Д. В. Овсянников
«ИНОРОДЦЫ» В РЯДАХ ГОРЦЕВ В ПЕРИОД КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ
Во время Кавказской войны широкое распространение получило участие в боевых действиях пленных или беглых солдат русской армии на стороне противника. Этот феномен, ставший заметным явлением в годы Кавказской войны, до сих пор недостаточно изучен исследователями отечественной истории. Отдельные авторы, изучая исторические события Кавказской войны, лишь упоминают о фактах дезертирства, не посвящая данной теме отдельных исследований, в которых они могли бы рассмотреть особенности участия русских солдат и казаков в военных действиях на стороне горцев. Таким образом, работ, посвященных детальному изучению данной темы в рамках историографии Кавказкой войны, до сих пор нет.
Под «инородцами» мы подразумеваем представителей негорских народов, участвовавших в борьбе на стороне Шамиля. Было бы неверным утверждать, что они были некоренными народами Северного Кавказа, ведь казачество и русские поселенцы заселили предгорья Кавказского хребта еще в XVI в. Но помимо них к «инородцам» относятся в данном случае поляки и татары.
Кавказская война, длившаяся почти полвека, оказала влияние на многие стороны жизни граждан Российской империи, в том числе и на психологический облик участников войны. Так одни, преданные «вере, царю и отечеству», представляли собой тип, который М. Ю. Лермонтов описал в наброске «Кавказец». Это профессиональные военные, знавшие все тонкости и нюансы горной войны, но оставшиеся, пусть и уважая горцев, все же их врагами. Другие, напротив, ушли в горы добровольно или попали в плен в бою и остались на стороне противника. Например, известно, что приближенным переводчиком имама Шамиля был Идрис (Андрей Мартин); бывший солдат Родимцев получил от Шамиля орден за храбрость; Яков Алпатов совершал храбрые рейды в тыл русским войскам; бывший прапорщик Залетов отличился при взятии Ахалчи и Гоцатля1. Дезертиры сражались до последнего, предпочитая смерть плену, потому что они прекрасно осознавали, какая участь их ждала на каторге как изменников. В последнем оплоте Шамиля на стыке гор Чечни и Дагестана, в ауле Гуниб с имамом кроме его семейства было по официальным сведениям 400 мюридов. Современники событий описывали драму имама, когда от него отвернулись бывшие соратники, а многие наибы перешли на сторону русских войск в обмен на материальные выгоды, точнее на сохранение того, что они приобрели в ходе войны против империи. И лишь русские и польские дезертиры бились насмерть и погибли в горной крепости2.
Как это происходило? Что толкало их сражаться на стороне горцев? Каковы были масштабы этого явления? Эти вопросы мы и постараемся осветить в данной работе.
В состав вооруженных сил Шамиля входили особые воинские единицы, состоящие из беглых солдат и пленных, причем большинство из них было дезертирами. Дезертирство — в переводе с латыни desertio — побег — одно из наиболее тяжких воинских преступлений, заключающееся в самовольном оставлении части или места службы в целях
© Д. В. Овсянников, 2008
уклонения от прохождения военной службы. Примерно так расценивало дезертирство военно-уголовное право Российской империи. По Военно-уголовному уставу 1839 года, побег (отсутствие нижнего чина в команде более трех суток) наказывался 500-1500 ударами розог или шпицрутенов. За второй побег виновному грозило до 3000 ударов, что было равносильно смертной казни. Переход к неприятелю в военное время карался расстрелом. Однако, несмотря на суровые наказания, данное явление имело место и в последующем. Так, в январе 1843 г. рядовой Максимов «показывает, что в бытность его в Дарго он видел там до 15-ти наших офицеров, которые содержались на гауптвахте под караулом, все в колодках, а бывший унцукульский комендант в кандалах. Означенный рядовой видел также в Дарго до 500 человек беглых солдат наших, которые употребляются Шамилем для прислуги при орудиях. Максимов говорит, что в Дарго не было других войск кроме караула при пленных и что на дворе шамилева дома льются ядра и картечи»3. Таким образом, целые слободы беглых русских солдат численностью до полутысячи человек находились в горах. Вот достоверные свидетельства этого: в показании жителя аула Катер-Юрт Устар-хана о положении беглых русских солдат, находившихся в Ведено и об отношении к ним Шамиля говорится: «В Ведено их до трехсот, живут довольно хорошо и своевольны в своих поступках»4. По словам майора Корганова, в одной только Чарской области в Унцукуле и прочих селениях несколько сот беглых русских солдат5. По показаниям эрпелинского жителя Шамсудина Амин-оглы от 18 апреля 1844 г. «в Даргах находится 400 русских солдат беглых и пленных; все они живут вместе в отдельной казарме. Солдаты эти через каждые 2-3 дня являются на учение под командою выбежавшего из России солдата по имени Идриса»6.
Р. М. Магомедов в своей работе отмечал, что в Имамате было более 15 специальных урочищ, заселенных перебежчиками7. В среде горцев было в ходу выражение «свои русские»8.
Известно, что применению артиллерии имам придавал очень большое значение. Для удобства транспортировки орудий даже специально мостились дороги. Горцам была важна практическая помощь перебежчиков в обращении с пушками: беглые солдаты учили их отливать пушки, обучали стрельбе из них. Это подтверждается показаниями рядового Максимова и эрпелинца Шамсудина Амин-оглы. Организацию артиллерийского дела горцев русские беглецы совмещали с военными упражнениями. Чеченец Устархан сообщал о том, что «в Ведено в хорошо устроенном огромном сарае хранятся 8 больших орудий (вероятно крепостных) и несколько малых пушек; все они на лафетах, выкрашенных зеленою краскою. Беглые солдаты смотрят за ними и деятельно занимаются постройкою лафетов, зарядных ящиков и колес, часть коих совершенно готова и окрашена зеленою краскою»9. Также имеются сведения о том, что имам Шамиль использовал русских дезертиров и для выполнения полицейских обязанностей в Дагестане10.
Кроме практической помощи горцам, беглые солдаты в течение всей войны активно участвовали в военных действиях против своих соотечественников. Хорошо знавшие расположение царских крепостей, они становились проводниками при проведении рейдов горцами. Были они и хорошими разведчиками. Некоторые из них даже командовали горскими отрядами. Так, например, командовал большим отрядом и совершал смелые рейды Яков Алпатов. Известно, что среди советников Шамиля были русские перебежчики, которые своими советами не раз оказывали Шамилю значительные услуги. Когда имам весной 1845 г. приказал расстрелять картечью в Дарго 37 пленных офицеров и солдат, у орудий стояли русские дезертиры. Участвуя в сражениях на стороне горцев, дезертиры
русской армии отличались беспощадностью и отвагой, что было обусловлено страхом перед неминуемым наказанием за их преступление.
Солдаты Кавказского корпуса считали делом чести «изничтожить предателя». Уничтожение в одном из сражений половины этого «русского» полка воспринималось командованием императорской армии как большая удача. «На зло и от обиды на русских из-за неудачной попытки похитить сына Шамиля Мухаммед-Шафи, Имам приказал вывести в поле для обучения своих русских солдат с барабаном и медными трубами. Узнав по музыке бывших своих, русские войска выступили из лагеря против них. Произошло жаркое сражение»11.
Руководители горцев и, прежде всего, имам Шамиль поощряли и всячески поддерживали перебежчиков. Так, в 1844 г. в письме Шамиля об оказании помощи перебежчикам читаем: «Знайте, что те, которые перебежали к нам от русских, являются верными нам... Эти люди являются нашими чистосердечными друзьями... Создайте все условия и возможности к жизни. Явившись к правоверным, они стали также чистыми людьми»12. Еще в 1842 г. в рапорте генерал-майора Ольшевского генерал-лейтенанту Граббе о мерах предотвращения дезертирства нижних чинов сообщается о перемене отношения имама к дезертирам: «Ныне Шамиль постановил давать свободу всем военным дезертирам. Шамиль дал им оружие и отвел им землю в Даргах для поселения; но пока они выстроят себе дома, Шамиль дозволил им жить у кунаков»13. Соблюдение принципа веротерпимости и национальной толерантности в Имамате, отмечаемое историками, ярко подтверждается тем фактом, что Шамиль разрешил русским перебежчикам совершать православные обряды не где-нибудь, а в столице своего шариатского государства. Принявшие же ислам женились на горянках и полностью вливались в жизнь горцев. Насколько прижились беглые и пленные солдаты в чеченских аулах свидетельствует сам наместник А. И. Барятинский: «Постепенно скопилось в горах... довольно большое число пленных и беглых нижних чинов, которые, оставаясь между горцами долгое время, освоились с их образом жизни и нравами, а некоторые женились, прижили семейства и даже обратились к мусульманству, хотя большей частью только по наружности, а не по чувству религиозного убеждения»14. Израильский историк М. Г аммер отмечал, что особое значение «имам придавал женитьбе обращенных пленников на горянках. Он даже издал распоряжение, согласно которому девушка, вступившая в предосудительную связь с пленником, освобождалась от наказания, если выходила за него замуж. Эта сторона быта настолько занимала Шамиля, что он лично совершал обряд бракосочетания»15.
Переломным моментом в судьбе беглецов стал Андийский съезд наибов, на котором было принято решение содержать перебежчиков за счет казны имама; Шамиль постановил строго наказывать горцев, нападавших на русских подданных в исламском государстве. Таким образом, политика Шамиля по отношению к дезертирам со временем приобрела характер покровительства, что способствовало увеличению перехода русских солдат на сторону горцев. Имам оценил практическую пользу от перебежчиков в борьбе за независимость от Российской империи, в которой помощь бывших ее подданных могла быть весьма ценной.
Русское командование, в свою очередь, предприняло ряд мер по решению проблемы дезертирства в рядах своей армии. Так, в 1842 г. указом царя предписывалось выкупать дезертиров за соль. А в 1845 г. Воронцов в своем «Воззвании кавказского командования к русским солдатам, бежавшим в горы» писал: «.. .те из них, которые добровольно явятся из бегов всемилостивейше прощаются и поступят по-прежнему без всякого наказания
или какого-либо взыскания на службу»16. Естественно, что спаянные в сражениях с горцами перебежчики, сблизившиеся с ними духовно, перенявшие порой ислам, вкусившие свободу, уже не мыслили своего возвращения в крепостную зависимость. Поэтому меры русской администрации в этом направлении не могли увенчаться большим успехом. Но все же часть беглых солдат откликнулась на эти призывы и с окончанием военных действий в Чечне добровольно вернулась. Все они были поселены в двух поселках. Первый из них, состоявший из 58 семейств беглых солдат, был построен в горной Чечне у озера Кезенойам (Ичкерийский округ); второй — в Аргунском округе на урочище Келе-Кем, в нем насчитывалось 37 семейных и 8 одиноких солдат-перебежчиков. Следует добавить, что «47 русских семей», проживавших среди чеченцев в горной Чечне до 1859 г. «были водворены в станицы по Тереку с зачислением их в казачье сословие на том основании, что одни из них во время пребывания в горах приняли магометанство, а другие женились на чеченках и имели от них детей»17.
Рекрутская система набора, введенная еще Петром I, палочная дисциплина в войсках, по сути — продолжение крепостных порядков, существовавших вне армии, служили причиной перехода солдат и казаков и ряды горцев18.
Свидетельство Бестужева-Марлинского о том, что дед Кази-муллы был беглым русским солдатом, не подтверждается другими источниками, но, тем не менее, в этом нет ничего невозможного. Это говорит о том, что бегство солдат в горы от дисциплины, внедряемой шпицрутенами, имело давнюю историю. А в армии XVIII века рядовых ждали жестокость муштры, унижение и тяготы. Ведь «золотым веком крепостничества» как раз и считался период правления Екатерины II, т. е. вторая половина XVIII века, предшествовавшая Кавказской войне.
Объяснить дезертирство солдат в Кавказской войне только жесткой муштрой невозможно. Активное участие русских дезертиров в боях на стороне горцев во многом объясняется особым характером этого специфического военного конфликта. Интересную мысль высказывает современный петербургский историк В. В. Лапин: «. сравнительно несложно было бежать из своей части — трудно было убежать от войны. Попавшись в руки к горцам (а иного варианта быть не могло), пленник оказывался не в тылу, а снова на войне, в которой участвовало все местное население. Важной причиной была уже упоминавшаяся приватизация войны, позволявшая отдельным личностям выбирать свой особый путь. Солдаты настолько втягивались в сам процесс вооруженной борьбы, что его результат и цели отходили на второй план, если вообще сохраняли какое-то значение»19. Порой возникала уникальная ситуация, в которой человеку в принципе было все равно, на чьей стороне воевать. А для казаков, ценящих только волю, уход к горцам был вполне логичным действием. Нельзя не учесть и того, что если обаянию горской воли поддавались европеизированные офицеры, то почему какую-то особую стойкость должны были проявлять солдаты? Поэтому участников Кавказской войны не шокировало то, что абреки-горцы легко находили общий язык с русскими дезертирами и вместе с ними формировали шайки настоящих головорезов.
Осенью 1817 г. Кавказские войска были усилены прибывшим из Франции оккупационным корпусом графа Воронцова. Корпус Воронцова с 1814 по 1817 гг. оставался во Франции и, по свидетельству современников, более других проникся «новыми идеями», так что эти войска (в которых телесные наказания не практиковались) были не столько «посланы» на Кавказ, сколько «сосланы». В состав этого корпуса входили полки, которым суждено было обессмертить себя подвигами в надвигавшейся почти полувековой
военной грозе, — апшеронцы и ширванцы, тенгинцы и куринцы, гренадеры-херсонцы и егеря-мингрельцы20.
Известный кавказовед А. Р. Фадеев, цитируя воспоминания одного из современников, писал: «Кавказ в то время был убежищем и сборным пунктом разных пройдох и искателей средств вынырнуть из грязи или из неловкого положения»21.
Таким образом, следующей причиной перехода русских солдат на сторону горцев является характер воинского контингента, составляющего Кавказский корпус. С одной стороны, это были пропитанные духом свободолюбия герои Отечественной войны 1812 года, с другой — неблагонадежные авантюристы и преступники, которые отбывали на Кавказе ссылку.
Наконец, не могло не иметь последствий восприятие элементов туземной военной культуры. Солдат одевался как горец, воевал как горец, и, подобно изгнанникам или беглецам из аулов, искал приюта на стороне, в том числе и у бывших врагов, принимая их покровительство и обращая свое оружие против бывших товарищей.
Что касается казачества, то оно имело особый менталитет, историю, генетический тип и иной взгляд на проблему взаимоотношений с горцами. Следует отметить, что казаки стали неотъемлемой частью этнической мозаики Кавказа. Они впитали в себя уклад, быт, навыки горцев. Шиком было говорить на горских языках и иметь кунаков среди кавказцев. Горец, воспитанный в вольных обществах «военной демократии», был намного ближе по духу и менталитету казаку-кавказцу, чем великоросс, привыкший повиноваться монаршей воле. Нередкими были случаи бегства семьями и станицами староверов-раскольников в горы, пособничество пограничных станиц и хуторов (впрочем, как и аулов «мирных» горцев) набеговым партиям абреков в переправке отогнанного скота и награбленного имущества за кордонную линию. Офицер Мочульский отмечал факты, когда казаки из отдельных станиц помогали горцам, служили им проводниками22. Любопытен и характерен эпизод, связанный с сотником Семеном Атарщиковым. который сменил Чернова в должности пристава над надтеречными чеченцами. Он родился в 1807 г. в станице Наурской. Ребенком был отдан в кумыкский аул, где научился кумыкскому, чеченскому и «татарскому» языкам. Позднее сам Атарщиков писал: «Я невольно сроднился с бытом, нравами и обычаями горцев»23. Приобретенные познания позволили ему уже в 16 лет стать переводчиком в Моздокском казачьем полку. Во время военных действий 40-х гг. XIX в. С. Атарщиков дважды бежал в горы. Во второй раз он принял мусульманство, женился на дочери закубанского ногайского узденя и стал принимать участие в сражениях на стороне горцев.
«Поступок его не разгадан»24. «Неразгаданный» русскими наблюдателями поступок Семена Атарщикова как раз и объясняется указанными выше причинами.
Реалии пограничной жизни обуславливали подобное поведение. Ведь горцы с давних времен были связаны с прикордонными казаками куначескими связями, да и опасность мести со стороны кунаков толкала казаков на это.
Вольная жизнь станичника имела мало общего с дисциплиной вообще. Казачьи формирования напоминали ополчение, компенсируя слабость дисциплины и выучки общей воинственностью и образом жизни. Когда одного беглого казака после окончания войны спросили о том, зачем он бежал и как ему жилось, он отвечал: «Привык дышать свободою, потому и ушел в горы и теперь живу ладно»25.
Другие, пусть и немногочисленные, но колоритные перебежчики были в рядах горцев по религиозной причине. Там можно было встретить мусульман Поволжья,
узнавших о Шамиле и пришедших служить ему. Об этом свидетельствует письмо казанского мухаджира Ниматуллы Шамилю26.
Правление Николая I отразилось и на формировании Кавказского корпуса, получившего наименование «теплой Сибири». После 1831 г. Кавказ стал местом отбывания наказания для неблагонадежных поляков, которые ставили идею возрождения Польши выше присяги царю и воевали на Кавказе против России, поскольку были сосланы туда. Так, в 1846 г. начальник штаба Кавказской линии и Черномории сообщал генерал-лейтенанту Нестерову о возможном продвижении через Кабарду и Карачай польского эмиссара Адама Высоцкого с целью пробраться к Шамилю27. Одна окраина империи, таким образом, давала возможности для представителей другой окраины бороться за свою свободу.
Кавказская война в отечественной истории является эпохальным полувековым событием, в котором нашли свое выражения все основные политические, социальноэкономические и культурные явления данного периода отечественной истории. Поэтому причины перехода солдат на сторону горцев и участие их в военных действиях кроются в рекрутской системе набора; в крепостнических отношениях в Российской империи; в особенностях менталитета казаков; в специфике формирования воинского контингента, составляющего Кавказский корпус.
1 Движение горцев Северо-Восточного Кавказа: Сб. документов. Махачкала, 1959. С. 365.
2 Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний = Китаб тазкират саййид Абд ар-Рахман... / Публ. и пер. с араб. М.-С. Саидова; Под ред. А. Р. Шихсаидова, Х. А. Омарова. Махачкала, 1997. С. 47.
3 Движение горцев... С. 365.
4 Там же. С. 498.
5 Кавказский сборник. Т. 12. С. 11.
6 Движение горцев... С. 472.
7 Магомедов P M. Имам Шамиль. Махачкала, 1940. С. 26.
8 Там же. С. 40.
9 Движение горцев... С. 498.
10 ДанияловГ.-А. Имам Шамиль. Махачкала, 1996. С. 82.
11 Мухаммед Т. Три имама. Махачкала, 1990. С. 84.
12 Движение горцев... С. 291-292.
13 Там же. С. 329-330.
14 РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 374. Л. 1.
15 Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана. М., 1998. С. 343.
16 Движение горцев... С. 486.
17 РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 374. Л. 22 об., 23 об.
18 Яндаров А. Д. Суфизм и идеология национально-освободительного движения. Алма-Ата, 1975. С. 61-62.
19 Лапин В. В. История Кавказской войны. СПб., 2003. С. 65.
20 Керсновский А. А. История русской армии: В 4 т. М., 1993. Т. 2. С. 95.
21 Фадеев А. В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М., 1960. С. 242-243.
22 Там же.
23 Косвен М. О. Этнография и история Кавказа. М., 1961. С. 255.
24 Кусов Г. И. Малоизвестные страницы кавказского путешествия А. С. Пушкина. Орджоникидзе, 1987. С. 202.
25 Магомедов P M. Легенды и факты о Дагестане. Из записных книжек историка. Махачкала, 1969. С. 122.
26 Народно-освободительная борьба Дагестана и Чечни под руководством имама Шамиля: Сб. документов. М., 2005. С. 36.
27 Движение горцев... С. 531.