CC BY
99
УДК 811.161.1
Б0110.25513/2413-6182.2018.2.197-210
ИМЕНА СОБСТВЕННЫЕ В АСПЕКТЕ КУЛЬТУРНОЙ СЕМАНТИКИ И ВЕРБАЛИЗАЦИИ АВТОРСКОГО ЗАМЫСЛА (НА ПРИМЕРЕ ПОВЕСТИ М. БУЛГАКОВА «СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ» И ЕЕ ПЕРЕВОДА НА КИТАЙСКИЙ ЯЗЫК)
Е.И. Селиверстова1, Ди Чжан2
Санкт-Петербургский государственный университет (Санкт-Петербург, Россия)
Аннотация: Имена собственные, выполняющие в художественном тексте важные идейно-художественные функции, раскрывающие авторское мирови-дение и участвующие в показе принадлежащей определенной эпохе действительности, рассматриваются с точки зрения их значимости и смыслооб-разующей функции на примере имен главных персонажей повести М. Булгакова «Собачье сердце» - Преображенского, Швондера и Шарикова, а также отдельных урбанонимов - названий улиц и учреждений, имеющих выраженную этномаркированную окраску и выполняющих ассоциативно-символическую функцию. Выявление роли имен собственных осуществляется на фоне их соответствий в тексте перевода на китайский язык, показывается, как в переводе повести на другой язык функции имен собственных не всегда очевидны для читателя, а авторские намерения размываются. Так, если собственные имена персонажей повести служат для читателя источником информации об отношении автора к своим героям, то наиболее распространенный при передаче на китайский язык русских собственных имен перевод с помощью транскрипции оказывается приемлемым лишь в тех случаях, когда он уже освещен традицией, если речь идет о фамилиях известных политических деятелей (Маркс, Каутский), или же касательно фамилий персонажей, не имеющих в тексте особой смысловой нагруженности (Полозов, Вяземская), тогда как при переводе фамилии профессора Преображенского утрачивается семантика 'преображение, улучшение мира и человека' и аллюзия к православному празднику Преображения Господня. Аналогично лишаются в переводе отведенной автором коннотативно-сим-волической функции и наименования городских реалий, содержащие не всегда прозрачную для представителей иной культуры культурно-фоновую информацию (например, Пречистенка, отсылающая к рождению Мессии (пречистенская звезда)), что позволяет констатировать значительные смысловые потери.
Ключевые слова: имя собственное, функции, М. Булгаков, авторское намерение, имплицитный смысл, перевод.
© Е.И. Селиверстова, Ди Чжан, 2018
Для цитирования:
Селиверстова Е.И., Чжан Ди. Имена собственные в аспекте культурной семантики и вербализации авторского замысла (на примере повести М. Булгакова «Собачье сердце» и ее перевода на китайский язык) // Коммуникативные исследования. 2018. № 2 (16). С. 197-210. DOI: 10.25513/24136182.2018.2.197-210.
Сведения об авторах:
1 Селиверстова Елена Ивановна, доктор филологических наук, доцент, и. о. заведующего кафедрой русского языка для гуманитарных и естественных факультетов
2 Чжан Ди, аспирант Контактная информация:
Почтовый адрес: 199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9
1 E-mail: selena754@inbox.ru
2 E-mail: wozaizhe.000@163.com Дата поступления статьи: 22.01.2018
Действие, разворачивающееся в художественном произведении, всегда представлено во временной и пространственной координатах, определяемых М.М. Бахтиным как «хронотоп» [Бахтин 1975: 234]. Пространство и время - это формы существования материи, обеспечивающие непрерывность в последовательной смене временных и пространственных фактов, показанных в произведении. По мнению И.Р. Гальперина, оставаясь непрерывным, цельным, «континуум в текстовом воспроизведении одновременно разбивается на отдельные эпизоды» [Гальперин 2007: 53], что определяется авторским намерением. В художественном показе мира пространство и время «оказываются сопряженными с самыми различными языковыми формами и средствами создания художественного образа» [Кандрашкина 2011: 1217].
В том, чтобы очертить время и место действия, создать впечатление достоверности происходящего, в повести М. Булгакова «Собачье сердце» участвуют разные пласты лексики. Слова - наименования реалий обладают лингвокультурологической ценностью и составляют целую систему.
Реалии - это предметы, явления, понятия, характерные для истории, уклада, быта, культуры определенного народа [Комлев 2006: 563]. С лингвистической точки зрения, в качестве реалий рассматриваются слова и обороты, которые обозначают эти предметы, явления, понятия и т. д. - слова-реалии [Мосиенко 2005: 156].
Реалии характеризуют жизнь и культуру определенного народа и обычно отсутствуют у других народов. В.В. Красных отмечает их известность «всем представителям национально-лингво-культурного сообщества» и «актуальность в когнитивном (познавательном и эмоциональ-
ном] плане, обращение (апелляция] к которым постоянно возобновляется» в речи представителей этого сообщества [Красных 1998: 51]. При переводе подобные слова и выражения создают известные трудности, что говорит об их «непереводимости» [Алексеева 2014; Овсянникова 2006: 79] или относительной переводимости [Григорьева 2017: 44].
Переводу реалий в лингвистике уделяется особое внимание, поскольку не всё переводимо в одинаковой степени - в языке немало единиц с ярко выраженной национально-культурной семантикой, что требует знания обоих языков и возможности «соотнесения» отражаемых в них объективных фактов [Федоров 2002: 24].
Вопрос об отражении внеязыковой действительности, представленной реалиями, - один из самых трудных, по мнению О.Г. Остапенко, но очень важных в теории перевода: «В нем сплетается целый ряд разнородных элементов таких, как переводческий аспект страноведения, культура переводчика и широта его лингвокультурологических знаний. Кроме этого необходимо учитывать фоновые знания читателя перевода по сравнению с привычными восприятиями и психологией читателя подлинника» [Остапенко 2013].
При неточной передаче некоторых разрядов языковых единиц оригинала читатель перевода может получить искаженное представление об авторском тексте, если реалии в художественном тексте введены автором намеренно [Фененко 2009: 121]. Всё это осложняет задачу переводчика, который должен «максимально точно передать смысл, значение и колорит, стоящие за реалией» [Пестова 2012: 60]. В качестве одного из требований китайские теоретики перевода упоминают, помимо правильности и полноты охвата текста, еще и сохранение его красоты [Ван Циафэй 2006].
В повести «Собачье сердце» реалии представлены наименованиями денежных единиц, единиц длины и веса, наименованиями профессий и социального статуса людей, именами собственными и т. д.
Онимы, или собственные имена, - «слова или словосочетания, которые служат для именования, называния объекта, его выделения среди других объектов, его индивидуализации и идентификации» [Эмирова 2008: 326]. Эта категория слов, составляющая, по данным В.С. Виноградова, самую большую группу, включает урбанонимы - наименования улиц (Сокольники, Неглинный и т. д.], наименования учреждений и организаций (Главрыба, Москвошвея и др.] и, наконец, антропонимы (Преображенский, Шариков, Швондер и др.] [Виноградов 2001: 104-111]. Одним из направлений исследования собственных имен является изучение их переноса «в сферу иных предметных соотнесений» [Евсюкова 2017: 3], когда антропонимы становятся базой для образования омонимов.
Собственные имена, обладая художественной и культурно-исторической ценностью, составляют специфический разряд единиц. М.В. Гор-баневский, считая имена средством создания художественного образа в
произведении, подчеркивает их способность нести яркую смысловую нагрузку и обладать скрытым ассоциативным фоном, иметь особый звуковой облик. Имена и названия могут «отражать историческую эпоху и обладать социальной характеристикой» [Горбаневский 1988: 5]. О принадлежности имен собственных национальному культурному пространству пишет И.Г. Милевич, считая их имеющими историческую, культурную и национальную специфику и причисляя к «прецедентным именам» [Милевич 2012: 29].
Онимы являются носителями сведений о традициях и способах именования в целом в языке, хотя, по свидетельству Е.С. Плешкова, между исследователями до сих пор нет единства во взглядах на проблему семантической содержательности онимов [Плешков 2017: 72].
В художественном тексте онимы играют особую роль: по словам Ю.А. Карпенко, литературную ономастику «можно определить как субъективное отражение объективного, как осуществляемую писателем "игру" общеязыковыми ономастическими нормами» [Карпенко 1984: 3]. Собственные имена позволяют «привязывать действительность, изображенную в произведении художественной литературы, к объективно существующему пространственно-временному континууму» [Белозерова 2008: 15]. Е.Ф. Косиченко, отмечая, что авторское произведение «представляет собой продукт творческой активности автора и одновременно несет отпечаток социокультурных условий его жизни», а «глубина понимания авторского замысла зависит от способности читателя учитывать оба фактора в процессе интерпретации», подчеркивает важность обращения исследователей к роли онимов в художественном тексте - именно в условиях антропоцентрического подхода к языку [Косиченко 2013: 94].
В контексте нашего анализа важным представляется высказывание С. Влахова и С. Флорина о роли в художественном произведении «говорящих» имен, имеющих яркое коннотативное значение и нуждающихся в особом внимании при переводе. Отмечая возникающие при передаче на другой язык трудности, ученые называют такие способы перевода, как транскрипция, перевод с заменой (введение неологизмов], приблизительный перевод [Влахов, Флорин 1980: 79]. Китайские исследователи включают в способы передачи также совмещенный способ (например, сочетание транскрипции и калькирования] [Ван Бинцинь 2007: 25] и комментарий [Ван Лили 2007: 60]. Обратимся к роли имен собственных в повести «Собачье сердце» и охарактеризуем степень адекватности их передачи на китайский язык.
Имена собственные в повести можно разделить на несколько разрядов по принципу их важности в художественном контексте и степени проявления в них национального своеобразия.
Часть собственных имен лишена, на первый взгляд, важной лингво-страноведческой информации. Так, представляя профессору Преображенскому членов правления калабуховского дома, Швондер называет только
фамилии - Вяземская, Пеструхин, Жаровкин, не упоминая имен и отчеств, что в целом противоречит правилам общения - в частности, правилам представления в официально-деловой ситуации, поскольку исключает возможность уважительного обращения к малознакомым людям, т. е. Булгаков заранее исключает такую возможность для отдельных персонажей.
Интересны наименования самим профессором своих соседей по дому, хорошо ему знакомых, фамилии которых сочетаются у него с указанием на их социальный статус и - косвенно - на средства к существованию, что немаловажно в контексте показываемой эпохи: буржуй Саблин и сахарозаводчик Полозов. Номинация субъектов в 3-м лице представляется, с точки зрения норм русского языка, более корректной, чем просто указание на человека по фамилии, поскольку, как пишет Н.И. Формановская, обращение только по фамилию используется в бытовой среде и имеет «сниженный оттенок» [Формановская 2002: 67].
Важную функцию в повести выполняют имен идеологов и деятелей революционного движения - Ф. Энгельса, Каутского и др. Так, имя Карла Маркса - философа, экономиста, идеолога коммунистического движения -используется в речи профессора с иронией, адресованной новой власти: Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Разве где-нибудь у Карла Маркса сказано, что 2-й подъезд калабуховского дома на Пречистенке следует забить досками и ходить кругом через черный двор? Названные имена переданы на китайский язык транскрипцией, т. е. с максимальным приближением к оригинальной фонетической форме. Здесь этот перевод можно считать адекватным, поскольку в китайской переводческой традиции уже имеются освященные многолетней традицией варианты перевода.
Аналогичным образом переданы на китайский язык и имена представителей домоуправления - Пеструхина, Жаровкина, Вяземской и Швон-дера. Но если первые три имени не вызывают особых ассоциаций в русском языковом сознании и, следовательно, их перевод не принципиален для адресата, то фамилия Швондер представляется более значимой. При отсутствии очевидной внутренней формы она, тем не менее, вызывает определенные ассоциации: фамилия созвучна другой «шипящей» фамилии - Шарикова, которым Швондер взялся руководить. По созвучию это имя увязывается и со словами шваль ('Негодная вещь. Негодный, ничтожный человек'], швах (1. 'Несведущ, очень слаб в каком-л. отношении'. 2. 'Плохо, скверно'] [МАС 4: 352]. Однако и в этом случае фамилия передана на китайский язык без сохранения каких-либо аллюзий - у читателей перевода эти фамилии не вызывают никаких ассоциаций.
Транскрипция является традиционным приемом перевода имен собственных с русского на китайский [Сунь Симо 2015: 46]. В повести М. Булгакова таким способом переданы все имена, фамилии и отчества, а также большая часть названий государственных организаций и учреждений.
Перевод с помощью транскрипции фамилии Преображенского, с ее яркой внутренней формой, следует признать крайне неудачным: преображать - 'придать иной образ, вид, совершенно изменить кого-, что-л.' [МАС 3: 545]. Преображать - значит изменять мир творчески, улучшать. Кроме того, фамилия профессора, как пишет Н.Ю. Конышева, отсылает нас к русскому православному празднику Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа [Конышева 2015: 176]. Так что неслучайно профессор, живущий к тому же на Пречистенке, получил у Шарика статус некоего божества. Невольно возникает связь между фамилией профессора и его почти божественным назначением демиурга, творящего нового человека. Для китайского читателя вся эта информация утрачена.
Наконец, фамилия Шарикова. Шарик - кличка дворовой собаки. В тесте Булгакова обыгрывается его внутренняя форма: шар, шарик -«круглый»: Шарик она назвала его... Какой он, к черту, «Шарик»? Шарик -это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрёт.
Контраст семантики мотивирующего признака и реального вида и состояния собаки - тощей, измученной борьбой за выживание, и размышления пса по поводу этого несоответствия заставили переводчика дать в китайском тексте пояснение о связи фамилии с шаром.
«Специфика этноса, его культурные и исторические традиции прямо или косвенно находят отражение в топонимах» [Перфильева, Новоспасская, Да 2017: 191]. У М. Булгакова названия улиц, зданий, учреждений и подобного показывают особенности эпохи, участвуют в формировании картины Москвы 1920-х гг. и во многом окрашены авторской иронией (ср. название Столовая нормального питания служащих Центрального совета народного хозяйства). Некоторые из них имеют особую функцию.
Остановимся подробнее на том, какая роль отводится писателем ка-лабуховскому дому профессора, что находится на углу улицы Пречистенки и Обухова переулка. Пречистенку в 1921 г. переименовали в честь русского революционера-анархиста П.А. Кропоткина [Вострышев 2010: 458]. События, представленные в повести, происходят в 1924 г.; сама же повесть написана в 1925 г., когда улица уже была переименована в Кропоткинскую. Следовательно, автор намеренно не использует новое название улицы, не принимая, вероятно, одно из нежелательных явлений «новой» жизни.
Однако название этой улицы, как нам представляется, приобретает в повести особое звучание. Урбаноним Пречистенка получил свое название в честь иконы Смоленской Божьей Матери Пречистой. Пречистая, пречистый - это эпитет, относящихся к Богородице; «очень чистый» [Даль 1881: 503] и значит - 'святой'.
Путь Шарика к профессору домой пролегал, как показывает автор, почти исключительно по Пречистенке: По всей Пречистенке сияли фонари. Бок болел нестерпимо, но Шарик временами забывал о нем, поглощенный одной мыслью - как бы не утерять в сутолоке чудесного видения в шубе и чем-нибудь выразить ему любовь и преданность. И раз семь на протя-
жении Пречистенки до Обухова переулка он ее выразил. И хотя дом фактически стоял в Обуховом переулке, М. Булгаков «ведет» Шарика именно по Пречистенке, почти не упоминая реального почтового адреса.
Пречистенка для Шарика - дорога, дающая надежду на жизнь в раю. Его жизнь в качестве домашнего пса очень отличается от жизни уличной собаки: пройти мимо швейцара в шикарный дом, где можно лежать на ковре в тепле и покое, где кормят колбасой и «окровавленным ростбифом», где можно беспрепятственно наведаться в кухню, а там еда, и приятный запах, и т. д. Все эти детали новой жизни подкрепляют представление о рае: Оценив ошейник по достоинству, пёс сделал первый визит в то главное отделение рая, куда до сих пор вход ему был категорически воспрещён, -именно в царство поварихи Дарьи Петровны.
Неслучайными кажутся и упоминания о рае и воскресении в связи с операцией, показываемой Булгаковым как некий переход к иному состоянию - физическому и духовному: Прощай, Москва! Не видать мне больше Чичкина и пролетариев и краковской колбасы. Иду в рай за собачье долготерпение. <...> Когда он воскрес,у него легонько кружилась голова и чуть-чуть тошнило в животе. Умерший воскресает для жизни в раю.
Да и сам господин, первоначально явившийся собаке «чудесным видением», и дальше вызывает у нее ассоциации с чудесным, божественным. Если сначала пес считал его «очень хорошим человеком», то позже он признал в нем «волшебника, мага и кудесника из собачьей сказки» и наградил самым высоким званием: Во время этих обедов Филипп Филиппович окончательно получил звание божества, - которому пес исправно и с удовольствием служил. Шарику профессор представляется не иначе, как божеством: «К берегам священным Нила», - тихонько напевало божество, закусывая губы и вспоминая золотую внутренность Большого театра.
Освещая период с появления Шарика в квартире профессора и до его превращения в человека, автор пишет об атмосфере в доме с использованием определения пречистенская:
Вечером потухала каменная пасть, в окне кухни над белой половинной занавесочкой стояла густая и важная пречистенская ночь с одинокой звездой;
Вечерами пречистенская звезда скрывалась за тяжкими шторами и, если в Большом театре не было «Аиды» и не было заседания Всероссийского хирургического общества, божество помещалось в кабинете в глубоком кресле;
Глаза его [Шарика] теперь не менее двух раз в день наливались благодарными слезами по адресу пречистенского мудреца [хозяина дома].
Определение распространяется и на квартиру профессора и образ жизни ее обитателей до появления жильца в лице Шарикова: Пожимая плечами, кривя губы и хмыкая, Филипп Филиппович пожирал его глазами, как будто в белом нетонущем комке хотел разглядеть причину удивительных событий, перевернувших вверх дном жизнь в пречистенской квартире.
Урбаноним Пречистенская становится, таким образом, символом благополучной жизни, сытой и спокойной, соответствующей представлениям пса о рае, а профессор Преображенский - божеством: Пёс встал на задние лапы и сотворил перед Филиппом Филипповичем какой-то намаз.
Нельзя не отметить и символическую роль звезды - аллюзии к библейскому сюжету, где она возвещает рождение Мессии. Здесь, однако, речь может идти о Мессии «нового образца», поскольку образ Шарикова ассоциируется и с образом Бога-сына [Гаспаров 1994: 96], если считать Преображенского Богом-отцом, и с образом оборотня [Савина 2005].
После обращения Шарика в человека атмосфера в доме иная: покой, благополучие, взаиморасположение обитателей сменяется беспокойством, раздражительностью, конфликтами. С Шариковым как человеком связаны неприятности, исключающие «райскую жизнь» - это скорее ее антипод. Показывая события этого периода жизни Шарика-Шарикова, автор вместо слов Пречистенка, пречистенский использует слова Обухов, обуховский:
Нужно заметить, что в эти шесть дней хирург ухитрился восемь раз поссориться со своим воспитанником. И атмосфера в обуховских комнатах была душная;
И только что было произнесено слово «милиция», как благоговейную тишину Обухова переулка прорезал лай грузовика и окна в доме дрогнули. Затем прозвучал уверенный звонок, и Полиграф Полиграфович вошёл с необычайным достоинством.
«Обуховский период» заканчивается визитом следователя с ордером на обыск в квартире профессора и арест в связи с пропажей заведующего подотделом очистки Шарикова:
Ночь в ночь через десять дней после сражения в смотровой в квартире профессора Преображенского, что в Обуховском переулке, ударил резкий звонок. <...>
- Уголовная милиция и следователь. Благоволите открыть. Уходом следователя, Швондера и других из квартиры профессора заканчивается период существования героя в человеческом облике, восстанавливается покой и благополучие. «Пречистенская ночь» вступает в свои права, а хозяин дома снова становится «божеством»: Серые гармонии труб играли. Шторы скрыли густую пречистенскую ночь с ее одинокой звездою. Высшее существо, важный песий благотворитель сидел в кресле, а пёс Шарик, привалившись, лежал на ковре у кожаного дивана.
Урбаноним Пречистенка переведен на китайский язык транскрипцией - е^'ВШтШкак и его производные, т. е. значение и ассоциации, вызываемые словами Пречистая, Пречистенка, пречистенский, утрачиваются, и отнюдь не случайный у М. Булгакова урбаноним, выполняющий как денотативную, так и коннотативно-символическую функцию, лишается в переводе отведенной для него автором функции, что позволяет говорить о значительных потерях.
Таким образом, мы вправе отметить проявление в повести «Собачье сердце» этномаркированных особенностей культуры, отражаемых собственными именами - антропонимами и урбанонимами. Они не только позволяют связать картину, показываемую М. Булгаковым, с реально существовавшей во времени и пространстве действительностью. Онимы характеризуются в повести глубинной семантикой и порождают широкий спектр ассоциаций. Неслучайно фамилии Шариков, Швондер и Преображенский стали практически нарицательными, о чем свидетельствуют, в частности, материалы Национального корпуса русского языка.
Использование урбанонима Пречистенка и его производных, хотя отчасти и объясняется причинами биографического свойства (на Пречистенке проживал дядя писателя, доктор Н.М. Покровский], входит в тексте М. Булгакова в ряд средств, представляющих библейские реминисценции и возникающие на их основе имплицитные смысловые ассоциации.
Однако если в переводе некоторые онимы, не имеющие лингвокуль-турной нагруженности в языке оригинала, могут быть без особых потерь для смысла произведения переданы транскрипцией или описательным способом, экспликацией (А. Паршин], то использование транскрипции при передаче единиц с ярко выраженной национально-культурной семантикой нельзя счесть адекватным переводом. Здесь требуется не только хорошее знание обоих языков, но и представление об используемых в творчестве писателя мотивах и культурных ценностях носителей русского языка, понимание имплицитных смыслов, закодированных в отдельных словах, и художественных задач автора.
Список литературы
Алексеева М.Л. Научные дискуссии начала XXI столетия: проблема непереводимости в компаративистике // Педагогическое образование в России. 2014. № 6. С. 9-13.
Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975. 504 с.
Белозерова Е.А. Функционирование имен собственных в художественном тексте и дискурсе: на материале современной британской литературы: дис. ... канд. филол. наук. М., 2008. 208 с. Ван Бинцинь. Теория культурного перевода. Тяньцзинь: Изд-во Нанькайс. ун-та,
2007. 313 с. (На кит. яз.). Ван Лили. Разница между русской и китайской культурами и прием перевода: дис.
... канд. филол. наук. Ляонин, 2007. 90 с. (На кит. яз.). Ван Циафэй. Современная теория перевода. Пекин: Изд-во исследований и образования в области иностранного языка, 2006. 238 с. (На кит. яз.). Виноградов В.С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы). М.:
Изд-во ин-та общ. сред. образования РАО, 2001. 224 с. Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М.: Международные отношения, 1980. 341 с.
Вострышев М.И. Москва: все улицы, площади, бульвары, переулки. М.: Алгоритм: Эксмо, 2010. 712 с.
Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: КомКнига, 2007. 144 с.
Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: очерки русской литературы XX века. М.: Наука, 1994. 304 с.
Горбаневский М.В. Ономастика в художественной литературе: филологические этюды. М.: Изд-во Ун-та дружбы народов, 1988. 187 с.
Григорьева Г.Е. Культурная и лингвистическая непереводимость прозы В.М. Шукшина // Вестник Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета. Серия 3. Гуманитарные и общественные науки. 2017. Вып. 1. С. 43-55.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: Тип. М.О. Вольфа, 1881. Т. 3. 584 с.
Евсюкова Т.В. Проблема омонимии имен собственных и имен нарицательных в речевых наименованиях // Научный журнал КубГАУ. 2017. № 132. С. 1-14. URL: http://ej.kubagro.ru/2017/08/pdf/70.pdf. DOI: 10/21515/1990-4665-132-070.
Кандрашкина О. О. Категории пространства, времени и хронотопа в художественном произведении и языковые средства их выражения // Известия Самарского научного центра РАН. 2011. Т. 13, № 2 (5). С. 1217-1221.
Карпенко Ю.А. Специфика ономастики // Русская ономастика: сборник научных трудов / отв. ред. Ю.А. Карпенко. Одесса, 1984. С. 3-16.
Комлев Н.Г. Словарь иностранных слов. М.: ЭКСМО, 2006. 669 с.
Конышева Н.Ю. Ономастика в повестях М. Булгакова «Собачье Сердце» и «Роковые яйца» // Уральский филологический вестник. 2015. № 5. С. 174-181
Косиченко Е.Ф. Особенности функционирования культурно значимых антропонимов в художественном тексте // Вестник Московского государственного лингвистического университета. 2013. № 678. С. 94-103.
Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? Человек. Сознание. Коммуникация. М.: Диалог-МГУ, 1998. 352 с.
МАС - Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. 4-е изд., стер. М.: Русский язык: Полиграфресурсы, 1999. Т. 3: П-Р. 750 с.; Т. 4: С-Я. 796 с.
Милевич И. Г. Перевод названий художественных фильмов: коммуникативные тактики // Перевод и сопоставительная лингвистика. 2012. № 8. С. 29-32.
Мосиенко Л.В. Лингвокультурологическая проблема классификации реалий // Вестник Оренбургского государственного университета. 2005. № 1. С. 155-161.
Овсянникова Е.В. Единицы непереводимости // VIII Международная юбилейная научная конференция по переводоведению «Федоровские чтения» (Санкт-Петербург, 19-21 октября 2006 г.): тезисы докладов. СПб.: Филол. фак., 2006. С. 79-80.
Остапенко О.Г. Лингвокультурологические особенности перевода реалий // Вестник Московского государственного областного гуманитарного института. Серия: Филология. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2013. №. 1. URL: http://ggtu.ru/smi/vestnik/Вестник Филология 1 (2013).pdf.
Перфильева Н.В., Новоспасская Н.В., Да С.Ф. Информационный компонент топонимов Гвинеи-Бисау и Кабо-Верде // Вопросы теории и практики журналистики. 2017. № 2. С. 189-203. DOI: 10.17150/2308-6203.2017.6(2).189-203.
Пестова М. С. Анализ переводческих ошибок при переводе реалий // Перевод и сопоставительная лингвистика. 2012. № 1. С. 60-63.
Плешков Е.С. Значение имени собственного как лингвистическая проблема // Вестник ЮУрГУ. Серия «Лингвистика». 2017. Т. 14, № 3. С. 71-75. DOI: 10.14529/ling170312.
Савина Е.А. Мистические мотивы в прозе М.А. Булгакова: «Собачье Сердце»: дис. ... канд. филол. наук. М., 2005. 168 с.
Сунь Симо. Прием перевода безэквивалентной лексики на китайский язык: дис. ... канд. филол. наук. Хэнань, 2015. 64 с. (На кит. яз.).
Федоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы). СПб.: Филол. фак. СПбГУ; М.: Филология Три, 2002. 416 с.
Фененко Н.А. Две стратегии перевода реалии // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2009. № 1. С. 121-128.
Формановская Н.И. Русский речевой этикет: нормативный социокультурный контекст. М.: Русский язык, 2002. 160 с.
Эмирова А.М. Избранные научные работы: К 75-летию со дня рождения и 52-летию научной, педагогической и общественной деятельности. Симферополь: Крымучпедгиз, 2008. 366 с.
References
Alekseyeva, M.L. (2014), Scientific discussions at the beginning of the XXI century: the problem of untranslatability in comparative studies. Pedagogical Education in Russia, No. 6, pp. 9-13. (in Russian)
Bakhtin, M.M. (1975), Voprosy literatury i estetiki [Questions of literature and aesthetics], Moscow, Khudozhestvennaya literatura Publ., 504 p. (in Russian)
Belozerova, E.A. (2008), Funktsionirovanie imen sobstvennykh v khudozhestvennom tekste i diskurse: na materiale sovremennoi britanskoi literatury [Functioning of proper names in the artistic text and discourse: on the basis of modern British literature], Dissertation, Moscow, 208 p. (in Russian)
Dal', V.I. (1981), Explanatory dictionary of the Great Russian language, in 4 volumes, Moscow, M.O. Vol'f Publ., Vol. 3, 584 p. (in Russian)
Emirova, A.M. (2008), Selected scientific works, To the 75th anniversary of the birth and the 52nd anniversary of the scientific, pedagogic and public activities, Sim-pheropol, Krymuchpedgiz Publ., 366 p. (in Russian)
Evgen'eva, A.P. (1999), Dictionary of the Russian language, in 4 volumes, Moscow, Russkii yazyk Publ., Poligrafresursy Publ., Vol. 3, 750 p.; Vol. 4, 796 p. (in Russian)
Evsyukova, T.V. (2017), The problem of homonymy of proper nouns and common nouns in individual speech nominations. Scientific Journal of KubSAU, No. 132, pp. 1-14, available at: http://ej.kubagro.ru/2017/08/pdf/70.pdf. DOI: 10/21515/1990-4665132-070. (in Russian)
Fedorov, A.V. (2002), Osnovy obshchei teorii perevoda (lingvisticheskie problemy) [Fundamentals of the general theory of translation (linguistic problems)], St. Petersburg, Faculty of Philology of St. Petersburg State University Publ., Moscow, Filologiya Tri Publ., 416 p. (in Russian)
Fenenko, N.A. (2009), Two strategies of translating realia. Proceedings of Voronezh State University. Series: Linguistics and intercultural communication, No. 1, pp. 121-128. (in Russian) Formanovskaya, N.I. (2002), Russkii rechevoi etiket: normativnyi sotsiokul'turnyi kon-tekst [Russian speech etiquette: the normative socio-cultural context], Moscow, Russkii yazyk Publ., 160 p. (in Russian) Gal'perin, I.R. (2007), Tekst kak obyekt lingvisticheskogo issledovaniya [Text as an object of linguistic research], Moscow, KomKniga Publ., 144 p. (in Russian) Gasparov, B.M. (1994), Literaturnye leitmotivy [Literary leitmotifs], Essays on Russian
literature of the 20th century, Moscow, Nauka Publ., 304 p. (in Russian) Gorbanevskii, M.V. (1988), Onomastika v khudozhestvennoi literature [Onomastics in fiction], Philological studies, Moscow, Peoples' Friendship University Publ., 187 p. (in Russian)
Grigorieva, G.E. (2017), Cultural and linguistic untranslatability of Vassily Shukshin's prose. Vestnik Permskogo gosudarstvennogo gumanitarno-pedagogicheskogo universiteta. Seriya 3. Gumanitarnye i obshchestvennye nauki, Iss. 1, pp. 43-55. (in Russian)
Kandrashkina, O.O. (2011), Categories of "time", "space" and "chronotop" in literature and language means of their expression. Izvestia of Samara Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, Vol. 13, No. 2 (5), pp. 1217-1221. (in Russian) Karpenko, Yu.A. (1984), Spetsifika onomastiki [Specific features of onomastics]. Kar-penko, Yu.A. (Ed.) Russkaya onomastika [Russian onomastics], Collection of scientific works, Odesa, pp. 3-16. (in Russian) Komlev, N.G. (2006), Dictionary of foreign words, Moscow, EKSMO Publ., 669 p. (in Russian)
Konysheva, N. (2015), Onomapoetics in M. Bulgakov's novels Heart of a Dog and The
Fatal Eggs. Ural Journal of Philology, No. 5, pp. 174-181. (in Russian) Kosichenko, E.F. (2013), Functional aspects of cultural names in fictional texts. Vestnik
of Moscow State Linguistic University, Iss. 678, pp. 94-103. (in Russian) Krasnykh, V.V. (1998), Virtual'naya realnost' ili real'naya virtual'nost? Chelovek. So-znanie. Kommunikatsiya [Virtual reality or real virtuality? Human. Consciousness. Communication], Moscow, Dialog-MGU Publ., 352 p. (in Russian) Milevich, I.G. (2012), Translation of feature films titles: communicative tactics. Pere-vod i sopostavitel'naya lingvistika [Translation and comparative linguistics], No. 8, pp. 29-32. (in Russian) Mosienko, L.V. (2005), Lingvokul'turologicheskaya problema klassifikatsii realii [Linguistic and cultural problem of classification of realities]. Vestnik of the Orenburg State University, No. 1, pp. 155-161. (in Russian) Ostapenko, O.G. (2013), Linguistic and cultural peculiarities translation of realities. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo gumanitarnogo instituta. Seriya: Filologiya. Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya, Vol. 1, available at: http://ggtu.ru/smi/vestnik/%D0%92%D0%B5%D1%81%D1%82%D0% BD%D0%B8%D0%BA%20%D0%A4%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%BB %D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F%201%20(2013).pdf. (in Russian) Ovsyannikova, E.V (2006), Edinitsy neperevodimosti [Units of untranslatability]. 8th International anniversary scientific conference on translation studies "Fedorov's
E.H. CennBepcTOBa, ^H MxaH
209
readings", St. Petersburg, October 19-21, 2006, theses of reports, St. Petersburg, Faculty of Philology Publ., pp. 79-80. (in Russian) Perfilieva, N.V., Novospasskaya, N.V., Da, S.F. (2017), The Information Component of Toponyms of Guinea-Bissau and Cape Verde. Theoretical and Practical Issues of Journalism, No. 2, pp. 189-203. DOI: 10.17150/2308-6203.2017.6(2).189-203. (in Russian)
Pestova, M.S. (2012), Error analysis in realia translation. Perevod i sopostavitelnaya ling-
vistika [Translation and comparative linguistics], No. 1, pp. 60-63. (in Russian) Pleshkov, E.S. (2017), The meaning of proper names as a linguistic problem. Bulletin of the South Ural State University. Ser. Linguistics, Vol. 14, No. 3, pp. 71-75. DOI: 10.14529/ling170312. (in Russian) Savina, E.A. (2005), Misticheskie motivy v proze M.A. Bulgakova: "Sobach'e Serdtse" [Mystical motives in Bulgakov's prose: "Heart of a Dog"], Dissertation, Moscow, 2005, 168 p. (in Russian) Sun, Ximo. (2008), Translation of the non-equivalent vocabulary into Chinese, PhD
Thesis, Henan, 64 p. (in Chinese) Vinogradov, V.S. (2001), Vvedenie v perevodovedenie (obshchie i leksicheskie voprosy) [Introduction to translation studies (general and lexical questions)], Moscow, Institute of General Secondary Education of the Russian Academy of Education Publ., 224 p. (in Russian) Vlakhov, S., Florin, S. (1980), Neperevodimoe v perevode [Untranslatable in translation], Moscow, Mezhdunarodnye otnosheniya Publ., 341 p. (in Russian) Vostryshev, M.I. (2010), Moskva: vse ulitsy, ploshchadi, bul'vary, pereulki [Moscow: all the streets, squares, boulevards, and alleys], Moscow, Algoritm Publ., Eksmo Publ., 712 p. (in Russian) Wang, Bingqin (2007), Cultural Translation Studies, Tianjin, Nankai University Press, 313 p. (in Chinese)
Wang, Jiafei (2006), Contemporary Translation Studies, Beijing, Foreign Language
Teaching and Research Press, 238 p. (in Chinese) Wang, Lili (2007), Cultural Differences in Russian-Chinese Mutual Translation and Translation Methods, Liaoning, 90 p. (in Chinese)
PROPER NOUNS IN THE ASPECT OF CULTURAL SEMANTICS AND VERBALIZATION OF THE AUTHOR'S INTENTION (ON THE STORY OF M. BULGAKOV'S "HEART OF A DOG" AND ITS TRANSLATION INTO CHINESE)
E.I. Seliverstova1, Di Zhang2
St. Petersburg State University (St. Petersburg, Russia)
Abstract: Names have an artistic and cultural-historical value: they carry out important artistic and ideological functions in the artistic text, reveal author's worldview, participate in the display of reality belonging to a certain epoch. In the article, the names of the main characters of the story - Preobrazhensky, Shvonder and Sharikov - are considered from the point of view of their significance and sense-forming function, and also individual urbanonyms are analyzed, in particular,
street names and city institutions that have a bright national and cultural coloring and perform an associative-symbolic function. The proper names of the characters of the story serve as a source of information for the reader about the author's relationship to his heroes. This, in particular, concerns the names of Preobraz-hensky, indicating the essence and purpose of his experimental work, and Sharik / Sharikov, which, as a dog's nickname, associates with a well-fed domestic dog, and in combination with the form of treatment "gentleman" becomes a way of expressing irony. Translation by transcription as the most common in the transfer of Russian names to Chinese is acceptable in those cases when it is already either covered by tradition, if it is a question of the previously translated names of prominent political figures (Marx, Kautsky). This also applies to the names of characters who do not have a special meaning in the text (Polozov, Vyazemskaya). Translation by the transcription method of the professor's name is extremely inadequate: the semantics of "transformation, improvement of the world and man" and allusion to the Orthodox holiday of Transfiguration of the Lord are lost. On the other hand, the names of city realities also contain cultural and background information, which is not always transparent to representatives of another culture -for example, connected with the image of the Prechistenskaya star, which symbolizes the birth of the Messiah. In translation, this urbanonymus is deprived of the connotative-symbolic function assigned to him by the author, which allows us to state significant meaningful losses. Identifying the role of proper names is carried out against the background of their correspondences in the text of the translation into Chinese, which makes it possible to see that in translating a story into another language, the functions of proper names are not always obvious to the reader, and sometimes the author's intentions are blurred.
Key words: proper nouns, functions, Mikhail Bulgakov, author's intention, implicit meaning, translation.
For citation:
Seliverstova, E.I., Zhang, Di (2018), Proper nouns in the aspect of cultural semantics and verbalization of the author's intention (on the story of M. Bulgakov's "Heart of a Dog" and its translation into Chinese). Communication Studies, No. 2 (16), pp. 197-210. DOI: 10.25513/2413-6182.2018.2.197-210. (in Russian)
About the authors:
1 Seliverstova Elena Ivanovna, Prof., Associate Professor, Acting Head of the Russian Language Department for Faculties of Humanities and Natural Sciences
2 Zhang Di, postgraduate student Corresponding authors:
Postal address: 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russia
1 E-mail: selena754@inbox.ru
2 E-mail: wozaizhe.000@163.com Received: January 22, 2018
