CC BY
272
ЛИЧНОСТЬ В ИСТОРИИ
УДК 94(47).072:008
О. Б. Островский
Императрица Мария Федоровна и русская художественная культура 1801-1825 гг.
В статье рассмотрена культурно-историческая роль вдовствующей императрицы Марии Федоровны (Софии Доротеи Вюртембергской) в годы правления ее старшего сына Александра I. В статье рассматриваются: эстетические вкусы и приоритеты императрицы; ее деятельность по руководству женскими учебными заведениями; методы и результаты воспитания (в том числе эстетического) собственных детей; ее роль как мецената, владелицы Павловска и Елагина острова, хозяйки самого престижного литературного салона, главного вдохновителя культа «Александра Благословенного».
The article is dedicated to the widow empress Maria Fyodorovna (Sophia Dorothy of Wurtemberg) and the cultural and historical role she played in the reign of her elder son Alexander I. In the article the following is analysed: aesthetic tastes and priorities of the empress; her activities as a manager of educational institutions for female; methods and results of education (including aesthetic education) of her own children; her role as a patron of arts, the owner of Pavlovsk and Elagin Island, the hostess of the most fashionable literature salon, the main inspire of the cult of Alexander the Blessed.
Ключевые слова: императрица Мария Федоровна, Александр I, русская история, русская культура.
Key words: empress Maria Fyodorovna, Alexander I, russian history, russian culture.
В годы правления Александра I второй фигурой, оказавшей влияние на парадно-официальную сторону русской культуры, являлась императрица Мария Федоровна (1759-1828). Ее личности и деятельности посвящены панегирическая книга Е.А. Энгельгардта [19], бесстрастная работа Н.Ф. Дубровина [6], разделы в трудах М.И. Богдановича, К. Валишевского, Н.К. Шильдера, вел. кн. Николая Михайловича, а самое полное и подробное исследование - монография Е.С. Шумигорского [18]. Интересные сведения о педагогических воззрениях императрицы и их реализации содержатся в очерке Н.С. Карцева о Мариинском (Екатерининском) институте [8], а также в монографии Н.П. Черепнина об обществе благородных девиц [17].
© Островский О. Б., 2013
Популярной компиляцией этих работ является книга И.Б. Чижовой («Императрица Мария Федоровна») и другие ее публикации («Пять императриц», «Судьба придворного живописца. В.Л. Боровиковский в Петербурге», «Хозяйки литературных салонов»), проникнутые гламурно-монархической ностальгией по «блестящему Петербургу». Значение художественных пристрастий императрицы там явно преувеличивается, а личные качества, деятельность по руководству благотворительными и женскими учебными заведениями предстают в сентиментально-патетическом ореоле. Статистика говорит о другом: в РГИА (Ф. 759. Оп. 1. Ч. 1, 2) из 7796 документов 1801-1825 гг., адресованных Марии Федоровне и ее секретарю Г.И. Вилламову, с художественной культурой связано 29 (0,4 %). В основном это счета за купленные произведения и просьбы об оплате труда игравших для нее музыкантов. Примерно такую же картину представляет фонд Г.И. Вилламова в рукописном отделе РНБ (Ф. 143). С вопросами художественной культуры там связано три единицы хранения из почти четырехсот. Даже если учесть, что Николай I сжег личный архив матери для сокрытия фактов, компрометирующих ее супружескую верность и содержащих тайну рождения младших детей, вряд ли в число уничтоженных попали документы, связанные с эстетическими пристрастиями императрицы.
«Мария Федоровна была женщина добрая, благотворительная, недальновидная и ограниченная, немка в душе, пропитанная всеми династическими и аристократическими предрассудками» [5, с. 234]. «Она была до того бережлива, что, <...> не колеблясь, присвоила себе все старые платья, оставшиеся от первой жены Павла, и не стеснялась требовать у камеристок даже башмаки покойной: “столь она скупа” <...> Рядом с этим она любила до страсти пышность, внешний блеск, церемониальные празднества и торжества, но также и мелкие придворные интриги» [3, с. 23-24]. Подобным же образом в художественных пристрастиях Марии Федоровны эклектично смешивались идеи просветительского реализма, сентиментализма, рококо и классицизма. Культурно-историческая роль Марии Федоровны видится в следующем.
1. Мать, озабоченная воспитанием детей, повлиявшая на их эстетические вкусы. «Любящая мать с несколько сентиментальной позой» [4, с. 30] была грозой своих детей. Для них визит или пребывание в Павловске были тяжким испытанием. На первой стадии обучения императрица сама давала детям уроки французского, а играть на арфе училась одновременно с дочерьми. Под ее руководством ставились домашние комедии и «антологические интермедии». С детства детей водили в театр и на придворные маскарады. Однако эстетическое воспитание удалось только в отношении дочерей.
Что касается воспитания младших сыновей, то эту сторону деятельности Марии Федоровны вряд ли можно признать удачной. Она упорно противодействовала их милитаристским склонностям, игнорируя и пытаясь переломить их интересы. По признанию Николая I, «Сей порядок лишил нас совершенно счастья сыновнего доверия к родительнице, к которой допущаемы мы были редко одни, и то никогда иначе, как будто на приговор <...> страх и искание, как избегнуть от наказания, более всего занимали мой ум» [10. Т. 1, с. 82]. «Строгая к этикету» [10. Т. 2, с. 10], она с утра до вечера была затянута в парадное, церемониальное платье, принуждая к тому же приближенных. «Ее отличала строгость ко всему, что касалось этикета <...> и отвращение к малейшей фамильярности ее сыновей с частными людьми» [10. Т. 1, с. 214]. При этом она делала им замечания в присутствии посторонних лиц и дам. Деспотическую власть над младшими сыновьями государыня сохраняла и позднее, упрекнув, например, Николая с женой в том, что они нанесли визит императрице Елизавете Алексеевне, не спросив на то разрешения у Марии Федоровны.
Как показала история, попытки матери привить Николаю и Михаилу либерально-просветительские представления, гуманитарные знания и «правильные» эстетические вкусы окончились крахом. Николай I, описывая интерьеры Зимнего дворца, где прошло его с Михаилом детство, признался: «Комната была оштукатурена с богатой живописью фресками в античном вкусе по золоченному фону; такой же был и карниз; паркет великолепного рисунка был сделан из пальмового, розового, красного, черного и другого дерева, в некоторых местах сильно попорченный ружейными прикладами и эспанто-нами моих старших братьев, - изъян, который Михаил и я с тех пор старались усугубить, свалив, конечно, все это на наших братьев» [10. Т. 1, с. 74]. Став императором, Николай I с той же «любовью к искусству» брал из эрмитажных кладовых пейзажи ненавистных ему фламандцев и голландцев и вписывал в них стройные ряды войск в исправной амуниции. Вопреки матери, художественные вкусы Николая Павловича, не без влияния его жены Александры Федоровны и ее учителя В.А. Жуковского, склонялись к англо-немецкому романтизму с его тягой к рыцарскому средневековью.
О вкусах Михаила Павловича говорить не приходится. «Михаил лишь только сдал последний экзамен, заколотил огромным гвоздем свой шкап с книгами» [5, с. 295]. Владелец шедевра ампирной архитектуры - Михайловского дворца работы К.И. Росси, учившийся графике у О.А. Кипренского, в Лувре «Михаил Павлович подходил к Репнину и признавался, что он большой невежда в картинах и совсем не понимает, что хорошо, что дурно; это примечательно в человеке, воспитанном возле Эрмитажа» [16. Л. 13]. То же и с
музыкой: на концерте Анжелики Каталани - самой высокооплачиваемой певицы Европы, Михаил и Константин Павловичи «весь вечер... между собою разговаривали; обыкновенные, ничего не значущие шутки и более ничего; ни один не сказал ни слова об искусстве музыки и пения» [9, с. 353]. Завещая младшему сыну Павловск, Мария Федоровна, помня об отсутствии у него вкуса, благоразумно оговорила: «.с условием, чтобы дворец, сады, парки, оранжереи, <...> и прочие могущие впредь основаться заведения, одним словом, чтобы все угодья этого прекрасного имения содержались хорошо и в том же виде как в настоящее время» [7, с. 119120]. «После перехода Павловска в собственность вел. кн. Михаила Павловича (по смерти Марии Федоровны в 1828 г.) музыкальная жизнь во дворце надолго замерла. На плацу теперь ежедневно гремели барабаны на парадах, которые устраивал великий князь. В дурную погоду учения переносились внутрь дворца, и под духовой оркестр солдаты маршировали в Тронном зале. В праздничные дни в парке, на возвышениях в Больших Кругах, у подножий статуй Мира и Правосудия, играла тоже только "военная музыка"» [12, с. 21]. Подобное происходило и в Михайловском саду Петербурга.
2. Теневой и «превосходный», по мнению Н.М. Карамзина, «министр народного просвещения», «министр благотворительности», «мать всех сирот» (М.И. Богданович). После смерти Екатерины II государственные женские учебные заведения, институты глухонемых и слепых, воспитательные дома и приказы общественного призрения перешли в ведение Марии Федоровны. На ее личные средства Д. Кваренги построил в столице здание Мариинской больницы для бедных. С 1802 г. в ведомство Марии Федоровны отчислялось 10 % от сборов всех театральных трупп. В отличие от Екатерины II, цель женских учебных заведений государыня видела не в создании особой породы дворянок, интеллектуальной и высоконравственной, а в воспитании примерных жен, матерей и хозяек ("Kinder, Kuche, Kirchen"). Основное место в учебном плане отводилось Закону Божьему, литературе (преимущественно французской), иностранным языкам, рукоделию, музыке, танцам. Развлечения стали редкими и скромными.
Эти принципы были распространены на Смольный, Екатерининский и Патриотический институты. «Их воспитанием руководит сама императрица и доставляет им все, что может дать богатая семья своим детям. Порядок и изящество замечаются даже в мелочах жизни институтской, и в основу преподавания изящных искусств положены религия и нравственность» [1, с. 56]. Восхищение мадам де Сталь прогнозируемо, поскольку с попустительства Марии Федоровны развилась показуха, ставшая с тех пор устойчивой чертой системы народного образования, особенно в закрытых заведениях.
Принципом институтской педагогики была «демонстрация успехов». Чтобы не испортить картины успеваемости, на уроках плохих учениц не вызывали. Перед экзаменом каждая заранее получала вопрос и тщательно его репетировала. За неопрятность наказывали строже, чем за невыученные уроки. Классные дамы хранили и по своему усмотрению распоряжались деньгами учениц, контролировали каждый их шаг, круг чтения, имели право вскрывать и читать их письма. Воровство администрации имело такой масштаб, что бывшие смолянки всю жизнь с содроганием вспоминали мерзкую пищу и холод в спальнях.
Императрица с наслаждением составляла сама и заставляла преподавателей составлять особые таблицы лекций с исчислением количества часов занятий поденно, понедельно, помесячно. Подобные таблицы были введены во всех учебных заведениях ее ведомства. С тех пор подобная канцелярщина культивируется бюрократическими структурами народного образования в ущерб реальному процессу образования, воспитания и развития подрастающих поколений.
3. Владелица шедевров русского искусства - Павловска и Елагина острова, где в полной мере проявились ее художественные вкусы. Резиденции императрицы для многих в России являлись образцом дворцовой и усадебной жизни. В Павловске, который Екатерина II подарила великокняжеской чете по случаю рождения Александра I, Мария Федоровна стремилась создать особую художественную среду, во многом противоположную официально насаждаемому классицизму. Для некоторых мастеров искусств поэтизация Павловска стала почти беспроигрышным ходом в поисках благоволения императрицы. Павловск - крупнейший русский пейзажный парк XVIII в., где воплотились принципы европейского паркосторения, навеянные эстетикой рококо, просветительского реализма и сентиментализма. Облик дворцово-паркового комплекса отразил эволюцию вкусов хозяйки с 1779 по 1828 г., которые в свою очередь являлись отражением эстетических приоритетов эпохи. В этой связи в развитии ансамбля можно выделить следующие этапы: 1) 1779-1786 гг. - палладианский период, связанный с творчеством Ч. Камерона. Он создал Дворец, храм Дружбы, храм Аполлона, Собственный садик и другие сооружения, ставшие образцом изящества, чувства меры, гармонии природы и архитектуры. «Бунтарь» по натуре, Камерон с иронией относился к эклектичным вкусам Марии Федоровны, что, вероятно, и послужило основной причиной его увольнения в 1786 г. «за нерасторопность»; 2) 1786-1801 гг. - эклектический период, связанный с деятельностью В. Бренны, готовым строить все, что угодно и в каком угодно вкусе; 3) 1801-1828 гг. -
ампирный период, связанный с творчеством А.Н. Воронихина (18031814), К.И. Росси (1815-1828) и П. Гонзага.
Апофеозом культурной жизни Павловска стало торжество 27 июля 1814 г. в иллюминованном Розовом павильоне по случаю возвращения из Франции российских войск. В подготовке праздника участвовали Г.Р. Державин, Н.М. Карамзин, К.Н. Батюшков, П.А. Вяземский, Ю.А. Нелединский-Мелецкий и др. Музыку сочиняли Д.С. Бортнянский, Ф. Антонолини и, возможно, С.И. Давыдов, а исполняли лучшие певцы русской оперы - В.М. Самойлов, П.В. Злов, Н.С. Семенова в сопровождении двух хоров Придворной певческой капеллы. Декорации написал П. Гонзага. В числе многочисленной блестящей публики находились привезенные из Царского Села лицеисты.
Последний масштабный праздник состоялся в Павловске 6 июня 1816 г. по случаю свадьбы вел. кн. Анны Павловны и принца Оранского. В постановках была задействована балетная труппа Ш. Дидло, более ста воспитанников театральной школы, десятки музыкантов и певчих. Солистки Е.С. Сандунова и Н.С. Семенова пели русские песни. Для хороводов из окрестных деревень доставили две сотни крестьянских девушек и парней. У Розового павильона П. Гонзага создал декорацию швейцарской деревни на фоне гор. Перед ней на лугу разбили «лагерь союзных войск», где разместились гвардейские полки. Праздник, начавшийся в 20 часов, продолжался при свете костров до утра. Меланхолический лирик Ю.А. Нелединский-Мелецкий, опасаясь, что его стихи не понравятся императрице, пришел за советом к Н.М. Карамзину, а тот отправил его в Лицей к юному Пушкину. Согласно преданию, лицеист написал стихи за два часа. Он присутствовал на празднике, который совпал с его семнадцатилетием. Возможно, именно в этот день поэт вынес для себя судьбоносное решение: никогда больше не писать по заказу двора. Императрица вскоре прислала ему золотые часы, но Пушкин их «разбил нарочно о каблук». Позднее он каялся: «Простите мне мой страшный грех, поэты, / Я написал придворные куплеты».
В 1818-1821 гг. К.И. Росси построил для Марии Федоровны на Елагином острове ансамбль, который сразу заставил говорить об авторе как о Воронихине, Захарове и де Томоне в одном лице. Создавая семь служебных павильонов, зодчий придал каждому неповторимые индивидуальные черты, а в их расположении отошел от классицистической симметрии, применив принцип свободной планировки. Масштаб предпринятых им земляных работ по рытью каналов и изменению очертаний берегов был беспрецедентен. Совместно с Д.-И. Бушем Росси создал уникальный островной пейзажный парк, в структуру которого были включены рукава Невы, Финский залив, естественные и искусственные пруды и протоки, зе-
леные массивы, система аллей и дорожек. Идеально найденные масштабы и ритм позволяли обозревать парковые пейзажи и архитектурные мотивы с наиболее эффектных точек.
Воронихин и Росси, верные «большому стилю», планировали весь интерьер, вплоть до мельчайших деталей мебели, посуды, тканей. Их работы в этой области считаются высшим достижением европейского ампира. Однако Мария Федоровна из экономии неоднократно заказывала дешевую мебель у модного Гамбса [14. Оп. 1. Ч. 2. Д. 282. Л. 38].
4. Заказчица произведений и покровительница мастеров искусств. На досуге, наряду с рукоделием, императрица занималась миниатюрной живописью и медальерным делом под руководством академического резчика К. Либрехта. Интерес к глиптике она унаследовала от свекрови. Но если Екатерина II своим художественным увлечениям отдавалась со страстью дилетанта, то Мария Федоровна - с приземленной немецкой методичностью. Столь же рациональны ее живописные вкусы. В каталогах Павловского дворца-музея среди картин, купленных «супругами Северными» во время полуторалетнего европейского вояжа, лишь одно небольшое полотно восхищает фактурной живописью и внутренней экспрессией -«Св. Варфоломей» Х. Риберы. Все остальное - холодная академическая школа, просветительская бытописательность и дидактизм.
Подобно тому как в облике Павловского парка сентиментальные черты сменялись ампирными, в живописных предпочтениях Марии Федоровны сентиментализм (Ж.-Л. Вуаль, Э. Виже-Лебрен, И.-Б. Лампи, В.Л. Боровиковский) уступил место ампирному академизму (А.Е. Егоров, В.К. Шебуев, Г.Г. Угрюмов). Она увлеклась творчеством немецкого скульптора И.-Х. фон Даннекера и способствовала его избранию вольным общником Императорской академии художеств [14. Оп. 1. Ч. 1. Д. 159. Л. 35-37, 78; 13. Оп. 16. Д. 130. Л. 1-3]. В архитектурных пристрастиях Марии Федоровны просматриваются два подхода: 1) личный - привлечение к строительству и оформлению ее резиденций лучших зодчих (Камерон, Бренна, Воронихин, де Томон, Росси), оплата, скрепя сердце, их дорогостоящих затей; 2) служебный - привлечение к сооружению зданий для учреждений ее ведомства архитекторов с противоположными качествами - склонных к суровой простоте, дешевизне, функциональности, принципиальных врагов ампирного украшательства (Кваренги, Михайлов-первый, Стасов). «При открытии второго училища солдатских дочерей, в Большой Конюшенной, государыня жестоко сердилась на архитектора, который далеко пошел за смету» [5, с. 289]. Показательна в этой связи неудача Д. Кваренги при сооружении невского фасада Смольного института, совершенно очевидная в сравнении с построенными в те же годы фасадами Биржи Ж.-Ф. То-
ма де Томона. Неудача, порожденная сочетанием скупости императрицы и старомодного палладианского вкуса зодчего.
Готовя в 1801-1802 гг. дочь Марию к роли герцогини Веймарской, Мария Федоровна стала устраивать семейные чтения произведений немецких писателей. В это время, с опозданием в 20 лет, она открыла для себя Ф. Шиллера. Императрица послала автору перстень, прониклась к нему симпатией, а после личного знакомства Шиллер стал для нее живым классиком. Именно классиком, поскольку со смертью поэта (1805) ее интерес к романтизму угас. Охладев к В.Л. Боровиковскому, Мария Федоровна заказала у модного О.А. Кипренского портреты вел. кн. Николая и Михаила. На фоне творческого кризиса художника эти работы были вполне удачны, но больше заказов от царского семейства Кипренский не получал. К Дж. Доу она тоже не проявляла интереса, то ли по причине неприятия его свободного романтического письма, то ли из-за дороговизны его портретов. Любимым портретистом императрицы был посредственный немец Г. Кюгельхен. Она наградила перстнем живописца такого же ранга Мюллера [14. Оп. 1. Ч. 1. Д. 158. Л. 33] и оплачивала обучение в Академии некоего Збруева [15. Оп. 1. Ч. 2. Д. 343. Л. 1-3].
Переломным стал 1812 г. Смертельно напуганная императрица и ее двор (даже при беглом знакомстве с камер-фурьерскими журналами двора Марии Федоровны бросается в глаза гораздо больший, чем у ее сына, процент немцев - около половины) неоднократно пытались склонить Александра I к переговорам с Наполеоном. В 1812 г. ей писали донесения генералы М.Б. Барклай де Толли, Ф.Ф. Винценгероде, П.Х. Витгенштейн, И.Д. Иловайский, М.И. Кутузов, М.И. Платов, А.П. Тормасов, П.В. Чичагов, Ф.Ф. Штейнгель, Ф.Ф. Эртель. В 1813 г. страх прошел, Мария Федоровна вспомнила об этикете и стала переписываться только с главнокомандующими. Отечественная война и заграничные походы породили у нее идею-фикс войти в историю в качестве матери «Агамемнона Европы», «восстановителя царств» и «сокрушителя Наполеона». Ей нужны были мастера искусств, способные достойно эту идею воплотить. В 1812-1815 гг. она настойчиво приглашает ко двору или оказывает знаки внимания Н.И. Гнедичу, К.Н. Батюшкову, И.А. Крылову, В.А. Жуковскому, Г.И. Угрюмову, А.Е. Егорову, В.К. Шебуеву, В.П. Стасову, И.Г. Гомзину. Ее фрейлинами стали дочь Н.М. Карамзина, жена П.А. Вяземского, девица Матильда Бетанкур.
В 1815 г. императрица вместе с вел. кн. Анной Павловной нанесла визит в Академию художеств. Выразив благоволение Академии, она перешла к главной цели: «пожаловала оной собственных трудов своих большую Золотую медаль, посвященную Государю-
императору, которую ея императорское величество соизволила сама положить на стол в конференц-зале» [15. Оп. 1. Ч. 1. Д. 2510. Л. 1]. На медали под всевидящим оком красовались надписи: «Избавитель народов», «Александру Благословенному», дата капитуляции Парижа - 19 марта 1814 г. Так Академии подсказывалась главная тематика творчества.
Особая роль в этих планах отводилась Н.М. Карамзину. Императрица вступила с ним в активную переписку, мотивируя свой интерес в следующих выражениях: «Я весьма радуюсь однако успешному ходу ваших трудов, ибо надеюсь что вы тем скорее приметесь за наше достопамятное время, превосходящее все прошедшие чудесными происшествиями <...> и Розовый Павильон, в котором я праздновала возвращение Императора с победителями, возымеет может быть приятное влияние на историографа их славных подвигов» [11. Ф. 143. Д. 165. Л. 4]. Однако переход от средневековья к современности противоречил научным интересам Карамзина и ставил под сомнение его репутацию человека «самых честных правил». 4,5 года историк оборонялся вежливыми отписками, уклоняясь от личной встречи с императрицей.
Ничего не вышло и с И.А. Крыловым, который явился к «строгой до этикета» императрице в новом сюртуке, «забыв» снять с пуговиц бумажные обертки. В отношении Н.И. Гнедича и К.Н. Батюшкова она, видимо, не очень-то и старалась. Зато ей вполне удалось «приручить» В.А. Жуковского, который стал придворным чтецом Марии Федоровны, благодаря «Посланию Императору Александру». Это произведение обычно не включают в собрания сочинений Жуковского, чтобы не портить его имидж. По выражению
A.А. Бестужева, «Из савана оделся он в ливрею, / На пудру променял свой лавровый венец, / С указкой втерся во дворец / И там, пред знатными сгибая шею, / Он руку жмет камер-лакею». Подтверждением тому являются альманах «Fur Wenige» (1818) и «Павловские» стихи (1819-1820), вызвавшие осуждение даже друзей поэта за ничтожность тематики и «поэтический маньеризм».
Видимо, следует согласиться с К. Валишевским, видевшим роль «идиллической и элегической, но, в сущности, очень прозаической владелицы Павловска» лишь в спонсировании строительных и садово-парковых работ. Ряд фактов говорит о черством ее отношении к мастерам искусств. Мария Федоровна несколько раз увольняла «за ненадобностью» и бросила на произвол судьбы Ч. Камерона.
B.Л. Боровиковский годами не получал денег за выполненные портреты. По утверждению М.П. Погодина, императрица стала виновницей преждевременной смерти Н.М. Карамзина: «14 декабря провел почти весь день в Зимнем дворце и на Дворцовой и Исаакиевской площадях, куда императрица-мать посылала его в мундирном одея-
ньи, в башмаках, шелковых чулках, узнавать о ходе рокового события. В него кидали камнями. К концу дня он изнемог и уже не был в силах <...> За тем императрица-мать ежедневно звала его к себе, и тут он в присутствии Николая Павловича говорил смело и решительно про ошибки предыдущего царствования, должен был вступать в споры с Мариею Федоровною. Эти поездки в Зимний дворец подорвали здоровье Карамзина» [10. Т. 1, с. 136].
5. Хозяйка самого престижного литературно-художественного салона. С момента основания Павловска там сложилась любительская труппа из придворных дам и фрейлин, камергеров и камер-юнкеров. Они ставили отрывки из французских и русских комических опер, интермедии-пасторали, восхвалявшие семейные добродетели великокняжеской четы, пели и играли на музыкальных инструментах под руководством Д.С. Бортнянского. В конце 1780-х гг. труппа «благородных» актеров распалась.
В 1801-1825 гг. в Павловске изредка выступала с балетами и комическими операми придворная французская труппа. В 1812 г. был представлен первый русский водевиль («Казак-стихотворец»
А.А. Шаховского и К.А. Кавоса). Музыка постоянно звучала «по вечерам в летнее время», за обедами, на балах и приемах, во время пышных прогулок Марии Федоровны со свитой. Однако она служила лишь фоном среднего уровня. В штатных расписаниях двора музыкантские должности не указаны. Приглашались придворные музыканты из Царского Села и Петербурга, роговые оркестры гвардейских полков. Музыкальную жизнь Павловска представляли ничего не говорящие фамилии Ф.-А. Тица (Дитца), И. Кирнбергера, И. Плейеля и т. п. Такой же серостью, по мнению компетентного мемуариста [2, с. 325-356] и музыковедов, отличаются объемистые сборники увертюр к французским и итальянским операм, нотный материал, хранящийся во дворце-музее. В океане этой продукции крохотными островками выглядят отдельные симфонии Ф.-Э. Баха, Й. Гайдна, В.-А. Моцарта. После Отечественной войны Мария Федоровна стала предпочитать итальянской и французской опере русские песни и дивертисменты в исполнении русской оперно-балетной труппы и Придворной певческой капеллы.
В своих литературных вкусах императрица разделяла отвращение Павла I к энциклопедистам, но немецкая романтическая поэзия тоже осталась ей чуждой. Круг ее чтения идентичен с кругом чтения Татьяны Лариной, иронически описанным Пушкиным в главе 3 «Евгения Онегина». Русской литературы она не знала и не интересовалась ею. Камер-фурьерские журналы в качестве редких ее гостей фиксируют фамилии «века минувшего»: Г.Р. Державин, И.И. Дмитриев, М.Н. Муравьев, Ю.А. Нелединский-Мелецкий, М.М. Херасков. Н.И. Греч вспоминал: «Когда меня представили ей, она заговорила
со мной по-французски; я отвечал ей так же. Потом попросила меня начать упражнения и, когда я скомандовал: "Смирно!", - изумилась и сказала: "Как вы хорошо говорите по-русски!" Модерах подошел к ней и сказал: "Как господину Гречу не говорить по-русски: его дед был моим профессором в кадетском корпусе, и сам он русский писатель и грамматик". Государыня спросила меня о моем происхождении и, узнав, что оно большей частью немецкое, изъявила свое удовольствие» [5, с. 288-289]. Показательно, что до марта 1820 г. императрица даже не слышала фамилии издателя самого популярного русского журнала 1812 г.
Н.Н. Врангель [4, с. 29-38] описал типичную литературную забаву - шараду (живые картины), устроенную Марией Федоровной с помощью Ш. Дидло 4 февраля 1822 г. в Эрмитаже в честь Марии Павловны, герцогини Саксен-Веймарской. Шарада в аллегорической форме восхваляла: 1) А.Д. Кантемира; 2) М.В. Ломоносова;
3) А.П. Сумарокова; 4) «Россияду» М.М. Хераскова; 5) Д.И. Фонвизина; 6) Г.Р. Державина; 7) Е.И. Кострова и В.П. Петрова - переводчиков Гомера и Вергилия; 8) «Душеньку» И.Ф. Богдановича; 9) «Дидону» Я.Б. Княжнина; 10) басни И.И. Хемницера; 11) «Димитрия Донского»
В.А. Озерова; 12) «Пожарского» М.В. Крюковского. За ними следовали аллегории поэтов герцогства Саксония-Веймар: Х.-М. Виланда, И.-Г. Гердера, Ф. Шиллера, И.-В. Гете. Данная забава демонстрировала принципиальный уход от современной русской литературы и поэзии: все восхваляемые авторы, кроме Гете, были «покойниками» из школьной хрестоматии.
«Иногда, для забавы общества, приглашались проезжие фокусники с учеными обезьянами, собаками <...> иногда было литературное чтение; читали: Жуковский, Уваров, Плещеев; дамы занимались вышиванием, а великий князь читал карикатуры <...> Но эти вечера были не часты и, кажется, немногие их любили. Чаще всего играли в фанты и в так называемые charades en action» [10. Т. 1. С. 11-12]. Периодическое присутствие при дворе скованных этикетом И.И. Дмитриева, В.А. Жуковского, Н.М. Карамзина, Н.И. Гнедича, И.И. Крылова, Д.С. Бортнянского, А.Н. Оленина не меняло общей пустоты великосветской жизни. По духовному и культурноинтеллектуальному уровню двор Марии Федоровны и близко не стоял с салонами Строгановых, Карамзиных, Муравьевых, Олениных, Е.И. Голицыной, З.А. Волконской.
Список литературы
1. 1812 год. Баронесса де Сталь в России // Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев / сост. Ю.А. Лимонов. - Л., 1991.
2. (Арнольд Ю.К.) Воспоминания // Русский архив. - 1891. - Кн. 2.
3. Валишевский К. Сын великой Екатерины. - М., 1993.
4. Врангель Н.Н. Художественная забава императрицы Марии Феодоровны // Врангель Н.Н. Свойства века: Статьи по истории русского искусства. -СПб., 2000.
5. Греч Н.И. Записки о моей жизни. - М., 2002.
6. Дубровин Н.Ф. Императрица Мария Федоровна (1759-1828). Ее биография. Т. 1. - СПб., 1892.
7. Завещание императрицы Марии Федоровны. 1 ноября 1826 г. // Рус. старина. - 1882. - Т. 33.
8. Карцев Н.С. Мариинский институт (1797-1897). Исторический очерк. -СПб., 1897.
9. (Михайловский-Данилевский А.И.) Из воспоминаний // Рус. старина. -1897. - Т. 92.
10. Николай Первый и его время. Документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков. - М., 2000. - Т. 1-2.
11. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф. 143. № 165.
12. Розанов А.С. Музыкальный Павловск. - Л., 1978.
13. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 733.
14. РГИА. Ф. 759.
15. РГИА. Ф. 789.
16. Тургенев С И. Дневник // ОР РНБ. Ф. 585. № 5712.
17. Черепнин Н.П. Императорское Воспитательное общество благородных девиц. Исторический очерк (1764-1914): в 3 т. - СПб., 1914-1915. Т. I.
18. Шумигорский Е.С. Императрица Мария Федоровна. Ее биография: в 2 т. -СПб., 1892.
19. (Энгельгардт Е.А.) Императрица Мария Федоровна в богоугодных ее заведениях. - СПб., 1832.
