Инновационные подходы к анализу состава рациона и диетотерапии функциональных заболеваний органов пищеварения Текст научной статьи по специальности «Науки о здоровье»

Для корреспонденции

Морозов Сергей Владимирович - кандидат медицинских наук, ведущий научный сотрудник отделения гастроэнтерологии и гепатологии ФГБУН «ФИЦ питания и биотехнологии» Адрес: 115446, Российская Федерация, г. Москва, Каширское шоссе, д. 21 Телефон: (499) 613-10-91 E-mail: morosoffsv@mail.ru https://orcid.org/0000-0001-6816-3058

Исаков В.А., Морозов C.B., Пилипенко В.И.

Инновационные подходы к анализу состава рациона и диетотерапии функциональных заболеваний органов пищеварения

Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Федеральный исследовательский центр питания, биотехнологии и безопасности пищи, 109240, г. Москва, Российская Федерация

Federal Research Centre of Nutrition, Biotechnology and Food Safety, 109240, Moscow, Russian Federation

Питание - один из ключевых факторов, влияющих на формирование и клиническое течение функциональных заболеваний органов пищеварения (ФЗОП). Причем воздействие этого фактора является комплексным и длительным. Изучение влияния роли пищевых продуктов и их сочетаний, а также комплексного воздействия рациона при этих заболеваниях представляется актуальным. Цель исследования - представить обзор литературы о современных подходах к оценке структуры рациона и имеющихся данных о его значимости при проведении лечения ФЗОП.

Материал и методы. Проведен поиск в системе PubMed и Google scholar с использованием ключевых слов: «nutritional pattern», «dietary pattern», в комбинации с «methodology», «assessment», «functionalgastrointestinal disorders», «GERD», «gastroesophageal reflux disease», «irritable bowel syndrome», «IBS», «small intestinal bacterial overgrowth», «treatment». Отбирали публикации, посвященные анализу структуры питания у пациентов с ФЗОП; являющиеся оригинальными исследованиями; в которых было доступно описание основных характеристик исследования (объем выборки, алгоритм подтверждения диагноза, критерии включения в исследование и исключения из него, наличие группы сравнения, а также результаты в количественных характеристиках и указанием меры дисперсии значений).

Результаты и обсуждение. Выявлена 81 работа, соответствующая критериям поиска. Выполнен структурированный обзор данных литературы. Представлена информация о методиках оценки паттернов питания. Обобщены

Финансирование. Научно-исследовательская работа по подготовке рукописи проведена при финансировании Российского научного фонда (проект № 19-76-30014).

Конфликт интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Для цитирования: Исаков В.А., Морозов СВ., Пилипенко В.И. Инновационные подходы к анализу состава рациона и диетотерапии функциональных заболеваний органов пищеварения // Вопросы питания. 2020. Т. 89, № 4. С. 172-185. DOI: 10.24411/0042-8833-2020-10051 Статья поступила в редакцию 19.07.2020. Принята в печать 29.07.2020.

Funding. The study was funded by Russian Science Foundation (project No. 19-76-30014). Conflict of interests. The authors declare no conflict of interests.

For citation: Isakov V.A., Morozov S.V., Pilipenko V.I. Innovative approaches to study food patterns in functional gastrointestinal disorders. Voprosy pitaniia [Problems of Nutrition]. 2020; 89 (4): 172-85. DOI: 10.24411/0042-8833-2020-10051 (in Russian) Received 19.07.2020. Accepted 29.07.2020.

Innovative approaches to study food patterns in functional gastrointestinal disorders

Isakov V.A., Morozov S.V., Pilipenko V.I.

результаты опубликованных исследований об оценке паттернов питания у больных ФЗОП. Получение информации о структуре рациона, частоте и количеству потребляемых продуктов с использованием оценки паттернов питания больных позволит не только более эффективно проводить коррекцию диеты этих пациентов (ФЗОП), но и помочь в создании новых функциональных и специализированных пищевых продуктов, способствующих достижению лучшей эффективности лечения в более короткие сроки, уменьшить лекарственную нагрузку на организм больного.

Ключевые слова:рацион питания, паттерн питания, гастроэзофагеальная рефлюксная болезнь, синдром раздраженного кишечника, синдром избыточного бактериального роста

Dietary patterns play an important role in pathogenesis and treatment of functional gastrointestinal disorders.

The aim - to perform literature review on modern approaches to perform nutritional assessment in functional gastrointestinal disorders and to summarize available data on its role in assessment of clinical manifestations and treatment of these conditions. Material and methods. A search was performed in the PubMed and Google scholar system with the use of keywords: "nutritionalpattern", "dietary pattern", in combination with "methodology", "assessment", "functional gastrointestinal disorders", "GERD", "gastroesophageal reflux disease", "irritable bowel syndrome", "IBS", "small intestinal bacterial overgrowth", "treatment". The inclusion criteria were type of the paper (original study); they had to contain data on nutrition of patients with functional gastrointestinal disorders; main digital data should be present (sample size, design, diagnostic criteria, patients' eligibility criteria, control group characteristics, as well as results in quantitative characteristics and measure of dispersion of values).

Results and discussion. Based on the data of 81 selected papers structured literature review was performed. We summarized the data on the methods of food patterns assessment, the knowledge on the food patterns in patients with functional gastrointestinal disorders (including gastroesophageal reflux disease and irritable bowel syndrome), clinical utility of the nutritional assessment with the use of food patterns. Assessment of nutritional patterns in patients with functional gastrointestinal disorders provides additional evidence that allows to correct the diet of these patients more effectively, to achieve better results of treatment in shorter time, to reduce the number of medications, and may be of use for the development of new functional foods.

Keywords: nutrition, food pattern, gastroesophageal reflux disease, irritable bowel syndrome, small intestinal bacterial overgrowth syndrome

Функциональные заболевания органов пищеварения (ФЗОП) относятся к наиболее распространенным, ими страдают десятки миллионов людей в мире, и, несмотря на низкую смертность, они сопровождаются выраженным снижением качества жизни, связаны со значительными затратами системы здравоохранения и в целом с выраженным негативным эффектом на экономику развитых стран. Прежде всего это связано с хроническим характером течения, отсутствием эффективных средств лечения, а также тем, что поражают они в основном молодое и трудоспособное население. В основе патогенеза этих заболеваний лежат расстройства моторики и висцеральной чувствительности желудочно-кишечного тракта, которые не связаны с его органическими поражениями, при этом питание является важным модифицируемым фактором, который влияет на их формирование и течение [1]. В структуру ФЗОП входят в том числе синдром раздраженного кишечника (СРК; им страдают 15-26% населения) и гастроэзофагеальная рефлюксная болезнь (ГЭРБ; ее частота в развитых странах составляет 25-38%) [2, 3].

Учитывая функциональный характер заболеваний, традиционные методы диагностики на основе методов медицинской визуализации (эндоскопия, лучевая диагностика), морфологические исследования хотя и позволяют исключить органические причины симптомов, мало информативны для оценки нарушений чувствительности и моторики органов пищеварения, которые лежат в основе патогенеза этих болезней. Имеющиеся научные данные, полученные с использованием тех методов функциональной диагностики, которые редко выходили за стены научных лабораторий и до сих пор не используются в необходимой мере в практической медицине тем не менее сформировали понимание того, что существенную роль в возникновении и развитии ФЗОП играют личность пациента, его привычки и особенности питания.

В связи с этим неудивительно, что первые попытки дать определение и изучить функциональные заболевания органов пищеварения были сделаны в клинике Института питания, руководителем отдела болезней системы органов пищеварения профессором О.С. Гордоном. Он, в частности, впервые ввел термин «раздраженный же-

лудок». В этой работе функциональный характер заболевания раскрывался в основном через секреторную функцию желудка, однако уже тогда предполагался комплексный характер патогенеза, с участием центральной регуляции секреторного процесса в ответ на раздражение слизистой оболочки желудка. Эти попытки объяснить механизмы, лежащие в основе ФЗОП, нашли отражение в монографии «Хронический гастрит и так называемые функциональные заболевания желудка», которая была издана в 1959 г уже после кончины О.С. Гордона [4]. И хотя между термином «раздраженный желудок» О.С. Гордона и функциональной диспепсией существует дистанция огромного размера в диагностике, понимании механизмов патогенеза, методах лечения, но в своей основе, конечно, он может рассматриваться как первый, с помощью которого осуществлялись попытки очертить круг функциональных заболеваний на концептуальном уровне.

Рекомендации по диете традиционно являются основой лечения ФЗОП ввиду многочисленных наблюдений, выявлявших взаимосвязь между возникновением, течением, рецидивами заболеваний и изменениями в питании пациентов. Однако изучение роли факторов питания в патогенезе заболеваний и разработка научно обоснованных подходов к коррекции их проявлений стали активно проводиться лишь в последнее время [5]. При этом подходы, применяемые для выявления взаимосвязи между факторами питания и проявлениями этих заболеваний, существенно различаются в разных странах и исследовательских центрах.

Традиционная нутрициологическая эпидемиология была сфокусирована на количественной оценке потребления нутриентов, и этот подход был сформирован в период борьбы с недоеданием и дефицитами нутриен-тов [6]. В наше время демографические и социальные изменения привели к тому, что в развитых странах бремя заболеваемости существенно изменилось в связи с избыточным потреблением энергии преимущественно за счет большего количества жиров (в том числе животного происхождения) и легко усвояемых углеводов [7]. В то же время по пищевым волокнам, ряду витаминов и микроэлементов наблюдается дефицит потребления. На здоровье человека в современных условиях влияет комплекс взаимодействий избыточного и недостаточного потребления нутриентов, поэтому сейчас нутри-циологические исследования сосредоточены на изучении влияния роли пищевых продуктов и их сочетаний, а также комплексного воздействия рациона [8] на возникновение, течение и исходы ФЗОП.

Принципы коррекции диеты также претерпели изменения. Популярные в последние десятилетия рационы, построенные на ограничительных принципах по отдельным нутриентам, равно как и на увеличении в составе рациона отдельных пищевых веществ, показали негативное влияние в предупреждении хронических заболеваний. Так, распространение низкожировой высокоуглеводной диеты (в основе которой лежит ограничение потребления жира без учета его типа и качества) привело

к избыточному потреблению рафинированных углеводов и добавленного сахара, что увеличило риск сердечно-сосудистой патологии [9]. Значит, низкожировая диета может оказывать разный эффект в зависимости от используемых замещающих продуктов - рафинированных углеводов или, например, цельнозерновых продуктов. Однако дополнительное обогащение рациона витаминами (в частности витаминами Е, А, группы В) в виде длительного приема содержащих эти вещества в высоких дозах комплексов не только не привело к существенному снижению смертности или заболеваемости, но, по данным ряда исследований, напротив, сопровождалось увеличением риска возникновения этих исходов [10-13]. Эти примеры демонстрируют существенные недостатки подхода к оценке фактического питания и коррекции пищевого статуса, основанного только на определении потребления отдельных нутриентов и энергии. В питании человека большое значение имеют сложные по составу и структуре пищевые продукты. Иногда они содержат значительную долю новых источников нутриентов или веществ, полученных искусственно. Эти вещества, зачастую не обладающие значимой калорийностью (например, технологические добавки, ароматизаторы, эмульгаторы и т.п.), при длительном постоянном употреблении в пищу могут вызывать значимые изменения в обмене веществ, например за счет взаимодействия с микробиомом человека [14]. Поэтому новые условия жизни и питания стали требовать новых подходов к оценке питания человека, для того чтобы понять возможность влияния подобных продуктов на здоровье людей и для поиска эффективных путей коррекции негативных воздействий.

Инновационный подход к оценке структуры питания на основе изучения пищевых паттернов, все шире использующийся в последние годы, имеет существенное преимущество за счет использования эффектов замещения пищи и учета синергизма/антагонизма нутриентов в продуктах. Тем более что каждый человек использует в пищу именно продукты и блюда, а не отдельные ну-триенты. Поэтому диетологические рекомендации, базирующиеся на анализе и соответствующей коррекции структуры рациона, наиболее удобны для понимания пациентами и лучше подходят для распространения в сфере общественного здоровья [6, 15, 16].

Неудивительно, что в глобальной программе исследований в области нутрициологии на 2020-2030 гг. Национального института здоровья США исследования пищевых паттернов у индивидуумов, различных групп пациентов, а также сообществ провозглашаются одной из ключевых задач [17]. Это связано с тем, что многолетние исследования, проводившиеся в США, ряде стран Западной Европы и Азии, позволили выделить несколько основных типов структуры рациона, следование которым может способствовать статистически значимому снижению риска развития социально значимых заболеваний, например средиземноморский, вегетарианский и паттерн здорового питания [18]. При этом считается, что в связи с различной доступностью

продуктов и блюд, входящих в состав сформированных паттернов, различиями в социально-экономических условиях, а также в традициях приготовления и употребления пищи требуется дополнительное изучение рационов питания жителей разных стран и регионов для лучшего понимания тех факторов, коррекция вклада которых в структуру рациона питания могла бы привести к снижению рисков заболеваемости и рисков наступления неблагоприятных для здоровья событий. К сожалению, в нашей стране подходы к анализу структуры рациона, в том числе в аспекте снижения рисков обострений ФЗОП или с точки зрения достижения большей эффективности лечения, распространены недостаточно.

Цель настоящей публикации - представить читателям современные подходы к оценке структуры рациона и имеющиеся данные о его значимости при проведении лечения ФЗОП.

Материали методы

Для достижения указанной цели подготовлен структурированный обзор опубликованных данных о методах оценки структуры рациона, влиянии его коррекции на течение ФЗОП.

Поиск релевантных публикаций был проведен в системах PubMed и Google scholar с использованием ключевых слов: «nutritional pattern», «dietary pattern», в комбинации с «methodology», «assessment», «functional gastrointestinal disorders», «gastroesophageal reflux disease», «GERD», «irritable bowel syndrome», «IBS», «small intestinal bacterial overgrowth», «treatment». Отбор публикаций проводился по следующим принципам: в статье должны быть описаны результаты оригинальных исследований, посвященных анализу структуры питания у больных ФЗОП; должно быть доступно описание основных характеристик исследования (объем выборки, алгоритм подтверждения диагноза, критерии включения в исследование и исключения из него, наличие группы сравнения, а также результаты в количественных характеристиках с указанием меры дисперсии значений. Соответствие публикаций требованиям обзора обсуждалось всеми соавторами настоящей статьи, включение работы в конечный анализ производилось при достижении согласия.

Выявленные публикации были распределены по следующим разделам: методология оценки структуры рациона питания, оценка структуры рациона при ФЗОП (результаты сравнительных исследований) и значимость оценки структуры рациона в комплексном лечении ФЗОП.

Результаты и обсуждение

Всего идентифицировано 345 статей, 264 исключены из анализа ввиду несоответствия критериям отбора публикаций. Доступна анализу и включена в текущий обзор 81 работа в соответствии с обозначенными выше критериями.

Методология оценки структуры рациона

Оценка питания с использованием анализа структуры рациона. Несмотря на огромное количество публикаций (только в системе PubMed при поисковом запросе по ключевым словам «dietary pattern» выявлена 61 651 работа), посвященных методологии оценки пищевых паттернов, специфических подходов, которые бы использовались для оценки структуры питания при ФЗОП немного. Ниже изложены основные подходы к оценке структуры питания населения в целом.

Методология анализа пищевого паттерна активно используется в нутрициологии в течение последних двух десятилетий. При этом анализ структуры питания обычно базируется на данных, которые собирают при помощи стандартных приемов: частотный анализ потребления пищевых веществ [19-21], метод воспроизведения рациона за выбранный промежуток времени (суточное воспроизведение, за 48 ч, за 72 ч и др.) [22] или метод пищевых дневников [5, 23].

Для оценки структуры используются различные варианты мультивариантного анализа: факторный анализ, метод главных компонент, регрессионный анализ и кластерный анализ.

При помощи факторного анализа устанавливается структура взаимосвязей между исходными переменными и можно установить «латентную переменную» (фактор), которая может обусловить сходные влияния на многочисленные показатели других переменных, что позволит выделить его как наиболее общий фактор более высокого порядка. При этом конкретные пищевые продукты или их группы объединяются на основе степени корреляции пищевых продуктов в наборе данных друг с другом. На основе полученной информации выводится итоговая оценка для каждого паттерна, которая может быть использована в корреляционном или регрессионном анализе для изучения взаимосвязи между различными паттернами питания и интересующими переменными (как факторы риска развития ФЗОП, сердечно-сосудистых заболеваний или ряда клинико-лабораторных признаков, которые служат для оценки здоровья человека). Для выявления наиболее значимых факторов и, как следствие, их структуры применяют метод главных компонент [24]. Важная особенность метода - возможность ограничиться наиболее информативными главными компонентами и исключить остальные данные из анализа, что упрощает интерпретацию результатов.

В отличие от факторного, кластерный анализ объединяет обследуемых в относительно однородные подгруппы (кластеры) с одинаковым рационом питания. При этом распределение по кластерам может происходить на основе различной информации, например по частоте употребления того или иного продукта, вкладу определенного продукта или группы продуктов в структуру энергетической ценности рациона [25, 26], средней массе пищи, потребляемой за сутки [27], нутриентному составу рациона [28, 29] или по совокупным данным о диете и клинико-лабораторным параметрам, которые отра-

жают состояние здоровья человека [30]. После выделения кластеров проводится сравнение профилей структуры рациона для определения их взаимосвязи с определенным признаком.

Регрессионный анализ позволяет одновременно определить влияние структуры пищевого рациона на несколько заболеваний или их осложнений.

Указанные выше методы оценки структуры питания относятся к апостериорному анализу, т.е. основываются на информации, полученной, когда нежелательное событие уже произошло. Этот подход имеет свои недостатки, поскольку формирование паттернов происходит, по сути, интуитивно, без предшествующего знания о наличии взаимосвязи структуры питания и возможности развития анализируемого события. Соответственно, формирование паттерна может зависеть от погрешностей получения данных [31]. Альтернативой является использование априорного анализа, при котором структура рациона сравнивается с заранее сформированной моделью: диетическими рекомендациями, соответствующими здоровому питанию, разработанными на основе научных данных, полученных в ранее проведенных исследованиях [8]. Анализ структуры рациона с использованием априорного анализа принято называть индексами питания [32]. Примером может служить индекс здорового питания [33, 34], в котором структура рациона оценивается на соответствие рекомендациям по питанию Министерства сельского хозяйства США (пирамида здорового питания) [35] в отношении потребления 5 основных групп пищевых продуктов и отдельных положений рекомендаций по питанию для американцев [15, 36]. При помощи индекса качества рациона [37] можно оценить соответствие структуры питания рекомендациям по питанию и здоровью [38]. Еще одним простым и популярным показателем является метод оценки разнообразия рациона, при использовании которого оценивают структуру и частоту потребления продуктов и их групп (например, молочных, мясных, зерновых, фруктов и овощей) [39-41]. К недостаткам оценки структуры рациона с использованием индексов питания относится то, что она предполагает сравнение с нормативными величинами, которые были заложены в рекомендациях. В то же время качество научных данных, которые легли в основу этих рекомендаций, не всегда соответствует высоким стандартам, они ограничены текущими представлениями о взаимосвязи диеты и заболевания, что может быть чревато неопределенностью в выборе отдельных компонентов оценки и субъективностью в определении пороговых значений нормы [42, 43]. Понимание этих недостатков определяет работу по совершенствованию подходов к построению индексов питания [44]. Например, было замечено, что в структуре рационов, относящихся к «здоровым» (паттерны разумной, традиционной, средиземноморской или вегетарианской диеты), подразумевается включение большого количества продуктов, содержащих пищевые вещества, обладающие противовоспалительным действием (фрукты, овощи, морская

рыба), и напротив, в составе «нездоровых» диетических паттернов - большое количество продуктов, способствующих воспалению (так называемая западная диета, богатая жирами, моно- и дисахаридами и белком) [45, 46]. Вместе с тем хроническое воспаление сопровождает развитие большинства хронических неинфекционных заболеваний (сердечно-сосудистые, онкологические заболевания, сахарный диабет), поэтому было предложено использовать воспалительный индекс рациона, основывающийся на данных рецензируемых исследований о взаимосвязи рациона питания и воспаления, стандартизированный в соответствии со среднемировым потреблением пищи [47, 48].

Сравнение данных, получаемых при помощи традиционных методов анализа фактического питания и инновационных методов с оценкой структуры рациона у больных гастроэзофагеальной рефлюксной болезнью

Анализ данных, полученных при помощи традиционных методов оценки питания, свидетельствует о том, что по сравнению с популяционным контролем для больных ГЭРБ характерны более высокие значения энергетической ценности рациона, большее потребление жира и белка и относительно низкое потребление пищевых волокон [49].

Действительно, связь между потреблением энергии и риском возникновения симптомов ГЭРБ неоднократно отмечалась в исследованиях, проведенных в разных странах мира [50, 51]. Результаты отечественного исследования с участием 167 человек (126 пациентов с ГЭРБ, 41 человек в группе контроля) показали, что, по данным метода частотного анализа потребления нутриентов, заболевание тесно связано с количеством калорий в рационе: потребление энергии пациентами с неэрозивной формой ГЭРБ составило 2579±854 ккал/сут, пациентами с эрозивным эзофа-гитом - 2467±710 ккал/сут, в то время как у лиц контрольной группы - 2093±696 ккал/сут (р<0,05). При проведении корреляционного анализа это отразилось на значениях корреляционного коэффициента, соответствующего прямой зависимости средней силы: Я=0,23, р<0,05 [52]. Кроме того, энергетическая ценность рациона коррелировала со временем экспозиции кислоты в пищеводе [53]. При этом чаще всего избыточное количество калорий в рационе обусловлено большим потреблением жиров. Неудивительно, что во многих исследованиях была выявлена взаимосвязь между количеством потребляемого общего жира и вероятностью выявления типичных симптомов ГЭРБ (изжоги, отрыжки кислым) и риском эрозивного эзофагита [54-57]. Кроме того, было показано, что потребление жиров может непосредственно влиять на функцию нижнего пищеводного сфинктера, уменьшая его тонус, способствовать более высоким уровням закисления пищевода и лежать в основе патогенеза заболевания [58-60]. Данные как эпидемиологических, так и кросс-секционных исследований свидетельствуют о том, что в структуре

потребления нутриентов больными ГЭРБ повышено количество не только жиров, но и белков [51, 6165]. Это сформировало традиционное представление о негативном влиянии пищи животного происхождения на течение заболевания. Однако в целом потребление жиров в популяции растет, и даже в контрольной группе их потребление было существенно выше рекомендуемого.

Проведение анализа структуры рациона больных ГЭРБ с использованием оценки пищевых паттернов (в частности индекса здорового питания) позволило выявить, за счет чего происходит большее потребление жиров и увеличение энергетической ценности рациона у этих больных. В частности, как оказалось, больные ГЭРБ потребляли больше растительных масел и майонеза по сравнению с группой контроля. В то время как те продукты, которые обычно рекомендуется ограничить в использовании (например, сливочное масло), потреблялись в меньшем количестве, а потребление животных жиров не различалось между группами пациентов с ГЭРБ и контроля (см. таблицу) [66]. При этом различий в структуре потребления мясных и молочных продуктов не зарегистрировано.

Интересно, что пациенты с ГЭРБ потребляли больше фруктов (0,91±0,68 относительно величины пирамиды здорового питания против 0,53±0,57 в группе контроля, р=0,001) и меньше овощей (0,86±0,46 относительно показателей пирамиды здорового питания против 0,94±0,63 в группе контроля, р=0,004). При этом в структуре потребления фруктов отмечено большее потребление практически всех их видов, кроме относящихся к группам субтропических и садовых ягод, а в структуре овощей снижение происходило во всех группах, кроме относящихся к группам корнеплодов и бобовых. Интересно, что эти данные частично подтверждаются эпидемиологическими исследованиями с оценкой паттернов питания на основе апостериорного анализа. В исследовании с участием более 11 000 человек также продемонстрировано большее потребление больными ГЭРБ по сравнению с контролем фруктов, уменьшение количества овощей в рационе при большем потреблении картофеля (типичный представитель группы корнеплодов). Кроме того, отмечалось большее потребление больными ГЭРБ бобовых, хотя статистически значимые различия выявлялись только в третьем тертиле количественного потребления (т.е. при включении их в рацион в количестве более 41 г/сут) [50]. Вероятно, данные отличия важны с точки зрения патогенеза заболевания. Действительно, эти группы продуктов могут являться основным источником пищевых волокон, роль которых в патогенезе ГЭРБ в настоящее время широко обсуждается [67, 68].

Ранние исследования с использованием традиционных методов оценки рациона свидетельствовали о протективном действии и фруктов, и овощей [69]. М. Ыосоп и соавт. выявили, что частое употребление фруктов снижает выраженность симптоматики ГЭРБ, в то время как потребление овощей не оказывает

Сопоставление уровней потребления жировой продукции в исследуемых подгруппах (цит. по [66])

Consumption of fats by patients with gastroesophageal reflux disease and in the control group [66]

Жировой продукт* Group of fat products* ГЭРБ GERD (n=34) Контрольная группа Control group (n=116) P

Сливочное масло Butter 0,17±0,22 0,97±0,53 0,001

Животные жиры Animal fats 0,02±0,03 0,02±0,16 0,1

Растительные масла Vegetable oils 0,50±0,45 0,43±0,51 0,004

Маргарин Margarine 0,00±0,00 0,01±0,16 0,191

Майонез Mayonnaise 0,07±0,16 0,05±0,25 0,001

П р и м е ч а н и е. ГЭРБ - группа пациентов с гастроэзофаге-альной рефлюксной болезнью; * - данные представлены относительно норм потребления жировой продукции для данной калорийности рациона согласно концепции «пирамиды здорового питания».

N o t e. GERD - patients with gastroesophageal reflux disease; * - the data are shown as relative values of adequate intake according to "healthy eating pyramid" concepts.

эффекта (n=7124) [70]. К тем же выводам о пользе фруктов и отсутствия эффекта от овощей пришли S. Kumar и соавт. [71]. Напротив, существуют эпидемиологические данные о более высокой распространенности симптомов ГЭРБ у тех, кто чаще употребляет фрукты и овощи [72].

Обогащение рациона больных ГЭРБ пищевыми волокнами может способствовать уменьшению частоты возникновения симптомов заболевания и оказывать влияние на моторику пищевода, по крайней мере у пациентов с неэрозивной формой болезни [68, 73]. Учитывая, что выявляемые при помощи стандартного метода оценки фактического питания при помощи частотного анализа потребления нутриентов факты позволяют в целом охарактеризовать рацион больных ГЭРБ как соответствующий типичным характеристикам так называемой западной диеты, такая модификация делает его более соответствующим по структуре традиционной диете [52]. В этой связи интересно сравнить вероятность наличия ГЭРБ, частоту возникновения симптомов заболевания и риски выявления эрозивного эзофагита при приверженности различным вариантам диеты. В одном из исследований, посвященных этому вопросу, было показано, что в случае приверженности западной диете отношение шансов (ОШ) наличия симптомов ГЭРБ составляет 2,3 [95% доверительный интервал (ДИ) 1,4-4,2], в то время как при следовании «диете, ориентированной на здоровье» (health-conscious diet), богатой овощами и фруктами, нежареной рыбой, тофу, с низким потреблением мяса, соленых закусок и газированных напитков, ОШ составило 0,35 (95% ДИ 0,2-0,64) [74]. Аналогично, следование вегетарианской диете существенно умень-

шало вероятность возникновения симптомов ГЭРБ: ОШ по сравнению с теми, кто не следовал вегетарианской диете, составило 0,34 (95% ДИ 0,21-0,54), р<0,001 [75]. Еще в одной работе, основанной на оценке структуры потребления, было продемонстрировано, что реализация эффекта от употребления овощей и фруктов зависит от их количества и индекса массы тела (ИМТ) человека: количество продуктов этих групп практически не оказывало влияния на риск наличия ГЭРБ у лиц с нормальным ИМТ (<25 кг/м2), в то время как при избыточной массе тела и ожирении (ИМТ>25 кг/м2) лица в последнем тертиле потребления фруктов (>565 г/сут) имели на 32% более низкий риск развития ГЭРБ по сравнению с теми, кто потреблял фрукты в меньшем количестве (0Ш=0,68, 95% ДИ 0,54-0,87). Участники с ИМТ >25 кг/м2 и более высоким потреблением фруктов и овощей имели на 53% более низкий риск развития ГЭРБ после корректировки на возраст, пол, курение, физическую активность и другие факторы (0Ш=0,47, 95% ДИ 0,32-0,69) [76].

Таким образом, применение инновационных подходов к анализу состава рациона питания позволяет развенчать многие мифы о питании пациентов с ГЭРБ и дать научно обоснованные рекомендации по коррекции их рациона. В частности, оказалось, что пищевые продукты, содержащие насыщенные жиры/животный жир, вероятнее всего непосредственно не связаны с возникновением ГЭРБ и, следовательно, не требуется их ограничивать в рационе пациентов. Повсеместно рекомендуемое увеличение потребления овощей и фруктов для этой категории пациентов, согласно анализу паттернов питания, не всегда оправдано, может зависеть от конкретного вида пищевого продукта, а эффект увеличения потребления модулирован исходным ИМТ пациента. Таким образом, данная рекомендация для всех подряд больных ГЭРБ не имеет достоверного подтверждения на основе принципов медицины, основанной на доказательствах, а у части пациентов может даже привести к усилению симптомов заболевания.

Получение информации о структуре рациона, частоте и количестве потребляемых продуктов с использованием инновационных методов оценки рациона не только позволит более эффективно проводить коррекцию диеты пациентам с ГЭРБ, но и поможет создать новые функциональные и специализированные пищевые продукты лечебного питания, способствующие достижению более высоких результатов в лечении пациентов с ГЭРБ в более короткие сроки и уменьшить лекарственную нагрузку на организм больного [77].

Сравнение данных, получаемых при помощи традиционных способов анализа фактического питания и инновационных методов, с оценкой структуры рациона питания у больных с синдромом раздраженного кишечника

Синдром раздраженного кишечника представляет собой гетерогенную группу состояний, в основе пато-

генеза которой лежат нарушения моторики кишечника и висцеральной чувствительности. Учитывая возможную вариабельность во вкладе различных патогенетических факторов в развитие конкретной клинической формы заболевания, для демонстрации отличий, получаемых при помощи традиционных и инновационных методов оценки питания, в данном разделе нами представлены результаты, полученные у пациентов с СРК с запорами и сопутствующим избыточным бактериальном ростом в тонкой кишке (СИБР) (избыточный рост во-дород-продуцирующей флоры, метан-продуцирующей флоры или избыточный рост бактерий, продуцирующих оба газа).

Действительно, при обследовании 988 пациентов с СРК [526 человек с избыточным ростом водород-продуцирующей форы (СИБР-Н2), 129 с избыточным ростом метан-продуцирующей флоры (СИБР-СН4), 225 с избыточной продукцией обоих газов (СИБР-СН4-Н2) и 108 человек контрольной группы, без СИБР] с помощью традиционного анализа фактического питания было выявлено, что различия установлены лишь в отношении потребления пищевых волокон: рацион пациентов без СИБР содержал более высокое количество пищевых волокон (р=0,05 против СИБР-СН4-Н2 и р=0,11 против СИБР-Н2), достоверных различий по потреблению белка, жира, углеводов, моно- и диса-харидов, воды, алкоголя, калорийности рациона и кратности приемов пищи установить не удалось [78]. Однако при анализе паттернов питания пациентов с различными вариантами СИБР и здоровыми лицами были выявлены существенные различия (р<0,05): для лиц с СИБР метаногенной флоры характерно большее потребление фруктов (0,63±0,7 относительно нормы потребления против 0,37±0,41 в группе СИБР-Н2, 0,39±0,45 в группе СИБР-СН4-Н2) и белковых блюд (1,61±0,88 против 1,25±0,91 в группе СИБР-СН4-Н2, 1,37±0,84 в группе СИБР-Н2), для лиц с СИБР водо-род-продуцирующей флорой характерно более высокое потребление жира (1,20±0,35 против 1,14±0,28 в контрольной группе, 1,15±0,31 в группе СИБР-СН4-Н2), в отношении белковых блюд лица с выявленным СИБР отличались статистически значимо меньшим потреблением красного мяса (0,53±0,66 у пациентов без СИБР против 0,31±0,53 в группе СИБР-Н2, против 0,37±0,50 в группе СИБР-СН4-Н2), при этом пациенты с СИБР метаногенной флоры употребляли больше рыбной продукции (0,49±0,73 против 0,21±0,41 в группе СИБР-Н2, против 0,24±0,77 в группе СИБР-СН4-Н2), а для лиц с избытком водород-продуцирующей флоры характерно более высокое потребление мяса птицы (0,57±0,64 против 0,37±0,50 в группе СИБР-СН4, против 0,45±0,52 в группе СИБР-СН4-Н2, против 0,37±0,45 у пациентов без СИБР). В подгруппе без признаков СИБР выявлено большее потребление пищевых волокон (21,4±10,0 г/сут против 19,0±9,5 у группы СИБР-Н2 и 19,1 ±8,9 у группы СИБР-СН4-Н2) [79].

Анализ структуры рациона питания позволяет выявить и другие отличия, которые невозможно выявить

при использовании традиционных оценок нутриент-ного состава рациона. В частности, при использовании метода оценки структуры рациона с сопоставлением разнообразия питания у пациентов с СИБР (п=522) было установлено более низкое видовое разнообразие в группах молочной продукции (2,70±1,37 против 3,19±1,34, р<0,001), овощей (5,50±2,22 против 6,29±1,90, р<0,001), фруктов (1,54±1,38 против 1,99±1,69, р=0,018) по сравнению с лицами без признаков заболевания (п=108) [80]. Хотя отличий по разнообразию потребления в группах злаковых, мяса, рыбы, бобовых и орехов, жировых продуктов и сладостей в этом исследовании не достигли статистической значимости, полученная информация может оказать существенную помощь врачу-диетологу при составлении рекомендаций больным этим заболеванием.

Традиционно пациентам с ФЗОП рекомендуется употреблять пищу в протертом, отварном виде или приготовленной на пару [81]. Однако в научной литературе отсутствуют факты, которые бы достоверно подтверждали необходимость выбора такой тактики с целью уменьшения рисков обострения заболевания, частоты возникновения симптомов и более быстрого достижения ремиссии. В то же время сопоставление рационов пациентов с различными вариантами СИБР и без него не выявило статистически значимых различий в употреблении сырой, вареной, тушеной, жареной, запеченой пищи и приготовленной на гриле. Так, при анализе данных о структуре методов, использующихся для кулинарной обработки пищи больными СИБР (1108 пациентов: 602 больных в группе СИБР-Н2, 140 в группе СИБР-СН4, 248 в группе СИБР-СН4-Н2 и 118 пациентов группы контроля), было выявлено, что распределение удельного веса пищи по способам термической обработки оказалось сопоставимым. Это свидетельствует о том, что паттерн термической кулинарной обработки, по-видимому, не является значимым в формировании СИБР [82].

Таким образом, использование инновационных подходов к анализу структуры рациона у больных с СИБР и СРК позволило, во-первых, выявить различия в питании пациентов с разными клиническими формами СИБР, которые не выявлялись традиционным методом оценки фактического питания, что позволяет планировать у них персонализированную диетотерапию, основанную на различной коррекции рациона питания; во-вторых, опровергнуть несколько диетологических мифов, существовавших на протяжении десятков лет, в частности о том, что термическая обработка пищи имеет значение для больных с СРК и СИБР - на самом деле, как показали исследования, это никак не связано ни с риском обострения заболевания, ни с его клинической формой. Были выявлены совершенно новые факты о питании пациентов с разными клиническими формами СИБР и СРК. Как оказалось, для пациентов с одними клиническими формами характерно большее потребление фруктов и рыбы, с другими, напротив, мяса птицы, что в свою очередь объясняет различия в патогенезе

заболевания и дает возможность научно обоснованной коррекции рациона при разных клинических формах заболевания. При использовании традиционных методов оценки фактического питания различий в потреблении белка, углеводов и пищевых волокон между ними не обнаруживалось.

Еще одним важным фактором, выявленным при использовании инновационных методов оценки структуры рациона, оказалось его разнообразие, которое было низким у пациентов по сравнению с контролем. При этом разнообразие было низким только по определенным группам пищевых продуктов, что сразу дает диетологу возможность заменить типичную и малоинформативную фразу, адресованную пациентам с СИБР и СРК, «питайтесь разнообразнее» на конкретные рекомендации, в каких группах пищевых продуктов, нужно это разнообразие увеличить и за счет каких.

Оценка структуры питания посредством анализа пищевого паттерна позволяет решить несколько вопросов: выявить тенденции и охарактеризовать группы пациентов со сходным пищевым поведением; выявить тренды формирования новых пищевых привычек; распознать культурологические особенности питания и охарактеризовать пищевое разнообразие; понять специфические взаимосвязи между характерными пищевыми паттернами и профилем заболеваемости и смертности при конкретных заболеваниях [8, 83-86]. Все это позволяет разработать диетические рекомендации по использованию пищевых продуктов, а не только представить нормы физиологических потребностей в основных ну-триентах, что проще для понимания рекомендаций пациентами и для соблюдения ими модифицированного рациона [87].

Ранее опубликованные исследования выделяют несколько основных типов структур питания, таких как западный, нездоровый или обработанный, которые характеризуются включением безалкогольных напитков, сладостей и обработанных продуктов и связаны с более низким качеством жизни населения в различных культурах. С другой стороны, паттерн питания, обозначенный как здоровый, традиционный, средиземноморский и благоразумный, характеризуется наличием злаков, фруктов, овощей и типичных продуктов каждой культуры и ассоциируется с лучшим качеством жизни [88].

Определение причинно-следственной связи между выявленными нами изменениями структуры рациона и формированием различных заболеваний требует дополнительного изучения. Остается неясным, являются ли выявленные нами отличия причиной формирования этих патологических состояний или отражают реакцию пациента в ответ на развившиеся симптомы (например, ограничение потребления ряда продуктов, например, овощей при вздутии живота как симптома СИБР). Приведенные в статье исследования, по сути, являются пилотными, и представленные в них данные требуют уточнения в многоцентровых исследованиях с привлечением большого числа пациентов. Наиболее важной задачей

в этом направлении является обоснование паттерна питания здоровых лиц, по образцу которого строятся коррекционные рационы. Особенность этой задачи заключается в том, что надо использовать информацию о питании не просто лиц без хронических заболеваний, а тех, у кого нет хронических заболеваний к 45-, а может быть, и 50-летнему возрасту. В наших работах паттерн здоровых лиц был сформирован на выборке около 150 респондентов, что может быть недостаточным, и для более достоверных результатов такая выборка должна быть увеличена десятикратно.

Заключение

Сравнительный анализ пищевых паттернов позволяет обнаружить существенные различия структуры рациона питания, которые не выявляются традиционными методами оценки фактического питания как между пациентами с ФЗОП и здоровыми лицами, так и между пациентами с разными клиническими формами заболевания. Применение рационов, основанных на коррекции паттерна питания, позволит увеличить эффективность проводимой терапии и обеспечить длительную ремиссию ФЗОП.

Сведения об авторах

Исаков Василий Андреевич (Vasily A. Isakov) - доктор медицинских наук, профессор, заведующий отделением гастроэнтерологии и гепатологии ФГБУН «ФИЦ питания и биотехнологии» (Москва, Российская Федерация) E-mail: vasily.isakov@gmail.com https://orcid.org/0000-0002-4417-8076

Пилипенко Владимир Иванович (Vladimir I. Pilipenko) - кандидат медицинских наук, научный сотрудник отделениия гастроэнтерологии и гепатологии ФГБУН «ФИЦ питания и биотехнологии» (Москва, Российская Федерация) E-mail: pilipenkowork@rambler.ru https://orcid.org/0000-0001-5632-1880

Морозов Сергей Владимирович (Sergey V. Morozov) - кандидат медицинских наук, ведущий научный сотрудник отделения гастроэнтерологии и гепатологии ФГБУН «ФИЦ питания и биотехнологии» (Москва, Российская Федерация) E-mail: morosoffsv@mail.ru https://orcid.org/0000-0001-6816-3058

Литература

1. Drossman D.A. Functional Gastrointestinal Disorders: History, Pathophysiology, Clinical Features and Rome IV // Gastroenterology. 2016. Vol. 150, N 6. P. 1262-1279. DOI: http://doi. 10. org/10.1053/j.gastro.2016.02.032

2. Sperber A.D., Drossman D.A., Quigley E.M. The global perspective on irritable bowel syndrome: a Rome Foundation-World Gastroenterology Organisation symposium // Am. J. Gastroenterol. 11. 2012. Vol. 107, N 11. P. 1602-1609. DOI: http://doi.org/10.1038/ ajg.2012.106

3. Frazzoni L., Frazzoni M., de Bortoli N. et al. Critical appraisal

of Rome IV criteria: hypersensitive esophagus does belong to gas- 12. troesophageal reflux disease spectrum // Ann. Gastroenterol. 2018. Vol. 31, N 1. P. 1-7. DOI: http://doi.org/10.20524/aog.2017.0199

4. Гордон О.Л. Хронический гастрит и так называемые функциональные заболевания желудка. Москва : Медгиз, 1959.

298 с. 13.

5. Нутрициология и клиническая диетология: национальное руководство / под ред. В.А. Тутельяна, Д.Б. Никитюка. Москва : ГЭОТАР-Медиа, 2020. 656 с. DOI: http://doi.org/ 10.33029/9704-5352-0-NKD-2020-1-656

6. Jacobs D.R., Tapsell L.C. Food, not nutrients, is the fundamental 14. unit in nutrition // Nutr. Rev. 2007. Vol. 65. P. 439-450. DOI: http:// doi.org/10.1111/j.1753-4887.2007.tb00269.x

7. GBD 2013 Mortality and Causes of Death Collaborators. Global, regional, and national age-sex specific all-cause and cause- 15. specific mortality for 240 causes of death, 1990-2013: a systematic analysis for the Global Burden of Disease Study 2013 // Lancet. 2015. Vol. 385. P. 117-171. DOI: http://doi.org/10.1016/S0140-6736(14)61682-2 16.

8. Hu F.B. Dietary pattern analysis: a new direction in nutritional epidemiology // Curr. Opin. Lipidol. 2002. Vol. 13. P. 3-9. DOI: http:// doi.org/10.1097/00041433-200202000-00002

9. Yang Q., Zhang Z., Gregg E.W., Flanders W.D., Merritt R., Hu F.B. 17. Added sugar intake and cardiovascular diseases mortality among US

adults // JAMA Intern. Med. 2014. Vol. 174. P. 516-524. DOI: http://

doi.org/10.1001/jamainternmed.2013.13563

Jenkins D.J.A., Spence J.D., Giovannucci E.L. et al. Supplemental

vitamins and minerals for CVD prevention and treatment // J. Am.

Coll. Cardiol. 2018. Vol. 71, N 22. P. 2570-2584. DOI: http://

doi.org/10.1016/jjacc.2018.04.020

Alsharairi N.A. The effects of dietary supplements on asthma and lung cancer risk in smokers and non-smokers: a review of the literature // Nutrients. 2019. Vol. 11, N 4. P. 725. DOI: http:// doi.org/10.3390/nu11040725

Miller E.R. 3rd, Pastor-Barriuso R., Dalal D., Riemersma R.A., Appel L.J., Guallar E. Meta-analysis: high-dosage vitamin E supplementation may increase all-cause mortality // Ann. Intern. Med. 2005. Vol. 142, N 1. P. 37-46. DOI: http://doi.org/10.7326/0003-4819-142-1-200501040-00110

Schwingshackl L., Boeing H., Stelmach-Mardas M. et al. Dietary supplements and risk of cause-specific death, cardiovascular disease, and cancer: a systematic review and meta-analysis of primary prevention trials // Adv. Nutr. 2017. Vol. 8, N 1. P. 27-39. DOI: http:// doi.org/10.3945/an.116.013516

Viennois E., Chassaing B. First victim, later aggressor: How the intestinal microbiota drives the pro-inflammatory effects of dietary emulsifiers? // Gut Microbes. 2018. Vol. 9, N 3. P. 1-4. DOI: http:// doi.org/10.1080/19490976.2017.1421885

U.S. Department of Health and Human Services and U.S. Department of Agriculture. 2015-2020 Dietary Guidelines for Americans. 8th ed. December 2015. URL: http://health.gov/dietaryguide-lines/2015/guidelines (дата посещения: 22.07.2020) National Academies of Sciences, Engineering, and Medicine. 2017. Guiding Principles for Developing Dietary Reference Intakes Based on Chronic Disease. Washington, D.C. : The National Academies Press. DOI: http://doi.org/10.17226/24828 U.S. Department of Health and Human Services. NIH. 20202030 Strategic Plan for NIH Nutrition Research, May 2020.

URL: https://www.niddk.nih.gov/about-niddk/strategic-plans-reports/strategic-plan-nih-nutrition-research/ (дата посещения: 22.07.2020)

18. U.S. Department of Agriculture. US Department of Health & Human Services. Scientific report of the 2015 Dietary Guidelines Advisory Committee: advisory report to the Secretary of Health & Human Services and the Secretary of Agriculture. Washington, D.C. : US Department of Agriculture, US Department of Health; and Human Services, 2015. URL: https://health.gov/sites/default/ files/2019-09/Scientific-Report-of-the-2015-Dietary-Guidelines-Advisory-Committee.pdf (дата посещения: 22.07.2020)

19. Химический состав Российских пищевых продуктов : справочник / под ред. И.М. Скурихина, В.А. Тутельяна. Москва : ДеЛи принт, 2002. 236 с.

20. Nicklas T.A., Webber L.S., Thompson B., Berenson G. A multivariate model for assessing eating patterns and their relationship to cardiovascular risk factors: the Bogalusa Heart Study // Am. J. Clin. Nutr. 1989. Vol. 49. P. 1320-1327. DOI: http://doi.org/10.1093/ajcn/49.6.1320

21. Hu F.B., Rimm E., Smith-Warner S.A. et al. Reproducibility and validity of dietary patterns assessed by a food frequency questionnaire // Am. J. Clin. Nutr. 1999. Vol. 69. P. 243-249. DOI: http://doi.org/10.1093/ajcn/69.2.243

22. Barker M.E., McClean S.I., Stain J.J., Thompson K.A. Dietary behavior and health in Northern Ireland: an exploration of biochemical and haematological associations // J. Epidemiol. Community Health. 1992. Vol. 46. P. 151-156. DOI: http://doi. org/10.1136/jech.46.2.151

23. Тутельян В.А., Самсонов М.А. Справочник по диетологии. 3-е изд., перераб. и доп. Москва : Медицина, 2003. 544 с.

24. Hair J.F. Jr, Black W.C., Babin B.J. Multivariate Data Analysis. 7th ed., 2009.

25. Tucker K.L., Dallal G.E., Rush D. Dietary patterns of elderly Boston-area residents defined by cluster analysis // J. Am. Diet. Assoc. 1992. Vol. 92. P. 1487-1491.

26. Wirfalt A.K., Jeffery R.W. Using cluster analysis to examine dietary patterns: nutrient intakes, gender, and weight status differ across food pattern clusters // J. Am. Diet. Assoc. 1997. Vol. 97, N 3. P. 272-279. DOI: http://doi.org/10.1016/s0002-8223(97)00071-0

27. Akin J.S., Guilkey D.K., Popkin B.M., Fanelli M.T. Cluster analysis of food consumption patterns of older Americans // J. Am. Diet. Assoc. 1986. Vol. 86. P. 616-624.

28. Farchi G., Mariotti S., Menotti A. et al. Diet and 20-y mortality in two rural population groups of middle-aged men in Italy // Am. J. Clin. Nutr. 1989. Vol. 50. P. 1095-1103. DOI: http://doi. org/10.1093/ajcn/50.5.1095

29. Huijbregts P.P.C.W., Fesjens E.J.M., Kromhout D. Dietary patterns and cardiovascular risk factors in elderly men: the Zutphen Elderly Study // Int. J. Epidemiol. 1995. Vol. 24. P. 313-320. DOI: http:// doi.org/10.1093/je/24.2.313

30. SENECA investigators. Food patterns of elderly Europeans // Eur. J. Clin. Nutr. 1996. Vol. 50, suppl. P. S86-S100.

31. Trichopoulos D., Lagiou P. Dietary patterns and mortality // Br. J. Nutr. 2001. Vol. 85. P. 133-134. DOI: http://doi.org/10.1079/ bjn2000282

32. Kant A.K. Indexes of overall diet quality: a review // J. Am. Diet. Assoc. 1996. Vol. 96. P. 785-791. DOI: 10.1016/S0002-8223(96)00217-9

33. Kennedy E.T., Ohls J., Carlson S., Fleming K. The healthy eating index: design and applications // J. Am. Diet. Assoc. 1995. Vol. 95. P. 1103-1108. DOI: http://doi.org/10.1016/S0002-8223(95)00300-2

34. Пилипенко В.И., Исаков В.А., Зейгарник М.В. Метод оценки рационов питания сопоставлением пищевого паттерна // Вопросы диетологии. 2016. Т. 6, № 3. С. 72-76. DOI: http://doi. org/10.20953/2224-5448-2016-3-72-76

35 The Food Guide Pyramid. Homes and Garden Bulletin No. 252. Washington, D.C. : US Department of Agriculture, Human Nutrition Information Service, 1992.

36. US Department of Agriculture US Department of Health and Human Services. Nutrition and Your Health: Dietary Guidelines

for Americans. Homes and Garden Bulletin No. 232. Washington, D.C. : US Printing Office, 2000.

37. Haines P.S., Siega-Riz A.M., Popkin B.M. The diet quality index revised: a measurement instrument for populations // J. Am. Diet. Assoc. 1999. Vol. 99. P. 697-704. DOI: http://doi.org/10.1016/ S0002-8223(99)00168-6.

38. National Research Council — Committee on Diet and Health. Diet and Health: Implications for Reducing Chronic Disease Risk. Washington, D.C. : National Academy Press, 1989.

39. Kant A.K., Schatzkin A., Harris T.B. et al. Dietary diversity and subsequent mortality in the First National Health and Nutrition Examination Survey Epidemiologic Follow-up Study // Am. J. Clin. Nutr. 1993. Vol. 57. P. 434—440. DOI: http://doi.org/10.1093/ajcn/57.3.434

40. Kant A.K., Schatzkin A., Ziegler R.G. Dietary diversity and subsequent cause-specific mortality in the NHANES I Epidemiologic Follow-up Study // J. Am. Coll. Nutr. 1995. Vol. 14. P. 233—238. DOI: http://doi.org/10.1080/07315724.1995.10718501

41. McCann S.E., Randall E., Marshall J.R. et al. Diet diversity and risk of colon cancer in Western New York // Nutr. Cancer. 1994. Vol. 21. P. 133—141. DOI: http://doi.org/10.1080/01635589409514311

42. Kant A.K., Schatzkin A., Graubard B.L., Schairer C. A prospective study of diet quality and mortality in women // JAMA. 2000. Vol. 283. P. 2109—2115. DOI: http://doi.org/10.1001/jama.283.16.2109.

43. Wirth M.D., Hébert J.R., Shivappa N. et al. Anti-inflammatory Dietary Inflammatory Index scores are associated with healthier scores on other dietary indices // Nutr. Res. 2016. Vol. 36, N 3. P. 214—219. DOI: http://doi.org/10.1016/j.nutres.2015.11.009

44. Hebert J.R., Shivappa N., Wirth M.D. et al. Perspective: The Dietary Inflammatory Index (DII)-lessons learned, improvements made, and future directions // Adv. Nutr. 2019. Vol. 10. P. 185—195. DOI: http://doi.org/10.1093/advances/nmy071

45. Lee H., Lee I.S., Choue R. Obesity, inflammation and diet // Pediatr. Gastroenterol. Hepatol. Nutr. 2013. Vol. 16. P. 143—152. DOI: http:// doi.org/10.5223/pghn.2013.16.3.143

46. Libby P. Inflammatory mechanisms: the molecular basis of inflammation and disease // Nutr. Rev. 2007. Vol. 65. P. S140—S146. DOI: http://doi.org/10.1111/j.1753-4887.2007.tb00352.x

47. Ahluwalia N., Andreeva V.A., Kesse-Guyot E., Hercberg S. Dietary patterns, inflammation and the metabolic syndrome // Diabetes Metab. 2013. Vol. 39. P. 99—110. DOI: http://doi.org/10.1016/ j.diabet.2012.08.007

48. Shivappa N., Steck S.E., Hurley T.G., Hussey J.R., Hebert J.R. Designing and developing a literature-derived, population-based dietary inflammatory index // Public Health Nutr. 2014. Vol. 17. P. 1689—1696. DOI: http://doi.org/10.1017/S1368980013002115

49. Морозов С.В. Гастроэзофагеальная рефлюксная болезнь: роль факторов питания в патогенезе и лечении // Вопросы питания. 2013. Т. 82, № 5. С. 10—22. DOI: http://doi.org/ 10.24411/0042-8833-2016-00049

50. Nam S., Park B., Cho Y. et al. Different effects of dietary factors on reflux esophagitis and non-erosive reflux disease in 11,690 Korean subjects //J. Gastroenterol. 2016.Vol. 52, N 7. P. 818—829. DOI: http:// doi.org/10.1007/s00535-016-1282-1

51. El-Serag H. Dietary intake and the risk of gastro-oesophageal reflux disease: a cross sectional study in volunteers // Gut. 2005. Vol. 54, N 1. P. 11—17. DOI: http://doi.org/10.1136/gut.2004.040337

52. Коновалова М.Д., Морозов С.В., Исаков В.А. Особенности питания больных c различными формами гастроэзофаге-альной рефлюксной болезни особенности питания больных c различными формами гастроэзофагеальной рефлюксной болезни // Вопросы питания. 2016. Т. 85, № 4. С. 35—45. DOI: http://doi.org/10.24411/0042-8833-2016-00049

53. Colombo P., Mangano M., Bianchi P., Penagini R. Effect of calories and fat on postprandial gastro-oesophageal reflux // Scand. J. Gastroenterol. 2002. Vol. 37, N 1. P. 3—5. DOI: http://doi.org/ 10.1080/003655202753387266

54. Mohammed I., Nightingale P., Trudgill N.J. Risk factors for gastro-oesophageal reflux disease symptoms: a community study // Aliment. Pharmacol. Ther. 2005.Vol.21, N 7. P. 821—827. DOI: http:// doi.org/10.1111/j.1365-2036.2005.02426.x

55. Nandurkar S., Locke G.R. 3rd, Fett S. et al. Relationship between body mass index, diet, exercise and gastro-oesophageal reflux symptoms in a community // Aliment. Pharmacol. Ther. 2004. Vol. 20, N 5. P. 497-505. DOI: http://doi.org/10.1111/j.1365-2036.2004.02156.x

56. Terry P., Lagergren J., Wolk A. et al. Reflux-inducing dietary factors and risk of adenocarcinoma of the esophagus and gastric cardia // Nutr. Cancer. 2000. Vol. 38, N 2. P. 186-191. DOI: http:// doi.org/10.1207/S15327914NC382_7.

57. Morozov S., Kropochev V. Types and number of gastroesopha-geal reflux episodes correlate with nutritional patterns // Neuro-gastroenterol. Motil. 2019. Vol. 31, N S4. P. 23-24. DOI: http:// doi.org/10.1111/nmo.13671

58. Sun X.H., Ke M.Y., Wang Z.F., Liu X.H. Effects of two test-meals on transient lower esophageal sphincter relaxation in patients with gastroesophageal reflux disease and mechanism of gastroesophageal reflux // Zhongguo Yi Xue Ke Xue Yuan Xue Bao. 2004. Vol. 26, N 6. P. 628-633.

59. Penagini R., Mangano M., Bianchi P.A. Effect of increasing the fat content but not the energy load of a meal on gastro-oesophageal reflux and lower oesophageal sphincter motor function // Gut. 1998. Vol. 42, N 3. P. 330-333. DOI: http://doi.org/10.1136/gut.42.3.330

60. Pehl C., Waizenhoefer A., Wendl B. et al. Effect of low and high fat meals on lower esophageal sphincter motility and gastroesophageal reflux in healthy subjects // Am. J. Gastroenterol. 1999. Vol. 94, N 5. P. 1192-1196. DOI: http://doi.org/10.1111/j.1572-0241.1999. 01064.x

61. Nilsson M., Johnsen R., Ye W. et al. Lifestyle related risk factors in the aetiology of gastroesophageal reflux // Gut. 2004. Vol. 53. P. 1730-1735. DOI: http://doi.org/10.1136/gut.2004.043265

62. Морозов С.В., Исаков В.А., Коновалова М.Д. Влияние факторов питания на показатели закисления пищевода и количество гастроэзофагеальных рефлюксов у больных ГЭРБ // Доказательная гастроэнтерология. 2018. Т. 7, № 1. С. 75.

63. Морозов С.В., Коновалова М.Д., Исаков В.А. Взаимосвязь показателей фактического питания с количеством и типом гастроэзофагеальных рефлюксов // Вопросы питания. 2015. Т. 84, № S5. С. 55.

64. Borodina G., Morozov S. Children with gastroesophageal reflux disease consume more calories and fat compared to controls ofsame weight and age // J. Pediatr. Gastroenterol. Nutr. 2020.Vol. 70, N 6. P. 808-814. DOI: http://doi.org/10.1097/MPG.000000000 0002652

65. Бородина Г.В., Морозов С.В. Рацион больных ГЭРБ детского возраста характеризуется высоким потреблением энергии, белка и общего жира и низким содержанием полиненасыщенных жирных кислот // Доказательная гастроэнтерология. 2020. Т. 9, № 1. С. 52. DOI: http://doi. org/10. 17116/dokgastro20209012009

66. Кропочев В.С., Морозов С.В., Ланцева М.А., Сасунова А.Н., Пилипенко В.И., Исаков В.А. Анализ паттернов питания у больных ГЭРБ: результаты пилотного исследования // Терапевтический архив. 2020. Т. 92, № 8. С. 66-72. DOI: http://doi. org/10.26442/00403660.2020.08.000760

67. Morozov S. Letter: dietary fibre benefits for the oesophagus -physical rather than metabolic action? // Aliment. Pharmacol. Ther. 2019. Vol. 49. P. 1367-1368. DOI: http://doi.org/10.1111/ apt.15233

68. Morozov S., Isakov V., Konovalova M. Fiber-enriched diet helps to control symptoms and improves esophageal motility in patients with non-erosive gastroesophageal reflux disease // World J. Gastroenterol. 2018. Vol. 24, N 21. P. 2291-2299. DOI: http:// doi.org/10.3748/wjg.v24.i21.2291

69. Saberi-Firoozi M. Risk factors of gastroesophageal reflux disease in Shiraz, southern Iran // World J. Gastroenterol. 2007. Vol. 13, N 41. Article ID 5486. DOI: http://doi.org/10.3748/wjg.v13.i41.5486

70. Nocon M., Labenz J., Willich S. Lifestyle factors and symptoms ofgastro-oesophageal reflux - a population-based study // Aliment. Pharmacol. Ther. 2006. Vol. 23, N 1. P. 169-174. DOI: http:// doi.org/10.1111/j.1365-2036.2006.02727.x

71. Kumar S., Sharma S., Norboo T. et al. Population based study to assess prevalence and risk factors of gastroesophageal reflux disease in a high altitude area // Indian J. Gastroenterol. 2010. Vol. 30, N 3. P. 135-143. DOI: http://doi.org/10.1007/s12664-010-0066-4

72. Mostaghni A., Mehrabani D., Khademolhosseini F. et al. Prevalence and risk factors of gastroesophageal reflux disease in Qashqai migrating nomads, southern Iran // World J. Gastroenterol. 2009. Vol. 15, N 8. Article ID 961. DOI: http://doi.org/10.3748/ wjg.15.961

73. Morozov S., Isakov V. The Effect of Diet Composition change on high-resolution oesophageal manometry metrics in non-erosive gastroesophageal reflux disease patients // Curr. Dev. Nutr. 2020. Vol. 4, suppl. 2. P. 54. DOI: http://doi.org/10.1093/cdn/ nzaa040_054

74. Kubo A., Levin T.R., Block G. et al. Dietary patterns and the risk of Barrett's esophagus // Am. J. Epidemiol. 2008. Vol. 167, N 7. P. 839-846. DOI: http://doi.org/10.1093/aje/kwm381

75. Bhatia S.J., Reddy D.N., Ghoshal U.C. et al. Epidemiology and symptom profile of gastroesophageal reflux in the Indian population: report of the Indian Society of Gastroenterology Task Force // Indian J. Gastroenterol. 2011. Vol. 30, N 3. P. 118-127. DOI: http://doi.org/10.1007/s12664-011-0112-x

76. Keshteli A.H., Shaabani P., Tabibian S.R. et al. The relationship between fruit and vegetable intake with gastroesophageal reflux disease in Iranian adults // J. Res. Med. Sci. 2017. Vol. 22. P. 125. DOI: http://doi.org/10.4103/jrms.JRMS_283_17

77. Морозов С.В., Коновалова М.Д., Исаков В.А. Пищевые паттерны у пациентов с гастроэзофагеальной рефлюксной болезнью как инструмент поиска компонентов для создания функциональных пищевых продуктов // Вопросы диетологии. 2016. Т. 6, № 2. С. 5-13. DOI: http://doi.org/10.20953/2224-5448-2016-2-5-13.

78. Пилипенко В.И., Балмашнова А.В. Особенности рационов больных с различными вариантами синдрома избыточного бактериального роста в тонкой кишке // Экспериментальная и клиническая гастроэнтерология. 2018. Т. 158, № 10. С. 34-42. DOI: http://doi.org/10.31146/1682-8658-ecg-158-10-34-42

79. Пилипенко В.И., Исаков В.А., Морозов С.В. и др. Влияние пищевых паттернов на формирование различных вариантов синдрома избыточного бактериального роста в тонкой кишке и эффективность проводимой терапии // Терапевтический архив. 2019. Т. 91, № 10. С. 82-90. DOI: http://doi.org/ 10.26442/00403660.2019.10.000496

80. Пилипенко В.И., Исаков В.А., Власова А.В. и др. Роль пищевого разнообразия рациона в формировании синдрома избыточного бактериального роста в тонкой кишке // Вопросы питания. 2020. Т 89, № 1. С. 54-63. DOI: http://doi. org/10.24411/0042-8833-2020-10006

81. Диетология : руководство. 2-е изд. / под ред. А.Ю. Барановского. Санкт-Петербург : Питер, 2006. 960 с.

82. Пилипенко В.И., Исаков В.А., Власова А.В., Ланцева М.А., Морозов С.В. Взаимосвязь способов тепловой кулинарной обработки пищи с наличием синдрома избыточного бактериального роста в тонкой кишке // Вопросы питания. 2020. Т. 89, № 3. С. 106-113 DOI: http://doi.org/10.24411/0042-8833-2020-10034

83. Tucker K.L. Dietary patterns, approaches, and multicultural perspective // Appl. Physiol. Nutr. Metab. Physiol. 2010. Vol. 35, N 2. P. 211-218. DOI: http://doi.org/10.1139/H10-010

84. Kant A.K. Dietary patterns and health outcomes // J. Am. Diet. Assoc. 2004. Vol. 104, N 4. P. 615-635. DOI: http://doi.org/ 10.1016/j.jada.2004.01.010

85. Michels K.B., Schulze M.B. Can dietary patterns help us detect diet? Disease associations? // Nutr. Res. Rev. 2005. Vol. 18, N 2. P. 241-248. DOI: http://doi.org/10.1079/NRR2005107

86. Katz D.L., Meller S. Can we say what diet is best for health? // Annu. Rev. Public Health. 2014. Vol. 35. P. 83-103. DOI: http://doi.org/ 10.1146/annurev-publhealth-032013-182351

87. Borges C.A., Rinaldi A.E., Conde W.L. et al. Dietary patterns: a literature review of the methodological characteristics of the main steps of the multivariate analyzes // Rev. Bras. Epidemiol. 2015. Vol. 18, N 4. P. 837-857. DOI: http://doi.org/10.1590/1980-5497201500040013

88. Максимов С.А., Карамнова Н.С., Шальнова С.А., Драпки-на О.М. Эмпирические модели питания и их влияние на состояние здоровья в эпидемиологических исследованиях // Вопросы питания. 2020. Т. 89, № 1. С. 6-18. DOI: http://doi.org/ 10.24411/0042-8833-2020-10001

References

1. Drossman D.A. Functional Gastrointestinal Disorders: History, Pathophysiology, Clinical Features and Rome IV. Gastroenterol-ogy. 2016; 150 (6): 1262-79. DOI: http://doi.org/10.1053Zj.gas-tro.2016.02.032

2. Sperber A.D., Drossman D.A., Quigley E.M. The global perspective on irritable bowel syndrome: a Rome Foundation-World Gastroenterology Organisation symposium. Am J Gastroenterol. 2012; 107 (11): 1602-9. DOI: http://doi.org/10.1038/ajg.2012.106

3. Frazzoni L., Frazzoni M., de Bortoli N., et al. Critical appraisal of Rome IV criteria: hypersensitive esophagus does belong to gastroesophageal reflux disease spectrum. Ann Gastroenterol. 2018; 31 (1): 1-7. DOI: http://doi.org/10.20524/aog.2017.0199

4. Gordon O.L. Chronic gastritis and so-called functional diseases of the stomach. Moscow: Medgiz, 1959: 298 p. (in Russian)

5. The nutritiology and clinical dietology: national guide. Edited by V.A. Tutelyan, D.B. Nikityuk. Moscow: GEOTAR-Media, 2020: 656 p. DOI: http://doi.org/10.33029/9704-5352-0-NKD-2020-1-656 (in Russian)

6. Jacobs D.R., Tapsell L.C. Food, not nutrients, is the fundamental unit in nutrition. Nutr Rev 2007; 65: 439-50. DOI: http:// doi.org/10.1111/j.1753-4887.2007.tb00269.x

7. GBD 2013 Mortality and Causes of Death Collaborators. Global, regional, and national age-sex specific all-cause and cause-specific mortality for 240 causes of death, 1990-2013: a systematic analysis for the Global Burden of Disease Study 2013. Lancet. 2015; 385: 117-71. DOI: http://doi.org/10.1016/S0140-6736(14) 61682-2

8. Hu F.B. Dietary pattern analysis: a new direction in nutritional epidemiology. Curr Opin Lipidol. 2002; 13: 3-9. DOI: http://doi. org/10.1097/00041433-200202000-00002

9. Yang Q., Zhang Z., Gregg E.W., Flanders W.D., Merritt R., Hu F.B. Added sugar intake and cardiovascular diseases mortality among US adults. JAMA Intern Med. 2014; 174: 516-24. DOI: http://doi. org/10.1001/jamainternmed.2013.13563

10. Jenkins D.J.A., Spence J.D., Giovannucci E.L., et al. Supplemental vitamins and minerals for CVD prevention and treatment. J Am Coll Cardiol. 2018; 71 (22): 2570-84. DOI: http://doi.org/10.1016/j. jacc.2018.04.020

11. Alsharairi N.A. The effects of dietary supplements on asthma and lung cancer risk in smokers and non-smokers: a review of the literature. Nutrients. 2019; 11 (4): 725. DOI: http://doi.org/10.3390/ nu11040725

12. Miller E.R. 3rd, Pastor-Barriuso R., Dalal D., Riemersma R.A., Appel L.J., Guallar E. Meta-analysis: high-dosage vitamin E supplementation may increase all-cause mortality. Ann Intern Med. 2005; 142 (1): 37-46. DOI: http://doi.org/10.7326/0003-4819-142-1-200501040-00110

13. Schwingshackl L., Boeing H., Stelmach-Mardas M., et al. Dietary supplements and risk of cause-specific death, cardiovascular disease, and cancer: a systematic review and meta-analysis of primary prevention trials. Adv Nutr. 2017; 8 (1): 27-39. DOI: http:// doi.org/10.3945/an.116.013516

14. Viennois E., Chassaing B. First victim, later aggressor: How the intestinal microbiota drives the pro-inflammatory effects of dietary emulsifiers? Gut Microbes. 2018; 9 (3): 1-4. DOI: http://doi.org/ 10.1080/19490976.2017.1421885

15. U.S. Department of Health and Human Services and U.S. Department of Agriculture. 2015-2020 Dietary Guidelines for Americans. 8th ed. December 2015. URL: http://health.gov/dietaryguide-lines/2015/guidelines (date of access July 22, 2020)

16. National Academies of Sciences, Engineering, and Medicine. 2017. Guiding Principles for Developing Dietary Reference Intakes Based on Chronic Disease. Washington, D.C.: The National Academies Press. DOI: http://doi.org/10.17226/24828

17. U.S. Department of Health and Human Services. NIH. 2020-2030 Strategic Plan for NIH Nutrition Research, May 2020. URL: https://www.niddk.nih.gov/about-niddk/strategic-plans-reports/ strategic-plan-nih-nutrition-research/ (date of access July 22, 2020)

18. U.S. Department of Agriculture. US Department of Health & Human Services. Scientific report of the 2015 Dietary Guidelines Advisory Committee: advisory report to the Secretary of Health & Human Services and the Secretary of Agriculture. Washington, D.C.: US Department of Agriculture, US Department of Health; and Human Services, 2015. URL: https://health.gov/sites/default/ files/2019-09/Scientific-Report-of-the-2015-Dietary-Guidelines-Advisory-Committee.pdf (date of access July 22, 2020)

19. Chemical composition of Russian food products. Handbook. Edited by Skurikhin I.M., V.A. Tutelyan. Moscow: DeLi print, 2002: 236 p. (in Russian)

20. Nicklas T.A., Webber L.S., Thompson B., Berenson G. A multi-variate model for assessing eating patterns and their relationship to cardiovascular risk factors: the Bogalusa Heart Study. Am J Clin Nutr. 1989; 49: 1320-7. DOI: http://doi.org/10.1093/ajcn/49.6.1320

21. Hu F.B., Rimm E., Smith-Warner S.A., et al. Reproducibility and validity of dietary patterns assessed by a food frequency questionnaire. Am J Clin Nutr. 1999; 69: 243-9. DOI: http:// doi.org/10.1093/ajcn/69.2.243

22. Barker M.E., McClean S.I., Stain J.J., Thompson K.A. Dietary behavior and health in Northern Ireland: an exploration of biochemical and haematological associations. J Epidemiol Community Health. 1992; 46: 151-6. DOI: http://doi.org/10.1136/ jech.46.2.151

23. Tutelyan V.A, Samsonov M.A. Handbook on dietology. 3rd ed., reprint and add. Moscow: Meditsina, 2003: 544 p. (in Russian)

24. Hair J.F. Jr, Black W.C., Babin B.J. Multivariate Data Analysis. 7th ed., 2009.

25. Tucker K.L., Dallal G.E., Rush D. Dietary patterns of elderly Boston-area residents defined by cluster analysis. J Am Diet Assoc. 1992; 92: 1487-91.

26. Wirfalt A.K., Jeffery R.W. Using cluster analysis to examine dietary patterns: nutrient intakes, gender, and weight status differ across food pattern clusters. J Am Diet Assoc. 1997; 97 (3): 272-9. DOI: http:// doi.org/10.1016/s0002-8223(97)00071-0

27. Akin J.S., Guilkey D.K., Popkin B.M., Fanelli M.T. Cluster analysis of food consumption patterns of older Americans. J Am Diet Assoc. 1986; 86: 616-24.

28. Farchi G., Mariotti S., Menotti A., et al. Diet and 20-y mortality in two rural population groups of middle-aged men in Italy. Am J Clin Nutr. 1989; 50: 1095-103. DOI: http://doi.org/10.1093/ ajcn/50.5.1095

29. Huijbregts P.P.C.W., Fesjens E.J.M., Kromhout D. Dietary patterns and cardiovascular risk factors in elderly men: the Zutphen Elderly Study. Int J Epidemiol. 1995; 24: 313-20. DOI: http:// doi.org/10.1093/je/24.2.313

30. SENECA investigators. Food patterns of elderly Europeans. Eur J Clin Nutr. 1996; 50 (suppl): S86-100.

31. Trichopoulos D., Lagiou P. Dietary patterns and mortality. Br J Nutr. 2001; 85: 133-4. DOI: http://doi.org/10.1079/bjn 2000282

32. Kant A.K. Indexes of overall diet quality: a review. J Am Diet Assoc. 1996; 96: 785-91. DOI: 10.1016/S0002-8223(96)00217-9

33. Kennedy E.T., Ohls J., Carlson S., Fleming K. The healthy eating index: design and applications. J Am Diet Assoc. 1995; 95: 1103-8. DOI: http://doi.org/10.1016/S0002-8223(95)00300-2

34. Pilipenko V.I., Isakov V.A., Zeygarnik M.V. A method of dietary assessment by comparison of eating patterns. Voprosy dietolo-gii [Problems of Dietology]. 2016; 6 (3): 72-6. DOI: http:// doi.org/10.20953/2224-5448-2016-3-72-76 (in Russian)

35 The Food Guide Pyramid. Homes and Garden Bulletin No. 252. Washington, D.C.: US Department of Agriculture, Human Nutrition Information Service, 1992.

36. US Department of Agriculture US Department of Health and Human Services. Nutrition and Your Health: Dietary Guidelines for Americans. Homes and Garden Bulletin No. 232. Washington, D.C.: US Printing Office, 2000.

37. Haines P.S., Siega-Riz A.M., Popkin B.M. The diet quality index revised: a measurement instrument for populations. J Am Diet Assoc. 1999; 99: 697-704. DOI: http://doi.org/10.1016/S0002-8223(99)00168-6.

38. National Research Council - Committee on Diet and Health. Diet and Health: Implications for Reducing Chronic Disease Risk. Washington, D.C.: National Academy Press, 1989.

39. Kant A.K., Schatzkin A., Harris T.B., et al. Dietary diversity and subsequent mortality in the First National Health and Nutrition Examination Survey Epidemiologic Follow-up Study. Am J Clin Nutr. 1993; 57: 434-40. DOI: http://doi.org/10.1093/ajcn/57.3.434

40. Kant A.K., Schatzkin A., Ziegler R.G. Dietary diversity and subsequent cause-specific mortality in the NHANES I Epidemiologic Follow-up Study. J Am Coll Nutr. 1995; 14: 233-38. DOI: http:// doi.org/10.1080/07315724.1995.10718501

41. McCann S.E., Randall E., Marshall J.R., et al. Diet diversity and risk of colon cancer in Western New York. Nutr Cancer. 1994; 21: 133-41. DOI: http://doi.org/10.1080/01635589409514311

42. Kant A.K., Schatzkin A., Graubard B.L., Schairer C. A prospective study of diet quality and mortality in women. JAMA. 2000; 283: 2109-15. DOI: http://doi.org/10.1001/jama.283.16.2109.

43. Wirth M.D., Hébert J.R., Shivappa N., et al. Anti-inflammatory Dietary Inflammatory Index scores are associated with healthier scores on other dietary indices. Nutr Res. 2016; 36 (3): 214-9. DOI: http://doi.org/10.1016/j.nutres.2015.11.009

44. Hebert J.R., Shivappa N.,Wirth M.D., et al. Perspective: The Dietary Inflammatory Index (DII)-lessons learned, improvements made, and future directions. Adv Nutr. 2019; 10: 185-95. DOI: http:// doi.org/10.1093/advances/nmy071

45. Lee H., Lee I.S., Choue R. Obesity, inflammation and diet. Pedi-atr Gastroenterol Hepatol Nutr. 2013; 16: 143-52. DOI: http:// doi.org/10.5223/pghn.2013.16.3.143

46. Libby P. Inflammatory mechanisms: the molecular basis of inflammation and disease. Nutr Rev. 2007; 65: S140-6. DOI: http:// doi.org/10.1111/j.1753-4887.2007.tb00352.x

47. Ahluwalia N., Andreeva V.A., Kesse-Guyot E., Hercberg S. Dietary patterns, inflammation and the metabolic syndrome. Diabetes Metab. 2013; 39: 99-110. DOI: http://doi.org/10.1016/ j.diabet.2012.08.007

48. Shivappa N., Steck S.E., Hurley T.G., Hussey J.R., Hebert J.R. Designing and developing a literature-derived, population-based dietary inflammatory index. Public Health Nutr. 2014; 17: 1689-96. DOI: http://doi.org/10.1017/S1368980013002115

49. Morozov S.V. Gastroesophageal reflux disease: the role of nutritional patterns in pathogenesis and treatment. Voprosy pitaniia [Problems of Nutrition]. 2013; 82 (5): 10-22. DOI: http://doi. org/10.24411/0042-8833-2016-00049 (in Russian)

50. Nam S., Park B., Cho Y., et al. Different effects of dietary factors on reflux esophagitis and non-erosive reflux disease in 11,690 Korean subjects. J Gastroenterol. 2016; 52 (7): 818-29. DOI: http:// doi.org/10.1007/s00535-016-1282-1

51. El-Serag H. Dietary intake and the risk of gastro-oesophageal reflux disease: a cross sectional study in volunteers. Gut. 2005; 54 (1): 11-7. DOI: http://doi.org/10.1136/gut.2004.040337

52. Konovalova M.D., Morozov S.V., Isakov V.A. Nutritional status of patients with different types of gastroesophageal reflux disease. Voprosy pitaniia [Problems of Nutrition]. 2016; 85 (4): 35-45. DOI: http://doi.org/10.24411/0042-8833-2016-00049 (in Russian)

53. Colombo P., Mangano M., Bianchi P., Penagini R. Effect of calories and fat on postprandial gastro-oesophageal reflux. Scand J Gastroenterol. 2002; 37 (1): 3-5. DOI: http://doi.org/ 10.1080/003655202753387266

54. Mohammed I., Nightingale P., Trudgill N.J. Risk factors for gastro-oesophageal reflux disease symptoms: a community study. Aliment Pharmacol Ther. 2005; 21 (7): 821-7. DOI: http:// doi.org/10.1111/j.1365-2036.2005.02426.x

55. Nandurkar S., Locke G.R. 3rd, Fett S., et al. Relationship between body mass index, diet, exercise and gastro-oesophageal reflux symptoms in a community. Aliment Pharmacol Ther. 2004; 20 (5): 497-505. DOI: http://doi.org/10.1111/j.1365-2036.2004.02156.x

56. Terry P., Lagergren J., Wolk A., et al. Reflux-inducing dietary factors and risk of adenocarcinoma of the esophagus and gastric cardia. Nutr Cancer. 2000; 38 (2): 186-91. DOI: http://doi.org/10.1207/ S15327914NC382_7.

57. Morozov S., Kropochev V. Types and number of gastroesophageal reflux episodes correlate with nutritional patterns. Neurogastro-enterol Motil. 2019; 31 (S4): 23-4. DOI: http://doi.org/10.1111/ nmo.13671

58. Sun X.H., Ke M.Y., Wang Z.F., Liu X.H. Effects of two test-meals on transient lower esophageal sphincter relaxation in patients with gastroesophageal reflux disease and mechanism of gastroesopha-geal reflux. Zhongguo Yi Xue Ke Xue Yuan Xue Bao. 2004; 26 (6): 628-33.

59. Penagini R., Mangano M., Bianchi P.A. Effect of increasing the fat content but not the energy load of a meal on gastro-oesophageal reflux and lower oesophageal sphincter motor function. Gut. 1998; 42 (3): 330-3. DOI: http://doi.org/10.1136/gut.42.3.330

60. Pehl C., Waizenhoefer A., Wendl B., et al. Effect of low and high fat meals on lower esophageal sphincter motility and gastroesophageal reflux in healthy subjects. Am J Gastroenterol. 1999; 94 (5): 1192-6. DOI: http://doi.org/10.1111/j.1572-0241.1999.01064.x

61. Nilsson M., Johnsen R., Ye W., et al. Lifestyle related risk factors in the aetiology of gastroesophageal reflux. Gut. 2004; 53: 1730-5. DOI: http://doi.org/10.1136/gut.2004.043265

62. Morozov S.V., Isakov V.A., Konovalova M.D. Influence of nutrition factors on esophageal acid exposure time and the number of gastroesophageal reflux in patients with GERD. Dokazatel'naya gastroenterologiya [Evidence-Based Gastroenterology]. 2018; 7 (1): 75. (in Russian)

63. Morozov S.V., Konovalova M.D., Isakov V.A. Correlation of actual nutrition indicators with the number and type of gastroesopha-geal reflux. Voprosy pitaniia [Problems of Nutrition]. 2015; 84 (S5): 55. (in Russian)

64. Borodina G., Morozov S. Children with gastroesophageal reflux disease consume more calories and fat compared to controls of same weight and age. J Pediatr Gastroenterol Nutr. 2020; 70 (6): 808-14. DOI: http://doi.org/10.1097/MPG.0000000000002652

65. Borodina G.V., Morozov S.V. The diet of children with GERD is characterized by high consumption of energy, protein and total fat and low content of polyunsaturated fatty acids. Dokazatel'naya gastroenterologiya [Evidence-Based Gastroenterology]. 2020; 9 (1): 52. DOI: http://doi.org/10.17116/dokgastro20209012009 (in Russian)

66. Kropochev V.S., Morozov S.V., Lantseva M.A., Sasunova A.N., Pilipenko V.I., Isakov V.A. Food patterns in Russian patients with gastroesophageal reflux disease: the results of pilot comparative study. Terapevticheskiy arkhiv [Therapeutic Archive]. 2020; 92 (8): 66-72. DOI: http://doi.org/10.26442/00403660.2020.08.000760 (in Russian)

67. Morozov S. Letter: dietary fibre benefits for the oesophagus - physical rather than metabolic action? Aliment Pharmacol Ther. 2019; 49: 1367-8. DOI: http://doi.org/10.1111/apt.15233

68. Morozov S., Isakov V., Konovalova M. Fiber-enriched diet helps to control symptoms and improves esophageal motility in patients with non-erosive gastroesophageal reflux disease. World J Gastro-

enterol. 2018; 24 (21): 2291-9. DOI: http://doi.org/10.3748/wig.v24. i21.2291

69. Saberi-Firoozi M. Risk factors of gastroesophageal reflux disease in Shiraz, southern Iran. World J Gastroenterol. 2007; 13 (41): 5486. DOI: http://doi.org/10.3748/wjg.v13.i41.5486

70. Nocon M., Labenz J., Willich S. Lifestyle factors and symptoms of gastro-oesophageal reflux — a population-based study. Aliment Pharmacol Ther. 2006; 23 (1): 169—74. DOI: http://doi. org/10.1111/j.1365-2036.2006.02727.x

71. Kumar S., Sharma S., Norboo T., et al. Population based study to assess prevalence and risk factors of gastroesophageal reflux disease in a high altitude area. Indian J Gastroenterol. 2010; 30 (3): 135—43. DOI: http://doi.org/10.1007/s12664-010-0066-4

72. Mostaghni A., Mehrabani D., Khademolhosseini F., et al. Prevalence and risk factors of gastroesophageal reflux disease in Qashqai migrating nomads, southern Iran. World J Gastroenterol. 2009; 15 (8): 961. DOI: http://doi.org/10.3748/wjg.15.961

73. Morozov S., Isakov V. The Effect of Diet Composition change on high-resolution oesophageal manometry metrics in non-erosive gastroesophageal reflux disease patients. Curr Dev Nutr. 2020; 4 (2): 54. DOI: http://doi.org/10.1093/cdn/nzaa040_054

74. Kubo A., Levin T.R., Block G., et al. Dietary patterns and the risk of Barrett's esophagus. Am J Epidemiol. 2008; 167 (7): 839—46. DOI: http://doi.org/10.1093/aje/kwm381

75. Bhatia S.J., Reddy D.N., Ghoshal U.C., et al. Epidemiology and symptom profile of gastroesophageal reflux in the Indian population: report of the Indian Society of Gastroenterology Task Force. Indian J Gastroenterol. 2011; 30 (3): 118—27. DOI: http:// doi.org/10.1007/s12664-011-0112-x

76. Keshteli A.H., Shaabani P., Tabibian S.R., et al. The relationship between fruit and vegetable intake with gastroesophageal reflux disease in Iranian adults. J Res Med Sci. 2017; 22: 125. DOI: http:// doi.org/10.4103/jrms.JRMS_283_17

77. Morozov S.V., Konovalova M.D., Isakov V.A. Nutritional patterns in gastroesophageal reflux disease patients as an instrument for the development of functional foods. Voprosy dietologii [Problems of Dietology]. 2016; 6 (2): 5—13. DOI: http://doi.org/10.20953/2224-5448-2016-2-5-13. (in Russian).

78. Pilipenko V.I., Balmashnova A.V. Comparison of food rations in different types of small intestinal bacterial overgrowth syndrome. Eksperimental'naya i klinicheskaya gastoenterologiya [Experimen-

tal and Clinical Gastroenterology]. 2018; 158 (10): 34-42. DOI: http://doi.org/10.31146/1682-8658-ecg-158-10-34-42 (in Russian)

79. Pilipenko V.I., Isakov V.A., Morozov S.V., et al. Association of food patterns with different forms of small intestinal bacterial overgrowth syndrome and treatment efficacy. Terapevticheskiy arkhiv [Therapeutic Archive]. 2019; 91 (10): 82-90. DOI: http:// doi.org/10.26442/00403660.2019.10.000496 (in Russian)

80. Pilipenko V.I., Isakov V.A., Vlasova A.V., Naidenova M.A., Morozov S.V. The role of dietary diversity in the formation of syndrome intestinal bacterial overgrowth. Voprosy pitani-ia [Problems of Nutrition]. 2020; 89 (1): 54-63. DOI: http:// doi.org/10.24411/0042-8833-2020-10006 (in Russian)

81. Dietology: Handbook. 2nd ed. In: A.Yu. Baranovskiy (ed.). Saint Petersburg: Piter, 2006: 960 p. (in Russian)

82. Pilipenko V.I., Isakov V.A., Vlasova A.V., Lantseva M.A., Moro-zov S.V. Association of thermal food processing methods and small intestinal bacterial overgrowth syndrome. Voprosy pita-niia [Problems of Nutrition]. 2020; 89 (3): 106-13. DOI: http:// doi.org/10.24411/0042-8833-2020-10034 (in Russian)

83. Tucker K.L. Dietary patterns, approaches, and multicultural perspective. Appl Physiol Nutr Metab Physiol. 2010; 35 (2): 211-8. DOI: http://doi.org/10.1139/H10-010

84. Kant A.K. Dietary patterns and health outcomes. J Am Diet Assoc. 2004; 104 (4): 615-35. DOI: http://doi.org/10.1016/ j.jada.2004.01.010

85. Michels K.B., Schulze M.B. Can dietary patterns help us detect diet? Disease associations? Nutr Res Rev. 2005; 18 (2): 241-8. DOI: http://doi.org/10.1079/NRR2005107

86. Katz D.L., Meller S. Can we say what diet is best for health? Annu Rev Public Health. 2014; 35: 83-103. DOI: http://doi.org/10.1146/ annurev-publhealth-032013-182351

87. Borges C.A., Rinaldi A.E., Conde W.L., et al. Dietary patterns: a literature review of the methodological characteristics of the main steps of the multivariate analyzes. Rev Bras Epidemiol. 2015; 18 (4): 837-57. DOI: http://doi.org/10.1590/1980-5497201500 040013

88. Maksimov S.A., Karamnova N.S., Shalnova S.A., Drapkina O.M. Empirical dietary patterns and their influence on health in epidemiological studies. Voprosy pitaniia [Problems of Nutrition]. 2020; 89 (1): 6-18. DOI: http://doi.org/10.24411/0042-8833-2020-10001 (in Russian)