CC BY
85
Вопросы теории и практики журналистики. 2022. Т. 11. № 1
ЖУРНАЛИСТСКАЯ ПРАКТИКА JOURNALISTIC PRACTICE
УДК 070
DOI 10.17150/2308-6203.2022.11(1).41-58 Научная статья
Индикаторы конфликтности в российском медиадискурсе: анализ интернет-мемов
Смирнова О.В. В : , Шкондин М.В. © , Денисова Г.В. С , Стебловская С.Б. О
Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, г. Москва, Российская Федерация
Авторы, ответственные за переписку: Смирнова О.В., [email protected]; Шкондин М.В., [email protected]
Аннотация. В статье представлено пилотное исследование, целью которого является апробация методики изучения индикаторов конфликтности в российском медиадискурсе, на данном его этапе проводится анализ интернет-мемов. В статье дается теоретическое осмысление оптимального взаимодействия конфликтологии и медиаисследований и представлен обзор актуальных исследований в области изучения мемос-феры. Обосновывается, что мем как актуальная медиаформа обладает большим потенциалом информационного воздействия, а искусственно сконструированные мемы могут стать триггерами социальной эскалации. Делается предположение, что изучение мемов с конфликтным содержанием может быть частью научной рефлексии о роли медиа в снижении социальных противоречий. Разрабатывается методика анализа индикаторов конфликтности в содержании интернет-мемов на разных уровнях предъявления. Предлагаются критерии для определения признаков явного и латентного конфликтов; выявляется связь изображения и текста в креолизованных мемах, работающих на создание конфликтного контекста; проводится корреляция между латентным конфликтом и речевой импликатурой. Представлены результаты анализа отобранных в ходе исследования мемов с различных позиций, в том числе таких: кто является субъектом пространства мема, какова тема мема, каковы признаки обоих типов конфликта. В результате пилотного исследования сделаны предварительные выводы, подтверждающие, что в целом в мем-дискурсе мемы, имеющие признаки конфликтности, занимают значимое место. Это дает основания предположить, что уровень конфликтности оказывает значимое влияние на конструирование социокультурного пространства и что анализ индикаторов присутствия конфликтов в медиадискурсе поможет в актуализации понимания механизмов социального взаимодействия.
Ключевые слова. Российский медиадискурс, интернет-мемы, конфликт, индикаторы конфликтности, социокультурное пространство, мемосфера.
Финансирование. Исследование выполнено при поддержке Междисциплинарной научно-образовательной школы Московского университета «Сохранение мирового культурно-исторического наследия».
Информация о статье. Дата поступления 20 января 2022; дата поступления после доработки 25 февраля 2022 г.; дата принятия к печати 25 февраля 2022 г.; дата онлайн-размещения 6 апреля 2022 г.
Original article
Conflict Indicators in Russian Media Discourse: Internet-Meme Analysis
Olga V. Smirnova © Mikhail V. Shkondin C Galina V. Denissova B, Sophia B. Steblovskaia ©
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federaion
Corresponding authors: Olga V. Smirnova, [email protected]; Mikhail V. Shkondin, [email protected]
Abstract. The study is an exploratory research aimed at testing methods to examine conflict indicators of Russian media discourse. At this stage of the research, the Internet-memes analysis was conducted. The article explores theories at the interface of conflict and media studies and provides a critical review of contemporary meme research. The authors argue that memes have huge manipulating capacity and can influence their viewers provoking social unrest. We suggest that the study of conflict-memes can contribute to the research of social contradiction discourse. The study also developed the method to analyze conflict indicators in Internet-memes including identification of the explicit and implicit conflict signs. The study found the visual and text connection in creolized memes that creates conflict context. We analyzed a sample of conflict memes based on the subject, topic, and conflict-type. A pilot-research showed that memes with conflict signs take a permanent place in meme-discourse. The authors believe that the conflict is one of the most important socio-cultural design techniques. We suggest further research of its presence in different media discourse formats.
Keywords. Russian media discourse, Internet-memes, conflict, conflict indicators, socio-cultural space, meme-sphere.
Funding. The study was sponsored by the Interdisciplinary Education Research School «World Cultural and Historic Heritage Preservation», Moscow State University.
Article info. Received January 20, 2022; revised February 25, 2022; accepted February 25, 2022; available online April 6, 2022.
Введение
Мемосфера как часть современного медиадискурса представляется все более актуальным объектом исследования, поскольку в ней все активнее отражается не только информационная повестка, но и, что крайне важно, реакция на нее аудитории. Кроме того, изучение мем-повестки позволяет выявлять этнопсихологические особенности сообщества, семантические вербальные харак-
теристики, семиотический симбиоз визуального и вербального ряда и другие актуальные особенности, отражающие состояние аудиторной общности.
Мемы как феномен современного медиапространства порождены сетью и тесно связаны с ее социальной природой: большое количество исследований так или иначе фокусируется на месте их публикации и на механизме того, почему
они «выстреливают» в той или иной соцсети [1]. Популярность мемов и их стабильность в общем объеме медиасферы объясняются отчасти и активным становлением цифровой субъективизации, т.е. самопрезентацией человека через свою онлайн-версию: мемы становятся простым способом маркировать свое отношение к тем или иным событиям и явлениям — от бытовых до политических. Иными словами, мемы затрагивают практически все сферы жизни человека, картируют его реальность [2].
Неразрывность мемов с собственно человеческой культурой обозначал Р. Докинз, который ввел этот термин в научный оборот в 1976 г. «Мне думается, что репликатор нового типа недавно возник именно на нашей планете. Он пока еще находится в детском возрасте, все еще неуклюже барахтается в своем первичном бульоне, но эволюционирует с такой скоростью, что оставляет старый добрый ген далеко позади. Новый бульон — это бульон человеческой культуры» [3]. В книге «Эгоистичный ген» этот ученый представил идею, что между биологической и культурной эволюцией существует корреляция, и мемы он описывал как некие идейно-смысловые единицы, культурные феномены, способные к распространению от человека к человеку. В дальнейшем свой вклад в научную концептуализацию термина внесли Д. Рашкофф, писавший о меме как о скрытом идеологическом коде [4], Р. Броуди, понимавший мем в книге «Психические вирусы» как «единицу информации, которая содержится в сознании» [5]. Между тем еще великий русский невролог и психолог В. М. Бехтерев выдвинул версию о
существовании неких «ментальных микробов» [6]. Но понимания и распространения эта гипотеза не получила. Общим в этих работах при всей их несхожести была характеристика мема как единицы культуры, способной к репликации посредством человека. Кроме того, тогдашнее понимание мема не имело ничего общего с современным его восприятием на бытовом и научном уровнях.
Современному прочтению понятия «мем» мы обязаны дигитализа-ции и информационной революции, которые привели к взрывному развитию коммуникативных технологий, с их приматом визуального контента над текстовым и мемизацией речи в целом [7].
Теоретические подходы
к исследованию конфликтности
в интернет-мемах
Сегодня исследование феномена мема идет в разных направлениях. Помимо явных линий научной рефлексии типологии и классификации мемов, можно выделить междисциплинарные подходы: изучается «культура мема» как часть цифровой культуры [8-10]; исследуются этнопсихологические особенности восприятия мемов представителями разных культур, например, российской и китайской, восприятие мемов «родной» культуры и «чужих» мемов [11]; в рамках цифровой этнологии сравниваются мемы разных культур, например, индийской, итальянской и английской [12]. Мемы рассматриваются также в контексте лингвистики и психолингвистики; изучается семантический сдвиг, который фиксирует тексты мемов и который возникает при сравнении выборки мемов из
разных периодов [13] и в контексте визуальной культуры [14; 15].
Свой вклад в развитие меметики (meme-studies) внесла пандемийная повестка. Мемы — один из главных объектов в COV\D-studies. Именно в кризисной ситуации мемы обнаружили свой потенциал как носители информационной повестки [16], маркеры отношения разных возрастных и этнокультурных групп к происходящим событиям [11].
Стихийным (т.е. вирусным) может оказаться и мем, являющийся плодом анонимного сетевого творчества, и авторский продукт, сконструированный сознательно. Ма-нипулятивный потенциал мемов и мем-инженерия широко изучаются политологами, маркетологами и специалистами по пиару [17; 18]. Однако независимо от целей, с которыми тот или иной мем был создан, очевиден тот факт, что успешным, т.е. разошедшимся по сети, становится тот мем, в основе которого — высвечивание «общественного бессознательного», темы, которая по какой-либо причине цензурировалась, подавлялась или считалась неприемлемой [19].
Безусловно, к общественному бессознательному относится социокультурный концепт «конфликт», и немалое место в общей массе мемов занимают те из них, в которых можно выявить признаки конфликтности.
Исследования на стыке медиа-логии и конфликтологии — наиболее заметный тренд последних лет: конфликт как одна из ключевых идей медиапространства занимает первое место в повестке любого СМИ. Конфликтология как область знания нацелена на выявление и обоснование факторов, систематически по-
рождающих противоречия в обществе. Медиасопровождение стало не просто неотчуждаемой частью конфликта как такового, но и сами медиа выступают полноценными участниками конфликта, формируя медиареальность. В многочисленных исследованиях можно увидеть контуры такого направления, как ме-диаконфликтология: активно исследуется двойственная взаимосвязь социального конфликта и медиа [20]; роль и место медиа как фактора, способствующего преодолению конфликтов между участниками социальной практики [21]; роль журналистики в преодолении конфликтов в мире повседневности [22]. Анализируются социальные индикаторы конфликтно-ориентированной информационной повестки российских медиа [23]. Изучение конфликтной повестки вписывается в более широкий социокультурный контекст медийного измерения социальных противоречий [24]. Внимание исследователей также привлекает семантический сдвиг в конфликтной терминологии, понимаемый как контекстные кратковременные изменения в значениях конфликтных терминов в социокультурном дискурсе [13]; исследуется конфликт в контексте медиагеографии [25].
Актуальным направлением междисциплинарных исследований видится также исследование интернет-мемов с конфликтной тематикой. Данная статья фокусируется на анализе мемов, содержащих явный или скрытый конфликт; апробируется оригинальная методика по кодировке конфликтов и выявлению их индикаторов.
Исследование такой медиафор-мы, как мемы и их интерпретация,
предположительно позволяет выявить семантические сдвиги и факторы конфликтогенности, которые получают отражение в мемосфере.
Методология исследования
В ходе исследования предполагалось установить, какая часть от общего количества случайно отобранных мемов может быть маркирована как конфликтная; описать признаки/индикаторы конфликта; проанализировать, какие типы конфликтов наиболее часто представлены в русскоязычных мемах.
Исследование проводилось в октябре-ноябре 2021 г. и является частью пролонгированного исследования интернет-мемов. Выборка политематической направленности составила 320 мемов ^ = 320). Мониторинг проводили студенты магистратуры факультета журналистики МГУ вручную в различных социальных сетях, без привлечения специализированных платформ. Важно отметить, что они отбирали мемы из своих соцсетей, т.е. из своих лент (преимущественно из «ВКонтакте», Instagram, Twitter). При описании рисунков дается релевантная на момент обращения ссылка и дата обращения. Вопрос ссылок на частные аккаунты является дискуссионным, однако в данном случае студенты добровольно предоставляли ссылки на свои личные страницы в рамках научно-исследовательской работы. Отбирались только креолизованные мемы — т.е. те, которые состояли из изображения любого типа (фото, кадр из мультфильма или фильма, рисунок) и текста (на русском языке). Выборка была рандомной, при систематизации мемов повторяющиеся были удалены.
Перед группой мониторинга была поставлена задача оценить содержание мемов по ряду характеристик, обнаруживающих конфликт. В результате после фиксации признаков конфликта из общего массива ^ = 320) были отобраны мемы с признаками конфликта (N1 = 90).
Следующая процедура предполагала более глубокий анализ и классификацию мемов из массива N1 = 90. Для решения этой задачи были разработаны характеристики, по которым определялось: наличие признаков конфликта, «уровень» локализации конфликта (изображение, текст или визуально-вербальная совокупность), субъекты конфликта, характер конфликта, способ выражения конфликта. В результате из общего массива мемов с признаками конфликта (N1 = 90) были выделены мемы с явным, т.е. проявленным эксплицитно, конфликтом — их оказалось 46 (N2 = 46), и мемы с конфликтом, которые мы обозначили как латентный, имплицитный — их оказалось 44 (N3 = 44).
Результаты исследования
Таким образом, в ходе первой процедуры были сформированы четыре основные группы мемов для проведения дальнейших этапов исследования:
- общий массив мемов политематической направленности ^ = 320);
- массив мемов с признаками конфликта разного уровня (N1 = 90);
- массив мемов с явным (эксплицитным) конфликтом (N2 = 46);
- массив мемов с латентным (имплицитным) конфликтом (N3 = 44).
К группе N2 = 46 (явного конфликта) были отнесены мемы, со-
держащие формальные маркеры конфликта:
- конфликт, выраженный в изображении: явные действия (физическое столкновение, негативные эмоции, конфликтная ситуация);
- конфликт, выраженный в тексте: слова-маркеры, к которым можно отнести обсценную лексику, вербальную агрессию, оценочные наименования, единицы с коннотацией агрессии (например, «чмо», «идиоты», «уроды» и т.д.), уничижительные определения национальности и этностереотипы («хохлы», «америкосы» и пр.);
- конфликт, выраженный в явном объективном противостоянии, подкрепленный конфликтом в изображении или в тексте. Под явным конфликтом (противостоянием) мы имеем в виду конфликт, не сконструированный семантически в самом меме, но существующий в реальности, понятный целевой аудиторией мема в данный конкретный момент, который, однако, может потерять актуальность спустя какое-то время. Такой мем отличает актуальность, злободневность, а ситуацию, породившую мем, — динамическое развитие в данный момент, происходящее симультанно с созданием мема (политическое или международное противостояние; социокультурный кризис, вызванный пандемией, и т.д.).
К группе N3 = 44 были отнесены мемы, содержащие признаки латентного (скрытого) конфликта, такие как:
- речевые импликатуры, т.е. небуквальное высказывание, то, что предполагается в тексте (например, само высказывание нейтрально, не содержит слов-маркеров вербальной агрессии, но в общем контек-
сте мема имеет оскорбительный, уничижительный смысл); сюда же отнесены высказывания, которые определены как «обесценивание» и «токсичные» высказывания, т.е. высказывания, близкие по прагматике к импликатурам;
- общий конфликтный контекст, при отсутствии признаков конфликта в тексте или изображении, который возникает как результирующая общего семантического пространства изображения и текста;
- коммуникативная ситуация, которая подразумевает потенциальный конфликт (детско-ро-дительские отношения, гендерный конфликт, отношения между подчиненным и начальником, конфликт между традиционными и современными ценностями).
В результате дальнейшего анализа групп N2 и N3 было также выявлено, что оба типа мемов с признаками конфликта могут иметь:
- организацию семантического пространства мема по принципу противостояния, например, деление мема на две (и более) части, каждая из которых презентует одну из сторон конфликта или динамику его развития (например, «ожидания и реальность», «я и батя», «я и бывший»);
- разнородные визуальные элементы, например, в одном меме в отношениях сконструированного конфликта могут находиться муль-тяшный персонаж и фотографии реальных людей.
Таким образом, результаты анализа показали, что почти треть от общего числа мемов можно отнести к конфликтным (табл. 1).
71,9 % мемов не содержат признаков конфликта. Однако 90 мемов (28,1 %) из общей выборки в 320 ме-
Таблица 1 / Table 1 Наличие конфликта в содержании мема
The presence of conflict in the meme
Наличие конфликта / Presence of conflict Количество мемов с конфликтом / Number of memes with conflict Доля мемов с конфликтом / The percentage of meme with conflict (%) N = 320
Да / Yes 90 28,1
Нет / No 230 71,9
Всего / Total 320 100
мов могут быть так или иначе интерпретированы как конфликтные. Это позволяет сделать вывод о том, что конфликт — один из наиболее частых способов организации семантического пространства мема.
Дальнейшие процедуры проводились с массивом конфликтных ме-мов N1 = 90 (табл. 2).
У большей части мемов конфликт локализован не отдельно в изображении или тексте, а предстает в семантической совокупности текста и изображения, что ожидаемо, потому что, как уже говорилось, для анализа отбирались исключительно креоли-зованные мемы. Именно в креолизо-ванном меме как смысловой идейной единице изображение и текст подчеркивают идею, конфликт, высвечивают их разные стороны, либо создают
эмоционально-смысловое напряжение, юмористический эффект, в том числе конфликтного свойства.
Например, в меме, изображающем разделенное на две части пространство — фотографии двух котиков и текст (рис. 1). Ни текст, ни фотографии по отдельности не создают эмоционального напряжения. Только в сочетании с двумя изображениями животных текст приобретает конфликт внутриличностного свойства, контрастность. Юмористический эффект создается за счет делегирования сложных переживаний бессловесному существу, ассоциации с ним человека. Этот тип построения меметического пространства оказывается одним из самых востребованных, очевидно, за счет того, что «котик» выступает в качестве не-
Таблица 2 / Table 2
Локализация конфликта Localization of conflict
Признаки / Features Количество мемов / Number of memes Доля мемов / The percentage of memes (%) N1 = 90
Только в изображении / Only in visuals 0 0
Только в тексте / Only in text 28 31,1
В изображении и подписи / In visuals and in text 62 68,9
Всего / Total 90 100
коего коммуникатора с внешним миром, которому можно делегировать «стыдные» переживания, сложно объяснимые чувства и т.д.
Рис. 1. «Я справлюсь!» Fig. 1. "I can do it!"
Источник: URL: https://twitter.com/ wejle69?lang=es.
Другой пример семантической целостности изображения и картинки — мемы, в которых субъектами выступают не живые существа, а предмет и часть тела. Бутылка кока-колы и человеческие руки без сопровождающего текста могут означать что угодно. Явного или скрытого конфликта в этом изображении нет (мог быть, если бы газированный напиток был противопоставлен какому-то полезному продукту, например, молоку). И только в сочетании с текстом получается эффект семантического единства, дающий ощущение противостояния (скрытый конфликт).
Ожидаемым результатом анализа с точки зрения субъектов мемов стало то, что наиболее частыми персонажами становятся люди (табл. 3).
Люди как коммуниканты мема могут быть представлены не только фотографиями или кадрами из видео
Субъекты конфликта Subjects of a conflict
Таблица 3 / Table 3
Субъекты / Subjects Количество мемов / Number of memes Доля мемов / Percentage of memes (%) N1 = 90
Люди, антропоморфные существа / People, anthropomorphic creatures 44 49,0
Животные / Animals 20 22,2
Предметы / Things 4 4,4
Страны / Countries 2 2,2
Представители этносов / Ethnos representatives 7 7,8
Вымышленные персонажи массовой культуры, персонажи мультфильмов или фильмов / Fictional characters of popular culture, cartoon or movie characters 5 5,5
Знаменитости, селебритиз, актеры / Celebrities, public figures, actors 4 4,4
Политики / Politicians 4 4,4
Всего / Total 90 100
реальных людей, взятыми из их ак-каунтов или интернет-баз; это могут быть рисунки, реклама разных периодов (например, на рекламном плакате, стилистически соотносимом с американской послевоенной рекламной культурой, изображены мать и маленькая девочка в ванной). Главный параметр — изображение человека. Антропоморфные существа — это, например, снеговик или человечек, которые функционально выступают в роли человека. Например, снеговик отказывается от прививки и говорит это своим легким (рис. 2). По сути, речь идет о человеке, который занимает позицию противника вакцинации. Одушевленные легкие, наделенные субъектно-стью, и «человек», отказывающийся от вакцинации, выступают в качестве коммуникантов в идеологическом, ценностном конфликте.
Животные, в первую очередь кошки и котята, традиционно занимают в мемосфере важное место; животным делегируется презентовать
Рис. 2. «Антиваксер и легкие» Fig. 2. «Anti-vaxxer and lungs»
Источник: URL: https://www.instagram.com/ racheff9005/?hl=pl.
сложные переживания, акцентировать их интенсивность, подчеркивать уязвимость или ранимость человека (в случае с котятами) или, наоборот, акцентировать неприглядные качества, например, неопрятность (в случае со свиньей), грубость (в случае с лошадью — см. рис. 3) и т.д. В мемах, использующих в качестве субъектов животных, происходит актуализация личных переживаний. Например, мем с фотографией котенка с расстроенным видом и подпись: «Когда ты выпускаешься в 2020 г. и твой декан вот-вот вручит тебе диплом, но твоя мама случайно задевает интернет-кабель».
Рис. 3. «Я и родственник» Fig. 3. «Me and relative»
Источник: URL: https://vk.com/wall-160012095_27117.
К вымышленным персонажам в данной выборке относятся телепузики, персонажи мультфильмов (Симпсоны), персонаж из комедии «Мистер Бин», персонажи из фильмов «Гарри Поттер» и «Бэтмен».
Тематика конфликтных мемов достаточно разнообразна, однако больше всего представлены детско-родительские отношения, внутри-личностные и гендерные конфликты (табл. 4).
Таблица 4 / Table 4
Характер конфликта Conflict type
Характеристика / Features Количество мемов / Number of memes Доля мемов / Percentage of memes (%) N1 = 90
Политический / Political 5 5,5
Международный / International 5 5,5
Этнический / Ethnic 3 3,3
Гендерный / Gender 16 17,8
Связанный с работой/ Work related 10 11,0
Детско-родительский / Children-parent 22 24,4
Внутриличностный / Interpersonal 18 20,0
Эпидемиологический / Epidemiological 11 12,2
Всего / Total 90 100
Противостояние детей и родителей представлено в разных вариациях: сравнение («мои родители в 24 года» против «я в 24 года»), конфронтация интересов — мем, изображающий позицию ребенка («я, понятия не имеющий, как себя вести») и навязываемую родителем позицию («моя мама, которая знает как надо!!!»); прямое противостояние, представленное бутылкой кока-колы и рукой с таблетками («орущая на меня мама» — «я: не просил, чтобы меня рожали»; «я: надеваю слегка помятую кофту, чтобы пойти погулять» — и мама: «Ты куда в таком виде собралась?..»). В большинстве этих мемов конфликтно-юмористический контекст создается именно семантическим наложением текста и изображения (см., например, рис. 4).
На втором месте в этой категории — мемы с внутриличностным конфликтом. К ним можно отнести конфликт между ожиданиями и реальностью (например, «что я ждал от пси-
Рис. 4. «Отцы и дети» Fig. 4. «Fathers and children»
Источник: URL: https://vk.com/wall-144752432_1353698.
хотерапии» и «что я получил от нее»), несоответствие между публичной презентацией («я на собеседовании» и «я в реальной стрессовой ситуации»), разница между планированием
жизненной стратегии и хобби («как я планирую свою жизнь» против «как я планирую стратегию компьютерной игры»), конфликт между полярными версиями своей личности («ты неудачник» — «у тебя все получится») (рис. 5), конфликт между ценностными установками (текст «вся моя жизнь это: нужно экономить» и «живем один раз» на фоне изображения ребенка, качающегося на качелях).
Гендерный конфликт представлен в различных вариациях — от разочарования в человеке («Фу, какой ты скучный!») и ревности («Кто такая Будильник?») до противопоставления статуса настоящего и бывше-
Рис. 5. «Неудачник или сладкий
пирожочек?» Fig. 5. «A looser or a cutie pie?»
Источник: URL: https://twitter.com/russian-memesltd/status/1437842331575599104.
го партнера («парень, которого ты любишь» — «бывший»). Гендерная проблематика занимает важное место в общем массиве мемосферы, что понятно: основные создатели и потребители мемов — молодые люди, активно пользующиеся соцсе-тями и находящиеся в периоде активной жизни и развития отношений.
Мемы с эпидемиологической повесткой (как, например, приведенный выше мем про одушевленные легкие) тоже ожидаемо представлены в достаточно большом количестве: это обусловлено продолжающейся на период сбора эмпирических данных пандемией и связанными с ней ограничениями.
Конфликт, касающийся рабочих отношений, представлен проблемой несоответствия ожиданий от работы и получаемым результатом («мои ожидания от работы» — «моя работа»), диссонансом между идеальным и реальным начальником («каким начальник должен быть» — «мой начальник») и т.д.
Интересно, что число открытых и скрытых конфликтов примерно одинаково — 46 и 44 соответственно.
Мемы, содержащие в тексте слова-маркеры вербальной агрессии, мы относили к мемам с явным конфликтом так же, как и конфликт в изображении (агрессивная поза,
Таблица 5 / Table 5
Тип конфликта Conflict type
Тип конфликта / Conflict type Количество мемов / Number of memes Доля мемов / Percentage of memes (%) N1 = 90
Явный / Open 46 51,4
Латентный / Latent 44 49,6
Всего / Total 90 100
драка и т.д.). Например, мемы с обсценной лексикой и мемы с выражениями вербальной агрессии и открытыми «ты-высказываниями» оскорбительного характера («куку-хой поехали», «чмо ты колхозное») относились к открытому конфликту.
Мемы с текстом, содержащим небуквальное контекстное высказывание, в котором отношение говорящего не озвучивается напрямую, относились к латентным. При этом в меме с латентным конфликтом могут быть экспрессивные выражения и слова (например, «ад», «мусорка»), но напрямую один коммуникант не оскорбляет другого. Например, мем, иллюстрирующий конфликт сиблингов (братьев и сестер): в нем один коммуникант не говорит другому напрямую о своем неприятии, но нужный эффект достигается уничижительной фразой (рис. 6). Мем с текстом «Когда утром кто-то сладенько спит, а тебе на работу. Надеюсь, тебе снится ад» и изображением двух милых котиков отнесен к латентному, конфликт в котором создается посредством эмоционального контраста между изображением и текстом.
«Токсичные высказывания» — большая часть от общего числа
никто:
Старшие братья/сестры:
Рис. 6. «Братская любовь» Fig. 6. «Brotherly love»
Источник: «Brotherly love». URL: https:// vk.com/wall216636437_30849.
мемов со скрытым конфликтом (N3 = 44).
Процент мемов с «токсичным» высказыванием занимает больше половины (61,3 %) от всей выборки мемов со скрытым конфликтом (N3 = 44). Это позволяет сделать вывод о том, что такого типа текст вообще характерен для русскоязычного мема.
К общей негативной установке относили текст, в котором было некое «токсичное» слово-маркер (на-
Таблица 6 / Table 6
Характер скрытого конфликта Type of latent conflict
Характеристики / Features Число единиц / Number of elements В процентах / Percentage (%) N3 = 44
Общая негативная установка,
«токсичные» высказывания / 27 61,3
General negative attitude, "toxic"
statements
Обесценивание / Devaluation 7 15
Ценностный / Value 10 22,7
Всего / Total 44 100
пример, «забаню»). Под обесцениванием мы имеем в виду речевую импликатуру, при которой высказывание может нести небуквальный посыл и его надо рассматривать в контексте. Также к этому пункту относится игра слов вкупе с изображением (например, текст «Мутный тип. Выборы 2021» на фоне размытого заблюренного политика).
К обесцениванию были отнесены фразы без ярких маркеров вербальной агрессии, но с посылом недоброкачественности того, к кому они обращены. Например: «Фу, какой ты сложный!»
Как пример ценностного конфликта можно привести мем, где представлена «молодежь раньше» (панки, эмо, рэперы, готы) и «молодежь сейчас» (депрессия, биполярное расстройство, тревожность, аутизм — см. рис. 7), или мем, разделенный на две части, где мы видим персонажи из фильма «Гарри
Рис. 7. «Времена меняются» Fig. 7. «Times are changing»
Источник: URL: https://vk.com/ wall383693848 2548.
Поттер», враждующие в контексте фильма со словами: «Рыжий, в обносках своих братьев, дай угадаю, Уизли?» — «Вообще-то это винтаж!»
Выводы
Основная цель представленного в статье пилотного исследования состояла в том, чтобы выявить ключевые индикаторы конфликта, а также исследовать зону латентного конфликта, дать ей обоснования и апробировать методологию работы с мемами, содержащими конфликт обоих типов.
Более трети конфликтных мемов из всей выборки свидетельствует о том, что конфликтные мемы — важная составляющая мемосферы, что еще раз косвенно подчеркивает антропологическую роль конфликта как одного из механизмов регуляции и выстраивания социокультурных отношений.
Количество мемов с явным и скрытым конфликтом примерно одинаковое: 46 и 44 соответственно. Вероятно, для того, чтобы смело утверждать, что уровни конфликтоген-ности ранжируются в общей выборке примерно в одинаковых долях, необходимо проведение исследования с более многочисленной выборкой или нескольких этапов исследования.
Субъекты (коммуниканты) в ме-мах — преимущественно люди или некие антропоморфные существа. На втором месте по количеству ме-мов — животные в роли человека, т.е. презентующие переживания и мысли человека. Чаще всего это кошки и котята, и не случайно слово «котик» обрело новую коннотацию в последнее время: речь идет о комплексной эмоциональной психологической модальности, которую мож-
но емко и кратко обозначить одним словом. Исследование не ставило отдельной целью посчитать, сколько и каких животных представлено в мемах, но, думается, что задача эта небезынтересна для изучения ме-мосферы в целом — учитывая, что в мемосфере существуют целые сериалы с разными животными в роли субъектов, а «котик» стал почти тотемным животным и отдельной мем-субкультурой.
Политики, страны, персонажи массовой культуры с большим отрывом отстают от людей и животных (20 и 44 соответственно).
Самыми многочисленными оказались мемы, презентующие конфликты в сфере детско-родительских отношений (22), внутриличностные конфликты (18), гендерные отношения (сюда же были отнесены семейные конфликты — 16), конфликты, связанные с работой и пандемийной повесткой (10 и 11 соответственно). Такое ранжирование тем доказывает, что изначально мем играет компенсаторную роль, психологически амортизирующую проживание социального становления у молодежи, поэтому и тематика мемов отражает интересы потребителей мемов и проблематику их возрастной группы.
Политика, международные и этнические конфликты оказались представлены в меньшей степени: 5, 5 и 3 мема из выборки соответственно.
В целом очевидно, что тематика и проблематика конфликтных ме-мов практически неисчерпаема; они выполняют функцию презентации одной из сторон конфликта; могут выступать в роли маркера отношения человека или определенной группы к какому-то явлению или событию. Очевидно также, что анализ конфликтных мемов определенного периода способен дать много дополнительных сведений о ранжировании и степени конфликтогенности в определенный период в данном сообществе.
Необходимо признать, что часть методологии, описывающей признаки латентного конфликта, видится наиболее дискуссируемой и небесспорной — в силу того, что эмоциональная и семантическая грань между такими определениями, как «токсичные высказывания» и «обесценивание», трудно верифицируема, так как напрямую зависит от условий интерпретации и личности, и интерпретатора. Вместе с тем это первая попытка очертить границы явного и латентного конфликта в ме-мосфере и разработать методологический аппарат для интерпретации мемов с латентным конфликтом, который в дальнейшем может дорабатываться и классифицироваться иначе. На следующих этапах работы в этом направлении методология может быть скорректирована, а выборка расширена.
Список использованной литературы
1. Щурина Ю.В. Интернет-мемы как феномен интернет-коммуникации / Ю.В. Щури-на // Научный диалог. — 2012. — Вып. 3. — С. 160-172.
2. Zidani S. Messy on the inside: Internet Memes as Mapping Tools of Everyday Life / S. Zidani. — DOI 10.1080/1369118X.2021.1974519 // Information, Communication & Society. — 2021. — Vol. 24, iss. 16. — P. 2378-2402.
3. Докинз Р. Эгоистичный ген / Р. Докинз ; пер. с англ. Н. Фоминой. — Москва : АСТ Corpus, 2013. — 512 с.
4. Rushkoff D. Media Virus: Hidden Agendas in Popular Culture / D. Rushkoff. — New York : Ballantine Books, 1994. — 360 p.
5. Brodie R. Virus of the Mind: The New Science of the Meme / R. Brodie. — Seattle : Integral Press, 1996. — 272 p.
6. Бехтерев В.М. Избранные труды по психологии личности : в 2 т. / В.М. Бехтерев. — Санкт-Петербург : Алетейя, 1999. — Т. 1. - 251 с.
7. Словарь языка интернета ru. / Кронгауз М.А., Литвин Е.А., Мерзлякова В.Н. [и др.] ; под ред. М.А. Кронгауза. — Москва : АСТ-Пресс, 2017. — 288 с.
8. Shifman L. Memes in a Digital World: Reconciling with a Conceptual Troublemaker / L. Shifman. — DOI 10.1111/jcc4.12013 // Journal of Computer-Mediated Communication. — 2013. — Vol. 18, iss. 3. — P. 362-377.
9. Манович Л. Теории софт-культуры / Л. Манович. — Нижний Новгород : Красная ласточка, 2017. — 250 с.
10. Manovich L. Cultural Analytics / L. Manovich. — London : MIT Press, 2020. — 318 p.
11. Psychological and Ethnocultural Sensitivities in the Perception of COVID-19 Memes by Young People in Russia and China / O. Smirnova, G. Denissova, L. Svitich [et al.]. — DOI 10.11621/pir.2020.0410 // Psychology in Russia: State of the Art. — 2020. — Vol. 13, no. 4. — P. 148-167.
12. Borgerson J. Scalable Sociality and «How the World Changed Social Media»: Conversation with Daniel Miller / J. Borgerson, D. Miller. — DOI 10.1080/10253866.2015.1120980 // Consumption Markets & Culture. — 2018. — Vol. 19, no. 6. — P. 520-533.
13. Antipova A. Semantic shift in conflict terminology in contemporary Russian socio-cultural media discourse / A. Antipova, M. Rabeson, O. Smirnova. — DOI 10.22363/2521-442X-2021-5-2-73-89 // Training, Language and Culture. — 2021. — Vol. 5, no. 2. — P. 73-89.
14. Kress G. Reading Images. The Grammar of Visual Design / G. Kress, T. van Leeu-wen. — London ; New York : Routledge, 2020. — 312 p.
15. Exploring Visual Culture of COVID-19 Memes: Russian and Chinese Perspectives / O.S. Smirnova, A.P. Lobodanov, G.V. Denissova [et al.]. — DOI 10.51480/1899-5101.14.2(29).4 // Central European Journal of Communication. — 2021. — Vol. 14, no. 2 (29). — P. 259-286.
16. Шомова С.А. Мем-летописец: репрезентация новостной повестки дня пандемии в меметическом контенте Рунета / С.А. Шомова. — DOI 10.14515/monitoring.2021.5.1977 // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. — 2021. — № 5 (165). — С. 399-424.
17. Shomova S. «Hieroglyphs of Protest»: Internet Memes and the Protest Movement in Russia / S. Shomova. — DOI 10.1080/10758216.2020.1864217 // Problems of Post-Communism. — 2021. — URL: https://www.researchgate.net/publication/348963678_Hieroglyphs_ of_Protest_Internet_Memes_and_the_Protest_MovementJn_Russia.
18. Савицкая Т.Е. Интернет-мемы как феномен массовой культуры / Т.Е. Савицкая // Культура в современном мире. — 2013. — № 3. — URL: http://infoculture.rsl.ru/ donArch/home/KVM_archive/articles/2013/03/2013-03_r_kvm-s3.pdf.
19. Квят А.Г. Медиамем как инструмент политического PR: когнитивный подход / А.Г. Квят // Медиаскоп. — 2013. — Вып. 1. — URL: http://www.mediascope.ru/node/1254.
20. Вартанова Е.Л. Медиа и социальный конфликт: к вопросу о двойственной природе взаимосвязи / Е.Л. Вартанова // Журналистика в 2020 году: творчество, профессия, индустрия : материалы Междунар. науч.-практ. конф., Москва, 4-6 февр. 2021 г. / отв. ред. Е.Л. Вартанова, Я.Н. Засурский. — Москва, 2021. — С. 307-309.
21. Смирнова О.В. Исследования медиа и журналистики в контексте конфликтологии: системно-теоретические аспекты / О.В. Смирнова, М.В. Шкондин. — DOI 10.17150/23086203.2021.10(1).5-21 // Вопросы теории и практики журналистики. — 2021. — Т. 10, № 1. — С. 5-21.
22. Демина И.Н. Журналистика в мире повседневности: слагаемые конвенциональной целостности как фактора преодоления конфликтов / И.Н. Демина, М.В. Шкондин. — DOI 10.51965/2076-7919_2021_1_1_134 // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. — 2021. — Т. 1, № 1 (34). — С. 134-143.
23. Социальные индикаторы конфликта в контексте медиа и журналистики: анализ содержания российских СМИ / О.В. Смирнова, М.В. Шкондин, Г.В. Денисова [и др.]. — DOI 10.17150/2308-6203.2021.10(3).422-436 // Вопросы теории и практики журналистики. — 2021. — Т. 10, № 3. — С. 422-436.
24. Смирнова О.В. Медийное измерение социальных противоречий как направление университетского научного дискурса / О.В. Смирнова, М.В. Шкондин, Е.В. Сивякова. — DOI 10.17150/2308-6203.2021.10(4).585-596 // Вопросы теории и практики журналистики. — 2021. — Т. 10, № 4. — С. 585-596.
25. Якова Т.С. Массмедиа и конфликты: медиагеографические исследования / Т.С. Якова. — DOI 10.17150/2308-6203.2021.10(4).680-697 // Вопросы теории и практики журналистики. — 2021. — Т. 10, № 4. — С. 680-697.
References
1. Shchurina Yu.V. Internet Meme as a Phenomenon of Internet Communication. Nauch-nyi dialog = Scientific Dialogue, 2012, iss. 3, pp. 160-172. (In Russian).
2. Zidani S. Messy on the inside: Internet Memes as Mapping Tools of Everyday Life. Information, Communication & Society, 2021, vol. 24, iss. 16, pp. 2378-2402. DOI: 10.1080/1369118X.2021.1974519.
3. Dawkins R. The Selfish Gene. Oxford University Press, 1976. 360 p. (Russ. ed.: Dawkins R. The Selfish Gene. Moscow, AST Corpus Publ., 2013. 512 p.).
4. Rushkoff D. Media Virus: Hidden Agendas in Popular Culture. New York, Ballantine Books, 1994. 360 p.
5. Brodie R. Virus of the Mind: The New Science of the Meme. Seattle, Integral Press, 1996. 272 p.
6. Bekhterev V.M. Selected Works on the Personality of Psychology. Saint Petersburg, Aleteiya Publ., 1999. Vol. 1. 251 p.
7. Krongauz M., Litvin Е., Merzljakova V. [et al.]; Krongauz M. (ed.). Internet Language Dictionary. Moscow, AST-Press Publ., 2017. 288 p.
8. Shifman L. Memes in a Digital World: Reconciling with a Conceptual Troublemaker. Journal of Computer-Mediated Communication, 2013, vol. 18, iss. 3, pp. 362-377. DOI: 10.1111/jcc4.12013.
9. Manovich L. Theories of Software Culture. Nizhny Novgorod, Krasnaya lastochka Publ., 2017. 250 p.
10. Manovich L. Cultural Analytics. London, MIT Press, 2020. 318 p.
11. Smirnova O., Denissova G., Svitich L., Lin Ch., Steblovskaia S., Antipova A.S. Psychological and Ethnocultural Sensitivities in the Perception of COVID-19 Memes by Young People in Russia and China. Psychology in Russia: State of the Art, 2020, vol. 13, no. 4, pp. 148-167. DOI: 10.11621/pir.2020.0410.
12. Borgerson J., Miller D. Scalable Sociality and «How the World Changed Social Media»: Conversation with Daniel Miller. Consumption Markets & Culture, 2018, vol. 19, no. 6, pp. 520-533. DOI: 10.1080/10253866.2015.1120980.
13. Antipova A., Rabeson M., Smirnova O. Semantic Shift in Conflict Terminology in Contemporary Russian Socio-Cultural Media Discourse. Training, Language and Culture, 2021, vol. 5, no. 2, pp. 73-89. DOI: 10.22363/2521-442X-2021-5-2-73-89.
14. Kress G., van Leeuwen T. Reading Images. The Grammar of Visual Design. London, New York, Routledge, 2020. 312 p.
15. Smirnova O.S., Lobodanov A.P., Denissova G.V., Gladkova A.A., Sapunova O.V., Svitich A.L. Exploring Visual Culture of COVID-19 Memes: Russian and Chinese Perspectives. Central European Journal of Communication, 2021, vol. 14, no. 2, pp. 259-286. DOI: 10.51480/1899-5101.14.2(29).4.
16. Shomova S.A. Meme Chronicler: Representation of the Pandemic News Agenda in the Runet Memetic Content. Monitoring obshchestvennogo mneniya: Ekonomicheskie i sotsial'nye peremeny = Monitoring of Public Opinion : Economic and Social Changes, 2021, no. 5, pp. 399-424. (In Russian). DOI: 10.14515/monitoring.2021.5.1977.
17. Shomova S. «Hieroglyphs of Protest»: Internet Memes and the Protest Movement in Russia. Problems of Post-Communism, 2021. Available at: https://www.researchgate.net/ publication/348963678_Hieroglyphs_of_Protest_Internet_Memes_and_the_Protest_Move-ment_in_Russia. DOI: 10.1080/10758216.2020.1864217.
18. Savitskaya T.E. Internet memes as a Phenomenon of Mass Culture. Kul'tura v sovremennom mire = Culture in modern world, 2013, no. 3. Available at: http://in-foculture.rsl.ru/donArch/home/KVM_archive/articles/2013/03/2013-03_r_kvm-s3.pdf. (In Russian).
19. Kvyat A.G. Media Meme as a Tool of Political PR: a Cognitive Approach. Medi-askop = Mediascope, 2013, iss. 1. Available at: http://www.mediascope.ru/node/1254. (In Russian).
20. Vartanova E.L. Media and Social Conflict: on the Dual Nature of the Relationship. In Vartanova E.L., Zasurskii Ya.N. Journalism in 2020: Creativity, Profession and Industry. Materials of International Research Conference, Moscow, February 4-6, 2021. Moscow, 2021, pp. 307-309. (In Russian).
21. Smirnova O.V., Shkondin M.V. Media and Journalism Studies in the Context of Con-flictology: System-Based Theoretical Aspects. Voprosy teorii i praktiki zhurnalistiki = Theoretical and Practical Issues of Journalism, 2021, vol. 10, no. 1, pp. 5-21. (In Russian). DOI: 10.17150/2308-6203.2021.10(1).5-21.
22. Demina I.N., Shkondin M.V. Journalism in the World of Everyday Life: Components of Conventional Integrity as a Factor in Overcoming Conflicts. Vestnik Volzhskogo universiteta im. V.N. Tatishcheva = Vestnik of Volzhsky University after V.N. Tatischev, 2021, vol. 1, no. 1, pp. 134-143. (In Russian). DOI: 10.51965/2076-7919_2021_1_1_134.
23. Smirnova O.V., Shkondin M.V., Denissova G.V., Antipova A.S., Ilchenko D.S. Social Indicators of Conflict in the Context of Media and Journalism: Analysis of the Content of Russian Media. Voprosy teorii i praktiki zhurnalistiki = Theoretical and Practical Issues of Journalism, 2021, vol. 10, no. 1, pp. 422-436. (In Russian). DOI: 10.17150/2308-6203.2021.10(1).422-436.
24. Smirnova O.V., Shkondin M.V., Sivyakova E.V. Social Contradictions Media Measurement as a Way of University Scientific Discourse. Voprosy teorii i praktiki zhurnalistiki = Theoretical and Practical Issues of Journalism, 2021, vol. 10, no. 4, pp. 585-596. (In Russian). DOI: 10.17150/2308-6203.2021.10(4).585-596.
25. Yakova T.S. Mass Media and Conflicts: Media-Geographical Studies. Voprosy teorii i praktiki zhurnalistiki = Theoretical and Practical Issues of Journalism, 2021, vol. 10, no. 4, pp. 680-697. (In Russian). DOI: 10.17150/2308-6203.2021.10(4).680-697.
Информация об авторах
Смирнова Ольга Владимировна — кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой цифровой журналистики, факультет журналистики, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, г. Москва, Российская Федерация, [email protected], © https://orcid.org/0000-0003-1349-4241.
Шкондин Михаил Васильевич — доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник, кафедра цифровой журналистики, факультет журналистики, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, г. Москва, Российская Федерация, [email protected], © https://orcid.org/0000-0001-8401-9398.
Денисова Галина Валерьевна — доктор культурологии, заведующий кафедрой психологии языка и преподавания иностранных языков, факультет психологии, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, г. Москва, Российская Федерация, [email protected], © https://orcid.org/0000-0002-7719-8380.
Стебловская Софья Борисовна — старший научный сотрудник, кафедра цифровой журналистики, факультет журналистики, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, г. Москва, Российская Федерация, [email protected], © https:// orcid.org/0000-0002-3866-852X.
Authors Information
Olga V. Smirnova — PhD in Philology, Associate Professor, Head of Department of Digital Journalism, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation, [email protected], © https://orcid.org/0000-0003-1349-4241.
Mikhail V. Shkondin — D.Sc. in Philology, Full Professor, Leading Researcher, Department of Digital Journalism, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation, [email protected], © https://orcid.org/0000-0001-8401-9398.
Galina V. Denissova — D.Sc. in Culture Studies, Head of Department of Psychology of Language and Teaching of Foreign Language, Faculty of Psychology, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation, [email protected], © https://orcid. org/0000-0002-7719-8380.
Sophia B. Steblovskaia — Senior Researcher, Department of Digital Journalism, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation, stebl@inbox. ru, © https://orcid.org/0000-0002-3866-852X.
Вклад авторов
Все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Contribution of the Authors
The authors contributed equally to this article. The authors declare no conflicts of interests.
Для цитирования
Индикаторы конфликтности в российском медиадискурсе: анализ интернет-мемов / О.В. Смирнова, М.В. Шкондин, Г.В. Денисова, С.Б. Стебловская. — DOI 10.17150/2308-6203.2022.11(1).41-58 // Вопросы теории и практики журналистики. — 2022. — Т. 11, № 1. — С. 41-58.
For Citation
Smirnova O.V., Shkondin M.V., Denissova G.V., Steblovskaia S.B. Conflict Indicators in Russian Media Discourse: Internet-Meme Analysis. Voprosy teorii i praktiki zhurnalistiki = Theoretical and Practical Issues of Journalism, 2022, vol. 11, no. 1, pp. 41-58. (In Russian). DOI: 10.17150/2308-6203.2022.11(1).41-58.
