Библиографический список
1. Борисов Р.В. Языковая компетентность как средство выражения этнической идентичности и формирования межэтнической толерантности учащейся молодежи. Автореферат диссертации ... кандидата психологических наук. Москва: МГПУ, 2007.
2. Карасик В.И. О категориях лингвокультурологии. Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности: сборник научных трудов. Волгоград: «Перемена», 2001: 3 - 16.
3. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. Москва: Издательство ЛКИ, 2010.
References
1. Borisov R.V. Yazykovaya kompetentnost' kak sredstvo vyrazheniya 'etnicheskoj identichnosti i formirovaniya mezh'etnicheskoj tolerantnosti uchaschejsya molodezhi. Avtoreferat dissertacii ... kandidata psihologicheskih nauk. Moskva: MGPU, 2007.
2. Karasik V.I. O kategoriyah lingvokul'turologii. Yazykovaya lichnost': problemy kommunikativnoj deyatel'nosti: sbornik nauchnyh trudov. Volgograd: «Peremena», 2001: 3 - 16.
3. Karaulov Yu.N. Russkijyazykiyazykovaya lichnost'. Moskva: Izdatel'stvo LKI, 2010.
Статья поступила в редакцию 16.10.17
УДК 80
Titaeva T.G., researcher, chief curator of the foundation "The literary memorial museum of F.M. Dostoevsky (Semey, Kazakhstan),
E-mail: [email protected]
ICONS AND ORTHODOX LITERATURE IN THE FUNDS OF THE MUSEUM. The article is dedicated to one of the most topical themes of today: the spiritual and moral problems of the society. It is necessary to pay close attention to the issue of Orthodox education of people. In this article, an attempt is made to trace the main stages in the spiritual development of F.M. Dostoevsky. The author gives a brief description of his Orthodox upbringing. The main part of the work contains an analysis of some moments of Dostoevsky's biography, supplemented with quotations. Considerable attention is paid to the fact that the study of the great novels of Dostoevsky was done by well-known philosophers-theologians of the 19th and 20th centuries. The article also discusses the importance of availability and variety of museum exhibits in the museum's fund. Available books, icons and other items of Orthodox paraphernalia help employees convey to the readers the specifics of the writer's worldview. The main goal of the article is to draw readers' attention to the work of one of the most profound researchers of the "caches of the human soul", as recognized by Dostoevsky.
Key words: Dostoevsky, spiritual formation, upbringing, Orthodoxy, icons.
Т.Г. Титаева, научный работник, главный хранитель фонда литературно мемориального музея Ф.М. Достоевского,
г. Семей (Казахстан), E-mail: [email protected]
ИКОНЫ И ПРАВОСЛАВНАЯ ЛИТЕРАТУРА В ФОНДАХ МУЗЕЯ
Статья посвящена одной из самых актуальных на сегодняшний день тем: это духовно-нравственные проблемы общества. В наше время необходимо уделять самое пристальное внимание вопросу православного воспитания человека. В данной статье предпринята попытка проследить основные этапы духовного становления писателя. Автор даёт краткую характеристику его православного воспитания. Основная часть работы содержит анализ некоторых моментов биографии Достоевского, дополненный цитатами. Значительное внимание уделяется тому, что исследованием великих романов Достоевского занимались известные философы - богословы 19-го и 20-го века. Также в статье рассматривается вопрос о том, насколько важным является наличие и разнообразие музейных экспонатов в фонде музея. Имеющиеся книги, иконы и другие предметы православной атрибутики помогают сотрудникам донести до посетителей особенности мировоззрения писателя. Главной целью статьи является стремление привлечь внимание читателей к творчеству одного из самых глубоких исследователей «тайников человеческой души», каким признан Достоевский.
Ключевые слова: Достоевский, духовное становление, воспитание, православие, иконы.
Наверное, не найдётся сегодня читающего православного человека, душа которого не замирала бы при прочтении удивительного стихотворения, которое называется «Русская культура». Сейчас на страницах Интернета мы находим информацию о том, что его написал Евгений Вадимов и что имеется посвящение Ольге Матвеевне Заметновой [1] , а к нам в музей текст попал случайно лет 7 тому назад, был переписан от руки и даже имел несколько вариантов, немного отличавшихся от стихотворения из сети. Автор не был обозначен, но исходя из текста, можно было предположить, что его написал самый обыкновенный русский человек, скорее всего, дворянского происхождения, который проживал до революции 1917 года в Петербурге или Москве. Видимо, человек этот был эмигрантом первой волны, воспитанный в православной культурной традиции. Оказавшись на чужбине и страдая не только материально, но и в первую очередь от окружающей его бездуховности, он многое понимает из того, о чём раньше в своей обыденной благоустроенной жизни не задумывался.
Мы видим, что стихотворение наполнено тоской по потерянной Родине, любовью к русской культуре и гордостью за неё, и в нём отчетливо выражено православное миропонимание этого человека, воспитанного именно этой русской культурой, и его национальное самосознание.
Русская культура - это наша детская с трепетной лампадою, с мамой дорогой. Русская культура - это молодецкая тройка с колокольчиком, с расписной дугой.
Русская культура - это сказки нянины -песни колыбельные, грустные до слёз, Русская культура - это разрумяненный в рукавицах, валенках Дедушка Мороз. Русская культура - это дали Невского в серо-белом сумраке северных ночей, Это радость Пушкина, горечь Достоевского и стихов Жуковского радостный ручей. Русская культура - это вязь кириллицы -На заздравной чарочке яровских цыган, Жемчуг на кокошнике у простой кормилицы, при чеканном поясе - кучерский кафтан... Русская культура - это кисть Маковского, мрамор Антокольского, Лермонтов и Даль, Терема и маковки, звон Кремля Московского, музыка Чайковского - сладкая печаль. Русская культура - это то, чем славится со времён Владимира наш народ большой: Это наша женщина, русская красавица, это наша девушка с чистою душой!.. Русская культура - это жизнь убогая с вечными надеждами, с замками во сне, русская культура - это очень многое, что не обретается ни в одной стране.
Важнейшим качеством русской словесности является её православное миропонимание, её религиозный характер ото-
бражения реальности. Религиозность литературы проявляется в особом способе воззрения человека на окружающий мир.
Действие Промысла Божия всегда направлено во спасение человеческой души для вечной жизни с Богом. Думается, что все мы согласны с категоричным утверждением профессора Московской духовной Академии М.М. Дунаева (1945 - 2008): «Без Православия Достоевского понять невозможно». К осознанной, глубокой, сердечной вере в Бога писатель шёл всю свою жизнь тем же путём, которым из поколения в поколение проходят миллионы людей. Это путь падений в грех и восстания из греха.
В семье Достоевских религиозное чувство развивалось вполне естественно. Крестили Фёдора 4 ноября 1821 года в Москве, в церкви святых апостолов Петра и Павла. Будучи крещён в Православной вере, он с первых дней своей жизни, вместе с другими братьями и сестрами, видел иконы, перед которыми горели лампадки, слышал молитвы матери, бывал вместе с родителями в Троице-Сергиевой лавре.
«Родители наши были люди весьма религиозные, в особенности маменька. Всякое воскресенье и большой праздник мы обязательно ходили в церковь к обедне, а накануне - ко всенощной» [2, с. 50].
Эти детские посещения церквей, чтение Библии, Евангелия, житий святых, исповедь, причащение Святых Тайн, отразились на поздних воспоминаниях Достоевского и, конечно же, в его творчестве. Церкви дороги были ему, прежде всего тем, что в них происходило, поэтому так важно внесенное им в 6-ю книгу «Братьев Карамазовы»» описание впечатлений восьмилетнего мальчика:
« ...Из дома родительского вынес я лишь драгоценные воспоминания, ибо нет драгоценнее воспоминаний у человека, как от первого детства его в доме родительском, и это почти всегда так, если даже в семействе хоть только чуть-чуть любовь да союз. Да и от самого дурного семейства могут сохраниться воспоминания драгоценные, если только сама душа твоя способна искать драгоценное. <...> Помню, как в первый раз постигло меня проникновение духовное, еще восьми лет отроду. Повела матушка меня во храм Господень, в страстную неделю в понедельник к обедне. День был ясный, и я, вспоминая теперь, точно вижу вновь, как возносился из кадила фимиам и тихо восходил вверх, а сверху, в куполе, в узенькое окошечко, так и льются на нас в церковь Божьи лучи, и, восходя к ним волнами, как бы таял в них фимиам. Смотрел я умиленно, и в первый раз от роду принял я тогда в душу первое семя слова Божия осмысленно» [3, с. 313 - 314].
Период начала самостоятельной жизни и литературной деятельности молодого писателя был наполнен постижением всех противоречий между нравственными устремлениями личности и сложившимся общественным строем. Причём, по убеждению В.С. Соловьева: «.Если бы социальная неправда осталась для Достоевского только темой повести или романа, то и он сам остался бы только литератором и не достиг бы своего особого значения в жизни русского общества. Но для Достоевского содержание его повести было вместе с тем жизненной задачей. Он сразу поставил вопрос на нравственную и практическую почву. Увидев и осудив то, что делается на свете, он спросил: что же должно сделать?
Прежде всего, представилось простое и ясное решение: лучшие люди, видящие на других и на себе чувствующие общественную неправду, должны, соединившись, восстать против неё и пересоздать общество по-своему». [4 с. 37 - 38].
От сознания своего участия в благих и великих делах у любого молодого человека может закружиться голова, и Достоевский не сумел трезво оценить идеи утопического социализма, наивно полагая, что именно изменение внешних условий жизни позволит осчастливить людей. Лукавый всегда отвлекает человека от внутренней духовной жизни, от Бога, указывая на якобы враждебных людей и препятствующие «счастью» обстоятельства. Спасение же души человека, по словам Спасителя, осуществляется любовью к Богу и любовью к ближнему. «Кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» [5; 1 Ио, 4, 20 с. 396].
«Не желая смерти грешника, но чтобы обратился к Богу и спасён был», Господь создал для Достоевского ситуацию ареста, тюремного заключения, смертного приговора, каторги и ссылки. Бог не по силам человеку испытаний не даёт. Он посылает только то, что человек может перенести. Бог любит нас больше, чем мы сами любим себя. Мы своим неразумением себя губим, а Он
нас спасает. Так приходит к писателю понимание того, что нельзя замыкаться на своих страданиях, ведь всегда рядом есть тот, кто страдает ещё больше и нуждается в нашей помощи. «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» [5; Ап. Пав. 6, 2, с. 500].
Сам Фёдор Михайлович рассказывал Вс. С. Соловьеву: «... мне тогда судьба помогла, меня спасла каторга. совсем новым человеком сделался.. И только что было решено, так сейчас все мои муки и кончились, еще во время следствия. Когда я очутился в крепости, я думал, что тут мне и конец, думал, что трех дней не выдержу, и - вдруг совсем успокоился. Ведь я там что делал?.. я писал «Маленького героя» - прочтите, разве в нем видно озлобление, муки? Мне снились тихие, хорошие, добрые сны, а потом чем дальше, тем было лучше. О! это большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! Говорят: ужас, озлобление, о законности какого-то озлобления говорят! ужаснейший вздор! Я только там и жил здоровой, счастливой жизнью, я там себя понял, голубчик. Христа понял. русского человека понял и почувствовал, что я и сам русский, что я один из русского народа. Все мои самые лучшие мысли приходили тогда в голову, теперь они только возвращаются, да и то не так ясно. Ах, если бы вас на каторгу!» [6; с. 212].
В Дневнике писателя за февраль 1876г. опубликован рассказ Достоевского «Мужик Марей». Это воспоминание о том, что случилось с ним в детстве, в имении родителей, когда маленький Федя забрался за прутиком в густой кустарник, и вдруг ему послышалось «волк бежит». Испуганный мальчик бросился искать защиты у мужика, работавшего на поле, и тот, успокаивая ребёнка, гладит его рукой. Во взгляде мужика по имени Марей отразилась глубина и красота его души, что запомнилось Достоевскому на всю жизнь, и это воспоминание очень пригодилось ему, когда он находился на каторге. В праздничные дни Святой Пасхи каторжане перепились и вели себя до того отвратительно, что невозможно было находиться рядом с ними. В какой-то момент Фёдор Михайлович почувствовал, что в душе его разгорается сильнейше злобное чувство к этим преступникам, но, воспоминание о собственном детском страхе и ласковой доброте простого крепостного мужика, спасло Достоевского. Он пишет: «И вот, когда я сошёл с нар и огляделся кругом, помню, я вдруг почувствовал, что могу смотреть на этих несчастных совсем другим взглядом и что вдруг, каким-то чудом, исчезла совсем всякая ненависть и злоба в сердце моём. Я пошёл, вглядываясь в встречавшиеся лица. Этот обритый и шельмованный мужик, с клеймами на лице и хмельной, орущий свою пьяную сиплую песню, ведь это тоже, может быть, тот же самый Марей: ведь я же не могу заглянуть в его сердце» [ 7; с.150].
Таким образом, мы видим результаты заботы Господа о душе Достоевского. И арест, и каторга, и дальнейшая ссылка стали для него спасительными: душа обратилась к Богу, смирилась перед Создателем, любящим Своё создание. Именно отсюда возрастание сил духовных в слабом болезненном теле, данное Фёдору Михайловичу Богом для выполнения задачи, которая поставлена перед человеком - спасение своей души для жизни вечной и содействие спасению душ окружающих людей. Достоевский понимает, что, обладая даром слова, он должен разъяснять и убеждать своих читателей о пагубном воздействии тёмных сил, постоянно толкающих человека на бунт и отрицание Божественного Закона. Отсюда - Великое Пятикнижие Ф.М. Достоевского, «Дневник писателя», его речи, письма и высказывания.
Летом 1878 года состоялось одно из важнейших событий духовной жизни писателя - поездка в Оптину Пустынь. Вызванная личной трагедией смерти трёхлетнего сына Алёши, эта поездка во многом определила творческие идеи и характер романа Достоевского «Братья Карамазовы».
Знакомство с Оптинским старцем Амвросием, живым воплощением русской святости, хранителем образа Христова, носителем народной правды, подвело итог многолетним духовным и творческим исканиям писателя.
В экспозиции и фондах литературно-мемориального музея Ф.М. Достоевского города Семей собраны религиозная литература, иконы, некоторые предметы церковной утвари, без которых невозможно представить себе в полной мере творчество Фёдора Михайловича.
В экспозиционном зале музея, в разделе «Достоевский в Семипалатинске» размещен список с иконы «Знамение» Семи-палатинско-Абалацкая икона Божьей Матери. (День памяти 10 декабря). Оригинал этого замечательного произведения искус-
ства был утерян в тридцатые годы 20-го века. У православных христиан она особо почитается, считается чудотворной и с ней связано немало замечательных историй и легенд. Как известно, отбывая «семипалатинскую ссылку», Ф.М. Достоевский посещал Знаменский Собор, где находилась знаменитая икона.
Наиболее ценной из хранящихся в музейных фондах является икона Божьей Матери «Владимирская», а точнее - ее копия 19 века. Согласно преданию, подлинник её был написан еще при жизни Пресвятой Богородицы евангелистом Лукой. Основой иконы стала доска стола, за которым совершало трапезу святое семейство. Специальный список с неё был послан в дар великому князю Киевскому Юрию Долгорукому, сын которого Андрей оставил её во Владимире по велению явившейся к нему самой Царицы Небесной. Впоследствии изображение иконы разошлось по просторам необъятной империи. Лик Владимирской Божьей Матери можно увидеть в мемориальной квартире писателя. Это небольшая комнатная икона с изображением Богоматери с младенцем в иконографическом типе «Умиление». Оклад иконы шитый золотыми и серебряными нитями. По краю оклада икона украшена черно-белым бисером.
«Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа» СПб, 1877 г. Как видим, книга издана еще при жизни писателя Достоевского. Так же, как и икона Божьей Матери «Владимирская», книга была приобретена у ленинградского коллекционера Л.К. Гринберга в 1988 году.
Следующее интересное издание - это «Святое Евангелие» на славянском и русском языках. СПб, 1913 г., примечательное еще и тем, что на его переплете выполнена надпись «С-Петер-бургская Городская Дума окончившим учение в начальных училищах 30 мая 1913 года». Книгу приобрели в 1988 году в «Ленк-ниге».
«Утешение в скорби и болезни» Евсевия, Архиепископа Мо-гилевского СПб, 1879 г. Книга получена в 1990 году из антикварного отдела московского Дома книги. Издание состоит из писем, и размышлений о том, что Господь испытывает человека, посылая ему скорби и болезни. «Ищите и, приобретая, храните чистоту сердца. Удаляйтесь всего, что может омрачить вашу мысль, чувство и желание. Берегите око сердца вашего, чтобы оно всегда было способно видеть Бога, и внутри себя, в благодатных озарениях, и в делах внешней природы, всегда сохраняемой и управляемой силою промысла Божия» (10, с. 121).
«Полное собрание проповеднических трудов Преосвященного Макария, архиепископа Томского и Алтайского, за все время его служения в архиерейском сане (1884 - 1910 гг.) Томск, 1910 г. Знакомство с этой книгой, состоящей из слов, бесед, поучений и наставлений, несомненно, принесет немало пользы и современному читателю.
«Псалтирь» 1645 года издания являет собой образец полиграфического искусства того времени. Книга заключена в переплёт из деревянных дощечек, обтянутых кожей; сохранились две металлические пряжки для кожаных ремешков. Эту редкую книгу приобрели в 1986 году в антикварном отделе Московского Дома книги.
«Богослужебные Минеи» за июль месяц, предположительно П пол. 19 века. Большой интерес вызывает штамп Семипалатинской Александро-Невской церкви Омской Епархии, проставленный на 28 странице книги.
Большую популярность у всех православных имеют «Че-тьи-Минеи». Минеи-Четьи Митрополита Макария - это книжный свод из 12 томов, составляющий годовой «круг чтения» на каждый день. Каждая из 12-и Миней содержит материал на один из месяцев. По замыслу организатора этого книжного свода Мака-
Библиографический список
рия, 12 фолиантов огромного объема и размера должны были вобрать «все книги четьи», читаемые на Руси. Этой своей работой Макарий подвел итоги русской духовности с древнейших времен до 16 века.
В фонде хранится Книга Иова в русском переводе с объяснениями, 1860 года издания, Деяния и Послания святых Апостолов на славянском и русском наречии с указанием чтений на весь год, и многие другие издания.
В экспозиционном зале, у витрины, рассказывающей о романе «Братья Карамазовы», находится настольное распятие -восьмиконечный православный крест. Некогда оно принадлежало семье Максимчук, проживавшей в Семипалатинске. В 1973 году его подарил музею их опекун-наследник А.И. Скиндер. Деревянный крест облицован пластинками из кварца или перламутра. Подобные распятия ставятся в храмах на специальные столики рядом с подставкой для свечей. Перед ними обычно совершаются панихиды и другие заупокойные богослужения. Распятие как бы символизирует высокую трагичность романа, подчеркивает бренность земного бытия.
Главной книгой для христианина Достоевского, конечно же, было Евангелие. Только его позволялось читать омскому каторжнику, и Фёдор Михайлович не расставался с этою святою книгою (подаренной ему женами декабристов), все четыре года пребывания в каторжных работах. Незадолго до кончины, томик своего Евангелия он просит передать сыну Фёдору.
В докладе профессора Московской Духовной академии Алексея Ильича Осипова к 175-летию Ф.М. Достоевского, читаем:
«Маленькая книга» - Евангелие - открыла ему тайну человека, открыла, что человек - это не обезьяна и не ангел святой, но тот образ Божий, который хотя по своей богозданной природе добр, чист, прекрасен, однако в силу грехопадения человека глубоко исказился, в результате чего на земле его сердца стали произрастать «терние и волчцы». Таким образом, в падшем человеке, природа которого теперь называется естественной, одновременно присутствуют и семена добра и плевелы зла. В чём же спасение человека по Евангелию? В опытном познании глубокой поврежденности своей природы, личной неспособности искоренения этого зла и через то - действенное признание необходимости Христа как единственного своего Спасителя, то есть живая вера в Него. Сама эта вера возникает в человеке лишь через искреннее и постоянное побуждение себя к совершению евангельского добра и борьбу с грехом, открывающую ему его реальное бессилие и смиряющую его.
Величайшая заслуга Достоевского в том и состоит, что он не только познал свое падение, смирился и пришел через труднейшую борьбу к истинной вере во Христа, как и сам говорил: «Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла», - но и в том, что в необычно яркой, сильной, глубокой художественной форме раскрыл миру этот путь души. Достоевский как бы еще раз благовествовал миру христианство, и так, как, по-видимому, никто из светских писателей еще ни до, ни после него не сделал». <...>
Замечательны последние минуты жизни Достоевского, раскрывающие нам духовное устроение автора бессмертных творений. «В 11 часов горловое кровотечение повторилось. Больной почувствовал необыкновенную слабость. Он позвал детей, взял их за руки и попросил жену прочесть притчу о блудном сыне». Это было последнее покаяние, увенчавшее далеко не простую жизнь Фёдора Михайловича и показавшее верность духа его творений «маленькой книге» - Евангелию» [ 8 ].
1. Вадимов Е. Русская культура. Available at: http://www.russianresources.lt/archive/Vadimov/Vad_01.html
2. Достоевский А.М. Воспоминания. Москва: Аграф, 1999.
3. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Москва: «Худож. лит.», 1973.
4. О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли. Москва: Книга, 1990.
5. Новый Завет Господа Нашего Иисуса Христа и Псалтирь. Санкт-Петербург, 1890.
6. Соловьев В.С. Воспоминания о Ф.М. Достоевском. Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников в двух томах, том второй. Москва: «Худож. лит.», 1990.
7. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. Санкт-Петербург: Лениздат, 1999.
References
1. Vadimov E. Russkaya kul'tura. Available at: http://www.russianresources.lt/archive/Vadimov/Vad_01.html
2. Dostoevskij A.M. Vospominaniya. Moskva: Agraf, 1999.
3. Dostoevskij F.M. Brat'ya Karamazovy. Moskva: «Hudozh. lit.», 1973.
4. O Dostoevskom: Tvorchestvo Dostoevskogo vrusskojmysli. Moskva: Kniga, 1990.
5. Novyj Zavet Gospoda Nashego Iisusa Hrista i Psaltir'. Sankt-Peterburg, 1890.
6. Solov'ev V.S. Vospominaniya o F.M. Dostoevskom. F.M. Dostoevskij v vospominaniyah sovremennikov v dvuh tomah, tom vtoroj. Moskva: «Hudozh. lit.», 1990.
7. Dostoevskij F.M. Dnevnikpisatelya. Sankt-Peterburg: Lenizdat, 1999.
Статья поступила в редакцию 20.10.17
УДК 82.09
Tikhomirov B.N., Doctor of Sciences (Philology), Deputy Director of Academic Affairs, F.M. Dostoevsky Literary-Memorial
Museum (St. Petersburg, Russia), E-mail: [email protected]
THE FABLE "LIVED A COCKROACH IN THE WORLD..." OF CAPITAN KARTUZOV'S / LEBYADKIN'S (THE CONTEXTS OF INTERPRETING). The article analyzes the poem "Cockroach" written by a character of F. M. Dostoevsky's novel "The Possessed", captain Lebyadkin. A methodological innovation is the use of preparatory materials for the unrealized plan of the writer in 1869-1870 "Kartuzov". The poet Kartuzov was the first "author" of "Cockroach", which subsequently entered the novel. Interpreting the fable in a different subject-thematic context provides new clues for understanding its existential problems. Specifically, of utmost importance is the revealing of a hidden citation by Kartuzov / Lebyadkin of E. Guber's poem "The Man". In the intertextual field, surrounding Leb-yadkin's image in "The Possessed", Guber's context is polemically intertwined with that of Derzhavin (an ode titled "God") generating in the fable the meanings that allow to perceive it as a statement of a poet-scandalist in the argument about a man and the godly and bestial in him.
Key words: Dostoevsky, "The Possessed", "Cockroach", fable, interpreting, literary contexts.
Б.Н. Тихомиров, д-р филол. наук, зам. дир. по научной работе Литературно-мемориального музея Ф.М. Достоевского,
г. Санкт-Петербург, Е-mail: [email protected]
БАСНЯ КАПИТАНА КАРТУЗОВА / ЛЕБЯДКИНА
«ЖИЛ НА СВЕТЕ ТАРАКАН...» (КОНТЕКСТЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ)
В статье анализируется стихотворение «Таракан», написанное персонажем романа Ф. М. Достоевского «Бесы» капитаном Лебядкиным. Методологической новацией является привлечение для интерпретации этого текста подготовительных материалов к неосуществленному замыслу писателя 1869-1870 гг. «Картузов». Поэт Картузов был первым «автором» басни «Таракан», которая затем перешла в роман «Бесы». Прочтение басни в ином сюжетно-тематическом контексте дает новые ключи для осмысления её экзистенциальной проблематики. В частности, исключительно важной оказывается выявление скрытой цитации Картузовым / Лебядкиным стихотворения Э. Губера «Человек». В интертекстуальном поле, окружающем образ Лебядкина в «Бесах», губеровский контекст полемически скрещивается с державинским (ода «Бог»), генерируя в басне смыслы, позволяющие воспринимать её как реплику поэта-скандалиста в споре о человеке, о божественном и бестиаль-ном в нем.
Ключевые слова: Достоевский, «Бесы», басня «Таракан», интерпретация, литературные контексты.
Экстравагантные и шокирующие окружающих поэтические творения пьяницы и скандалиста капитана Лебядкина помнят, наверное, все читавшие романа Ф.М. Достоевского «Бесы». Но далеко не все, даже специалисты, не говоря уже об обычных читателях знают о том, что большинство стихотворных опусов этого персонажа («Жил на свете таракан.», «Краса красот сломала член.» и др.) первоначально создавались писателем в рамках иного замысла - повести «Картузов».
Заглавный герой повести капитан Картузов - совершенно особенный персонаж даже в ряду необычных героев Достоевского. Он одновременно рыцарь, самозабвенно служащий Прекрасной Даме, поэт и юродивый; причем эти ипостаси очень сложно совмещаются в зыбком единстве его личности: там, где он рыцарь, - он отнюдь не поэт, а там, где поэт, - вовсе не рыцарь. Эти начала настолько конфликтно сосуществуют в нем, что угрожают расколом личности героя, позволяют диагностировать симптоматику развивающегося двойничества.
Картузов - новый Дон-Кихот - обоготворяет заурядную светскую барышню, курортную амазонку-наездницу Елизавету Кармазину, поставляя ее на недосягаемую высоту. Он не только «настаивает, что она идеал и бесконечностию выше его» [1; т. 11, с. 57. Здесь и далее курсивные выделения в цитатах принадлежат Достоевскому (или другому цитируемому автору), полужирные - мне], но и дорожит этой бесконечностью как необходимым атрибутом существования идеала.
Однако отношения его к героине изначально двойственны. В жизни он рыцарски служит своей Прекрасной Даме. «Это даже, собственно, не влюбленность и не любовь, а только необходимое и неминуемое обожание, - пишет Достоевский. - Началось оно с дамского седла, буквально, и через седло (т. е. через красивость) прямо приписаны ей Картузовым все совершенства, нравственные и физические, до высочайшего идеала; но в этих совершенствах идеала, раз приписав их ей, Картузов не только не сомневается, не только не может сомневаться, но не может даже и подумать и допустить хоть краешек мысли о сомнении!» [там же, с. 55]. В жизни для него невозможно даже мысленно
приблизиться к этому недосягаемому идеалу (отправной точкой восхождения к которому парадоксально стало «седло», на котором восседала юная амазонка-наездница). В поэзии же (не менее парадоксально представляющейся герою специфической, «виртуальной» сферой, в которой «позволительно» то, что табу-ировано, запретно для него в жизни) Картузов изживает свои чувства к героине как земной женщине, мечтая изведать «брачные наслаждения» [там же, с. 39, 43].
Жизнь и поэзия для него долгое время две параллельные реальности. Но когда героиня ломает ногу, которую ей ампутируют (одна из ключевых гротескных перипетий сюжета), после чего её жених, Граф, отказывается от своей невесты, Картузов не только пишет, но и отправляет ей стихотворное послание «Краса красот сломала член.», заканчивающееся такими строчками: Позвольте же любовь излить, Принять извольте предложение, Чтоб в браке вместе потерянный член забыть, А с другим изведать законное наслаждение [там же, с. 39]. От провозглашенного Картузовым - в действительной жизни! - иерархического принципа: «она идеал и бесконечностию выше его» - здесь - в стихах! - ровно ничего не осталось. Условно говоря Дульсинея, превратилась в Альдонсу.
После определенных колебаний безногая героиня, передвигающаяся теперь на «деревяшке», призывает Картузова для обсуждения матримониальных планов, и тут он трагически осознает, что его небесный идеал рухнул, больше того - разрушен им самим. Герой клеймит себя «подлецом», за то, «что воспользовался колченогим положением и осмелился подумать, что стал <.> равен» своему кумиру [там же, с. 51], и, как точно сформулировал К. В. Мочульский, совершил «преступление против „святыни"» [2, с. 559]. Изначально юродивый, Картузов переживает произошедшее как духовную катастрофу и окончательно сходит с ума от невыносимого переживания краха своего идеала и собственной вины за это. Басню «Таракан», судя по всему, он пишет уже в безумии, в сумасшедшем доме, за несколько дней до смерти.