CC BY
55
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2005. № 4
ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
М.А. Шестакова
ИНДИВИДУАЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ
В КОНТЕКСТЕ ПРИНЦИПА ПЛЮРАЛИЗМА
Термин «плюрализм», буквально означающий «множественный», был предложен X. Вольфом как установка, противоположная монизму. Сегодня смысловой контекст этого термина значительно расширился. Плюрализм перестал быть философским понятием. Он выполняет роль общего мировоззренческого принципа, регулирующего отношения в различных областях социальной жизни. Принцип плюрализма имеет целый ряд аспектов, среди которых наиболее важными являются политический, экономический, эстетический, гносеологический, онтологический. Очевидна специфичность плюралистического подхода в каждой из перечисленных областей. Так, например, политический плюрализм явно имеет свои отличительные особенности по сравнению с гносеологическим плюрализмом. Вместе с тем это один и тот же принцип, имеющий разное воплощение. Во всех случаях плюрализм предполагает сосуществование множества разнородных начал, в качестве которых могут выступать не сводимые друг к другу субстанции, ценностные установки, мировоззренческие позиции, принципиально противоположные мнения и многое другое.
Плюрализм противостоит, прежде всего, тоталитаризму, догматизму и монизму, т.е. тем концептуально-мировоззренческим установкам, в которых целое превалирует над частным, единое — над многим, общее — над индивидуальным. В качестве позитивной альтернативы тоталитаризму и догматизму принцип плюрализма является базовой установкой демократической идеологии, в рамках которой он выполняет функцию обеспечения демократических свобод. Так, например, свобода слова основывается на плюрализме мнений и оценок. Признание принципиальной плю-ралистичности всех областей жизни необходимо влечет за собой признание ценности частного и индивидуального, будь то частная собственность, индивидуальное мнение или политическая позиция. Иными словами, принцип плюрализма в качестве мировоззренческой установки гарантирует свободу единичного, частного, особенного, индивидуального.
Плюрализм, провозглашая ценность единичного и особенного, открывает возможности для расцвета индивидуальности, в частности для самобытного мышления и творчества. Однако парадокс
современной ситуации заключается в том, что заявленная свобода мысли, ценность индивидуального, независимого мышления на практике зачастую оборачивается массовым сознанием, суть которого сводится к добровольному подчинению индивидуального мышления общим стандартам. Собственное мнение оказывается лишь ангажированной позицией, модой, пересказом. Растворение индивидуального мышления в общем мнении, неспособность или нежелание выработать собственную позицию — это проблемы, с которыми западная демократия столкнулась уже давно. Специфика сегодняшней российской ситуации заключается в том, что осуществленное на практике разрушение догматической идеологии и замена ее идеологией демократической не привели к подлинному расцвету индивидуальности. Напротив, в нашей стране распространение демократической идеологии, основанной на принципе плюрализма, сопровождается колоссальным ростом массового сознания. Более того, ретроспективно именно тоталитарная, а не демократическая идеология часто выглядит как более мощный фактор, стимулирующий индивидуальную мысль. Этот парадокс метко и лаконично обозначил И. Бродский: «Империя рождает литературу, а демократия макулатуру».
К теме растворения индивидуальности в массовом сознании многократно обращались ведущие западные и российские философы. Вместе с тем остается открытым вопрос о конкретных причинах и механизмах «бегства от свободы». Одним из направлений в освещении этого вопроса является исследование индивидуального мышления в контексте принципа плюрализма. Проблема формирования индивидуальной, т.е. самостоятельной, нестандартной, мыслительной позиции в рамках плюралистической картины мира, на наш взгляд, является актуальной как в теоретическом, так и в практическом смысле. В связи с этим возникает ряд вопросов, требующих осмысления. Прежде всего, это вопрос о том, не несет ли в себе сам принцип плюрализма помимо явного положительного потенциала также и скрытый негативный смысл, который воплощается отнюдь не в индивидуальном, самостоятельном мышлении, а, напротив, в неиндивидуальном, несамостоятельном, стандартизированном массовом сознании.
Будучи альтернативой догматизму, принцип плюрализма утверждает изначальную множественность духовно-мировоззренческих ценностей, отсутствие истины, единой для всех. В этом смысле принцип плюрализма предполагает идею равенства. Признавая плюралистичность ценностей или плюралистичность истины, мы тем самым уравниваем в правах различные, порой противоположные мнения, суждения, оценки и концепции. Разнообразные взгляды уравниваются в двух отношениях. Прежде всего в том, что ни один из этих взглядов не может претендовать на абсолютное выражение истины, поскольку она неизвестна или ее вообще нет.
А с другой стороны, в том, что каждый из этих взглядов имеет равное право на существование. Уточняя высказанную мысль, можно сказать, что принцип плюрализма опирается на две идеи равенства — отрицательную и положительную. Равенство позиций с той точки зрения, что ни одна из них не выражает истины, является отрицательным, равенством в бесправии. Равенство мнений и взглядов в том отношении, что каждый из них имеет равное право на существование, является положительным, устанавливаемым не по отсутствию, а по наличию признака. Забегая вперед, отметим, что идея равенства, служащая неявным основанием принципа плюрализма, и является, на наш взгляд, тем фактором, который при определенных условиях приводит к параличу индивидуальной мысли и к расцвету массового сознания.
Концептуальная проработка принципа плюрализма наиболее ярко представлена, на наш взгляд, в таких философских направлениях, как софистика и постмодернизм. Анализируя основные установки и предпосылки этих течений, можно обнаружить, как связаны между собой плюрализм, равенство и растворение индивидуального мышления.
Софисты первыми теоретически разработали и применили принцип плюрализма мнения. Известное изречение Протагора «Человек есть мера всех вещей» является концентрированным выражением софистического плюрализма. Это изречение предполагает в качестве своего неявного основания идею равенства как в положительном, так и в отрицательном смысле. Обратимся к платоновскому диалогу «Теэтет», где устами Сократа Платон выявляет смысл главного утверждения софистов: «...Он [Протагор] говорит тем самым, что-де какой мне кажется каждая вещь, такова она для меня и есть, а какой тебе, такова же она в свою очередь для тебя. Ведь человек — это ты или я, не так ли?.. Каким каждый человек ощущает нечто, таким, скорее всего, оно и будет для каждого»1. О каком человеке идет речь в тезисе Протагора? В результате обсуждения Сократ приходит к выводу, что человек, которого имеет в виду Протагор, — это любой, каждый. Данное обстоятельство имеет принципиальное значение. Если имеется в виду любой человек, это значит, что все люди уравниваются между собой. Каждый имеет право на собственную истину. И в этом качестве люди не различаются и не имеют преимущества или недостатка по отношению друг к другу. Наиболее отчетливо идея равенства, лежащая в основании Протагорова тезиса, обнаруживается в сравнении главного софистического утверждения с известным евангельским изречением «Я есть истина». В софистическом смысле выражение «я есть истина» означает, что каждый, любой человек имеет свою собственную истину, нет общей истины для всех. В евангельском изречении «Я есть истина» подразумевается совсем другое «Я». Оно не обозначает любого человека, каждого, кто имеет какое-то
суждение о предмете. Евангельское «Я» единственное и единое для всех. Это не мнение случайного субъекта, а персонифицированное выражение общего, единой истины, которая не совпадает с мнением отдельного человека. Таким образом, евангельский тезис опирается на идею неравенства истины и отдельного мнения, из чего следует и неравенство суждений разных людей, находящихся в разном удалении от истины. В противоположность этому принцип Протагора «Человек есть мера всех вещей», отрицая единую истину, утверждает равенство всех субъектов в обладании собственной истиной.
Смысл главного софистического тезиса еще более полно раскрывается, если вспомнить о том, в какой исторической ситуации и в каком отношении были востребованы взгляды софистов. Как убедительно показал В. Йегер, учение софистов зародилось не просто как философская доктрина, а скорее как образовательная программа. Протагор искал «рациональные основы для замены строгого аристократического воспитания»2, которое, будучи элитарным, не отвечало запросам эпохи. Программа софистов создавалась как модель «высшего образования» для масс. Ее появление было вызвано, прежде всего, политическими изменениями, а именно победой демократии в большинстве греческих городов. В демократическом обществе решающее значение придается мнению граждан, составляющих большинство. Предложенная софистами система образования была рассчитана на граждан демократического полиса. Придавая почти абсолютную значимость персональному мнению, она была рассчитана на активизацию индивидуальной позиции и в этом смысле наиболее полно отвечала требованиям времени.
Уже Сократ и Платон обратили внимание на специфическое содержание образовательной программы софистов. Платоновский Сократ отмечает, что Протагор не учил мастерству в каком-либо деле. С точки зрения Протагора, молодые люди не заинтересованы в изучении какого-либо конкретного искусства, «техне». Они нуждаются в другом, в общем образовании, которое помогало бы им в искусстве управлять своими и общественными делами3. Таким образом, искусство управления ставится выше конкретного умения и знания. При этом при более внимательном анализе управление в том виде, как оно представлено у софистов, больше напоминает субъективистскую манипуляцию массовым инстинктом, поведением и сознанием. В этом отношении стоит согласиться с возражениями Сократа против софистов: чтобы иметь право давать советы и претендовать на то, что эти советы будут услышаны другими, нужно быть мастером в каком-либо конкретном деле.
Резюмируя вышесказанное, можно выделить два смысловых контекста главного софистического тезиса. Он является, с одной стороны, принципом образования, а с другой — принципом дей-
ствия. В первом случае он направлен не на формирование конкретного умения и знания, а на развитие мотивации к обладанию собственным мнением. Утверждение о том, что «каждый имеет свою истину», раскрепощает студенческую аудиторию, ослабляет давление авторитета преподавателя и стимулирует намерение учащегося иметь и защищать свою собственную позицию. Однако уже во времена софистов тезис Протагора не являлся выражением чисто педагогического приема. Он превращался в максиму поведения за пределами учебной аудитории. Это означает реальное притязание на то, что моя позиция не хуже любой другой, она имеет полное право на существование, поскольку у каждого своя истина. Однако, обращаясь к любой конкретной области, мы видим, что мнения, суждения и оценки не равны. Очевидно принципиальное различие и неравенство мнений мастера и ученика, дилетанта и профессионала, хорошего специалиста и плохого. Не очень ясно, различали ли сами софисты принцип преподавания и принцип действия. Но совершенно очевидно, что, превращая тезис Прота-гора в принцип действия, мы узакониваем право на безграмотное суждение о любом предмете. Мы открываем путь к беспрепятственному размножению самонадеянных и претенциозных «я», которым не нужно заниматься самокритикой и рефлексией. Каждое из этих «я» знает, что оно изначально имеет право на собственное мнение. Такого рода успокоение оборачивается пассивным состоянием ума, более склонного к репродукции и повторению, чем к творчеству. В силу отсутствия самокритики и рефлексии в этом мнении будет больше стереотипов, чем реальной самости. Иными словами, превращение тезиса Протагора в принцип действия — это прямая дорога к формированию массового сознания. Здесь следует еще раз вспомнить о платоновском Сократе, почувствовавшем, что учение софистов приводит к мнению толпы. Рассуждая о благе в диалоге «Протагор» и сознательно отмежевываясь от позиции гедонизма, Сократ подчеркивает, что сводить благо к наслаждению — это позиция толпы. Далее путем тонкой диалектики, он подводит софистов к принятию тезиса «приятное — это благо». «Протагор тоже примыкает к остальным софистам, не замечая, что соглашается с тезисом, который поначалу вызвал у него недоверие. Оказалось, таким образом, что все эти великие воспитатели, собравшиеся в доме Калия, разделили мнение "толпы"»4. Если изъясняться современной терминологией, «мнение толпы» — это и есть следование стереотипам, массовое сознание, в котором поглощается индивидуальное мышление.
Обобщая вышесказанное, можно утверждать, что идея равенства, являясь неявным основанием Протагорова тезиса, реализует свой негативный потенциал в массовом сознании, в утрате индивидуальности. Уточняя это положение, следует сделать оговорку, что ни один принцип не действует автоматически и не является
абсолютно хорошим или абсолютно плохим. Принцип определяет лишь потенциальную возможность, реализация которой зависит от конкретных обстоятельств и людей. В силу фактического неравенства людей, будь то неравенство социальное, интеллектуальное, физическое или какое-либо другое, идея равенства мнений является принципом возможного, а не действительного. На практике мы не всегда четко различаем равенство возможное и равенство реальное. В силу недостаточно развитой рефлексии и обыденного смешения равенства возможного и реального современный человек склонен свое потенциальное право на собственное мнение отождествлять с содержательным равенством любых высказанных мнений. Реализация принципа плюрализма напрямую зависит от конкретного субъекта.
Тезис Протагора помимо положительного равенства, заключающегося в том, что каждый имеет право на собственную истину, предполагает также и идею отрицательного равенства. В данном случае эта идея означает следующее: никто не имеет выделенного права на истину. Твое мнение не ближе к истине, чем мнение другого. Нужно толерантно относиться к чужому мнению, оно имеет равное с твоим право на существование. В действительности реализовать толерантное отношение к чужому мнению довольно сложно. Сами софисты не хотели признавать свою позицию как равную мнению толпы. Это хорошо показано Платоном в диалоге «Протагор». Родоначальник софистики крайне отрицательно относился к мысли о приравнивании его суждений к мнению толпы. Он изначально ощущал себя человеком, находящимся над аудиторией, первым среди равных.
Психологическое стремление выделиться из массы имеет, вероятно, очень древние корни. Оно было замечено уже древними философами, как западными, так и восточными. Так, например, буддизм или даосизм, утверждая иллюзорность «Я» и предлагая технику разрушения этой иллюзии, признает тем самым наличие у индивида очень сильной тенденции к самости, которую сложно побороть. Учитывая это обстоятельство, можно заметить, что толерантность чаще всего является внешним вежливым согласием, а не действительным признанием равносильности чужого мнения. За видимостью толерантности часто скрывается и определенная корпоративная идеология, в силу которой равноправие мнений признается лишь в пределах своего круга единомышленников, будь то своя «тусовка» или свое научное сообщество.
Обращаясь к идее отрицательного равенства, запрещающей ставить свое мнение выше мнения другого, необходимо отметить, что она является основой не только плюралистического мировоззрения. На этой идее помимо антидогматического принципа плюрализма базируется и вполне догматичное религиозное мировоззрение, в рамках которого все люди равны между собой в своей
ничтожности перед Богом, никакое мышление не может претендовать на полноту истины, кроме божественного разума. Однако, несмотря на внешнюю схожесть, обнаруживается существенная разница между функциями идеи отрицательного равенства в догматическом религиозном мышлении и антидогматическом строе мысли, основанном на принципе плюрализма. Признать бесправие или ущербность своего разума перед лицом Бога далеко не то же самое, что признать ущербность своей позиции перед лицом другого такого же субъекта. Можно сказать, что это два разных психологических состояния, имеющих принципиально разные последствия. В одном случае человек, соизмеряя себя и свое знание с высшим идеалом, понимает свою ограниченность и вместе с тем осознает, в каком направлении ему следует совершенствоваться. Иными словами, унижение себя является одновременно программой совершенствования и возвышения, которая способствует формированию индивидуальной позиции. В другом случае, признавая право на свою собственную истину и наделяя аналогичным правом любого другого, человек оказывается безоружным перед чужой истиной. Ее существование нужно признавать, ее нельзя опровергать, поскольку каждый субъект имеет право на свою истину. Одновременно не следует претендовать и на то, что твоя позиция является более правильной на том же основании равного права всех субъектов на собственную истину. В этой ситуации остается неясным, в каком направлении развивать свою позицию и следует ли вообще это делать. Психологически человек зачастую находится в состоянии, когда нет иных ориентиров, кроме своего мнения. Нередко это мнение оказывается одним из выражений стандартного образа мыслей, принятого в данном обществе, коллективе или группе. Два варианта отрицательного равенства можно проследить, сопоставляя позиции софистов и Августина.
В качестве яркого примера признания человеком ущербности своего знания перед лицом высшей истины можно рассмотреть позицию Августина, как она представлена в его «Исповеди». Будучи тонким психологом, Августин глубоко осмыслил и описал состояние метущегося разума, осознающего свою неполноценность. Буквально казня себя за недопонимание и многолетнее блуждание в темноте незнания, Августин откровенно называет себя рабом Божьим. Рабство это, с одной стороны, телесное, выражающееся в полной зависимости судьбы человека от божественного промысла. С другой стороны, оно также и духовно-интеллектуальное, поскольку человеческий разум зависит от веры, он не свободен и неизмеримо мал в сравнении с высшим разумом. Признавая свою «неразумность» перед лицом Бога, Августин проявляет вполне разумную логику и самостоятельность мышления в критике своих оппонентов. Эта критика ведется не с позиции своего мнения, а с позиции истины. Результатом этой критики становится его соб-
ственное мнение. Мы ценим Августина как одного из наиболее оригинальных западноевропейских мыслителей. Его философско-теологическая позиция отличается самобытностью и новизной. В том случае, если высший разум или надличностная истина не признаются, мнения уравниваются только по отношению друг к другу без посредника. Примером использования идеи отрицательного равенства, выражающейся в том, что одно мнение не признается более истинным, чем другое, является программа софистов. В первом случае мысль субъекта ущербна по сравнению с идеалом абсолютного знания. Во втором случае мнение субъекта не может претендовать на исключительность уже в силу существования других мнений. В первом случае, ограничивая самомнение, человек ориентируется на идеал и тем самым, уничижая, возвышает себя. Во втором случае, ощущая свое бесправие по отношению к чужому мнению, человек ограничивает себя. Однако будет ли это ограничение оправданно ведущим к возвышению индивидуальности, — зависит от случая, от того, кто конкретно выступит объектом сравнения. Справедливости ради следует отметить, что развитый принцип плюрализма допускает выбор между различными авторитетами и в этом отношении он, в отличие от догматизма, предоставляет свободу выбора индивидуальному разуму. Таким образом, анализируя основные установки софистов, можно сделать вывод о том, что софистический плюрализм мнений базируется на идее равенства субъектов. Эта идея носит антиаристократический характер, и в этом заключен ее прогрессивный исторический смысл. Однако эта идея может при определенных обстоятельствах вырождаться в ложное убеждение в фактическом равенстве мнений. В этом случае она обнаруживает свой негативный потенциал и прокладывает дорогу к распространению массового сознания.
Современная эпоха демонстрирует живучесть и действенность софистического мировоззрения. С главным утверждением софистов фактически соглашаются многие наши современники. Вместе с тем теоретическая разработка принципа плюрализма ведется сегодня более тонко, чем во времена софистов. В качестве современного истолкования плюрализма можно рассматривать философский постмодернизм. Будучи концентрированным выражением мировоззрения современности, постмодернистская философия развивает модель радикального плюрализма. В отличие от софистики принцип плюрализма доведен в постмодернизме до логического конца, до своей противоположности, т.е. до прямого отрицания индивидуальности. Это можно проследить, обращаясь к сквозным принципам, вокруг которых формируется постмодернистский дискурс. В число этих принципов входят, прежде всего, антиплатонизм, а-теизм, децентрация, смерть субъекта, а также понятия симулякра и индивида, занимающие место традиционного понятия субъекта. Все эти принципы связаны между собой,
и вместе с тем каждый из них представляет идею плюрализма в особом ракурсе. Рассмотрим этот вопрос более подробно.
Ж. Делез вполне определенно говорит о задаче современной, т.е. постмодернистской философии. Она состоит в низвержении платонизма. Чем конкретно не устраивает Платон? Ж. Делез отвечает на это следующим образом: Платон стремится отличить чистое от нечистого, подлинное от неподлинного, истинных претендентов от ложных. Диалектика Платона, по мнению Ж. Делеза, является диалектикой соперничества5. Как видно из приведенного высказывания, в качестве основного недостатка позиции Платона рассматривается противопоставление истинного и ложного миров, что влечет за собой противопоставление оригинала и копии. Подобная оппозиция предполагает изначальное неравенство: образец всегда лучше копии. Сами копии также неравнозначны, они оцениваются как «плохие» или «хорошие» в зависимости от степени приближения к образцу. Очевидно, что с этой установкой несовместим принцип плюрализма, строящийся на признании равенства единичного, над которым не довлеет никакое общее. Напротив, разрушение основной установки платонизма, отрицание противостояния идеи и ее несовершенной копии создают условия для выравнивания единичного, без общего образца единичные вещи становятся самодостаточными и в этом смысле равными. Место, занимаемое в концепции Платона парой «идея — копия», освобождается для новообразования. В философии постмодернизма оно получило название симулякра. Будучи одной из самых показательных постмодернистских категорий, симулякр не имеет жесткого определения. Несмотря на разные трактовки этого термина, он, как правило, обозначает иллюзорный образ, маску, симулирование. При этом главная черта симулякра заключается в том, что он не является искаженной копией реальности. Он сам считается единственной реальностью. «Симулякр — это система, в которой различное соотносится с различным посредством самого различия»6. «Под симулякром мы должны иметь в виду не простую имитацию, а, скорее, действие, в силу которого сама идея образца или особой позиции опровергается, отвергается. Симулякр — инстанция, включающая в себя различие как (по меньшей мере) различие двух расходящихся рядов, которыми он играет, устраняя любое подобие, чтобы с этого момента нельзя было указать на существование оригинала или копии»7. Ж. Делез характеризует действительность как мир симулякров, в котором «все тождества только симулированы, возникая как оптический "эффект" более глубокой игры — игры различия и повторения»8. Иным словами, мир представлен как ткань Майи, за которой постмодернисты, в отличие от древних индусов, не хотят видеть никакой иной реальности. В соответствии с этой логикой за различием не скрывается тождество, а за многообразием единство. Бытие предстает исключитель-
но в виде различия и многообразия. Отсюда следует отрицание всего, что традиционно характеризовалось в категориях всеобщего и необходимого. Таким образом, все общезначимые нормативы и ценности, Бог, мораль и сам субъект оказываются фантомами. Подлинным бытием обладают только симулякры. Используя понятие симулякра, Ж. Делез расшифровывает задачу низвержения платонизма: «...Низвергнуть платонизм — значит заставить симу-лякры подняться к поверхности и утвердить свои права среди икон и копий... Симулякр — вовсе не деградировавшая копия. В нем таится позитивная сила, отрицающая как оригинал и копию, так и модель и репродукцию»9. Понятие симулякра характерно для всей постмодернистской философии. Его можно рассматривать как специфическое выражение принципа плюрализма в контексте противостояния современной, постмодернистской, и традиционной, в частности платоновской, философии.
Разумеется, к радикальному отрицанию универсального постмодернизм пришел не самостоятельно, а благодаря предшествующему ходу развития западноевропейской философии. Постструктурализм был, главным образом, тем направлением, которое подготовило разрушение всеобщего и абсолютизацию всего случайного и единичного. На это обратил внимание российский исследователь постмодернизма И. Ильин: «Постструктуралисты рассматривают концепцию "универсализма", т.е. любую объяснительную схему или обобщающую теорию, претендующую на логическое обоснование закономерностей мира действительности, как "маску догма-тизма"»10. Отсюда становится понятным тяготение постструктуралистов и генетически связанных с ними постмодернистов ко всему случайному, фрагментарному, нестабильному. С одной стороны, отрицание общей идеи, принципа, образца, модели является антидогматической установкой. С другой стороны, подобное отрицание означает отсутствие принципа отбора, «всеядность», негативные последствия которой очевидны. Если нельзя указать принцип отбора, то невозможно сделать выбор, что в конечном счете ведет к пассивному состоянию ума, к параличу действия. В результате постмодернистского разрушения «догматики» платонизма мир превращается в бесцельное и бессистемное «вечное возвращение» си-мулякров: «Вечное возвращение не предполагает Того же самого и Подобного... Вечное возвращение — это уникальный фантазм всех симулякров... Это власть — власть утверждать дивергенцию и децентрацию...»11. Жить в мире, представляющем собой процесс дивергенции симулякров, не очень уютно. Не случайно греки предпочитали оформленный конечный космос бесконечному неопределенному хаосу. Может быть, поэтому Ж. Делез делает весьма неожиданную уступку платонизму: «Задача современной философии была определена: сохранение при этом многих черт платонизма не только неизбежно, но и желательно»12. Это заявление свиде-
тельствует о серьезных внутренних проблемах постмодернистского мировоззрения.
Другой постмодернистской установкой, аналогичной антиплатонизму, является а-теизм. В данном случае речь идет о ницшеанской, антихристианской тенденции, прослеживающейся в работах таких философов-постмодернистов, как Р. Барт и М. Фуко. Занимаясь проблемами интерпретации текста, эти философы заложили основы популярной постмодернистской концепции смерти автора. Р. Барт и М. Фуко резко порывают с предшествующей традицией, в рамках которой текст рассматривался как воплощение замысла автора, как выражение его индивидуальности. Эта традиция изначально ограничивает возможности интерпретатора текста. Последний вынужден искать смысл, вложенный в текст самим автором. Разумеется, данная традиция не отрицает плюралистического истолкования текста. Однако плюрализм имеет здесь ограниченный характер. Фигура автора полагает пределы разнообразию интерпретаций.
Р. Барт усматривает корни данного подхода к интерпретации текста в христианском мировоззрении. Присвоить текст автору означает, по мнению Р. Барта, замкнуть его, придать ему окончательный и единственный смысл наподобие того, как религиозным текстам, имеющим Автора-Бога, приписывают единственный сакральный смысл. Устраняя автора текста, мы одновременно отрицаем окончательный смысл текста и провозглашаем многомерное смысловое пространство. В этом Р. Барт видит революционную деятельность, отвергающую «самого бога и все его ипостаси — рациональный порядок, науку и закон»13. Развивая концепцию смерти автора, М. Фуко замечает, что устранение автора не ведет к окончательной десакрализации текста. Попытка Р. Барта заменить автора самой процедурой письма сопровождается новой сакрализацией. Само письмо, которому придан статус изначального, приобретает священный характер, тем самым, по мнению М. Фуко, сохраняется религиозный принцип сокровенного смысла. Религиозное отношение перемещается с автора на саму процедуру письма. Примечательно, что М. Фуко ставит своей целью окончательную десакрализцию текста, в связи с чем он разрабатывает понимание автора как функции. Подлинной десакрализацией становится превращение автора в функцию14. Таким образом, десакрализация текста, провозглашение «смерти автора», является одновременно и утверждением плюрализма интерпретаций. Доведенная до своего логического конца, десакрализация превращается в отрицание упорядочивающего начала не только в тексте, но и далеко за его пределами, в мире в целом. Десакрализация текста является лишь отголоском десакрализации мира. С позиции постмодернистов Бог как упорядочивающий принцип, довлеющий над единичными вещами, должен быть отброшен. Таким образом, а-теизм освобож-
дает единичное от всех стоящих над ним законов. Иными словами, постмодернистский а-теизм является условием возможности плюрализма.
Как было сказано выше, многие установки постмодернистской философии можно рассмотреть как разные грани одного и того же принципа плюрализма. Все эти установки связаны между собой внутренним родством благодаря тому, что с разных сторон показывают одну и ту же фундаментальную идею. Именно поэтому постмодернистский антиплатонизм и а-теизм плавно перетекают в концепции децентрации, смерти автора, дивида и т.д. Разрабатывая понятие децентрации, Ж. Деррида первоначально имел в виду создание альтернативы европейскому логоцентризму. Справедливо критикуя чрезмерный крен западной мысли в сторону лого- и европоцентризма и противопоставляя этому альтернативный подход — децентрацию, Ж. Деррида вместе с тем открывает путь к более широкому толкованию этого понятия. Децентрация противоположна позитивной альтернативной центрации, т.е. любому принципу упорядочения и организации. В целом понимаемая как отсутствие центра, ядра, выделенного признака, ориентира, авторитета, традиции, децентрация вполне может рассматриваться как квинтэссенция постмодернистского мировоззрения, как концентрированное выражение принципиальной плюралистической установки. С позиции децентрации можно подвергать критике любое объединяющее общее начало, будь то субстанция или автор текста. Устранение подобного центра является необходимым условием существования плюралистического мира.
Как уже говорилось, в недрах постмодернистского мировоззрения идея плюрализма доводится до своего логического конца. Плюрализм становится не только ключевым термином для истолкования самого мира и его познания. Принцип плюрализма распространяется и на самого человека, который перестает быть неделимым атомом и превращается в существо, распадающееся на множество разнородных элементов. Так, например, традиционное европейское понятие «индивид», буквальный смысл которого — «не поддающийся дальнейшему делению», заменяется понятием «дивид». Сначала в рамках структурализма, затем постструктурализма и постмодернизма представления о человеке как о целостном, нераздельном индивиде вытесняется альтернативной концепцией дивида — фрагментированного, разорванного, смятенного, лишенного целостности человека Новейшего времени15.
Расщепленность субъекта становится еще более выраженной в концепции цитатности мышления, характерной для всего постмодернизма, и в частности для Р. Барта и М. Фуко. Текст, сознание его автора, так же как и сознание интерпретатора текста, представляется вышеназванными авторами как набор цитат. Процесс создания текста выглядит как игра готовыми языковыми фрагмен-
тами — цитатами. Аналогичным образом и интерпретация текста трактуется как свободное цитирование. Принцип цитатности глубоко плюралистичен, поскольку подразумевает хаотическое, неупорядоченное смешение разнородных элементов. Причем следует еще раз подчеркнуть, что в данном случае речь идет о непреодолимом плюрализме в голове субъекта. Его сознание плюралистично в том смысле, что в нем отсутствует ядро, центр, общий принцип, оно представляет собой неуправляемый поток элементов. Таким образом, постмодернистский человек теряет черты индивидуальности, которая сама превращается в иллюзию, в симулякр, если пользоваться терминологией постмодерна. Выше уже упоминалась восточная философская традиция, где индивидуальность также считалась иллюзией. Однако в отличие от мыслителей Востока современные постмодернисты не ищут за этой иллюзией иной реальности. Иллюзия «Я» оказывается единственной реальностью постмодерна. Таким образом, принцип плюрализма, лежащий в основе постмодернистского мировоззрения и распространенный на самого субъекта, влечет за собой полное отрицание индивидуальности. Плюрализм, освобождающий индивида от внешней догматики, оборачивается признанием иллюзорности индивидуальности субъекта. В этом отношении правомерно присоединиться к оценкам постмодернистской философии как реакции на глобальное распространение массового сознания.
Сравнивая софистические и постмодернистские установки и признавая их значительное сходство, необходимо отметить и существенное различие. Если софисты прямо обращались к массам через свою образовательную программу, то постмодернисты создают элитарную картину массового сознания, не критикуя, а скорее описывая его как реальность, которую вряд ли можно преодолеть. Постмодернистские идеи по характеру и стилистике их изложения рассчитаны на довольно узкий круг интеллектуалов. Элитарный характер философии постмодернизма не позволяет ей напрямую стать массовым убеждением. В роли последнего по-прежнему выступает популяризированная софистика. Гениальность софистов состояла в том, что они очень точно выразили сущность массового сознания.
Специфической чертой современного массового сознания является его двойственность. С одной стороны, человек в силу сложившейся плюралистической идеологии претендует на самобытность. С другой стороны, его позиция, мнение или высказывание в содержательном плане часто оказываются стереотипными. Это означает, что принцип плюрализма лишь предоставляет возможность иметь свое оригинальное суждение. Реализация же этой возможности зависит от самого человека, от его желания и умения. Э. Фромм сформулировал эту проблему следующим образом: «Общепринятое мнение состоит в том, что демократия, освободив
индивида от всех внешних ограничений, привела к расцвету индивидуализма. Мы гордимся тем, что нас не гнетет никакая внешняя власть, что мы свободны выражать свои мысли и чувства и уверены, что эта свобода почти автоматически обеспечивает нам проявление индивидуальности. Но право выражать свои мысли имеет смысл только в том случае, если мы способны иметь собственные мысли...»16 Э. Фромм определяет интеллектуальное и психологическое состояние европейца конца XX в. как добровольный отказ от оригинального, т.е. самостоятельного мышления и действия. Исследуя истоки европейского конформизма, он обратил внимание на нежелание европейца второй половины прошлого века реализовать свою свободу, предоставляемую демократической идеологией. «Бегство от свободы» оказалось одним из способов приспособления к исторической ситуации. Разделяя позицию Э. Фромма относительно психологических корней «бегства от свободы», заключающихся в страхе перед одиночеством, обратим внимание на другую сторону проблемы. Индивидуальное мышление, самобытная позиция зависят не только от желания их иметь. Помимо желания, необходимы и соответствующие навыки мыслительной деятельности, прежде всего рефлексивность. Представляется верным утверждение, что реализация принципа плюрализма требует от субъекта развитой рефлексии. В данном случае под рефлексией понимается осознание предпосылок и обусловленного характера своей собственной мысли. По всей видимости, рефлексивность сознания не является побочным, стихийно возникшим продуктом элементарного образования. Во всяком случае, история философии свидетельствует о том, что рефлексия формируется в результате интенсивной интеллектуальной деятельности, путем осознания себя внутри определенной мыслительной традиции.
В современной философии к этой теме своеобразным образом возвращается Г. Гадамер, обосновывая значение интерсубъективной, надличностной традиции для развития индивидуального сознания и мышления. Традиция, понимаемая в широком смысле как языковая традиция и одновременно как нравы, обычаи и ценностные установки, представлена в концепции Гадамера как необходимое условие возникновения и развития индивидуальной мысли. Поставив проблему таким образом, Гадамер тем самым переводит ее в новое русло. Место абстрактной противоположности общего и единичного занимает диалектика исторической традиции и индивидуального мышления. Индивидуальное, как это предполагалось во многих философских теориях, может быть выявлено только в сопоставлении с общим. Однако в концепции Гадамера индивидуальное сознание и мышление не втягиваются в борьбу с абстрактно-всеобщим (с логическим принципом или идеологической нормой), в которой они должны доказать свое право на существование. Самость субъекта достигается через осознание своей принадлежности
к культурно-исторической традиции. Индивид, ощущающий себя не фанатом, а носителем традиции, вместе с тем осознает и свое столкновение с традицией, свою несовместимость с ней, свою оригинальность и индивидуальность. Речь идет об индивиде, способном к рефлексии. Рефлексия традиции оказывается путем становления индивидуального мышления. В связи с вышесказанным вполне вероятным кажется допущение, что подлинный плюрализм в сфере мышления является весьма аристократичным феноменом, поскольку он требует от субъекта развитой рефлексии, т.е. длительной или даже постоянной работы со своим сознанием. Именно в силу этого существуют естественные границы, за которые принцип плюрализма не может далее распространяться, не теряя при этом свей сущности, оставаясь самим собой. Наличие таких границ означает, что плюрализм не может стать массовым принципом в интеллектуальной и духовной сферах. В массовом масштабе принцип плюрализма может существовать только как формальный политический плюрализм.
Принцип плюрализма, часто воспринимаемый сегодня в качестве безусловно позитивной ценности, поскольку он освобождает индивида от внешнего принудительного догматизма, имеет свою оборотную сторону. Неявно опираясь на идею равенства, принцип плюрализма несет в себе возможность нивелировки самобытного мышления, превращения его в воплощение массового сознания. Формально обеспечивая право на собственное мнение, плюрализм вместе с тем признает это мнение тождественным другому. Отождествление неминуемо ведет к разрушению индивидуального. Иными словами, негативный потенциал принципа плюрализма реализуется в фактическом подавлении индивидуальности. Двойственный характер плюрализма не позволяет рассматривать его в качестве безусловно положительного принципа. Идея плюрализма несет в себе семена жизни и смерти индивидуальности. Что в конечном счете вырастет из этих семян, определяется той почвой, в которую они попадут. Современные условия являются почвой, на которой формально провозглашенный принцип плюрализма на деле оборачивается своей скорее отрицательной, чем положительной стороной. Открывая газету или включая телевизор, мы видим больше признаков тождественности мнений, позиций и стилей жизни, нежели свидетельств яркого и независимого индивидуального. В качестве позитивной альтернативы состоянию массового сознания может рассматриваться «воля к истине». Идея плюрализма тесно смыкается с признанием относительности истины или ее полного отсутствия. В этом отношении принцип плюрализма подавляет волю к истине, которую можно рассматривать как один из наиболее мощных факторов самостоятельного мышления. На это обстоятельство в свое время обратил внимание Э. Фромм, и вполне уместно сегодня присоединиться к его мнению. Рассмат-
2 ВМУ, философия, № 4
17
ривая формы подавления индивидуального мышления, Э. Фромм наряду с методами школьного образования, рассчитанными на запоминание, в качестве фактора подавления самостоятельной мысли называет релятивизацию истины: «Другой способ подавления самостоятельного мышления... состоит в том, что всякая истина считается относительной. Истина рассматривается как метафизическое понятие; если кто-то говорит, что хочет выяснить истину, то "прогрессивные" мыслители нашего века считают его отсталым. <...> Этот релятивизм... приводит к тому, что мышление теряет свой основной стимул — заинтересованность мыслителя...»17 Наличие стимула, или «воля к истине», которая несовместима с плюрализмом, тяготеющим к релятивизации всего, является, возможно, одним из наиболее существенных факторов формирования индивидуального, самостоятельного мышления.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Платон. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. С. 203—204.
2 Йегер В. Пайдейа. М., 1997. С. 130.
3 Там же. С. 129.
4 Там же. С. 136.
5 Делез Ж. Логика смысла. Екатеринбург, 1998. С. 330—331.
6 Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998. С. 334.
7 Там же. С. 93.
8 Там же. С. 9.
9 Делез Ж. Логика смысла. С. 341.
10 Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия. М., 1998.
11 С. 13.
11 Делез Ж. Логика смысла. С. 345.
12 Делез. Ж. Различие и повторение. С. 82.
13 Барт Р. Избр. работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 390.
14 См.: Фуко М. Что такое автор? / Воля к истине. М., 1996. С. 7—46.
15 См.: Ильин И. Постмодернизм: Словарь терминов. М., 2001. С. 75.
16 Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990. С. 201.
17 Там же. С. 297—208.
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2005. № 4
Дж. Райдер (Университет штата Нью-Йорк, США) ПРИМИРЯЯ ПРАГМАТИЗМ И НАТУРАЛИЗМ
Введение
Мы рассмотрим два вопроса. Первый касается примирения прагматизма и натурализма, а второй затрагивает более широкий спектр отношений между тем, что я буду называть модернизмом и
