Императивы безопасности в концепции устойчивого развития Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Вестн. Моск. ун-та. Сер. 25: Международные отношения и мировая политика. 2017. № 1

МЕЖДУНАРОДНОЕ РАЗВИТИЕ

Е.Н. Глазунова*

ИМПЕРАТИВЫ БЕЗОПАСНОСТИ В КОНЦЕПЦИИ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ*

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1

В настоящее время устойчивое развитие является основой научного дискурса по проблемам будущего человечества и объектом политических устремлений как отдельных государств, так и всего международного сообщества. Несмотря на популярность концепта и его постепенное внедрение в практику, ученые до сих пор воспринимают это понятие неоднозначно. В статье характеризуются представленные в специальной российской и зарубежной литературе основные методологические подходы к изучению и трактовкам устойчивого развития — от взглядов, близких к «конспирологическим», до свойственного сегодняшним научным дискуссиям положения о взаимосвязи развития и безопасности в ее современной расширительной трактовке. Автор прослеживает истоки и основные этапы становления теории и практики устойчивого развития. При этом главное внимание уделяется анализу места и роли понятия «безопасность» в генезисе и эволюции идеи устойчивого развития — от «ноосферы» В.И. Вернадского до современного толкования связки «безопасность—развитие» — водной, энергетической, продовольственной и климатической безопасности. Автор доказывает, что общая концептуально-теоретическая платформа современной девелопмента-листики, коей и является устойчивое развитие, появилась непосредственно из «связки», следовательно, любые попытки ее теоретико-методологического осмысления и прикладных исследований в отрыве от этого концепта не могут быть плодотворными.

Ключевые слова: устойчивое развитие, глобализация, связка «безопасность—развитие», «секьюритизация развития», водный кризис, продовольственная безопасность, климатические изменения, человеческое развитие, человеческая безопасность, экология, ресурсы, глобальное управление, Римский клуб, неравенство, бедность, насилие, конфликты.

* Глазунова Елена Николаевна — кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник, заместитель директора Центра проблем безопасности и развития факультета мировой политики МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: elenanglazunova@ mail.ru).

** Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 15-18-30066).

В сентябре 2015 г. в Нью-Йорке в формате 70-й Генеральной Ассамблеи ООН прошел Саммит по устойчивому развитию. Итоговым документом встречи стал разработанный ООН перечень задач в этой сфере до 2030 г., получивший весьма амбициозное название — «Преобразование нашего мира: повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года»1. Вместо частично реализованных восьми Целей развития тысячелетия (ЦРТ), утвержденных на 2000—2015 гг. на специальном саммите 2000 г., на этот раз Генас-самблея сформулировала 17 Целей устойчивого развития (ЦУР).

Нью-йоркский саммит — не первый форум столь высокого уровня, в названии которого присутствует термин «устойчивое развитие», введенный в оборот ровно 30 лет назад, в 1987 г., Международной комиссией по окружающей среде и развитию (также по имени ее председателя, скандинавского врача, политика и общественного деятеля Гру Харлем Брундтланд, известной как Комиссия Брундтланд) в докладе «Наше общее будущее»2.

Однако сам факт включения понятия «устойчивое развитие» в долгосрочную глобальную повестку свидетельствует о том, что концепт не только окончательно получил признание среди ученых, в первую очередь девелопменталистов, но и утвердился в политической практике. Несмотря на то что ЦУР, как и ЦРТ, не имеют юридически обязательной силы, предполагается, что правительства возьмут на себя ответственность и создадут соответствующие национальные механизмы, содействующие их достижению3. Таким образом, на рубеже веков именно концепция устойчивого развития стала той политической доктриной, которая объединила в себе все программы и стратегии, направленные на решение проблем в сфере международного сотрудничества, одновременно закрепив за собой статус одной из ключевых тем политического и научного дискурса.

Оформлению концепта устойчивого развития в актуальную политическую доктрину способствовали как минимум два обстоятельства. Во-первых, неполные 20 лет нового тысячелетия продемонстрировали прогрессирующий рост количества и пролиферацию видов угроз безопасности (как глобальной, так и национальной) —

1 Преобразование нашего мира: повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года // ООН. Доступ: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/ GEN/N15/285/75/PDF/N1528575.pdf?OpenElement_(дата обращения: 23.10.2016).

2 Our Common Future. Report of the World Commission on Environment and Development. 1987 // United Nations. Available at: http://www.un-documents.net/our-common-future.pdf (accessed: 23.10.2016).

3 Цели в области устойчивого развития // ООН. Доступ: http://www.un.org/ sustainabledevelopment/ru/sustainable-development-goals/ (дата обращения: 17.10.2016).

социально-политических, экономических, техногенных, экологических и т.д. Неслучайно нью-йоркскому саммиту предшествовали два дня дебатов на самые актуальные мирополитические темы (проблема терроризма, конфликты на Ближнем Востоке, ситуация на Украине и т.д.). В состоявшихся дискуссиях приняли участие все приехавшие в США главы государств и правительств. Содержание выступлений, изобиловавших такими понятиями, как «разобщение мира», «глобальные угрозы», «насилие», «вооруженные конфликты», «зоны анархии», «терроризм», «экстремизм», «международный наркобизнес», «нелегальная торговля оружием», «социальные катастрофы», «исход беженцев»4 и т.д., как никогда резко контрастировало с той позитивной аурой, которая прежде, как правило, была характерна для форумов по проблемам устойчивого развития. Во-вторых, окончательному признанию данного концепта в политической практике, безусловно, способствовали усилия ученых — как девелопменталистов, так и специалистов в области международно-политической науки, давно и последовательно отстаивавших необходимость расширительного толкования понятия «безопасность» [Юдин, 2016] и определения его в качестве главного императива устойчивого развития.

Несмотря на то что проблема устойчивого развития в целом не обделена вниманием исследователей, место и роль понятия «безопасность» в генезисе, эволюции и современном состоянии концепта (как и попытки его практического воплощения) до сих пор изучены мало. В настоящей статье мы постараемся проследить процесс изменения содержания связки «безопасность—развитие» от ее преимущественно энвайроменталистской трактовки до оформившейся в современном девелопменталистском дискурсе пары «устойчивая

безопасность» — «устойчивое развитие».

* * *

Разговор об устойчивом развитии, будь то научная или политическая дискуссия, следует начинать с определения методологического ракурса изучения проблемы. В российской историографии устойчивого развития четко прослеживаются два подхода, которые условно можно обозначить как «идеологический» (или критический) и «стратегический» (или функциональный). К первому следует от-

4 Выступление В.В. Путина на 70-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. 28 сентября 2015 г. // Официальный сайт Президента России. Доступ: http://www. kremlin.ru/events/president/news/50385 (дата обращения: 10.10.2016); Выступление Б. Обамы на 70-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. 28 сентября 2015 г // YOuTube. com. Доступ: https://www.youtube.com/watch?v=65oZZYvMqL4 (дата обращения: 10.10.2016).

нести противников использования данной концепции, характеризующих ее как хорошо продуманную и весьма тонкую идеологему, служащую интересам строго определенных политических союзов и стран «нового мирового порядка» и как «фундаментальную основу глобально-управленческих устремлений олигархических кланов» [Павленко, 2014]. Один из наиболее последовательных оппонентов концепции устойчивого развития российский политолог В.Б. Павленко считает, что «подрывая суверенитет и независимость государств, "устойчивое развитие" подчиняет их внутреннюю политику интересам глобализации — корпоративного проекта по трансформации мирового порядка. Заключая в себе совершенно противоположный смысл, она [концепция. — Е.Г.] на самом деле ведет не к устойчивости, а к потере ориентиров, дестабилизации и, в конечном счете, к прекращению развития как такового» [Павленко, 2014].Обращаясь к истокам концепции и отслеживая ее эволюцию вплоть до сегодняшнего дня, ученые, придерживающиеся «идеологического» подхода, подчеркивают, что устойчивое развитие, в сущности, является одним из механизмов «подрыва и ликвидации суверенитетов крупных самодостаточных государств, прежде всего Советского Союза» [Павленко, 2011]. Позиция сторонников концепта зачастую оценивается «идеологами» весьма жестко — по их мнению, решающую роль в реализации указанного «проекта» играет «пятая колонна», «включающая "агентов влияния" в лице ряда крупных советских и российских политиков и ученых» [Павленко, 2011]. Одновременно они выражают сожаление по поводу того, что концепция устойчивого развития, подрывающая суверенитет России, президентским указом 1995 г. включена в государственные документы России5.

В свою очередь с точки зрения сторонников второго, «стратегического», подхода (к числу которых относится и автор настоящей статьи), процесс глобализации имеет объективный характер, а устойчивое развитие является адекватным и соответствующим требованиям времени ответом на глобальные вызовы XXI века. Следует отметить, что апологеты устойчивого развития тоже часто употребляют понятие «идеология», однако оно не имеет ничего общего с первым подходом: в данном случае термин используется в его широком толковании — как «набор идей». Российские исследователи А.Д. Урсул и А.Р. Романович приходят к выводу, что «стратегию

5 Концепция перехода Российской Федерации к устойчивому развитию была представлена Правительством РФ и утверждена Указом Президента РФ от 1 апреля 1996 г. № 440 (Указ Президента Российской Федерации о Концепции перехода Российской Федерации к устойчивому развитию // Официальный сайт Президента России. Доступ: http://kremlin.ru/acts/bank/9120 (дата обращения: 23.10.2016)).

устойчивого развития невозможно создать, исходя из традиционных общечеловеческих представлений и ценностей, стереотипов мышления. Она требует выработки новых научных и мировоззренческих подходов, соответствующих не только современным реалиям, но и предполагаемым перспективам развития в III тысячелетии» [Урсул, Романович, 2005]. Большинство российских ученых подчеркивают экоцентричность модели устойчивого развития, требующую понимания «ценности природы как таковой, без учета ее полезности» [Авдонина, 2016]. В частности, отмечается, что такой подход выдвигает императивы формирования иного общественного сознания, которое должно базироваться на новом комплексе нравственных норм, определяя характер действий и поступков людей, в том числе принятие ими управленческих решений. В таком ракурсе экологическая этика выступает как философское основание концепции устойчивого развития. По мнению российских исследователей Н.С. Касимова и Ю.Л. Мазурова, «идеология устойчивого развития все очевиднее воспринимается основой современного и будущего мироустройства» и, следовательно, нуждается в формировании системы образования, институциональных основ и обеспечении государственной поддержки [Касимов и др., 2004; Мазуров, 2013а]. Ряд российских ученых, отмечая противоречивость и неоднозначность концепции устойчивого развития, а также серьезные сложности в ее практической реализации, тем не менее признают, что альтернативы ей пока нет, а потому государства ищут «возможность "вписаться" в сценарий глобальных процессов перехода к УР» либо в составе интегрированных организаций (как, например, СНГ), либо самостоятельно [Рябкова, 2011; Ткачев, 2003]. Об оформлении политической доктрины устойчивого развития свидетельствует и то внимание, которое уделяется ей правоведами. Так, А.В. Должиков, разбирая международно-правовые предпосылки устойчивого развития и анализируя закрепление концепта в зарубежных конституциях, отмечает, что в российском законодательстве он разработан недостаточно [Должиков, 2015].

Важно подчеркнуть, что в качестве основного приложения концепта большинство российских исследователей традиционно рассматривали окружающую среду. В результате в течение довольно длительного времени устойчивое развитие воспринималось многими учеными и политиками — особенно у нас в стране — как второстепенная (в лучшем случае) экологическая задача. В начале 2000-х годов некоторые отечественные аналитики предприняли попытки уйти от экоцентризма трактовки устойчивого развития и стали говорить о необходимости его не только «экологобезопасно-го», но и более широкого понимания. Наиболее плодотворно ра-

ботали в этой области доктор философских наук А.Д. Урсул и его коллеги, подчеркивавшие целесообразность расширения концепта и распространения его на все сферы жизни человеческого общества, включая национальную и глобальную безопасность. «Устойчивой глобальной перспективы можно и не достигнуть, если не учитывать краткосрочные вызовы и угрозы УР со стороны <...> не только экономики, экологии и социальной сферы, но и политики.», — подчеркивали ученые [Урсул А., Урсул Т., 2013].

Эта тенденция во многом опиралась на концепцию «секьюри-тизации», возникшую в теории и практике развития на рубеже веков. Сам термин представляется нам довольно спорным, однако обозначенный им факт утверждения в науке расширительного толкования безопасности и наметившаяся вследствие этого тенденция рассматривать устойчивое развитие в тесной связи с последней [Бартенев, 2011, 2015; Юдин, 2016], безусловно, подняли статус этой стержневой концепции девелопменталистики. Объединяя устойчивое развитие и безопасность в одно «системно-синер-гетическое целое», отечественные девелопменталисты штрихами обозначили характер и смысл этой связи, включив в перечень задач обеспечения безопасности предотвращение войн и бедствий, а также «законность, соблюдение баланса жизненно важных интересов личности, общества и государства, взаимную ответственность личности, общества и государства в отношении обеспечения безопасности, интеграцию с международными системами безопасности» [Урсул, Романович, 2005]. В своих многочисленных работах А.Д. Урсул и его коллеги помимо освещения философских проблем концепции большое внимание уделяли взаимосвязи национальной безопасности и социально-экономического развития России и определению приоритетов устойчивого развития страны. В значительной степени благодаря работам этих ученых идеи устойчивого развития были включены в официальные государственные документы, в частности в ныне действующую Стратегию национальной безопасности Российской Федерации6. Вместе с тем исследователи не ставили перед собой задачи конкретизации расширительной трактовки безопасности и отслеживания ее теоретической связи с концепцией устойчивого развития.

Интересная попытка осмысления «связки» на примере внутриполитической ситуации России была предпринята в диссертации В.В. Крицких [Крицких, 2011]. Подход автора продолжает иссле-

6 Стратегия национальной безопасности РФ до 2020 года // Официальный сайт Президента России. Доступ: http://kremlin.ru/supplement/424 (дата обращения: 26.10.2016).

довательский дрейф от экоцентричной к политологической трактовке данной проблематики. Акцентируя внимание на появившихся в российском обществе вследствие мирового финансового кризиса негативных тенденциях, которые, с точки зрения автора, можно квалифицировать как угрозы устойчивому развитию России, а также анализируя ситуацию в южных регионах страны, В.В. Криц-ких приходит к выводу, что «устойчивое развитие — это системное единство социально-экономических, политических, экологических, этнических компонентов, составляющих основы существования человечества и жизнеспособность общества. Приоритетным является политическая стабильность, которая обеспечивается экономическим процветанием, экологическим равновесием и этнопо-литическим согласием» [Крицких, 2011]. С этим утверждением трудно не согласиться. Однако заключительный вывод исследователя о том, что «безопасность предстает одним из значимых факторов устойчивого развития, поскольку, являясь его результатом, в то же время составляет его необходимое условие и повышает его устойчивость» [Крицких, 2011], представляется не достаточно полным. Сведение безопасности к роли лишь «одного из значимых факторов» устойчивого развития, на наш взгляд, существенно уменьшает вес и роль этого компонента как в связке «безопасность-развитие», так и в рассматриваемом концепте.

Зарубежные ученые, в первую очередь европейцы и американцы, обратились к теме устойчивого развития несколько раньше российских, и уже хотя бы в силу этой причины западных исследований по данной проблеме существенно больше. В рамках одной статьи охарактеризовать даже кратко работы, увидевшие свет на протяжении 30 лет, прошедших после публикации доклада Комиссии Брундтланд в 1987 г., не представляется возможным, поэтому мы ограничимся лишь самыми общими замечаниями и обратим внимание на наиболее интересные труды последнего времени. Отметим, что западным исследователям в целом не свойственно характерное для отечественной литературы политизированное восприятие проблематики. Если попытаться классифицировать их публикации, то водораздел пройдет между работами, посвященными различным аспектам теории устойчивого развития [Victor, 1991; Bosse, 1999; Enders et al., 2015], с одной стороны, и трудами, в большей степени основанными на «полевых» изысканиях. Несмотря на сетования ученых-теоретиков [Enders et al., 2015], в последние полтора десятилетия все больше заметна тенденция усиления внимания к практической стороне различных аспектов проблемы [Auclair, Fairclough, 2015; Blewitt, 2016; Elliott, 2013; Kemp et al., 2005; Sachs, 2015]. Приведенная оценка зарубежной литера-

туры в равной степени справедлива в отношении как проблематики устойчивого развития в целом, так и одного из ее основных аспектов — связки с безопасностью. На первый взгляд, заголовки многих работ, посвященных «связке», по-прежнему звучат экоцентрично, но на деле авторы, поднимая темы изменения климата, исчерпания ресурсов и т.д., обращают внимание не только (и не столько) на проблемы окружающей среды, сколько на социально-политические последствия этого явления для человеческой безопасности. В частности, эксперты пытаются выявить причины роста насилия в обществе, оценить вероятность внутренних и международных конфликтов, связанных, например, с истощением ресурсной базы Земли, неравным доступом к ресурсам, недостатком воды или, наоборот, грозящим затоплением отдельных территорий планеты ее избытком и т.д. [Picard et al., 2015; Biswas, Tortajada, 2016]. Важно отметить, что подобные работы являются результатом теоретических и практических исследований ученых многих национальностей — не только европейцев и американцев. Анализируя опыт различных стран, авторы настаивают на необходимости разработки национальных стратегий, позволяющих контролировать использование ресурсов, эффективно управлять существующими рисками и предотвращать возникновение новых [Picard et al., 2015; Biswas, Tortajada, 2016].

В 2016 г., в разгар одной из самых неординарных в американской истории предвыборных кампаний, в США вышла книга под названием «Новая большая стратегия: возрождение американского процветания, безопасности и устойчивого развития в XXI веке» [Mykleby et al., 2016]. Этот труд, написанный коллективом авторов, представляющих различные профессиональные сферы (военную, экономическую и практико-девелопменталистскую), интересен не только амбициозностью поставленной задачи «вернуть Америке прежнее величие» и ностальгически звучащим призывом вспомнить об американской мессианской роли. Главный пафос книги — в попытке переосмыслить пути реализации «американской мечты», которые теперь невозможно представить вне рамок устойчивого развития. Отправной точкой и методологической основой этого большого труда стал план, родившийся в недрах Министерства обороны США еще в первые годы правления президента Б. Обамы и фактически содержавший призыв повысить статус концепта устойчивого развития до уровня стратегической инициативы. В 2009 г. председатель Объединенного комитета начальников штабов М. Мал-лен поручил своим подчиненным — капитану ВМФ США У. Портеру и полковнику морской пехоты М. Миклеби — подготовить информационно-аналитические материалы для общей, «большой» программы развития страны, обозначив основные параметры

и цели для разработки стратегий конкретными правительственными ведомствами и институтами. В 2011 г. коллективный труд, по аналогии с программной статьей Дж. Кеннана 1946 г. подписанный «Мг. Y», снабженный развернутым предисловием известного в США специалиста-международника, профессора Принстонского университета А.М. Слотер и изданный Центром Вудро Вильсона, был представлен общественности, которая восприняла его в качестве знакового явления [Мг. X 2011]. Утверждения, что «безопасность — это больше, чем оборона», что государственные интересы США требуют инвестировать меньше средств в оборону и больше — в «устойчивое процветание и безопасность», что американские «постоянные национальные интересы — процветание и безопасность» — следует реализовывать «в рамках "стратегической экосистемы" внутри страны и за рубежом» [Мг. X 2011: 3, 5], для политических кругов и общественности стали свидетельством «нового мышления» американских военных. Признание ими необходимости переориентации теоретического дискурса по проблемам обеспечения национальной безопасности с сугубо военных, оборонных императивов на неотложные задачи экономического, социального и экологического характера [Мук1еЬу й а1., 2016] говорит о том, что в США устойчивое развитие, в основе которого лежит расширительное толкование безопасности, завоевало авторитет даже в самой «сложной» для него аудитории.

Ученые-девелопменталисты призывают к более широкой трактовке безопасности уже давно. Американские исследователи С. Хэг-рам, У. Кларк и Д. Раад, приветствуя утверждение концептов «человеческого развития» и «человеческой безопасности» в теории и практике, считают, что наступило время для углубления и уточнения этих конструктов. Формат «устойчивой безопасности», с их точки зрения, является более всеохватывающим и отвечающим именно устойчивому развитию. По сравнению с человеческой безопасностью, считают ученые, «устойчивая безопасность менее антропоцентрична, поскольку согласно концепту окружающая среда представляет ценность как таковая и не рассматривается лишь в качестве источника рисков и угроз для человека» [Khagгam е1 а1., 2003: 290]. Теоретические выводы экспертов строятся не на абстрактных рассуждениях, а на опыте «полевой» работы: призывая скорректировать стратегическую повестку в области развития, авторы анализируют эмпирические результаты исследования одной из наиболее насущных проблем человеческой (устойчивой) безопасности — проблемы ресурсов, в первую очередь воды.

В последнее время именно взаимозависимость водной, энергетической, продовольственной и климатической безопасности стала

воплощением связки «безопасность — развитие», или, более конкретно, «устойчивая безопасность — устойчивое развитие». Эта связка в качестве основы интегрированного подхода к проблемам устойчивого развития была предложена на международной конференции в Бонне, организованной по инициативе правительства ФРГ в рамках подготовки к форуму «Рио+20». В последующие годы, продолжая изучение этой проблематики, европейские и американские ученые опубликовали ряд интересных исследований. Среди наиболее заметных из них следует назвать работы немецких экспертов М. Леезе и С. Майша [Leese, Meisch, 2015] и американских ученых Р. Мэттью, К. Хэррона, К. Гудрича и др. [Matthew et al., 2017]. Одновременно все более пристальное внимание зарубежные исследователи уделяют проблеме готовности государств и их общественных институтов противостоять рискам стихийных бедствий и минимизировать их социально-экономические последствия [Reid, 2013; Mustafa et al., 2013]. В целом необходимо отметить, что в последнее время за рубежом появляется все больше интересных работ, посвященных анализу различных аспектов связки «безопасность—развитие».

* * *

Современная конфигурация теории устойчивого развития, в основе которой лежит стремление обеспечить безопасное существование человечества, сложилась в 1987 г., когда Комиссией Брундт-ланд был опубликован доклад «Наше общее будущее»7. Однако теоретические истоки устойчивого развития, как и всякой серьезной концепции, следует искать значительно раньше.

В экспертном сообществе принято начинать отсчет этапов эволюции устойчивого развития с 1950-х годов [Какутич, 2010]. Лишь иногда и только в качестве предыстории в работах девелопмента-листов упоминается имя великого русского и советского ученого академика В.И. Вернадского. С нашей точки зрения, история концепта восходит именно к 1920-м годам, ведь даже термин «ноосфера», напрямую связанный с именем этого самобытного русского мыслителя, довольно часто употребляется современными специалистами. Для нас воззрения В.И. Вернадского интересны еще и тем, что они позволяют увидеть связь устойчивого развития с безопасностью уже в тот период, когда концепция пребывала совсем еще в «зародышевом» состоянии.

7 Our Common Future. Report of the Wsrld Commission on Environment and Development. 1987 // United Nations. Available at: http://www.un-documents.net/our-common-future.pdf (accessed: 23.10.2016).

Исходной точкой становления концепта в его современном виде стали идеи В.И. Вернадского о высшей стадии эволюции биосферы, которыми он во время своих лекций в Сорбонне часто делился со слушателями. Основываясь на этих размышлениях, французский математик Э. Леруа в 1927 г. ввел в научный оборот понятие «ноосфера» [Вернадский, 1991]. Под этим термином он понимал «мыслящую», формируемую самим человеком «оболочку» планеты. Между тем В.И. Вернадский, хотя и не создал единой теории ноосферы, отдельные идеи «сферы разума» высказывал еще в самом начале 1920-х годов. В своей последней прижизненно изданной работе «Несколько слов о ноосфере», над которой он размышлял, из далекой казахстанской эвакуации наблюдая разрушения и ужасы войны, ученый, по сути «надиктовал» основные положения современной теории устойчивого развития. «В гуще, в интенсивности и в сложности современной жизни, — писал В.И. Вернадский, — человек практически забывает, что он сам и все человечество, от которого он не может быть отделен, неразрывно связаны с биосферой. Человечество, как живое вещество, неразрывно связано с материально-энергетическими процессами определенной геологической оболочки земли — с ее биосферой. Оно не может физически быть от нее независимым ни на одну минуту. <...> В действительности, ни один живой организм в свободном состоянии на Земле не находится. Все эти организмы неразрывно и непрерывно связаны — прежде всего питанием и дыханием — с окружающей их материально-энергетической средой. <...> Человечество своей жизнью стало единым целым. <...> В геологической истории биосферы перед человеком открывается огромное будущее, если он поймет это и не будет употреблять свой разум и свой труд на самоистребление» [Вернадский, 1991].

Фактически В.И. Вернадский уже тогда обозначил все основные принципы и вызовы современного глобального мира: единство человечества и равенство всех народов независимо от нации или расы, революционное открытие новых источников энергии, необходимость гармонизации процессов развития научно-технической мысли и социально-политических отношений. И самое интересное: хотя в размышлениях ученого мы не встретим слова «безопасность», В.И. Вернадский с помощью понятия «ноосфера» фактически обозначил ту категорию, которая лишь через полвека получила собственное название — связка «безопасность—развитие» — и привлекла пристальное внимание девелопменталистов к проблеме насилия, нестабильности, гражданских войн и международных конфликтов. Вторую мировую войну (конца которой

ученый, к слову, так и не дождался) он рассматривал как самое большое препятствие на пути к ноосфере. Согласно воззрениям В.И. Вернадского без устранения конфликтов создание «сферы разума» невозможно, лишь уничтожение этой угрозы позволит человечеству сделать шаг на пути к ней [Вернадский, 1991]. В то время многие представители ученого мира восприняли идеи русского мыслителя как утопию. Инерционное влияние этой критики, безусловно, сказывалось и на последующих этапах оформления теории устойчивого развития, хотя с годами оно ослабевало.

Действительно прорывным этапом в процессе оформления концепции устойчивого развития стали 1960-е годы. Объяснялось это целым комплексом причин. С одной стороны, головокружительный темп развития технологий и поистине революционные изменения в целом ряде наук — микроэлектронике, энергетике, средствах коммуникаций — привели к качественно новому витку в процессе интернационализации мирового хозяйства. С другой стороны, это было время, когда в результате деколонизации в мире появились новые независимые государства, сразу же попавшие в разряд «слаборазвитых» (underdeveloped) и страдающих от всего комплекса свойственных этой категории проблем: экономической отсталости, демографического роста, социально-политической нестабильности т.д. Достижения научно-технической революции, свидетельствовавшие о небывалом прогрессе человечества, в то же время со всей остротой поставили вопросы, непосредственно затрагивавшие безопасность дальнейшего существования всего населения планеты (угрозы Третьей мировой войны, ухудшения состояния окружающей среды), и вскрыли более глубокий пласт связки «безопасность—развитие». Его содержание, выраженное формулой прогресс vs выживание, впоследствии стало основой оформившегося в последнее десятилетие ХХ в. концепта «человеческой безопасности».

Поистине глобальные противоречия того времени вызвали к жизни необходимость проведения исследований, связанных с прогнозированием перспектив социально-экономического прогресса. Одним из институтов, взявших на себя эту функцию, стал заявивший о себе в 1968 г. «Римский клуб» — по сей день существующая организация, объединяющая представителей политической, финансовой, творческой и научной элиты всего мира.

Первый же доклад рабочей группы «Римского клуба» (она состояла из молодых ученых Массачусетского технологического института), называвшийся «Пределы роста», вызвал чрезвычайно

широкий общественный резонанс8. Особенно обращал на себя внимание его алармистский посыл: используя методы компьютерного моделирования, ученые определили потенциальные угрозы выживанию человечества. По их мнению, если тенденции ускоренной индустриализации, роста численности населения, истощения запасов невозобновляемых ресурсов и деградации природной среды будут продолжаться, то в течение следующего столетия человечество выйдет за «пределы роста», произойдет неконтролируемый и невосполнимый спад численности населения, резко снизится объем производства. В результате мир ждет неминуемая катастрофа. Однако, по мнению ученых, человечество способно изменить эти тенденции и в долгосрочной перспективе прийти к устойчивому социально-экономическому и экологическому развитию.

Авторы доклада предложили оптимальную модель мира, которая, с их точки зрения, могла бы, во-первых, поддерживать себя в устойчивом режиме и, во-вторых, обеспечивать удовлетворение основных потребностей всего населения планеты. Обозначенная американскими учеными «стабилизационная стратегия» предполагала сознательное ограничение роста численности людей на планете (выравнивание показателей рождаемости и смертности), ограничение роста капитала (выравнивание показателей инвестиций в промышленный капитал и его амортизации), вторичную переработку ресурсов, экологический контроль, восстановление неплодородных земель и т.д. Авторы предлагали внести сущностную корректировку в стратегию развития: вместо увеличения выпуска материальных и производственных благ делать акцент на продуктах питания и услугах.

Важно отметить, что одновременно с публикацией рассмотренного доклада «Римского клуба» международное экспертное сообщество сделало первый шаг в направлении практической имплемен-тации выводов ученых. В 1972 г. в Стокгольме состоялся крупный международный форум, поставивший во главу повестки дня необходимость решения проблем окружающей природной среды и открывший серию экологических форумов ООН. На основании выработанных в Стокгольме рекомендаций в декабре 1972 г. на заседании Генеральной Ассамблеи была учреждена программа Организации Объединенных Наций по окружающей среде (ЮНЕП; United Nations Environment Programme, UNEP)9.

8 Meadows D., Meadows D.L., Randers J., Behrens W.W. Limits to growth. Club of Rome. 1972 // The Donella Meadows Project. Available at: http://www.donellameadows.org/ wp-content/userfiles/Limits-to-Growth-digital-scan-version.pdf (accessed: 15.11.2016).

9 Программа ООН по окружающей среде (UNEP). Учреждена на основе резолюции Генеральной Ассамблеи ООН № 2997 от 15 декабря 1972 года (A/RES/

Исследования «Римского клуба» на более глубоком и конкретизированном уровне выявили и описали существование взаимосвязи между безопасностью и устойчивым развитием. Однако серьезной политической и практической реакции на результаты этой научно-аналитической деятельности (например, в плане выработки каких-либо стратегий) тогда не последовало. Тем не менее именно труды этой группы ученых создали предпосылки для оформления концепта устойчивого развития в его современном виде. В 1983 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла решение о создании Международной комиссии по окружающей среде и развитию (Комиссия Брундтланд), эксперты которой, как было уже отмечено, в докладе 1987 г. «Наше общее будущее» закрепили сам термин «устойчивое развитие» и подробно его разъяснили. Согласно определению Комиссии «устойчивое развитие — это развитие, которое, удовлетворяя нужды и потребности нынешних поколений, не создает рисков и ущерба будущим поколениям»10. Иными словами, это такое «продолжающееся», или «самодостаточное», развитие, которое не противоречит и не создает угрозу существованию человечества в будущем. Если внимательно вчитаться в данное определение, то мы увидим, что оно состоит из нескольких базовых понятий: идеи «нужды» (речь в первую очередь идет о самых насущных нуждах беднейшего населения Земли, которые должны стать безоговорочным приоритетом развития), идеи «ограничений» (имеется в виду уменьшение «нагрузок» на окружающую среду), а также главного понятия — «безопасность». Последнее и является связующим звеном между первыми двумя тенденциями, которые в ситуации нынешнего (характерного не только для времени публикации доклада, но и для сегодняшнего дня) неустойчивого развития направлены в разные стороны. По мнению авторов доклада, устойчивое развитие представляет собой триединую концепцию. Основная мысль заключается в том, что мировое развитие будет устойчивым только в случае обеспечения баланса и «устойчивости» трех его неразрывно связанных и взаимообусловленных компонентов — экономического, социально-политического и экологического. Эта трехмерная конструкция покоится на мощном фундаменте связки «безопасность—развитие». Уже из самого доклада следовало, что без реформирования сформировавшейся на сегодняшний день модели мира человечество не сможет обеспе-

2997(XXVII)) // ООН. Доступ: https://documents-dds-ny.un.org/doc/RESOLUTION/ GEN/NR0/273/21/IMG/NR027321.pdf?OpenElement (дата обращения: 24.11.2016).

10 Our Common Future. Report of the Wsrld Commission on Environment and Development. 1987 // United Nations. Available at: http://www.un-documents.net/our-common-future.pdf (accessed: 23.11.2016).

чить себе не только экологическую безопасность, но и безопасность всех остальных аспектов своего существования.

Текст доклада изобиловал терминами «риски», «угрозы», «доступ к ресурсам», «нищета», «неравенство», «голод», «конфликты», «продовольственная безопасность», «энергетическая безопасность» и т.д. Сосредоточившись в основном на угрозах выживанию человечества со стороны окружающей природной среды, неуклонно деградирующей в результате воздействия антропогенных факторов, эксперты, тем не менее, уделили большое внимание и вопросам безопасности, сформулированным более привычными словами. В докладе критически оценивались подходы национальных правительств к определению безопасности. Указывая на стремление государств обеспечить реализацию своих интересов за счет совершенствования ядерного оружия, способного в принципе уничтожить планету, специалисты призывали правительства пересмотреть саму концепцию безопасности, отойти от ее традиционного понимания с точки зрения политических и военных угроз национальному суверенитету, расширив ее и включив усиливающееся воздействие экологических стрессов11. Отдельная, 11-я, глава доклада была посвящена угрозам ядерной войны, возможного применения других видов оружия массового уничтожения, внутристрановых и межгосударственных конфликтов. Отстаивая необходимость комплексного подхода к проблеме безопасности, эксперты отмечали, что такие социальные явления современности, как бедность, несправедливость, деградация окружающей среды, конфликты, всегда взаимосвязаны и взаимодействуют по многообразным аспектам и направлениям. Они признавали, что экологический стресс редко бывает единственной причиной крупных конфликтов внутри наций и между ними, однако он может стать одной из важных предпосылок, а в некоторых случаях — и катализатором войны12.

Таким образом, связка «безопасность—развитие» проходила красной нитью через весь объемный доклад Комиссии Брундтланд. Однако — возможно, в силу того, что документ был подготовлен организацией, изучающей проблемы окружающей среды и развития, а может, из-за лексических особенностей текста, подчеркивавшего риски и угрозы в первую очередь экологического характера, — проблема безопасности оказалась заретушированной природоохранной терминологией. В этой связи с 1987 г. и до начала XXI в. доминирующей в международном политическом сообществе стала

11 Our Common Future. Report of the World Commission on Environment and Development. 1987 // United Nations. Available at: http://www.un-documents.net/our-commonfuture.pdf (accessed: 23.11.2016).

12 Ibidem.

именно экологическая трактовка устойчивого развития. Тем не менее этот концепт, оформившийся в конце 1980-х годов, уже тогда был достаточно всеохватывающим и глубоким, что стало залогом его «ренессанса» на рубеже веков [Какутич, 2010] — появления весьма значимых теоретических подходов второго уровня, которые быстро отвоевали себе место в интеллектуальном дискурсе и практической политике. Речь идет о понятии «человеческое развитие», обновленных трактовках «бедности» и «неравенства», концепции «человеческой безопасности», социальной экологии, особенно в тех ее аспектах, которые затрагивают проблемы зарождения конфликтов (начиная с неравномерного доступа к ресурсам и заканчивая этническими и религиозными причинами) и их урегулирования, включая чрезвычайно актуальные сегодня вопросы о «мирострои-тельстве» и «надлежащем управлении».

После окончания «холодной войны», которая оттягивала на себя огромные ресурсы государств и международного сообщества — политические, интеллектуальные, финансовые, экономические и т.д., люди неожиданно для себя обнаружили, что мир не стал безопаснее. Наоборот, человечество наряду с традиционными рисками столкнулось с новыми, невоенными вызовами — энергетическими, информационными, климатическими, техногенными и др. Это обстоятельство способствовало тому, что ученые и политики стали более благосклонно относиться к концепции устойчивого развития. На волне оптимистичных настроений, вызванных окончанием биполярного противостояния, проходила подготовка конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро, которая состоялась в 1992 г. Этот оптимизм отразился даже в названии форума — Саммит Земли. Тогда многим казалось, что возможность снижения финансовых затрат на военные нужды позволит ускорить решение вопросов защиты окружающей среды и развития. И действительно, несмотря на то что, как выяснилось уже вскоре, ожидания мирового сообщества относительно практических результатов конференции были явно завышены, саммит в бразильской столице, как и последующие встречи на высшем уровне в Йоханнесбурге (2002) и на форуме «Рио+20» (2012), стали заметными вехами на пути утверждения концепции устойчивого развития. Итоговые документы форума 1992 г. — Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию13, ставшая одним из базовых нормативных актов по охране окружающей среды для

13 Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию. Принята Конференцией ООН по окружающей среде и развитию, Рио-де-Жанейро, 3—14 июня 1992 г. // ООН. Доступ: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/declarations/ гМес1^Мт1 (дата обращения: 23.11.2016).

большинства стран, а также 300-страничный программный план «Повестка дня на XXI век»14 — важны с точки зрения дальнейшего закрепления принципов устойчивого развития на национальном и глобальном уровнях. Сам факт принятия этих документов свидетельствовал о том, что проблемы окружающей среды и экологической безопасности перешли из разряда периферийных в сферу приоритетных направлений мировой политики и международных отношений. Однако если оценивать результаты саммита с позиций эволюции и практической имплементации концепта связки «безопасность—развитие», то в целом приходится признать, что ничего принципиально нового и важного он не привнес.

По итогам форума «Рио+10» (2002), состоявшегося в ЮАР ровно через год после трагических событий сентября 2001 г. и охарактеризованного многими, в том числе российскими, экологами как «откат назад» и «саммит упущенных возможностей»15, тем не менее, в итоговый документ — Йоханнесбургскую декларацию по устойчивому развитию — была включена та широкая трактовка безопасности, которую предлагала Комиссия Брундтланд полтора десятилетия назад. Участники встречи декларировали «обязательство уделять особое и первоочередное внимание борьбе с такими мировыми условиями, которые создают серьезную угрозу устойчивому развитию наших народов и в число которых входят хронический голод; недоедание; иностранная оккупация; вооруженные конфликты; проблемы, связанные с незаконными наркотиками; организованная преступность; коррупция; стихийные бедствия; незаконный оборот оружия; торговля людьми; терроризм; нетерпимость и подстрекательство к расовой, этнической, религиозной и другой ненависти; ксенофобия, а также эндемичные, заразные и хронические болезни, включая ВИЧ/СПИД, малярию и туберкулез»16.

Делегаты саммита «Рио+20», прошедшего в 2012 г. вновь в Бразилии, проанализировав результаты воплощения идей устойчивого развития в жизнь, самокритично признали, что начиная с 1992 г. достигнутый на этом пути прогресс был весьма незначительным. Итоговая декларация, подтвердив приверженность всем ранее при-

14 United Nations Conference on Environment & Development Rio de Janerio, Brazil, 3 to 14 June 1992. Agenda 21 // United Nations. Available at: https://sustainabledevelop-ment.un.org/content/documents/Agenda21.pdf (accessed: 23.11.2016).

15 Итоги саммита в Йоханнесбурге глазами экологов. Интервью с академиком Алексеем Яблоковым // Радио Свобода. Доступ: https://www.svoboda.org/aZ24197698. html (дата обращения: 25.01. 2017).

16 Йоханнесбургская декларация по устойчивому развитию. Принята на Всемирной встрече на высшем уровне по устойчивому развитию (Йоханнесбург, Южная Африка, 26 августа — 4 сентября 2002 года) // ООН. Доступ: http://www.un.org/ru/ documents/decl_conv/declarations/decl_wssd.shtml (дата обращения: 25.01.2017).

нятым заявлениям и принципам и сосредоточив основное внимание на «зеленой» экономике и экологическом компоненте устойчивого развития, вместе с тем существенно конкретизировала содержание «связки». В частности, отдельные блоки документа были посвящены продовольственной безопасности, водоснабжению и санитарным нормам, доступу к водным ресурсам, проблемам энергетики и изменения климата17.

Таким образом, если иметь в виду, что каждый саммит по устойчивому развитию обозначал очередную веху в эволюции концепта в целом и «связки» в частности, то с определенностью можно сказать, что старт сегодняшнему витку осмысления проблемы был дан во время подготовительного периода и проведения саммита в Рио-де-Жанейро.

* * *

Современный этап эволюции концепции устойчивого развития характеризуется не только значительной активизацией междисциплинарных исследований (причем с заметным сдвигом в сторону формата связки «безопасность—развитие»), но и выходом теории в практическую и институциональную плоскости. В наши дни устойчивое развитие, как уже было отмечено, стало неотъемлемой частью процессов стратегического планирования и управления — как на национальном, так и на международном уровнях.

Теоретическую и эмпирическую базу современных стратегий устойчивого развития составляет связка водной, продовольственной, энергетической и климатической безопасности (Water — Food — Energy — Climate Security Nexus). В западной литературе по аналогии со связкой «безопасность—развитие» она часто обозначается просто словом «nexus». Подход этот не бесспорный, однако в силу отсутствия конструктивной альтернативы сообщество девелопмен-талистов его в целом принимает [Matthew et al., 2017]. Старт новой формуле, как отмечалось ранее, был дан в 2011 г., когда в преддверии конференции ООН по устойчивому развитию «Рио+20» международные группы экспертов подготовили материалы, представлявшие этот методологический подход. В числе опубликованных документов по меньшей мере два представляют значительный интерес.

Первый аналитический обзор был разработан по инициативе Всемирного экономического форума (ВЭФ)18; второй — Стокгольм-

17 Будущее, которого мы хотим. Проект резолюции, представленный Председателем Генеральной Ассамблеи. 24 июля 2012 г. // ООН. Доступ: https://documents-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/LTD/N12/436/90/PDF/N1243690.pdf?OpenElement (дата обращения: 26.11.2016).

18 Water security: The water-energy-food-climate nexus. 2011 // World Economic Forum. 24.01.2011. Available at: https://www.weforum.org/reports/water-security-water-energy-food-climate-nexus (accessed: 03.11.2016).

ским Институтом изучения проблем окружающей среды19. Оба документа во многом, вплоть до структуры, перекликались с докладом Комиссии Брундтланд 1987 г., однако в них присутствовало больше конкретики и практических рекомендаций. На основании результатов многолетних междисциплинарных исследований и эмпирического анализа событий в различных странах (не только бедных, но и вполне преуспевающих) «nexus» и ее отдельные звенья были детализированы и обоснованы.

Четырехчленная «связка» объяснялась экспертами просто: вода требуется для выработки энергии; энергия необходима, чтобы добывать и приводить в движение воду; и то, и другое — основа производства продуктов питания. Климатические изменения были добавлены по причине их влияния на все три компонента в отдельности и на структуру их взаимосвязи.

Предполагалось, что элементы «связки» имеют равное значение, но на первое место эксперты все же поместили воду. Во многом это обусловлено тем, что если, например, ситуация в сфере продовольственной безопасности за последние 30 лет заметно улучшилась, то водный кризис продолжает усугубляться20. В 2010 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, закрепляющую право человека на чистую питьевую воду и доступ к основным санитарно-техническим средствам. Несмотря на это, по данным Всемирной организации здравоохранения, в 2017 г. более 2 млрд человек в мире (каждые 3 человека из 10) лишены такого доступа21. Согласно самым оптимистичным сценариям, развитие технологий в сфере сельского хозяйства к 2050 г. увеличит потребность в пресноводных ресурсах по меньшей мере на 19%22. Вода — это возобновляемый источник, однако с учетом результатов исследований ученых, наблюдающих негативное влияние изменений климата на водные запасы Земли, можно сделать вывод о том, что значительная часть человечества пока еще очень далека от того момента, когда сможет реализовать свои права23. Кризис больше всего бьет по бедным стра-

19 Hoff H. Understanding the nexus. Background paper for the Bonn 2011 conference: The water, energy and food security nexus. Stockholm Environment Institute, Stockholm. Available at: http://wef-conference.gwsp.org/fileadmin/documents_news/understanding_ the_nexus.pdf (accessed: 03.11.2016).

20 Водный кризис // Всемирный водный совет. 2005. Доступ: http://cawater-info. net/int_org/wwc/water_crisis.htm (дата обращения: 03.11.2016).

21 2.1 billion people lack safe drinking water at home, more than twice as many lack safe sanitation // World Health Organization. Available at: http://www.who.int/mediacentre/ news/releases/2017/water-sanitation-hygiene/en/ (accessed: 23.11.2016).

22 Международный год водного сотрудничества // ООН. Доступ: http://www. un.org/ru/events/worldwateryear/index.shtml (дата обращения: 23.11.2016).

23 Hoff H. Understanding the nexus. Background paper for the Bonn 2011 conference: The water, energy and food security nexus. Stockholm Environment Institute, Stockholm.

нам (особенно остро недостаток питьевой воды сказывается на качестве жизни населения Южной Азии и Африки южнее Сахары), однако и самые богатые государства почувствовали его на себе. В качестве примера можно привести последствия многолетней, худшей за прошедшие как минимум 500 лет засухи в американском штате Калифорния. И дело не только в колоссальных потерях сельскохозяйственного производства Калифорнийской долины, которые лишь в одном 2014 г. составили 2,2 млрд долл. и более 17 000 рабочих мест [Matthew et al., 2017: 266]: водный кризис постепенно начинает влиять на качество жизни населения еще недавно весьма благополучных районов.

Вода почти повсеместно перестает быть бесплатным благом. На уровне международных отношений она, как и любой дефицитный ресурс (нефть, газ, минеральное сырье и т.д.), рано или поздно становится объектом конкурентных интересов, что неизбежно ведет к межгосударственным противостояниям. Мир изобилует примерами уже начавшихся и потенциальных водных конфликтов. Так, Сирия и Ирак зависят от воды, которая поступает с территории Турции, находящейся в более выгодном положении в верховьях Тигра и Евфрата. Столкнулась с водной проблемой и богатая ресурсами Россия: между нашей страной, Казахстаном и Китаем существуют противоречия по поводу верховья р. Иртыш. Водная проблема в бывших советских республиках Центральной Азии (Казахстане, Киргизии, Таджикистане, Туркменистане, Узбекистане) уже почти три десятилетия является одним из основных факторов, дестабилизирующих межгосударственные отношения в регионе. Самостоятельно решить проблему власти этих стран не в состоянии — для этого у них нет ни возможностей, ни политической воли.

Пока перечисленные противоречия не перерастают в военную форму противостояния, но сложность ситуации в том, что водные ресурсы уже сегодня служат мощным инструментом мировой политики: находящиеся в более выгодном географическом положении государства имеют возможность диктовать свои условия странам, в ресурсном плане природой обделенным. В этой связи авторы доклада ВЭФ совершенно правы, утверждая, что дефицит воды представляет собой угрозу как на геополитическом, так и на национальном уровне24.

Проблема эта еще более усугубляется тем, что изменение климата ведет к увеличению риска стихийных бедствий, возникающих

Available at: http://wef-conference.gwsp.org/fileadmin/documents_news/understanding_ the_nexus.pdf (accessed: 03.11.2016).

24 Ibidem.

в результате взаимодействия не только физическт явлений (метеорологических или климатических), но и антропогенных факторов. Неравный доступ к природным ресурсам, а также огромный разрыв в уровне возможностей управления рисками и адаптации к последствиям стихийных бедствий (как в национальных, так и в местных, локальных масштабах) являются одними из главных проблем и препятствий на пути к устойчивому развитию. Как указывают эксперты, «...неравенство отражает социально-экономические, демографические и связанные со здравоохранением различия, а также различия в сфере управления, доступа к средствам существования и социальным выплатам <...>. Развитые страны часто лучше обеспечены по сравнению с развивающимися с финансовой и институциональной точек зрения для принятия четких мер по эффективному реагированию и адаптации к прогнозируемым изменениям, касающимся уязвимости и экстремальных климатических явлений»25.

Рост неравенства вызывает к жизни еще одну проблему — потенциальное насилие. Ученые уже давно предупреждали об опасности социально-политических последствий значительного расхождения в уровне развития отдельных стран и народов. Сравнивая воздействие природных и техногенных катастроф на психику и сознание людей, специалисты указывали, что «стихийные бедствия ведут к войне еще в большей степени, чем "социализация недоверия" [усвоение личностью и обществом различных ценностей, образцов отношения к другим людям и социальным группам, обществу в целом и к природе. — Е.Г.]. Люди, особенно негосударственные организации, в страхе перед будущим и в целях самозащиты могут прибегнуть к войне за ресурсы тех, кого они считают врагами» [Ember C., Ember M., 1992: 242].

Вода пока не стала прямым источником международного или внутригосударственного конфликта, однако она является тем фактором, который представляет собой потенциальную угрозу населению в самых различных аспектах существования. Показательна в этом плане точка зрения группы американских исследователей, которые уделяют особое внимание ситуации в Пакистане [Mustafa et al., 2013]. По их мнению, ученые и политики, акцентируя в основном международный аспект проблемы (в данном случае противоречия Пакистана с Индией и Афганистаном), недооценивают

25 Специальный доклад по управлению рисками экстремальных явлений и бедствий для содействия адаптации к изменению климата. Резюме для политиков / Под ред. К. Филда и др. Межправительственная группа экспертов по изменению климата. 2012. Доступ: https://www.ipcc.ch/pdf/special-reports/srex/IPCC_SREX_RU_ web.pdf (дата обращения: 24.11.2016).

опасность внутригосударственных гражданских конфликтов, потенциально несущих в себе больше насилия и разрушений. Опыт Пакистана показывает, что дефицит и низкое качество воды, засухи, наводнения при отсутствии возможностей оказывать сопротивление, управлять ситуацией и бороться с последствиями стихийных катастроф усугубляют экономическую и социально-политическую нестабильность в этой и без того «хрупкой» стране.

Таким образом, неравенство возможностей доступа к жизненно важным ресурсам — как стран, так и людей — остается ключевой проблемой устойчивого развития. Однако авторы и приверженцы методологии связки водной, продовольственной, энергетической и климатической безопасности уделяют этой проблеме неоправданно мало внимания. Более того, доклад ВЭФ вызвал критику и даже удивление еще и тем, что в нем практически проигнорирована традиционная проблема девелопменталистики — бедность. Эксперты отметили, что по сравнению с докладом «Наше общее будущее» очередной документ не привнес ничего нового в теоретическое осмысление и практическую имплементацию устойчивого развития [Matthew et al., 2017: 270]. Проблемы бедности и неравенства приобретают особенную остроту еще и потому, что согласно разработанным сторонниками концепции «связки» прогнозам положение в этих секторах развития (по меньшей мере в первое время), очевидно, будет ухудшаться. Демографическая ситуация в мире, как заявляют эксперты, будет характеризоваться увеличением количества обездоленных и неграмотных людей, увязающих в долгах и теряющих свои участки земли, покидающих сельские поселения и оседающих в городских трущобах. Эти социальные группы будут представлять целый комплекс угроз для стран и целых регионов — не только как носители и распространители лекарственно устойчивых патогенов, но и (с учетом того, что в сегодняшнем мире получить доступ к дешевому оружию времен «холодной войны» и приобрести мобильный телефон не составляет особого труда) как неисчерпаемый потенциал рекрутов для экстремистских и террористических организаций. Все это приближает перспективу беспорядков, насилия и проявления других форм нестабильности в городах [Matthew et al., 2017: 269, 270].

Если пытаться обобщить и критически оценить связку водной, продовольственной, энергетической и климатической безопасности как один из наиболее важных аспектов современного толкования нексуса «безопасность—развитие» то, конечно, первое, на что стоит обратить внимание, — экоцентричность данного подхода. Однако такое впечатление верно лишь отчасти. Природоохранное звучание формулы «связки» не должно сбивать с толку. Прежде

всего, оно свидетельствует о широком междисциплинарном подходе к проблеме: в обосновании предложенной методологии экологи и представители естественных наук действительно приняли активнейшее участие, и этим в значительной степени объясняются достаточная ясность изложения текущего ресурсно-климатического кризиса, а также довольно конкретные мысли и рекомендации по поводу его преодоления. При этом приверженцы концепции «связки» постоянно апеллируют к социально-политическим причинам и последствиям сложившейся экологической ситуации. Не возникает никаких сомнений в том, что для сторонников указанного подхода понятия «устойчивое развитие» и «человеческая безопасность» (или теперь уже «устойчивая безопасность») практически идентичны. В то же время очевидно, что водная, продовольственная, энергетическая и климатическая безопасность не является исчерпывающим объяснением связки «безопасность—развитие». В теории и практике девелопменталистики по-прежнему остается много неизученных мест и незаполненных лакун. Однако, на наш взгляд, именно этот четырехкомпонентный комплекс (в силу его сравнительной осязаемости, эмпирической проработанности, возможности оценить результаты, с одной стороны, и явной растерянности ученых и экспертов перед громадой существующих разнообразных угроз безопасности — с другой) вышел на первый план и начал приобретать стратегический статус. Традиционные же проблемы развития, такие как неравенство и бедность, или относительно новые явления — насилие, вооруженные конфликты, терроризм, наркотрафик, торговля людьми и др., которые сегодня занимают все больше места в девелопменталистском дискурсе,

пока в практическом плане остаются не охваченными.

* * *

Подводя итоги, следует отметить, что экологические императивы на протяжении долгого времени действительно были ведущими в толковании концепции устойчивого развития. В процессе ее эволюции благодаря многочисленным исследованиям ученых-теоретиков и «полевых» работников становилось все более очевидно, что экология, с одной стороны, не является самостоятельным измерением девелопменталистики, а с другой — не может рассматриваться в качестве «довеска» к традиционному социально-экономическому развитию. Однако в силу глубокого научно-теоретического потенциала, изначально заложенного в концепт устойчивого развития, он не утратил актуальности. На наш взгляд, этот потенциал был скрыт именно в связке «безопасность—развитие». Действительно, о каком бы периоде эволюции теоретической и практической де-

велопменталистики мы ни рассуждали и какой из ее аспектов ни акцентировали, безопасность всегда останется величиной постоянной. Генезис, эволюция и современное содержание общей научной парадигмы девелопменталистики, коей и является устойчивое развитие, свидетельствуют о том, что императив безопасности не просто занимает в ней центральное место, но является ее несущей конструкцией. На сегодняшний день логическим финалом осознания этого факта стало принятие Целей устойчивого развития, звучание одной из которых (16-й по счету) — «мир, правосудие, эффективные институты»26 — не вызывает никаких экологических коннотаций и свидетельствует об официальном признании «связки» международным сообществом. Безопасность — это не просто фактор, это исходное начало теории и практики устойчивого развития, а уже потом — его необходимое условие и конечный результат. Используя в качестве аналогии учение И. Канта о категорических императивах, можно утверждать, что безопасность — это тот самый абсолютный, безоговорочный и универсальный императив, который и образует саму субстанцию устойчивого развития. Поскольку концепт «устойчивое развитие» родился непосредственно из связки «безопасность—развитие», любые попытки ее теоретико-методологического осмысления и прикладных исследований в отрыве от концепта «нексуса» вряд ли могут дать искомые результаты и в общем являются бесполезными.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Авдонина А.М. Концепция устойчивого развития как новая идеология и национальная идея для России // Политобразование. 2016. Доступ: http://lawinmssia.ru/content/koncepciya-ustoychivogo-razvitiya-kak-novaya-ideologiya-i-nacionalnaya-ideya-dlya-rossii (дата обращения: 02.10.2016).

2. Авцинова Г. Концепция устойчивого развития как идеология и практика нового мирового порядка // Обозреватель-Observer. 2012. № 4. С. 109-116.

3. Бартенев В.И. Связка «безопасность-развитие» в современных западных исследованиях: от деконструкции к контекстуализации // Международные процессы. 2015. Т. 13. № 3. С. 78-97.

4. Бартенев В.И. Секьюритизация сферы содействия международному развитию: анализ политического дискурса // Вестник международных организаций. 2011. № 3. С. 37-50.

5. Вернадский В.И. Несколько слов о ноосфере. 1943-1944 // Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление. М.: Наука, 1991.

6. Грачева Т.В. Устойчивое разложение: иллюзия безопасности, создающая большую опасность // Власть. 2006. № 1. С. 49-53.

26 The Global Goals for Sustainable Development. Goal 16: Peace, Justice, Effective Institutions. Available at: http://www.globalgoals.org/ (accessed: 03.11.2016).

7. Должиков А.В. Конституционная концепция устойчивого развития // Евразийский юридический журнал. 2015. № 7. С. 209—215.

8. Какутич Е.Ю. Устойчивое развитие как концептуальная основа трансформации мировой экономики // Мехашзм регулювання економки. 2010. № 1. С. 62-74.

9. Касимов Н.С., Мазуров Ю.Л., Тикунов В.С. Феномен концепции устойчивого развития и его восприятие в России // Вестник Российской академии наук. 2004. № 1. C. 28-36.

10. Крицких В.В. Безопасность как фактор устойчивого развития российского общества: Дисс. ... канд. полит. наук. Ставрополь, 2011.

11. Мазуров Ю.Л. Идеология устойчивого развития и ее отражение в сфере образования // Вестник Тамбовского университета. Серия: Естественные и технические науки. 2013. № 2. С. 523-528.

12. Мазуров Ю.Л. Образование для устойчивого развития в России: в поисках перспективы // Вестник Комиссии Российской Федерации по делам ЮНЕСКО. 2013. № 18. C. 324-335.

13. Павленко В.Б. Концепция устойчивого развития как идеологический и политический фундамент глобализации: теория и практика внедрения // Информационное агентство REX. 19.10.2014. Доступ: http://www.iarex.ru/ articles/51140.html (дата обращения: 23.11.2016).

14. Павленко В.Б. Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот? М.: ОГИ, 2011.

15. Рябкова С.А. Устойчивое развитие на постсоветском пространстве // Исторические, философские, политические и юридические науки. Вопросы теории и практики. 2011. № 4. Ч. 2. С. 164-167.

16. Ткачев С.П. Устойчивое развитие: спасение человечества или «троянский конь»? // Наш современник. 2003. № 6. С. 161-167.

17. Урсул А.Д. Информатизация общества и переход к устойчивому развитию цивилизации // Вестник Российского общества информатики и вычислительной техники. 1993. № 1-2. С. 35.

18. Урсул А.Д. Обеспечение национальной безопасности через приоритеты устойчивого развития // NB: Национальная безопасность. 2013. № 1. С. 1-61.

19. Урсул А.Д. Устойчивое развитие и проблемы безопасности // Безопасность. 1995. № 9. С. 81.

20. Урсул А.Д., Романович А.Р. Безопасность и устойчивое развитие: философско-концептуальные проблемы. М.: МГУК, 2001.

21. Урсул А.Д., Романович А.Р. Концепция устойчивого развития и проблема безопасности. Минск: Белорусская цифровая библиотека, 2005.

22. Урсул А.Д., Урсул Т. А. На пути к устойчивому развитию цивилизации: информационные факторы. М., 1996.

23. Урсул А.Д., Урсул Т.А. Устойчивое развитие и безопасность: Учебное пособие. М., 2013.

24. Юдин Н.В. Связка «безопасность-развитие»: проблемы теоретического осмысления // Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика. 2016. № 1. С. 39-71.

25. Asthana V, Shuka A.C. Water security in India: Hope, despair, and the challenges of human development. London: Bloomsbury Academic, 2014.

26. Auclair E., Fairclough G. Theory and practice in heritage and sustain-ability: Between past and future. New York: Routledge, 2015.

27. Besley T. Poor choices: Poverty from the ground level // Foreign Affairs. 2012. Vol. 91. No. 1. P. 1-6.

28. Beswick D., Jackson P. Conflict, security, and development. An introduction. London, New York: Routledge, 2015.

29. Biswas A., Tortajada C. Water security, climate change, and sustainable development. New York: Springer, 2016.

30. Blewitt J. Understanding sustainable development. New York: Rout-ledge, 2016.

31. Bosse H. Indicators for sustainable development: Theory, method, applications. Winnipeg, Manitoba: International Institute for Sustainable Development, 1999.

32. Brainard L., Jones A., Purvis N. Climate change and global poverty. A billion lives in the balance? Washington, D.C.: The Brooking Institution, 2009.

33. Carothers Th., De Gramont D. Development aid confronts politics. The almost revolution. Washington D.C., Moscow, Beijing, Beirut, Brussels: Carnegie Endowment for International Peace, 2013.

34. Dalby S. Security and environmental change. Cambridge: Polity Press, 2009.

35. Duffield M. Human security: Linking development and security in an age of terror // New interfaces between security and development. Changing concepts and approaches / Ed. by S. Klingebiel. Bonn: DeutschesInstitut fur Entwicklungspolitik, 2006. P. 11-38.

36. Duffield M. The liberal way of development and the development-security impasse: Exploring the global life-chance divide // Security Dialogue. 2010. Vol. 41. No. 1. P. 53-76.

37. Elliott E. An introduction to sustainable development (Routledge perspectives on development). New York: Routledge, 2013.

38. Ember C., Ember M. Resource unpredictability, mistrust, and war. A cross-cultural study // Journal of Conflict Resolution. 1992. Vol. 36. No. 2. P. 242-262.

39. Enders J., Remig M., Blewitt J. Theories of sustainable development. London: Routledge, 2015.

40. Floyd R., Matthew R. Environmental security: Frameworks for analysis. Oxford: Routledge, 2012.

41. Gleick P.H. Climate change, exponential curves, water resources, and unprecedented threats to humanity // Climatic Change. 2012. Vol. 100. P. 125-129.

42. Hettne B. Development and security: Origins and future // Security Dialogue. 2010. Vol. 41. No. 1. P. 31-52.

43. Hussey K., Pittock J. The energy-water nexus: Managing the links between energy and water for a sustainable future // Ecology and Society. 2012. Vol. 17. No. 1. Available at: https://www.ecologyandsociety.org/vol17/iss1/art31/ (accessed: 26.11.2016).

44. Junne G., Verkonen W. Postconflict development. Meeting new challenges. Boulder: Lynne Reinner, 2005.

45. Kemp R., Parto S., Gibson R. Governance for sustainable development: Moving from theory to practice // International Journal of Sustainable Development. 2005. Vol. 8. No. 1/2. Available at: http://www.inderscienceonline.com/ doi/abs/10.1504/IJSD.2005.007372 (accessed: 26.11.2016).

46. Khagram S., Clark W, Raad D. From the environment and human security to sustainable security and development // Journal of Human Development. 2003. Vol. 4. No. 2. P. 289-313.

47. Leese M., Meisch S. Securitizing sustainability? Questioning the 'water, energy and food-security nexus' // Water Alternatives. 2015. \bl. 8. No. 1. P 695-709.

48. MacGinty R., Williams A. Conflict and development. London, New York: Routledge, 2009.

49. Matthew R. Environmental security. Vol. 2: Environmental change, national security, and the conflict cycle. London: Sage, 2014.

50. Matthew R., Harron C., Goodrich K. et al. The social ecology of the an-thropocene: Continuity and change in global environmental politics. The WSPC reference on natural resources and environmental policy in the era of global change. New Jersy, London, Singapore, Beijing, Shanghai, Hong Kong, Taipei, Chennai, Tokyo: World Scientific Publishing, 2017.

51. Mr. Y A national strategic narrative. Washington, D.C.: Woodrow Wilson Center, 2011.

52. Mustafa D., Akhter M., Nasrallah N. Understanding Pakistan's water-security nexus. New York: Earthscan, from Routledge, 2013.

53. Mykleby M., Doherty P., Makower J. The new grand strategy: Restoring America's prosperity, security, and sustainability in the 21st century. New York: St. Martin Press, 2016.

54. Pamlin D., Armstrong S. Global challenges: 12 risks that threaten human civilization. Global Challenges Foundation. Oxford: University of Oxford, 2015.

55. Picard L., Buss T, Seybolt T., Lelei M. Sustainable development and human security in Africa: Governance as the missing link. Boca Raton: CRC Press, 2015.

56. Reid J. Interrogating the Neoliberal biopolitics of the sustainable-development-resilience nexus // International Political Sociology. 2013. Vol. 7. No. 4. P. 353-386.

57. Sachs J. The age of sustainable development. New York: Columbia University Press, 2015.

58. Seligson M., Passe-Smith J. Development & underdevelopment. The political economy of global inequality. Boulder, London: Lynne Rienner, 2014.

59. Spear J., Williams P. Security and development in global politics. Critical comparison. Washington, D.C.: Georgetown University Press, 2012.

60. Tinbergen J., van Ettinger D. Reshaping the international order: A report to the Club of Rome. New York: E.P. Dutton, 1976.

61. Tschirgi N., Lund M., Mancini F. Security and development. Searching for critical connections. Boulder, London: Lynne Rienner, 2010.

62. Victor P. Indicators of sustainable development: Some lessons from capital theory // Ecological Economics. 1991. Vol. 4. Iss. 3. P. 191-213.

E.N. Glazunova

SECURITY IMPERATIVES

IN THE CONCEPT OF SUSTAINABLE DEVELOPMENT

Lomonosov Moscow State University 1 Leninskie Gory, Moscow, 119991

The concept of sustainable development has become a basis of a scholarly discourse on the future of mankind and a major policy goal for nation-states and the international community as a whole. Regardless of its popularity and practical implementation, this concept is still regarded as ambivalent by academics and politicians alike (especially, in Russia). This paper characterizes a broad spectrum of methodological approaches to studying sustainable development (present in Russian and international literature) from the interpretations reminiscent of conspiracy theories to mainstream contemporary discourse on the security-development nexus. The author traces the origins and the main stages in the formation of theory and practice of sustainable development. The analysis is focused primarily on the role of 'security' concept in the genesis and evolution of the idea of sustainable development - from Vladimir Vsrnadsky's 'noosphere' to the contemporary 'water, food, energy and climate security nexus'. The author argues that sustainable development as the pivotal contemporary development paradigm has evolved mainly from the 'security-development nexus', and, therefore, any attempts to conceptualize it without making references to the nexus will not be fruitful.

Keywords: sustainable development, globalization, security-development nexus, securitization of development, water crises, food security, climate change, human security, ecology, resources, global governance, Club of Rome, inequality, poverty, violence, conflicts.

About the author: Elena N. Glazunova - PhD (History), Leading Research Fellow, Deputy Director of the Center for Security and Development Studies, School of World Politics, Lomonosov Moscow State University (e-mail: [email protected]).

Acknowledgements: The research has been accomplished with a financial support from the Russian Science Foundation, project № 15-18-30066.

REFERENCES

1. Avdonina A.M. 2016. Kontseptsiya ustoichivogo razvitiya kak novaya ideo-logiya i natsional'naya ideya dlya Rossii [The concept of sustainability as a new ideology and national idea for Russia]. Politobrazovanie. Available at: http:// lawinrussia.ru/content/koncepciya-ustoychivogo-razvitiya-kak-novaya-ideologiya-i-nacionalnaya-ideya-dlya-rossii (accessed: 02.10.2016). (In Russ.)

2. Avtsinova G. 2012. Kontseptsiya ustoichivogo razvitiya kak ideologiya i praktika novogo mirovogo poryadka [The concept of sustainable development: Ideological and practical aspects of the new world order]. Obozrevatel'-Observer, no. 4, pp. 109-116.

3. Bartenev V.I. 2015. Svyazka 'bezopasnost'-razvitie' v sovremennykh za-padnykh issledovaniyakh: ot dekonstruktsii k kontseptualizatsii [Security-development nexus in Western bibliography: From deconstruction to contextualization]. International trends, vol. 13, no. 3, pp. 78-97. (In Russ.)

4. Bartenev VI. 2011. Sek'yuritizatsiya sfery sodeistviya mezhdunarodnomu razvitiyu: analiz politicheskogo diskursa [Securitization of international development aid: Political discourse analysis]. International Organisations Research Journal, no. 3, pp. 37-50. (In Russ.)

5. Vsrnadskii VI. 1991. Neskol'ko slov o noosfere. 1943-1944 [A few words about noosphere]. In Vernadskii VI. Nauchnaya mysl' kak planetnoe yavlenie [Scientific thought as a planetary phenomenon]. Moscow, Nauka Publ. (In Russ.)

6. Gracheva T.V. 2006. Ustoichivoe razlozhenie: illyuziya bezopasnosti, soz-dayushchaya bol'shuyu opasnost' [Sustainable decay: Illusion of security leading to greater insecurity]. Vlast', no. 1, pp. 49-53.

7. Dolzhikov AV 2015. Konstitutsionnaya kontseptsiya ustoichivogo razvitiya [Constitutional concept of sustainable development]. Evraziiskii yuridicheskii zhurnal, no. 7, pp. 209-215. (In Russ.)

8. Kakutich E.Yu. 2010. Ustoichivoe razvitie kak kontseptual'naya osnova transformatsii mirovoi ekonomiki [Sustainable development as a conceptual basis for transformation of the world economy]. Mekhanizm regulyuvannya ekonomiki, no. 1, pp. 62-74. (In Russ.)

9. Kasimov N.S., Mazurov Yu.L., Tikunov VS. 2004. Fenomen kontseptsii ustoichivogo razvitiya i ego vospriyatie v Rossii [The concept of sustainable development: Its perception in Russia]. VestnikRAN, no. 1, pp. 28-36. (In Russ.)

10. Kritskikh VV 2011. Bez,opasnost' kak faktor ustoichivogo razvitiya rossii-skogo obshchestva [Security as an element of sustainable development of Russian society]. PhD Thesis. Stavropol. (In Russ.)

11. Mazurov Yu.L. 2013a. Ideologiya ustoichivogo razvitiya i ee otrazhenie v sfere obrazovaniya [Ideology of sustainable development and its reflection in educational sphere]. Vestnik Tambovskogo universiteta. Seriya: Estestvennye i tekhnicheskie nauki, no. 2, pp. 523-528. (In Russ.)

12. Mazurov Yu.L. 2013b. Obrazovanie dlya ustoichivogo razvitiya v Rossii: v poiskakh perspektivy [Education for sustainable development in Russia: Looking for perspective]. Vestnik Komissii Rossiiskoi Federatsiipo delam YuNESKO, no. 18, pp. 324-335.

13. Pavlenko VB. 2014. Kontseptsiya ustoichivogo razvitiya kak ideo-logicheskii i politicheskii fundament globalizatsii: teoriya i praktika vnedreniya [The concept of sustainable development as the ideological and political basis for globalization: Theory and implementation]. Informatsionnoe agentstvo REX. Available at: http://www.iarex.ru/articles/51140.html (accessed: 23.11.2016). (In Russ.)

14. Pavlenko VB. 2011. Mify 'ustoichivogo razvitiya'. 'Global'noe poteplenie' ili 'polzuchii' global'nyiperevorot? [Myths of 'sustainable development': 'Global warming' or a 'creeping' global coup?]. Moscow, OGI Publ. (In Russ.)

15. Ryabkova S.A. 2011. Ustoichivoe razvitie na postsovetskom prostranstve [Sustainable development on the Post-Soviet space]. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie iyuridicheskie nauki. Voprosy teorii ipraktiki, no. 4, part 2, pp. 164—167. (In Russ.)

16. Tkachev S.P. 2003. Ustoichivoe razvitie: spasenie chelovechestva ili 'troyanskii kon''? [Sustainable development: Salvation of mankind or a 'Trojan horse'?]. Nash sovremennik, no. 6, pp. 161—167. (In Russ.)

17. Ursul A.D. 1993. Informatizatsiya obshchestva i perekhod k ustoichivomu razvitiyu tsivilizatsii [The informatization of society and transition towards sustainable development of civilization]. Vestnik Rossiiskogo obshchestva informatiki i vychislitel'noi tekhniki, no. 1—2, p. 35. (In Russ.)

18. Ursul A.D. 2013. Obespechenie natsional'noi bezopasnosti cherez prioritety ustoichivogo razvitiya [Ensuring national security through sustainable development]. NB: Natsional'naya bezopasnost', no. 1, pp. 1—61. (In Russ.)

19. Ursul A.D. 1995. Ustoichivoe razvitie i problemy bezopasnosti [Sustainable development and security issues]. Bezopasnost', no. 9, p. 81. (In Russ.)

20. Ursul A.D., Romanovich A.R. 2001. Bezopasnost' i ustoichivoe razvitie: filosofsko-kontseptual'nye problemy [Security and sustainable development: Philosophical and conceptual issues]. Moscow, MGUK Publ. (In Russ.)

21. Ursul A.D., Romanovich A.R. 2005. Kontseptsiya ustoichivogo razvitiya i problema bezopasnosti [The conception of sustainable development and the problem of security]. Minsk, Belorusskaya tsifrovaya biblioteka. (In Russ.)

22. Ursul A.D., Ursul T.A. 1996. Naputi k ustoichivomu razvitiyu tsivilizatsii: informatsionnyefaktory [Towards sustainable development: Information factors]. Moscow. (In Russ.)

23. Ursul A.D., Ursul T.A. 2013. Ustoichivoe razvitie i bezopasnost' [Sustainable development and security]. Moscow. (In Russ.)

24. Yudin N.V 2016. Svyazka 'bezopasnost'—razvitie': problemy teoretiche-skogo osmysleniya [Security—development nexus: Dilemmas of conceptualization]. Moscow University Journal of World Politics, no. 1, pp. 39—71. (In Russ.)

25. Asthana V, Shuka A.C. 2014. Water security in India: Hope, despair, and the challenges of human development. London, Bloomsbury Academic.

26. Auclair E., Fairclough G. 2015. Theory and practice in heritage and sus-tainability: Between past and future. New York, Routledge.

27. Besley T. 2012. Poor choices: Poverty from the ground level. Foreign Affairs, vol. 91, no. 1, pp. 1—6.

28. Beswick D., Jackson P. 2015. Conflict, security, and development. An introduction. London, New York, Routledge.

29. Biswas A., Tortajada C. 2016. Water security, climate change, and sustainable development. New York, Springer.

30. Blewitt J. 2016. Understanding sustainable development. New York, Rout-ledge.

31. Bosse H. 1999. Indicators for sustainable development: Theory, method, applications. Winnipeg, Manitoba, International Institute for Sustainable Development.

32. Brainard L., Jones A., Purvis N. 2009. Climate change and global poverty. A billion lives in the balance?Washington, D.C., The Brooking Institution.

33. Carothers Th., De Gramont D. 2013. Development aid confronts politics. The almost revolution. Washington D.C., Moscow, Beijing, Beirut, Brussels, Carnegie Endowment for International Peace.

34. Dalby S. 2009. Security and environmental change. Cambridge, Polity Press.

35. Duffield M. 2006. Human security: Linking development and security in an age of terror. In Klingebiel S. (ed.). New interfaces between security and development. Changing concepts and approaches. Bonn, DeutschesInstitut fur Entwicklungspolitik, pp. 11-38.

36. Duffield M. 2010. The liberal way of development and the development-security impasse: Exploring the global life-chance divide. Security Dialogue, vol. 41, no. 1, pp. 53-76.

37. Elliott E. 2013. An introduction to sustainable development (Routledge perspectives on development). New York, Routledge.

38. Ember C., Ember M. 1992. Resource unpredictability, mistrust, and war. A cross-cultural study. Journal of Conflict Resolution, vol. 36, no. 2, pp. 242-262.

39. Enders J., Remig M., Blewitt J. 2015. Theories of sustainable development. London, Routledge.

40. Floyd R., Matthew R. 2012. Environmental security: Frameworks for analysis. Oxford, Routledge.

41. Gleick P.H. 2012. Climate change, exponential curves, water resources, and unprecedented threats to humanity. Climatic Change, vol. 100, pp. 125-129.

42. Hettne B. 2010. Development and security: Origins and future. Security Dialogue, vol. 41, no. 1, pp. 31-52.

43. Hussey K., Pittock J. 2012. The energy-water nexus: Managing the links between energy and water for a sustainable future. Ecology and Society, vol. 17, no. 1. Available at: https://www.ecologyandsociety.org/vol17/iss1/art31/ (accessed: 26.11.2016).

44. Junne G., Verkonen W 2005. Postconflict development. Meeting new challenges. Boulder, Lynne Reinner.

45. Kemp R., Parto S., Gibson R. 2005. Governance for sustainable development: Moving from theory to practice. International Journal of Sustainable Development, vol. 8, no. 1/2. Available at: http://www.inderscienceonline.com/doi/ abs/10.1504/IJSD.2005.007372 (accessed: 26.11.2016).

46. Khagram S., Clark W., Raad D. 2003. From the environment and human security to sustainable security and development. Journal of Human Development, vol. 4, no. 2, pp. 289-313.

47. Leese M., Meisch S. 2015. Securitizing sustainability? Questioning the 'water, energy and food-security nexus'. Water Alternatives, vol. 8, no. 1, pp. 695-709.

48. MacGinty R., Williams A. 2009. Conflict and development. London, New York, Routledge.

49. Matthew R. 2014. Environmental security. Vol. 2: Environmental change, national security and the conflict cycle. London, Sage.

50. Matthew R., Harron C., Goodrich K., Maharramli B., Nizkorodov E. 2017. The social ecology of the anthropocene: Continuity and change in global environmental politics. The WSPC reference on natural resources and environmental policy in the era of global change. New Jersy, London, Singapore, Beijing, Shanghai, Hong Kong, Taipei, Chennai, Tokyo, World Scientific Publishing.

51. Mr. Y. 2011. A national strategic narrative. Washington, D.C., Woodrow Wilson Center.

52. Mustafa D., Akhter M., Nasrallah N. 2013. Understanding Pakistan's water-security nexus. New York, Earthscan, from Routledge.

53. Mykleby M., Doherty P., Makower J. 2016. The new grand strategy: Restoring America's prosperity, security, and sustainability in the 21st century. New York, St. Martin Press.

54. Pamlin D., Armstrong S. 2015. Global challenges: 12 risks that threaten human civilization. Global Challenges Foundation. Oxford, University of Oxford.

55. Picard L., Buss T., Seybolt T., Lelei M. 2015. Sustainable development and human security in Africa: Governance as the missing link. Boca Raton, CRC Press.

56. Reid J. 2013. Interrogating the Neoliberal biopolitics of the sustainable-development-resilience nexus. International Political Sociology, vol. 7, no. 4, pp. 353-386.

57. Sachs J. 2015. The age of sustainable development. New York, Columbia University Press.

58. Seligson M., Passe-Smith J. 2014. Development & underdevelopment. The political economy of global inequality. Boulder, London, Lynne Rienner.

59. Spear J., Williams P. 2012. Security and development in global politics. Critical comparison. Washington, D.C., Georgetown University Press.

60. Tinbergen J., van Ettinger D. 1976. Reshaping the international order: A report to the Club of Rome. New York, E.P. Dutton.

61. Tschirgi N., Lund M., Mancini F. 2010. Security and development. Searching for critical connections. Boulder, London, Lynne Rienner.

62. Victor P. 1991. Indicators of sustainable development: Some lessons from capital theory. Ecological Economics, vol. 4, iss. 3, pp. 191-213.