проектом основанием для защиты - выбытие вещи из владения помимо воли владельца. В немецком праве основанием, как уже говорилось, является именно запрещенное самоуправство и в этом смысле решение о допустимости самозащиты в любых случаях является вполне оправданным. В нашем же случае допустимость самозащиты в любых случаях
Формы защиты.
ВРЮ №
при выбытии владения помимо воли владельца приведет к абсурдным ситуациям.
Посессорная защита в административном порядке не является чем-то характерным для современных западно-европейских правопорядков. Интересно, что защита владения административными органами уже знакома отечественному праву. Речь идет об историческом этапе, когда дела по нарушению владения находились в руках полиции. Так, Г. Ф. Шершеневич писал: «Сенатские указы от 30 июня 1820 г. и от 27 декабря 1823 г. предписывают полиции немедленно по получении жалобы на насильное завладение приводить в ясность, в чьем владении было имение тогда, когда учинено было насилие, после чего и возвращать его тому, у кого оно отнято, не входя при этом в рассмотрение представляемых сторонами документов, так как это уже дело суда» [10, с. 221]. Сейчас Проект предусматривает возможность обращаться к уполномоченным государственным органам или органам местного самоуправления для целей защиты владения в случаях, предусмотренных законом. Какие органы будут осуществлять эту защиту? Кто может обращаться за такой защитой? Какие правовые последствия реализации данного способа защиты? На эти и другие вопросы в данный момент ответить нельзя, так как не ясны намерения составителей, однако само существование данной отсылочной нормы не противоречит ни существу, ни целям посессорной защиты.
Что же касается судебной защиты владения, то здесь речь идет о специальном посессорном процессе, цель которого заключается в защите факта владения, фактического состояния. В отличие от этого в петиторном процессе спор идет о титуле, о правомочии владения («петиторная формула - это та, в интенции которой истец утверждает, что «вещь принадлежит ему» [11, с. 261]). Отсюда вытекает и преимущество посессорного процесса в виде его упрощенности, так как ссылка на субъективное право не принимается во внимание.
ВРЮ №
Ключевым вопросом посессорного процесса является, как кажется, определения круга субъектов активной и пассивной легитимации. Начнем с активной легитимации.
Субъектами активной легитимации являются достигшие четырнадцати лет законные и незаконные владельцы. Довольно сильно резонирует с остальными нормами положение абз. 2 п. 2 ст. 215 Проекта, которое устанавливает, что в случаях, установленных законом, к защите владения могут прибегать лица, не являющиеся владельцами. Трудно представить ситуации, при которых закон может наделить иных лиц (не являющихся владельцами) правом на предъявление владельческого иска. К тому же, как верно замечают некоторые авторы, указывая на неясность данной нормы, такое положение идет вразрез с принципами посессорной защиты [13, с. 25].
В соответствии с п. 2 ст. 216, требование о защите владения предъявляется лицом, утратившим владение последним. На наш взгляд такая норма является отражением идеи об исключении категории двойного владения из Проекта. К примеру, в ситуации, когда лицо получает вещь от собственника, а впоследствии вещь против воли (п.1 ст. 216 Проекта) выбывает из владения этого лица, то правом на предъявление владельческого иска обладает (бывший) владелец вещи. Собственник в таком случае может использовать иные способы защиты (в том числе виндикационный иск). Тогда возникает вопрос с категорией лиц, именуемых в иных правопорядках «владельческими слугами», т. е. тех, кто обладает вещью в чужих интересах. Как было указано выше, Проект не наделяет данную категорию правом на владельческую защиту (не признавая их владельцами в принципе). Такой подход в свое время критиковал И. А. Покровский, комментируя положения ГГУ, касающиеся регулирования посессорной защиты применительно к служебным владельцам. По его мнению, отношения между «владельческим слугой» и собственником вещи аналогичны тем, которые существуют между непосредственным и опосредованным владельцами, при этом и первый, и второй являются субъектами активной легитимации в соответствии с Германским гражданским уложением (в отличие
BPfO №
от «владельческих слуг»). На этом основании Иосиф Алексеевич делает вывод о необоснованности подобной разницы в регулировании [7, с. 21]. Особенно очевидна неудачность такого регулирования в ситуации, когда хозяин вещи не имеет к ней оперативного доступа, а нарушение владения произошло.
Как было отмечено выше, незаконный владелец также является субъектом активной легитимации. Лицо признается незаконным владельцем, если его владение не основывается на вещном праве, включающее правомочие владения, либо на соглашении между собственником или лицом, обладателем иного вещного права, в состав которого входит правомочие владения. При этом Проектом предусмотрена презумпция законности (п. 2 ст. 213) и добросовестности владения (п. 2 ст. 214). В силу того, что под владением понимается фактическое состояние, право на владельческую защиту может быть также предоставлено и недобросовестному незаконному владельцу. Предоставление ему права на предъявление посессорного иска связано с тем, что владельческая защита направлена на восстановление status quo, и не затрагивает вопросов, связанных с субъективными гражданскими правами лица, поэтому отсутствие законных оснований владеть вещью не мешает лицу быть субъектом посессорной защиты. При этом, на таких лиц возлагается дополнительное бремя доказывания годичного срока владения, предшествующего нарушению владения (п. 1 ст. 217), в отличие от законных и добросовестных владельцев.
Ситуация с определением субъектов пассивной легитимации по иску об обеспечении спокойного владения (удержание владения и устранения создаваемых ему препятствий) разрешается достаточно легко: ответчиком по такому иску будет лицо, непосредственно нарушающее сложившееся фактическое состояние. Ситуация же с определением субъектов пассивной легитимации по иску о восстановлении утраченного владения требует дополнительного анализа. Для начала рассмотрим, как данный вопрос разрешается в современных правопорядках континентальной Европы. В соответствии с уже ранее упомянутым параграфом 861 ГГУ бывший владелец может требовать восстановления своего владения от лица, чье владение по
ВРЮ
\ш ш
отношению к нему является порочным. Порочность владения определяется в параграфе 858, согласно которому порочным считается владелец, непосредственно отобравший владение запрещенным самоуправством, а также его правопреемники: как в случае сингулярного (приобретающий знал о порочности владения), так и универсального правопреемства (владение перешло к правопреемнику по наследству). Схожие решения предусмотрены и в гражданских кодексах Швейцарии и Италии [13, с. 24].
Авторы Проекта выбрали иной путь и решили дать возможность бывшему владельцу предъявлять требование о восстановлении утраченного владения к любому владеющему вещью лицу (п. 3 ст. 216). Такой подход в первую очередь не соответствует целям посессорной защиты, обозначенным авторами. Разве может идти речь о борьбе с самоуправством, защите личности или укреплении оборота в ситуации, когда добросовестный приобретатель фактически беззащитен перед утратившим владение лицом? Помимо этого, указанное решение противоречит римскому принципу in pari causa melior est conditio possidentis - «равных условиях положение владельца лучше» [13, с. 24].
является ее оперативность. Это понимают и разработчики Проекта, о чем свидетельствует пункт 2.9 Концепции («владельческая защита предполагается оперативной»), однако каких-либо гарантий, обеспечивающих эту оперативность, в Проекте не имеется, что является существенным недостатком [13, с. 22].
Способы защиты.
В римском праве выделялись две категории посессорных интердиктов: 1) направленные на охрану наличного владения от посягательств (interdicta retinendae possessionis); 2) направленные на восстановление нарушенного владения (interdicta recuperandae possessionis). Третья категория интердиктов -направленных на получение владения вновь (interdicta adipiscendae possessionis) - считается квазипосессорной, так как истец в этом случае опирается на свой титул, а не на фактическое состояние [5, с. 348]. В современном немецком праве
Здесь же отметим, что ключевой особенностью посессорной защиты
ВРЮ №
в виде способов защиты владения сохранились требования о восстановлении утраченного владения (§ 861 ГГУ) и о сохранении спокойного владения (§ 862 ГГУ). Подобное дихотомическое разделение способов защиты имеется и в гражданском кодексе Италии [13, с. 19]. На основании анализа представленных выше традиционных способов защиты владения, К. И. Скловский отмечает следующие отличительные признаки посессорной защиты: насилие как главный повод для вмешательства власти, недопущение спора о праве (титуле), оперативность, предварительный и временный характер защищенного положения [4, с. 734].
Составители Проекта решили отойти от этого традиционного деления и расширить список способов защиты, а именно: помимо возврата вещи бывшему владельцу (п. 1 ст. 215) и устранения действий, которые препятствуют спокойному владению или направлены на лишение владения (п. 4 ст. 216), также выделяются признание недействительным не соответствующего закону ненормативного акта государственного органа или органа местного самоуправления, нарушающего его владение (п. 6 ст. 215) и возмещение вреда, причиненными самоуправными действиями (п. 7 ст. 215).
Возмещение причиненного вреда и признание недействительным акта органа публичной власти, безусловно, являются способами защиты (ст. 12 ГК), однако они не являются способами защиты владения как фактического состояния. И первому, и второму способам не достает признаков, присущих посессорной защите, а именно: в рассматриваемых способах нет ни оперативности (о которой в принципе странно говорить применительно к возмещению вреда), ни прямой направленности на восстановление существовавшего до нарушения положения (все-таки само по себе принятие органом правового акта не может нарушить физическую, материальную связь лица с вещью и, соответственно, оспаривание такого акта автоматически не приведет ни к возврату, ни к обеспечению спокойного владения). Поэтому кажется весьма странным решение включить эти два способа защиты в статью, поименованную как право на защиту владения, а один из двух традиционных
ВРЮ №
(удержание владения и устранение создаваемых ему препятствий) - в другую, отдельно от требования о восстановлении утраченного владения. Также отметим, что положение о возмещении вреда сформулировано слишком широко. Как верно замечает Д. О. Тузов, не любые убытки подлежат возмещению, если нарушителем владения является собственник вещи (например, требование бывшего владельца к собственнику вещи, самоуправно лишившего истца владения, о взыскании убытков за несостоявшееся пользование вещью) [13, с.
Заключение.
Реформа отечественного вещного права в части владения и владельческой защиты, как было показано, не является простым заимствованием решений, выработанных западно-европейскими правопорядками. Во многих случаях составители смело отходили от традиционного понимания исследуемых институтов и представляли свое, оригинальное видение. Насколько такие отступления являются оправданными говорить сложно: в одних случаях авторам удавалось найти верное решение возникающих проблем, в других же мы видим явные противоречия как поставленным целям, так и в целом существу посессорной защиты. Помимо этого Проект содержит множество структурных ошибок, которые достаточно легко устранить. Как уже говорилось ранее, владельческая защита представляется крайне важным институтом, который позволит российскому правопорядку приблизиться к развитым правовым системам континентальной Европы. Поэтому, безусловно, многие положения Проекта необходимо переосмыслить, чтобы в результате отечественное право получило рабочий и полезный инструмент для справедливого разрешения споров.
Список литаратуры:
1. О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные
30].
BPfO
законодательные акты Российской Федерации : проект федер. закона № 47538-6 // СПС Консультант (дата обращение 17.02.2021).
2. Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации (одобрена решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 07.10.2009) // СПС Консультант (дата обращения 17.02.2021).
3. Гражданское уложение Германии (ГГУ) от 18.08.1896 (ред. от 02.01.2002) (с изм. и доп. по 31.03.2013) // СПС Консультант (дата обращение 17.02.2021).
4. Скловский, К. И. Собственность в гражданском праве : учебное пособие для вузов / К. И. Скловский. — 5-е изд., перераб. и доп. — Москва : Издательство Юрайт, 2020. — 1016 с.
5. Покровский И. А. История римского права. СПб, изд.-торг. дом «Летний сад», 1999. — 430 с.
6. Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. 8-е изд., стереот. М.: Статут, 2020. - 351 с.
7. Покровский И. А. Основные вопросы владения в новом германском уложении / Покровский И. А. - Киев : типография Императорского Университета св. Владимира Н. Т. Корчак-Новицкого, 1899. - 27 с.
8. Иеринг Р. Об основании защиты владения. Пересмотр учения о владении / Сочинение д-ра Рудольфа фон-Иеринга; Перевод с немецкого второго исправленного и дополненного издания. - М.: Типография А. И. Мамонтова и Ко, 1883. - 179 с.
9. Иеринг Р. Теория владения / Пер. Е. В. Васьковского. СПб.: Тип. М. Меркушева, 1895. - 48 с.
10. Шершеневич, Г. Ф. Учебник русского гражданского права в 2 т. Том 1. Общая часть / Г. Ф. Шершеневич. — М.: Издательство Юрайт, 2020. — 812 с.
11. Институции Гая = Gai Institutionum commentarii quattuor : текст, пер. с лат., коммент. / Под общ. ред. проф. Д. В. Дождева. - М.: Статут, 2020. - 384 с.
ВРЮ №
12. Климанова Д. Д. Защита владения в гражданском праве: дисс. ... канд. юр.наук: 12.00.03. Москва, 2017. — 197 с.
13. Тузов Д. О. Владение и его защита в проекте вещного права // журнал Цивилистика. 2020. № 4.
14. Латыев А. Н. О владении по Концепции развития гражданского законодательства // Вещные права: постановка проблемы и ее решение : сб. ст. / рук. авт. коллектива и отв. ред. М. А. Рожкова. М. : Статут, 2011.
15. Василевская Л. Ю. Владение и его защита в проекте Федерального закона о вещном праве: проблемы и противоречия // Пролог: журнал о праве. 2017. №3. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/vladenie-i-ego-zaschita-v-proekte-federalnogo-zakona-o-veschnom-prave-problemy-i-protivorechiya (дата обращения: 17.02.2021).
16. Рыбалов А. О. Владение в российском праве: quo vadis? // Вестник гражданского права. 2019. № 5 (СПС «Консультант Плюс»).
