CC BY
25
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2011 • Т. XXVII • № 1
И*
дивидуальное и общее в интерпретации интерсубъективностИ
Л.А. МАРКОВА
Тема интерсубъективности стала актуальной и активно обсуждаемой в XX в. не случайно. Всплеск интереса к ней совпал со все нараставшими радикальными изменениями в стиле мышления, выразившимися прежде всего в переходе от моносубъектности к такой рациональности, где логическую роль играют уже много субъектов, вступающих друг с другом в межсубъектное (интерсубъективное) общение. В познавательном мышлении Нового времени субъект один. Поскольку для логики научного мышления не имели значения индивидуальные особенности, то и различия между субъектами не принимались во внимание. Порождаемые этими различиями споры и дискуссии выносились за пределы логики.
В силу развития естествознания (научная революция XX в.) и в результате возникновения новых проблем в самой философии вторжение в логику мышления субъектных характеристик становится неизбежным. Это проблематизирует субъект-предметное отношение как основание логики. Отношение предполагает полную независи- _ мость предмета от субъекта, которая теперь нарушается: на передний план выдвигается отношение субъект-субъект вместо субъект-предмет. Интерсубъективные отношения становятся специальным пред- Ы метом исследования. ^
Основная проблема, которую можно назвать парадоксом интер- ц субъективности, состоит в том, что, с одной стороны, субъекты должны быть разные, обладать индивидуальными чертами - в противном случае мы опять придем к логике с одним субъектом, где ни о какой интерсубъективности и речи быть не может. С другой стороны, меж-
1 Статья подготовлена при поддержке РГНФ, проект № 10-03-00085а.
«
(В
Н
ду субъектами должно быть что-то общее (язык, законы формальной логики, культура), иначе они не смогут понять друг друга. Возникает конфликт между индивидуальным и общим, между общением и обобщением. Исследователь интерсубъективности стоит перед выбором: если он сфокусирует свое внимание по преимуществу на индивидуальном, то погрузится в эмпирию. Если же он отдаст предпочтение общему, то вернется к классической логике Нового времени.
Между этими двумя полюсами бьется мысль многих философов и социологов прошлого века. Естественно поставить вопрос о необходимости создать новую логику, и такие попытки предпринимаются. Однако, как правило, они сводятся к интерпретации субъекта и межличностных отношений с позиций все той же классической логики. Это выражается в том, что в основании философских рассуждений сохраняется в качестве наиболее важного отношение субъект-предмет. Субъект понимается в качестве наиболее значимого, но эта значимость проистекает все из того же характера отношений именно с предметом мысли. В постнеклассической науке интерпретация научного познания представителями этно- и микросоциологии сводится к утверждению, что предмета нет в лаборатории, для научной деятельности он не нужен вообще. Приобретая субъектные черты, предмет субъективируется и поглощается субъектом.
Эту же мысль можно выразить другими словами: приобретая общие черты, субъект и предмет перестают отличаться, а отсюда неизбежен вывод, что и само субъект-предметное отношение не может реализоваться ввиду отсутствия составляющих его элементов. И действительно, в рамках социологических исследований науки ученый не видит в качестве основной цели своей деятельности получение нового знания - его занимают проблемы социального, психологического, карьерного характера. Но без предмета и субъект утрачивает свои субъектные характеристики, и в науке профессиональное общение перестает определять ее суть.
Возьмем два полюса в философской разработке понятия интерсубъективности - Э. Гуссерля и П. Рикёра. _ Если в многосубъектной логике постоянно маячит угроза реляти-
V визма (много субъектов, один предмет, не следует ли из этого, что истин тоже много?), то в философии, где все ее содержание выводится И из переживаний одного субъекта, неизбежной становится угроза со-^ липсизма (ничего, кроме меня самого, не существует). Одной из ц целей Гуссерля при разработке им понятия интерсубъективности яв-Я ляется как раз стремление избежать солипсизма. Понятия интенцио-нальности и ноэмы, в которых предполагается определенная соотне-^ сенность переживания с предметной реальностью, намечают путь к X наличию для моего Я другого Я, для которого переживания той же реД альности будут отличаться от моих, иначе оно уже не будет Другим.
И это значит, что другое Я не будет совпадать с моим Я. Гуссерль, од-
ИНДИВИДУАЛЬНОЕ И ОБЩЕЕ
нако, склонен уделять основное внимание поиску общего начала для Я и Другого, определению условий, при которых становится возможным конструирование других и объективного интерсубъективного мира. У Гуссерля интенциональность, феноменологическая редукция, ноэзис, ноэма по кругу возвращают его к переживаниям и восприятиям человека, никак не связанным, согласно его же философии, с внешним миром. Другой - это не Я, он находится «там», но принадлежит моей сфере и образует пару с моим живым телом и психологически правящим в нем Я. Другой допускается, он воспринимает мир иначе. Но все-таки мир-то мой.
Если у Гуссерля все ходы его мысли приводят в конце концов опять к одному Я, которому не с кем общаться, то у Рикёра общение тоже оказывается под вопросом, но по другой причине: участников разговора много, но все они настолько разные, что не смогут понять друг друга и вступить в общение.
Рикёр формирует сплав двух начал философии - «Я-сам» и «Я-вещь». Он обращается к понятию дискурса, которое расшифровывает как «теорию речевых актов», переходя от семантики к прагматике. Под прагматикой Рикёр имеет в виду употребление языка в определенных контекстах беседы. Большим преимуществом такого типа исследований Рикёр считает постановку акцента не на высказанное, а на сам акт говорения. Прагматика выводит на сцену - как необходимую составляющую акта высказывания - Я и Ты в ситуации беседы.
Наиболее плодотворным путем исследования Я Рикёр считает взаимоналожение двух подходов к его пониманию. Они лишь в первом приближении кажутся несовместимыми. В повседневных беседах в высказанном, зафиксированном в языке неизбежно содержится рефлексия о факте самого высказывания.
Рикёр создает интегрированную теорию, объединяющую два основных подхода к интерпретации личности, но это все же теория «Я-сам», а не теория «Я-вещь». Это значит, что интеграция происходит за счет «поглощения» второго подхода первым.
Деятельность субъекта-личности в рамках дискурса как акта говорения происходит каждый раз в другом контексте, определяющем индивидуальные, не воспроизводимые в иных условиях особенности личности и ее деятельности. На первый план выдвигается не то общее, которое существует между беседующими, а различие между ними. Разговаривающие должны быть разными - если они будут абсолютно похожи, то это уже один субъект, которому разговаривать не с кем. Но неизбежно возникает вопрос: в идеальном случае, когда беседующие будут абсолютно непохожи, как они поймут друг друга? Разговор опять невозможен. Различие не может быть абсолютным, так как в таком случае никакие контакты невозможны в принципе.
Логический предел каждого из этих направлений в анализе интерсубъективности (опора или на общее, или на индивидуальное) при-
и ?
и
<о ■
Л
г ■
(В
Н
водит к тупиковой ситуации, когда интерсубъективность становится невозможной. В то же время именно такое исчерпание возможностей делает очевидными преимущества и недостатки каждого из этих подходов. Парадокс общего и индивидуального не разрешим, но ведь парадокс и существует для того, чтобы завершить какой-то этап мышления. Парадокс призван стимулировать поиск принципиально новых путей обдумывания философских проблем. И действительно, в самых разных философских системах настойчиво пробивается мысль, что отношение субъект-предмет в разных его вариантах (будь то доминирование предмета или субъекта) перестает быть значимым. Оно не отвергается, но отходит на задний план. Интерес представляет другое отношение, а именно, той области, где нет ни субъекта, ни предмета, ни отношений между ними, а соответственно нет ни истины, ни лжи, ни индивидуального, ни общего, и той области, где все эти понятия актуализируются в действительность. Нас интересует вопрос, как из контекста, который формируется из элементов, в большинстве своем не имеющих ничего общего с наукой, рождается научное знание со всеми его характеристиками (субъект-предмет, истина-ложь, общее-частное и т.д.). Контекст - это хаос, но именно этот хаос порождает научные теории. Как это происходит? Новые вопросы требуют новых ответов.
В интерпретации интерсубъективности Н.М. Смирнова тяготеет к поиску общего базиса, обеспечивающего возможность взаимопонимания. Об этом свидетельствует и ее очевидная симпатия к понятию неявного знания. Общие основания, безусловно, необходимы, но гораздо больший вклад в разработку понятия общения в последние десятилетия внесли такие понятия, как культура, контекст, дискурс, уникальность, особенность. К поиску различия вместо общности направлены и усилия современных представителей феноменологии и аналитической философии. Под междисциплинарностью не следует иметь в виду, что один и тот же предмет или область знания изучаются разными дисциплинами. О ней можно говорить лишь тогда, когда социология, например, берется за решение философских проблем _ своими средствами, или наоборот. При этом социология остается со-V циологией, а философия философией. В результате таких симбиозов рождаются новые науки, например синергетика, биоэтика, биохимия и или социальная эпистемология. Междисциплинарность выдвигает на ^ первый план субъектный полюс познавательного процесса, а тем са-ц мым втягивает в сферу своего рассмотрения целый комплекс новых Я проблем, в том числе и проблему интерсубъективности.
Вне всякого сомнения, Н.М. Смирнова сумела поставить актуаль-^ ные проблемы, и ее статья является хорошим «трамплином» для дискуссии.
(В
