CC BY
12
ъс >
<
X
ш S ы о
е
о а о с;
S
в
*
* 166
Ориентализм не является феноменом, присущим только авторитарным практикам властвования, поскольку может быть реализован и в рамках культурной политики демократического государства. Его авторитарная специфика проявляется в отсутствии жесткой регламентации культурного дискурса, сочетающаяся с сохранением контроля властвующего субъекта над сферой норм и ценностей индивида. Прогрессивный характер ориентализма проявляется в создании си-туации необходимости обновления норм культуры в следствии их устаревания: то проявляется в отказе от некоторых из них, либо в обновлении сообразно социо-культурной ситуации. Регрессивный проявляется в подавлении культуры, отличной от собственных по нормативно-ценностным основанием, игнорирование ее качественного многообразия. Многообразие его проявлений делает ориентализм не только сферой междисциплинарного явления, но и феноменом, присущим как демократическим, так и авторитарным практикам властвования.
Примечания:
1. Анкерсмит Ф.Р. Возвышенный исторический опыт. - М.: Европа, 2007. - 612 с.
2. Богомолов С.А. Концепция нового империализма в Великобритании конца XIX - нач. XX в.: автореф. канд. дис... д.ист.н. - Саратов, 2013. - С. 6.
3. Васильев А. Воплощенная память. Коммемора-тивный ритуал в социологии Э. Дюркгейма // Социологическое обозрение. - 2013. - Т. 13. - №2. -С. 142.
4. Каплан Р. Политика воина. - М.: Колибри, 2016. -272 с.
5. Коллинз Р. Социология философии. - Новосибирск : Сибирский хронограф, 2002. - 1282 с.
6. Мегилл А. Историческая эпистемология. - М.: Канон, 2007.-С. 110.
7. Сайд Э. Культура и империализм. - М.: Владимир Даль, 2012. - 736 с.
8. Сердюкова А. Ориентализм в международных отношениях. // электронный ресурс https:// www.geopolitica.ru [дата обращения 23.02.18]
9. Хальвакс М. Социальные рамки памяти. - М.: Новое издательство, 2007. - С. 78.
10. Хантингтон С. Кто мы? - М. : Транзит книга, 2004.-640 с.
10 Irvin R. The Orientalists And Their Enemies". Paperback - International Edition, February 27,2007. p. 292.
INFORMAL PORTRAIT OF A MAN FROM THE POINT OF VIEW OF A PRIORI ACCORDING TO THEIR CONTENTS, LEGAL KNOWLEDGE
Gazizov Rail Robertovich, PhD of Technical sciences. Institute of Law, Bashkir State University, Ufa, Republic of Bashkortostan
The sphere of human activity focused on sociality, i.e. on the reduction of economic and legal inequality in society, is gradually becoming associated with the problem of openness of the individual to society and the state. Human personality is manifested in this regard only in the conditions of free disclosure of its interests, which actualizes the value of the right to information. People are concerned that this right has been exercised within the bounds of moral law. Kant's formulation of the problem of the universality of space and time rests, in turn, in recognition of the a priori nature of space and time. But space and time, in principle, should be in vestigated not only as objective, but also subjective forms of knowledge. Of course, this conclusion contradicts, in fact, Kant's idea of space-time universality, however, the fact that /. Kant analyzed this "universality" as gnoseologically objective, leads to the formulation of the problem of forming an information portrait of a person, the importance of which is difficult to overestimate, especially when we study legal knowledge as a cultural, spiritual and social value.
Keywords: Informational portrait of a man; a priori knowledge of the legal; economic; and legal inequalities; the problem of the formation of the openness of the person; the right to information; the moral law; the problem of universality of time and space; space and time as subjective forms of knowledge; legal knowledge as cultural and social value.
УДК 1/6.165 ВАК РФ 09.00.11
© Газизов P.P., 2019
ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОРТРЕТ ЧЕЛОВЕКА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ АПРИОРНОГО ПО СВОЕМУ СОДЕРЖАНИЮ ПРАВОВОГО ЗНАНИЯ
Сфера деятельности человека, ориентированная на социальность, т.е. на сокращение экономического и правового неравенства в обществе, становится постепенно связанной с проблемой открытости личности перед обществом и государством. Личность человека проявляется в связи с этим только в условиях свободного раскрытия её интересов, что актуализирует значение самого права на информацию. Люди озабочены тем, что это право осуществлялось в пределах нравственного закона. Кантовская постановка проблемы всеобщности пространства и времени упирается, в свою очередь, в признание априорности пространства и времени. Но пространство и время, в принципе, должны быть исследованы не только как объективные, но и субъективные формы по-
знания. Конечно, данный вывод противоречит, собственно, кантовскому представлению о пространственно-временной всеобщности, однако то обстоятельство, что сам И. Кант анализировал эту "всеобщность" как гносеологически объективную, приводит к постановке проблемы формирования информационного портрета человека, значение которой трудно переоценить, особенно когда мы исследуем правовое знание как культурную, духовную и социальную ценность.
Ключевые слова: информационный портрет человека; априорное правовое знание; экономическое и правовое неравенство; проблема формирования открытости личности; право на информацию; нравственный закон; проблема всеобщности пространства и времени; пространство и время как субъективные формы познания; правовое знание как культурная и социальная ценность.
Когда мы размышляем над вопросом о том, какая и зачем необходима информация о человеке, то интерес человека-гражданина и государства при этом обоюдный.
Сама Конституция определяет Российскую Федерацию как государство социальное. Но объективные условия таковы, что исполнить эту роль не удаётся в полной мере. Российское государство находится лишь на пути к социальному государству. В настоящее время мы наблюдаем увядание демографических процессов принятия правовых решений. При этом национальный интерес смещается в сторону отдельных социальных групп, цели которых достаточно мало связаны с интересами всего населения [1,237].
Современный информационный портрет человека определяется креативностью и социальной активностью человека, а это, в свою очередь, связано с открытостью личности перед обществом и государством. Но данная открытость сопряжена с информационным ресурсом, который зачастую не подлежит разглашению. Значение многих мистерий древности заключается в том, что право на информацию должно быть ограничено, а сама информация не всегда должна становиться достоянием общественности [2, 226, 244]. Далеко не случайно российское общество стремится быть не просто правовым, но, главным образом, гуманно-правовым[3]. Каждая информация лишь в том случае соотносима с правом, если она подчиняется закону нравственности, т.е. предписанию делать добро и сторониться зла. По мнению И. Канта, нравственный закон предписывается, безусловно, т.е. "категорически". Он не считается с эмпирическими целями. При этом само нравственное чувство выступает "некоторой ощущаемой зависимостью частной воли от общей" [4, 312].
Необходимо заметить, что сами по себе чувственные восприятия людей не являются только личными, субъективными восприятиями. Они сопоставимы друг с другом, допускают оценку, некую корректировку. Такие восприятия "и субъективны и интерсубъективны, являются единством личного и общественного" [5,40]. Эта определённость чувственных восприятий (в том числе и информации, которая является психологической, социальной и, в то же время, правовой категорией) упирается в признание априорности пространства и времени человека. Но сам И. Кант априорестически интерпретирует интерсубъективное, социальное в чувственных восприятиях человека.
И. Кант полагает, что в основе чувственных восприятий лежат априорные созерцания. Пространство и время бытийствуют в любом чувственном восприятии, а, значит, обладают необходимостью
ГАЗИЗОВРаиль Робертович, кандидат технических наук, доцент, Институт права, Башкирский государе твенный университет, Уфа, Республика Башкортостан
05
1-Н
О
со
0-<
"Z
о со
167
> <
X
ш S
ЪС U
e
о u о с s
e
#
* 168
и всеобщностью. "Пространство и время мы можем познавать только a priori, т.е. до всякого действительного восприятия, и потому они называются чистым созерцанием. Ощущения же суть то в нашем познании, благодаря чему оно называется апостериорным познанием, т.е. эмпирическим созерцанием" [б, 144].
Пространство и время "безусловно, необходимо принадлежат нашей чувственности, каковы бы ни были наши ощущения"[б]. Ощущения же могут быть различными, в том числе и ощущение права и правовой жизни, которая выступает фундаментальной и самой первой формой духовности. Учение о праве предполагает "плюральность субъектов", что основано на уважении свободы других [7,163]. Но Фихте попытался вывести пространство и время из абсолютного "я". "Кант, - замечает Фихте, - нуждается в идеальных объектах для того, чтобы заполнить время и пространство, мы же нуждаемся во времени и пространстве, чтобы поместить идеальные объекты, поэтому наш идеализм... идёт несколько дальше его идеализма"[8, 163]. Но Кант всё же проницательнее, чем Фихте, смотрит на природу пространства и времени. Согласно Канту, пространство и время должны быть исследованы не только как субъективные формы познавательной деятельности, но и как некие объективные "формы всеобщности". Конечно, этот вывод противоречит, собственно, кантовско-му представлению о пространственно-временной всеобщности. Однако то обстоятельство, что сам И. Кант рассматривал данную "всеобщность" как гносеологически объективную, постепенно приводит к постановке проблемы становления информационного "портрета" человека, значение которой сегодня трудно переоценить.
Ведь правовое знание также существует в пространстве и времени, в социальном про-странстве-времени. При этом информационное пространство и время являются человеку чем-то непосредственным. Они не заключают в себе чего-то ещё непознанного. Пространство и время - просто "созерцания". Но поскольку Кант отделял пространство и время от объективной реальности, то, тем самым, непреднамеренно выявлял необходимость анализа отношения между понятийными формами познания и "формами всеобщности", которые присущи самой объективной реальности.
В противоположность Д. Юму И. Кант полагает задачей философии не разрушение, а, напротив, обоснование научного знания. Но,
несмотря на свои достаточно глубокие расхождения с Д. Юмом, сам И. Кант разделяет его мысль о невозможности опытного, эмпирического обоснования детерминизма, т.е. учения о жёсткой обусловленности следствия причиной. Так, мир права вовсе не обязательно жёстко обусловливает искусство и науку.
Правовое знание дает нам возможность обойтись без гегелевского "перерыва постепенности" и "скачка". Но между тем остается вопрос о самой возможности обойтись без "скачка". Нет ли между бесконечно малыми информационными величинами, которые устремлены в кантовском духе к некоторому идеальному пределу той "пропасти", которая иначе чем с помощью "скачка", не может быть преодолена. Информация стремится к некоторому "пределу", где право оказывается обойденным этим понятием. В этом плане сам информационный портрет человека, с точки зрения априорного по своему содержанию правового знания, видимо встает перед необходимостью идентифицировать тождество мышления и бытия.
Информация о мире связана с тем, что само "чистое познание" основано не на заблуждении, не на игре противоположностей, а на диалектическом развитии "от противоположных недостаточностей к совершенному их синтезу" [10, 212]. При этом сам информационный "портрет" человека, зачастую, подвергается критике за его "оторванность" от научного исследования от информации, имеющей правовое значение. Информация имеет склонность ориентироваться на социально-истори-ческую практику мышления человека. В этом плане, если мы будем ориентироваться на науку, освобождая ее от потребности в диалекте, то сама философия быстро устремится к своему пределу; она, в конечном счете, исключит эмпирическую историю мышления нового времени, которое устремлено не на "факт", а на идеал, на трансцендентальную "научность" вообще.
Сегодня информационный "портрет" человека не должен игнорировать идеи диалектики. Гегель достиг той предельной высоты развития и преобразования кантовской философии, дальше которой уже невозможно продвигаться. Поэтому необходимо было освободиться от крайностей гегелевского диалектического духа. А сделать это можно было бы, призывая к возвращению к Канту [10,217]. Кан-товский принцип трансцендентализма потребовал отказа от гегелевской диалектики. Кан-товский трансцендентализм позволяет
утверждать диалектический принцип мышления. Тем самым, само трансцендентально "субъективное" есть, практически то, что обнаружено как необходимый и общезначимый фактор любого познания. И, тем не менее, именно он как раз и оказывается тем моментом, который "составляет" для нас наивысшее понимание [11,258]. Одним словом, субъективное - объективно, если понимать их по-кан-товски, как противоположность. Получается, что в этом случае мы сталкиваемся лицом к лицу с весьма "неприятным" фактом единства противоположностей. Субъективное и объективное после совершения коперниканского переворота не могут более рассматриваться как члены правильной дизъюнкции. Подобно тому, как трансцендентальное познание не исходит из предмета как такового, а из способа познания предмета вообще, поскольку данный предмет возможен как априорный, то и ценностное выражение некоторого априори никогда не может быть приписано некоторому классу предметов как предикат, а всегда мыслится только как характеристика определенного способа познания [11,259]. Эти исследования могут показаться именно такими, которые нас вновь и вновь возвращают к Фихте и Гегелю. Эти мыслители стремились преодолеть дуализм созерцания и мышления, а также материи и формы [12, 118]. Нам необходимо заметить, что следует сосредоточить главное внимание на интерпретации смысла тождества мысли и бытия, выявляя информационный портрет современного человека. Этот "портрет" не должен приводить к догматизации самого состояния философского знания, к превращению кантианства и гегельянства в "абсолютную философию" [12,118-121].
Задача заключается в том, чтобы проинтерпретировать информацию как нечто релятивное, исторически относительное, но вновь и вновь достигаемое на каждом новом этапе развития знания и познания.
Кант ставит вопрос о категориальной структуре опыта. Опыт, по Канту, имеет отличную от него основу. Её образуют категории, которые выступают "априорными формами мышления"^, 31]. Кант в связи с этим полагает, что опыт не есть хаотичное скопление субъективных восприятий, а некое "систематическое единство знания, которое заключает в себе утверждения, обладающие строгой всеобщностью и необходимостью" [5, 31]. Другими словами, априорное внутренне присуще опыту. Необходимо сделать опытное исследование системным, методическим. Сами априорные
категории мышления не содержат в себе никакого знания. Речь идёт о категориальных формах синтеза чувственных данных. Данные формы мышления, категории И. Кант называет "трансцендентальными", противопоставляя их понятию "трансцендентного". Последнее означает нечто "сверхопытное", потустороннее. Трансцендентальным же Кант именует доопыт-ное (следовательно, не выходящее за границы опыта, "не возвышающееся над ним, а предшествующее ему), которое применяется к чувственным данным, делая тем самым возможным и опыт, и всякое знание вообще" [5,31].
Теория познания, её ход опровергает априорную интерпретацию "форм всеобщности". Наши, чисто человеческие представления о пространстве и времени отражают объективно-реальное информационное пространство и время. Сами перевороты в естествознании, процесс замены одних теорий другими, стали бы совершенно непонятными, если бы мы не исследовали правовое и социальное знание как культурную, духовную и социальную ценность.
Эта ценность пребывает ни в фактичности феноменологического существования, ни в точке зрения догматического идеализма, а в точке зрения "единства обоих" [9,235]. Согласно И. Канту, мы имеем в результате неоспоримое, априорное синтетическое познание и, следовательно, должны поставить вопрос вовсе не о том, возможно ли правовое знание, а лишь о том, как возможно правовое знание? Мы должны быть в состоянии, исходя из принципа возможности данного познания права, дедуцировать возможность иного познания, которое было бы ценностным.
Было бы неким упрощением полагать, что Кант строил свою систему для того, чтобы обосновать агностицизм. В этом случае он не был бы великим философом. Мы должны заметить, что Кант считал обоснование возможности знания о праве, преодоление ограниченности правового знания одной из задач своей философии. И. Кант, сообразуясь со своей эпохой, требует от знания, включая и правовое знание, абсолютного совершенства, абсолютной "всеобщности". Такова объективная логика априористического учения И. Канта, которая получила свое последовательное выражение в "критике чистого разума".
Разумеется, в настоящей статье мы вовсе не исчерпали саму проблематичность учения Канта об априорном знании. Мы ограничились критическим изложением исходных положений, которые получили развитие в трансцен-
дентальной диалектике, в сочинении Канта под общим названием"Критика практического разума". Исследование системы критической философии делает вполне возможным систематическое понимание сущности правового знания как духовной и социальной ценности.
Литература:
1. Хомски Н. Прибыль на людях: пер. с англ. - М., 202.-С. 188-200.
2. Лукьянов A.B. "Философия откровения" Ф.В.Й. Шеллинга и её эвристический смысл / A.B. Лукьянов. - Уфа : РИЦ БашГУ, 2011. - 316 с.
3. Доклад Совета Федерации Федерального Собрания РФ о состоянии законодательства в Российской Федерации в 2004 году. - Электронные данные - Режим доступа: http:mironov.ru/ images/
uploaded_images/forder487/Report_on_ the_Law(shott)/doc.
4. Философский словарь: Основан Г. Шмидтом. -22-е, новое, переработ, изд. / под ред. Г. Шмикоффа; пер. с нем.; общ. ред. В.А. Малинина. - М.: Республика, 2003.-575 с.
5. Ойзерман Т.Н., Нарский И.С. Теория познания Канта. - М.: Наука,1991. - 208 с.
6. Кант Иммануил. Сочинения в шести томах. - М.: Мысль, 1964.-Т. 3.-799 с.
7. Лукьянов А.Б. Философия Иоганна Готлиба Фихте. - Оренбург: Издательский центр ОГАИ, 1997. -236 с.
8. Фихте И.Г. Избранные сочинения. - М.,1916. Т.1.
9. Helmut Girndt. Das "Ich" des ersten Grundsatzes der GWL in der Sicht der Wissenschaftslehre Von 1804//Fichte-Studien. Bd. 10.-Amsterdam-Atlanta, GA, 1997.-S.325.
ROMANTIC "SPIRIT" AS CONCEPT OF REASON: CONTOURS AND NEW CONTEXTS OF IDENTIFICATION IN LIGHT OF THE PRINCIPLE OF "COMPLEMENTARITY"
Gareyeva Elvira Abdulgalimovna, PhD of Philosophy, Associate Professor, Department of Philology and Cross-cultural Communication, Bashkir State Pedagogical University namedafter M. A khmulla, Ufa, Republic of Bashkortostan Lukyanov Arkadii Viktorovich, DSc of Philosophy, Professor, Department ofPhilosophy and Political Science, Bashkir State University, Ufa, Republic of Bashkortostan
The article elicits contours and new contexts of identification of the "romantic spirit" notion in light of the idea, or principle, of "complementarity" of reasoning. The authors reveal this "complementarity", which in its turn moves between subject's aspiration for universal mind and subject's attempt to find earthly forms of his being. The concept of "complementarity", its thorough analysis, takes people involved in studying romanticism and romantic "spirit" along the way of developing the theory of "transcendental subject" as a point of unity of "phenomenological mind" and "empirical self". This article shows that outstanding German romanticists, like Holder/in, Nova Us, Schieiermacher, regarded the "transcendental principle", i.e. they were among the first to enunciate the concept of finding the criterion of truth in its wholeness.
Keywords: romantic "spirit" as concept of reason; idea of "complementarity" of reasoning; "transcendental subject" und its communicative and existential function; existence of man; "metaphysical fear"; "metaphysical guilt", related to spiritual anguish of man and his freedom.
РОМАНТИЧЕСКИЙ "ДУХ" КАК ИДЕЯ РАЗУМА: КОНТУРЫ И НОВЫЕ КОНТЕКСТЫ ИДЕНТИФИКАЦИИ В СВЕТЕ ПРИНЦИПА ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ
В настоящей работе выявлены контуры и новые контексты идентификации понятия "романтического духа"в свете идеи, или принципа "дополнительности" мышления. Авторы раскрывают эту "дополнительность", которая, в свою очередь, движется между самой устремлённостью субъекта и к "универсальному сознанию" и попыткой субъекта обрести земные формы своего бытия. Идея "дополнительности", её всесторонний анализ, направляет исследователей романтики и романтического "духа"по пути развития теории "трансцендентального субъекта"как точки единства "феноменологического сознания" и "эмпирического Я". В статье показано, что выдающиеся немецкие романтики - Гёльдерлин, Новалис, Шлейермахер - исходили из рассмотрения самого "трансцендентального принципа", т.е. они одними из первых сформулировали концепцию поиска критериев истины в её целостности и полноте. Ключевые слова: романтический "дух"как идея разума; идея "дополнительности" мышления; "трансцендентальный субъект"и его коммуникативная и экзистенциальная функция; экзистенция человека; "метафизический страх"; "метафизическая вина", сопряжённая с духовным страданием и свободой человека.
В статье нашли своё применение "трансцендентальный" принцип и идея "дополнительности". Авторы исходили в своём анализе
УДК 130.2 ВАК РФ 09.00.13
© Гареева Э.А., 2019 ©ЛукьяновA.B., 2019
