CC BY
44
УДК 341.481:343.2
С. Ю. Кораблёва
кандидат юридических наук, доцент;
доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин
Института международного права и правосудия
Московского государственного лингвистического университета;
e-mail: sukorableva@gmail.com
ИНДИВИДУАЛЬНОЕ, СОВМЕСТНОЕ И ОПОСРЕДОВАННОЕ СОВЕРШЕНИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ В МЕЖДУНАРОДНОМ УГОЛОВНОМ ПРАВЕ: АНАЛИЗ СТ. 25 (3) (А) РИМСКОГО СТАТУТА МЕЖДУНАРОДНОГО УГОЛОВНОГО СУДА
В статье рассматриваются виды непосредственного исполнителя преступления, выделенные в ст. 25 (3) (а) Римского статута Международного уголовного суда. Преступления, входящие в юрисдикцию Международного уголовного суда, сильно отличаются от тех, которые запрещены национальными законодательствами. Международные преступления - это обычно длящиеся в течение некоторого времени ситуации насилия, в которых участвует большое количество людей, чей вклад в преступный результат различен и не всегда очевиден. Это усложняет задачу привлечения непосредственного исполнителя к уголовной ответственности, что нехарактерно для национальных законодательств. Автор на основе анализа решений Международного уголовного суда раскрывает объективные и субъективные критерии, которыми характеризуется каждая из трех форм непосредственного совершения преступления. С использованием сравнительно-правового метода дается характеристика индивидуальному, контролирующему и опосредованному исполнителям преступлений, предусмотренным Римским статутом.
Ключевые слова: Международный уголовный суд; Римский статут; исполнитель (принципал); непосредственное совершение преступления; совместное совершение; совершение преступления через другое лицо.
S. Yu. Korableva
Ph. D. in Law, Associate Professor; Department of Criminal Law,
Institute of International Law and Justice, Moscow State Linguistic University;
e-mail: sukorableva@gmail.com
DIRECT PARTICIPATION, CO-PERPETRATION AND PERPETRATION THROUGH ANOTHER PERSON UNDER INTERNATIONAL CRIMINAL LAW: ANALYSIS OF ARTICLE 25 (3) (А) ICC STATUTE
The article discusses the forms of the offender contained in art. 25 (3) (a) Rome Statute of the International Criminal Court. Crimes within the jurisdiction of the Court
have to be distinguished from crimes in national criminal law. International crimes are long-lasting situations of violence, with a large number of participants and the individual's own contribution to the harmful result is different and not always obvious. charging the perpetrator of the crime becomes a daunting task, which is not typical to national legislation. The author reveals the objective and subjective criteria of the three forms of perpetration, based on the analysis of cases dealing with this form of participation. using the comparative method, a characteristic is given to the direct participation, co-perpetration and perpetration through another person provided for by the Rome statute.
Key words: international criminal court; Rome statute; Direct Participation; Principals; co-perpetration; Perpetration through Another Person.
Введение
Возможным формам совершения международного преступления, а также соучастию в нем посвящена ст. 25 Римского статута Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г. (далее Римский статут). В этой статье в п.п. (a)-(f) перечисляются основные условия привлечения к индивидуальной уголовной ответственности - лицо может быть привлечено к ответственности в тех случаях, когда оно непосредственно совершает преступление, способствует или содействует его совершению, а также покушается на совершение преступления. Причем, если в п.п. (а)-(с) установлены правила, являющиеся базовыми для концепции индивидуальной уголовной ответственности, то в п.п. (d)-(f) происходит ее расширение, в часности, за счет указания на неоконченное преступление [Triffterer, Ambos 2016, с. 984-985].
Участвующих в преступлении лиц можно условно разделить на тех, кто непосредственно его совершает (принципалов в терминологии Международного уголовного суда), и иных соучастников, выполняющих дополнительные криминальные функции. И если в теории российского уголовного права к самостоятельным участникам (принципалам) относятся лишь исполнители, т. е. лица полностью или частично выполняющие объективную сторону конкретного состава преступления, предусмотренного статьей Особенной части УК РФ, то в Римском статуте закреплен более сложный подход. Так, в ст. 25 (3) (а) различаются три возможные роли, каждая из которых характеризует лицо как основного, непосредственного преступника. Принципалом признается лицо, которое совершает преступление:
- индивидуально (непосредственно), т. е. физически выполняет все объективные элементы преступления;
- совместно, т. е. контролирует совершение преступления в силу своей криминальной роли;
- опосредованно (через другое лицо), т. е. контролирует тех, кто непосредственно выполняет объективные элементы преступления.
Рассмотрим их подробнее.
Основная часть
Под совершением преступления индивидуально (as an individual) следует понимать ситуации, когда лицо непосредственно совершает деяние, характеризующееся Римским статутом как преступление. Сюда можно отнести ситуации, когда, во-первых, преступник действует в одиночку, не полагаясь на соучастников и не используя других лиц. А во-вторых, когда лицо является единственным исполнителем, а все иные лица лишь прикосновенны к его совершению, например, как подстрекатели или пособники. Следует учитывать, что в международном уголовном праве преступления существенно отличаются от тех, которые запрещены на национальном уровне, так как обычно связаны со случаями массового насилия. Именно поэтому сложно себе представить по-настоящему индивидуально совершенное преступления, которое подпадает под юрисдикцию Международного уголовного суда (далее МУС). Конкретный преступный результат, возникновение которого может стать ситуацией для рассмотрения по правилам Статута, скорее ассоциируется с коллективными, массовыми действиями. И индивидуальное совершение преступления в этом контексте мало отличается от совместного, поскольку и там, и там речь будет идти о собственном вкладе человека в развитие ситуации массового насилия.
Совместное совершение (jointly with another) характеризуется разделением криминальных ролей между различными лицами, которые имеют общую цель. Римский статут не содержит четкого указания относительно того, идет ли в данном случае речь лишь о соисполни-тельстве или же о соучастии с разделением ролей. В международном уголовном праве также отсутствует согласованная теория относительно необходимых и достаточных признаков совместного совершения преступления. В частности, существуют споры, касающиеся
преимуществ использования концепции совместной преступной деятельности (Join Criminal Enterprise, JCE), основанной на принципах общего права и получившей распространения в практике современных международных трибуналов [Damgaard 2008], или же применения более сложной для доказывания доктрины контроля за совершением преступления (funktionelle Tatherrschaft), изначально разработанной в теории немецкого уголовного права [Jain 2011].
В своей практике Международный уголовный суд, интерпретируя положения Римского статута, опирается на положения немецкой доктрины. Так в ключевом по данному вопросу деле Лубанги1 Палата предварительного производства посчитала, что концепция совместного совершения, закрепленная в ст. 25 (3) (a) Статута, основывается на концепции контроля за совершением преступления (§ 340, 341). В соответствии с ней совместное совершение (со-perpetration) подразумевает скоординированные действия нескольких лиц, которые дополняют друг друга и в совокупности приводят к реализации всех объективных элементов преступления (§ 326 решения). При этом ни один из участников не контролирует совершение преступления полностью, все они зависят друг от друга, а их действия взаимно обусловлены. В терминах данной концепции они разделяют контроль, потому что каждый из них может сорвать совершение преступления, не выполнив свою задачу. Любое лицо может быть привлечено к уголовной ответственности в полном объеме постольку, поскольку только совместные усилия могут вызвать преступный результат.
Также Палата предварительного производства перечислила ряд объективных и субъективных признаков, которыми характеризуется совместное совершение. К объективным признакам она отнесла:
- наличие соглашения или общего плана, т. е. скоординиро-ванность действий. Действия следует считать скоординированными и в тех случаях, когда соучастники договорились о совершении преступления только при наступлении определенных условий, когда план подразумевал лишь вероятность наступления преступного результата, а также когда соглашение не было явным и его наличие следует только из последующей согласованности действий;
1 Situation in the Democratic Republic of the Congo in the Case of the Prosecutor v. Thomas Lubanga Dyilo, Decision on confirmation of charges, 29 January 2007 (ICC-01/04-01/06).
- существенность вклада каждого соисполнителя в совершение преступления. Под этим следует понимать только такую роль в рамках общего плана, неисполнение которой сорвало бы совершение преступления в целом, т. е. наличие так называемого совместного контроля над совершением преступления.
Относительно же субъективных признаков совместного совершения Палата предсказуемо указала, что в поведении обвиняемых должны присутствовать интеллектуальные и волевые моменты, перечисленные в ст. 30 Статута «Субъективная сторона». Также необходимыми являются еще два дополнительных субъективных признака, присущих только совместному совершению. Обвиняемый должен:
- предвидеть и внутренне согласиться с тем, что реализация совместного плана может привести к совершению преступления, осознавать взаимную обусловленность своих и чужих действий и их связь с преступным результатом;
- знать все фактические обстоятельства, позволяющие ему контролировать совершение преступления. Более конкретно речь идет о том, что ему должна быть отведена криминальная роль важная в такой степени, что он сможет сорвать совершение преступления отказавшись выполнить свою часть деяния.
Следует отметить, что последний признак в дальнейшем был несколько упрощен. Так в Situation in the Democratic Republic of the Congo in the Case of the Prosecutor v. Thomas Lubanga Dyilo, Judgment, 14 March 2012 (ICC-01/04-01/06) Судебная палата указала, что достаточно осознания обвиняемым существенности его собственного вклада в реализацию общего плана. Действительно, в случаях массового насилия достаточно проблематично доказать, что отказ лица от своей части деяния привел бы к срыву всего преступления. Даже на уровне «национальных» преступлений и классического в своем роде примера, когда один сообщник стреляет в потерпевшего, а второй - удерживает его, установление факта контроля каждого из соучастников над всем преступлением в целом представляется сложной задачей, требующей большого числа допущений. В отношении же преступлений, подпадающего под юрисдикцию Суда, это явно излишне.
Последняя часть ст. 25 (3) (a) Статута указывает на совершение преступление через другое лицо (through another person). Эта форма характеризуется использованием непосредственных исполнителей,
в том числе не подлежащих уголовной ответственности. Такое опосредованное совершение следует отличать от иных способов участия в преступлении, перечисленных в ст. 25 (3) (b) Статута, а именно, от подстрекательства или побуждения лица.
При совершении преступления через другое лицо последнее превращается в «инструмент» для совершения преступления. В терминологии российского уголовного права это очень близко к так называемому посредственному причинению [Шеслер 2016]. Однако существенное отличие заключается в том, что при посредственном причинении деяние совершается с использованием лиц, не являющихся субъектами преступления по возрасту, вменяемости и т. д. (ч. 2 ст. 33 УК РФ). Римский же статут такого ограничения не содержит, а включает формулировку «независимо от того, подлежит ли это другое лицо уголовной ответственности». В частности, подразумеваются и такие способы использования другого лица как введение в заблуждение, принуждение, этническая лояльность и иные формы влияния на волю тех, кто непосредственно выполняет объективные элементы преступления. Более того, в силу специфики преступлений, подпадающих под юрисдикцию Суда, более вероятными представляются ситуации, когда непосредственный исполнитель является частью организованной иерархической структуры и совершает преступное деяние сознательно. А опосредованный исполнитель командует или иным образом управляет такой организацией как единолично, так и совместно с другими лицами.
Именно такой подход нашел свое отражение в решениях МУС и получил название «indirect co-perpetration» («опосредованное соучастие»). В наиболее развернутом виде концепция опосредованного соучастия была дана в Situation in the Democratic Republic of the Congo in the Case of the Prosecutor v. Germain Katanga and Mathieu Ngudjolo Chui, Decision on the confirmation of charges, 30 September 2008 (ICC-01/04-01/07). В этом решении Палата предварительного производства отдельно отметила, что подобное объединение концепции совместного и опосредованного совершения не является новой непризнанной Статутом формой совершения, а полностью охватывается ст. 25 (3) (а) (§ 490-492 решения). Признаки опосредованного соучастия Палата разделила на три группы: объективные признаки опосредованного совершения преступления; объективные признаки совместного совершения преступления; субъективные признаки.
Причем вторые и третьи были лишь перечислены со ссылкой на дело Лубанги, приведенное выше. А вот непосредственно объективные признаки опосредованного совершения преступления были исследованы Палатой. К ним она отнесла:
- наличие у обвиняемого «контроля над организацией», что подразумевает высокий статус, роль лидера в иерархической организации, причастной к массовому насилию, а также повышенную ответственность за преступления, совершенные ее участниками. Такой подход не является чем-то новым, поскольку характерен как для национальных юрисдикций, в том числе российского уголовного права, так и для трибуналов ad hoc и для более ранних решений МУС;
- организованная и иерархическая структура власти, а именно, наличие иерархических отношений между начальством и подчиненными. Средствами для осуществления своей власти обвиняемым могут стать, например, наем, обучение, разработка инструкций или предоставление различных ресурсов подчиненным. Средств должно быть достаточно для того, чтобы гарантировать исполнение приказа, вне зависимости, например, от отказа одного из лиц от совершения деяния;
- обеспеченность исполнения преступлений почти автоматическим соблюдением приказов. Речь идет о взаимозаменяемости непосредственных исполнителей преступления, которые являются лишь частью механизма насилия, эффективно действующего вне зависимости от поведения или личных качеств отдельного лица. Взаимозаменяемость подчиненных - очень интересный и важный признак, который точно характеризует особенности взаимоотношений внутри организаций, причастных к массовому насилию. А также полностью отвечает на вопрос о том, почему лидеры (командиры, организаторы) должны нести повышенную уголовную ответственность за деяния подчиненных. Хотя разумеется принцип вины требует внимательного отношения и надежных доказательств вклада каждого руководителя в создание и функционирование подобных насильственных организаций. Особенно в случае наличия нескольких уровней руководства, включая руководителей «среднего звена». И в этом отношении решение Палаты относительно субъективных признаков, а также относительно отличия совместного совершения от исполнения приказа подчиненным можно признать несколько упрощенными и, вероятно, требующими доработки в дальнейшем.
Выводы
В отличие от национальных законодательств в Римском статуте закреплен более сложный подход к формам совершения деяния непосредственными исполнителями (принципалами), что обусловлено спецификой преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС. Принципалом признается лицо, которое совершает преступление непосредственно, а также совместно с другими лицами либо опосредованно. Поскольку для случаев массового насилия не характерно индивидуальное совершение преступления, то в решениях Суда подробно проанализированы признаки лишь совместного и опосредованного совершения преступления. На наш взгляд, совершенно обоснованно акцент сделан на объективных критериях, поскольку установление субъективных признаков является отдельной проблемой даже для индивидуального совершения преступления. Интерпретируя положения Римского статута относительно совместного совершения преступления, МУС опирался на положения немецкой доктрины контроля за совершением преступления (funktionelle Tatherrschaft) и в качестве признаков такой формы выделил скоординированность действий соисполнителей, существенность вклада каждого из них, а также осознание взаимной обусловленности действий и фактических обстоятельств совершения деяния. Что касается опосредованного соучастия, то Международный уголовный суд предложил последовательную концепцию, в соответствии с которой под опосредованным исполнителем понимается лицо, которое руководит организованной иерархической структурой, имеющей достаточно средств для существования и основанной на принципе взаимозаменяемости низовых исполнителей преступления.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Шеслер А. В. Исполнитель преступления // Lex Russica. 2016. №11 (120). С. 71-76.
Damgaard C. Individual Criminal Responsibility for Core International Crimes:
Selected Pertinent Issues. Berlin Heidelberg : Springer-Verlag, 2008. 456 с. Jain N. The Control Theory of Perpetration in International Criminal Law //
Chicago Journal of International Law. 2011. Vol. 12. №1. C. 159-200. Triffterer O., Ambos K. The Rome Statue of the International Criminal Court: A Commentary. Third Edition. München - Oxford - Baden-Baden : C.H.Beck ; Hart ; Nomos, 2016. 2352 с.
REFERENCES
SheslerA. V. Ispolnitel' prestuplenija // Lex Russica. 2016. №11 (120). S. 71-76. Damgaard C. Individual Criminal Responsibility for Core International Crimes:
Selected Pertinent Issues. Berlin Heidelberg : Springer-Verlag, 2008. 456 s. Jain N. The Control Theory of Perpetration in International Criminal Law // Chicago Journal of International Law. 2011. Vol. 12. №1. C. 159-200. Triffterer O., Ambos K. The Rome Statue of the International Criminal Court: A Commentary. Third Edition. München - Oxford - Baden-Baden : C.H.Beck ; Hart ; Nomos, 2016. 2352 c.
