CC BY
27© Барсова И. А., 2017
УДК 78.071
ИГОРЬ ВЛАДИМИРОВИЧ СПОСОБИН
Статья посвящена выдающемуся музыканту и ученому И. В. Способи-ну, деятельность которого стала важной вехой развития отечественной музыкальной науки. В основе данной статьи — текст для радиопередачи, вышедшей 7 ноября 2017 года на радиостанции «Орфей».
Ключевые слова: И. В. Способин, педагог, теория музыки, гармония, композиция
Каждый, кто пятьдесят лет назад или в наши дни начинал профессионально заниматься музыкой, не может не знать имени Игоря Владимировича Способина. Этот выдающийся музыковед-ученый, теоретик был многоопытным педагогом, автором самых популярных учебников по элементарной теории музыки и по гармонии.
Наиболее значительным среди них стал так называемый «бригадный учебник», написанный в соавторстве с И. И. Дубовским, С. Е. Евсеевым и В. В. Соколовым.
Ровесник века (он родился в 1900 году), Способин окончил Московскую консерваторию в 1927 году как музыковед. Он писал свою дипломную работу о сонатах Бетховена в классе Георгия Эдуардовича Конюса — создателя ме-тротектонического метода анализа.
В то же время он учился композиции. Его руководителем стал Рейнгольд Морицевич Гли-эр. Одновременно со Способиным обучались такие радикально мыслящие композиторы, как Александр Мосолов, Леонид Половинкин, Лев Книппер.
Впервые я увидела Игоря Владимировича на уроках гармонии в годы войны, когда в 1943 году вернулась в Москву из эвакуации. Тогда я поступила в музыкальное училище — оно в просторечьи называлось «Мерзляковским училищем» (по имени переулка, в котором находилось). Сегодня это — Академический музыкальный колледж при Московской консерватории.
Внешность Способина поразила меня: крупная фигура, неспешные движения, бритая голова, но, главное, — доброжелательный, заинтересованный и светлый взгляд. Это было так важно в те суровые времена! С тех пор и до самой его смерти в 1954 году вся моя жизнь была связана с этим замечательным музыкантом. Его любовь к русской музыке, сквозившая в его музыкальных анализах, была столь зарази-
тельна, что позже, когда мы проходили все это по Истории русской музыки, я знала наизусть множество страниц симфонических сочинений.
В консерватории на первых курсах я проходила под его руководством полный курс гармонии, а затем поступила к нему в специальный класс для написания дипломной работы, а затем кандидатской диссертации.
Долгое время я не знала о том, что он сочиняет музыку. Для меня, да и для многих, в то время он был замечательным педагогом по гармонии — так сказать «чистым» теоретиком.
Он действительно был для нас Учителем с большой буквы.
Дирижер Николай Малько однажды написал о Лядове: «В России каждый крупный музыкант учит, и это считается нравственным долгом — надо передавать традицию. Если крупные музыканты не учат, значит между ними и будущими музыкантами образуется пропасть, и она становится все глубже и опаснее» [1, с. 43].
Игорь Владимирович действительно любил учить — так много времени и сил он отдавал этому делу. Но Виссарион Яковлевич Шебалин — один из ведущих композиторов советского времени — имел на этот счет свое мнение. Однажды, вспоминая свою собственную преподавательскую нагрузку, он сказал: «Не хотелось "погрязнуть" в педагогике, дать ей заесть себя, как это случилось с моим старшим товарищем — И. В. Способиным, композитором, не лишенным дарования» [4].
Но, может быть, все не было так мрачно?
Если уж музыканту дан от природы подобный дар, то он — этот дар — подчиняет себе всю его музыкальную деятельность. Игорь Владимирович — выдающийся педагог-теоретик оставался композитором. И это определило всю его преподавательскую методику.
Он обладал композиторским типом мышления. И все музыковедческие дисциплины, — и гармония, и фуга, и форма — мыслились им как
№ 4 [46] 2017
разные стороны единои теории композиции, то есть искусства сочинять музыку.
ОдноИ из научных проблем, привлекавших Способина на всем протяжении его педа-гогическои деятельности в консерватории, стала сама история гармонии.
В 1940-е годы наряду с практическими занятиями он читал нам созданныи им специальный курс исторической эволюции гармонии, заканчивая его Скрябиным, Мясковским и Прокофьевым. Лекции ежегодно обновлялись. Я дважды прослушала этот курс. Нас интриговало то, что Игорь Владимирович в этих лекциях не касался ни композиторов Новой венской школы, ни Хиндемита.
Было ясно, что причина тому — не обычное «не успел», что также было правдой. Потому что на этот сложнейший курс отводился всего один семестр. Некоторый свет на это умолчание проливает запись Иосифа Яковлевича Рыж-кина: Н. Я. Мясковский говорил ему, что «развитие отечественной теории музыки, учение о ладе и гармонии во многом оградило его творчество от воздействия атональной системы» [3, с. 148]. В ней — атональной системе — виделась ему тогда опасность для естественного развития музыки. Это высказывание Мясковского относится как раз к середине 1940-х годов, когда Способин читал свои лекции.
Между тем с первого же десятилетия нового века теоретическая мысль в России необыкновенно оживилась. Появились научные трактаты, выдвигавшие оригинальные новаторские теории о сущности лада и ритма.
Их авторы — выдающиеся музыканты: Болеслав Яворский, Георгий Катуар, Георгий Конюс, а также Юрий Николаевич Тюлин, Николай Александрович Гарбузов. Труды Яворского открыли перспективу для исследования бесчисленного количества ладовых разновидностей.
Игорь Владимирович не без юмора рассказывал нам о том, что в 1920-1930-е годы не было уважающего себя композитора, который не изобрел бы собственной оригинальной ладовой системы, уводящей от «общеобязательного» мажоро-минора.
Сам же он в своей педагогической методике развивал традиции русской композиторской школы — Чайковского, Танеева, Римского-Корсакова (хотя не оставил без внимания и труды немецкого музыковеда Гуго Римана). При этом Способин
по-новому осмыслил множество гармонических явлений, составивших истинное своеобразие русской музыки второй половины XIX века.
В 1945 году Игорь Владимирович закончил свой новый учебник «Музыкальная форма», изданный в 1947 году. Высокую оценку дал ему Мясковский. Он писал: это «в сущности, на русском языке первый по полноте охвата вопроса самостоятельный учебник музыкальных форм».
Сосредоточенность на имманентных свойствах самого предмета — музыкальной формы — стала причиной обвинений партийными властями Игоря Владимировича в «формализме»; в 1948 году он стал жертвой «антиформалистической» кампании. В Московской консерватории она сопровождалась унизительной публичной «проработкой», на которую для устрашения сгонялись студенты. Ожидаемого от Игоря Владимировича покаяния не последовало. Однако его здоровью был нанесен непоправимый урон.
В этой нездоровой обстановке студенту нужно было выбрать тему дипломной работы, на написание которой отводилось два года. На исследование современной — то есть априори формалистической — музыки был наложен запрет. Виктору Ванслову — ученику Способина, — пришлось сменить тему. Это было практически уже готовое исследование о гармонии ХХ века. В качестве дипломной работы он защищал написанную раньше курсовую работу о поэмах Листа. «Безопасными» считались исследования о Бетховене, Чайковском и других классиков, но ведь о них, — полагали мы, — все уже было написано.
Игорь Владимирович прекрасно понимал ситуацию. Он не мог обрекать своих студентов на погром, предлагая им какую-либо «рискованную» тему. Да ее бы и не утвердили. После долгих размышлений мы с ним выбрали симфонии Антонина Дворжака, о которых действительно еще ничего не было написано, а музыка была, как оказалось, хорошая. Я учила чешский язык и, в конце концов, защитила дипломный проект.
Аналогичные проблемы возникли и с выбором темы для кандидатской диссертации. Дело осложнялось тем, что я не имела склонности работать над исследованием, посвященным исключительно проблемам гармонии и лада. Меня интересовало формообразование в жанре симфонии. С этой точки зрения еще не рассматривались симфонии Александра Скрябина. Однако имя Скрябина также попало в число запретных из-за его сочинений позднего периода!, ко-
торые расценивались как проявление «ложного модернизма». Игорь Владимирович предложил неожиданный поворот темы: «Традиции русского классического симфонизма в ранних симфониях Скрябина» — то есть Первой, Второй и Третьей, не включая «Поэму экстаза». Тему утвердили, однако наше лукавство не увенчалось успехом: моя диссертация не сложилась!.. Лет через 10 мне посчастливилось обратиться к творчеству Густава Малера. И тогда все получилось — и книга, и диссертация.
Я хотела бы закончить свой рассказ об Игоре Владимировиче воспоминанием о его стиле преподавания.
Это было удивительное сочетание теории и самой музыки.
Для успешного разрешения этой задачи у студентов должно быть развито высокое чувство профессиональной ответственности перед музыкой. Способин не выносил не только халтуры, но и невнимательности.
Сформулированное им однажды правило должно быть усвоено! В ином случае раздавался яростный шепот: «Я же говорил это в прошлый раз!»
Говорят, в гневе он был страшен. Иногда же заменял «порку» милостивым: «Считайте, что я вас отругал!» Он был скуп на пятерки, в отличие от Виктора Осиповича Беркова, который в своем классе щедро рассыпал эту оценку. Но мы знали цену этим разным пятеркам. В основе строгости И. В. Способина лежало желание воспитать в учениках уважение в своей профессии.
Но по сути своей он хотел своим студентам добра. Я помню, как еще в училище он давал мне частных учеников, помогая подзаработать немного денег.
Решать воспитательные задачи Игорю Владимировичу помогало блестящее чувство юмора. Я не буду приводить здесь классические образцы его юмористических шедевров. Закончу лишь его стихотворением, зафиксированным нижегородским профессором Владимиром Михайловичем Цендровским.
Высмеивая догматически мыслящих музыковедов, не расстающихся с устаревшими концепциями, Игорь Владимирович написал «Эпитафию на могилу теоретика». Ее последняя строфа гласит [5]:
«Спокойно спи, потомки гордо
Поднимут стяг квартсекстаккорда
И пронесут твое ученье Через века без измененья».
Литература
1. Малько Н. А. Воспоминания. Лядов // Малько. Н. А. Воспоминания. Статьи. Письма. М.: Музыка, 1972. 383 с.
2. Синьковская Н., Мюллер Т. И. В. Способин в Московской консерватории // И. В. Способин. Музыкант, педагог, ученый: сборник статей / под ред. В. Беркова. М.: Музыка, 1967. С. 217-218.
3. Рыжкин И. Советское теоретическое музыкознание // Вопросы теории и эстетики музыки. Вып. 6-7. Л.: Музгиз, 1967. С. 147-163.
4. Шебалин В. Я. Воспоминания // Виссарион Яковлевич Шебалин. Литературное наследие. Воспоминания. Переписка. Статьи. Выступления. М.: Советский композитор, 1975.
5. Цендровский В. М. Игорь Владимирович Способин и его деятельность в Нижегородской консерватории // Имена музыкальной эпохи. Нижний Новгород: Изд-во ННГК им. М. И. Глинки, 2007. С. 5-11.
Reference
1. Mal'ko, N. A. (1972), "Memories. Article. Letters", Vospominaniya. Stat'i. Pis'ma [Memories. Article. Letters], Muzyka, Moscow, Russia, 383 p.
2. Sin'kovskaya, N. and Myuller, T (1967), "I. V. Sposobin at the Moscow Conservatory", I. V. Sposobin. Muzykant, pedagog, uchonyy [I. V. Sposobin. Musician, teacher, scientist], Muzyka, Moscow, Russia, p. 217-218.
3. Ryzhkin, I. (1967), Soviet theoretical musicol-ogy, Voprosy teorii i estetiki muzyki [Questions of theory and aesthetics of music], vol. 6-7, Muzgiz, Leningrad, p. 147-163.
4. Shebalin, V. Ya. (1972), "Memories", Vissarion Yakovlevich Shebalin. Literaturnoye naslediye. Vospominaniya. Perepiska. Stat'i. Vystupleniya [Vissarion Yakovlevich Shebalin. The literary heritage. Memories. Correspondence. Article. Performances], Sovetskiy kompozitor, Moscow, Russia.
5. Tsendrovskiy, V. M. (2007), "Igor Vladi-mirovich Sposobin and his work in the Nizhny Novgorod Conservatory", Imena muzykal'noy epokhi [The names of the musical era], Publishing house NNGK im. M. I. Glinka, Nizhny Novgorod, Russia, p. 5-11.
