CC BY
109
УДК 821.161.1
ИМЕНА-МИФЫ В ТРИЛОГИИ Д.С. МЕРЕЖКОВСКОГО «ХРИСТОС И АНТИХРИСТ» В АНТРОПОЛОГИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ
СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
Красильникова М.Ю.
Цель статьи - на основе герменевтического осмысления раскрыть особенности выбора героев и их «именования» в трилогии Д.С. Мережковского «Христос и Антихрист» в контексте антропологических изысканий Серебряного века.
Существенную долю новизны и значимости работе сообщает стремление автора к аналитическому сопоставлению принципов мифологизации персонажей трилогии с ведущими социально-антропологическими типами русской культуры рубежа XIX - XX веков.
Выявлено: что изначальная ориентированность Д.С. Мережковского на культуру выводит персонажей его произведений не только из области фактической рецепции, но и из области художественного постижения реальности и наделяет их более глубинными - мифосимволическими смыслами; а также, что авторская философия личности Д.С. Мережковского структурируется в многоуровневую модель - от общих социально-антропологических оснований эпохи - через отрицание чистой фактичности -к идеализации духовных оснований.
Ключевые слова: Д.С. Мережковский, Имя, Миф, мифопоэтическая символика, «Христос и Антихрист», антропология Серебряного века, ницшеанский человек, богочеловеческая концепция, теургическая концепция.
NAMES-MYTHS IN D.S. MEREZHKOVSKY'S "CHRIST AND
ANTICHRIST" TRILOGY THROUGH THE ANTHROPOLOGIC DIMENSION OF THE SILVER AGE
Krasilnikova M.Yu.
The article's purpose is to reveal the peculiarities of the author's main characters choice and of the naming them in "Christ and Antichrist" trilogy in the Silver Age anthropologic research context basing on the hermeneutic comprehension.
The study is innovative and is very significant one mainly due to the author's intention for the analytic comparison of the trilogy characters and the main social -anthropologic types'( in the Russian culture of the XIX c. end - XX c.) mythologizing principles.
It was found that Merezkovsky's initial basing on the culture outputs his main characters from the actual perception and more over it outputs them from the artistic reality perception sphere, and he determines them through the more deep mythological-and-symbolic sense. And also it was found that Merezhkovsky's proper personality philosophy is structured into multilevel pattern - from the common social- anthropologic epoch basis - through the clear actuality denial - to the spiritual basis idealization.
Keywords: D.S. Merezhkovsky, the name, the myth, the mythopoetic symbolics, "Christ and Antichrist", the Silver Age anthropology, the Nietzscheanic person, the theanthropic concept, the theurgic concept.
Работа выполнена при финансовой поддержке государства в лице Министерства образования и науки России.
По словам В. П. и Ж.Л. Океанских «Всякое ... антропологическое представление о Бытии так или иначе имеет своим горизонтом определённую
мифопоэтическую символику, связанную с таинственным проживанием раскрытия бытийной тотальности в самом непосредственном опыте человеческого существования на земле, хранимого в образах культуры» [1, с. 11]. Исходя из этой мысли как определённого методологического импульса, представляется возможным осуществить обратное движение и развернуть проблему мифопоэтической наполненности литературного произведения в сферу социально-антропологическую. Для нас, в этой связи, наиболее интересным представляется опыт раскрытия социально-антропологической подоплёки именования героев трилогии «Христос и Антихрист» Д.С. Мережковским.
Для течения символизма в России характерна, по словам И.С. Приходько, «сознательная ориентированность на культуру, стремление вобрать в себя и претворить то, что дали искусство, философия, история, религия и мистические учения, литература Запада и Востока, античности и средневековья, нового и новейшего времени» [2, с.198]. Это утверждение, справедливое как для представителей «старшего» поколения, так и для «младосимволистов» и сам феномен «окультуривания», имеет в творчестве разных представителей символизма разное наполнение.
Д.С. Мережковский был одним из немногих авторов, создавших мифологический эпос. Он сознательно стремился сконструировать новую мифологическую систему, в его художественных произведениях предстаёт многоуровневая структура новых божеств и мифологических фигур, символически представляющая структуру нового мира или, по крайней мере, структуру ожидаемого, искомого автором мира. В наследии Д.С. Мережковского раскрывается особое, концептуально обоснованное отношение к культуре и мифу. В выборе персонажей, времени и пространства своих произведений Мережковский невероятно избирателен, порой щепетилен, и связано это с особой религиозно-этической ориентированностью автора,
которая является определяющей в выборе сюжетов и героев, сообщает им внутреннее родство с авторскими духовными и творческими исканиями.
Уже ранние этапы творчества Мережковского отмечены исканием созвучных своему собственному голосу голосов мировой культуры. В последствии эти голоса будут объединены в цикл очерков «Вечные спутники» (перв. изд. 1897 г.). Трилогия «Христос и Антихрист» сознательно выстроена автором на схожих основаниях. Наряду с другими проблемами, в ней раскрывается особое отношение к выбору персонажей: заглавных - как Юлиан, Леонардо и Пётр Великий - и второстепенных (но не менее значимых в интересуемом нас контексте) - Зороастро, Кассандра и др. - это мифологизация героев, наделение их универсальными чертами, имеющими вневременную «вечную» ценность и сложным образом сочетающихся с антропологией эпохи.. Сам автор «Христа и Антихриста» говорит о своих «спутниках»: «каждый новый век даёт им как бы новое тело, новую душу по образу и подобию своему... Для каждого народа они - родные, для каждого времени -современники, и даже более - предвестники будущего» [3].
В этих словах Мережковский излагает свою концепцию мифологизации личностей великих предшественников, означающую создание своего, индивидуально увиденного образа личности, как бы заново сконструированной и понятой. Этот образ рождается в комплексе идеи и личной биографии, проникнутой идеей, освещённой ею. Образ-миф, по определению А.Ф. Лосева, представляет собою «модификацию смысла фактов и событий, а не сами факты и события» [4, с. 147], Ницше, определяя миф как «сосредоточенный образ», «аббревиатуру явления», подчёркивает в нем наличие чуда [5, с. 148]. «Миф есть чудо», - утверждает и А.Ф. Лосев, имея в виду его вечно иную, вечно актуальную пластическую, поэтическую, магическую природу [4, с. 134].
В трилогии «Христос и Антихрист» Мережковский создаёт целый ряд мифов о великих предшественниках, конструирует их художественные, поэтические образы, наделяя при этом чертами собственного «Я», вписывая в
круг собственной творческой самоидентификации, подчиняя задаче поэтического самовыражения. Поэтому можно говорить о том, что у Мережковского миф является самосознанием автора, констатирует общечеловеческое в мировоззрении автора, приобщает личное бытие к вечному, что может быть оправдано в мифе. Но не только.
С другой стороны, по словам И.С. Приходько, «образы великих, выведенные за пределы их исторического времени, актуализируются, становятся современниками, близкими по духу. Посредством такого взаимодействия как бы стираются временные границы, прошлое становится настоящим и открыто в будущее» [2, с. 200]. Так, у Мережковского герои кроме вневременных (архетипический или мифологических) черт приобретают и современное звучание и, как правило, отражают наиболее значимые для автора элементы концепций личности эпохи.
Такое одновременно современное и вневремемнное значение приобретают и имена великих. Имя собственное, указывающее на неповторимость явления его уникальность и единственность, в мифологическом осмыслении сакрализуется, становится неким ознаменованием. Имена персонажей трилогии диктуют автору обязанность проявить миф с ними связанный. В данном случае важно с каким эгрегором связано это имя, какой миф развернётся в повествовании. Лосев в имени видит диалектический синтез личности и её выраженности и определяет миф как имя. Миф и имя связаны по своей глубинной природе. А поскольку миф есть ещё и чудо, то «миф есть развёрнутое магическое имя» [4, с. 170].
Мережковский чувствует и сам создаёт магию «культурных» имён. Именуя своих героев он чувствует полную ответственность за выполнение их программы, улавливает за именами их изначальные сущностные энергемы.
Имена-мифы в трилогии «Христос и Антихрист» связаны с конкретными историческими фигурами, но в данном случае миф имени воспроизводит не биографию, записанную в исторических хрониках, а мистериальное
содержание жизни героя. Поэтому можно говорить, что Мережковский создаёт жития героев, наделяя их качествами условности, символичности, наполняя их высшими смыслами.
Попытаемся обнаружить мифологическое и социальное содержание в образах героев трилогии Христос и Антихрист».
В образе римского императора Юлиана («Смерть богов. Юлиан-Отступник») запечатлена борьба двух вечных импульсов человека — язычества и христианства, т.е. религии красоты, силы, тела, земли, непосредственной радости жизни и своеволия личности с одной стороны, и религии «духа», «неба», самоограничения, жертвенности и любви с другой. Это коллизия их разделённости и трагедия сомнений в христианстве, мимо которой не может пройти и современное человечество. Такой «набор» смыслов свидетельствует об особом мифологическом эгрегоре имени Юлиана в изображении Мережковского. Но не случайно Мережковского называли мастером двойных смыслов. Так, в образе Юлиана мы находим отражение одновременно ницшеанской и теургической концепций личности Серебряного века [6, с. 26 -46]. Римский император, влюблённый в античную красоту, ненавидит христиан за убийство этой красоты. Чуть ли не цитируя Ницше, Юлиан клеймит рабскую христианскую мораль, их трепет перед страданием и смертью. В противовес ущербной религии христиан император предлагает светлый культ живой красоты, счастье на земле, спасительную любовь. Здесь нет места мрачным культам, здесь нет нужды в аскетике, жертвенности, страхе перед тёмными глубинами потустороннего мира. Человек становится властителем своей судьбы, он волен сам творить мир вокруг себя, он сам становится величайшей ценностью и может создавать свой ценностный порядок. Мир эстетического любования всем сущим делает человека богом.
В изображении Леонардо да Винчи, творца культуры, претворена мысль о том, что «культура оказалась шире христианства», но она нуждается в соединении, синтезе с религией. Именно в Леонардо Мережковский увидел
возможность разрешения проблемы двойственности, да Винчи предстаёт в трилогии неким новым Человеком, в котором гармонично соседствуют Христос с Антихристом. Его образ носит в себе некоторые черты Христа, который в то же время прекрасно «ладит» с язычеством: его любовь ко всему окружающему миру неоспорима; он остаётся неразгаданным своими современниками; он не стремиться к власти; его нельзя упрекнуть в безнравственности, ведь он лично не нарушил ни одной заповеди. Его универсальность вместе с противоречивостью, его открытость вместе с замкнутостью, его общительность вместе с одиночеством и, наконец, его перешагнувшие время мысли и творения - все это составило идеал титанической личности, который искал Мережковский. Тем не менее, Леонардо остаётся лишь предтечей синтеза христова и антихристова начал. В романе неслучайно так сильно акцентирован мотив анатомических опытов, возмущающих религиозное и даже нравственное чувство верующих. Судьба Леонардо да Винчи предстаёт в романс олицетворением вечной человеческой жажды целостности культуры, а, значит, и гармонии личности. Всю жизнь бьётся герой в поисках этой целостности, он хочет соединить то, что кажется всегда разделённым - науку и веру, красоту и точное знание (характерен символический жест Леонардо, когда он циркулем измеряет пропорции Венеры), созерцание и действие (вспомним размышления о Колумбе, который, по словам Леонардо, так мало знал и так много сделал), истину и любовь.
Но желанный синтез и единство души остаётся недостижимым для героя Мережковского. Среди внутренних противоречий Леонардо, а многие из них подчёркнуто обнажены автором и лежат почти на поверхности, прослеживаются черты другой концепции личности - концепции симфонического человека, о содержании которой мы подробно пишем в работе «Леонардо да Винчи в культурфилософской рефлексии Серебряного века» [6, с. 37, 38].
Ключевую роль выполняет мифологизация и в отражении социально-антропологических характеристик эпохи в образном строе романа о Петровской эпохе - «Антихрист. Петр и Алексей». В этом произведении дана совершенно непривычная трактовка Петра, не похожая ни на одну из основных версий русской мысли об этой эпохе - ни на западническую, ни на славянофильскую, ни на оценки демократов-шестидесятников, ни даже на пушкинскую. Прежде всего, бросается в глаза преувеличенность контрастов, амплитуда противоположностей в образе Петра, а также намеренная неясность, двусмысленность авторской оценки. Петр I - сверхчеловек, сгусток творческой энергии и воли, но иногда он предстаёт в романе жесточайшим чудовищем. Его образ становится уже не вместилищем человекобога, но ярким воплощением мифа о человекозвере, он вообще не вписывается в рамки человеческих представлений о добре или зле, о правде или лжи.
Однако в социально-антропологическом измерении интересным представляется иная сторона образа Петра - его государственное величие. Причём Мережковский живописует эти качества личности монарха не в моменты высшей его славы, не в батальных картинах, а в подвиге спасения людей, например, в сцене наводнения, когда царь, рискуя жизнью, бросается на помощь своим пострадавшим подданным. И этот мотив спасительного подвига - символичен, он рисует другую грань петровского мифа: Пётр спасает Россию, отводя от неё угрозу отлучения от Европы, от человечества, от истории. Такое понимание героя сродни ещё одной антропологической модели Серебряного века - богочеловеческой концепции личности. Но в то же время Пётр - царь-Антихрист. Легенда об этом в сочетании с историческими фактами реализуется в некоторых основных сюжетах романа: в трагедии сыноубийства; в сюжете гонений на раскольничество. В мифопоэтическом пространстве романа сопротивление раскольников официальной церкви предстаёт не столько в качестве борьбы за верность букве старой веры, обряду, сколько в качестве трагической констатации ментального поворота, отказа от коренного
состояния культуры, измены, которая волей царя и державы ставила материальное устроение жизни выше духовного - выше Христа, совести и свободы.
Итак, философия личности у Мережковского предстаёт в виде своеобразной многоуровневой модели, поскольку своими корнями уходит в антропологические искания всей интеллектуальной культуры Серебряного века с его многообразными концепциями личности, исходит из убеждения, что личность - не только явление (как думал Шопенгауэр, с которым спорит наш автор), но метафизическая, бессмертная сущность и восходит к утверждению приоритета идеальной духовности, метафизического Верха над разнообразными проявлениями материального, или Низа: «Бессмертен дух человека, отблеск божества в нем. Он-то и способен возвысить личность над временем» [7, с. 11, 12].
Список литературы
1. Океанский В.П., Океанская Ж.Л. Наука о культуре: теория и история (метафизика и персонология). Иваново; Шуя: Центр кризисологических исследований ФГБОУ ВПО «ШГПУ», 2011. 152 с.
2. Приходько И.С. «Вечные спутники» Д.С. Мережковского (К проблеме мифологизации культуры) // Д.С.Мережковский: мысль и слово. М: «Наследие», 1999. 350 с. С.198-206.
3. Мережковский Д. С. Полн. энциклопедич. собр. Сочинений [Электронный ресурс]. М: ООО «БИЗНЕССОФТ», 2005. 1 электрон. опт. диск (CD-ROM).
4. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздадт, 1991. 525 с.
5. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Соч. в 2-х тт. Т. 1., М.: Мысль, 1990. С. 148.
6. Красильникова. М.Ю. Леонардо да Винчи в культурфилософской рефлексии Серебряного века: монография. Шуя, 2010. 144с.
7. Колобаева Л.А. Тотальное единство художественного мира (Мережковский - романист) // Д.С.Мережковский: мысль и слово. М: «Наследие», 1999. 350 с. С. 5-18.
References
1. Okeanskiy V.P., Okeanskaya Zh.L. Nauka o kul'ture: teoriya i istoriya (metafizika i personologiya) [ The Culture Study .The Theory and the History ( the Metaphysics and the Person Study)]. Ivanovo; Shuya: Tsentr krizisologicheskikh issledovaniy FGBOU VPO «ShGPU», 2011. 152 p.
2. Prikhod'ko I.S. D.S.Merezhkovskiy: mysl' i slovo. M: «Nasledie», 1999. 350 p. pp.198-206.
3. Merezhkovskiy D.S. Poln. entsiklopedich. sobr. Sochineniy [The Full Encyclopedic Works Collection]. M: OOO «Biznessoft», 2005.
4. Losev A.F. Filosofiya. Mifologiya. Kul'tura. M.: Politizdadt, 1991. 525 p.
5. Nitsshe F. Rozhdenie tragedii iz dukha muzyki [The Tragedy's Birth out the Music Spirit]. M.: Mysl', 1990. p. 148.
6. Krasil'nikova M.Yu. Leonardo da Vinchi v kul'turfilosofskoy refleksii Serebryanogo veka: monografiya [Leonardo da Vinci in the Silver Age Cultural-Philosophic Comprehension]. Shuya, 2010. 144p.
7. Kolobaeva L.A. D.S.Merezhkovskiy: mysl' i slovo. M: «Nasledie», 1999. 350 p. pp. 5 - 18.
ДАННЫЕ ОБ АВТОРЕ
Красильникова Мария Юрьевна, доцент кафедры культурологии и литературы, старший научный сотрудник Центра кризисологических исследовний, докторант по специальности «Теория и история культуры», кандидат культурологии
Шуйский государственный педагогический университет
ул. Кооперативная, д. 24, г. Шуя, Ивановская область, 155908, Россия
E-mail: Avdotiya2005@yandex. ru; makarasik-2@mail. ru
DATA ABOUT THE AUTHOR
Krasilnikova Mariya Yurevna, assistant professor (docent) of the Cultural Studies and the literature department, the senior research of the Center Crisisological researches, the Cultural Studies applicant, a doctoral candidate in the Culture Theory and History
Shuya State Pedagogical University
24 Kooperativnaya street, Shuya, Ivanovo Region,155908, Russia E-mail: Avdotiya2005@yandex. ru; makarasik-2@mail. ru
Рецензент:
Шукуров Дмитрий Леонидович, профессор кафедры культурологии и литературы, доктор филологических наук, профессор, Шуйский государственный педагогический университет
