CC BY
135
ИМУЩЕСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ СУПРУГОВ В РОССИЙСКОЙ ДВОРЯНСКОЙ СЕМЬЕ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX - НАЧАЛО ХХ ВВ.)
В.А. Веременко
(Ленинградский государственный университет им. А.С. Пушкина) Научный руководитель - доктор социологических наук, профессор Л.Я. Орлова
Условия, определявшие имущественные отношения между супругами в России второй половины XIX - начала ХХ вв., были различными. Во-первых, эта сфера гражданских отношений по-разному регулировалась нормами обычного и писаного права [1]. Во-вторых, в указанной сфере в отдельных регионах России действовали противоположные законодательные нормы, в результате чего в стране сосуществовали практически все известные в Европе способы организации имущественных отношений супругов. В-третьих, степень реализации имущественных прав зависела от сферы деятельности, которой занимался глава семьи, а иногда и другие ее члены.
В Западном крае, испытавшем значительное влияние германского и французского права, сосуществовали две системы имущественных взаимоотношений супругов. Первая из них («французская») предполагала общность имений супругов: владения жены и мужа представляли на время брака одно целое с предоставлением мужу широких прав управления. Вторая («германская») предусматривала раздельность имущества, но муж управлял как своим имуществом, так и имуществом, внесенным женой [2]. В Остзейских губерниях преобладала «германская» система. При этом в обоих регионах существовала практика предбрачных договоров по имуществу, дававших возможность несколько отойти от господствовавших на данной территории прав супруга в имении жены [3].
В Финляндии сложилась система управления мужа общим, семейным имуществом. Собственность же, которой каждый из супругов владел до брака или которая досталась ему по наследству уже в браке, рассматривалась как самостоятельное имущество хозяина, и второй супруг не имел на нее брачного права. Характерно, что во время брака супругам не разрешалось ни дарить друг другу имущество, ни заключать о нем каких-либо условий [4].
В Полтавской и Черниговской губерниях, гражданское законодательство которых восходило к Литовскому статуту, действовала дотальная («римская») система имущественных отношений между супругами. Каждый из них имел всю полноту прав в распоряжении своим имуществом, но за исключением определенной его части. Приданое жены и соответствующая часть имущества мужа образовывали семейный фонд, который мог быть отчужден или обременен долгами только с согласия обоих супругов, что фиксировалось в специальном акте [5].
Общеимперское гражданское право предусматривало раздельность имуществ супругов. Все имущество жены и даже ее приданое официально рассматривались как ее единоличная собственность [6]. В то же время российский закон вынужден был считаться с общностью имущественных интересов супругов [7]. Не случайно в Свод законов Российской империи были внесены нормы, устанавливавшие определенный контроль за владениями одного из супругов в связи с той сферой деятельности, к которой принадлежал другой, или с его имущественным положением.
Серьезные последствия для экономической жизни русского подданного имел его брак с иностранцем. Прежде всего, это касалось государственных чиновников и дворянок. Закон исходил из того, что владение жены недвижимым имением в другой стране может существенно влиять на интересы мужа, поэтому иностранка, вступая в брак с русским дипломатическим чиновником, была обязана продать принадлежавшую ей вне пределов России недвижимость, иначе ее муж должен был покинуть дипломатическую
службу [8]. Если же русская подданная вступала в брак с подданным другого государства, то она считалась иностранкой и должна была «следовать состоянию и месту жительства своего мужа». До 1860-х гг. права иностранцев пользоваться имуществом в России были серьезно ограничены. Им, в частности, запрещалось владеть имениями, населенными крепостными людьми или даже крепостными без земли, если они не имели утвержденного российской верховной властью дворянского звания. Вышедшая за иностранца женщина тоже не могла владеть в России недвижимым имуществом, а обязана была «при выезде продать оное в полгода». При этом из денежных капиталов, вывозимых ею, удерживалась десятая часть в государственный доход. Если у выходящей замуж дворянки имелись дети от прежнего брака с российским подданным, то ей предоставлялось право передать в пользу детей все или часть имения [9].
После 1861 г. права всех сословий по владению недвижимой собственностью расширились. По инициативе главы МИДа А.М. Горчакова МВД в январе 1865 г. подготовило законопроект «О распространении на иностранных подданных тех же прав по приобретению имений, какие представлены русским подданным из непотомственных дворян». Согласно этому документу, потомственная дворянка, владевшая населенным имением, в случае вступления в брак с иностранцем сохраняла недвижимость в собственности, но при условии прекращения всех обязательных отношений крестьян, если до того времени последние еще не воспользовались выкупом земельного их надела [10].
Таким образом, с середины 1860-х гг. имущественные права русских подданных, вступавших в брак с иностранцами, значительно расширились. Единственной категорией лиц, вынужденных передавать каким-либо образом в другие руки свои имения в результате брака с представителем иного государства в конце XIX - начале ХХ вв., оставались наследницы майоратов, стесненные требованием обязательного сохранения этих владений в руках русских подданных. Такое требование влекло для женщин обязанность отказаться от майоратного имения в пользу другого лица [11].
Внутри страны наибольшим ограничениям с целью пресечения возможных злоупотреблений подвергались имущественные права женщин, состоявших в браке с лицами, занимавшимися торгово-промышленной деятельностью, а также чиновниками, контролировавшими такую деятельность или регулировавшими казенные поставки. Так, при совершении актов с имениями или капиталами, принадлежавшими женам казначеев, требовалось дозволение учреждений или лиц, в непосредственной зависимости от которых состояли мужья [12]. Кроме того, женам чиновников и купцов тех мест, в которых совершались казенные торги и т.п., запрещалось в них участвовать или быть залогодательницами по подрядам [13]. Нарушая принцип раздельной собственности супругов, когда дело касалось казны или (в меньшей степени) частного кредита, эти правила, тем не менее, не могли серьезно оградить интересы ни государства, ни отдельных подданных от банкротов или чиновников, переводивших незаконно полученные средства на жену, покупавших на ее имя имения и другую собственность.
Данная проблема, распространившаяся в дворянско-чиновничей среде, была в середине 1840-х гг. поставлена Николаем I перед руководством II отделением Собственной е.и.в. Канцелярии. В результате было принято решение о том, что имущество, подаренное или купленное одним супругом у другого в течение десяти лет перед объявлением одного из них несостоятельным должником, «вместе с имуществом несостоятельного ... поступает в продажу на удовлетворение кредиторов» в том случае, «когда все прочее имущество несостоятельного оказывается недостаточным на уплату сих долгов или взысканий». Регламентировалась также передача в счет долгов одного из супругов половины из принадлежавших семье предметов домашней обстановки [14]. Таким образом, данные положения подтачивали господство в России принципа раздельности имущества супругов, делая полностью неприкосновенными взаимные даре-
ния и покупки только по истечении десятилетнего срока давности, а также устанавливали, по крайней мере, в отношении предметов быта, общность их совместно нажитого имущества. В остальных же случаях имущества супругов признавались российским законодательством полностью автономными. Соответственно, совершая друг с другом какие-либо сделки (продажи, дарения и др.), муж и жена должны были действовать как посторонние лица [15].
Практика демонстрировала причудливые сочетания самых разных имущественных взаимодействий супругов: от полной реализации принципа раздельности даже в рамках фактически единого дома до всевластия одного из них в «неприкосновенном» имении другого.
При вступлении в брак мужчина в центральной России, как и в западных районах страны, рассчитывал получить возможность распоряжаться владениями жены и, в особенности, ее приданым. В обыденной жизни разные социальные группы, в том числе и дворяне, разделяли предоставляемое семьей невесты до свадьбы имущество на три части, по праву собственности на него. Жена имела право лишь на свои личные вещи (одежду и белье). Входившие в состав приданого предметы быта рассматривались как общее владение супругов. Денежные средства поступали к мужу.
Интересные в этом плане сведения содержались в хозяйственных книгах отставного офицера Седкова за 1860-70-е гг. Полученные им от бабушки невесты деньги и бриллианты (всего 8 тыс. руб.) были вписаны Седковым в приход в качестве его личных доходов. Одна тысяча руб., на которые семья будущей жены купила мебель, белье, хозяйственный скарб и др., были занесены им в «общие расходы». Для собственных же средств жены в книгах была отведена специальная графа под названием «чужие деньги» [16].
Неясным, а потому спорным, представлялся в общественном сознании статус недвижимого имущества, иногда также включаемого в общий объем приданого. С одной стороны, записанное на имя жены имение, несомненно, принадлежало ей, с другой, будучи частью приданого, оно как бы теряло свою исключительность. Такую двойственность женихи нередко пытались преодолеть, требуя от семьи невесты или от нее самой перед браком переписать на них имущество в качестве дара. Другая сторона, опасаясь возможного разрыва, откладывала такое переоформление на время после заключения брака. Подобные отказы в выдаче приданого мужу становились предметом судебных тяжб [17] и создавали серьезные конфликты внутри новой семьи или между молодоженами и родственниками жены. Так, например, 24-летний дворянин А.И. Астрецов, «без определенных занятий и местожительства», женился на женщине значительно старше себя, имевшей внебрачного сына и владевшей домом, на доходы с которого она и жила. В качестве приданого она обещала отписать Астрецову половину дома, но не сдержала обещания. После свадьбы между супругами начались ссоры, закончившиеся уходом мужа из дома и фактическим распадом семьи [18].
Распоряжение отдельным имуществом жены, не входившим в состав приданого, также могло быть организовано в конкретных условиях той или иной дворянской семьи по-разному. Женитьба на богатой женщине сама по себе не могла гарантировать материального благополучия для ее мужа. Впрочем, имущественные беды супругов богатых жен были, вероятно, редким явлением, или, во всяком случае, они не часто предавались огласке. Так, например, много шума наделал случай, произошедший в Москве в начале 1870-х гг., когда уехавшая за границу с любовником супруга генерал-лейтенанта потребовала от своего мужа освободить ее дом, в котором он проживал вместе с их четырьмя детьми. Съезд мировых судей, рассматривавший дело обиженного супруга, вынужден был признать право собственницы распоряжаться своим имуществом по своему усмотрению [19].
Однако чаще всего жены соглашались с тем, чтобы муж управлял их имуществом. Характерно, что, чувствуя себя в имении жены полноправными хозяевами, но психологически ощущая некоторую неопределенность такого своего статуса, мужья нередко пытались утвердиться, злоупотребляя своей властью в отношении крестьян (особенно до отмены крепостного права). Недаром практически все из дошедших до суда наиболее одиозных случаев помещичьего произвола связаны с деятельностью не самого владельца (владелицы) имения, а его (ее) супруга [20]. В конце XIX - начале ХХ вв. те же психологические обстоятельства, в совокупности с нараставшими экономическими проблемами в дворянских семьях, толкали супруга-управляющего к участию в разного рода сомнительных, но обещающих гигантские прибыли сделках, что нередко приводило к растрате имущества и подчас к несостоятельности юридического владельца. Так, между дворянами А.И. и Е.В. Барановскими существовал многолетний внутрисемейный конфликт, бывший даже предметом рассмотрения Александра III и Николая II. В его основе лежали рискованное распоряжение мужем имуществом, принадлежавшим жене, нерачительное отношение к состоявшей у него в опеке собственности ее несовершеннолетних братьев, что повлекло за собой огромные материальные потери. Конфликт подогревался и постоянными придирками мужа ко всем действиям жены по имению и требованиями непременного соблюдения всех его указаний [21].
Финансовые неудачи распорядителя нередко влекли за собой требование от супруги переписать на него половину или даже все ее имущество. В этом случае мужья объясняли произошедшие материальные потери вмешательством жены, внешними обстоятельствами и просто невезением, утверждая, что сам факт перехода имения в их собственность обязательно переломит сложившуюся неблагоприятную конъюнктуру. Такие мужья использовали самые разные средства, чтобы вынудить жен вверить их «охране и житейской опытности» свое материальное состояние. Некоторые, подобно уже упомянутому А.И. Барановскому, применяли угрозы отнять детей, устраивали скандалы, обращались за помощью к администрации. Другие использовали физические воздействия. Поручик И. Карцев, например, требуя от жены отписать ему половину имения, применял жестокие побои, обваривал ее кипятком, жег свечою, даже несколько раз в присутствии гостей кидался на нее с пистолетом. Однако, несмотря на двадцать лет подобных мучений, Карцева так и не уступила мужу, скорее всего из опасения, что в этом случае он вообще выкинул бы ее на улицу [22].
Имевшие небольшое личное имущество жены также нередко обращались к мужьям - собственникам родовых имений с предложением переписать на них имение или осуществить его безденежную продажу. Главным аргументом таких просьб выступала необходимость обеспечения их будущего в связи с существовавшей в России наследственной системой, резко ограничивавшей долю супругов в родовых имениях друг друга (1/4 часть движимого и 1/7 часть недвижимого имущества). Подчас мужья шли на удовлетворение этих просьб, особенно если между супругами была значительная разница в возрасте или речь шла об обеспечении второй супруги при наличии детей от первого брака.
Итак, в обыденной жизни и в традициях дворянских семей присутствовало определенное единство имущества супругов, прежде всего в части, касающейся приданого. Закон же устанавливал раздельность таких имуществ, правда, с некоторыми, хотя и не особенно серьезными, изъятиями. Право жены самостоятельно распоряжаться своей собственностью, с одной стороны, подтачивало семейные союзы, особенно в тех случаях, когда мужчины вступали в брак, имея определенные «виды» на имущество невест, с другой же стороны, это право становилось гарантом значительно большей, чем на Западе, свободы замужней женщины в случае несогласия в семье, вплоть до ее материальной независимости при переходе к раздельной жизни. Ответом на это противоречие, попыткой укрепить семью стало все большее распространение в конце XIX - начале
ХХ вв. в практике судов такого толкования действовавшего гражданского права, которое строилось не на прямо заявленных в нем положениях, а на моральных соображениях судьи, сколь бы сильно они не расходились с законом.
Литература
1. В настоящей статье не рассматриваются нормы обычного права, которые не применялись к дворянской семейной организации.
2. Гражданское уложение 1825 г. Ст. 182-230. // Сборник гражданских законов и постановлений, действующих в губерниях: Варшавской, Калишской, Келецкой, Лом-жинской, Люблинской, Петроковской, Плоцкой, Радомской, Сувалкской и Седлец-кой. Т. 1. Варшава, 1869. С. 133-140; Юренев П. Семейственные и гражданские права женщин по русским и польским законам. // Журнал гражданского и уголовного права. 1877. № 6. С. 9-19; Свод разъяснений гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената по вопросам гражданского права губерний Царства Польского. / Сост. А. Нолькен. СПб, 1891. С. 1-4.
3. Свод местных узаконений губерний Прибалтийских (остзейских). Законы гражданские. Ст. 10-66. СПб, 1891. С. 15-26; Невзоров А.С. Краткое изложение курса местного права Прибалтийских губерний. Ч. 2. Юрьев, 1910. С. 6-21.
4. Общее уложение и дополнительные к нему узаконения Финляндии. / Сост. К. Малышев. СПб, 1891. Гл. 1Х-Х. С. 17-21.
5. Свод Законов Российской империи (далее - Св. Зак.). Т. Х. Законы Гражданские. СПб., 1857. Ст. 111; Квачевский А. Права женщин по законам Черниговской и Полтавской губернии. // Журнал гражданского и уголовного права. 1877. № 3. С. 50.
6. Св. Зак. Т. Х. Законы Гражданские. СПб, 1857. Ст. 109-110.
7. Оршанский И.Г. Исследование по русскому праву семейному и наследственному. СПб, 1877. С. 103.
8. Св. Зак. Т. Х. Законы Гражданские. СПб, 1857. Ст. 66.
9. Св. Зак. Т. IX. Законы о состояниях. СПб., 1856. Ст. 1514, 1525; Обозрение действующих в России узаконений о иностранцах. СПб, 1859. С. 23-24.
10. О распространении на иностранных подданных тех же прав по приобретению имений, какие представлены русским подданным из непотомственных дворян. СПб, 1865. С. 1-8; Полное собрание законов Российской империи. Собрание - 2-е. 1865. Т. ХЬ. Отд. 1. № 41957. СПб., 1867. С. 372.
11. См., напр., дело дочери генерал-лейтенанта О. Бушен: Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 821. Оп. 10. Д. 630. Л. 125-126.
12. Св. Зак. Т. Х. Законы Гражданские. СПб, 1857. Ст. 784.
13. Там же. Ст. 1789, 1790.
14. Св. Зак. Т. XI. Учреждения и Уставы торговые. СПб., 1856. Ст. 1933-1935, 1937.
15. Св. Зак. Т. Х. Законы Гражданские. СПб., 1857. Ст. 109, 114-117.
16. См.: Кони А.Ф. Судебные речи. 1868-1888. СПб, 1897. С. 343-344.
17. См., напр.: Судебный Вестник. 1867. № 18; Указатель судебным решениям по гражданскому праву и судопроизводству. // Юридический вестник. 1875. № 4-6. С. 33.
18. РГИА. Ф. 1412. Оп. 212. Д. 207. Л. 1-15.
19. В первой инстанции - в мировом суде - первоначально было признано право мужа на проживание в доме жены без ее дозволения, но съезд мировых судей нашел, что такое право носит лишь нравственный, а не правовой характер, а потому не обязательно для исполнения. См.: Голос. 1872. 4 октября.
20. См.: Любавский А. Русские уголовные процессы. Т. 2. СПб, 1866.
21. РГИА. Ф. 1412. Оп. 213. Д. 17-22.
22. Любавский А. Указ. соч. Т. 2. С. 297-299.
